Трещина

Суетный мир. Трещина.

Фонари еще молчали без света, а холодный осенний вечер начинался проливным дождем, когда от поворота Знаменки на Моховую, скользя по крутому здешнему склону, мелкими осторожными шажками перебралась небольших размеров фигура. Сегодня она оказалась здесь поздней обычного и двигалась теперь в одиночестве.

Фары скопившихся в заторе машин дружно светили ей в спину белым, открывая незамысловатый силуэт, обозначенный плащом и шляпой. На просвет было видно, как холодная вода колотит по плечам и сгибает по бокам убор. Но был еще и пар - много пара, как от маленького упорного паровоза, далеко тянущего свой груз - который, если прислушаться, являлся не только дыханием:

- Ей богу, решусь! Это невыносимо! – выкрикивал прохожий в унисон с жужжащими моторами, обхватив голову руками сквозь мокрую шляпу. – Решусь! – взвился его крик, исчезнув вверху за бликами освещенных машинным светом капель. – «А может вам?», «А видимо снова вам!», «Опять придется, а что поделать?!», «На такие ошибки только вы!», «Нет, для вас резерва не осталось!», «Ваша наглость удивляет!», «Кому жаловаться-то?!», «А у ценных сотрудников вопросов не возникает!»

Фразы появлялись с усердием и звучали тяжело, будто говорящий плюется битым кирпичом. Злоба, досада и беспомощность тянули каждый слог к земле и оставалось только удивляться как фигура о них не спотыкается.

До входа в вестибюль «Боровицкой» оставалось меньше ста метров.  Силуэт продолжал движение. Частота шагов увеличилась и обвисшие от ливня рукава стали вздыматься выше, отбрасывая вперед лишней воды.

- Ружье, надо – ружье!!! Непременно показать! Обозначить! Дать, отпор! – тембр голоса становился выше от слова к слову. – Невозможно ни работать, ни жить, дышать невозможно! Прийти, посмотреть в лицо и спросить: а теперь каково? Вижу все эти рожи! Надо - ружььььё! – раздался вопль, и в ближайших к тротуару рядах затора послышался одинокий звук механизма стеклоподъемника.
 
Фигура продолжала шаг, и фонари загорелись. Сутулый человек шествовал к входу в метро, обретя в своих делах настоящую цель. Он знал, что сегодняшний день уже не повторится и эскалатор не запустит очередной беспомощный цикл его жизни. Он знал теперь, что и как должен сделать!

Но, вдруг, эта коварная мысль – родом из глубины детских страхов и живущая там с тех пор, уличила очередной подходящий момент и сорвалась с языка. Она упала ему под ноги и человек запнулся:

- А что, если снова не получится? – он остановился, из-под нависшей шляпы показались огромные, не по размерам фигуры, глаза. Взгляд беспомощно уперся в болтающиеся стеклянные двери на входе, и чувство одиночества остановило время и звуки вокруг.

Позади колонна автомобилей начала медленное движение, и, как это бывает обычно, кто-то замешкался, и его решились поторопить. Резкий звук клаксона прорвался в утомленное тело, и  мокрый человек сжался от испуга. Следом его худое лицо изменила неуклюжая гримаса боли, а руки впились в плащ около груди. Последний воздух сухим некрасивым звуком вырвался наружу, и в следующий миг человек упал замертво, склонив голову у подножия серых металлических урн.

Сердце молчало, дожидаясь пока тело промокнет достаточно, чтобы его разорванных стенок наконец коснулась прохладная вода.