Шах и мат

Когда я очнулась, вокруг было очень темно и холодно. Я сидела на каком-то кресле, руки были туго привязаны к подлокотникам, прочными верёвками. То же самое с ногами: бёдра и голени были накрепко обвиты, пошевелить ими не представлялось возможным. Лицо залито кровью из разбитого носа, на спине синяки, на руках сломанные ногти и царапины. Я закричала, но из-за клейкой ленты на рту получился лишь тихий, жалобный стон.
«Неужели?! Как он мог?! Где я? Сколько я тут пробыла?» - мысли лихорадочно кружились в голове, но не могли собраться во что-то цельное. «Почему он сделал это со мной? Он похитил меня. Этот ублюдок похитил меня!».
Я с силой попыталась выпутаться из верёвок, но они не поддавались. «Ну, нет, нельзя сдаваться!». Я разозлилась и отчаянно направила все силы на руки. «Хотя бы немножечко! Пожалуйста! Это же всего лишь верёвки, в конце концов!!!». «Всего лишь» верёвки железной хваткой держали руки не став слабее ни на йоту. Всё же я не останавливалась, меня подстёгивал ужас. В носу защипало, и вскоре я зарыдала. Из глаз и носа потекло, дышать стало совсем трудно. Я давилась соплями, но продолжала свои тщетные попытки. Остановиться пришлось, когда почувствовала, что сейчас потеряю сознание.
«Надо успокоиться. Хотя как, чёрт возьми, тут можно успокоиться?!». Я попыталась мерно вдохнуть и выдохнуть несколько раз. «Если руки и ноги не поддаются, может хоть рот?». Я вспомнила, как это делают в фильмах. Начала сильно надувать щёки, напрягать мышцы лица, чтобы изолента сползла. Либо жизнь совсем не похожа на кино, либо я слишком слаба, а скорее всё сразу, но у меня и здесь ничего не вышло. От чувства беспомощности хотелось плакать и плакать без остановки. Я не могла перед этим устоять и завыла белугой, но слышать эти завывания могли только стены. Через какое-то время мне всё-таки стало легче, если это слово применимо в этой ситуации. «Сейчас соберусь с силами и снова попытаюсь освободить руки».
Вдруг я услышала какой-то звук: похоже открыли и закрыли дверь, - «Это он!». - Затем послышался щелчок. В помещении передо мной загорелся свет. Я увидела его через щель под дверью напротив меня. Тьма немного рассеялась - всё это время, я находилась  в довольно маленьком помещении, похожем на чулан. Человек направился к нему – определила я по звуку шагов и свисту. Мелодия непонятная, но исполняли её так ненавязчиво, будто занимались каждодневной работой. Он подошёл к двери и открыл её связкой ключей. Когда она отворилась, я перестала что-либо видеть. Свет полосовал глаза, как мясник тушу. Он зашёл за меня, взял кресло за ручки и покатил – оказывается, то была инвалидная коляска.
-Ублюдок! Сукин сын! Урод, скотина, педофил вонючий! Гореть тебе в аду! Отпусти меня, слышишь?! – он ничего не слышал, только какой-то невнятный писк. Меня довезли до середины просторного помещения, в которой стоял старый деревянный столик и стул. Несколько лампочек, ватт по 60, освещали помещение. Было видно облупленные стены из красного кирпича, столы, заваленные каким-то мусором, сваленный в кучу металлолом, изъеденный ржавчиной велосипед, какие-то коробки и всяческий другой хлам. Всё это недвусмысленно напоминало подвал, вот только подвал чего? Я не могла об этом думать и строить теории, от страха меня всю трясло, а от холода покрыло гусиной кожей. На мне была только майка, шорты и кроссовки. Вряд ли летом планируешь, что тебя похитят, и будут удерживать в холодном подвале. Буквально всё норовило сломать меня, даже погода: судя по звуку, шёл сильнейший ливень, каждую минуту раздавался гром. Потолок протекал и падающие капли эхом раздавались по помещению.
Расположив меня за столом человек, наконец, попал в моё поле зрения. Глаза привыкли к свету, и я его разглядела: ничем непримечательный, заурядный человек. Лет сорок-сорок пять, губы тонкие, на лбу морщины, глаза мелкие, серые, короткая стрижка, чёрные волосы, худощавое телосложение. На нём были серые брюки и синяя рубашка. Человек как человек, однако, в моём случае это был сам сатана. Я смотрела на него с круглыми от ужаса глазами, но и отвести взгляд не могла.
Он закурил, присел на стол и взглянул на меня.
-Жуткая погода, не так ли?
«Эта сука ещё говорит о погоде! Чтоб ты сдох!» - мои мысли кричали, но сама я молчала.
-Как тут холодно. Я хотел принести обогреватель, но он сломался. Извини, за такие условия.
-«Извини»?! Он ещё издевается!».
-Слушай, Кристина, - «Откуда он знает моё имя?», - С тобой было непросто. Ты умеешь за себя постоять.
Воспоминания наводнили голову: я помню, как шла к бабушке в пригород, несла ей лекарства и пирожки. Я часто хожу к ней именно пешком - недалеко и ноги размять приятно. Было часов десять, я шла и любовалась закатом. Не обратила внимания, что прохожу мимо стоящей у обочины машины. Там был он, изображал, что ищет что-то в багажнике. Как только я проходила мимо, он схватил меня сзади и вонзил в плечо шприц с какой-то дрянью. Пока она не успела подействовать, я отбивалась, что есть сил. Толком не разглядела нападавшего, просто боролась с «кем-то». Вскоре мне заехали кулаком по носу и я отключилась.
-Так что извини за разбитый нос. Элементарная самооборона.
«Самооборона?! САМООБОРОНА?! Он мне ещё говорит про самооборону? Какое извращённое чувство юмора!»
-Я думал для такой крохи, как ты, вполне хватит пяти кубиков галоперидола, но ты крепче, чем кажешься, - он взял тряпку, подошёл ко мне и стал счищать засохшую кровь с моего лица. Я не давалась, вертела голой, тогда он больно сажал мне щёки своими длинными пальцами. Наслюнявил тряпку и продолжил, - Хочешь спросить откуда я знаю твоё имя? Ты сама говоришь его каждый день, всему миру, в социальных сетях. Ничего удивляться. Я о тебе почти всё знаю. Зовут Кристиной, пятнадцать лет. Была в Польше, в Чехии, Испании. Твой любимый фильм «Пираты карибского моря». Читаешь  Энн Райз и Жаклин Уилсон. Увлекаешься игрой в шахматы, что, пожалуй, самое важное.
Всё это было правдой,  но что, чёрт возьми, он подразумевает под «самым главным»? Если он собирается издеваться, пытать и насиловать, то, причём здесь шахматы? Может это маньяк который убивает гроссмейстеров? До такого звания я ещё не доросла. Разве что на школьном уровне, со мной мало кто может совладать. С детства увлекалась шахматами, даже учувствовала в региональных турнирах. Поможет ли это мне как-то спастись?
Наконец он домыл мне лицо.
-Теперь слушай, я уберу скотч и надеюсь, что ты поведёшь себя разумно, и не будешь орать и звать на помощь. В противном случае я, не задумывая выбью тебе все зубы, поняла?
Я кивнула. Он резко отодрал ленту – было очень больно.
-Вот так, молодец! Спокойствие, только спокойствие. Всё равно тут нет ни души, километров на десять вокруг, ручаюсь.
-Отпустите меня, – жалобно протянула я, - пожалуйста.
-Нет, - спокойно возразил он. От такого равнодушного тона популяция мурашек на моей спине выросла втрое. Как будто всё уже предрешено.
Он подошёл к столу. На столе лежало что-то длинное, завернутое в газеты. Он бережно их развернул и я увидела двустволку - грозное оружие. У меня закружилась голова. «Да это просто гаубица!» - подумала я, - «Один выстрел меня разорвёт в клочья!». Он сдул с неё пыль и достал из кармана платок, чтобы почистить.
-Давно играешь в шахматы?
Как ни хотелось отвечать я, всё-же, выдавила слова:
-С пяти лет.
-Кто учил?
-Дед.
-А деда кто научил?
-Он… он ещё во время войны научился. Он был лётчиком и между вылетами с товарищами устраивал партии.
-Я, почему спрашиваю – я ведь тоже люблю шахматы, и тоже с самого детства. Первые партии играл с отцом, потом с мальчишками в школе. Мне не было равных, я обставлял даже взрослых, однако больше всего мне нравились даже не победы, а сам процесс. Есть в шахматах красота. Ты знаешь, такая рациональная красота. План, стратегия, тактика, ход, манёвр, во всём этом есть своё великолепие. Война в миниатюре, кстати, не зря ты упомянула своего деда. Война это тоже по-своему красиво, - меньше всего на свете мне хотелось слушать псевдофилософские бредни какой-то психа. – Ну да ладно, вижу тебе это не очень интересно. Перейдём к сути.
Он дочистил ружьё, достал из коробочки красные патроны, набитые дробью. Зарядил и нацелил на меня. Примерился, как лучше выстрелить. От вида двух бездонных туннелей мой пульс зашкалил ударов за сто пятьдесят. Я даже испугалась, что может случиться сердечный приступ. К счастью, он отвел ружьё и положил его на стол. Затем порыскал в картонной коробке, достал шахматную доску и стал расставлять её на столе передо мной, чёрными в мою сторону.
-Сейчас мы с тобой сыграем.
«Играть в шахматы?! Какого чёрта происходит?! Может это, мать её, долбаная передача «Розыгрыш»?» Может, я сплю?». К сожалению, ущипнуть я себя на могла, руки связаны.
-Наверное, тебе это кажется странным. Не спорю, но это же лучше, чем если бы я сразу начал снимать с тебя кожу или что-то в этом роде.
Доставив фигуры, он уселся напротив и одел очки.
-Я даю тебе шанс спасти свою жизнь. Мы сыграем одну партию. Всего одну. Если выиграю я (он кивнул в сторону ружья) – твои мозги разлетятся по всему подвалу. Если ты – я отпущу тебя.
Вот уж чего, а этого не ожидала. Не может такого быть! Я словно героиня какой-нибудь сказки. Хотя если подумать - это маньяк. Стоит ли ему верить?
-Если я выиграю, вы меня, правда, отпустите? – спросила я тихим голоском.
Он поднял правую руку вверх, как делают американцы.
-Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Даю честное, благородное слово.
-Вы врёте!
-Вовсе нет.
-Как вы можете меня отпустить? Я же свидетель! Я могу доложить, и вас поймают!
-А может, я не боюсь того, что меня поймают.
«Нет, тут что-то не так» - подумала я, - «Он блефует. Даёт иллюзию надежды, чтобы поиздеваться и убьёт меня в любом случае».
-Я не понимаю.
-А тебе и не надо понимать. Играй и всё!
-Вы обещаете не убивать меня, если я выиграю? – неуверенно протянула я. Страх перемешался с неожиданно свалившейся надеждой, и мне стало трудно дышать. Сердце не переставало бешено колотиться.
-Ты для начала выиграй, а уж потом мы решим, что с тобой делать, - надменно отрезал он. – Теперь, я освобожу тебе руки, но ты и не думай геройствовать! Только попробуй что-нибудь выкинуть, - с этими словами он достал нож и обрезал верёвки. Кожа на запястьях покраснела и я их торопливо потёрла. Он развалился на стуле и сказал:
-Белые ходят первыми, - изрёк он и сделал ход пешкой, f2 на f3.
Я оглядела фигурки: они были старыми, потускневшими, с облупившимся лаком, особенно заметно на белых. Доска тоже не блистала: вся в каких-то пятнах и потёртостях. «Интересно, как хорошо он играет? Меня не радует, что он когда-то был непобедим. Может, врёт? Или не играл давно, опыт растерял. Какие у меня шансы? Господи помоги, сейчас от каждого хода зависит моя жизнь».
-Не торопись, - вдруг сказал он, - думай, сколько требуется. Но в твоих интересах поторопиться, мама и папа, наверное, уже волнуются.
Только сейчас я вспомнила про свою семью. «Бедные, они ведь со страха умирают. Как же они будут страдать, если я умру. Нет, не хочу, чтобы они страдали. Не хочу, чтобы они плакали». Со злобой я взглянула на него: он о чём-то задумался и грыз душку очков. «Нервничает?». В этот момент на улице раздался гром и как будто вывел его из раздумий. Он посмотрел мне в глаз, но я  поспешила отвести взгляд.
«Нужно покончить с этим, как можно скорее» - промелькнуло у меня в голове. – «Я смогу выиграть. Что-то подсказывает, что это возможно. Уж не знаю, почему он такой смелый, но клянусь богом: если он меня отпустит, я сделаю так, что его будет разыскивать Интерпол! Каждая ментовка будет забита его фотороботами. Каждая собака будет идти по следу этого ублюдка!».
Я немного подумала и сделала первый ход: пешка e7 на e5. Он тоже ответил пешкой: g2 – g4. Помню, в этот момент я даже не успела сообразить – моя рука сама потянулась за ферзём. Я схватила его и поставила на h4.
-Шах и мат, - говорю. Он засмеялся, не вынимая душки изо рта. Я повторила:
- Шах и мат!
На этот раз он перестал улыбаться, одел очки и принялся изучать доску. Я молча сидела, но отнюдь не радовалась победе. Ещё ничего не кончено. Напротив, становилось только тревожнее, слушая его нервную болтовню: «Да как?! Да что же это? Какого дьявола? Нет, не может быть. g2-g4, h4. Пешки ходят только вперёд, слон по прямой. Нет, слон только по диагонали. А ферзь? Он в любом направлении. Но как же? Шах мат? Да нет, это не шах и не мат. Но, получается, что шах и мат. Да, как?!».
-Это «дурацкий мат», - попыталась я вмешаться.
-Что, сука?
-Что, что? Это называется «дурацкий мат», когда побеждаешь на втором ходу. А теперь отпусти меня! Ты обещал! – мне не хотелось говорить так дерзко, но слова сами вырывались.
 Он нервно заходил по подвалу. Смотреть на него было страшно, он весь трясся от гнева. Я набралась решимости и снова подала голос, чтобы меня отпустили. В ответ он с криком перевернул стол, и фигурки разлетелись во все стороны.
-Блять!! Сука! Сука! Сука! Сука! Сука! Сука! Сука! Ах ты, сука!!!
Он схватил ружьё и сунул его мне прямо в лицо, так, что дуло чуть не касалось кончика носа. Я не хотела это видеть: закрыла глаза как можно плотнее. Губы дрожали. Я пыталась молить о пощаде, но получалось лишь скулить. Вдруг стало очень светло. Свет был мягкий, тёплый. Да это же солнце! А почему вокруг вода? И что это за туннель, по которому я несусь куда-то вниз? Уж, не в ад ли? Я вроде старалась никому не причинять зла. Внезапно туннель кончился и я плюхнулась в воду. Вокруг была масса ребятишек – все смеются, кричат, брызгаются. Столько улыбок, столько веселья. Да это же аквапарк в Питере! Я ездила туда с семьёй, когда мне было четыре. Вдруг в моих руках почему-то оказалась удочка.  Леска натянулась – на крючке был здоровенный лещ! Его было хорошо видно сквозь кристально чистую воду аквапарка.
-Держи, уйдёт! Держи его! – кричал старичок. Эй, минутку, я уже не в аквапарке! Я на реке, ловлю рыбу вместе с дедушкой. Какая же погода чудесная! Тепло, светло, но и ветерок дует. Чирикают воробьи, где-то вдалеке мычат коровы. Неожиданно земля затряслась. Землетрясение? В нашем то селе? Бросьте! Но то было не землетрясение. Вдоль берега двигалось что-то большое. Вдалеке было непонятно что это, но вскоре стало ясно. Мимо нас стремительно понеслась масса людей и быков, гонимых куда-то в едином порыве. Люди, казалось, не боялись быть поднятыми на рога. Напротив, им было весело! Я оглянулась по сторонам и увидела, что стою за ограждением. Зрители вокруг громко кричали и подбадривали бегущих. Никогда не забуду бег с быками, в Испании. Это настоящее безумие! О чем они только думают? Впрочем, как ни крути, невероятное зрелище! Такое не каждый день увидишь.
Воспоминание проносились со скоростью света, но каким-то образом я ни упускала, ни одного. Даже не верилось, как много произошло за такую короткую жизнь. Я даже успевала подумать: «Пожалуйста, не нажимай на курок ещё хотя бы пару секунд. Дай мне вспомнить ещё немножко». Вряд ли он мог читать мысли, однако ружьё опустил. Когда я осмелилась открыть глаза, он уже разрезал верёвки на моих ногах. Когда путы исчезли, никаких слов мне больше было не нужно. Я бросилась к лестнице, поднимавшейся на несколько метров вверх, к старой, ржавой двери. Вдруг послышалось, как он снова хватается за оружие. Я рванулась, что есть мочи и как раз вовремя. Выстрел был просто оглушителен, как пушечный залп. Кусок стены разлетелся на осколки в полуметре от меня.
Распахнув дверь, я оказалась в просторном помещении. Крыша обвалилась, дверей не было. На стенах, от мха и сырости погибали фрески с изображением Иисуса, девы Марии, святой Троицы, Николая-чудотворца, каких-то ангелов, чьих имён я не знаю. Заброшенная церковь чуть не стала моей могилой. 
Я выбежала под проливной дождь и понеслась прочь. Всё стало понятно: он увёз меня в «Убойное» - село призрак в часе езды от города. Силуэты деревьев и покосившихся домов смотрелись крайне зловеще. Ночь, дождь и я совсем одна. «Нужно скорее бежать к шоссе, может кто попадётся. Но сейчас ночь! Что если никто не попадётся? А, Бог с ним, некогда думать. Пока этот монстр поблизости я не сбавлю шаг». Только успела я это подумать, раздался выстрел. Всё оттуда же, из подвала церкви. Я остановилась и оглянулась назад. Мало ли во что был сделан этот залп, однако сомневаться мне не пришлось. «Из-за чего? Из-за того, что проиграл? Выходит, я его убила? Нет, я тут не причём. Это всё он! Псих ненормальный». Церковь, своими очертаниями в темноте, напоминала огромную могильную плиту. «Символично» - подумала я и решила больше ни секунды здесь не задерживаться.
Может быть, Бог и вправду существует? Что-то соблаговолило мне в тот вечер. На шоссе сразу попалась машина. Мужчина и женщина усадили меня на заднее сиденье, закутали в плед, и угостили чаем из термоса. Они были первыми, кому я рассказала эту историю.
Полиция расставила все точки над i. Моего похитителя звали Алексей. Сорок один год, семьи нет, друзей тоже. Страдал синдромом Аспергера и шизофренией. Его мать работала санитаркой в психиатрической больнице. Отцом стал один из пациентов, ветеран Афганской войны, потерявший на войне рассудок. Это не помешало установлению связи с матерью Алексея. После выписки они поженились.
 Брак продержался всего пять лет, однако за это время отец успел оставить след в душе сына. Он долго и обстоятельно любил рассказывать ему об ужасах, виденных на войне. Что важно, он не критиковал насилие, а скорее упивался им, преподнося его как что-то нормальное. Ребенок, не задумываясь, принимал всё это за чистую монету. После ухода отца климат в семье изменился не в лучшую сторону. Жить приходилось только на скромное материнское жалованье. Игрушками Алексей был не избалован, друзьями тоже. В школе прослыл белой вороной и подвергался издевательствам. Единственное к чем у него возник стойкий интерес – это шахматы. К ним он питал совершенно необузданную страсть.
Впрочем, как часто и бывает у людей, страдающих синдромом Аспергера, интерес этот носил поверхностный характер. Мальчик находил прелесть в процессе передвижения фигурок, однако не предусматривал никакой логики и цели, которые нужны в шахматах. Часами напролёт он сидел дома и разыгрывал иррациональные и бессмысленные партии с самим собой, не особо вдумываясь в то, что  делает. Мнил себя великим гроссмейстером, воспитывая в себе тщеславие и пренебрежение к другим людям.
После окончания школы, мать устроила его уборщиком в ту же психиатрическую больницу, в которой работала сама. Тихая работа, не требующая серьёзно умственной деятельности, вполне устраивала эту, достаточно, невзрачную и закрытую семью. Так продолжалось долгие годы, вплоть до смерти матери Алексея. Если раньше она была практически единственным человеком, с которым он общался, то сейчас одиночество вынудило его самому попытаться наладить хоть какие-нибудь социальные связи. Однажды во дворе он предложил соседскому мальчишке сыграть с ним в шахматы. Ребёнок ходил в местную секцию и с лёгкостью победил Алексея, чьи навыки, как уже говорилось, были весьма иллюзорны. Для проигравшего это стало сильнейшим унижением и, даже, шоком. Мальчик сам не заметил, как запустил бомбу замедленного действия, бросив Алексею вслед: «Да вас и девчонка победить может!». Патологический комплекс неполноценности привели к созданию навязчивой идеи в нездоровом сознании этого человека. Он решил, во что бы то ни стало доказать, что он великий игрок и никакая «девчонка» ему не ровня. Причём мало было просто победить, и унизить противника. Его нужно было уничтожить.
Я стала первой жертвой маньяка и к счастью последней. Лишь чудо не позволило ему кого-нибудь  убить. Встреча с этим воплощением безумия не прошла бесследно. Помимо кошмаров, из-за которых я просыпалась в холодном поту целый год, я усвоила одну важную вещь: в какой бы ситуации ты не оказался самое главное не поддаваться страху.