гл-21 Эпилог

    На той же сопке, что накануне сватовства, только через тридцать с лишним лет стояла та же бричка, запряжённая похожим на Воронка жеребцом. Двое мужчин солидного возраста смотрели на Аргунь.
  – Обмелела она, что ли? – спросил тот, который поздоровше, с военной выправкой.
  – Тут, Тимофей Иннокентьевич, не только Аргунь обмелела. Народу с «гулькин нос» осталось. Кто спился с горя, другие вымерли с него же, с горя проклятого, третьи ушли куда глаза глядят, только бы подальше от этого разора и нищеты. Остались старики да те, кому деваться некуда!
Спросишь, кто такие смелые, что не побоялись сгинуть? Отвечу! Это те, в ком кровь наша, казачья по жилам бежит. Не желают казаки умирать, не получив ответа на непростой вопрос.
А вопрос вот какой: «Почему так вышло, что русский мужик на своей земле не хозяином оказался»?
    Предки запретили умирать. Заклинали – докопайтесь до истины. А уж потом решайте, как с ней поступить. Но сначала докопайтесь. И что ты думаешь? Казаки правдами и неправдами в станицы объединяются. Фермерами себя обозвали, предпринимателями, а по сути – изо всех сил стараются казачество возродить. Жилы рвут, только б не загнуться раньше срока. Выполняют наказ стариков – «пока не докопаетесь, ни шагу со своей земли!»
Что за люди эти казаки! Им по какому кругу путёвки на тот свет выписали, а они на своём стоят!
    Вера тому причина! Вера! Без неё человек пустой внутри – летит, куда ветер задует. А наши к земле намертво приросли, корнями за погост держатся.
    Ну и как, Тимофей Иннокентьевич, есть у тебя ответы?
    У Тимофея за эту минуту вся жизнь перед глазами пролетела. Вспомнил, как на его свадьбу двоюродный мамин брат с другом приехали. Казаки! Из тех, что из Китая вернулись да станицу возродили на пустом месте.
Друг – вылитый Чингисхан. В плечах широк, в талии узок, ноги колесом, а сам будто тетива на луке. В глаза ему глянул – внутри всё инеем покрылось.
    Спросил казак, когда вдвоём остались, с глазу на глаз:
  – А ты, Тимофей Иннокентьевич, не родственником ли приходишься Тимофею Перегудову?
  – Не знаю такого, – ответил Тимоха. – А откуда он родом и почему интересуетесь, дядя Витя?(Казака Виктором Александровичем величали.)
  – Родом он из города Ярославля. Женат на моей сестре Валюшке. Живут семьёй в Улан-Удэ. А интересуюсь я потому, что ты с ним одно лицо будешь. Что обличием, что манерами – как две капли воды…
  – И каков он из себя, Перегудов этот?
Витёк с удовольствием и в красках описал своего соседа по восьмиквартирному дому. А когда упомянул об Аграфене, тут уж и Тимоха подпрыгнул на скамейке.
  – Это ж мамка моя!
  – А батю твоего как величают?
  – Иннокентий Степаныч! – ответил Тимофей.
Витёк неожиданно прервал разговор:
  – Бывают же совпадения… – потом, помедлив секунду, добавил: – Неисповедимы пути твои, Господи…
А через несколько минут отец и мама обнимали «Чингисхана», как родного…
  – Витька, ты? Каков красавец! Ну-ну, давай рассказывай! Что да как? Какой жених-то был! Эх, Витёк, сколь годов минуло, а ты всё такой же… Соколом кружишь!
  – А как там Александр Ермолаич и Хаврония Селивёрстовна поживают? Живы, здоровы ли?
  – Со мной живут. Уж какой годок вместе радуемся. Я, как дом поставил, так и перевёз их к себе в станицу. Батя сразу лет на десять помолодел и мама рядом с ним повеселела.
Помнят батю и по ту сторону границы, и по эту к нему прислушиваются. Повидал в своё время родитель! А я голову ломал – в какого таким шибутным уродился? Оказывается, есть в кого!
В годах уж, а всё не угомонится. Двухрядку отреставрировал. Меха перетянул, клавиши заменил, звук настроил. Да так, что вечерами пол станицы на скамейке собираются.
А он и рад стараться. Все песни заново разучил и такие представления устраивает… Хоть на конкурс отправляй! Сбылась батина мечта – успел со станичниками обняться… И я вовремя поспел. Не опоздал, слава Богу!
    И тот случай вспомнил, когда чуть было не выронил своих близнецов на выходе из роддома. Тоже пережил, когда его и Алёнку, кроме родителей и сеструхи, встречали здоровенный дядька знакомой наружности и женщина в форме бригадира поезда.
Мужчина держал в руке красивый букет хризантем. Он весь светился от радости. А когда мама представила его как второго отца, тут уж Тимоха совсем растерялся.
  – И чо с вами прикажете делать, батяни мои дорогие? Алёнка, возвращайся в палату, надо ещё как минимум парочку сыновей выносить. Каждому батьке в руки по паре…
И всё как-то само собой пошло.
    Побывали они с Алёнкой и детишками в городе Ярославле. Горячий воздух горна окончательно развеял все сомнения.
  – Наша кровь! – заключил ярославский дед. – Нашёлся внучок, слава Богу, и правнуки в придачу. Сейчас и помирать можно с чистой совестью. Добрые хлопцы! Наши - Перегудовские!
Потом служба: гарнизоны, академия, снова гарнизоны. И вот грянула – растуды твою туды – эта заполошная перестройка …
  – Вчера ещё не было ответа, а сегодня вроде есть. По всему видать, быть казачеству на земле забайкальской! Подтверждение в нагрудном кармане лежит. Помочь надо своим. Сколько время бьются… и всё впустую. Неделя прошла, как в штабе директиву вручили. На территории Сибирского округа сформировать два казачьих батальона со штабом в Борзе при непосредственной поддержке командующего округом. Из наших формировать, из казаков.
Санёк внимательно посмотрел на Тимофея:
  – Сам-то веришь в это дело?
  – Ты знаешь, Саня, за шестьдесят лет я столько всего повидал. Мне бы внуков нянчить, на дачке огурчики растить да малинку шиньгать. А не получается спокойно стареть. Гудит колокол внутри, тревожно гудит, с каждым годом сильней и сильней. Я вот и прикидываю себе: кто, если не мы? Ты старпомом столько лет отходил по морям, океанам. Тоже повидал на своём веку… а сюда тянет.
А тут ни гарнизонов, ни укрепрайонов не осталось. Всё смели, как дерьмо с лопаты, скинули. Граница на честном слове держится. Я в Ареду, в гарнизон любимый, заехал – и чуть не помер с горя. Это ж армейский объект стратегического значения. Его законсервировать надо было и сторожить, как зеницу ока. Чтоб на случай войны в пять минут всё закрутилось. С этих аэродромов мы весь Восток под контролем держали. Тут не то что стратегическая, тут фронтовая авиация с любой задачей справится в те же пять минут.
А там офицерские дома пустыми глазницами в сторону Китая глядят. Взлётку разобрали! Всё прахом…
Это как понимать, Санёк? Кому в голову такая предательская мысль пришла – над армией измываться?
Народ от обиды стонет! От несправедливости в безверие отвернулся… Людей, как косой, выкашивает. Такие просторы, а радости не стало! Запустение вокруг и горе горькое!
А ты сюда воротился? Жил бы себе в какой-нибудь Австралии и горя не мыкал. А ты домой, где стоны да слёзы, на родную сторону. К Аргуни поближе.
Ты посмотри, как деревню изнахратили. Чужие хозяйничают. Им до одного места наши красоты. Золото намывают по речкам. Химией всю рыбу потравили, покосы у людей поскупали.
Тут у казаков мельницы на каждом шагу стояли, пруды от рыбы пенились. Никому не кланялись. Вольно жили, сытно ели – и граница на замке! Всем было хорошо. И никаких хлопот. Вся территория под контролем. Только свои.
Обманули в сотый раз. Всё отняли. А то, что не пригодилось, унести не смогли, уничтожили, испоганили, огню предали.
    Не верят люди. Выживают кое-как… Поняли, что к чему, разобрались. Самый момент лицом к народу развернуться. Не упустить бы этот момент!
    Свои должны заботиться. Мы с тобой и есть свои! Поспешать надобно, пока последнего казака на погост не унесли.
  – И ещё козырь в нашу колоду, как любит говорить дядя Вася. Кто Министерство обороны возглавил?
  – И что с того? – прищурился Сашка.
  – Казак! – торжественно заключил Тимофей.
  – Ты уверен, Тима?
  – А ты его верхом на дончаке видел? Нет? Тогда представь. Представил? То-то же! Казак!
  – А ведь и правда – похож на наших. Неужели дождались?
  – Дождались, Санёк! По всему видать – наступили другие времена! Наши с тобой. Заговорили о казаках на каждом углу. Слава Богу! Дождались.
Послужим Матушке-России, как предки служили. Нам отступать некуда!
Или здесь и сейчас! Или уж нигде и никогда!..

А от Аргуни к сопкам, не спеша, как журавлиная стая по небу, летела старинная казацкая песня. Знакомый женский голос  печально напевал:
    
    Не для меня придет весна,
    Не для меня Дон разольется.
    Там сердце девичье забьется
    С восторгом чувств – не для меня…