Я князь Григорию

Я князь Григорию, и вам, фельдфебеля
в Вольтеры дам…

Весна 1819 года. Генерал-губернатор Сибири Сперанский назначен председателем сибирского комитета, создававшего новую, либеральную конституцию. Россия  выиграла войну с  Наполеоном,
пора либеральных веяний прошла, и председателем комитета становится любимец царя – граф Аракчеев. Тот самый Аракчеев, именем которого целый период жизни России был назван «Аракчеевщина». Центром политической жизни становится Грузино, имение графа, а в ней немаловажную роль играла любовница графа Настасья Федоровна Минкина, невежественная, малограмотная крестьянка, которую граф Аракчеев беззаветно любил и которой он также беззаветно служил. Находясь в Грузино, можно было видеть влиятельнейших чиновников, знатных вельмож, согбенных в дугу,
подходящих к ручке Минкиной, ловящих ее благосклонный взгляд,
заискивающих перед нею, и, одновременно слышать истошный, душераздирающий  крик, истерзанных побоями дворовых.
10 сентября 1825 года дворовые убили Настасью Минкину, аракчеевскую метрессу. А потом была массовая экзекуция. Да, все было  во  времена  пресветлого государя Николая Павловича Романова
практическому применению его учения мог бы позавидовать сам марких де Сад.  О том и стихи:

Россия от интриг устала,
Так их немало при дворе,
Тюрьмой при Николае стала,
Когда царь Александр помре.

А Константину трон не нужен,
Он ласкам женщин посвятил,
Амуру, без остатка, служит,
На это не жалея  сил.

А самый младший – Николай
И не мечтал сидеть на троне,
Ему солдатчину  давай,
Огнем горит, лишь пальцем
тронут.

Лишь только сел, и тень легла
На всю российскую державу,
Висят повешенных тела –
Удары тяжкие по праву.

Приказ, и полк идет в Сибирь,
Весь, целиком, на поселенье,
Познают ноги тверди ширь,
И батюшке-царю служенье.

Царь говорит, что казни нет,-
Проходят тысячи «сквозь строй».
Обласкан им один поэт,
И брошен в армию другой.

Там ждут шпицрутены, расправа,
И возражений больше нет,
«Стать в строй! Налево и направо!
Всем строем, с песней, на обед!»

Царь пращуром своим гордится,
Хотя условна эта связь,
Одно лицо, во многих лицах:
Он – царь, король, великий князь!

Большое малому подобно,
Все может быть наоборот,
Страна богата, плодородна,
И мрет от голода народ.

И странная в России жизнь,
Слились и жалость, и жестокость,
В основе –  садомазохизм,
Но лишь в понятии широком.

Частица, Грузино, к примеру,
Недалеко от Петербурга,
Жестокость царствует не в меру,
В единое сплетаясь с блудом.

Граф Аракчеев – фаворит,
Рука и око государя,
Пред ним и Высший Свет дрожит,
А он безмерно ласки дарит

Беспутной девке, крепостной,
Любовницею стала графа,
Он перед нею раб простой,
У ног ее он вьется прахом.

Он их целует, лижет зад,
Стоит подолгу на коленях,
Как крепостные говорят:
Ее он вещью стал и тенью

Он прихотям ее служил,
И униженье стало страстью,
Солдат порол и палкой бил,
Над ними упиваясь властью.

Он честен, не имея чести,
Прямолинеен и упрям,
И льстит, не признавая лести,
Он – солдафон средь светских дам.

Советник первый у царя,
Без графа тот,  не делал шагу,
В стихах его благодарят,
С бриллиантами подарят шпагу.

В его именье часты гости –
В чинах, при  орденах, вельможи.
Естественно, о чем- то просят,
Им только Минкина поможет.

Придворные сгибают стан,
Ей руки, пальчики целуя,
От поклонения устав,
В именье Минкина лютует,

Чуть провинился – розги, кнут,
Здесь раны посыпают солью,
Холопы, как в аду живут,
Здесь, хуже каторги неволя.

Здесь постоянны крики, вой,
Секут по делу и без дела,
Гордится Минкина собой,
И власти нет ее предела.

А больше достается тем,
Кто прежде с Минкиной дружил,
Их извела она совсем,
Кончают с жизнью, чтоб не жить.

А полюбовника, того,
С кем прежде нежно целовалась,
Словами передать всего
Нельзя, что парню доставалось

Не каждый день, так через день
К крыльцу дворца сзывают дворню,
Садится Минкина под тень,
Собака рядом…мясом кормит.

Разденут парня догола,
Секут кнутом его до крови,
За все те нежные слова,
Что прежде говорил с любовью.

Ведь прежде милою была,
Застенчивой, чуть-чуть несмелой,
Теперь красою расцвела,
От власти, страсти озверела.

Потом избитого ведут,
Не избежать ему позора,
Тоска в глазах у парня, муть,
Без меры злоба в ее взоре.

К ногам склонилась голова,
Целует Минкины сапожки…
Такой порядок завела -
Подходит дворня к «барской ножке».

Конец терпению пришел,
И лжепомещицу убили,
Слух по России всей прошел,
Как всех пытали и лупили.

Не разбирая, всех подряд,
То месть была, неправый суд,
В России свой маркиз де Сад,
И свой российский блат и блуд.