Птица

- Пожалуйста! Пожалуйста, не исчезай! - она кажется даже не заметила, что упала на колени. Жесткий ковролин до красноты царапал голые колени, но ей было всё равно. Она стояла на полу, рядом с широким, уставленным цветами, подоконником и со всей возможной, для отчаявшейся женщины, мольбой, смотрела на него.
Она смотрела в его печальные, серые глаза и искала в них возможность, надежду или даже жалость. Но в них была печаль. Даже её отражения не было - только печаль.
Он сделал еще один шаг.
- Нет! - крикнула она, едва сдерживая слезы. Он молчал и это было особенно больно.
- Я прошу, - уже спокойней начала она, - останься. Я обещаю, я...
Она замолчала, в ужасе осознав, что ничего не может ему предложить. Ничего.
Он поднял руку и устало закрыл ладонью глаза. На секунду в комнате стало совсем темно.
- Без тебя... - начала она, но остановилась, когда он опустил руку и мягким, едва ощутимым движением коснулся её подбородка, чуть приподнимая его.
Она затаила дыхание. Сердце остановилось. Так ей показалось. На самом деле оно билось сильней чем прежде, чем когда-либо за всю её человеческую жизнь. Он заметил это и нахмурился, в тот же миг отпустив её.
- Пожалуйста... - как заведенная повторяла она. Ей казалось, что если она остановится, перестанет говорить с ним, он исчезнет или она проснется. Одна. Без него.
- Хватит. - Его голос был тихим, но до странности всеобъемлющим. Он будто проникал под кожу, заставляя нечто, внутри неё, нечто маленькое и беззащитное, сжиматься и вздрагивать.
- Но...
- Хватит. Ты должна встать.
Это было легко, она чувствовала себя змеёй, беспрекословно подчиняющейся своему заклинателю, где-то в закоулках Луксора.
Они молча стояли друг напротив друга. Неожиданно, он снова протянул руку, но на пол пути остановился.
- Как ты можешь так унижаться? Разве  тебе это нравится? - вопрос был неожиданным и очень обидным.
- Унижаться? - она не смогла сказать этого вслух, пересохшие губы просто отчеканили слово и снова замерли.
- Именно. - со всей строгостью, кивнул он. В сгущавшихся сумерках, его лицо обретало всё больше теней. Теперь он казался злым и уставшим.
- Для меня это не унижение. - Опустив глаза, начала оправдываться она, заранее зная, как он отнесется к этим словам.
- В таком случае поясни, как ты понимаешь унижение?  - он скрестил руки на груди, отчего расстояние между ними увеличилось втрое. - Так как я, твои жалкие попытки меня удержать, воспринимаю именно так!
Удар за ударом, каждое его слово жалящей плетью рассекало её грудь, добираясь до сердца. Она почти физически ощущала, как на коже появляются красные, уродливые рубцы. Странно, что именно он причиняет ей такую боль. Наверное он и в правду здесь слишком задержался.
- Унижение, - сглотнув ком в горле, тихо произнесла она, - это, когда ради насыщения собственного страха, человек делает себя душевным инвалидом, вверяя свою жизнь другому.   
Он молчал, но она была готова поклясться, что его губы снисходительно улыбались.
- А разве не этим ты сейчас занимаешься? Разве не пытаешься меня убедить, что без моего чудесного "присутствия" - он будто выплюнул последнее слово, -  ты умрешь?
- Я не умру - обижено буркнула она, злясь на его очевидную правоту.
- Все умрут и ты, конечно тоже... - он замолчал и резко отвернулся. По её лицу скользнули мягкие, нежные перья. Она протянула руку и неуверенно коснулась его левого крыла. Оно было немного ниже правого, чуть более растрепанное, и уже не такое белое. Она вспомнила, как он очутился в её квартире впервые. Он  был весь в грязи, чьей-то крови, ошарашенный, будто только что упал с небес, и лишь в последний момент вспомнил про свой пернатый парашют.
Она, конечно же, закричала и даже попыталась огреть его настольной лампой. Хотя в тот момент было не ясно кто кого больше испугался. Её страх длился ровно столько, сколько нужно нормальному человеку, что бы разглядеть в темноте крылья. Его страх, кажется не исчез до сих пор, правда с течением времени он трансформировался в злость. В тот миг, когда он появился и весьма драматично разлегся на её полу, она нерешительно двинулась ему на помощь, но остановилась услышав грозное шипение.
- Не трогай меня! - это была его самая любимая фраза. Его  крыло было сломано, но не смотря на боль и слабость, он отталкивал её руки, то забиваясь в угол её маленькой комнаты, то безуспешно пытаясь взлететь. По какой-то не понятной ей причине он не доверял людям, а иногда она даже улавливала в его глазах презрение.
Все мифы об ангелах разлетались как карточный домик, оставляя после себя раздражение и желание, по возможности, оставить весьма гневный отзыв в божественной книге жалоб и предложений.
Однако со временем они научились не то, что бы доверять друг другу, но осознавать необходимость совместного пребывания. Он не мог быстро вылечиться сам, а она не могла выставить его за дверь. Не то, что бы совесть не позволяла. В определенные моменты, особенно, когда он презрительно отмахивался от купленной специально для него одежды или язвительно комментировал  американский кинематограф, ей хотелось не просто спровадить его, а возможно даже спустить вниз головой в мусоропровод. Однако по какой-то причине она этого не делала. Возможно потому что всю свою недолгую жизнь она ждала чего-то подобного - волшебства, доказательства, возможности. А быть может из-за их особенных посиделок долгими вечерами на кухне, когда они взахлеб спорили о не состыковках в библии и физике, когда он, не в даваясь в подробности, разумеется, рассказывал удивительные истории из своей жизни.    
Время шло, его крыло заживало, её тяга росла. Именно тяга. Она ощущала необъяснимую привязанность к нему и это бесило его с каждым днем всё больше. И вот, однажды он объявил, что готов уйти. Он сказал это так, между делом, помогая ей развешивать носки в ванной и был крайне удивлен, когда она разревелась.
Тем же вечером, после недолгого прощания, он стоял у раскрытого окна и пытался вернуть ей абсолютно бесполезное чувство собственного достоинства.
Когда она коснулась его крыла он вздрогнул.
- Перестань. - Почти прошипел он.
- Что?... - она не успела договорить, когда он резко развернулся и схватив её за плечи, притянул к себе. Теперь он почти касался её дрожащих губ, когда говорил.
- Перестань делать вид, что любишь меня. Перестань взращивать в себе надежду на отношения которых никогда не будет. Перестань мучить себя и меня. - Он сильнее сжал руки на её плечах.
- Я не смазливый паренек из "Сумерек"! Вы люди, придумали себе сказку про невозможное, про любовь которой нет места между... - он замолчал и, отняв правую руку, убрал с её лица прядь светлых волос. Она начала дрожать то ли от страха, то ли от возбуждения - в какой-то  миг эти чувства  слились воедино.
- Вы так неблагодарны... - с тоской произнес он, - имея возможность любить, чувствовать, выбирать - вы мучаете себя, отравляете свою жизнь. Зачем тебе это яблоко, Ева?
Она молчала, глотая слезы. Наконец он расслабился и крепко обнял её.
- Тише... - прошептал он, мягко касаясь её спины и спутанных волос. Она вдыхала его запах и чувствовала себя так будто все те, кто когда-либо её обижал, разом попросили прощения. И она их простила.
- Ты ведь знала, что так будет. Поймав птицу со сломанным крылом, принеся её домой, вылечив, терпеливо обучив доверять крыльям заново - рано или поздно ты бы отпустила её, зная, что она уже не вернется. - Он нежно отодвинул девушку от себя и поцеловал в припухшие губы.
 - Отпусти меня... - почти не слышно попросил он. И в тот момент она осознала, что ему необходимо это так же как и ей. Просто отпустить друг друга - это то, что люди никак не могут научится делать. Перестать держаться за прошлое или будущее - отпустить то, чему больше нет места рядом с тобой. Освободить место для чего-то нового.
- Проваливай... - вытирая слезы, буркнула она и они, наконец рассмеялись. Он встал на подоконник и уцепившись за раму обернулся. Она прочла в его глаз страх. Он ведь тоже уходил в неизвестность.
- Спасибо... - просто сказал он и, не дожидаясь ответа взлетел. Она провожала его тревожным взглядом. Он неуверенно сделал несколько взмахов, и едва не задев провода, через мгновенье скрылся в ночном небе.
- Третья звезда слева - прозвучал в её голове тихий отголосок воспоминания. В тот вечер он рассказывал ей, как к нему можно обратиться, в самом крайнем случае, разумеется. Она безошибочно нашла его звезду и, прижав ладонь к всё еще теплым, после его прикосновения, губам, уверенным движением закрыла окно.