К гадалке не ходи!

Tengo la camisa negra
Hoy mi amor esta de luto
Hoy tengo en el alma una pena
Y es por culpa de tu embrujo
Hoy se que tu ya no me quieres
Y eso es lo que mas me hiere
Que tengo la camisa negra
Y una pena que me duele

http://music.yandex.ru/#!/track/1062/album/211658
(Музыкальный эпиграф, Juanes)


Этот день остался у Риты в памяти очень четко. Солнце, разбросанное по листьям парка. Чистый асфальт свежеполитых из шланга дорожек. Запах влаги – не то цветущей черемухой, не то мокрыми кошками. Что-то такое, да. Плеск фонтанов, смех со всех сторон. Пучки шариков из фольги противных резких расцветок – на каждом шагу.

И вкус спрайта. С пузыриками. Рита отпила большой глоток из ледяной бутылки, слегка поперхнулась, закашлялась, стряхнула с носа и подбородка капли, неловко огляделась по сторонам - и радостно замахала руками: увидела Дениса. Он стоял у фонтана и улыбался своей прекрасной улыбкой, от которой у Риты немножко плавилась и плыла картинка перед глазами.

Рита так обрадовалась, что наконец-то увидела его после целой недели разлуки, что сперва хотела наброситься сзади, обхватить за плечи, чмокнуть в шею или куда там придется, но потом увидела, что он разговаривает с какой-то незнакомой девушкой. А пока подходила – девушка сама обняла Дениса. И Рита как-то сразу поняла, что это не сестра.  Они стояли, обнявшись и зажмурившись от удовольствия. И тут Дэн открыл глаза – и заметил Риту. Этот момент она тоже очень хорошо запомнила. И чувство внутреннего ожога и потом пустоты, когда увидела его лицо. Сначала он вроде как испугался, а потом сделал такое выражение, мол «прости, ну сама понимаешь… что уж поделать». Очень потешное было у него лицо. И еще он быстренько схватил подругу за руку,  и они убежали.

А Рита осталась, но все вокруг нее как будто потемнело и перестало иметь значение.
Она  чувствовала непреодолимое желание разреветься, и только страх привлечь к себе внимание помог сдержаться. Рублеными сердитыми шагами, яростно стуча каблуками по плиткам, она домчалась до уединенной скамейки и обессилено рухнула на нее. Что теперь делать, она все равно не представляла, день был потерян и утратил всю свою привлекательность. Слезы все-таки навернулись на глаза, и она принялась их незаметно смахивать, яростно кусая губы, чтобы привести себя в чувство.

Ветер перелистывал страницы забытого кем-то на этой же скамейке  журнала. Рита машинально вгляделась в буквы и увидела заголовок статьи «Счастье – своими руками!»

- Ай, девочка моя, зачем убиваешься так! Давай погадаю тебе, посмотрим, нужно ли плакать или все у тебя сложится, - рядом на скамеечку, прямо на журнал, присела тетка средних лет, не цыганка, но цветасто одетая, - Да ты не бойся, много не возьму с тебя! Так что, гадать?

Рита жадно вглядывалась в карты. Тетка пообещала ей пустые хлопоты, приятную встречу, коварную подругу и суженого – но не скоро. И унесла с собой одну из трех ритиных пятисоток.

Но Рита не жалела – потому что все, что нагадала ей тетка, сбылось.

***

Еще один очень памятный день. Вернее, ночь.
Открытая дверь на балкон. Сумерки. Теплые, летние сумерки с почти осязаемым ароматом жасмина. Разметавшиеся по подушке черные кудряшки дочки. Уютно сопящий носик. Чистота и порядок, запах влаги и детского шампуня из ванной.

Убранный в холодильник «романтический ужин» - не пригодился.

В очередной раз до трех ночи «абонент недоступен».

Прочитанный в интернете старинный анекдот «ты же такая умная, ну придумай что-нибудь сама!»

Недоумение по поводу того, что этого не может быть, а оно происходит. Не может быть – потому что это же «мы», это же «ты и я», те самые, которые делили мир на двоих, у которых есть маленькое чудо в кудряшках. И этот дом, где Рита так старательно поддерживает порядок и уют – чтобы встретить любимого так, чтобы ему было приятно.
И утренние сумерки. Серые, колючие, сонные, беспощадные в своей жестокости. И Саша – добрая душа, ни разу в жизни ни в чем ее не упрекнувший и не повысивший голос – и тут остался верен себе.

- Скажи мне, ну что было не так? Что я могу исправить?
- Ты ни в чем не виновата. Это только моя вина.

Холод в сердце от твердого осознания того, что исправить ничего нельзя. Взаправду нельзя. На самом деле – никак.

***

Еще один день.
Собранные вещи, машина, равнодушные грузчики.  Равнодушие посторонних людей было таким жизнеутверждающим, что на него можно было опираться, как на поручень в автобусе. Никого не волновало, что ее бросил муж. Что «гнездо», где было собрано столько дорогих сердцу мелочей, которые нельзя забрать с собой и увезти – теперь просто бывшая съемная квартира.

Мама, которая поддержала, не сказав ни одного лишнего  слова. Она просто принялась занимать внучку, играть с ней, и придумывать разные интересные занятия, и скачала какие-то интересные для всех мультики – и кормила Риту чем-то вкусненьким, и укрывала ее пледом, и обнимала за плечи.

***
- Как же так? Вот просто – было все хорошо, а потом вдруг ушел?
- Не знаю, Лен. Вот так, значит.
- Нет, тут что-то нечисто. Я тебе дам адрес старушки одной, сходи к ней, может, она тебе подскажет. Мне вот она очень помогла. Только она многим людям помогает, поэтому приходи занимать очередь с утра пораньше. Часам к пяти. Иначе не попадешь.


Стены у подъезда были ярко-зеленые, а пол – в желто-коричневую клеточку. На потолке трещины. И целая толпа народу, пришедшего к «старушке». Очередь занимали, действительно, еще с ночи. Рита уселась на подоконник над лестничным пролетом и так неподвижно просидела часа четыре до своей очереди. Внутри билась и пульсировала какая-то дикая надежда, что все образуется. Что ей помогут. Что все станет, как прежде.

«Старушка» оказалась женщиной лет пятидесяти, вполне крепкой, со специфической мимикой. В выражении ее лица сочеталась железная уверенность в себе и легкая насмешка.

- Ну, доченька, рассказывай, - деловито обратилась к Рите «старушка».

Выслушав же, разложила карты и авторитетно заявила:
- Не сам он ушел к разлучнице, не по доброй воле! Заговоры она на него читает. Месячными его поит, - и, пошевелив губами, решительно добавила, - Сучка такая.
- Как… месячными? – не поняла Рита.
- Средство такое есть, приворотить мужика-то, - пояснила гадалка, - нехорошее средство, нечистое.

Потом она катала по плечам и голове Рите куриным  яйцом, «чтобы снять порчу». Потом разбила яйцо – и оно оказалось вареным.

- Видишь, какой наговор на тебя положила разлучница-то! Яйцо сварилось – ведь я сырое брала! Но ничего, сняла я с тебя порчу-то. Теперь полегче будет тебе. И мужика вернем, гарантирую. На руках носить тебя будет. Любить будет так, что ты ноги себе вымоешь  – а он эту воду пить станет. Так что дело твое верное, даже не волнуйся, дочка. А если не сразу получится, так приходи еще – поборемся. 

***
И еще были такие яркие, жгучие дни, когда Саша приезжал повидаться с дочкой и подкинуть денег, а Рита встречала его во всеоружии – легко улыбаясь, поддерживая нейтрально-равнодушное выражение лица, насколько могла.

И какой восхитительно живой она чувствовала себя, когда дочка очень вовремя заснула, а их с Сашей просто бросило друг к другу и каким шершавым оказался мягкий, казалось бы, ковер.

«Действует, действует», - исступленно шептала она, стоя у окна и украдкой глядя вслед уезжающей Сашиной машине. И сами капали слезы, потому что непонятно было – что же и кто она теперь, и как ей жить, как чувствовать себя – то ли радоваться, то ли огорчаться, потому что это ничего для него не значило, и он уехал.
А ее сердце раздувалось огромным воздушным шаром и давило на грудь изнутри, так что казалось, что сейчас ребра треснут, и еще казалось, что невозможно так жить, и нельзя это терпеть больше ни единой секунды, но проходила секунда, а за ней еще одна, и они сливались в дни и недели, -  и ничего.
Совсем ничего не менялось. Любимый так и не вернулся. И гадалка уже не казалась такой уверенной, а все пеняла на то, что «разлучница», мол, ведьма, и ее трудно одолеть. 

***

- Что ты ходишь к этой бабе, только деньги зря тратишь, - ворчала мама.
И Рита решила сходить к гадалке в последний-распоследний раз. А если уж все – то все. И пойти решила вечером, чтобы не просиживать штаны на подоконнике полночи заранее. Если будет суждено – то все сложится, и очереди уже не будет, а нет - так нет.

Очереди не было.  Рита позвонила в привычную уже дверь  – коричневую, крашенную обычной масляной краской, с потеками и застывшими неопрятными каплями. Без особой надежды на то, что та откроется – скорее всего, она перепутала день, а старушка куда-то уехала. Но дверь все-таки распахнулась и в подъезд выглянула какая-то черноглазая смуглая девчонка, не старше Риты.

- Привет. Ты к бабке, что ль?
- Я… к Зинаиде Петровне.
- Нет ее. Заболела.
- А, ну простите. До свидания, - Рита повернулась к лестнице, и пошла вниз с чувством привычного застарелого отчаяния.
- Погоди, зайди на пару сек, - слегка хриплым голосом крикнула ей вслед незнакомая девчонка.

Хотя надеяться было уже совершенно не на что, Рита зачем-то вошла в уже знакомую кухоньку – совсем крошечную, как во всех хрущевках. За окном колыхалась липа. Пахло серой - то есть спичками - и липой.

- Меня Дарьей зовут, - сказала девчонка, встряхивая длинным хвостом на макушке, - Хочешь, я тебя чаем с тортом угощу?
- Я Рита. Привет. Угощай. Мне все равно некуда спешить.
- Ну как некуда? А дочка как же? Ждет тебя доченька.
- Она с бабуш… Откуда ты знаешь? – подавилась Рита чаем.
Дарья села напротив, положила подбородок на кулачки, внимательно глядя Рите в лицо, и слегка улыбнулась:
- Ну так… дар у меня. От бабки. Все вижу, что у тебя случилось. Все знаю про тебя.
- И что скажешь?
- Скажу я, что не пойму тебя. Вот зачем ты пришла сегодня, а?
- Бабка твоя говорила, что помочь может.
- Конечно, говорила, - Дарья подскочила, подошла к полкам на стене и принялась там шарить. Рита  следила за каждым ее движением, не зная, что еще от нее можно ожидать. Та достала с полки пачку тонких сигарет, пепельницу и зажигалку.
- Не возражаешь? Я в окошко?
- Не возражаю, - с облегчением и разочарованием подтвердила Рита. Она готова была ожидать что угодно, только не банальные сигареты.
Дарья пару раз затянулась, высунулась в окно, повертела там головой, будто  высматривая траектории голубей, потом вернулась на место и повторила:
- Конечно, бабка говорила. Она вообще говорить любит. Тем более что ты ей еще и деньги платила за разговоры ее. Она ж, кроме разговоров, ничего и не делала для тебя.
- Она гадала еще и порчу снимала, - уныло сказала Рита, обреченно ковыряя кусочек тортика.
- Я тебя умоляю! – Дарья расхохоталась, - Вот, смотри! – она распахнула холодильник, вынула оттуда желтую эмалированную миску, доверху заполненную яйцами. Взяла яйцо сверху, долбанула им об стол, почистила верхушку. Яйцо было сварено вкрутую. Рита окончательно пригорюнилась, чувствуя себя идиоткой. «Зачем она мне все это рассказывает?» - подумала она, - «своей же бабке имидж портит».
- Зачем я тебе это все рассказываю? – как будто подхватила Дарья, - А у меня своя выгода, тебе не понять пока. Потом узнаешь, может, если захочешь.
- Если захочу? – криво усмехнулась Рита, - Потом?
- Ну да. Проблема в том, что ты сама не знаешь, что тебе хотеть.
- Я хочу, чтобы муж вернулся, - выпалила Рита.
Дарья улыбалась и некоторое время молча курила. Потом медленно спросила, хитро так, с подвохом будто:
- Так ты все-таки хочешь, чтобы муж к тебе вернулся, или чтобы Саша тебя любил?
- Это одно и то же!
- Не совсем, - коротко выдохнула Дарья.
- Какая разница уж! Бабка твоя мошенница. А ты зачем в душу мне лезешь? Пойду я. Прощай! – Рита поднялась со стула.
- Вот-вот! – сильно обрадовалась Дарья, - Вот теперь уже гораздо лучше! Если б еще перестала сопли жевать с утра до вечера, то вообще на человека стала бы похожа!
- Да пошла ты! – обозлилась Рита и пошла к двери. Дарья молча курила, глядя на Риту веселыми блестящими глазами. Рита подергала дверь, покрутила замки, постучала в дверь кулаками, ногами. Успокоилась, вернулась к столу, села вполоборота к Дарье, вздохнула и язвительно констатировала:
- Противно как воняет твой дым. Охота тебе травить себя.
- Думаешь, твой депрессняк пахнет лучше? От таких, как у тебя, чувств, кони дохнут еще быстрее, чем от капли никотина.
- Будто я специально! – уже совсем  спокойно ответила Рита.
- А хочешь, уберу их? – заговорщически спросила Дарья.
- Кого?!
- Ну… Эти… - Дарья помахала вокруг Риты руками, - и неожиданно повеяло весной и радостью, и из спины ушла боль, и сердце перестало ныть, и в животе стало тепло и спокойно, как в детстве, когда сидишь у мамы на ручках.
- Как ты это сделала?!
- Я долго училась, - непонятно ответила Дарья и многообещающе добавила, - Могу и тебя научить. Если захочешь. Если сможешь быть хозяйкой себе. Если не будешь больше верить в то, что кто-то решит твои проблемы вместо тебя. Если не будешь ходить по гадалкам. Если не захочешь больше ныть.  Если не будешь придумывать себе идиотские оправдания, даже когда в глубине души прекрасно знаешь, что это все неправда. Ну и дальше все такое, ты уже поняла, о чем я.
Рита, действительно, уже уловила и почувствовала основную мысль, которую до нее пыталась донести Дарья. Ее могут научить быть сильной и счастливой. Если она сможет отказаться от того, чтоб быть несчастной и слабой. И еще – это все на самом деле.

…Солнце, разбросанное по листьям парка. Ветер листает журнал, забытый кем-то на скамейке. Там статья «Счастье - своими руками!». Как в замедленной съемке к «счастью своими руками» движется жирная задница в …

- Я согласна, - обреченно согласилась Рита.
- Что-что? Не поняла, прости!
- Я хочу научиться. Пожалуйста.
- Так уже лучше.

Дарья захлопнула дверь и вернулась к кухонному столу. Достала еще одну сигарету, щелкнула зажигалкой, затянулась, выпустила колечко дыма. Достала мобильник, набрала кого-то, и некоторое время слушала гудки. Потом оживленно выдохнула в трубку:
- Катрин? Одна есть. Да. Одна. Из восьмидесяти четырех. Да нормально, чего там. Главное, она сделала выбор. Сама. А так – на данный момент девочка глуповатая и безответственная совершенно, инфантильная, как младенец. Ну да, ты... триста лет тому назад тоже была редкостной тупицей. Что? Я говорю, мы с тобой тоже не сразу начали звезды с неба хватать. Да, и мальчика этого – она правда любит. Представляешь?.. Нет, ну одиночества боится тоже, и статус нужен, и все, как у всех - в полном комплекте, а помимо этого еще и любит…

Рита шла по улице, сжимая в руке листок в клетку. Ей нужно было выйти на любой перекресток, стать в его центре и прочитать текст, записанный на листке. Она долго бродила по дворикам, выбирая самый безлюдный перекресток. Наконец, такой перекресток нашелся. Две небольшие дороги пересекались, как и требовалось, но ни машин, ни людей на них не было видно.
Рита стала в центре перекрестка, достала листок и негромко прочитала:

Я – это я,
Эта жизнь – моя,
Кого любить мне
И чем дышать –
Только мне,
Мне самой решать.
Слово мое крепко –
Я выхожу из клетки.

Ничего не изменилось. Только дунул легкий ветерок – и целая клумба желтых анютиных глазок затрепетала лепестками, будто подмигивая, ободряя. И откуда-то с крыши снялась большая стая голубей – и, хлопая крыльями, полетели над головой, роняя на асфальт ажурную тень от множества крыльев, создавая узор из неба, света и тени. И ослепительной синевой полыхнуло небо. И так много интересного выглянуло изо всех углов и пристально уставилось на бесстрашную Риту, стоящую на перекрестке своей судьбы на ватных ногах с трясущимися коленками и с пересохшим горлом.

Дарья аккуратно дочистила последнее яйцо из желтой миски и неспешно зашла в соседнюю комнату. Там она вынула кляп изо рта у перемотанной скотчем Зинаиды Петровны и принялась тщательно кормить ее не слишком свежими, сваренными вкрутую яйцами. Зинаида Петровна давилась, плакала и обещала больше не наживаться на чужом горе, а устроиться работать санитаркой в больницу и работать там за копеечную зарплату честно и самоотверженно. На пятом по счету яйце Дарья сжалилась, освободила ее и ушла.