Никому

    Эля пришла к нему, как всегда не во время  и это  уже никак не раздражало, просто привык. Двадцать  лет он никак не мог определиться- нужна  ему она или нет, хотя любил, честно признаваясь: - Ты мне больше нравишься в роли любовницы. У нас с тобой большая разница в возрасте, двадцать лет и это всё-таки большое годовое расстояние. Пройдет немного время и ты сама станешь искать мне замену. Так что, дорогая, будем существовать так. Я пока не собираюсь ни на ком жениться.

      Он был отличный врач, но  жену не сумел вытащить из болезни.  Она  умерла от рассеянного склероза и он, имея на руках тринадцатилетнюю дочь, некоторое время послонялся по бабам, но так  и не женился. Ему было сложно: болезнь жены измучила его, он устал и хотел  просто пожить для себя. Столько лет его терзали ревностные подозрения жены, когда она еще  была только в начале заболевания и, когда  окончательно слегла, он добросовестно ухаживал за ней, смотрел за дочкой и всегда «примеривал» каждую новую женщину, засматривающуюся на него, на роль жены, матери. И ему все женщины не «внушали доверия».

       После похорон он "сошелся" с  одинокой дамой, которая усыновила мальчика. Вот такая необычная семья просуществовала недолго, так как характер дамы, которая руководила рестораном, оставлял желать лучшего. Он ушёл от неё.

       В этот  сложный период Эля пришла на консультацию к врачу. Врач понравился ей своим грустным взглядом, а еще она поразилась его голубым глазам. Консультация закончилась - ничто не предвещало продолжения. Но, вспоминая голубые глаза, Эля добилась своего – он обратил на неё внимание, правда, ушло на это почти семь месяцев. Они стали встречаться. Он влюбился. Было в этой любви всё: эмоции, страсти, расставания, но о перспективе замужества было сказано сразу.

       Неожиданно (есть известия всегда неожиданные)Эля узнала, что её любимый мужчина собирается жениться. Это её чуть не убило. Она понеслась за разъяснениями. Ей было непонятно, почему она об этом узнает за два дня до свадьбы. Разговор состоялся без слёз и воплей. Она просто вошла к нему в кабинет, во время приёма больных, села в сторонке и дождалась окончания консультации. Шумно вдохнув, она просто сказала:

 - Ну и как это понимать?
- Здравствуй, для начала! Эля, в приличных домах Лондона принято здороваться.
- Да?! А я вот пришла спросить, почему Вы, сэр, не соизволили со мной попрощаться?
- В смысле?
- В прямом! Мне тут рассказали о женитьбе! И ты струсил сказать мне?
- Да! Я женюсь! Сколько раз тебе было сказано – между нами большая разница, мне нужна женщина, которая будет за мной ходить, когда я буду умирать! Она должна быть моего возраста! А тебя никто не собирается бросать! Всё остается, как и было. Только у меня будет жена, с которой ты подружишься. У неё  два взрослых сына и нет  мужа, а у меня взрослая дочь и нет жены. Понятно тебе? Всё! Еще что-то непонятно? У меня приём больных! Остынешь, придёшь в себя – звони! Завтра можем съездить отдохнуть. Я поеду в командировку, поедешь со мной. Всё!
- Ладно. Завтра буду ждать.

         Эля вышла в коридор, попутно здороваясь с коллегами, которые ехидно улыбались, зная ситуацию. Она, как влюбилась, сразу устроилась работать туда, где она могла видеть своего мужчину каждый день. Да-с, а теперь предстояло подумать, как пройдет её знакомство с новобрачной. Ну, раз было сказано, что всё будет по-прежнему, надо было успокоиться и пойти, наконец-то, на рабочее место, где она ещё даже не появилась с утра – выяснение личной проблемы явилось более значимым.


Во время оставшегося рабочего дня,бесконечно возвращаясь к мыслям о свадьбе, она постепенно успокаивалась и, уже вполне спокойная, позвонила «любимому предателю», для уточнения время завтрашней встречи.
В предпоследний день перед свадьбой, они встретились на обычном месте и договорились  - тема женитьбы больше не всплывает. Виктор сразу повеселел, стал рассказывать всякую ерунду и, собственно, на такой веселой ноте и прошла вся командировка. Пока он находился на консультациях, она бродила по городу, осматривая местные достопримечательности, заходила в магазины, делала покупки. Потом зашла в кафе, так как любимый сообщил по телефону, что его уже накормили в отделении, а он, переживая за неё, напомнил ей про еду. Еще он сказал, что задержится на некоторое время, и предложил ей сходить   в кино (чтобы она не скучала). В кино она сходила, поела и ещё прождала его прилично. 

     Обратная дорога была быстрее, так как надо было ещё к свадьбе подготовиться. Но посещение дачи, ночное купание и вкушение свежих даров природы, это было выполнено, как всегда хорошо. Они хорошо отдохнули, хотя соседи по даче никак не могли понять, почему Виктор женится не на Эле, а на другой женщине. Вечером, сидя у костра и попивая алкоголь, мужички долго и громко говорили, обсуждая превратности судьбы, а потом пришли к выводу: «Вот такая жизнь сложная штука!»

В день свадьбы, куда её никто не пригласил, Эля сидела у подруги и заливала горе коньяком. После определенной дозы, ей  уже стало смешно всё происходящее и она, дождавшись ночи, позвонила «предателю» и, всё-таки добилась от него ответа. Не слушала его шипящего проклятья, а просто поздравила с первой брачной ночью:

 - Привет, новобрачный! Я тебя поздравляю! У тебя все должно получиться хорошо, потому что, мы с Иркой уже начали вторую бутылку коньяка за ваше здоровье! Сейчас мы ещё выпьем и за медовый месяц! А потом завалимся спать. Но сначала, пойдём куда-нибудь потанцуем! Пока! Будь умницей, не подведи меня!

Всё высказав, они с подружкой дружно пьяно засмеялись и выпили. Эля пошла в душ, а подруга, свернувшись на диванчике, неожиданно быстро заснула. Ночное заливание горя закончилось.
Проснувшись в середине следующего дня  и находясь в поисках таблеток от дикой головной боли, Эля увидела массу  смс-сообщений от новобрачного. Эти сообщения были короткие, но они так порадовали её самолюбие – он её любил, а иначе стал бы спрашивать через каждый пятнадцать минут: «Ты сейчас где?».

И началась её личная жизнь «после свадьбы». Конечно же, она познакомилась с женой Виктора, даже начала с ней общаться. Любила ли эта женщина его? Теперь уже было безразлично, так как отношения Виктора с Элей вошли в какую-то новую стадию- все чувства вроде как обострились. Он стал очень нежным и один раз разоткровенничался:

- Знаешь, я ведь старею. Я тебе не противен?
- Ай, ну что ты опять начинаешь? Ну, хватит уже. Мы столько лет вместе и если я даже после твоей женитьбы рядом с тобой,  значит и останусь до конца.

Виктор начинал такими словами теперь каждую их встречу и каждый раз ответы Эли ему очень нравились.
Время шло и казалось – ничто не нарушит распорядок встреч. Однажды он её позвал к себе в кабинет. Была суббота, но это был обычный рабочий день для него. Она пришла,   внеся хорошее настроение и, зная, что никто не побеспокоит их, особо никуда не торопилась. Они сидели и неторопливо беседовали обо всём, что накопилось между их встречами. В последнее время Виктор стал каким-то грустным. Эля замечала это, но относила это к его «дурным мыслям о старении». Виктор предложил:

- Эль, а хочешь выпить?
- Ну, давай, только закусить нечем. А с чего бы вдруг?
- Ну, так, захотелось. Есть у меня спирт. Давай, принеси воды.

Эля пошла за водой, подумав, что вроде и нет желания пить, ведь ещё только первая половина дня. Потом ей надо было ещё много чего сделать, а будет тяжело. Но с Виктором что-то происходит, поэтому надо выведать. Вдруг дома всё плохо у него. Когда она вернулась, Виктор все так же сидел за столом и грустно смотрел в окно. Эля поняла по его взгляду, что он уже выпил простого спирта, без всякого разведения.

- А, принесла, хорошо. Садись. Правда у меня посуда вся грязная, никак не соберусь помыть, но есть две кружки - почти чистые. Позавчера был юбилей у коллеги, так поесть – поели, а помывку посуды пропустили. На вот тебе кружечку. Я только что её протер. Держи.

Он сунул Эле кружку в руку и стал разводить спирт. Эля заглянула в кружку. Та была чистая с краев, а на дне было что-то, напоминавшее сахарную пудру.

- Да не смотри ты на чистоту! Чистая кружка. Я тебе свою кружку покажу, там вообще  далеко до чистоты. А это я лекарство пил, ерунда. Вот смотри, сколько тебе наливать, скажи.
- Витя, немножко, чисто символически. Мне ещё дел надо много сделать.
- Милая моя, Элечка! Давай хоть несколько минут посвяти мне. Сегодня у тебя будет все хорошо! Сегодня твой день! За тебя! (Они посмотрели друг на друга и выпили).

- Вить, ну без закуски плохо. Противно. Ой, у меня есть шоколадка! На!
- Ерунда. Знаешь, расскажи мне (быстро только), как ты меня любишь. Неужели, правда?

Эля удивилась вопросу, но она его очень любила. Почему же не рассказать об этом, тем более что раньше он про это никогда не желал слушать и считал  все эти россказни про любовь – ерундой.

Она, понимая, что пьянеет, начала говорить о том, что и как она пережила за эти годы своей любви к нему. Он сидел напротив неё  и взгляд его изначально такой простой, становился всё более жестким. Потом он, подсев к ней  ближе,начал обнимать и целовать, приговаривая:

- Сегодня твой день, говори! Эля, ты меня прощаешь? Скажи мне, что ты меня  прощаешь за всё!
- Витя, милый! Я тебя очень люблю. Что ты! Какое прощенье, за что?
- Ты прощаешь меня?
- Витя, ну… Что ты такое спрашиваешь? Я не понимаю.
- Скажи, скажи, что прощаешь!
- Я… Мне плохо…
- Скажи что прощаешь! Да?! Говори!
- Да… Мне …

Эля сидела и не понимала, что происходит. Она вынула заколки из волос, и они рассыпались по белому свитеру. Ей становилось все хуже и хуже. Она терла себе виски, уши, разминала пальцы. Взгляд уже было трудно сосредоточить на чём-то.

        Ей показалось, что тело стало чужим и не слушалось больше. Она была наедине со странностями, происходившими в ней. Началась рвота. Эля понимала - падает артериальное давление, но все, что она предпринимала, никак не помогало. Ее вытошнило на белый свитер, в котором она «выпендрилась» на встречу с любимым человеком. Тело перестало  слушаться, совсем не было сил даже говорить.

        Вдруг одна мысль посетила её голову и, прошибла, как током: «Это конец?». Организм из последних сил пытался удержать давление, и  на некоторое время она смогла посмотреть в глаза мужчине, которого  столько лет честно любила. Мужчина сидел за столом, смотрел на неё жёстким взглядом и молча пил (наливал и пил!). Потом позвонил куда-то и что-то говорил долго. Элю опять стошнило на свитер. Ей уже не было страшно, ей было безразлично, а вернее – она уже ни о чём не думала. 

         Она стала терять сознание, когда кто-то подсунул ей нашатырный спирт. Открыв глаза, Эля увидела перед собой врача. Собственно это был зять ее Виктора. Он как раз дежурил в реанимации. Эля пыталась улыбнуться ему.  Он смотрел на неё, и лицо его было  очень бледное, как больничный потолок. Как сквозь стену Эля услышала фразу «Что  ты ей подсыпал? Зачем? Она тебя столько лет любит, а ты это вместо благодарности? Сколько время прошло?». Говоря эти слова, он пытался измерить ей давление, вернее попытался произвести измерение. Потом, выругавшись матом на тестя, стал поднимать Элю, приговаривая:

- Давай, милая, давай! Заставь себя! Сейчас ты должна дойти со мной в реанимацию, сама должна дойти. Пошли.
Дальнейшие события она уже не помнила...

      Эля открыла глаза и воткнулась взглядом в белый потолок.  В голове была какая-то лёгкость, а мыслей не было никаких. Постепенно, среди этого «мозгового вакуума», стали всплывать   последние события, в которых было столько непонятности, что  стало страшно.  Появилась одна тревожная мысль, которую надо было срочно    продумать и попытаться понять своё местонахождение.

     Она лежала одна в небольшой комнате, рядом стоял штатив капельницы в «рабочем» состоянии -  из бутылки с раствором  в вену что-то вливалось. «Если это  я в реанимации, то в какой?» - задалась Эля вопросом, а тем временем, память  старалась вспомнить все  реанимации города, которые она посещала по работе, но такого помещения  в стационарах не видела. «Блин, неужели  заперли в «дурку»?...  Вот это я понимаю, вот это  «любимый»!» – в голове все события  чётко выстроились и, кроме нецензурных высказываний, собственно, и сказать-то было нечего.

     После такого «открытия», Эля попыталась разобраться и понять, сколько часов она здесь, какой препарат    капается в вену.

      Через некоторое время  в комнату зашёл зять Виктора и, широко улыбаясь, сообщил: - Ага, а вот и очнулась, привет! Угадай, сколько время  ты у меня в палате – сутки! Мы тебя капали всю ночь, а теперь всё уже позади. Если тебе интересно, то Виктор всю ночь сидел рядом со мной и  рассказывал, что его «давит жаба», так как между вами большая разница в годах, и  он не хочет  умирать без тебя. Вот такие дела, дорогая моя! Знаешь, я так за тебя переживал… Не за него, нет. Ты как себя чувствуешь сейчас,  давай-ка рефлексы проверим. – С этими словами, он вынул из вены катетер и  принялся обследовать Элю,  резво простукивая  неврологическим молоточком  нужные места. – Ну… Всё хорошо, вроде. Кстати,  с тобой очень хочет Витя поговорить. Сейчас принесу твою одежду и свитер, кстати, постиранный. Оденься и приходи в ординаторскую, надо поесть. Вставай!

     Одевшись, она  пришла в ординаторскую, где душевно пахло кофе, на столе лежала гора бутербродов, а в углу, словно побитая собака, сидел Виктор. Посмотрев на «любимого», Эля не ощутила внутри себя прежней  нежности, этот человек уже не вызвал никаких эмоций.

     Она ещё  два часа провела в реанимации (пока ждала  результаты анализов, пока пила  кофе,  пока болтала со своим спасителем), потом просто ушла домой, как обычно, после каждого рабочего дня.

     Нежность  к любимому  человеку  вся «вымылась» из крови. Были потом   горестные откровения и покаяния Виктора, но это уже было неважно.
Через  пару лет Виктор умер. На похороны она не пошла.