Недосказанное

Почему-то говорят, что Вероника не умеет петь. Она умеет. Только вынести это могут немногие. Поэтому поет она в каменной трехкомнатной коробке, наедине сама с собой. Чувство одиночества в тихом замкнутом пространстве особым образом щекочет внутренности, ладони потеют, когда она листает темно-синюю папку со своими неумелыми рисунками. Ей бы хотелось рисовать хорошо.

Веронике семнадцать, она курит, когда расстроена, а расстроена она большую часть своего дня, потому что постоянно сталкивается с банальной реальностью. Когда её желтые от никотина и кофе зубы не стискивают сигарету, она грызет лак на ногтях и радуется цветным ошметкам, сплевывая их на землю, на пол или на кровать. Ноготь слоится и саднит, но Вероника не останавливается, покуда на его поверхности не остаётся ни пятнышка химической краски. От курения у неё неприятный кашель, но на ум никогда не приходило бросить курить.

В институте Вероника садится на последний стол и засыпает, уронив голову на руки, рисует или просто мечтает, пропуская лекцию мимо ушей. Спит она и в автобусе, который каждый вечер мчит её к семейному ужину – очередной порции холодной еды, приготовленной матерью без особой заботы и тепла, а просто потому, что надо кормить прожорливых домочадцев. Это безвыходное положение, в которое мать поставила себя сама, и Вероника ей сочувствует, отстранённо, потому что по-другому не умеет. Тихая монотонная музыка в наушниках, симфония свежести позднего дождливого вечера наполняет её легкомысленную голову фантастическими образами, когда Вероника прижимается сквозь выкрашенные красным тоником волосы щекой к холодному стеклу и проваливается в полудрему.

Майя петь умеет, но это не делает её счастливее. Она не курит и не имеет привычки копаться в себе. С мечтами тоже давно покончено. У Майи есть муж, страдающий избыточным весом и дурным запахом изо рта. Тусклые волосы цвета несвежего масла говорят, что Майя измучена жизнью, однако, в тридцать восемь лет у неё не было еще ни одного ребенка. Она ненавидит людей – как больших, так и маленьких. Едва заметный шрам на верхней губе белеет, когда она улыбается Веронике, курящей напротив. Вероника живёт с родителями, Майя – в тесной хрущевке с мужем-инженером. Вероника говорит, что никогда не выйдет замуж, потому что нет в этом мире человека, который готов терпеть её причуды больше нескольких месяцев; Майя лишь качает головой – в своё время она тоже так думала. Вероника – неоновый свет в ровной жизни Майи, такая же яркая и неестественная; Майя же ценна как молчаливый собеседник, который будет слушать и сопереживать. Иногда Веронике кажется, что Майю можно любить, но безжизненный взгляд отталкивает, и она говорит себе: «Зачем я буду делать для человека то, что он неспособен сделать для себя сам?».

Майя уверена, если по какой-то причине они прекратят это странное общение, Вероника найдет себе другую Майю. Вероника думает абсолютно так же. Она верит в фей и вампиров, но в человека поверить не в силах. Майя не верит в чудеса, но ещё меньше верит в людскую состоятельность; в этом они солидарны.

Муж Майи, Виктор, иногда пробует шутить над двумя женщинами, почти безмолвно сидящими на маленькой кухне вечерами, но тем нет до него дела, и он уходит. От Майи пахнет чем-то, напоминающим молоко, она красит ногти бесцветным лаком, и Вероника украдкой сравнивает свои руки с руками Майи. Изъеденные временем, с выступающими венами и увядшей кожей, они, тем не менее, кажутся ей лучше своих.

У Майи есть кот, такой же аморфный и меланхоличный, как и его хозяйка, он часто забирается к Веронике на колени, оставляя на черных джинсах серую шерсть, и Вероника кладет руки на живой вибрирующий ком, чтобы ощутить его тепло. Иногда ей кажется, что точно так же она обняла бы и Майю, но есть черта, которую никто из них не перейдет никогда. Холка кота пахнет домашним уютом, и, когда Вероника прижимается носом к его голове, ей кажется, что это тепло сквозь носоглотку льется в желудок.

По разные стороны добротного деревянного стола с немногочисленными царапинами и крошками черного хлеба, оставшимися от ужина, они тихо размышляют, каждая о своём. Вероника мечтает вырваться прочь из этого крошечного городка, где ей известен каждый ненавистный уголок, каждый заброшенный дом, зияющий разбитой опухолью на земле, каждая трещинка на изувеченной дороге от остановки до дома. Она намеренно не обращает внимание на растоптанные окурки, жестяные банки и прочий мусор на едва зеленой траве в обрамлении раскрошенных бордюров. Нет того, кто распахнул бы перед ней дверь в другую реальность. Есть только Майя, которая ей не принадлежит. Майя думает о мелком дожде за окном, заставившим Веронику искать её общества.

Разговоры рождаются сами собой; сначала о незначительном, потом о том, чему обе придают большое значение в жизни. И никогда – о них двоих. Майя говорит много и красочно – она филолог и любит слово, Вероника пытается дотянуться до её высот, чувствуя себя ничтожной и бесполезной, допрыгивает до звезд и падает, не успев схватить ни одной. Её собственная речь изобилует повторениями и словами-паразитами, и Вероника злится на себя за это, досадует, что красота Майи недостижима. В глазах её обида, но Майя слушает с интересом, наслаждаясь самим звучанием молодого голоса. Она может выслушать Веронику, ей несложно. Тем более, что считает её равной себе.

Вероника боится. Боится, что когда-нибудь Майя проснется, очнётся от своего добровольного аутизма и прогонит её из своей жизни. Майя же боится, что Вероника однажды уйдёт и не вернется к ней более.

Но никто из них не скажет об этом ни слова.