Н. посвящается

                Благодарю моего старого друга Мишу
                за незабываемую беседу,
                Афанасьеву Ирину за редакцию и обработку текста
                и конечно же саму Н.
                Сука.


      - Ну а что там насчёт творений? Есть что-нибудь новое?
      - Да есть, Серёга, может, ты знаешь, не помню, показывал ли тебе…
      Мы тихо катились на своих старых спортивных велосипедах, и я почему-то занятно вслушивался в рокочущий скрежет ржавых цепей.
      - Ну а … - только было он начал, как, перебив его, я продолжил:
      - Шестого одно написал. «Байрону». В день рожденья Пушкина и Тома Арайа1 написал стишок Байрону, - смешно и наивно глянул я на него, сквозь придающие мне умный вид, новенькие очки.
      Мы приблизились к банкомату возле здания горсовета; Сергей заранее изъявил желание снять деньги и вернуть мне незначительный долг. Под низкими ветками одной из елей этого парка, в самой тёмной и холодной его тени безмолвно находились две - явно женские, - молодые фигуры.
      - А по Н. не скучаешь? – почему-то мне показалось, спросил он это слишком уж резко.
      Но я привык ожидать от Серёги ещё не такое, поэтому не обратил на очередную странность никакого внимания, наблюдая, как он ставит велосипед к стене старого городского совета.
      - Ты знаешь, особо нет. Как мне Миша сказал: «Взрослей! ты никому не нужен» - так я, может быть, принял это как данность, - здесь я весьма широко улыбнулся, - и… у меня больше нет врагов, кроме собственных воспоминаний и наивных вечерних мыслей.
      Сергей будто специально замешкался.
      - Ты знаешь, почему Назарова больше не пишет сказки?
      Сергей не подал вербального знака, но я чувствовал, что он ждёт моего ответа - на мой же вопрос.
      - Она сказала, что я в них верю.
      - Не зря её отец назвал тебя Desperado.
      - Знаешь, что, - начал я, - всё равно скоро уеду в Р***** и там будет совсем ведь новая жизнь.
      Сергей спешно забрал выданные ему автоматом деньги, но вернуть мне их малую долю пока что не торопился. Задумавшись, молча сел на велосипед и быстро покатил, не оставляя мне выбора, кроме как следовать за ним дальше.
      Когда я поравнялся с ним, Сергей сказал мне:
      - Это заставит её подумать.
      Он улыбнулся; я не понимал о чём он.
      - Кого её? о чём думать?
      Я едва ли не начал нервничать. Хотя в последнее время это мне удаётся довольно часто.
      - Н., - ответил Серега, и кивнул слегка в сторону, будто она была сзади.
      - Она здесь причём? – уже всерьёз возмутился я, когда мы заехали за здание горсовета, туда, - где кончался парк.
      Серёга остановился и стал вытаскивать кошелёк, норовя так отдать мне деньги. Раньше что не спешил?
      - Она была там, - сказал он, опустив голову и ища в кошельке мелкие купюры.
      - Что?! Когда?
      - Может быть, где? - удивляясь, спросил он меня, и протянул деньги. Это был явно сарказм.
      - Где она была? – застывши, спросил я Серёгу.
      - Там, на лавочке, - он снова кивнул в сторону, как бы напоминая только прошедшие события.
      Он так и держал протянутую мне руку, а я остолбенелый, требовал взглядом его объяснений.
      - Она сидела на лавке под елью - с какой-то девушкой.
      «Это, наверно, её сестра» - подумалось мне.
      - Почему ты?.. – недоговорил я и сорвался в обратную сторону, но до сих пор не понимая беспорядочный ход своих мыслей, резко вернулся.
      - О, нет, нет, нет, какой же?..
      - В очках и то не увидел. Ты не только душевно болен, но ещё и глазами слеп, - сказал он, когда я к нему вернулся.
      - Зато сердцем вижу, - ответил я, глядя в холодный вечерний асфальт.
      - Голова до прелести пуста от того, что сердце слишком полно… Цветаева, помнишь?
      - Отстань ты, - по-прежнему думал о чём-то я, сдерживая обеими ладонями свою голову.
      Я не часто позволял себе такую с ним дерзость; мы старые и хорошие друзья, но он старше меня на семнадцать лет…
      - Она была в паре метров… Я ещё говорил эту чушь.
      - Полагаю, мы испортили ей настроение, когда ты невольно дал знать, что тебе плевать на неё.
      - Это моё собственное замешательство, какого чёрта ты сюда лезешь?
      Здесь мне вдруг стало холодно, и я опустил рукава своей толстовки с логотипом Children of Bodom2.
      - Ты сам говорил, - начал снова Серёжа, - было бы дело, которое тебя отвлекало…
      - Знаешь, чем я выше их всех?
      - Кого?
      - Простых смертных. Они не могут того, чего могу я; они не умеют, боятся открывать свой идеальный воображаемый мир и я же открываю его за них. Я открываю свой мир для них, и им нравится!.. Они в восхищении от моего мира, а скорее просто моей фантазии, которая стала им. Они в восторге от моей смелости.
      Сергей учтиво и внимательно меня слушал, а я даже не задумываясь, все продолжал:
      - Я каждый раз, каждому человеку открываю этот свой мир, а они врываются в него, будто совсем не гости, раздирают с легкостью мою душу, не оставляя ни капли её хозяину. Но в конце концов всё же они уходят. И знаешь, что самое страшное? Я хочу их вернуть. Я скучаю по этим проклятым людям, я их ненавижу, но не могу без них!.. Даже не знаю, кого больше я ненавижу, себя или их?!.
      - «Чем шире твои объятья, тем легче тебя распять»3.
      - Вот именно; они распинают меня снова и снова, я страдаю, я злюсь, но хочу же(!) этих людей. Они паразиты; но без них как-то скучно. Сам не знаю, в чём я тебе сознаюсь, но вряд ли бы я сознательно хотел себе таких потрясений.
      Сергей молча слушал и смотрел мне в глаза.
      - Я не знаю, что б ей сказал, - наконец покаялся я.
      - Ничего не говори; будь горд и достоин молчания. Говорить могут все.
      - Но я не могу молчать! Видимо, я просто слаб, чтобы принять это, поэтому мечусь из стороны в сторону, это тяжело; мне надоело. Но и здесь не знаю, что мне надоело: метаться – или быть слабым.
      - Не мы измеряем себе глубину своей грешной души. У каждого своя мера боли; вот и для кого-то что-либо есть мука, а для кого-то вообще ничто. Но со временем, с течением событий и обстоятельств, хотим мы этого или нет, мера боли и чувств сама уменьшается иль увеличивается. Это вряд ли от нас зависит.
      - Я слышал, чтобы забыть женщину надо написать о ней книгу?
      - А всё время ты чем занимался? – усмехнулся Серёга.
      - Я писал стихи.
      - Видишь? - ты всё делаешь не так. Ты пишешь стихи, когда надо писать романы, ты пишешь песни, когда нужно сочинять музыку, ты любишь, - когда нужно чтобы любили тебя. Ты не успеешь всё сразу. Как ты сам понял, - таков твой характер.


      Вечером я решился ей позвонить. Клавиши набирали номер её домашнего телефона, издавая раздражающие меня звуки, пока я даже не знал, о чём буду с ней говорить. Разговор начался с моего улыбчивого «Привет».
      - Привет, - ответила она сухо.
      - Как дела?
      - Нормально, ты как?
      - И я хорошо, спасибо, - я вновь невзначай улыбнулся.
      Она в ожидании молчала.
      - Мы столько времени не виделись и не общались…- начал, замешкавшись, я. – Мы никогда столько не общались с тех пор, как начали общаться.
      Она несколько удивилась глупости, которую я сказал, - как я сам мог такую чушь сочинить?
      - Как началось твоё лето? - спросил я её.
      - Хорошо. Ты не знаешь, где можно найти работу?
      - Нет, а что в том кафе?
      - Там уже нет вакансий. Ну, ничего, в «С***» нужны вроде официанты.
      После полуминутной паузы я спросил:
      - Мы сможем встретиться завтра вечером?
      Недолго подумав, она спросила:
      - Зачем?
      - Мне для новой работы нужен диалог с бывшей девушкой.
      - Нет, у меня дела, попроси ещё кого-нибудь из своих бывших девушек.
      - О, нет, - с ухмылкой протянул я, - мне нужна лучшая из моих бывших девушек.
      Она вновь в чём-то засомневалась и подозрительно переспросила.
      - В каком смысле нужна?
      - Та во всех, - резко ответил я.
      - Извини, - нет.
      Она повесила трубку.
      Спустя минуту, нервничая и настаивая на своём, я набрал её номер снова.
      - Мне нужна лишь встреча, - диалог, чтобы закончить мою работу.
      - Прости, но в этом никак не могу помочь.
      Помолчав немного, она продолжила:
      - Ты будешь цитировать мои фразы?
      - Да, некоторые… никто не узнает, что это твои.
      - Знаешь?.. Придумай что-нибудь, я не подопытный кролик.
      - Что ж! ты очень помогла! благодарю за участие. Прости, если задел твои комплексы.
      - Ничего, - съязвила она, - у меня их нет.
      Снова дурацкий звук слишком частых гудков.
      Сука.

      Теперь я взял сотовый.
      - Миш, ты на точке?
      - Да, чё хотел?
      - Мне надо выговориться своему психиатру, - пошутил я.
      Миша, посмеявшись, велел мне сейчас приходить.
      Пробираясь к металлической двери его гаража, мне не раз пришлось споткнуться о бесчисленные валяющееся кругом на земле коробки - с гайками, ключами и без.
      - Здоров! я и не слышал, как ты вошёл,- обрадовался он мне. – Рассказуй, чё у тебя? Психиатр…
      Конечно, это была ирония. Какой он мне психиатр. Он  просто мой старый друг. Старый, скорее в том смысле, что наша разница в возрасте превышает аж девятнадцать  лет.
      - Да я даже не знаю с чего начать. Разом всё навалилось, и с фестивалем все эти скандалы, и эта дурацкая вновь тоска…
      - Какая тоска? - ранимый ты мой!
      Этот парень настолько едкий, что для него не составляет труда всего парой слов разрушить в одно мгновенье все планы, настроения, представления кого угодно, - о чём угодно.
      - Да всего бы ничего, если б был со мной человек, который обнял бы так…
      - Ой, Валера, опять твои сопли! хватит уже. Ты нахер не нужен, - перебил он меня; причём сделал это с таким лицом, что данная ситуация заставила меня смеяться.
      - С чего ты взял? ты хоть знаешь, что тебе нужно? – наводя порядок среди гор валяющихся велосипедов, каких-то непонятных ржавых пластин и станков, предназначенных для заточки бензопильных цепей, спрашивал он меня. - Все это по старой теме, вы уже не в первый раз расстаётесь, когда ты поймёшь, что она дура?! Всё это время она нагло врала тебе, это стадный инстинкт, все её подруги встречаются с такими же, как ты, идиотами, вот и она должна. Она, как малолетняя дура, сама не знала, чего хотела, ей было приятно, что ты за ней бегал, а когда она попользовалась тобой и ей надоело, она всё это бросила. Точнее, тебя. С чего вы вообще взяли, что друг друга любите? не могу я поверить в ваши серьёзные чувства и всё такое. Это, чёрт возьми, даже не отношения, отношения – это когда вы засыпаете и просыпаетесь вместе, когда вы более-менее самостоятельны, а у вас это детские всё встречания. С чего вы придумали себе любовь?
      - Да не любит она меня!
      - Правильно, любви нет, это слухи, - всё шутил он. 
      - Нет…
      - В чём же дело? Какой тебе смысл любить кого-то, не получая ничего взамен? Хотя бы того же?
      - Хотя бы? А разве любят за что-то? Или для чего-то? Любят просто так, не за что, просто потому, что он есть, любят такого, какой он есть. Потому что по-настоящему любят, любят вопреки ему самому! Хочет он этого или нет, хочешь ты этого или нет, но любишь этого человека. Потому что по-настоящему, и не за что.
      - У вас была просто какая-то игра, были же тревожные звонки, на которые ты закрывал глаза?
      - Были.
      - Это и стало твоей ошибкой.
      - Да! я делаю ошибки, жизнь, к сожалению, без инструкций!
      - К тому же, у вас разный социальный статус, её отец ни за что не примет тебя.
      - Её отец меня меньше всего волнует, - перебил Мишу я.
      - Хотя бы такого, какой ты счас. Невнятный музыкант, неудачный поэт...
      Я сердито молчал.
      - А, ну, да, ещё и фотограф.
      - Фотограф тоже я неудачный?
      - Ну, так, есть чуть-чуть, - как бы одобрительно рецензируя это направление моего творчества, сказал он.
      - Причём здесь вообще мой социальный статус? какое он здесь имеет значение?
      - Да ты шо, огромное! – протянул Миша.
      Честно сказать, меня забавляет его звук «гэ».
      - Статус здесь не имеет никакого значения! это условности!
      - Ещё как имеет! – настаивал Миша.
      - Миша! ты не читал Джейн Остин «Гордость и предубежденье» - хотя бы фильм посмотри.
      - Валера, ты через два месяца уедешь в новый для тебя город, там в первый же день найдешь себе ещё одну новую страшнейшую любовь всей твоей жизни и сразу же на ней женишься.
      - Нет!.. - протянул я, - жениться я нет…
      - Ну, значит, она тебя в это втянет. Если у вас всё там будет клеится.
      Он с шумом перетаскивал старые велосипеды из угла в угол. Так наводился порядок.
      - А на фестиваль ты поедешь, ты не должен подводить пацанов. Серёжу вон возьмите на бас.
      - Я так хотел, чтобы она ехала туда со мной…
      - Да забудь ты уже, наконец!
      Здесь Миша чуть-чуть притих.
      - Ты знаешь, что любовь придумали евреи? – спросил он меня.
      - Чтобы не тратить денег на проституток?
      - Ха! Не такой уж и ты безнадёга, братан, - засмеялся вдруг он.
      Честно, - и мне от этого стало весело.
      - Бабы, братан, - это другие люди.
      Я усмехнулся:
      - Да ну! Миша, ты тоже скажешь.
      - Да! Это ужасные существа с другой планеты и даже с другой вселенной, это странные люди, у них всё строится на этой, как её…
      - Интуиции?
      - Да какая интуиция! у них нет мозгов, с этим у них тоже не всё в порядке.
      С ума сойти, и это мне говорит человек, который в счастливом браке уже как шестнадцать лет!..
      - Во! вспомнил - на женской логике.
      - Женская логика предусматривает собой абсолютное отсутствие любой логики, - вдруг улыбнулся я.
      - Здесь я с тобой согласен, - утвердительно сказал Миша и потянул из одноразового стаканчика свой дешевый остывший кофе.
      Настало приятное молчание. Миша был занят делом, а я молча радовался, что наконец-то мысли меня отпустили. И что я нашёл выход из не менее важной, но менее затруднительной ситуации.
      - Миша, а знаешь? Я хотел встретиться с ней, чтобы записать диалог в новую свою работу. Но вместо того диалога, наверно, придется написать твой.
      Я не переставал улыбаться.
      - Он тебе так понравился? – спросил Миша, на четвереньках шаркая под столом.
      - Нет, просто она отказалась.
      - Чёртов поэт! - слегка посмеялся Миша, найдя под столом какую-то железку. – И как же ты назовёшь свою новую ерунду - лирическое прощание с бывшей любовью! – величественно махал он ржавым ключом, как бы призывая меня к триумфу.   
      - «Н. посвящается»!
      Сука.

















1. Том Арайа – вокалист и бас-гитарист культовой американской метал-группы Slayer.
2. Children of Bodom – известная финская метал-группа.
3. Выражение немецкого философа Фридриха Ницше.












                Июнь 2013