Поезд из Светанова

“Поезд из Светанова”

Повесть

                …Поезда уходят на Москву.
                От людского шума ль
                Иль от скопа ль
                Каждый день я чувствую
                Тоску.
                С. Есенин
Пролог

    Поезда из Светанова в реальности не существует. Никто не додумался построить железную дорогу из города, которого никогда не было до нас и вряд ли будет после.
    А как хочется проехать пассажиром путь длиною в ещё одну жизнь.
    Не обращая внимания на непременную оказию, при первом удобном случае подтверждающую, что этот путь по-прежнему ведёт в неизбежное никуда.
    В особенности если первая попытка путешествия на чьих-то закорках оказалась совсем неудачной, а во второй есть шанс хоть как-то наверстать упущенное.
    Так кто бы стал за это спорить?
    Дайте сначала посмотреть на такого чудака, чтобы потом его пожалеть.
    Он что не в себе? Тогда, если сказать коротко. Это клиника.
    Такое нечасто, но случается. Все делают вид, что не обращают на таких внимания.
    Уже радует , что случай не смертельный, но от этого ему ненамного легче.
    А если он в себе? То не ходи к гадалке, как досталось от ближайших собратьев по разуму?
    По полной программе и ничего уже не хочется? Самого золотого? Ни земного, ни любого другого?
    Так пусть отдохнёт, сердешный. Подумает, как и что? Если от обид на всё и вся вокруг не разучился это делать.
    Если разучился, то туда ему и дорога. Туда, неважно куда. Это уже не вылечивается.
    Данная метода, до поры до времени помалкивать, дожидаясь предоставления ещё одного шанса, проверена любителями парадоксов опытным путём на непреклонных ортодоксах.
    По жизни твёрдых и последовательных, как бетонная плита.
    Та самая, сорвавшаяся при подъёме на крышу небоскрёба и летящая на встречу с землёй.
    Перпендикулярно и неуклонно. Как закон, приказ, устав, наставление.
    При чём тут какой-то шанс?
    Это всё выдумки неисправимых фантазёров?
    Мечтательной улыбкой на устах,
    Уснуть и раствориться в небесах.
    Как красиво и возвышенно не рассуждай, а итог земных кувырканий не оригинален.
    Кого неизбежный расклад ни коснись. Даже самых непреклонных и деревянных.
    Предоставят ему ещё один шанс, так он захочет всего того же, что у него уже было.
    Главное, чтобы было всего поболе, чем у других.
    С единственной оговоркой. Больше сытого не съешь.
    У нас как заведено? Сначала никому ничего не надо. Зато потом, когда расчухают, вот уж здесь только давай.
    Хотя почему бы назло самому себе и не постараться?
    Ради спортивного интереса хотя бы? Понты-то нехилые. Космические дали.
    Пусть хотя бы на бумаге приколемся.
    Потешимся, повзбрыкиваем.
    И от этого будет хоть какая-то польза? Это ваще супер-пупер.
    Или хотя бы призрачный лучик надежды.
    Если кто сомневается в конечном результате, пусть успокоится. Дышит глубоко, сидит на стуле ровно.
    Будем считать, что от нечего делать.
    Назло всем доказываем, что не надежда умирает последней. Что же тогда?
    В наиболее оптимальном варианте, несмотря на раздраженность окружающих? Перекормленных обещаниями? Без конца повторяющих:
   - Вы что от меня хотите? Сколько можно впаривать?
    Ну вот пишите и читайте всё это сами. Да-да, именно то, что пишете.
    Я никому и ничего не должен.
    А если должен, то всем прощаю.
    Долги, между прочим, отдают только трусы? (Ударение в последнем слове на первый слог.)
    Если рассчитываете, что я у вас слабое звено, то заблуждаетесь.
    И вообще оставьте меня в покое. Всей этой вашей писанины мне только и не хватает. Для полного счастья.
    Не надо мне ничьих ответов на мои жизненные вопросы.
   Как всё это мило, несмотря на раздражение. Как захватывающе здорово, если одним словом, то по-нашему. Откровенненько.
    Зачем следовать традициям российской словесности?
  Но тем не менее продолжим назойливо приставать к читателю с упорством, возможно, достойным лучшего применения.
  Кто-то ведь первым придумал каламбур, что клин клином вышибают?

Глава первая. Сказочная дорога

    Строить сказочную дорогу туда, не зная куда?
    В сверкающее огнями за горизонтом некое загадочное людское поселение, так издали напоминающее родные пенаты.
    Леса, поля, реки
    Птицы, звери,
    Человеки.
И так их вблизи не напоминающее.
    От альфы до омеги.
    То жарко, то метели.
    Набеги, чебуреки.
 Поселение, возможно, опять же реально и существующее где-то.
    Очень привлекательное для кого бы то ни было. Для других, возможно, вызывающее досаду и разочарование.
    Не иначе полный бред?
    Однако при всей умозрительности ситуации данное гигантское сообщество, о котором пойдёт речь в этом повествовании, имеет свою историю. Долго и муторно живёт по-своему и ни в чьих советах не нуждается.
    Извлекать уроки из собственного опыта и из исторических параллелей, в его анналах, считается признаком дурного тона.
    И не поощряется теми, кто сидит на воображаемой горе и считает, что вершит судьбы остальных.
    Это не исключает маниакальной предрасположенности учить и поучать всех живых существ, встречающихся на пути их коллективной генеральной линии.
   Во всяком случае, согласно существующей молве.
   Каждый индивидуум не верит не только ничьим слезам, но и самому себе.
  Причём этакий умственный червь сомнения гложет его лишь строго по  понедельникам, когда частенько болит голова или то, что на её месте находится после бурно проведённых выходных.
    Ну и конечно? Тем более? О чём это говорит?
   Да ни о чём.
   Посмотри с утра на себя в зеркало. Что там увидел?
   То-то.
   Почему каждая родившаяся фраза должна иметь воспитательное значение для кого-то?
   Иначе она бесполезна?
 Все эти бесконечные самокопания в отношениях с себе подобными. Сколько поколений деревьев переработано на исписанные бумажные листы?
   А зачем стремиться себя изменить?
 Ведь век и так катастрофически короток.
 На склоне лет как трогательны и беспомощны комплексующие по любому поводу седые интеллигенты. В том числе и без наличия такого повода.
   Всю жизнь выполняющие чьи-то указания. Как раньше, так и теперь непонимающие их смысла. Приученные не задумываться об этом.
   Будучи неприметным винтиками некоего громоздкого и бесполезного агрегата.
   К всеобщему великому сожалению не имеющего перспектив к улучшению своих функций. Но и обойтись без которого нет никакой возможности.
   Его идейные вдохновители по любому поводу задают лишь два вопроса, на которые сами предоставляют исчерпывающие ответы.
    - Дело не в этом?
    - Ну и какая тебе разница?
   Те самые русские интеллигенты, наблюдая всё это, покорно вздыхают, боясь потерять гарантированную корку хлеба, и лишь в мечтах и учениках видят смысл прожитых лет.
  Те же самые кумиры для многих из их числа лишь на выходе начинают понимать, что же они такое есть на самом деле.
   - Как скучно всё и беспросветно?
   - Как хочется волком выть от этого, глядя на звёздное небо.
   После чего по распространённой привычке, переводя взгляд от созерцания небес к лицезрению окружающих достопримечательностей.
   Останавливают его на вроде бы неприметных деталях предполагаемого столичного антуража.
   Отчего происходит совсем неоригинальное наблюдение и банальный вывод, что окружающее сообщество совершенно равнодушно к любой персоне, прибывающей в любое время суток железнодорожным сообщением на один из его многочисленных перронов.
   Судя по внешнему облику, как будто и построенным лишь для того, чтобы постоянно подтверждать это своё равнодушие к приезжим.
   Более того, иметь возможность иронизировать как только заблагорассудится, при наличии повода или без наличия оного над их самыми  разнообразным устремлениями. И с каждым годом всё более непредсказуемыми  желаниями.
   При этом сокрушаться, как статусные жители большого города от этакой коллективной метаморфозы не испытывают ни малейшего душевного дискомфорта.
    Всё же более распространённого под названием угрызение совести в прошлые, но не пришлые времена.
    Оставшиеся в народной памяти на временных матрицах как бы кому ни хотелось от них избавиться.
    В связи с этими небесспорными наблюдениями неизбежно следует вывод, что к чему-либо хорошему, как и к плохому привыкаешь очень даже быстро.
     В окружающей действительности всё начинает казаться вечным и непререкаемым.
     Так и должно быть. Было, есть и всегда будет.
     К тебе обращаются. А где ты раньше был? Ну, конечно же?
     Всё под контролем? И на том спасибо.
     И вас так же? И вам не болеть.
    А кое-кто в связи с вновь возникшими обстоятельствами в охотку на фоне других самоутверждается.
   Равно как и занимается вышиванием. Изучением компьютера. Игрой на гитаре. Пением, не обращая внимания на отсутствие слуха.
    Если возможно всё-таки назвать самоутверждением то, о чём пойдёт речь. А именно.
    Некая персоналия предположительно самоутверждает своё “я” исключительно в силу пресловутой испорченности своего некогда радушного столичного характера.
    Испорченного дополнительно к приобретённому негативу предыдущими поколениями избранных.
    Нынче прежде всего автомобильными пробками на столичных перекрёстках и прочими непреходящими “ценностями“ сегодняшней урбанизации. И не только.
    Причём самоутверждается, стараясь этого как бы не замечать.
     C удовольствием или без? В отместку или без оной?
     Кому? А это неважно.
     Быть может, самому себе? А почему бы и нет?
     Вспоминая собственные мытарства по сему или схожему поводу?
     Равно как и памятуя о них на чужих поучительных примерах.
    Всё же этот город так же безучастен, как и желанен. От этого ещё более закомплексован как единый организм.
    Особенно к дерзким и степенным, безбашенным и продуманным.
    Ещё и потому, что год от года не становится меньше желающих покорить его.
    Эти старинные кремлёвские стены, новостройки и другие места престижного компактного проживания и местонахождения.
    Равнодушен к соискателям, не без оснований рассчитывающих вписаться в некое таинственное времяпрепровождение, имеющее много разных пониманий сего процесса.
    Как-то и прежде всего объединённых в слове “работа”.
    Дабы на вопрос, как дела, на который можно отвечать ровно столько, сколько позволяет время, с чувством собственного достоинства ответить:
    - Работаю.
   Тем самым подтверждая, что жизнь удалась и лучшее в ней ещё впереди.
   Лучшее в понимании возможности комфортного и не слишком обременительного выполнения чьих-то указаний, под тем же названием- работа.
   У шефа, хозяина, мамочки, папика, дедика и тому подобное.
   Всё остальное неважно.
   Самое главное-работа, которая может приносить приличный доход по возможности без ограничения его верхнего предела.
   Коего невозможно получить при существующем раскладе для каждого средневзвешенного соискателя в отдельности.
  Ни в городе Светанове, ни тем более в городке Пригонске.
  Именно из тех мест Среднерусской возвышенности пассажирский поезд, вовремя поданный на перрон железнодорожной станции Светаново, собирался на полных парах, возбуждённо постукивая на рельсовых стыках, лихо мчаться только вперёд.
   На передовую, на линию огня…
  Хотя и рискуя при этом не вписаться в очередной, не рассчитанный на предельную скорость движения подвижного состава радиус железнодорожного полотна.
  Не рассчитанный на такое количество амбиций на каждый квадратный сантиметр перевозимых людских тел.
   Но этот риск несопоставим с теми вызовами судьбе, на которые решились его пассажиры.
   Сколько шика в желании подвинуть продвинутых и не очень столичных обитателей заветных территорий, не имеющих ни интереса, ни традиций уступать что-либо и кому-либо.
    Тем более сошедшим на столичную землю провинциалам из плацкартного вагона пассажирского поезда дальнего следования.
    Кроме этого, если быть более точным в своих наблюдениях, имеющих при наличии больших созданных для себя возможностей вполне понятное желание дополнительно приобретать от новоявленных конкурентов что-либо, радующее душу и тело. Совсем неважно, что именно.
   Даже если это нечто для него совсем необязательно или в тягость.
   Скорее всего, более важно всё-таки стремление получить это нечто именно от любого и каждого, когда-либо засветившегося в их угодьях.
    Только из-за того, что это их жизненное пространство, на котором чужим делать нечего.

Глава вторая. Плацкарта

    С полвека тому назад, отправляясь в поездку в плацкартном вагоне в поезде дальнего следования, пассажир чувствовал себя вполне комфортно.
    И лишь в исключительных случаях роптал по поводу непрестижности своего местонахождения. Особенно не распространяясь по сему поводу.
    Не радоваться тому, что для тебя сделали по решениям партии и правительства, было не принято.
    Да не очень-то и хотелось. Всегда находились какие-то другие разговоры и обсуждения.
    Вспоминаю, как в школьные годы вместе с родителями подъезжал на таком же поезде и в таком же вагоне к столице и временно сформировавшийся коллектив пассажиров дружно и с большим пиететом внимал песни о ней. Красивой и белокаменной.
    Даже несовершенная акустика поездного радио не портила настроения, скорее наоборот, создавала своеобразный звуковой колорит прибытия в долгожданную точку назначения.
    Внутренний подъём всегда был искренним и трогательным. Так и выходили на перрон, делая первые шаги по московской земле.
    Быстро переключаясь на другой местный ритм, слушая бойкие предложения вокзальных носильщиков, готовых выхватить из рук твою поклажу, чтобы за плату помочь тебе с её доставкой в нужное место.
    Такая услуга, как правило, для рядового инженера, учителя или слесаря-повременщика была дороговатой, да и белоручек почти не было, поэтому чаще всего от неё отказывались.
    Хотя случались конфузные ситуации, когда полевод-животновод из не таких уж далёких средневозвышенных мест у входа в метро узнавал от внушительных размеров носильщика, что его помощь была не данью уважения к передовику сельского хозяйства, а обычным зарабатыванием денег по своим расценкам.
    - Платить всё равно придётся. Не обращаться же к постовому милиционеру?
    Казалось бы, такой конфуз должен остаться в памяти надолго и послужить уроком другим передовикам социалистического соревнования.
   Но этого не случалось. А явные не герои своего времени, представители профессии тяни-толкай, без лишних разговоров, найдя для себя некий рыночный механизм в условиях социалистического способа производства и распределения, имели по тем временам вполне приличный заработок, даже по московским меркам размеры которого в провинции и не снились.
   Продолжалось это недолго, как и всё в нашей жизни. Но предприимчивые люди в любое время всегда найдут для себя хорошо оплачиваемое занятие. Как бы кому ни хотелось обратного.
   Поздним вечером на перроне железнодорожной станции Светаново было тепло как никогда.
   Август выдался необычно жарким. С крайне редкими тёплыми дождями. Тёмным звёздным небом.
   Пение неугомонных сверчков, расплодившихся на вокзале в великом множестве, но тем не менее непонятно где расположившихся на перронных зданиях и сооружениях, было весьма отчаянным и резким.
   Казалось, невозможно определить, что это такое. То ли свист, то ли пение напоминающее стрекочущие звуки?
   Усатые ночные рыцари были готовы и пересвистеть, и перепеть, и перестрекотать грубоватые трубные звуки прибывающего тепловоза и его подвижного состава.
    В этом медленном поступательном движении прибытия на перрон он, звук, напоминал утку-крякву на местной речке, за которой послушно двигались утята. Неспешно, с достоинством и опаской.
   Сделав последнее резкое движение, состав с пассажирскими вагонами остановился.
   Машинист тепловоза для порядка дал гудок и после объявления о начале посадки пассажиров в вагоны началась обычная посадочная кутерьма.
   Главными действующими лицами при этом выступали строгие, но приветливые проводники, каждый из которых, стоя у входа в свой вагон, был воплощением спокойствия и надёжности.
    А начальник поезда с поездным ревизором невозмутимо олицетворяли власть в последней инстанции на данном участке железнодорожного полотна.
    Света из небольшого фабричного городка Пригонска, известная как “Света из Светанова”, пришла на вокзал за полчаса до отправления поезда.
    Общага, в которой она обитала последние два года, с её обшарпанными стенами и одним душем на этаж, почему-то вдруг показалась ей такой родной и беззащитной, что ей в кои-то веки не захотелось уходить из комнаты, в которой стояла её койка.
    Учёба на бухгалтера-экономиста была закончена, но ни комендант, никто иной не выдворяли её на улицу.
    Хотя формально имели на это все права, но пользоваться ими не имели никакого желания.
    Так бывает очень часто в разбросанных по большому городу молодёжных общежитиях.
    В его обычных комнатах, не всегда идеально обогретых и сухих, не благодаря этому, а скорее вопреки, в основном девчоночный коллектив сам по себе становится родным.
    С общими заботами и проблемами, незримым самоуправлением, при котором на вахтёров и коменданта возлагаются лишь приятные представительские функции и хозяйственные вопросы, без которых им было бы совсем скучно ходить на работу.
     Конечно же, два учебных года жизнь у Светы была не такой уж безоблачной и бесконфликтной, но в целом вполне сносной.
     Во всяком случае, проблем с питанием не было. Именно это матери, которая за неё всегда переживала, оставаясь с ещё одной младшей дочерью в Пригонске, всё время казалось неразрешимой проблемой.
     Снабдить же дочь деньгами в приемлемом количестве при отъезде в большой город на учёбу она не имела возможности. В связи с их почти полным отсутствием.
    Местная фабрика, на которой она имела несчастье и счастье одновременно работать, скорее делала вид, что входит в некое сообщество себе подобных местных предприятий, с непонятным, а поэтому на слух враждебно воспринимаемым словом “кластер”.
   По этой причине, дабы не упасть перед большим начальством лицом в грязь, фабричное начальство тоже делало вид, что градообразующее предприятие более-менее сносно работает.
    Всё бы это ничего, да только выводить зарплату бухгалтерам было не из чего.
    Со станков сходило ровно столько метров пряжи, сколько было на фабрике сырья, привезённого из тёплых краёв и пригодного для переработки.
    Хлопок хоть и из одного семейства с задумчивыми мальвами, прислонившимися почти к каждому палисаднику в этой местности, но помогать развитию местного текстиля окончательно припозднился.
    А без его благосклонности к местным полям и климату давно уже ничего не получается.
    Арендовать земли для его выращивания в азиатских странах дело муторное и затратное, пока не нашедшее своих энтузиастов.
    Поэтому единственное чувство, которое обуяло как работников предприятия, так и всё население городка в связи с этими обстоятельствами заключается в нежелании потерять ни при каких обстоятельствах то, что у них пока есть.
    Синичка хоть и маленькая, но живая. Беззащитная и живая.
    В таком подвешенном состоянии с людьми можно делать всё что угодно, о чём все знают и не сопротивляются.
    Они сами, без уговоров, будут голосовать где угодно, за кого угодно, лишь бы не потерять последнее.
    Если для старшего поколения это нормальная привычная среда обитания, то молодёжь, окрепнув и возмужав, стремится вырваться отсюда куда угодно.
    Прежде всего потому, что чувствует себя не в своей тарелке уже потому, что считает ниже своего достоинства находиться в чьей-то постоянной зависимости.
    Хотя с молоком матери они впитали беззаветную любовь к своему городку и в душе ни на что его не променяют.
    Для Светы с этим делом всё давно ясно и понятно, и она, как и многие другие светановцы, научилась находить большие радости в самых малых своих делах.
     Масса  фирменных рецептов приготовления картошки, выручающей местных жителей так давно, что и не вспомнишь, была знакома каждой такой же, как и она, иногородней в общежитии с самого раннего детства.
    А если к ней получалось сообразить овощное рагу или селёдочку пряного посола, то это уже был настоящий праздник молодых здоровых желудков.    Бывало, что и с песнями, и с танцами с выходом из-за печки.
     Пусть и не очень часто такое случалось, зато лучше запоминалось. Почище всеобщего веселья были показушные ссоры, дежурные окрики.
     - Ну всё, успокоились. Замерли. И не мешаем учить.
     Обучение профессии было делом строгим и обязательным. Иначе непонятно, зачем надо было сюда ехать.
    - Зачем вся эта суета? Раз она не даёт самого главного: шанса зацепиться где-нибудь в этой жизни.
     По сути, устроиться на работу можно где угодно. Лишь бы решались дальнейшие проблемы. А их у каждой накопилось выше крыши.
      Выходить замуж. Рожать детей. Приобретать жильё. Стандартный пакет.
     У них нет состоятельных родителей или родственников, которые помогли бы в решении этих основных проблем.
    Наследство из-за границы не грозит. Но от этого только появляется азарт и неуёмное желание добиться всего в этой жизни своими руками и своей головой.
    Приехав на вокзал, она ради любопытства прошлась по его залу ожидания.
    Постояла около билетных касс. Ей было видно, как кассир сначала выписывает, а потом выдаёт пассажирам билеты.
    Успевая одновременно с кем-то разговаривать, что-то писать, делать непонятные для неё операции на скрытых от глаз за большими стеклами специальных устройствах.
    Была она средних лет с обычным приятным лицом. Подумалось, что если не получится с первых самостоятельных шагов взять быка за рога, придётся вот также сидеть на виду у пассажиров и продавать билеты. Пока не придёт время выхода на пенсию.
    Так ещё и кассиром устроиться надо. А жить где? А если у них нет общаги?
    Незаметным усилием быстро отогнала это своё, как ей показалось, не самое хорошее настроение и, быстрым шагом обойдя по периметру большое с очень высоким потолком помещение вокзала, через открытый служебный выход, на котором висела табличка “Полиция”, вышла на перрон.
    В плацкартном вагоне ночного поезда её попутчицей оказалась молодящаяся женщина предпенсионного возраста. Разговорчивая, с мягким тембром голоса.
    По настоянию врача ехала она из дома в санаторий.
    Неожиданно появились некоторые проблемы со здоровьем, но она не придавала им значения.
    Полный представительный муж, на вид одного с ней возраста, растерянный от предстоящего расставания, не отпускал её руку.
    И всё время, пока проводник, как обычно, не предложил провожающим выйти из вагона, так как поезд уже был готов двинуться в путь, другой рукой пытался наклонить её голову к своей.
   На что она ему ласково шептала:
   - Володенька, ну что ты. Помнёшь причёску. Не переживай. Я же ненадолго.
   Но он ничего не отвечал и лишь менялся в лице: то краснел, то бледнел.
   То ли от переживаний, то ли от некоего количества благородного крепкого напитка, выпитого им в течение дня с подчинёнными по службе, что случалось с ним крайне редко.
   Светлана за короткое время знакомства произвела на него весьма благоприятное впечатление.
  Невысокого роста, полногрудая и полноватая относительно других частей тела, но с высокой талией.
  Это делало её фигуру женственной, как бы только распростившейся с девичеством.
  Солидный мужчина, присутствующий в вагоне в качестве провожающего, на глазах жены протянул ей визитку.
  Та доверительно поторопила:
  - Бери, бери. Не стесняйся. Пригодится. Мало ли.
  Выйдя из вагона, местный чиновник сам на себя удивился.
  Это был уникальный случай в его жизни, когда захотелось поступить по настроению.
  Именно так он вёл себя в молодые годы. Удивление вызвало отсутствие внутренних аргументов, позволивших бы сдержать свои эмоции, как это обычно случалось в подобных случаях.
  В этом, собственно говоря, и состояла основная фишка его успеха продвижения по карьерной лестнице на чиновничьем поприще.
  Сама по себе эта фишка совсем неоригинальна. У неё есть очень много ревнивых последователей по всему миру, особенно среди азиатов, к которым он не имел никакого отношения.
   Когда поезд тронулся, прозвучал прощальный гудок или, как ещё иногда называют этот момент опытные железнодорожники, растолкался.
   За окнами вагонов замелькали огни, переезды и всё, что осталось по ту сторону мчащегося в столицу поезда.
   Пассажиры стали окончательно успокаиваться и вольно или невольно внимательнее присматриваться друг к другу.
   - Называйте меня Галиной.
   Словно освободившись от незримых пут, сказала, как выдохнула, Светина попутчица.
   - Совсем неважно, что я вас намного старше. Так даже интереснее. Не правда ли?
   И не дав времени той открыть рот, таким же вкрадчивым, тихим, но выразительным голосом продолжила:
   - Это я уговорила мужа купить билет в плацкартный вагон. В купейном не хватает пространства. Здесь все на виду. Слышите ребёнок заплакал? Я так давно не слышала детского плача. В молодости он быстро надоедал. Я от него уставала. Сейчас как любимое музыкальное произведение. Хотя, может быть, мне так кажется?
   В её задумчивом взгляде было продолжение вопроса, но она всё не заканчивала свой неожиданный монолог.
   - Вы произвели впечатление на моего мужа. Я рада за вас. Обычно он никак не реагирует на женщин. А в моём присутствии и подавно.
  Так было на самом деле или ей хотелось, чтобы было именно так. Всё это не имело никакого значения.
   - Солидный мужчина. Я представляла всегда таких в больших кабинетах. На должностях…
   Света не знала, что ещё добавить к сказанному, чтобы поддержать разговор:
    - А он на самом деле большой начальник?
    - На самом деле, детка. А как же по-другому? Ты что - телевизор не смотришь?
    - Да нет, смотрю.
    На этот раз она сказала не совсем то, что было на самом деле.
    - Вообще-то помню его. Он губер?
    - Ну вот видишь, какая ты умница. Почти угадала. Впрочем, какая от этого разница? Правильно я говорю?
    - Ну раз вы так говорите об этом, то, наверное, правильно.
    Света уже начала утомляться от этих бесконечных вопросов. Но в целом разговор нравился.
    С ней редко кто разговаривал в подобной манере. У неё почему-то было ощущение, что она смотрит телевизор, сидя в комнате отдыха общежития.
    Не обращает внимания на окружающих и отвечает про себя на вопросы, которые звучат от ведущего с завораживающего экрана.
    Вечерние пейзажи за окнами вагона менялись настолько быстро, что, казалось, день ещё только начинается, рано думать об отдыхе, тем более о сне.
     Как-то незаметно обе попутчицы продолжили свой разговор, словно давным-давно знали друг друга.
     Галина, переодевшись в новый купленный в дорогу спортивный костюм, почему-то превратилась из импозантной, уверенной в себе стареющей женщины, в человека, по виду которого можно было безошибочно определить, что у него есть серьёзные проблемы со здоровьем.
    Хотя Светлане думалось, что должно было произойти наоборот. Она уже начала её воспринимать почти как подружку. А тут такая незадача.
    По своей простоте душевной, а это означает, что на уме, то и на языке она спросила:
    - Вы, наверное, болеете?
    А когда поняла, что этот вопрос звучит некорректно, послала ему вдогонку ещё один.
    - Вы не обращайте на меня внимания? Я дура. Все так говорят.
    У Галины сразу полились слёзы. Это был настоящий водопад, основой которого были не чувства, а нервы.
    Муж, её окружение знали, что она неизлечимо больна. Но они делали вид, что не знают об этом.
    А она делала вид, что не знает, что они об этом знают. У неё было предчувствие, что после этой поездки она домой не вернётся.
    Именно поэтому она и уговорила мужа ехать в поезде так, как ей казалось для себя необходимым.
    Именно поэтому она не поехала на его машине в сопровождении лечащего врача.
    Муж всё это понимал и делал всё для того, чтобы время, которое ей осталось, было к ней как можно более милосердным.
     Возникшая неловкость была очень быстро преодолена. Галина моментально взяла себя в руки.
     Сделать это ей было совсем несложно. В той другой, как она считала с недавних пор, жизни она была волевым и жестким руководителем, умеющим добиваться всего, чего хотела.
    Вся та жизнь прекратилась совершенно неожиданно. Она сама с собой грустно шутила.
    - Было бы здоровье, всё остальное купим? А уж если его не стало, то никто не виноват?
    И она посчитала для себя на данный момент самым главным уйти из этой жизни достойно. Никого не обременяя своими проблемами.

Глава третья. Под стук колёс

    Удивительное транспортное средство - пассажирский поезд. Люди как-то сразу привыкли перемещаться на большие расстояния своих материков таким необычным способом.
    Ведь кому-то первому пришла в голову идея положить на землю рельсы. Изобрести паровоз.
    Рассадить пассажиров по вагонам. Угощать чаем, на ночь укладывать спать.
   Не забыв о постельном белье и предоставлении пассажирам возможности поставить свои локотки на удобный складной столик.
   С утра включать поездное радио и желать всем радиослушателям доброго утра.
   Если бы всё это когда-то не воплотилось в реальность, может быть, мы бы жили чуть-чуть хуже.
   И не знакомились бы в вагонах пассажирского поезда и не вели долгие задушевные разговоры с совсем незнакомыми людьми.
   А после этих разговоров не вспоминали бы об услышанном ещё очень долго. А кто-то и до конца своего земного пребывания.
   - Свет, а ты, собственно говоря, куда? Такая юная, свежая? В общем-то, такая привлекательная? По какому поводу в столицу?
   - А что, нельзя?
   Она нарочито сделала потешную гримасу.
   - Как говорит незамужняя подруга моей матери, ей уж под сорок… Хрен ли нам красивым бабам.
   - Тебе не под сорок.
   - Да это я всё так. Дурачусь. Если серьёзно, еду в люди выбиваться. Где-то читала: или пан, или пропал.
   - Есть такая метафора.
   - Или скоро по телику увидите, или на Тверской под присмотром мамочки. Как там пишут? Третьего не дано?
   - Это уже интересно. Я с такой интересной девушкой ну очень давно не встречалась. Вот чуяло сердце, что поездка будет необычной. Расскажи о себе, если не секрет.
   - Да какие тут секреты. Мы в Пригонске люди простые. Нам терять нечего, кроме своих цепей.
  Так у нас дома сосед шутит. Дошутился, что и с фабрики попёрли. Другой работы в посёлке нет. Живёт теперь рыбалкой да огородом. Но всё равно шутит.
  С ним весело. Не соскучишься.
  У нас участковый тоже шутник. Это я так, к слову. У кого что болит, тот о том и говорит.
   Молодой ещё участков-то. Рано женился. Во всём передовой. Слышала из области его хвалили. Так вот, говорит этому моему весёлому соседу:
   - Нам зарплату прибавили. И ещё кой-какие финансы водятся. Если что, я немного деньгами могу помочь. В разумных пределах. На литру и закусь хватит однозначно.
   Ну а ты, если что, будешь рассказывать, что у вас тут творится по нашей части? По рукам и в дамках.
  Так сосед ему:
   - Я лучше траву жрать буду, а стукачом не стану ни за что. Ещё раз подойдёшь - у меня рука тяжёлая. Ты уж не взыщи. Я предупредил. Не посмотрю, что в погонах.
  Шутник, однако ж. Что-то я не в ту степь?
  - Да нет, всё то, что надо. Так и что дальше? Про себя только, золотце. С этими слугами народа давно всё ясно. Их мурло давно обрыдло, а им всё неймётся. Ну да ладно. Выплачутся кошке мышкины слёзы.
  - Так вы и то правильные слова говорите. Я такого ещё не слышала.
  - Так вот, после школы отучилась в Светанове на бухгалтера. Да там таких, как я, пруд пруди. Когда ещё училась, мать всё говорила: “Выбивайся в люди. У меня, сама знаешь, сколько денег. На фабрике лишнего не заплатят. А ещё у тебя сестра, младшая”.
  - А отец?
  - Да что вы такое говорите? Где их таких в наших краях на всех набраться? Ладно хоть так-то на свет появились. И на том спасибо. В общем, эту тему посторонним не понять. Лучше я совсем не буду говорить. Или скажу так, как думаю. Я всё равно ему благодарна. Никаких претензий нет. Кто бы что ни говорил. Если случится что в старости, дескать, стакан воды ему некому будет подать, я подам. Хватит об этом.
  - Не хочешь-как хочешь. Вот так мы женщины всё на свете на тормозах спускаем. А потом приходится подвиги совершать, за которые эти самые мужики нас дурами считают. Ты как хочешь, так и думай, так и поступай.
 А я при своём мнении остаюсь.
  - А я при своём. Соответственно.
  - Ну молодец, что его имеешь. Это самое мнение. А то по нынешним временам многие забыли, что это такое.
   Да ещё и отстаиваешь. Молодец. Только неужели, кроме как в столицу, ехать нельзя? Я в своё время в комсомол вступила.
   Там очень даже инициативных поддерживали. И я, и муж без всяких связей и каких-то денег добились престижной работы.
   Ты хоть пыталась идти по этому пути? Раз у тебя такое стремление есть? Ты вон и дрожишь, и светишься вся.
   - Ну а как же. Вступила в молодёжную организацию. Мне интересно. Вижу, что и другим. Диспуты особенно запоминаются.
  В разговорах на улицах, на лавочках… Мол, молодёжь у нас безыдейная. Раньше умнее была.
  Пришли бы к нам, пообщались, посмотрели своими глазами. Много вранья про нас.
  Что нас больше всего тревожит? Я скажу. Нам стесняться некого, это наша жизнь.
   Не хотим мы работать на хозяина. Я лично не собираюсь ни перед кем прогибаться. А все начальники идейные, что при нынешней власти, этого замечать не хотят.
   Скажите, только честно, на кой нам ляд сдались эти олигархи? Что это, вообще-то говоря, за чудищи такие?
   Слушаться власти, ну ладно. Это ещё куда ни шло. Может быть, и действительно без этого нельзя.
   А быть под всякими там богатеями, когда ты никто, а они всё, это мы так не договаривались.
   - Вот так здрасьте. Вот так наговорила. Всё в одну кучу. Похоже, что ты, Светлана, ре-во-лю-цион-э-рка. Хорошо, что ты хоть против власти ничего не имеешь. А то бы совсем скорую помощь вызывать надо.
  - Да я, наоборот, за неё, за эту власть, обеими руками. Мне мама всё время повторяет:
  - Ты там ходи на собрания, на мероприятия, но чтобы это всё было за власть, за нынешние порядки. Глядишь, тебя заметят. Хорошую работу предложат.
   А вы как думали? Нам с властью бодаться как-то не с руки. Не нашего это ума дело. А то запишут в каких-то там несогласных.
  Пусть туда идут те, у кого всё по жизни есть. Кому папа с мамой наследство оставили. Подсуетились. Так, между делом, успели наворовать.
   Когда можно в любой момент за границу свинтить. А нашего брата там никто не ждёт. Там своей нищеты хватает.
  - А если ты будешь против власти выступать, кроме неприятностей ничего для себя не получишь, это абсолютно ясно и понятно.
   Такое любой власти не понравится, когда против шерсти гладят.
   Будь она самая народная и самая демократическая. На то она и власть, и ничего здесь не попишешь.
  Так она устроена. И будет очень хорошо, если ты ещё в молодые годы это уяснишь не только на словах, но и на деле.
  - Всё гораздо сложнее, прежде всего из-за того, что если ты будешь воплощать в жизнь то, что нагородила сейчас, так надо эту власть…
   Как бы это помягче сказать?
   Не то чтобы совсем менять, но очень существенно, как раньше говорили, рихтовать.
   А это может стоить тебе крушения всех твоих надежд. А тебе это надо?

Глава четвёртая. Кому это надо..?

   Незатейлевый припев популярной песни:
   - Кому это надо? Никому не надо. Кому это нужно? Никому не нужно,- прицепился к Светлане так крепко, что сразу и не отцепишь. Как говорят в её Пригонске, “сел на хвоста”.
   Прицепился с элегантной подачи Галины, которую утомил этот ночной разговор, но она в кои веки почувствовала значимость своих рассуждений для собеседницы и нашла в себе силы его продолжить.
   - Так, оказывается, ты та самая Света из Светанова. То-то я смотрю молодые люди проходят вдоль вагона и засматриваются. Как это я сразу не сообразила? Знаменитость!
  - Всё может быть. Как у меня сосед говорит, пока местного разлива.
  - Ну не скажи. Шороху наделала.
  - Да вы что, вышло как-то по-дебильному. У метрухи стоим, не знаем куда идти на митинг. Комиссар сказал у метро. А где, что? Понаехало из колхоза.
  А тут какой-то фуфель столичный подкатывается. Весь из себя. Видно по- нему, что правильный, как отличник-десятиклассник.
  Чего-то у меня спросил. А у меня после дороги ещё язык не шевелится. А он подкалывает насчёт партии, молодёжки.
  Я хотела ему ответить как надо, да что-то не получилось. Коряво. Не проснулась. А он мой бред чуть ли не на всю Европу прокричал.
  Я сначала говорила, что при встрече в рожу ему плюну за это. Это мы так в Пригонске прикалываемся.
  - Плюнь ему в рожу - я тебе разрешаю.
  Ну не на самом деле. Не подумайте, что мы такие чушки. Только ради прикола.
  А теперь думаю, при встрече расцелую его. Если смогу. Если честно, я ещё и целоваться по-взрослому не умею.
  У нас в семье с этим строго. Мать узнает, убьёт.
  Это я так на людях хахалюсь, как будто прожженная какая, клейма ставить негде, а на самом деле детский сад, штаны на лямках.
  Пока всё так. Дальше не знаю, что будет. Ещё в школе учителя говорили, изучайте компьютер. Пригодится.
  Правильно говорили. У меня с этим делом всё нормально. Разобралась.Так в течение суток сделали меня в Сети суперзвездой.
  Чуть не во всём мире знают. Только в родном Светанове не признают.
   - Ну а ты как думала? Это у нас на Руси испокон веков так ведётся. Нет пророка в своём Отечестве. Ты к этому спокойно относись.Удивительно, если бы было наоборот.
   - Значит, пока начальству команду не дали, как к тебе относиться, присматриваются. Понравишься-будут на руках носить.
  Не понравишься-пеняй на себя. Это у нас могут. Не ты первая, не ты последняя.
   - Я всё это понимаю и отношусь очень спокойно. Считают меня дурой. Ну что ж, пусть считают. Пожалуйста.
   Какая есть-на базар не несть. Вот пригласили на центральный телеканал телепередачу вести. Я сначала думала, что разводка.
   А как посмотрела на сумму денег, что я получу за свои труды, так на эти деньги я хорошую квартиру в Светанове куплю.
   Так за квартиру я им голая на столе спляшу. А что? Не убудет!
   - Ну уж голой-то не заставят. Хотя если не стеснительная, да есть что показать, да танцевать умеешь…
   Получается, не ты дура. А они сами такие. Ты за свои труды неплохо заработаешь. Всё-таки профессиональный контракт. А они?  То есть мы, зрители? Молодец! Так им или нам и надо. Всех обуешь. Плохо ли, хорошо ли, а к концу года в свою квартиру въедешь.
   - Многие наши пригонские в Светанове по двадцать лет уже отработали, а всё по углам скитаются. А тут такой шанс. Так что я на всё готова, но своего не упущу.

Глава пятая. Напрасные хлопоты

    Немногим комфортно в ночном поезде. Сумеешь заснуть под звуки дрожащей в стакане чайной ложечки?
    Пассажирский вагон - не прочный корпус подводной лодки, который в открытом океане подвержен и бортовой, и килевой качке.
    Но по ощущениям бывалого человека некое подобное воздействие на организм присутствует.
    Отдыхать ему в таких условиях вряд ли комфортно, но есть пассажиры, для которых подобная обстановка привычна.
    Спят, что называется, без задних ног и что самое ценное для них в этой бытовой истории - наутро просыпаются  “не больными на голову.“
    Похоже, по утреннему темпераменту именно так чувствовал себя в эту ночь ещё растущий девичий организм будущей звезды голубого экрана Светланы из Светанова, причём с небольшой пикантной подробностью.
    Ей снился увлекательный сон, будто бы снятый по захватывающему сценарию с всевозможными киношными эффектами и эмоциональными деревенскими и непонятно какими сценами.
    Вообще-то, прежде чем начинать работать тележурналистом, желательно поучиться этой профессии.
   Точно так же, как и перед тем, чтобы начинать профессионально заниматься какой-либо другой деятельностью.
   Хотя отсутствие образования ещё не предопределяет неуспех или гарантирует провал на первых шагах у самоучки.
   Именно это и приснилось ей в первых своих снах, наглядно продемонстрировав непременное правило, почти гарантирующее успех в безнадёжном деле.
   Если тебе не хотят давать интервью, отказываются общаться и при этом ещё и хамят, беспардонно указывают на дверь или толкают в её сторону, не обращай на всё это никакого внимания.
   Они, эти так называемые звёзды, лишь средство в твоих руках к достижению основной цели: по окончании срока контракта купить себе жильё.
   И пусть все твои нынешние враги сдохнут от зависти.
   И кто будет смеяться последним, ещё надо внимательно посмотреть.
   Поэтому первые обиды, горькие слёзы она почти мгновенно пережила. Почти сразу стала более закалённой в той компании, где пришлось работать, находя всё новых сочувствующих и умеющих ценить энтузиазм и натиск молодых и настырных.
    Если обобщить все приведённые аргументы, то вывод очевиден.
    Если тебя выставили за дверь, то влезай в окно и продолжай в том же духе.
   В наше время стёба и понтяры кич и фарс на их фоне вполне адекватная реакция нормального цивилизованного существа на их вызовы.
   В некоем пространстве витали некие, умные и не очень, обрывочные мысли.
   Эти лица, которые она постоянно видела по ящику и которые были в  пределах доступа её микрофона, вызывали её на состязание.
  Общение, в котором она не проигрывала, несмотря на чьи-то усилия опустить её ниже плинтуса, делало её позицию по-прежнему уязвимой, но показывало то, что было её сутью.
  Её, не умеющую плавать, бросили в бурлящую реку, и она назло многим выплыла. Хотя и не без ощутимых потерь.
  В этом немом кино больше всего удивляло то, что те, кто сразу пытался её проучить, а именно рожей об стол, оказывались в положении, характерном для тех, кто роет яму ближнему.
  Она пыталась петь и танцевала. Делала это так, как умела. И не хорошо, и не плохо. Но по-своему.
  Было это не профессионально, а искренне. Её сосед об этой художественной самодеятельности с задумчивым видом человека, которому ещё только предстоит опохмелиться, говорил:
   - Для сельской местности сойдёт.
   А он знал толк в этом деле. Всё это вместе взятое дорогого стоило.
   И не всегда такая искренность была в избытке. Резкая и точная оценка жизни её земляков на экране вызывали к ней неподдельный интерес.
    - Ты смотри? Казалось бы, ни рожи ни кожи, а как говорит. Всё по делу. За душу берёт.
    Никакого позёрства. Это всё её. Её поколения, её родственников, земляков.
    Некая тёмная сила на несколько мгновений заполонила это другое измерение и повернула сюжетную линию с рискованной, малоперспективной для тех, кто у власти, упырей и вурдалаков, на другую тему. Тему развлекаловки.
    А её через силу старались задобрить. Лишь бы она слишком активно не вмешивалась в те сферы бытия, где она явно лишняя и кроме неприятностей для себя в будущем ничего не получит.
    На этой развилке трёх дорог, где стоит терем-теремок, она от толчка поезда при торможении перед какой-то небольшой станцией и проснулась.  Дальнейшее происходило не во сне и не наяву.  Женихи-олигархи из телепередачи оказались на вид явно не первой свежести.
   Немного даже и слегка облезлые. Или невысокие с круглыми, как мячики, животиками. А вблизи похожие на обрубышей. Или похожие на каланчу, которой хочется в последний раз помахать ручкой и сочуственно и торжественно заявить:
   - Ну и длинен ты, братец-кролик, ну и вымахал. До неприличия. И что прикажешь с таким неформатом делать?
   Причём за каждым из них тянулось столько комплексов, что я те дам, мало не покажется.
   Не захочешь ни тех денег, ни тех яхт, фабрик, заводов, пароходов. А то ещё чище.
   Заумная сестрёнка, мнение которой не обсуждается, или детки от предыдущих браков, забота о которых становилась твоей дебильной обязанностью.
   То настолько скучающее при твоём появлении выражение лица, что, блин, а ему уже давным-давно ничего не только в постели не надо?
   А ты чем в его горе можешь помочь?
   Мало греет то, что, если тебе что-либо захочется, пошевели мизинцем, дай указание прислуге и любое твоё желание исполнится.
   Ну да ладно с убогими.
   Зато многие звёзды на певческом небосклоне оказались хорошими ребятами. Сами прошли через пробивные дела.
   Не обошлось без чучундр. Куда без них? Даже хорошо, что они себя показали во всей красе. Будет что вспомнить.
   Странно другое: кто больше всех поливал дерьмом, на тех бы меньше всего до знакомства подумала бы.
   Но видно так карты легли. Самое главное, что сама ни под кого не легла. Не на тех нарвались.
   С каждым днём от такой работы словно сатанела от того, что кто-то  обхохатывается, а ничем ответить нельзя. Пока.
    Вспомнила строчку прочитанную в какой-то книжке, что сила женщины в её слабости. Как бы не так! Сила женщины в самоиронии.
    Кому не дано это понять, те лишние на этом празднике жизни под названием Света из Светанова.
Глава шестая. Колёсная пара

    Подъезжая к небольшой железнодорожной станции, на которой по графику движения поезда была запланирована остановка в несколько минут, машинист тепловоза у входных светофоров привычно затормозил.   Послышался характерный звук, похожий одновременно на визг и зловещий скрежет усталого металла.
   Состав дёрнулся. Первые вагоны чуть слышно и почти незаметно, а один из пассажиров последнего вполне мог свалиться со второй полки, но это был грузный мужчина и даже чувствительный толчок был ему как слону дробинка.
   Светлана окончательно проснулась. Несколько часов сна оказались для неё достаточными, чтобы быть, как обычно, бодрой, полной сил и энергии.
   Быстро сложив казённое бельё в пакет с надписью РЖД, она удобно уселась на мягком матрасе за столиком и с большим интересом стала смотреть в окно.
   Небольшой перрон выкатился перед её взором во всей своей неприметной красе.
   Батюшки, подумала она, увидев на нём двоих полицейских.
   Надо же и чего им не спится?
  Один был выше среднего роста с интеллигентным лицом, в руке была обычная папка для канцелярских бумаг.
  Второй был пониже ростом, круглолицый, слегка полноватый. Оба были на вид всего на  несколько лет старше её, а тот, что был повыше, ей сразу понравился.
   Смотри-ка, какие симпатичные парни стали служить в нашей полиции, не то что раньше. Конечно, почему бы и нет?
  Тем более за такую немалую для периферии зарплату?
  Вызвавшие её неподдельный интерес перронные объекты о чём-то оживлённо между собой разговаривали.
   Выразительно жестикулировали, поначалу не обращая внимания на прибывший поезд.
   Судя по энтузиазму, обсуждали что-то для себя очень важное и не находили общего знаменателя.
   Светлана в окне вагона напротив, наблюдавшая их диспут, была полной неожиданностью.
   Вид у неё был восторженный, глаза как у бешеного таракана. Она сама не зная почему и отчего улыбалась во все румяные щёки и не смотрела, а таращилась на молодых людей в полицейской форме.
   Те на мгновение замерли от неожиданности, а Светлана спокойно, словно всю свою недолгую жизнь ждала этой минуты, показала своим коротеньким полненьким пальчиком на высокого избранника и недвусмысленными жестами  пригласила к себе на плацкартное место.
   Последовал если не гомерический, то очень громкий хохот молодых здоровых глоток, который закончился тем, что находящиеся при исполнении стражи порядка полуобнялись и пожелали друг другу всего хорошего.  Постовой полицейский в звании сержанта пошёл вдоль перрона, чтобы по отбытии поезда доложить в дежурную часть о том, как это произошло.
    Без замечаний.
   А приглашённый незнакомой пассажиркой лейтенант транспортной полиции  на ходу успел вскочить в тронувшийся от перрона ночной поезд, тем более что именно это ему и необходимо было сделать, чтобы передвигаться в направлении движения поезда, исполняя свои разнообразные обязанности начинающего руководителя по контролю за несением службы подчинёнными.
   Через очень короткий промежуток времени полицейский уже стоял перед тёмными сверкающими очами Светланы.
   То, что он произнёс, её обескуражило настолько, что у неё даже мелькнула мысль:
   Все они такие. А я ещё на что-то надеялась. Вот дура-то, на романтику потянуло. Спала бы до самой столицы. Вон как Галина посапывает. Даже завидно стало. Поделом тебе, деревня пригонская.
   А произнёс он следующее:
   - Ваш билетик, гражданочка. Контроль на линии.
   Зачем он это сказал, сам не понял. Тем более таким командным тоном. Как только он увидел это девичье лицо в затемнённом окне подъезжающего поезда, что-то с ним произошло, доселе неведанное.
   Что именно, он до сих пор не понял.
   Во-первых, запершило в горле. Может быть, достал своими спорами подчинённый?
   Хотя ему нравилось, когда с ним по делу спорили, а не безучастно исполняли его указания.
   Может быть, передались флюиды подчинённого, рассказывающего о том, как он познакомился со своей будущей женой?
  Тем более что его молодой начальник приезжал разбираться по жалобе в адрес его молодой семьи. Жалобе со стороны соседки-железнодорожницы.
   И они долго, до хрипоты, но по-товарищески дискутировали о проблемах семьи и брака вообще. И о его семье, в частности.
   Его командир-воспитатель всё время пытался остаться истиной в последней инстанции, видимо, считая, что две маленькие звёздочки на погонах в сравнении с тремя лычками бывшего погранца дают ему на это моральное право.
   Хотя чаще всего начальник по молодости лет доказывал то, с чем был знаком в основном теоретически.
   Во-вторых, он так решительно и стремительно кинулся в вагон, что вызвал добрую улыбку пожилой проводницы, знающей и его, и родителей много лет, заметившей его жестикуляцию с пассажиркой и вспомнившей свои молодые годы.
    Его подчинённый вслед с искренней тревогой в голосе сказал:
    - Товарищ лейтенант, повнимательней, там ступеньки крутые.
    И с теплотой в голосе.
    - Счастливо вам, спасибо за всё…
    - Так вам мой билет? Для контроля?
    - Да нет. Ну что вы. Извините. Я просто не знал, что спросить. Как-то глупо получилось.
    - Ну почему же. Я сейчас схожу к проводнику и попрошу свой билет. Скажу, что надо для проверки.
    - Нет-нет, что вы. Билеты проверяет ревизор. Ещё раз извините, что так получилось. Так я пойду. Вы, наверное, отдыхать будете.
    - Это вы меня извините. Я вам рукой помахала. Вы, наверное, невесть что подумали.
    - Да нет. То есть да.
    Ему действительно было за себя неудобно. Он всегда, проводя инструктаж подчинённым перед заступлением на службу, говорил о том, что, находясь с оружием в поезде, в первую очередь надо думать о выполнении служебных обязанностей. Всё личное оставить дома и помнить о том, что являешься представителем государства. По тебе судят о его силе и слабости.
    Он был в форменной одежде и, хотя почти год работал в полиции, стеснялся её.
    Почему? Он не знал ответа на этот вопрос. Как-то он сказал об этом отцу. Тот не придал словам сына никакого значения:
    - Ничего особенного. Привыкнешь. Я привык к форме железнодорожника. Так в ней мне ещё лучше.
    Знакомство молодых людей, которое было так очевидно, расстраивалось ещё не начавшись. Уже можно было подумать: что сделаешь? И так бывает. Значит, не судьба. Ничего страшного, у каждого из них ещё всё впереди.
    Галина, которая вдруг закашлялась, приподнялась на локтях на своей нижней полке. Увидев полицейского, простуженным голосом сказала:
    - Молодой человек, не будете ли так любезны поухаживать за женщиной бальзаковского возраста?
    Краешками губ улыбнулась и добавила:
    - Не потрудитесь ли раздобыть где-нибудь горячего чаю. Хоть полстакана. Будет весьма кстати.
   Полицейского как ветром сдуло.
   У Светы почему-то вдруг испортилось настроение. Если честно, то оно и было неблестящим, но не до такой степени.
   Она поникшим голосом тихо произнесла:
   - Вы что не видите, кто был перед вами?
   Галина удивлённо ответила:
   - Что-то не поняла? А кто? Может, чего не разглядела?
    C каким-то непонятным выражением, почти безразлично Светлана ответила:
    - Нашли кого просить о милосердии? Это же полицейский.
    - Эка невидаль. Ну и что? Они что - нелюди?
    - Ну я бы так не сказала. Но за чаем бегать не будут. Это стопудово.
    - А это ещё как сказать? Они что тебя когда-нибудь обижали?
    - Да нет. Не случалось. Я стараюсь держаться от них подальше.
    - Ну это ты вообще-то правильно делаешь, но мне что-то подсказывает, что это явно не тот случай. Паренёк на вид вполне приличный. Так бывает - сначала не глянется. Между прочим, Светулечка, это совсем для мужчины неплохо в армии, полиции послужить. Они после этого нашу заботу больше ценят.
   - Ну я не знаю. Так вы думаете, что он вернётся?
   - Ты знаешь, почему-то даже не сомневаюсь. Как это к такой красавице, как моя попутчица, да не вернуться? Неужели у нас мужики совсем нюх потеряли?
   - Да ладно вам. Меня из-за маленького роста чебурашкой называют.
   - Ну не скажи. Знаешь, что я тебе по этому поводу скажу, не слушай никого. Это из-за зависти.
   Всё под тот же тревожный стук колёс о рельсовые стыки внимательные друг к другу собеседницы как-то между прочим начинали понимать, что их обоюдоинтересный в начале поездки разговор как-то незаметно начинал не то чтобы надоедать, но терять свою актуальность.
   То есть быть первостепенным. Понималось, что без него вполне можно обойтись.
   Тем более обеим было понятно, что женские страдания это одно.
   Всё правильно, интересно, всё по делу.
   А вот когда на горизонте появляется особь противоположного пола, да ещё с некоей предполагаемой изюминкой, свои проблемы незаметно улетучиваются, оставляя пространство для проблем новых, дай бы бог, незнакомых и волнительных.
   Так и получилось на этот раз. Полицейский вернулся через несколько минут. В руках он принёс три стакана чая в подстаканниках.
   Вслед за ним шла проводница. Она словно оправдывалась, хотя делала это с нескрываемым удовольствием.
   - Ну ведь говорила. Я сама, Костя. Так нет, не переубедишь. Не надо мой хлеб отнимать. Мне нетрудно. Кто чего подумает. Полицейский чай разносит.
   - А что в этом особенного? Захотелось за симпатичными девушками поухаживать. Сразу оговорили.
   - Да разноси. Я что против. Просто такого я за свои тридцать лет, что работаю на железке, не встречала.
   - Ну вот теперь и встретили.
   - А что, правильно-правильно. Девушка на вид скромная, подходящая. Не знаю, правда, как на самом деле. На всяких насмотрелась. Вот вам печенье, вафли, сахар.
   Галина взяла из-под подушки сумку и протянула проводнице деньги. Та отказалась, сказав, что Константин заплатил.
  Тот промолчал.
   - Пейте чай на здоровье. В дороге чай самое полезное дело.
   После чего удалилась в своё служебное купе.
   - Так, значит, вас Константином зовут? А если не секрет по отчеству как?  Галина почувствовала себя в своей тарелке. Ситуация ей определённо всё больше нравилась.
   Никакие свои болячки на этот момент были не интересны, и она внимательно ждала, как с ними будет разговаривать молодой человек, как ей показалось ниспосланный откуда-то из других сфер обитания, а поэтому очень интересный.
    - По отчеству меня зовут Павлович. Честь имею, Константин Павлович Раздувалов, но лучше просто по имени.
    - Нет-нет, вы представитель власти. Как бы чего не вышло. Вдруг мы какие-нибудь нарушительницы, которых давно разыскивают.
    - Ну вот, вы опять надо мной подшучиваете?
    - Ну всё, больше не будем. Шутки в сторону. Это действительно перебор. Теперь вы нас извините. Меня Галина Николаевна зовут.
    - Меня Света. Если бы я проспала станцию, то не чаёвничали бы. Вы на  перроне так спорили со своим коллегой, что мне стало очень интересно. Ночью, под фонарём.
    - Если хотите, то могу рассказать. Секрета нет. Даже очень интересно, какой вы мне совет дадите. Какое решение принять? В управление поступила жалоба от железнодорожницы. Работает она дежурной по станции, одинокая, в возрасте, но ещё не старая, а живёт в служебной квартире в щитовом доме рядом с работой.
     Говорил он с юношеским задором. Чувствовалось, что ему интересна его работа.
   - В другой половине этого дома живёт наш молодой полицейский с женой и дочерью. Он отвечает за порядок на станции, сопровождает пассажирские, иногда грузовые поезда, дел хватает.
    Так вот, она написала, что наш сотрудник не является примером в своей семье, так как ругается матом, иногда, не на службе, распивает спиртные напитки.
    Суть жалобы в том, что его жена и дочь достойны лучшей участи, чем жить с таким отцом и мужем.
    - Я что-то не поняла?
    Галина Николаевна от неожиданности даже достала очки и надела их.
    - Так она их родственница или имеет к ним какое отношение?
    - Нет, не родственница, просто соседка.
    - Странно, никогда ничего подобного не слышала, ну и дальше что?
    - Я приезжал разбираться по сигналу. Надо жалобу закрывать, заявительнице ответ направлять. Сейчас с этим делом строго.
    - Жена очень мужа хвалит. Дескать, помогает во всём. Дочка скоро в школу пойдёт. Книжки ей читает. Говорят, что всё у них хорошо.
   Наш сотрудник не отрицает, что иногда выпивает. Ну ведь сухого закона у нас нет, а то, что ругается, так все мужики ругаются.
   Он раньше монтёром пути работал, так там без мата не получается, работа очень тяжёлая физически.
  - Как поступать, если шпалу поднимаем, а её без команды тебе на руку или на ногу роняют?
   Говорит что постарается бросить матерщину, но на все сто процентов не обещает.
  - Так а жалобщица откуда всё это узнала? Что непорядок в семье?
  - Она мне показала проём в стене между их жилыми комнатами. Ей всё слышно, а если фанерку отодвигает то и всё видно, что там происходит. У соседей.
  Она говорит, что написала жалобу из лучших побуждений, чтобы во всей стране был порядок. В каждой семье причём.
   - А её что кто-то чем-то обидел?
   - Да нет. Они очень хорошо общаются, никаких конфликтов и проблем.
   - Да-а, ситуация. С одной стороны, и обсуждать нечего, с другой-это наша действительность.
   Может быть, и неплохо, что люди так взыскательны друг к другу? Даже не знаю, что сказать.
   - А глава семейства, что вам говорит?
   - Очень удивился, узнав, по какому я поводу приехал. Я сначала не сказал. Говорю, что несение службы контролирую. Заставил его инструкцию по применению оружия рассказать.
   Но он понял. И я понял, что он понял. Сначала говорит, что никто не имеет права в мою личную жизнь вмешиваться. А потом. Толку от ругани и водки никакого.
   Светлана после молчания удивлённым голосом заговорила:
   - Я никогда в жизни не могла подумать. что такие темы могут обсуждаться. Какая-то разная жизнь происходит. То, что мы видим по телевизору, это одно. В Интернете - другое. То, что сегодня здесь, -третье.
   Как будто разные люди живут в нашей стране. Все они не лучше и не хуже друг друга. Все они просто разные.
  Как будто с разных планет и никогда у них не будет чего-то общего.
   - Света, удивительна твоя реакция на мой рассказ. Мы соберём общее собрание молодых сотрудников. При чём здесь то, что все мы разные? Ну и что из этого?
   Честно, как есть так и есть, расскажем о результатах проверки и попросим высказаться на эту тему.
   А как по-другому? Есть такая мера дисциплинарного воздействия - замечание. Ну объявим её и что толку. Формализм. А если обсудить и поговорить о том, как нам вместе с железнодорожниками обеспечивать нормальную жизнь на всех наших объектах, что надо с пониманием друг к другу относиться. Даже если кто-то из нас и неправ. Или чересчур придирчив.
     Мы за этот участок железной дороги отвечаем и с нас весь спрос, а как мы это будем делать, это уже наши проблемы.
     Света слушала молодого человека и первый раз в жизни участвовала в обсуждении чего-то, что имело большое государственное значение и было рядом с ней. Его даже можно было потрогать руками или обаять в своём воображении.
     Ей почему-то захотелось и дальше в этом участвовать, чтобы от её усилий зависело что-то очень большое и важное.
     И обязательно, чтобы кроме неё это никто другой не мог решить. Так же как у этого молодого полицейского.
    Он спокойно и ответственно говорил о таких вещах, как безопасность движения поездов, ответственность за жизнь пассажиров, сохранность перевозимых грузов.
    Она, может быть, до конца и не понимала всего, но ей очень хотелось быть рядом с этими проблемами. С этим уже казавшимся симпатичным молодым человеком.
    Встречать и провожать его на службу. Рожать похожих на него детей. Разглаживать утюгом стрелки на его форменных брюках. Говорить своим знакомым:
    - Мой муж работает на железной дороге. Он полицейский. Обеспечивает безопасность.
    Галина Николаевна очень внимательно его слушала. А когда он закончил свой рассказ, задала вопрос:
    - Вы меня извините, но очень интересно было бы узнать о вас побольше, о ваших родителях. У меня такое предчувствие, что я их откуда-то знаю. Не знаю, почему мне так кажется.
    - Пожалуйста. Обычные родители. Папа машинист тепловоза. Работал на пассажирских маршрутах, теперь на грузовом сообщении.
    Старший брат пошёл по его стопам. У нас фамилия паровозников, не одно поколение. С самого зарождения паровозной тяги. А вот мама обычный парикмахер.
     - Раздувалов. Я где-то слышала эту фамилию или что-то читала.
     - Это очень даже может быть. Я учился в школе, над которой шефствовали железнодорожники. И отец, и дед приходили. Много чего интересного рассказывали.
     Отец активным комсомольцем был. Они работали на именных тепловозах имени героев Великой Отечественной, первых комсомольских секретарей-железнодорожников. Тогда такое молодёжное движение было.
     - Вот теперь я вспомнила. Избрали меня по молодости делегатом на комсомольскую конференцию, а там, наверное, ваш отец выступал или кто-то из его друзей.
     По памяти, тоже о чём вы сейчас рассказали. Было настолько всё необычно, что я с подругами даже не поверила сначала.
     Особенно удивительно было слушать, как сейчас помню, о встречных комсомольских планах, которые они на себя принимали.
         Представляете показатели. Тонно-оси-километры, разве такое забудешь.
        А какой энтузиазм был. Пусть всё это условно было, экономисты улыбались, но запомнилось на всю оставшуюся жизнь.
        Даже не поверите, ничего более яркого, в смысле повседневной работы, больше не было.
        Помню как-то загораем с девчонками на пляже, а рядом железнодорожный мост. Река, солнце светит, небо синее. Тепловоз на скорости грузовой состав тащит. На тепловозе надпись большими буквами- имени съезда комсомола. Молодой человек в окне кабины машиниста в железнодорожной форме с комсомольским значком на лацкане.
        Симпатичный, ладный. Мы со своих мест повскакивали. Руками ему машем. Воздушные поцелуи посылаем. Он нам взаимно. Воздушные поцелуи, соответственно.
        Была бы я художницей, нарисовала бы картину, как в конце двадцатого века грузы молодёжь везёт по железной дороге.
        - Как у отца жизнь?
        - Всё нормально. Единственная проблема. Спина побаливает. Это профессиональное. Стаж уже выработал, поездок стали поменьше давать, заработок немного меньше стал. Молодёжь поджимает, как и везде.
        - Привет ему передай, а конференция была в Доме культуры железнодорожников. Он вспомнит.
        Мы от швейной фабрики были. Тогда сотовых телефонов не было, так больше и не встретились.
        - Блин, во разговор клёвый.
        Низкий тембр Светиного голоса зазвучал диссонансом. Её стеб не воспринимался продолжением интересного разговора.
        Она это моментально почувствовала и постаралась говорить просто и понятно:
        - Все люди вокруг только и делают, что говорят о деньгах. Кто-то ограничивается разговорами, кто-то их реально зарабатывает, много.
        Сколько ни зарабатывай, всё равно будет мало. Это мне тоже понятно. Как и то, что без денег вообще труба. Но чтобы говорить о каких-то именных тепловозах?
        Помнить об этом всю жизнь? Если я сейчас об этом расскажу своим подругам, они же меня засмеют, скажут, что у меня с головой напряжёнка. А как бы хотелось жить и не думать постоянно о деньгах! В монастырь, что ли, пойти? Так надо и в мыслях не грешить, а со мной такое бывает очень часто.
        - Вообще-то каждый для себя сам решает, как ему жить на этом свете. Если душа лежит к монастырю, то надо не раздумывать, а поступать так, как она велит.
        Если душа к этому не лежит, то нечего и голову свою ненужным забивать. Есть много другого интересного.
        - Константин, как вы строги ко мне. И поболтать просто так уж нельзя. Хоть вы, Галина Николаевна, заступитесь за меня. Не давайте в обиду.
         Галина Николаевна в этот момент уже уснула тяжёлым сном. Словно провалилась куда-то глубоко и ей стал сниться какой-то мрачный сон.
         Видимо, болезнь делала своё дело, и времени в течение суток на активную жизнь у неё было немного.
         Стало казаться, что все пассажиры вагона погрузились в сон, а Константин и Светлана под стук колёс всё никак не могли наговориться.
         - А у тебя есть молодой человек?
         - Не скажу.
         - Почему?
         - По кочану.
         - Не хочешь не отвечай.
         - Почему не хочу? Очень даже хочу. Но не буду.
         - Тебя не поймёшь.
         - А меня и не надо понимать.
         - Почему?
         - Всё по тому же.
         - Какой-то странный разговор.
         - Ничего не странный. Ты думаешь, я такая дура, услышала ваш разговор. Ах, да он ещё и при погонах. И сразу растаяла.
         - Ты меня обижаешь. Я что - давал повод?
         - Ну извини.
         - Да нет, обижай, если тебе так хочется.
         - Совсем не хочется. Просто я не хочу, чтобы всё было так легко и просто. Захотел и сразу я растаяла. Хотя если честно, то ты мне понравился. Поэтому я тебе рукой и помахала.
         - И ты мне. Я о себе рассказал. А ты о себе?
         - Всё как обычно. Закончила школу. Потом колледж. Сейчас дипломы и бухгалтера, и экономиста, и коммерсанта, и продавца-кассира. А толку что?  Пока работы по специальности нет. Случайно получила работу на телевидении. Только вот думаю по Ваньке ли шапка?
         - Да бог с ней с работой. Парень у тебя есть?
         - В том смысле, что ты думаешь, нет. А так знакомых много. Может быть, кто-нибудь из них и думает, что я его девушка. Но это не так. А если бы был парень, то что?
         - Ничего. А что уже и спросить нельзя?
         - Почему нельзя? Спрашивай. Только всё это банально. Так, как ты со мной знакомишься, делают очень многие.
         - И сейчас делают и будут делать. Как мне выделиться. Сказать, Света, если ты не станешь моей девушкой, то я выпрыгну на полном ходу из поезда, чтобы тебе доказать, что у меня к тебе настоящая любовь с первого взгляда?
         - Вот это уже интересно. Но наверняка когда-нибудь уже было.
         - Так всё уже было раньше. Я где-то читал, что всё новое-это хорошо забытое старое.
         - Если это так и есть на самом деле, то скучно, господин лейтенант. Я правильно сказала? А может быть, товарищ лейтенант? Мне так больше нравится.
        - Называй, как хочешь. Всё, что ты говоришь, правильно. Неправильным будет то, если мы по прибытии разойдёмся в разные стороны и больше никогда не встретимся.
        - Так, как Галина Николаевна с твоим отцом?
        - При чём тут отец? Как бы то ни было, а у него жизнь прошла интересно. Меня волнует моя жизнь. Пока ничего яркого в ней нет.
        - Слушай, а может быть, поэтому ты и решил, пусть будет что-то яркое. Выбрал меня и сказал, это у тебя любовь с первого взгляда. Хотя тебе до меня как до Луны.
       - Ну не скажи. Хочешь я тебе скажу то, что никому и никогда не говорил? 
       - Да, хочу.
       - У меня есть знакомая. С ней мы встречались два года. И её, и мои родители говорили, ну всё, это судьба. И много чего всякого разного. Все наши отношения начинались и заканчивались на всяких материальных вопросах. Прежде всего, деньги и всё, что вокруг них. Особенно за последнее время это так достало, что стало настоящей пыткой. За неё не знаю. Думаю, для неё всё было вполне обычно. Для меня такая жизнь неприемлема. Она до сих пор так и не поняла, почему мы не встречаемся.
       - А она красивая?
       - Внешне очень.
       - Красивее меня?
       - Нет. Ты другое дело.
       - Какое?
       - Ну другое, и всё.
       - Но я тоже считаю, что деньги в жизни людей играют большую роль.
       - Но это же не всё?
       - С этим я согласна. У нас в Пригонске такие маленькие зарплаты, что в столице ещё ни один человек не поверил, что семья из четырёх человек может жить целый месяц на семь тысяч рублей. И ничего. И не жаловаться. И считать, что больше и не надо. Если хочешь знать, считать себя счастливыми.
      Вот видишь, я сама подвела к тому, что ты прав. Но деньги всё равно нужны. А то тебя даже жалеть начинают по этому поводу.
      А мне в отместку хочется жалельщику в морду дать. Хотя ты не думай, что я какая-нибудь хулиганка.
      - Ничего я не думаю. Я знаю, что если человека довести, то он на всё может пойти. Знаешь, какой случай был на моих глазах?
      - Какой?
     - В дежурную часть на вокзале привели задержанного, да так с ним разговаривали, что, видимо, ему очень, мягко сказать, не понравилось.
    Он стоял перед ними внешне спокойным и вдруг как бросился в окно. А оно было большое, стеклянное.
    Окно вдребезги. С людьми вообще надо очень аккуратным быть. Одного слова достаточно, чтобы довести человека до крайности.
    - А с этим человеком что дальше было?
    - Вызвали вокзального фельдшера. Голову ему перевязали. Окно потом новое вставили. Я полицейским при разборе инцидента говорю:
    - Ну и что, что чуть ли не десять раз судимый? Надо думать, что говорите. Нельзя людей обижать, может быть, и по-детски это звучит.
    - Так что, если я сейчас кинусь головой в окно, это тебя не удивит?
    - Больше ничего тебе рассказывать не буду. Даже не мог представить, что ты так можешь сказать.
    - Ну ладно, не обращай на меня внимания.
    Светлана взяла Константина под руку и положила ему голову на плечо.
    - Слушай, мы уже всем вокруг давно надоели своими разговорами.
    - Это уж точно. И что ты предлагаешь?
    - Пойдём в тамбуре постоим?
    - Ну ты и хитёр. И многие с тобой так ходят? Наверное, каждую поездку?
    - Света, ну что ты за человек! Никак понять не могу.
    - А тебе и не надо понимать.
    - Не боись. Ты под надёжной охраной. Матрос ребёнка не обидит.
    - А ты что-ко всему прочему ещё и матрос?
    - А вот и нет. Зато в тельняшке.
    - Тогда зачем говоришь?
    - А что, нельзя?
    - Врать нельзя.
    - Могу тельняшку показать. Могу её на груди порвать.
    - Ну всё, ладно, успокойся. Пойдём постоим, только недолго.
    В тамбуре был специфический запах, который вообще испокон веков присутствует на всех железнодорожных объектах.
    Это прежде всего запах усталого от круглосуточной работы металла, самых разных смазочных материалов, угля и почему-то всего того, что перевозится по скользким рельсам чугунки.
    На второй половине пути к столице вместо тепловоза пассажирские вагоны были подсоединены к электрической тяге.
    Скорость заметно прибавилась.
    В тамбуре как минимум штормило, слегка подталкивая из стороны в сторону.
    А иногда словно девятый вал обрушивался на молодых людей,
    заставляя их, хочешь не хочешь держаться друг за друга. Они этому и не противились.
     А даже были рады, но не подавали вида друг другу. Уходя из вагона, Константин надел форменную фуражку, и, когда он наклонился, чтобы поцеловать свою новую знакомую, она, громоздкая с непременной кокардой, от какого-то толчка в самое неподходящее время и в самый неподходящий момент, предательски свалилась с буйной головы бравого стража порядка.
     Вместо поцелуя молодые люди слегка стукнулись носами и весело и непринуждённо рассмеялись.
     После чего быстро подняли фуражку с пола и она оказалась на голове у Светланы.
     Её непрерывно по очереди поддерживали то одной, то другой рукой, а их губы слились в настолько долгом поцелуе, что казалось, что он существует сам по себе без конца и края.
     В этом рвущемся сквозь упругий воздух транспортном средстве, в котором двое людей, поддерживая друг друга, летели в неизведанное пространство навстречу событиям и свершениям и с высоты звёздного неба казались совсем маленькими и беспомощными.
     А они в крепких мужских и нежных девичьих объятиях старались удержать всю близлежащую Галактику и, судя по прижавшимся друг к другу трепетным телам, им это удалось.