Я прилёг отдохнуть

Захлопнул дверь, разулся, скинул куртку и, не включая свет, прошёл в комнату и повалился на кровать. Этот день окончательно меня обессилил. Перевёрстывали пять раз! Не знают сами, что им надо. Да еще и попробуй объяснить им что-то – не поймут. Нет, не так - даже НЕ ЗАХОТЯТ понять. Вроде слушают, но не слышат. НЕ ХОТЯТ слышать. Орем, как в стенку… Не могу больше - уходить надо. Три, нет – четыре главреда сменились… что делать? Всё-всё: спокойно – вдох-выдох… Лежу, привожу мысли в порядок, остужаюсь. Взгляд в потолок, вдох-выдох. Тихо, темно…
Лежу, фокусируясь на дыхании – медленный вдох, спокойный выдох. Темнота и покой постепенно  вымывают из головы всю мерзость пережитого дня. И ведь день за днём мы все плаваем в этой темноте, словно глубоководные рыбы в ледяной воде – такие же медлительные и заторможенные, думаю я. Зачем, для чего? Всё, не думаю ни о чём...
На потолке застыло бледное пятно от уличного фонаря. Возникает из тьмы  белая полоса света, карабкается на потолок, приборной стрелкой перекидывается на другую сторону, съезжает по стене вниз. Беззвучно движутся автомобили за стеной. Абсолютная тишина, мобильник выключен … Вслушиваюсь в тишину…
Как то незаметно из тёмного омута памяти на поверхность подымаются события недавнего прошлого, перенося меня в Арктику в море Лаптевых, на борт гидрографического судна…
Наступал вечер – часов пять по судовому времени, но на этом меридиане (мы были далеко на востоке,  у берегов Якутии) летний день уже догорал.  Был отдан приказ о спуске за борт «ноги» -  длинной трубы с прикрученным к ней эхолотом. Этим событием был прерван мучительный процесс вахтенного ожидания, сменившийся желанным действием вдали от мостика. Сбежав по трапам до каюты, накинув куртку и тяжёлые ботинки, спешу на главную палубу, натягивая шапку по пути.
Хмурая погода... Ещё не стемнело, но свет таял — весь мир виделся молочно-серым. Судно, заглушив  двигатель, дрейфует под плеск волн, в седом тумане, клочьями вьющегося над зеленовато-белёсой, голубовато-свинцового оттенка водой, отсвечивающей, сияющей как ртуть, похожей на плазму крови. Безжизненно было здесь. Вокруг, до самого горизонта громоздятся огромные грязные льдины. Нависая над бортом,  глухо стуча по обшивке, они с тихим плеском проплывают мимо. Берег Якутии был в сотнях милях справа по борту. Под нами -  50 метров холодной воды, становящейся с глубиной всё темнее.  Тихое, угрюмое царство. Тишина, только плещется холодный солевой раствор под днищем, под трюмом… Туман. Безжизненное, холодное измерение… Случись что, течь, пробоина, шальная волна – никто не придет, 30 живых душ закончит здесь свой жизненный путь. Будем медленно опускаться на дно, по-могильному холодное, чуждое…
Место, куда привел меня мой выбор, куда я стремился добровольно, с надеждой и упорством… на безжизненный край земли, воды… холодной смерти… Я бежал в море от однообразия и убогости офисного существования, думая, что здесь, на свободе я расправлю свои духовные и материальные крылья. Я ошибся. Свободы не было и тут. Было ещё большее однообразие и несвобода. В этом забвении, душевном и телесном, мне предстояло провести ещё два месяца. Дневные вахты, вахты ночные, прозванными собачьими, ибо именно в эти часы спать хочется особенно сильно; два месяца пути сквозь льды, тяжелые взгляды капитана, с килевой качкой, бортовой качкой на зыби, с частой заводкой подкильного конца в ледяной воде… Промеры на месте затонувшего накануне катера, унёсшего с собой на дно десятерых ещё вчера ещё живших людей... Бесконечные, мучительно однообразные часы во тьме мостика, в неизвестности, сколько это ещё продлится – месяц, два, ТРИ… Ожидание радиограммы с дальнейшей целью… И снова на промеры…  А впереди ледовые поля… Отчаяние…
  Окрик боцмана прервал мои мысли. В тяжёлых ботинках, огибая крышку трюма, скольжу по палубе на другой борт… С мостика зажгли палубное освещение, от соломенного света которого стало ещё тоскливей, ибо оно очертило подползающий заполярный мрак. Боцман уже в кабине крана… Хороший он мужик, боцман…
Наконец, эхолот спущен в воду, пора выходить из  дрейфа. Капитан отпускает всех с палубы. Собираю инструменты, несу в слесарную на полубак. Почти стемнело. В чернильной мгле хлюпает  за бортом чёрной водой море. Все уже разошлись по местам несения вахты, заработал ГД.  Прожекторы потухли, в штурманской  калибруют эхолот. Я совсем один бреду во мраке по опустевшей и мокрой палубе начинающего  движение  судна, огибаю крышку трюма, опираясь на планшир у надстройки бросаю последний взгляд на такое близкое от меня полярное море, отворачиваюсь, вхожу в салон. Совсем стемнело.  Не включая свет в полумраке тёплой сухой каюты скидываю куртку и ботинки, спешу на мостик, достаивать свою вахту. Судно продолжает движение. Пока не набрали ход, идём на ручном — скорее всего рулит старпом. Экспедиция столпилась в штурманской у мониторов эхолота. Откидываю занавес, вступаю во тьму мостика. На кровавом циферблате - начало седьмого. Да, старпом на руле. Тоже, кстати, хороший человек — всего на год старше меня, а уже чиф. А кто я? Эйбэл с умениями ординари... А когда-то был верстаком областной газеты... Хотя старпом уверяет, что через пару лет я сам могу быть чифом, а ещё годика через три и мастером. Верится с трудом... Во мраке пристраиваюсь неподалёку от рулевой колонки. Через полтора часа смена вахты. Пойти на ужин, в душевую, потом в койку. В 3.45 — снова на мостик. И так каждый день. Судно набирало ход...
…Я открыл глаза. Где я? Что  за незнакомая стена? Я выпрямился в постели. Что с каютой? ГДЕ Я? И тут разрядом тока, опрокидывая навзничь, пронзает тело мысль: Я ЖЕ ДОМА... в своей комнате. Фу блин! Всё никак не привыкну. Сердце дико стучит в груди, перевожу дух. Как это неприятно — не понимать где ты проснулся и резко, моментом приходить в себя, вспоминая. После моря такое случалось часто,  вот сейчас, спустя уже полгода — опять.
Лежу и прихожу в себя... Сколько я спал — час, два? Пора готовить ужин. Медленно встаю и в темноте бреду на кухню. Там, в море была каторга, по-сути армейский режим, ход строем. Здесь я хотя бы прихожу ночевать домой, уже хорошо. Но стал ли я свободен? Ведь завтра снова на работу в офис, в клетку с многоголовым менеджмент-цербером. Собственно, никуда нам, людям из этого круга не вырваться, всюду этот строевой шаг с окриками и приказами. Крутятся жернова, мелятся души… И  без конца... И до конца... И нет конца...