По бабам
Парни служат три года. Сын, будучи ребёнком крупным и воинственным, несмотря на наши с женой слёзные мольбы, пошёл служить в боевую часть, которая дислоцировалась на территории Палестинской автономии. Надо ли говорить о том, как мы переживали каждую его поездку на базу или домой? Тем не менее, он все свободные от службы выходные проводил дома. Автомат в шифоньер, магазины с патронами в письменный стол и отдых в полный рост. Мама постирает и погладит форму, накормит чем-нибудь вкусненьким, папа свозит на машине куда требуется и привезёт обратно.
А я, глядя на любимых отпрысков в военной форме, вспоминал свою службу. Вспоминал, как невыносимо порой хотелось домой, как мечталось встретиться с любимой девушкой, друзьями, посмотреть телевизор, но … Расстояние от Ангарска, где я учился в школе сержантов, до Алма-Аты равнялось 3447 километрам, от Хабаровска и Владивостока, где служил после учебки – 6670 и 8023 километрам соответственно. От Петропавловска Камчатского, где закончился мой боевой путь, 6774 километра до Москвы и от неё, родимой до дома ещё 4001 километр или трое суток поездом. Поэтому, форму мы стирали и гладили сами, вкусненькое раз в пол года приходило из дома в посылках или в конверте, в виде пятёрочки, вложенной мамой между страничками письма, а в увольнение ездили на общественном транспорте. В Петропавловске Камчатском до посёлка Нагорного автобусы не ходили вообще, и желающие приобщиться к цивилизации топали семь километров до города пешком. Ровно столько же приходилось топать назад уже приобщившись. В нашем взводе, однако, желающих ходить в увольнения никогда не бывало кроме Валеры Петрова, который каждый раз из увольнения приносил триппер. После третьего раза я перестал пускать его в город по выходным. Мы и без того всю неделю проводили в городе. Сначала восстанавливали оборванные пургой провода воздушной телефонной связи, а потом, летом, занимались прокладкой кабеля.
В один, как пишут в сказках, прекрасный день, окончив работу, мы валялись на газонной травке и ждали машину, чтобы ехать в часть. Внезапно подходит ко мне боец и сообщает,
- Товарищ сержант, там какой-то мужик зовёт.
- И что ему нужно?
- Он не сказал.
Я оглянулся. Метрах в двадцати от нас, около сараев, стоял невысокий, плотный парень года на три старше меня. Я пошёл к сараям.
- Сержант, выпить хочешь? – спросил меня парень.
- Нет, - ответил я, - это всё?
- Подожди! Давай выпьем, у меня и пузырь с собой есть!
Нужно сказать, что для Петропавловска Камчатского такое предложение не было необычным. Лозунг «Народ и армия едины» в этом городе был воплощён в жизнь по максимуму. Не любил местный народ только воинов, носящих малиновые погоны, тех, кто охранял многочисленные зоны. На нашей форме погоны были чёрные с эмблемой связи, стало быть, мы принадлежали к большей и, несомненно, лучшей части Вооружённых сил СССР. Почти каждому из нас случалось и ранее, будучи в увольнении, принимать приглашения от незнакомых людей и пить у них в кухне из гранёных стаканов божественный напиток «Резоль» (жидкость для укрепления волос на спиртовой основе), закусывая его жареной картошкой с тушёнкой. Люди, приглашавшие нас посидеть в домашней обстановке, скорее всего сами были в недавнем прошлом дембелями и тоска по нормальной жизни из их памяти ещё не выветрилась.
- Давай, только быстро, машина вот – вот должна подойти!
Мы зашли за угол сарая, дабы подчинённые не видели командира, пьющего из горла бормотуху.
- Вениамин, - представился парень, можно просто Венка.
- Саша, - пожал я руку нового знакомого, - Там сидело двадцать человек, почему ты захотел выпить именно со мной?
- Не знаю, - ответил Венка, - захотел и всё.
Подошла машина. На моей пачке «Примы» он нацарапал свой адрес,
- Будешь в городе – заходи, посидим, как люди.
- Спасибо! – ответил я, - будет случай, зайду.
Случай представился через месяц. Надоело сидеть в казарме, смотреть на опостылевшие рожи сослуживцев и в тысячный раз слушать заезженную пластинку «Прожектор шарит осторожно по пригорку …». Душа требовала перемен, и я отправился в город. В трущобах Петропавловска барак, в котором жил Венка, отыскался не без труда. Три года назад Венка, служивший во флоте, демобилизовался, остался в полюбившемся ему Петропавловске, устроился на работу в порт водолазом, получил комнатушку в бараке и выписал с материка маму.
Сипел на плите чайник, на столе стояла нехитрая домашняя еда и, конечно, бутылка водки. По-домашнему хлопотала Венкина мама, то подкладывая мне на тарелку, то наливая чай. Говорили о разном, смотрели альбом с фотографиями, и я, выросший в трёхкомнатной квартире, в семье двоих заведующих лабораториями кандидатов наук, чувствовал себя в этой барачной клетушке почти как дома. Перед моим уходом Венка полез в шифоньер и достал оттуда водолазный, из толстой верблюжьей шерсти, свитер.
- На, Сашок, носи на здоровье!
- А ты как же?
- А у меня их ещё три в шкафу лежит. Спецодежда.
- Спасибо, Венка!
Подарок был действительно дорогой и, по метеоусловиям Камчатки, ценный.
Второй раз я навестил его недели через две. Пресытившись видами дикой камчатской природы, рванул через сопки, напрямик, в самоволку. Заскочил по дороге в продуктовый магазин в посёлке с поэтическим названием «Кирпичики», купил бутылку вина, какую – то нехитрую закусь, и заявился в знакомый барак. Венка был дома. После ужина, он, подогретый вином, предложил,
- Сашок, а пойдём по бабам! У меня здесь, рядом есть две подруги.
- Куда же я пойду в полевой форме? Патруль моментом загребёт.
- А мы тебя переоденем!
Я с трудом натянул на себя его рубашку и брюки, обувь оказалась моего размера, и мы по закоулкам отправились на поиски приключений. И, как говорят в Одессе, мы таки их нашли! Барак, точная копия Венкиного, был густо населён людьми. Венка кулаком постучал в одну из комнат и дверь сама по себе открылась. Сначала я не разглядел ничего. По комнатушке клубами плавал табачный дым. Потом, в этом тумане, я разглядел стол, на котором, кроме закопченной керосиновой лампы стояло не меньше двадцати бутылок водки, пара мутных гранёных стаканов и валялись куски хлеба. За столом, уронив на него морду, сидел мужик, габаритами напоминавший мне быка. На одной из кроватей, под одеялом, совокуплялись хозяйка комнаты и второй мужик лет сорока. А с другой кровати огромными глазами смотрели на этот праздник жизни пацан лет трёх и девчушка лет пяти.
- Садись, Саня! – по-хозяйски пригласил меня Венка, и налил стакан водки, - Пей!
Сказать, что я был ошарашен, значит не сказать ничего. К своим двадцати годам я навидался в жизни всякого, но такой мерзости видеть ещё не приходилось. Я залпом шарахнул полный стакан.
- Пойдём отсюда, Венка!
- Да сиди! Эти сейчас уйдут!
- Пойдём, мне уже в часть пора. Хватится старлей, сидеть мне на губе! Пойдём!
- Ну, иди. Я останусь.
Я добрался до Венкиного барака, переоделся в своё х/б и, спустя полтора часа завалился спать в наполненной ароматом нестиранных портянок казарме…
Ещё через пару недель я постучался в дверь Венкиной комнатушки. Открыла его мама.
- Здравствуйте! Вениамин дома?
- Венка? Венка в тюрьме. Ты-то тогда в часть пошёл, а он у этой прошмандовки остался. Там была драка, Венка пырнул одного бугая ножом, соседи вызвали милицию, ну, и вот … Она заплакала.
… С тех пор прошло уже более сорока лет, а я так и не смог забыть мордашки тех детишек с недетскими глазами, дым коромыслом, стол уставленный водкой и парочку под грязным одеялом. И не дают мне покоя вопросы: правильно ли я поступил, оставив Венку в этом гадючнике? Не нужно ли было мне остаться вместе с ним? Не нужно ли было попытаться утащить его оттуда силой? Как сложилась бы моя жизнь, останься я тогда вместе с Венкой?
21.06.2013.
Свидетельство о публикации №213062100772
С уважением...
Владимир Народнев 03.09.2016 15:28 Заявить о нарушении