Париж, я тебя люблю

«Увидеть Париж и умереть!» - откуда взялась эта фраза?» - задавалась я вопросом, покидая этот неуютный город, с его широкими проспектами и авеню, серыми зданиями и величественными шпилями многочисленных соборов, церквей. На душе толстым пластом залегло разочарование. Я ждала, предвкушала эту поездку многие годы и вот теперь, осуществив свою мечту, была разочарована, расстроена тем, что воображение, слишком живое, слишком охочее до разного рода мистических превращений, нарисовало Париж дышащим разноцветными огнями, звучащим аккордеоном, пахнущий круассанами, marche aux puces*, где можно отыскать дивные, старинные, очаровательные безделицы. В действительности же Париж оказался назойливым: его длинные, широкие авеню ложились на плечи тяжелым грузом, который сложно было пронести и несколько шагов; к запаху круассанов примешивался запах прогорклого масла; от багетов в горле образовывался ком, никак не желающий проваливаться дальше по пищеводу; сады Тюильри оказались жиденькими. Венцом этого хаоса были длинные очереди, как ядовитые змеи, обвивающиеся несколькими кольцами вокруг известных дворцов и музеев.

С удивлением и любопытством взирая на эти длинные-предлинные караваны, тянущиеся в Мекки искусства, иной прохожий непременно бы задался вопросом «Действительно ли все эти люди ценят полотна Гогена, видят разницу между полотнами Моне и Мане, приходят в восторг от созерцания разноцветных подсолнухов Ван Гога, действительно ли все они настолько любят искусство, чтобы тратить свое драгоценное время на осмотр несметных сокровищ Лувра, Д’Орсе»?
Четыре часа под палящим солнцем, проливным дождем – вот дань, достойная многовекового мирового культурного наследия. И спринтерский забег в поисках «Моны Лизы» или «Завтрака на траве». Финиш. Прибыли. Отдышались. Окинули вдумчивым, полным мнимого интереса, взглядом и прочь, в сады, в кварталы, в другие музеи, соборы. Еще столько золоченых рам, столько витражей, могил «людей, которых НУЖНО знать» ждут своей галочки. И Мона Лиза, как всегда, провожая насмешливым взглядом ценителей живописи на Елисейские Поля, кривит уголки губ в ехидной усмешке.

«Oh, Champs Elysees, oh, Champs Elysees» – нараспев тянет Джо Дассен своим мягким, бархатным голосом и кажется, что здесь-то, вот здесь, сейчас и будет тот настоящий Париж из любимых песен. Тем более, что Джо Дассен с уверенностью добавляет «il y a tout ce que vous voulez!» А мне-то многого не надо, всего-то нужен Париж! Бегом, задыхаясь, вперед! Все те же необъятные взглядом перспективы и… магазины, изрыгающие ненасытных покупателей, которые все ищут того, не зная чего…
Доползая до Триумфальной Арки, понимаешь: Ты – триумфатор! Это ж надо – преодолеть такое расстояние! Несколько фотографий Арки «на память», вдруг забудется ее образ. И вниз по Елисейским, не смотря по сторонам, ибо и смотреть-то не на что. Там внизу еще много красот, успеть бы!

Один из самых красивых мостов, как утверждают архитектурные гурманы, мост Александра III. С замиранием сердца приближаешься к нему, но масштаб, размах, съедает все впечатление, оставляя лишь жалкие объедки в виде золоченых статуй да вычурных фонарей.
Успокаиваешь себя: «Ничего, мол, на десерт Инвалиды! Французская кухня признана самой изысканной в мире, вдруг удивят». Вот он! На вид сдержанно, ни тебе кремовых розочек, ни толстого слоя шоколада, обсыпанного арахисовой крошкой! Но ты уверен, вкуснотища скрыта внутри, под толстым бисквитным коржом. И не ошибаешься! Ай да молодцы, эти французы! Все же умеют, умеют удивить, порадовать, найти то неповторимое сочетание вкусов, которое запоминается на всю жизнь. Внутри скрыто то драгоценное, ради чего стоило столько прошагать: могила Наполеона, узурпатора, деспота и тирана, завоевателя и великого полководца, осмелившегося устремить свой твердый взор на Восток. Сдержанно красный гранит, безмолвные крылатые Победы, охраняющие его вечный покой и список его военных посягательств, вписанных в круг, словно от нечисти, защищающий его от нападок критичной истории, которая так и норовит нет-нет да вставить рядом с его именем сослагательное наклонение.
Пожалуй, это одно из немногих мест в Париже, где хочется задержаться немного дольше положенного приличиями.

Выходя же в массивные двери, снова этот вихревой хаос подхватывает тебя и несет, несет по улицам Парижа, неведомо куда, в эту сутолоку туристических мест, в эту кипучую жизнь ждущих своих восторженных охов и ахов достопримечательностей. Каждому здесь нужно отдать дань если не обожания, то хотя бы  скромного туристического «побывал».

Особого к себе отношения требует раскорячившаяся на берегу Сены Эйфелева Башня. Эту ржавеющую железную конструкцию, похожую на выродка телеграфных столбов, принято фотографировать без устали, не жалея ни кадров, ни хвалебных эпитетов. Она видна ото всюду, ее невозможно не заметить: она – ориентир, она – символ Парижа и самый узнаваемый мировой бренд. Она давно привыкла к такому пристальному вниманию и, нисколько не смущаясь, охотно демонстрирует всем желающим и не желающим свои уродливые железные щупальца. Ночью, однако же, стоит отдать ей должное, маскирует свой нелепый вид мерцанием легкого шифонового одеяния. Правда, и это зримое удовольствие длится недолго: поспешно она накидывает черный балахон, превращаясь в мрачное пятно на фоне парижского неба.
…
Потягивая шампанское в самолете, я вдруг внезапно ощутила настоящий прилив нежности к Парижу, ведь ни один город до него не заставлял меня так скучать по суматошной, пыльной и душной майской Москве.
 


* блошиный рынок, барахолка