Высокая нота

Мы – аспиранты. Живем с Гиви Кантария  в общежитии, в одной комнате.  Гиви – большой любитель слабого пола. Я тоже не прочь порезвиться.
Вот и сегодня Гиви пригласил двух студенток: высокую стройную блондинку и чуть полноватую аппетитную брюнетку.
Мы молча, инстинктивно распределили барышень между собой.
Мы не были оригинальными. Я, будучи блондином, выбрал брюнетку, а грузин Гиви, как и положено, – блондинку.
Обмен мнениями. Остроты. Хохот.
После двух-трех рюмок брюнетка говорит, обращаясь ко мне:
- Знаете, а я ведь совсем недавно слышала вас на концерте в нашем Актовом зале.  Вы пели романс «То было раннею весной» и еще что-то, не помню. Мне понравилось. Весь романс и особенно вот это место. Блондинка приятным, серебристым голосом пропела несколько  тактов романса.
Я был озадачен. Мы были ориентированы на стандартный флирт, а здесь – на тебе: высокое искусство.
Я подтвердил, что действительно совсем недавно участвовал в концерте студенческой  самодеятельности, посвященном Петру Ильичу.  Похвала была приятной и неожиданной, а голос девушки, легкий и полетный, был просто восхитительным. Мы  разинули рты.
Придя в себя, мы попросили брюнетку что-нибудь спеть.
-Ребята, мы лучше это сделаем вдвоем, -предложила она. – У нас дуэт. Например, вот это, наше любимое.
 Девчонки запели:
«На тот большак, на перекресток,
Уже не надо больше мне спешить,
Жить без любви, быть может, просто.
Но как, скажите, без нее прожить»
Песня была трогательной и душевной. Но забытой. Я вспомнил, что её пела  мама.
Дечонки пели чудесно. Слаженно, великолепными от природы поставленными голосами. У брюнетки быдо тембристое царственное контральто, стелившееся под серебристым сопрано.
   Кантария потерял дар речи. Даже в своей Грузии, в которой всё самое лучшее, он такого не слышал.  Я, вращаясь в певческих кругах, что-то похожее встречал. Но это  так уступало отзвучавшему. Не только по непосредственности чувства, но и широте и глубине звучания.
Мы сидели молча. Все наши ухаживания казались глупыми и неуместными.
Гиви разлил вино. Выпили за великое искусство.
Я попросил девчонок спеть еще что-нибудь.
«Не искушай, - как-будто издалека зазвучало контральто  и вслед  ему вторит сопрано: «Не искушай» , чтобы слиться вместе в окончании фразы: «меня без нужды». Голоса потекли двумя мощными ручьями, переплетаясь, как пряди в густой косе, то уходя друг от друга и вновь соединяясь в завораживающе-величествой мелодии Глинки.
Все это казалось невероятным. Ведь эти девчонки ни музыке, ни пению не учились, но стороили двухголосье практически идеально, интуитивно.
Мы выпили еще по рюмке, и сопрано рассказала, что любовь к пению у нее родилась под влиянием папы, который хорошо играл на гитаре и любил русские романсы и неаполитанские песни.  Контральто поведала о том, что у них дома было несколько пластинок великой Надежды Обуховой и  у неё  она, подражая,  научилась петь. Особенно ей нравился романс «Талисман» . 
Девчонки запели:
 Там , где волны вечно плещут
На пустынные скалы…
Я слышал раньше этот редко исполняемый романс. Но чтобы дуэт? Причем складывалось  впечатление, что это была почти импровизация.
На словах
«Где в гаремах, наслаждаясь,
Дни проводит мусульман…»
Гиви оживился и предложил выпить за любовь. Чем, говорит, мы хуже мусульман и чем наша комната хуже гарема?
Все засмеялись, включаясь в игру. За любовь, конечно же, выпили.
«Не форсирует ли темпераментный грузин события, – думал я. – Та ли  эта судьбоносная точка, где нужно делать ускорение».
Я ринулся в бой, запев знаменитый цыганский романс « По обычаю Петербургскому» .
Дойдя до строк
«Подойди ко мне, ты мне нравишься,
Поцелуй меня , не отравишься.
Поцелуй меня. Потом я тебя
Потом вместе мы расцелуемся»,
я попытался расцеловать очаровавшее меня контральто.
 Но она  сопротивлялась:
«Нет не буду я, нет не стану я,
Ты такой большой, не достану я».
Но я настаивал:
«Нет, ты будешь, нет ты станешь!
Я нагнуся, ты достанешь».
 Поцелуй состоялся. Гиви под шум романса тоже изобразил нечто,  соответствующее статусу знойного мужчины.
Вечеринка закончилась на высокой ноте с  ферматой.