07-15. Спектакль по имени Работа

    Личность удерживает меня там, где я нахожусь. Она приобретена мной, и я стала ею. Она делает, она действует, она говорит, находит недостаток и портит счастливое время, она берет заботу обо мне в каждый момент моей жизни. Она делает мою жизнь такой, какая она есть. Личность создает мою жизнь согласно своей форме. Я не знаю, как жить потому, что не вижу, что затруднение лежит в моей личности - воспринимающей и реагирующей машине, которую я использую для контакта с жизнью. И я никогда не научусь жить, если не буду работать над этой машиной, не буду видеть, чем она является для меня в каждом случае, в каких спектаклях она участвует, и какие затруднения возникают во мне самой, а не только приходят от других и от жизни.

    Вот еще совсем недавно я радовалась всему, что дарила мне моя новая должность в «Спектрэнерго», а теперь начинаю придираться. Я снова опасаюсь каких-то плохих перемен, меня не радует мой рабочий день, полный несуразиц и неорганизованности. Я не хочу лишний раз видеть на работе Шефа, его Подругу и бухгалтершу Ирину, – от одной мысли о последней у меня «шерсть встает дыбом», хотя чисто внешне между нами ничего не произошло: вполне нормальные, деловые отношения. А на сердце тяжесть. И совсем нет прежнего чувства «моя фирма», «мой коллектив», какое было у меня здесь совсем недавно, еще летом...

    Сумятица внутри меня выражается не только в том, что я состою из разных личностей, и каждое мое отдельное мнение – только грань в призме других, весьма противоречивых, но и в том, что люди, с которыми я общаюсь, удивительно разнолики, непоследовательны и переменчивы. Еще мало чего понимая в своей новой работе инженера–теплотехника, я постоянно задаю вопросы нашим мужчинам и слушаю их оценки происходящего на фирме. Их ответы - отдельная песня! Все – абсолютно все!- мужчины видит причину нашей неразберихи и недоделок в плохом выполнении своих обязанностей или низкой квалификации ДРУГИХ, но ни от кого и ни разу (включая и женщин) я не слышала слов критики или иронии в свой собственный адрес. Можно ли при такой постановке вопроса изменить что-либо к лучшему?

    Интересно, что заставляет меня произносить вслух фразы, типа «я, конечно, мало, что в этом понимаю» или «объясните мне, ДУРЕ, пожалуйста,…» Что это? Мое юродство и неприспособленность к жизни? Эзотерическая привычка бить собственные защитные механизмы? Игра в интеллигента или … лицемерие?

   Вспоминается один мой прежний начальник из проектного института, куда меня когда-то направили по распределению, - Евгений Николаевич. Не имея своего мнения, он часто поддерживал своего коллегу глуповатым «вообще-то, да…», которое в другой день прикладывалось к противоположному мнению другого его коллеги. Я заметила, что здесь, на мало знакомом мне поприще, я тоже говорю нечто подобное,  всякий раз чувствуя себя от этого не в свой тарелке. Но не только потому, что противоречу себе, а потому, что все мои коллеги по-своему правы. Все искренне (как мне кажется) стараются что-то сделать лучше, но их намерения обрываются, и снова у нас все случается, а не делается. Причем, случается самым неподходящим для общего результата образом, а я, как мелкий и придирчивый исполнитель, только напрасно нервничаю и огрызаюсь, пытаясь довести начатое до конца, вместо того, чтобы улыбаться коллегам, не спорить с мужчинами и не вмешиваться не в свои дела. Не лезть туда, где меня не спрашивают, наступая на знакомые грабли.

   Еще один пример, выплывший из памяти - моя бывшая коллега из районной администрации – Снежанна. Эта девушка была готова завалить своими неотработанными учетными делами граждан половину комнаты, но, просиживая сутками в этой совершенной необязательной свалке «работы», намеренно не спешила ее разгребать, создавая внешнее впечатление своей чрезвычайной загруженности работой. Всегда находя время для внимательного выслушивания рекомендаций руководства, она никогда не афишировала своего недовольства дурной организацией производственного процесса и, тем более, не предлагала нововведений, заставлявших начальство чувствовать себя глупее своих подчиненных. Я, поступая тогда ровно наоборот, так этому и не научилась.

    В моей любимой книге П,Д. Успенского «Странная жизнь Ивана Осокина», Волшебник позволил Осокину прожить свою неудавшуюся жизнь заново для исправления ошибок. В новой жизни Осокин все сделал точно также, поскольку остался под влиянием своих прежних Я даже в других ситуациях. Наши поступки формирует вовсе не цель, к которой мы стремимся, не результат, который хотели бы получить, а природа наших Персон, готовых разрушить цель, но не изменить себе. Впрочем, я несколько отвлеклась от основного рассказа.
   
   Несмотря на всеобщее желание сдать объекты (котельные) и получить от Заказчика деньги – вовремя и много, мы все в «Спектрэнерго» то одновременно делаем одно и то же, дублируя друг друга, то резко упускаем из виду неотложные задачи. У нас нет  хорошего дирижера и организатора, отчего в очередной раз сотрудники остаются без премии, а то и без вовремя выплаченной зарплаты. Недоделки и срывы сроков тянут за собой неподписание актов, невыплату денег Заказчиком и блокирование нашего расчетного счета в банке. Это дает повод нашему руководству надолго задерживать выплату зарплаты и постоянно обвинять нас во всех смертных грехах.

   Ситуация не новая, ее развитие я уже наблюдала еще при Галине Юрьевне, обвиненной Шефом в ее недобросовестной работе с финансами. С тех пор коллектив существенно обновился, мы расстались с добрым десятком прежних сотрудников и приняли столько же новых. Смешно сказать, но я уже начинаю чувствовать себя в этих стенах чуть ли не аксакалом! Все вокруг – новые, а общий рабочий сценарий остается прежним. Подруга визжит: «Всех выгнать и не платить!». Шеф собирает нас на совещания, в промежутках между которыми ездит по заграницам, где он «готовит нам задел на будущее». Хозяева фирмы постоянно требуют от людей, работающих у них менее года и не имеющих финансовых полномочий и возможностей, делать то, что положено делать им, руководителям, то есть, дирижировать общим процессом. 

    Почему мне иногда приходит в голову странная и дикая мысль – все здесь делается именно так, как было задумано ЗАРАНЕЕ Шефом и его Подругой, так, как не говорится вслух, но с завидным постоянством случается, когда проигрываются абсурдные сценарии жизни Города Зеро, гениально показанные в своем фильме Кареном Шахназаровым.

   Вячеслав Георгиевич, наш Шеф, руководит очень своеобразно. Он за  работой сутками. При этом в своем кабинете мы видим его редко. Он все делает сам - разъезжает по объектам и офисам Заказчиков на собственной машине, контролируя процесс и договариваясь с ними на местах, вместо того, чтобы четко давать исполнителям конкретные задания, а главное - средства и возможности для их осуществления. Но кульминацией его производственной деятельности являются пятницы.

    На исходе трудной и суетной недели, когда каждый мечтает о выходных, Шеф, оторвав нас от работы, усаживает инженерный коллектив в своем кабинете и начинает производственное совещание, которое происходит в душной атмосфере его постоянно дымящейся сигареты. Некурящие в расчет не принимаются ввиду их исчезающей малости и несопоставимости значимости решаемых проблем по сравнению с неудобствами некурящих. Следует отметить, что другие курящие в кабинете Шефа не курят, а только наслаждаются дымом сигареты начальника.

    Типовой монолог Шефа состоит из достаточно утопических картин о светлом будущем и наших возможностях, обеспеченных исключительно его, Шефской инициативой, из опроса состояния дел по отдельным котельным и из неконструктивной критики в адрес нас – неорганизованных и нерадивых исполнителей. 

    Теперь мне уже кажется, что его стиль руководства мало чем отличается от стиля милейшей Тамары Сергеевны Марковой – еще одной моей прежней начальницы в районной администрации, которая на своих «пятницких» летучках всех своих работников делила на плохих и очень плохих. Как и Маркова, Шеф может орать на нас, краснея и стуча кулаком по столу, хотя все же сдержаннее, чем кричала она. Короткие вспышки гнева сменяются долгими и пространными речами, состоящими то ли из издевки, то ли из игры (чисто гурджиевской): «Я сейчас разыграю перед вами сцену гнева – интересно, как вы себя поведете!?» А может быть, эти сцены – просто его наслаждение своей личной значимостью и профессиональным опытом на фоне крайне необходимых ему ничтожеств, выгодно его оттеняющих. В природе происходящего я еще не разобралась, но здесь есть, о чем задуматься.

     Крайне занимателен процесс сбора участников совещания. Совещание всегда назначается накануне, ну, скажем,  на 15 часов. Все сотрудники, оповещенные секретарем под расписку, отложив свои неотложные дела на объектах, приезжают в офис к 15-00. Шеф приезжает туда где-то к 15-30 и неспешно начинает заниматься текущими делами – обзванивает тех, кто по сведениям секретаря звонил ему до обеда (на мой взгляд, даже тех, с кем можно было бы и переговорить в другой день), просматривает письма и пришедшие факсы. Наконец, где-нибудь к 17 часам (а конец рабочего дня у нас в 17.30!), народ, наконец, приглашается в кабинет гендиректора. Каждому приписано свое место, одесную или ошуюю Шефа. При неправильной рассадке нам тут же предлагается пересесть – совсем как на историческом совещании в Правительстве Примакова, проходившем под  руководством Ельцина.

   Спектакль начинается с яркого и убедительного рассказа Шефа о наших перспективах и планах. В эти минуты наш Папенька особенно красив: умное, волевое лицо, опрятный деловой костюм, след умудренности и отблеск ума на лице. Первое время это производило на меня неизгладимое впечатление. Впрочем, вру. Я и сейчас в такие минуты восхищаюсь им одной из своих Персон, забывая о существовании других – более критически мыслящих.

   Вскоре звонит городской телефон, и все мы –8-10 человек, вдыхая клубы дыма шефской сигареты, слушаем половину неспешного телефонного диалога Шефа. Наконец, когда часы на стене уже показывают официальный конец рабочего дня и прочие служебные неотложности иссякают, начинается самое важное – происходит разборка состояния каждого нашего объекта – что не сделано, почему, к какому сроку и кем это следует исправить. В это время Шеф не столько сердится, сколько смакует свое выражение недовольства, а я никак не пойму, чего в его голосе больше – иронии, понимания, поиска выхода, возмущения, игры или издевательства.

     Я, как это мне поручено, веду протокол и записываю в него проблему, ответственных и сроки. Типичный круг ответственных (виновных) ограничен. Это одни и те же знакомые мне фамилии. Все сроки исправления ошибок сгруппированы в пределах одной недели. В результате за эту одну неделю ответственные одновременно должны умудриться побывать везде. При этом все, включая и Шефа, прекрасно понимают, что реально дела будут сделаны не по протоколу, а в зависимости от целого ряда не зависящих от нас обстоятельств – от личных планов Заказчика и наличия у него на счету средств на оплату закупаемого нами оборудования, от обязательности наших подрядчиков, от погодных условий, от аварий на теплотрассах и в подвалах, регулярно заливаемых в старых петербургских районах водой, и от прочих, типично российских проблем, не понятных иностранцам, с которыми мы пытаемся сотрудничать.

   Мы снова возвращаемся с работы в восьмом часу вечера. Шеф, лишенный отдельного жилья, но устроивший за счет средств фирмы отдельную квартиру своей Подруге, где он и проживает сейчас на правах ее гражданского мужа, домой не рвется. Он - трудоголик хорошем смысле этого слова, что лично мне импонирует. Мы уходим злые и усталые, зная, что в очередной раз эти протокольные сроки будут сдвинуты и перемещены. Об этом не знают только новенькие, еще опьяненные личным обаянием Шефа. Старожилы все прекрасно понимают. Они знают и то, что за время этого долгого совещания можно было бы успеть сделать что-то более полезное для дела, а в ставшую для них рабочей по распоряжению Шефа субботу, когда основная масса наших партнеров не работает, многого все равно будет не пробить, только к понедельнику придешь на работу еще более злым и уставшим от всего этого праведного и, одновременно, несправедливого барского гнева и понукания.

   Мое отношение к происходящему на фирме постоянно меняется. Наверное, я слишком близко к сердцу воспринимаю все наши проблемы. Как бы часто меня не зашкаливало в своих настроениях от одной крайности в другую, я успела привязаться к этой - не моей, а барской фирме, познавать жизнь которой  мне все равно интересно. Здесь и особенно в последнее время, я медленно иду к тому, чтобы снова стать инженером - не прислугой, не мелким чиновником, не предпринимателем и спекулянтом, не девочкой в услужении при сильных мира сего, а инженером, хотя и не по своей специальности. Где я учусь выживать в самых непривычных для меня и непростых условиях.

    Каждый день я получаю новые впечатления, приобретаю новые знания и умения, открываю новое в своих коллегах и новое в себе через моих коллег. И то, что мне снова больно, трудно, противно и одиноко в коллективе, есть верный признак того, что под моими ногами все еще пропасть, вынуждающая меня поднять голову вверх и увидеть спасительную веревку. Эта веревка – эзотерическое учение, которое есть свет только тогда, когда оно правильно понято и вовремя применено.

   Пробуждение сознания – это подъем себя из шума вещей в себе. Этот шум выражается в том, что из года в год я обнаруживаю в себе одну и ту же претензию, одну жалобу на совершенно разных людей. Я постоянно хожу по кругу знакомых, возвращающихся состояний – Вячеслав Георгиевич чем-то напоминает мне Тамару Сергеевну, бухгалтер Ирина  раздражает похожестью на Снежанну, которая, в отличие от меня, умела не только выслуживаться, но и прилично зарабатывать, обеспечивая свою семью.

   Имеется нечто в нас самих, что работает все время, из которого мы замечаем только следствия. Недостаток не в других людях, а в том, что мы чего-то не разглядели в самих себе. Состояния и реакции на поступки людей имеют над нами огромную силу только тогда, когда мы отождествляемся с ними. Наша запутанная и ошибочная внутренняя жизнь гораздо более опасна, чем жизнь  внешняя.