Люська. Нравы московской Чудовки. Глава 38

Глава 38

Дня четыре двор переживал арест Таракана. Дворничиху Анфисью зазывали то в одну, то в другую квартиру. Заставляли снова и снова рассказывать подробности. Многие жалели Алексея и вспоминали, какой он приехал из армии. С состраданием говоли о тёте Феклуше, с которой сделался удар. Теперь отнялась вся левая сторона её тела. «Бедная, нарадоваться на него не могла в первые-то дни. Так нате ж вам, опять в лапы к этим гадам угодил!» Под «гадами» подразумевались Кручёный, Дашка и Полинка с Люськой.
В том, что во всём виноваты именно они, ни у кого и сомнений не было. И население обоих домов с волнением начало следить за тем, как стали вызывать в прокуратуру то Люську, то Полинку, то Дашку с Кручёным. «Кажется, наступает конец паразитам!» — с надеждой повторяли в разных квартирах. Но проходили часы напряжённого ожидания, и те, кого вызывали, преспокойно возвращались обратно.
— Вот ведь, ты скажи, ничего их не берёт! — больше других возмущалась Анфисья. — Ну, что ты будешь делать?!
— А может, они и в самом деле не виноваты? — сбитые с толку, находились некоторые, кто несмело возражали ей.
— Сиди ты, не виноватые! — уверенно резала та. — Ловкие они, скользкие — вот что!.. Ведь гляди, например, что Полинка-то удумала: пять лет в тюрьме просидела, а, говорят, справку уже для пенсии достала. Работала, мол, в магазине всё это время! Это как по-твоему называется? Да всё равно у ей не выйдет ничего! Не дам государство обманывать! Как только узнаю, что подала документы, первая докажу!..
Надо сказать, что Кручёный давно готовил новое пополнение ребят для своих художеств. И теперь он внушал перепуганным мальчишкам, видевшим, как один «дядя» выпрыгнул прямо из окна и за ним гнались и как дядю Лёшу Таракана увезли потом на машине с решётками, что им бояться нечего — они будут «работать» не так, как Таракан и «прочие разные», а умнее.
— Таракан что?.. Он — дурак! Не слушал меня! — втолковывал он оробевшим ученикам. — А вы будете слушать. Так ведь?..
Мальчики внимательно слушали и неуверенно кивали.
— Ну, а тогда, значит, вам и бояться нечего. Запомните: засыпаются только… суки и подонки, ясно?..
Кручёный видел, что авторитет его, как руководителя, сильно поколеблен, и уж теперь ему будет значительно труднее оказывать влияние на подростков. Стараясь не обнаруживать своей досады, он отпустил мальчишек, посоветовав им «до времени» не заглядывать к нему. «Проклятый Таракан… — злобно подумал он, беззвучно запирая за гостями дверь, — хотя… виноват, конечно, не он, а эта жадная сука — Маруха! Сколько раз ей советовали не продавать неизвестным лицам большими кусками. Опасно это. Так нет же, не послушалась… и нарвалась! А из-за неё ещё четверых взяли!..» Во дворе шептались, когда Крученый проходил домой или из дому. Но дни шли, и разговоры об аресте Алексея мало-помалу улеглись. Их вытесняли другие — не менее волнующие. Недавно было получено официальное решение о срочном сносе последних «аварийных» домов. Не должны, мол, они портить вида улицы. Строительство эстакады над Крымской подходило к концу — она уже перекинулась на стройных опорах через площадь — и строители торжественно обещали к первомайскому празднику, до которого оставалось чуть больше полутора месяцев, открыть по ней движение транспорта.
В эти дни дворничихе Анфисье приказали снять с облупленного фасада Люськиного дома фонарь с номером, который красовался на нём не один десяток лет, и заменить его дощечкой с надписью: «Строение №1». Более на дощечке не было выведено ничего — ни номера, ни названия улицы. Похоже, адрес: Чудовка, дом 11 прекращал своё существование. Вечером домоуправ ходил по квартирам и терпеливо разъяснял, что оба дома в самое ближайшее время должны будут быть ликвидированы. Он также всех предупреждал, чтоб никто, по возможности, из Москвы не уезжал.
Это сообщение вызвало радостное оживление у всех жильцов. Вначале тревожило только одно обстоятельство: куда именно будут переселять. Но вскоре и это уже никого не волновало: куда-никуда, дома везде строят одинаково добротные — с лифтами, ванными, мусоропроводами и балконами. А что будешь жить немного дальше от центра, так и это дело теперь относительное: сегодня — далеко, а завтра дотянут линию метро
— и опять окажешься в пятнадцати минутах от Охотного ряда. Не радовались этому известию только два человека во всём дворе — это Кручёный и Дашка. Даже больше — оно, это известие, крайне озаботило их: нужно было спешно вывозить куда-то всё из тайного хранилища, где, как нарочно, скопилась изрядная порция товара. А куда?! Одни дружки Кручёного боялись связываться с этим делом. А те, кто мог выручить, отбывали сроки по тюрьмам. «Вот и выкручивайся, как знаешь! И бросать всё на месте тоже нельзя: станут ломать дом — всё вскроется. А чья это такая квартирка была?!.. И возьмут за мягкое место!»
За эти дни Кручёный измотался, позеленел, разыскивая по
городу надёжных людей. Дашка тоже искала — ночами не спала, нервничала. Готова была за бесценок уступить всю свою долю — только бы нашёлся солидный покупатель. Полинке-стерве за полцены три штуки шёлка отдала.
— Ты въемя не тяни! — каждый день набрасывалась она на сына. — Где хос доставай масину, а вывози!
— А куда?!
— Да хоть бы к Койке Сюгуну!
— Вспомнила, — огрызнулся Кручёный. — Сидит давно уж твой Колька Чугун!..
— Тогда — к Ваське Пономаю!
— И Пономарь — тоже.
Наступал день, и Кручёный снова, наскоро перекусив, мчался разыскивать кого-нибудь из старых дружков. И с каждым днём он всё увеличивал и увеличивал вознаграждение тому, кто согласился бы помочь ему быстренько всё обделать. Но либо не находил того, кто был нужен, либо получал в ответ на своё предложение решительный отказ. Только и успел он за эти дни, что голубей распродать. Подумал-подумал: «Ну где их там, на новом месте, держать — всё равно пропадут!..» И после этого совсем тоска одолела — Кручёный решительно не знал, куда себя девать.
Не радовало переселение в новый дом наших «героев» ещё и потому, что оба они отлично понимали — более подходящего места для своих тёмных делишек им ни за что не сыскать. Ну что из того, что будут ванна и горячая вода?!..
— Бойсе одной комнаты нам не дадут, как не къюти, — рассуждала Дашка. — Да и квайтии в новых домах язве такие, как эта?! Там всё на виду!.. А здесь мы как у Хъиста за пазухой: кто — к нам, кто — от нас, никому не ведомо. И там у ифта обязатейно сидят. «Куда?», «К кому?» — докъядывай! Здесь саяй — хьяниисе, а там баяхьё где дейзать будес?!
После долгих пререканий решено было немедленно наведаться в райжилотдел и предложить кому-нибудь солидную взятку с тем, чтобы для них двоих была выделена отдельная, хотя бы однокомнатная, квартирка. И по возможности — на первом этаже.
Сердечники, мол… Не откладывая дела в долгий ящик, Кручёный взял денег и рано утром отправился прощупывать почву.
Вернулся домой голодный и злой.
— Ну сто?.. — предчувствуя недоброе, тревожно спросила Дашка.
— Да ничего не вышло! — буркнул он. — Не те времена…
— «Не те въемена»! — передразнила Дашка. — Эх ты, давать не умеес!
— Иди, попробуй!
— А сто?! И попъёбую! Да я два года назад…
— Иди-иди… Два года назад!
На следующий день Дашка подмазала, припудрила своё тощее крысиное личико, долго одевалась и, наконец, пошла сама в ту же инстанцию. Однако воротилась ещё до обеда — испуганная и растерянная.
— А ты чего так скоро-то? — насмешливо спросил Кручёный, взглянув на неё и сразу всё поняв.
— Оскаийся!.. Ну, юди стаи! Тойко за свои пойтки и дейзатся! Два года назад я одному пойковнику такую квайтийку сосватая, а тепей — куда там! Один как заоёт: «Вы думаете, гьязданка, сто говоите, нет?! А ну, убияйтесь отсюда, а то зиво отпьявью, куда съедует!» Едва убезая. Во как!
— Давать не умеес! — съехидничал Кручёный.
— Ты умеес! — напруживала свою тощую шею Дашка. Ругались до поздней ночи. Спать легли злые друг на друга и долго не могли заснуть. Всё следующее утро, надувшись, молчали. А перед самым обедом приехал Цыган. Он был в модном ратиновом пальто, в узконосых ботиночках и меховой шапке, которая очень шла к его смуглому, гладко выбритому лицу и красиво очерченным чёрным бровям. Когда он вошёл, Дашка даже не узнала его — так разительно он переменился. У него был вид сытого довольного человека, пришедшего в тёплое и безопасное место с намерением отдохнуть.
Кручёный смотрел с завистью, и это не укрылось от внимания гостя, приятно польстив его самолюбию. Сняв пальто, Цыган остался в великолепном костюме и пушистом свитере с белыми оленями на груди. Он как бы помолодел вдруг. Дашка не выдержала и грубовато спросила:
— Ис выядийся!.. Ий маёснису обтисьтий?..
«Знает о Таракане и — вообще?.. — напряженно думал Кручёный. — Или ещё не знает?..»
— Угадала, малость почистил! — весело отозвался Цыган, похлопывая по туго набитому карману. Он был доволен. Планы его реализовались полностью. Только что были удачно проданы дом, корова, овцы, куры и прочее имущество незадачливой молочницы. А «жена» переселилась в соседнюю деревню к сестре и находится в ожидании, пока он «дооформит» комнату в Москве.
«Наверно, всё-таки ещё не знает…» — мало-помалу стал успокаиваться Кручёный.
Дашка подала на стол водку, закуски, посуду и села сама. Молча выпили по первому, после чего глаза Цыгана засияли ещё ярче и насмешливей. Кручёный не мог найти себе места от чувства зависти, которое он всегда испытывал при встрече с этим человеком, а сегодня — в особенности. «Вот гад — нигде не промахнётся!» — злобно подумал он, вновь наливая стаканы.
— Много взял-то?.. — осмелился всё же спросить и небрежно кивнул Дашке:
— Принесла бы грибков, мать…
— Все мои, — насмешливо ответил Цыган, пристально взглядывая, отчего у Кручёного дрогнула рука, и он пролил на стол водку.
— Кстати, — Цыган, посмотрев на выходящую из комнаты Дашку, сделался вдруг серьёзным и задержал налитый до краёв стакан перед ртом, — а почему вы, голубчики, о Таракашке мне ничего не сообщаете, а?..
Кручёный испуганно вскочил с места, неосторожно толкая стол и ещё более расплёскивая содержимое своего стакана.
— Сиди-сиди, дорогой! Чего ты?.. — всё так же насмешливо продолжал Цыган, не двигаясь. — Нервишки пошаливают?
Недоверчиво глядя гостю в глаза, Кручёный осторожно, словно боясь обжечься, опустился на краешек стула, всякую секунду готовый вскочить снова.
— Так поясни же, поясни! Что помалкиваешь-то?
— Сам, небось, всё знаешь, — пробурчал Кручёный.
— Ну, допустим. И как ты думаешь, кто во всём этом виноват?..
— А что?! Почему с меня-то спрашиваешь?!
— То есть как это «почему»? Ты ведь, говорят, всё не желаешь идейным руководством-то расстаться. Так иль нет? Все тебе дураками кажутся!..
Кручёный нахмурился и опустил голову, забывая об опаснос-ти.
— Отвечай же, гад! — гаркнул Цыган, также расплёскивая водку.
Кручёного точно ветром сдуло. В дверь просунула голову Дашка.
— Вась, ты сего?..
— Да ничего, — Цыган трескуче рассмеялся и покачал головой, глядя на Кручёного. — Лечиться, лечиться тебе нужно, дорогой. Да садись, чего ты? Рёбра я тебе ломать пока не стану. Не желаете слушать, что говорю, валяйте, расхлёбывайте сами. Вот так. Меня в данный момент интересует другое: получу я, наконец, за своё барахлишко или нет…
Дашка затаилась, прислушиваясь возле двери с тарелками в руках.
— Получишь, — хмуро ответил Кручёный, пряча глаза и весь напрягаясь. Он попытался взять себя в руки и начал небрежно копаться вилкой в жирных кусках копчёной рыбы.
— Ну и порядочек, — благодушно сказал Цыган, после чего неспеша выпил и закусил.
— Так вот, значит, получу и на днях покину ваши края. Надоело с вами тютькаться. Потолкую в последний раз с Сутулым, заберу Люсеньку и… смотаюсь. Попробую начать жить в другом месте. Так когда, когда же, значит, можно-то будет?..
Кручёный помедлил с ответом. «Пора, — подумал он, — пора кончать с этим гадом — не то поздно будет!.. Не выйдет, как наметили — молочнице весточку подошлём: так, мол, и так — приезжай!..»
— Да сто это, Васенька, ты выдумай-то! — сладенько запела от двери Дашка. — Да как зе мы тогда без тебя будем?
— Ну, ты ещё! — шикнул на неё Кручёный.
— А что, дорогой, может тебе не хочется, чтоб я остался, а? — упираясь в Кручёного потвердевшим взглядом, насмешливо спросил Цыган.
— Да я что? Валяй. Мне… Только не люблю, когда в серьёзные дела суются… разные… Валяй, живи!
— Всё-таки разрешаешь?
— Живи.
— Ну, спасибо, спасибо! А вообще-то… — Цыган снова наполнил свой стакан и, посмотрев на свет, неожиданно опрокинул его в рот. Сморщился, подцепил вилкой селёдку и закусил. — Вообще-то, не бойся, я от вас — не насовсем туда. Мечтаю связь поддерживать. В век прогресса без обмена опытом никак нельзя!
Кручёный напряжённо молчал. На деньги Цыгана он давно смотрел как на свои и привык к ним настолько, что расстаться с ними было бы крайне тяжело. Сама мысль об этом казалась ему невыносимой… Дашка, судорожно наложив на кухне в обе тарелки закуски, задержалась перед дверью в комнату, оставаясь невидимой собеседникам. Её сильно затрагивал завязавшийся разговор — ведь немалая толика Цыганова наследства перепала и ей.
— Так чего ж молчишь? Мне надоело повторять одно и то же! — недружелюбно произнес Цыган, снова упираясь в «друга» тяжёлым взглядом.
— А чего?
— То есть как это — чего?! Тебе же ясно сказано: нужны гроши!
— Нету у меня сейчас.
— Что-о, гад? Опять, да?! — Цыган с грохотом отбросил от себя стул и успел схватить Кручёного за горло. Да ты мне долго, падла, мозги будешь крутить?! — рычал он, тряся его как неживого. — Выкладывай сейчас же валюту или я тебя!..
Торопливо поставив тарелки на стол, — «Не бросать же — деньги плочены!», — Дашка кинулась на помощь к сыну и стала высохшими старческими ручками отрывать его от Цыгана, вопя:
— Да сто зе ты деяис-то! Опять туда захотей, да? Каяуй! Помогите!..
Цыган вздрогнул. Приходя в себя, он отбросил словно мешок Кручёного в сторону и упал на стул, раздувая ноздри.
— Так смотрите у меня! — переведя дух, выговорил он. — Помните, с кем дело имеете! Чтоб сейчас же всё моё вот тут на столе было! Ясно?!
Дашка с искажённым от ужаса лицом бросилась к распростертому на полу сыну. Но тот, приподнявшись на локте, грубо оттолкнул её и проговорил хриплым голосом, разминая свободной рукой замлевшую шею:
— Ну, не ожидал, не ожидал я от тебя, Вася! Это за всё-то хорошее!
— Как тебе… как ты мозес, Васька! — напружинившись, орала Дашка. — Все о тебе забыи, тойко мы одни и помнии! Кто тебе пеидаси носий? Кто кассасии писай?! А ты вон как за всё хаёсее, да? Эх, Васька-Васька!
— Об этом брось! — сверкнул в её сторону глазами Цыган. — На передачи вы из моих же денег и хапали, с-суки!.. И на кассации — тоже…
Он перевёл дух и выговорил, пристукивая кулаком по столу:
— В общем, сейчас же моя доля должна быть вот тут — и баста!
— Не могу сразу, — упрямо буркнул Кручёный, но на всякий случай подобрал ноги.
— Что-о?!
— Не мозет он съязу — вот сто! — Храбро загородила сына своим тощим телом Дашка. — Не мозет, понятно тебе?
Цыган с минуту пристально смотрел ей в глаза: «Правду говорит, сволочь или… врёт?.. Не прочтёшь ведь в этих слезящихся глазках». Согнал с лица злое выражение и сказал уже мягче, понимая, что иначе действовать в данную минуту опасно:
— Ну, хорошо! Даю вам, гадам, на это… неделю!..

Люська давно уже начала нервничать. От Воронкова почти каждый день приходили письма или дорогие посылки, и не сегодня-завтра он мог заявиться сам. Но она по-прежнему была не готова к его приёму: ничего не решено с Сутулым, камнем на шее висел Цыган, и всё назойливее путался под ногами Кручёный…
— Столкнуть-столкнуть! — передразнивала она Полинку, которая пыталась её успокоить. — Легко говорить. А как вот ты их столкнёшь, если Цыган вторую неделю не показывается?
— Объявится, обожди.
— Объявится! Боюсь, поздненько это будет. Вон что Воронков пишет, — и она развернула полученное утром письмо: «Уважаемая Людмила Михайловна! Я сдаю, наконец, свои дела. И сам не верю, что скоро вновь увижу вас. Примите, пожалуйста, от меня мой скромный подарок. Если сможете, пришлите поскорее размер вашего пальто. Здесь отличные меховые шубки имеются…»
— Что ж, посылай! — подавляя зависть, посоветовала Полин-ка.
— Уж послала. Но ты гляди, что получается. Он приезжает, да? Входит в комнату, да? А тут — Сутулый! Здравствуйте, я ваша жопа. Мама, милая, да неужели ничего нельзя сделать?!..
— Пойду к Дашке схожу, — решительно вставая, сказала Полинка. — Может, там знают, куда Цыган задевался!..
Дверь открыл Кручёный.
— А, это ты, — зашептал он. — Проходи-проходи! Вовремя явилась, сам уж было хотел за тобой бежать! — он оглянулся на комнату:
— Этот здесь. И уже на газах.
Полинка сразу же смекнула, кто — «этот», и заволновалась.
— Люська-то дома? — всё так же тихо спросил Кручёный. Полинка молча кивнула.
— Порядок! А Сутулый?
— Вот его-то как раз и нету! — раздражённо ответила она. — Сегодня, как нарочно, поздно придёт!
— Это хуже, ну да ладно. Мы его сейчас накрутим и скажем, чтоб приезжал… Когда лучше-то?