Без ума от

Уставший, он входит в комнату, падает на кровать, запускает руку в штаны и крепко обхватывает ладонью член. Впрочем, ничего более не делает. Мысли уносятся к великому, куда-то в вечность. Прорываясь сквозь рамки приличия, он достиг естества как физического, так и морального. Лицо расслаблено, нет нужды принимать необходимое выражение. Положение кисти подмечает спустя минут десять, когда мысли обретают стройный ход.
«Если бы кто-то увидел эту картину, непременно подумал бы, что здесь происходит что-то плохое. А то и пальцами бы потыкали. Поэтому лучше уходить из-под взоров периодически. Даже при условии, что ничего дурного не замышляешь. Я имею право щупать собственный член, черт подери! Да!»
В душе поднимается гордость и неистовство, первородная свобода прорывается вовне.
«Человек убивает себя, сбегая от собственной оболочки. Нет. Отсюда не сбежишь. Разве что в астрал прогуляться. Быть разумным животным. Находить компромисс между вещественным и иллюзорным.»
На стене висит скрипка.
- Ты прекрасна. Но я люблю тебя за то, что ты поешь. Разнообразно. Будь у тебя одна струна, ты бы полетела в камин, родная. Но ты умеешь петь так, что мне не надоедает тебя касаться. Поэтому мы и подружились.
Он встает, переодевается и следует в уборную, совмещенную с ванной, чтоб справить малую нужду. Открывает дверь и включает свет. В мраморном корыте распластано тело блондинки с перерезанным горлом. Глаза безумно выпучены, а пальцы сжимают грудь, колени примыкают к стенкам ванной, а голени перекрещены. Парень отшатывается, хватаясь за дверной косяк, с омерзением щурится, кривя рот. Затем он подходит, осматривает убиенную, проводит ладонью у нее по лбу, закрывает ей глаза. Ему жаль ее. Наклоняется и целует похолодевшие синеватые губы. К горлу подходит рвотный позыв, парень резко отстраняется и еще несколько мгновений внимательно рассматривает гостью. Из брезгливости моет руки и выходит прочь – через коридор из квартиры на улицу. Идет вперед быстро, не обращая внимания на прохожих. Подскакивает собака, но хозяин дергает за поводок и останавливает зверя. Армель слегка покачивается на нетвердых ногах. Но не от собаки, а на нее, будто хочет угодить к ней в пасть. Идет дальше. Надышавшись воздуха, возвращается обратно. С опаской заходит в ванну, но там никого нет. По позвоночнику пробегают мурашки. Деверь хлопает и ударяет парню по пальцам. Он взвывает от боли. Медленно проходит на кухню вслед за мокрыми следами на полу. Слышен звук кипящего масла. Он заглядывает в кухню и видит, как оживший труп суетится у плиты. Стоит и глазеет. Она разворачивается, ставит на стол тарелку блинов и рисует кетчупом сердце на верхнем.
- Хорошо хоть не кровью, - он роняет голову в ладони и нервно дергает плечами, заливаясь то ли смехом, то ли плачем. Девушка, чье тело не до конца высохло, промочила фартук. На пол натекло красноватой воды. Она села напротив, сложила руки на коленях, подобно воспитаннице пансиона для благородных девиц. Шея разрезана наполовину. Разверстая глубокая рана блестит в свете вечернего солнца. Выпученные глаза, открывшиеся вопреки стараниям Армеля, смотрят в стену с пустым выражением. Он отнимает руки от лица и наблюдает данную картину. Ему страшно. Мысли путаются.
«Кто ты такая, что здесь делаешь и как от тебя избавиться?» – думает он, но тем ни менее вслух этих слов не произносит. Кто знает, можно ли доверять этому существу.
- Спасибо, конечно, - кивает на яство, - Но какими судьбами?
Она открывает рот, но из-за разрубленной шеи говорить не может. Армель подает ей лист бумаги и ручку.
«Я - проститутка. Светловолосый мужчина перерезал мне горло и скрылся.»
- Ах, мой милый сосед. Я знал, что с ним что-то не так. Сомневаюсь, что мы его увидим. Хотя, иди знай.
Девушка продолжила писать.
«Он привел меня сюда, потом связал и начал произносить слова на неизвестном мне языке»
- Какая прелесть. А ведь приличный с виду человек. В тихом омуте. А потом он чиркнул тебе ножом по горлу и сбежал?
Она кивает, от чего голова опасно покачивается.
- Но. Твою душу нужно упокоить. Или сдать в какой-нибудь центр исследований паранормальных явлений.
Отрицательно махать головой она боится, так что активно протестует в жестах.
- Что тогда? Мстить собралась?
Она думает какое-то время.
«В моей жизни было мало хорошего. Родители умерли, и в свои шестнадцать я зарабатываю на жизнь проституцией.  Ладно, мне бы хотелось перейти в мир иной. Быть может, там дела обстоят лучше.»
- Ты бы могла все исправить, - говорит Армель с сочувствием, - Но теперь, видимо, поздно.
Вечером он выводит ее на опушку близлежащего леса, раскапывает могилу, прощается и засыпает девушку землей. От удара дверью его пальцы до сих пор болят. Уставший, приходит домой и ложится спать. В течении следующих дней в доме наблюдаются легкие паранормальные явления: несколько раз самопроизвольно двигаются предметы и слышен сильный ветер, хотя на улице спокойно. Со временем все устаканилось. В одну из ночей раздается звон разбитого стекла. Армель дергается, принимая сидячее положение в кровати, вырванный из сна. Бледные руки просовываются меж острых стекол, и на ковер неуклюже вваливается тело. Армель берет в руки медную статуэтку и включает свет. На на коленах сидит его старая знакомая вся в грязи.
- Что опять? – в голосе слышится раздражение, - Еще и вредительство. Окно, ковер. Ты в своем уме? – кипятится подобно чайнику. Но не орет, а шипит словно змей.
Жестом его просят успокоиться. По обыкновению на листке бумаги девушка пишет, что за неделю, проведенную под землей, ее душа нисколько не пожелала обретать покой. Мелькала надежда на то, что ее объяла вечная тьма. Но черви, заползающие в уши и ноздри, жуки и шум сверху указывал на опрометчивость предположения. Она хотела позвонить в дверь, но у подъезда собралась молодежь, и пришлось идти в обход.
- Да, наивно было полагать, что все так просто. Магия тебя подняла, магия должна тебя и уложить. Или я могу сжечь твое тело, - последняя идея излагается с особым воодушевлением.
«А если я вселюсь в твоего кота?»
- У меня его нет.
«Но я не хочу, чтоб меня сжигали. Давай найдем того урода. Пожалуйста. Помоги мне.»
- Какой кошмар. Но куда я денусь, собственно говоря.
Девушка живет у Армеля, пока он разыскивает бывшего соседа. Звонит ему, но ответа нет. Он расспрашивает общих знакомых, которых было мало. Точнее тех, кто мог быть знаком с этим типом. Сутра Армель уходит на работу и Леа ждет его, выходит на улицу только ночью. Рану на шее можно прикрыть, но трупного вида не спрячешь. Она читает книги, убирается, ищет информацию о своем обидчике. В одну ночь Леа кладет руку на плечо спящему Армелю. Он оборачивается и, увидев в ее глазах страстное намерение, выставляет перед собой ладонь, мягко отстраняя ее. Она не отступает. Это единственная цена, которой она может заплатить за его доброту. Увы, она платит так за все. Мысль о подобном кажется Армелю сущей дикостью. Но тем она привлекательней. Парень кладет руку на бедро девушки и рывком притягивает к себе так, что она на него падает. Действо проходит без поцелуев, в жесткой форме. В минуту апогея переплетенные тела совершают столь сильные рывки, что у Леи отпадает голова и со стуком катится к стене. Должно пройти еще несколько мгновений, чтоб Армель завершил начатое. Только потом он отмечает конфуз.
- Ты сама напросилась, - просто говорит он, похлопывая обезглавленное тело по голой груди. Встает и поднимает голову. Руки девушки шарят в воздухе. Он преподносит ей этот дар. Царит тишина. Леа сказать ничего не может, а Армель – не хочет. Он ложится спать с довольной улыбкой.   
Через несколько дней, смотря по новостям сюжет, Армель замечает бывшего соседа, просто проходящего мимо.
- Он в Гренобле! Ты только посмотри! – тыкает пальцем в экран. За спиной репортера мерным шагом проходит тот самый светловолосый мужчина, - Черт подери, ставлю почку на то, что это он!
Леа оживленно подпрыгивает, держа голову в руках.
- Мы разыщем его. Туда ехать четыре часа. Итак, что за улица? Понятно. Пакуй вещи, красавица!
Перед спешным отъездом Армель вооружается шилом, изолентой и худо-бедно прикрепляет голову подруги на место.
- Ты главное не суетись. Говорить буду я.
Достигнув места, они выходят именно на эту улицу и, вооружившись фотографией искомого субъекта, обходят ближайшие гостиницы. Благо,  они находят того, кого искали уже в третьем пункте. Он сидит за барной стойкой на первом этаже и потягивает арманьяк.
- Ишь ты, д’Артаньян нашелся. Миледи, ты готова к своему выходу? Разумеется, готова. Я в тебе не сомневаюсь, - сам заключает он, не дождавшись ответа.
- А вот и мой старый знакомый.
- Оу, соскучился? Вижу, ты получил мой подарок, - отвечает блондин, окидывая вновь прибывших взглядом. Поза его свободна, а лицо непроницаемо-спокойно, - Вижу, она от тебя без ума. Точнее без головы. Без ума она была изначально. От природы.
Брови Леи сдвигаются, кулаки сжимаются крепко. Она бурит убийцу взглядом, получая в ответ усмешку. Не выдерживает, хватает со стола бутылку арманьяка и замахивается. Однако цель ее успевает выставить руку и отбиться. Попытки повторяются.
«Ты убил меня! Убил меня, говнюк! Я отплачу тебе тем же.»
- Но я же все исправил, - обидчик угадывает мятежные мысли, наконец, хватая запястье девушки. Она указывает пальцем на горло, - Тут уж звиняй. Жертва из экспериментальных целей.
«Знаешь, какие я могу на тебе эксперименты ставить!?»
Она ненавидит его. Но все-таки удобно, что он может слышать ее мысли, этот злой колдун.
Армель отступает на шаг и наблюдает картину разборок. Этьен хохочет, видя разъяренное лицо девушки.
- Жаль, ты не можешь покраснеть.
- Кстати, ты не заплатил за месяц, - напоминает Армель квартиранту назидательно, - И за предыдущий.
- Теперь ты понимаешь, почему я спетлял. Но оставил же презент, - с улыбкой он треплет ладонью волосы Леи, от чего голова опасно покачивается. Девушка отбивается, шлепая его ладонями по руке. Тут Этьен замолкает, глядя на нее пристально.
- Сначала перепады твоего настроения встревожили меня. Даже защемило что-то на душе пустотно. А потом я постарался посмотреть на тебя сверху. Как на неразумное дитя, желающее, чтоб ему дали ту самую игрушку. Яростный и глупый ребенок. Я снизошел к тебе в своих мыслях. Ты хотела восхищения. Но тому не бывать. По-твоему все должны быть рабами твоего душевного состояния. Но я говорю, что ты глупа и смеюсь над тобой. Разумнее с моей стороны было не попадать в сети очарования этой маленькой дьяволицы. Но ее объятия были пленительны. И я пошел, как идиот, право слово. Это моя слабость. И твоя перерезанная шея – тоже моя слабость. Я не смог контролировать свою зависимость порочным плодом. А ты была порочна, снедая меня своими капризами, окутывая заботой, пленяя обаянием, а потом разверзая ароматные лепестки и являя то самое дерьмо, коим ты полна до краев. Да, я недостаточно мудр, чтоб установить верную дистанцию. И вместо того, чтоб бежать – было бы так жалко, я истребил тебя. Но все-таки решил поэкспериментировать, решив, что такая красота не должна умирать. Сейчас ты еще лучше. Ты вынуждена скрываться. И никто не протянет к тебе руки. Кроме моего бывшего сожителя. Теперь ты – его головная боль. Отстань от меня, - он толкает ее в плечо так, что она падает, но Армель хватает ее руку и тянет наверх сантиметрах в двадцати от пола. Этьен делает большой глоток арманьяка.
- Я бы тебе и в лицо плюнул. Но джентльмен как-никак. Ай, это опять моя душевная слабость. В идеале мне нужно было просто пожалеть тебя за твою глупость и возмолить небеса о даровании тебе серого вещества. Но снова не смог. Ничего, попытка не пытка. В следующий раз обязательно. Хотя я предпочел бы избегать тебя.
- Вижу, ты был постоянным клиентом, - усмехается Армель.
- Клиентом? – ежится Этьен.
- Ну да. Она ведь проститутка. Ты влюбился в проститутку?
- Что? Ха! Я не знал. И как не понял сразу. У тебя же это на лице написано, шельма, - обращается он уже к Лее. Еще один большой глоток.
- Итак. Ты можешь упокоить ее душу?
- Нет, - просто ответил мужчина, - Я пару заклинаний еще из детства знал. Помню, был мал, и это мне рассказала сумасшедшая бабка из деревни. Она меня еще вечно внучком звала. Оказалось, что какое-то родство у нас все-таки было. В той деревне у всех было родство. Но она думала, что я сын ее дочери, а это правдой не было. И научала меня всяческим чарам. Я в их действенность не верил, но прилежно запоминал, хотя и смысла не смыслил. Это уже лет в двадцать у меня некоторые способности проклевываться стали. Но я не эксперт. И советую тебе кинуть ее в огромную мясорубку, прокрутить и псам дворовым скормить. Чтоб подохли от несварения желудка. А то развелось этой швали. Воют по ночам, не дают покоя. Ух, нигде мене уже покоя не сыскать.
- Ты знаешь, что должен гнить в тюрьме?
- Так она ведь жива. В чем проблема?
- Ладно. Спасибо за помощь. Прощай.
- Не за что.
- И то правда.
Армель берет Лею за запястье и уводит из бара. В ее глазах печаль. Она могла  поведать ему о том, что случилось между ней и Этьеном. Но его это мало волнует. Он думает, как от нее избавиться. Она это понимает и боится остаться наедине со своей бедой.
- Ты не думала, что товар для некрофилов будет в ходу? – раздражение переходит от Этьена к Армелю. То ли это способности к внушению первого, то ли мужская солидарность второго – не ясно. Не разобравшись, кто виноват, он винит ее, видит в ней сосредоточение грязи, распутства и бесчестия. Он резко поворачивается и заходит обратно в бар. Проходит несколько минут и Армель снова на улице.
- Без паники, - устало, видя в серых глазах молящий вопрос, - Просто сказал ему, что если не заплатит за комнату, я разыщу его снова и подам иск.
Леа только поджимает губы. Страх все-равно не сходит с ее лица. На машине они возвращаются в дом. На протяжении всего путешествия Армеля раздражает ожидание, исходящие от Леи. Она впивает глаза-иглы в его ухо и висок, в его щеку. Когда они переступают порог обиталища, Армель садится в кресло и проводит там сорок минут в раздумье. Стратегия девушки не меняется. Она – добровольный арестант, ожидающий вердикта.
- Все мы чужды друг другу. И в то же время являемся одним. Внешний мир – это мы сами и в то же время наш противник. Данное расхождение и двоякость рождают множество сомнений. Кожа отделяет оболочку от всех сфер земного пространства. Но она так условна. Энергия распадается, смешивается и образует нечто новое. А будем ли тогда существовать мы? Мы и так не существуем целостно. Каждый день мы предаем себя вчерашнего в угоду переменчивого мира. Ничего необычного, ничего греховного, ничего страшного. Просто нет нас. Есть субстанция. И человек, делящий мир на «я и они», наивен. Они просачиваются в Я. Я влияет на Них. Я и есть Они. Они и есть Я. Взаимообмен должен быть равноценным. Если Они подавляют тебя, или Ты сам таранишь Их, не внимая позывам внешнего, подобное движение обречено на страдание. Обмен требует обоюдности. Ты не перестанешь быть собой после распада оболочки. Потому, что собой ты никогда не была. Я не пойду с тобой. Мне еще есть, что дать этому миру, как и есть что взять от него. Ты думаешь, что в тех же правах? Хорошо. Но мне взаимообмен с тобой не симпатичен.
Леа вцепляется в его руку обеими ладонями, сползает на колени и уже держится за штанину, глядя вверх блестящими от слез глазами.
- Ну откуда влага в твоей икебане-голове? Ты не та, кому можно рассказать все. Ибо ты человек. А люди, какими бы милыми они не казались, в определенный момент начинают адски выеживаться, культивируя свой эгоцентризм. А кому это понравится? Не мне, уж точно. Я сам таким не прочь побаловаться. А кому это понравится? Не тебе. Ты красива. Даже сейчас. В этом твоем скорбном положении. Но что мне твоя красота! Если я могу пройтись к берегу моря и увидеть там красоту в разы большую. Молчаливую, искреннюю, льнущую от естества природы. Прости, Леа, твое существование не естественно и я чувствую трупную гниль, гладя тебя по щеке. Я слышу запах разложения. Это интересно и необычно поначалу. Но теперь я пресыщен, я испробовал тебя сполна. Этот опыт накоплен в архивах моей памяти. Впрочем, я столько отверг в своей жизни. Поди сюда.
Он хватает ее за запястье и дергает наверх, прижимая к себе рукой за талию. Насмешливо смотрит в глаза. В данном озере мелькает надежда, на поверхности воды пляшут искорки рассвета. Тонкие губы приоткрылись, но все так же безмолвны. Им дан талант вопрошать молчаливо.
- Ко всему можно придти собственным умом, мыслью, дорогая моя. А я не знаю, о чем сейчас думаю, - он проводит пальцами по светлым волосам, аккуратно, чтоб не задеть ее. Девушка тянет к нему руки и обнимает за шею, прижимаясь к груди. Некоторое время они просто стоят. Его руки сомкнулись на ее талии. Начинают неспешно вальсировать при отсутствии аккомпонимента.
- Честное слово, что-то в этом есть. Честное слово, мне нравится, - в голосе Армеля торжество, - Но беда удовольствий в том, что ими пресыщаешься.
Леа понимает, что ее выкинут, как досаждающее домашнее животное. Вопрос лишь в том, когда. В ней недостаточно разума, чтоб что-то придумать. Недостаточно решительности, чтоб действовать. Она предпочитает ждать и быть слабой.
- Пошли, прогуляемся, - улыбается Армель, берет Лею за руку и уводит из квартиры. Он берет с собой бутылку абсента и несколько раз прикладывается по дороге. Дойдя до опушки леса, он выливает немного Лее на голову, коротко целует ее в губы, зажигает спичку и воспламеняет ее волосы.
- Так всем будет легче. Раньше я думал, что не верю в судьбу. Но у каждого свой путь. Говорят, что каждый человек сам управляет своей жизнью. Но если мы – это мы и только мы, то и выбор наш предопределен. Иной выбор – покорение дисгармонии, позволение случиться вмешательству. Выбор, извлеченный из глубины наших душ, единственен. Перевоспитание – насилие. Все ответы внутри нас. Свободный человек идет по тропе, определенной заранее. Амбициозный же и одурманенный ложными ценностями - сворачивает, показывая, что он хозяин своей жизни. Но кориться судьбе – не значит предавать себя. Одно дело – влияние внешнее. И совсем другое – внутренний порыв, что предсказуем. Наша личность внутри. Она не формируется, а раскрывается в течении жизни. Сейчас я – это я. А ты – это ты?
Лея судорожно кивает. Из глаз рекой текут слезы.
- Ты прекрасна, как ведьма на костре инквизиции. И молчалива, как эти деревья. Прощай, - он плескает на нее еще напитка, от чего пламя сеется. Она оседает на землю, обхватывает колени руками и ежится от боли, - Я, наконец, упьюсь своей самостью, а ты обретешь свободу. Никто из нас не проиграет. Когда-то все будет таким простым. В сознании появится картина лучшего решения. Но сейчас все именно так. Выше головы не прыгнешь. Опыт позволяет нам то, что позволяет. Но не больше.
Она свободна и готова развеяться, встречает пекущую, снедающую боль с распростертыми объятиями, зная, что это проводник в ничто, а затем во что-то иное. Пред ее носом загадка, которой скоро предстоит разрешиться. Армель верит ей, он видит, что она стремиться к свободе. Он разворачивается и идет домой, не переставая потягивать абсент.