Ночная вечеринка

Вжик-вжик.
Я бегу, не разбирая дороги.
Сердце прыгает в горле в такт каждому шагу.
Боль в боку становится нестерпимой, отдает даже в зубы и почки.
Нужно перевести дыхание.
Боже мой, как только я попала сюда? Что я здесь делаю? Как только позволила втянуть себя в ЭТО?
 Неужели я… неужели я действительно сделала это? Неужели на самом деле убила его? Неужели это я? Неужели я… на самом деле…
Да. Мои руки в крови.
Полчаса назад я первый раз в жизни убила человека. И очень скоро…
Какой-то звук.
Шуршание.
Шаги? Кто-то идет сюда?
Идет… ко мне?
Нет. Никого. Это дождь стучит по листьям. Я здесь одна.
Совершенно одна.
Все происходит так медленно. Страшно медленно.
Боже милосердный, я хочу домой. Как же я хочу домой… 
Темнота, тени, хмурое небо. Льет дождь.
Мне придется здесь умереть.
Я не увижу света. Не увижу солнца.
Ливень настолько сильный, что разглядеть что-либо сквозь сплошную завесу воды почти невозможно.
 Сердце стучит как барабан. Все звуки громом отдают в ушах – и не понять, работа ли это воображения, или обострившееся восприятие, или же приближение смерти.
 Худенькая, промокшая до нитки девочка прижимается к влажной, шершавой коре молодого тополя. Почти не дышит. Светлые пряди намокли и безжизненно болтаются вдоль впалых щек. Белая майка порвана. Лицо все в грязи и ссадинах, в широко распахнутых детских глазах – животный ужас.
 Она осторожно втянула в себя воздух – получился звук, похожий на свист ветра в тоннеле. Внезапная острая боль в левой стороне груди страшно перепугала ее. Она задержала дыхание, и боль вроде бы отступила.
  Кто-то невдалеке пронзительно закричал, и она почувствовала, как у нее холодеет кровь. Очень юный голос. Никаких слов, просто вопль.
Еще один закончил.
Ее голова уже играла музыку. Спокойный, неспешный мотив. Дико контрастирующий с происходящим. Она ни о чем не думала, ничего не вспоминала, но мелодия звучала настолько отчетливо, будто она держала в руке плеер. Когда-то давно-давно, когда ее родители начинали ходить на свои первые свидания и дискотеки, была такая певица – Ёлка. Ёлка. Смешное и стильное имя. Но у нее были классные песни. Иногда она любила их слушать, еще тогда, дома (а это тоже было очень давно, когда по земле еще ходили динозавры). И одна из ее песен крутилась и крутилась у нее в мозгу, без остановки, словно внутри засел «полетевший» проигрыватель.
 
    Томно… я задержу дыханье… все, невозможно, я ухожу в сознанье… глубоко…             блики… розового свеченья… лучики солнца… тихо ложатся на твое лицо…
    Около тебя… мир зеленее… около тебя… солнце теплее… около тебя… я понимаю,   что счастье есть, когда ты здесь…

Но нет никакого солнца. Нет счастья. И никогда не будет.
Все кончено. Даже если она выберется отсюда, даже если ей повезет, все равно все кончено. Она никогда не вернется домой.
Она уже плакала, но не замечала этого. Слезы стекали по ее щекам, смешиваясь с дождем, который с каждой минутой лупил все яростнее. Зрение затуманилось, ноги подогнулись, и она опустилась на колени, по-прежнему обнимая ствол. Размякшая от воды земля, отвратительно вязкая, как зыбучие пески. Но на ней, наверное, удивительно хорошо лежать…
 Впереди ее ждет абсолютная пустота. Ни родных, ни близких, ни возлюбленного, ни любовника. Мертвые – сироты. Конец всем мукам, конец долгому кошмару, конец этому безумию. Тело обретет мир и покой. Навеки. Совершенная тьма смерти. Только шуршащий, скребущийся хор собирающихся на пиршество жуков и могильных червей.
Как там будет? Как?
Внезапно ее искореженные, больные мускулы, сочащаяся из ран кровь, даже боль – все это показалось ей дорогим и настоящим. Но смерть уже маячила за ее спиной. Ее тень падала на нее, почти накрыв целиком, темная и неумолимая, она приближалась, как насвистывающая мелодию одноглазая медсестра из того фильма Тарантино.* И от мысли, что всему близится конец, она заплакала еще беспомощнее.
 
                *   *      *
- Да! Да! Я принята!
- Что-о?! Принята?! Не может быть!
Кира Яровая в возбуждении мерила шагами спальню, ее просто распирало от гордости.
- Я крута, я крута! – приговаривала она.
- Ты?! Тебя приняли?! Тебя? Да быть того не может!
Брат Киры, Кирилл, на год младше, свалился с кушетки и вытаращился на нее круглыми от изумления глазами.
- Смотри! – Кира весело рассмеялась и бросила ему распечатанный конверт со штемпелем Российской Директории. Вот оно, вот оно, вот оно! Она вся светилась от восторга. Внезапно ее охватило безумное желание ударить себя, ущипнуть. Просто чтобы убедиться, что это не сон.
Кирилл машинально поймал письмо, еще не до конца придя в себя от потрясения, и быстро пробежал глазами по отпечатанным строчкам.
- Яровая Кира Александровна… - забормотал он. – Вы признаны годной для участия… Просим явиться на указанное место… 17 апреля не позднее 9:00 утра…Это нечестно! – взвыл Кирилл, бросив письмо обратно сестре и уткнувшись лбом в столбик кровати. Он был сильно раздосадован. – Нечестно! Я с детства мечтал принять участие! Меня должны были выбрать, а не тебя! Мошенница!
- Все по-честному, братец, - ухмыльнулась Кира. – Сам посмотри.
Ей было очень приятно, что ее не отвергли. Она прочитала письмо дважды, дабы удостовериться, что это не ошибка. Но никакой ошибки не было. Ее не отвергли ни из-за физических, ни из-за моральных недостатков.
Она подходит.
Она принята!
Она будет УЧАСТВОВАТЬ!
Счастье распирало ее изнутри, как проглоченный воздушный шар. Не удержавшись, Кира прошлась колесом по комнате. Брат мрачно наблюдал за ней, скрестив руки на груди и слегка оттопырив нижнюю губу – как делал всегда, когда был чем-то расстроен. Кире стало жаль его. Кирилл в самом деле мечтал об этом еще в том возрасте, когда впервые чего-то сознательно захотел. Три недели назад они с ним стали фаворитами тотализатора. На них заключалось больше всего пари. И ставки тоже были самыми крупными.
Но разве она виновата в том, что Кирилл не подошел? Нет, конечно.
- Нечестно, - упрямо гнул свое брат. – Почему ты? Ты же такую фигню настрочила в том эссе! Сама говорила. «Я чувствую себя готовой, потому что я раздолбайка и с. дочь, и считаю, что мне там самое место», - передразнил он. И вдруг выпалил: - Это должен был быть я! Дурочка. Вечно тебе везет во всем, - пробурчал он, забравшись обратно на кушетку и запустив в сестру подушкой.
Кира засмеялась и пригнула голову, уворачиваясь от подушки. Кирилл засопел. Злился он очень смешно и искренно, как маленький мальчик.
- Это потому, что мне уже семнадцать, а тебе только шестнадцать, ты еще глупый маленький мальчишка.
- Да пошла ты!
Они с братом были удивительно похожи: оба светловолосые и подтянутые, с синими большими глазами и совершенно одинаковыми дружелюбными улыбками, они были очень обаятельны. В детстве их даже называли близнецами, хотя, конечно, они вовсе никакие не близнецы.
Некоторое время Кирилл и Кира боролись и пыхтели, как малые дети, а затем принялись носиться по комнате, крича и смеясь. Несмотря на всю свою досаду, Кирилл все-таки был рад за сестру. Такое выпадает далеко не каждому.
 Наконец он остановился, и на лице его появилось задумчивое выражение. Он потер светлый пушок над верхней губой. От него всегда было щекотно.
- А как же родители? Как будто им это понравится, - сказал Кирилл. – Одного парня с моего класса тоже приняли. Дурак еще тот, но, видно, таких и набирают, - сестра пихнула его, но он, ухмыльнувшись, устоял на ногах. – Так вот. Его родители не в восторге. Отец собирается связать его и запереть в погребе, чтобы он никуда не пошел.
Кира пожала плечами.
- Отказаться могу только я сама, а я этого делать не намерена. Когда придет Подтверждение, назад пути не будет. Правила есть правила, забыл? Поэтому даже Господь Бог не может запретить мне. Предкам, может, самим будет приятно. Может, они еще будут гордиться.
- Ну да, - вновь мрачнея, протянул Кирилл. На дне его глаз все еще можно было разглядеть какую-то почти детскую обиду. – Может, и будут. Мама – точно. По всей стране тесты сдают очень многие ребята старше четырнадцати, а успешно проходит их один из пятидесяти. Тебя, наверное, Первый канал снимать будет.
- Ага.
- Ты везучая, но я мог бы отколоть лучше. Все ребята мечтают оказаться на твоем месте.
  Кира развалилась на кровати, накрытой красным с белым покрывалом, заложив руки за голову, и мечтательно улыбнулась.
- Представь, если я… выиграю?
- Ты еще даже не начала, - Кирилл уселся рядом с ней и потянулся. Его глаза вдруг стали серьезными – Если выиграешь, будет невероятно круто, но… что будет, если продуешь?
- Не в этой жизни, - усмехнулась Кира. Ее переполняла уверенность, что такого не случится.
- Ты не просчитываешь последствия, - очень серьезно сказал брат. – Ты можешь проиграть. Ты должна признать, что ты можешь проиграть.
- Я считалась фаворитом в Ярославле, - возразила сестра. – У нас были самые высокие ставки. И я намерена победить.
 Кирилл покачал головой.
- Переведи-ка на меня свои телескопы, - велел он. Кира посмотрела на него. – Кира, ты МОЖЕШЬ проиграть. Вполне можешь. Признай это.
- Не в этой жизни,- нараспев повторила она и послала своему отражению в зеркале сияющую улыбку. 

                *   *   * 
- …я хочу сказать, что сделаю все возможное, все, от меня зависящее, все для победы!
Зал взорвался аплодисментами.
Кира улыбнулась и склонила голову в знак признательности.
Торжественный вечер, устроенный администрацией в ее честь в здании городского управления, подходил к концу; собрались все ее друзья и одноклассники, а всего полминуты назад она достигла вершины почета, когда сразу после десерта произнесла немного бессвязную, но очень запоминающуюся речь. Такой ее сделали, в частности, несколько сочных украинских ругательств и парочка слов от чистого русского мата. Раньше за такое могли бы зарыть живьем прямо при всех, но сейчас – другое дело! Сейчас слушайте и запоминайте – на ваших глазах вершится история!
- Кир, а ты не боишься? – вдруг спросила со своего места Света Шитова, девчонка из школьной команды по легкой атлетике. Вся команда тоже была здесь, в полном составе, и никакие соревнования не могли помешать столь великому событию. – Ну… не страшно?
- Лично я – ни фига не боюсь, - с самодовольной усмешкой ответила Кира. – Потому что намерена победить.
Присутствующие вновь разразились рукоплесканиями.
- Да, правильно, вот так! – загалдели ребята.
В последние несколько дней вся школа так носилась с Яровой, во всех взглядах выражалось такое красноречивое восхищение ею, что она поневоле задрала нос. Еще бы – толпы новоявленных фанатов и поклонников, попробуй-ка не задери! Ей не давали проходу ни преподаватели, ни ученики, и Кира неожиданно обнаружила, что находиться в центре  внимания ей, в общем-то, нравится. Конечно, с ней бывало такое и раньше – она не раз завоевывала победу для школы на ответственных соревнованиях и во всевозможных спортивных мероприятиях, но чтобы с таким размахом… такое с ней было впервые. Если раньше она была просто популярной, то на сей раз стяжала себе поистине бессмертную славу – местная газета расхвалила ее до небес. Она старалась делать вид, что не замечает ни взглядов толпы, ни ее перешептываний, но и то и другое доставляло ей известное удовольствие. Кириллу тоже перепадали некоторые почести – понятно дело, родной брат героини дня! Парни из его класса по пятам таскались за Кирой, набивая ей встречу и умоляя Ярового-младшего познакомить их с сестрой. Девочки делали вид, будто они и не знают, что именно предстоит Кире, но в глубине души их терзала зависть. Далеко не каждому выпадал такой великолепный шанс и такая блестящая известность.
- А как родители? Как они относятся к Участию? – тихим от восхищения голосом спросил Толик Соловьев, ее одноклассник, с трепетом глядя на Киру, которая в новеньком платье небесно-голубого цвета, прекрасно оттенявшем ее голубые глаза, была просто ослепительна.
- Сначала, конечно, покочевряжились, - Кира засмеялась. – Но потом поразмыслили и пришли к выводу, что это отличная возможность показать себя и все такое. И я намерена сделать все возможное для победы!
Снова аплодисменты. Больше всех старался Толик, глядя на девушку огромными влюбленными глазами.
- И когда… отправишься туда?
- В четверг. К девяти примерно.
- А что ты сделаешь самым первым, если… в смысле, когда победишь? – это Шитова.
- Ну… куплю новые туфли, - впервые немного смутившись, ответила Кира. Это было глупо, но она ответила, не задумываясь.
Все засмеялись.
- За такое и я бы не отказалась, - пошутила Надя Любимова.
Веселье продолжалось до глубокой ночи. Девочки из команды без конца обнимали и тискали Киру, и каждый счел свои долгом сфотографироваться с ней по нескольку сот раз.
- Кирюш, мы будем за тебя болеть, - говорили девочки на прощание. – Мы все очень-очень за тебя болеем.
- Ты победишь, - хлопнул ее по плечу Андрей Урядов, самый симпатичный парень из всей старшей параллели. Кира широко улыбнулась ему. Именно его поддержка была приятна ей больше всего.
- Спасибо.
- Слушай… может, если… то есть КОГДА ты будешь свободна после всего, может, сходим куда-нибудь? – Андрей подмигнул ей и мило улыбнулся. – Я знаю одно классное место… хочешь?
- С удовольствием! – Кира просияла. Сегодня по-настоящему счастливый день!
Но когда она уже была дома и прокручивала в голове все сказанное Андреем, липкое и вдруг ставшее таким неприятным слово «если» в первый раз наложило на ее душу свою мрачную печать.

                *    *    * 
Через несколько дней около девяти семейство Яровых в полном составе подъехало на охраняемую автостоянку. Они добрались без всяких приключений, чем остались весьма довольны.
- Как мило, что нам предоставили машину, - сказал Александр Юрьевич, поправляя складки на темно-сером пальто. Это был приземистый дородный мужчина с тонкими чертами лица и седеющими темными усами. Каждое движение выдавало в нем ярого противника физических упражнений. – Это такая любезность с их стороны.
Молодой охранник наклонился к открытому окну машины и спросил:
- Вы… эт самое… вы по ЭТОМУ?
- Да, нас просили явиться к девяти.
Охранник махнул рукой, давая понять, что въезд открыт.
Отец повернулся к сидевшей на заднем сиденье дочери и улыбнулся ей:
- Ну, ты готова?
- Да, - Кира выскочила из автомобиля едва ли не раньше, чем стих последний астматический вздох двигателя. Ее всю переполняло ожидание, смешанное со страхом.
Следом за ней выбралась мать, Виктория Алексеевна, высокая, статная, светловолосая, как и дети. Она запахивала длинный джинсовый плащ и озиралась по сторонам. Взгляд цепкий, уверенный. Лицо властного человека. Одежда подобрана тщательно и со вкусом. Недаром дети всю жизнь трепетали перед ней куда больше, чем перед отцом.
- Ну и?.. Где мы должны покинуть тебя, дитя мое? – осведомилась она с добродушной насмешкой. Однако хотя мать и улыбалась, глаза ее оставались серьезными. – Я никого не вижу.
- Мы собираемся здесь, - терпеливо отозвалась Кира. Она поежилась от утреннего холодка и засунула руки поглубже в карманы красной кожаной куртки. – В Извещении сказано, что здесь.
Голубое весеннее небо. Девять утра. Яркое солнце.
Последним из нутра машины вылез Кирилл, сонный и растрепанный с дороги; он беспрестанно зевал и тер глаза. Оглядевшись, он почесал затылок и скорчил сестре рожу.
- Какое тухлое место, - протянул он, улыбаясь. – А где журналисты? Я думал, тут будет целая толпа.
- Будет, - заверил его отец. Он выглядел немного растерянным. – Такое событие… Пока слишком рано.
- Событие, - проворчала Виктория Алексеевна. – Содрали все, как обычно, у американцев, и все дела. Только название свое присобачили. Нет бы что-нибудь новое придумать, свое, интересное, так нет – опять содрали…
Кирилл закатил глаза.
 Еще одна машина остановилась у ворот и въехала на стоянку после положенного мини-ритуала. Из нее выбралась темноволосая молодая девушка, за ней – ее родители. Все трое постояли около машины, о чем-то совещаясь, как волейболисты, чья команда оказалась в трудном положении. На спине у темноволосой был легкий рюкзак, популярный у всех ребят ее возраста. Кира подумала, что, возможно, совершила глупость, не взяв с собой рюкзак.
 Она смотрела на эту девчонку и в тысячный раз повторяла про себя: «Все это действительно случилось». И впервые эта мысль показалась ей не слишком радостной.
 Александр Юрьевич не ошибся: спустя всего каких-то полчаса около стоянки толпились телевизионщики и журналисты, а также подъезжали все новые машины с участниками и их родными. За ограждением уже собирались ранние зрители – в основном школьники и жители близлежащих домов. Они приветствовали участников, правда, довольно тихо, словно боясь потревожить соседей. Кира заметила немного поодаль стайку подростков в свободных штанах защитного цвета и одинаковых белых футболках. Они стояли под транспарантом, который ни с чем не спутаешь. На спинах и рукавах красовалась эмблема, которую невозможно было не узнать. Четыре парня и пять девчонок, в том числе и темноволосая с рюкзаком. Кира внутренне сжалась, но лишь на секунду; ее страх отступил перед ожиданием будущего, и она ощутила желание двигаться вперед.
Она повернулась к родителям.
- Ну, я пойду, - сказала она и нерешительно улыбнулась. – Кажется, мне туда.
 Родители встрепенулись. Виктория Алексеевна торопливо потушила и выбросила сигарету, которой с удовольствием затянулась всего минуту назад.
- Удачи, дочка, - Александр Юрьевич неловко обнял Киру и погладил ее по голове. – Я так горжусь тобой. Да что там! Вся школа, можно сказать, весь город гордится! Будь умницей, у тебя все получится, дорогая.
- Спасибо, па.
- Мы останемся в гостинице. Будем ждать, пока все не закончится.
Кира поцеловала его в щеку. Отец еще раз крепко прижал ее к себе. На миг ей захотелось вцепиться в него, как она всегда делала в детстве, когда ей было страшно. Вцепиться и, спрятавшись ото всех, никуда не идти. Она с некоторым усилием отогнала от себя эту мысль. Отец потрепал ее по затылку.
 Виктория Алексеевна с секунду задумчиво смотрела на дочь сверху вниз, потом быстро притянула ее к себе и прошептала в ухо:
- Ты молодец. У тебя все получится, и знаешь, почему? Ты – дочь Виктории Яровой. Иначе и быть не может. Покажи им всем, девочка. Устрой им ад.
- Есть, тренер.
Она похлопала Киру по плечу, поцеловала и, отстранившись, заговорила уже по-деловому:
- Вот, я приготовила. Возьмешь? Оно ведь не очень тяжелое, - мать протянула ей завернутый в фольгу пакет печенья.
- Конечно, Ма, - Кира взяла печенье и в свою очередь обняла ее, на секунду уткнувшись лбом ей в плечо. Сейчас она могла бы расплакаться. Но ей представилась толпа народу, которая, возможно, уже сейчас следит за каждым ее движением, и она отступила на шаг, засунув сверток с печеньем в карман куртки. – Я не подведу тебя. Вас.
 Родители заметно волновались, но это было скорее приятное волнение; Кира еще раз поцеловала отца, мать, и хотела уже пойти, как вдруг чья-то рука тронула ее за плечо.
- Подожди.
Она обернулась и увидела за своей спиной Кирилла. Брат уже не кривлялся и не лыбился, и при виде его непривычно серьезного и сосредоточенного лица Кира едва не прыснула. Ветерок трепал его густые соломенные волосы.
- Удачи, Кир, - Кирилл вдруг порывисто обнял ее. – До встречи.
Сестра онемела от изумления. Они с Кириллом обнимались всего несколько раз в жизни – и то когда были совсем еще детьми. Прилив чувств брата смутил ее.
- Чего ты? – удивленно проговорила Кира.
- Прощаемся как-никак, - Кирилл выглядел смущенным не меньше ее самой. – И еще… вот, возьми.
 Он порылся в кармане джинсов и протянул ей сверкающую на солнце маленькую вещицу.
- На, бери. Тебе она нужнее.
Кира едва не остолбенела: он протягивал ей свою счастливую зажигалку, талисман, с которым никогда не расставался и жутко психовал, когда кто-то другой брал его в руки. Забираешь мою удачу, шипел он, немедленно отбирая зажигалку. А теперь он сам отдавал ее, уверенный, что удача пригодится Кире больше.
- Твоя счастливая зажигалка? – не поверила она своим глазам. – Отдаешь мне?
- Ну, знаешь… на счастье.
Кирилл неуверенно улыбнулся ей. Кира спрятала талисман в нагрудный кармашек на рубашке. Они еще раз обнялись, и он даже поцеловал ее. Кира чувствовала себя растроганной.
 Закончив прощаться, она зашагала к группе ребят в белых футболках, вокруг которых уже вились журналисты и репортеры с камерами. На полпути она вдруг остановилась, чувствуя странную смесь тоски и нетерпеливого предвкушения, повернулась и бодро помахала своим рукой. Родители, улыбаясь, замахали в ответ, а Кирилл выполнил стойку на руках. Кира засмеялась – радостно, звонко, весело.  На душе стало удивительно легко.
- Увидимся, - крикнула она им беззаботно, с легким сердцем и продолжила свой путь.
Ребята, увидев, что она не похожа на журналистку и уверенно идет к ним, приветливо замахали ей, зовя к себе.
- Яровая? Ты – Яровая? – кричал ей невысокий улыбчивый паренек с какой-то бумажкой в руках.
- Да, да, Яровая! – Кира перешла на бег. – Это я.
Кто-то из мальчишек присвистнул, за что немедленно получил тычок от соседки. Все пялились на Киру с неприкрытым восхищением, а кто-то из школьников, столпившихся вместе со зрителями за ограждением, громко вздохнул:
- Какая девушка…
Зрители поддержали его одобрительным гулом. Какой-то пацан замяукал.
-Красотка, я поставлю на тебя. Ты слышишь? Я ставлю на тебя.
- Яровая, Кира, Кирюша, мы с тобой, мы с тобой, милая!- это уже женский голос. – Мы всегда с тобой!
- Где она? Где?
Женщина в красном пальто ткнула мужа под ребра и указала на Киру.
- Вот! Светленькая такая, вон, видишь?
- О! Удачи тебе! Мы любим тебя, девочка!
- Вон, вон Яровая. Жми, подруга, я поставил на тебя пять косарей. Ты идешь семь к одному.
«Кажется, я становлюсь знаменитой».
Кира помахала зрителям рукой и выполнила почти идеальную квадроль*, чем вызвала бурный восторг. Толпа весело зашумела. Яровую немного раздосадовало, что здесь нет их команды, хотя еще недавно все они обещали прийти. Зато ее ждал приятный сюрприз: у обочины стоял симпатичный парень лет шестнадцати, в клетчатой рубашке и синих джинсах, и держал в руках плакат: УРА, УРА, ЯРОВАЯ! МЫ ЗА ТЕБЯ, КИРА!
 Сердце у Яровой ухнуло вниз. Неожиданно она поняла, что победит. В этом ее убедил безымянный юноша.
- А ты уже популярная, - улыбаясь, сказала ей какая-то стройная собранная девушка с копной густых каштановых волос и живыми карими глазами. Она тоже шла к группе участников.
- Разве?
Девушка широким жестом обвела галдящую толпу. Парень с плакатом улыбался и бешено махал рукой Кире.
- Ну да, - она неловко засмеялась. – Наверное.
Девушка по-прежнему улыбалась:
- Только толку от этого нет никакого.
Кира недоуменно посмотрела на нее.
- Не парься. Похоже, ты прикольная девчонка, и только слепой не увидит, что ты имеешь успех у красивых парней. Но если ты споткнешься… - девушка выразительно посмотрела на нее. – Я тебе помогать не стану.
- Конечно.
Кира улыбнулась ей, но улыбка вышла неубедительной.
Девушка вполне дружелюбно подмигнула ей и отошла. Яровая проводила ее взглядом. Она не знала,что ей думать обо всем этом.
Зрители никак не желали угомониться: гвалт стоял невообразимый. Кира помахала парню с плакатом, стараясь отмести от себя слова кареглазой. Парень запрыгал на месте, посылая ей улыбки.
Она усмехнулась и легкой, пружинистой походкой направилась вдоль ограждения к другим участникам, чувствуя, как ее пожирают глазами, но тут к ней пристал один из телевизионщиков, рыжий веснушчатый парень в цветастом пиджаке. Внешне он казался ровесником Киры. Позади него два техника разматывали моток кабеля.
- Привет! Канал «Россия». Славный сегодня денек, погодка что надо. Как себя чувствуешь? – он поднес к ней микрофон.
- Нормально, - приятно улыбаясь, ответила Кира. – По-моему, нормально.
- Это просто здорово! Какой город представляешь?
- Нижний Новгород.
- Класс! Ты в прекрасной форме, это сразу видно. Как ты считаешь, каковы твои шансы? - Мои шансы… ну, не знаю…- мысль такого рода посетила ее впервые, и она смешалась.– Думаю, нормальные. Я вполне уверена.
 Видимо, потеряв к ней интерес, рыжий переключился на другого участника, громадного как бык парня и спросил, что он думает о «предстоящем ему веселье»? Парень ухмыльнулся и сказал, что, на его взгляд, это самая клевая на свете гребаная штука. Кира фыркнула от смеха. Когда парень отошел, репортер сделал техникам знак, имитирующий движение ножниц, и один из техников устало кивнул.
 Спустя минуту Кира Яровая уже была в группе подростков в одинаковых майках, таких же участников, как и она. Ее хлопали по плечу, шутливо дергали за волосы, смеялись, но каждый скользил по ее фигуре напряженно-оценивающим взглядом. Ее обманчиво ленивые движения встревожили многих. Как верно сказал журналист, она была в прекрасной форме, и это не могло не огорчать.
Когда Кира получила свою белую футболку, она с небывалой и пронзительной ясностью ощутила, что дверь, отгородившая ее от мира, с лязганьем захлопнулась окончательно.

                *   *    *   
Здравствуйте, дорогие друзья! С вами я, ваш ведущий Юлиан Малахов, и вы смотрите шоу «НОЧНАЯ ВЕЧЕРИНКА»!!! С огромным удовольствием я представляю вам наших участников, а их – подумайте только! – пятьдесят человек! Давайте поприветствуем их ааааплодисментами! Как вы знаете, только один из них станет вашим победителем, но сейчас все они полны решимости и сил взять верх! Каждый из них хочет получить наш главный приз, получить все, но достанется он только одному! Кто же станет этим счастливчиком? Итак, НОЧНАЯ ВЕЧЕРИНКА начинаааается!

                *   *   * 
Да, всему пришел конец.
Почему я не думала об этом раньше? О том, что произойдет со мной в самое ближайшее время? Почему я НИ РАЗУ не задумалась на этот счет?
Как будто все это естественно. Да это и впрямь естественно. В каком-то смысле это самая естественная вещь в жизни.
 Как она там говорила? Нифига не боюсь. Сделаю все возможное, все для победы. Я выиграю, черт вас побери!
Как смешно. Неужели я на самом деле сказала это?
Да.
Ей вдруг отчаянно захотелось перенестись в прошлое, к себе самой, в тот торжественный вечер, когда она говорила речь и веселилась. И ударить себя по лицу. Что есть силы. Ударить себя саму, тогда еще глупую и самоуверенную. Тогда у нее еще не было ощущения, что промеж лопаток ей всадили кинжал. И она смеялась, не чувствуя и близко того ужаса, который переполнял сейчас все ее существо…
Смеялась!
Она – смеялась!
Ей было весело.
От предвкушения.
Кто-то бесконечно далекий, еще там, тогда, в ТОЙ ЖИЗНИ, предложил мне УСТРОИТЬ ЗДЕСЬ АД. Это не ад, но нечто весьма похожее. Очень, очень похожее…
О Боже милостивый…
Она издала мучительный стон, как будто извергала из себя собственную плоть.
Интересно, ОНИ это видят?
Ее смятение, ее страх, ее отчаяние?
Конечно, видят.
ВСЕ это видят.
Абсолютно все. И всем ВЕСЕЛО. Все смеются сейчас над ее слезами и ее страданием.
И ждут.
Когда она училась в седьмом классе, ей попался рассказ писателя, чье имя она уже не помнила, и в том рассказе говорилось о толпах, которые собираются при несчастных случаях со смертельным исходом, о том, что у всех этих людей всегда одно и то же выражение лица, о том, что они всегда как будто знают наверняка, выживет пострадавший или умрет.
 И на нее смотрели. Замерев от предвкушения.
Они ждали. Ждали ее смерти.
Ждали того момента, когда все закончится. На их глазах. Когда сердце скакнет от возбуждения, а кровь потечет быстрее.
  Нам скучно. Развлеки нас, будь добра. Помоги скоротать часок.
  Это зрелище, должно быть, поднимет нам настроение!
Для нее уже не существовало дождя, родителей, дома. Для нее не существовало даже непрекращающейся острой боли в спине и замороженных от напряжения мышцах. И только одна мысль пульсировала у нее в голове, как часы. Как сердцебиение.
Еще пожить. Еще пожить. Еще пожить.
Я ХОЧУ ЕЩЕ ПОЖИТЬ!
Еще пожить.
В конце концов сами слова утратили смысл и ничего уже не означали.
В какой-то смутный, страшный момент ей показалось, что она видит кого-то, кого она знает, знает как саму себя, манящую и плачущую фигуру, движущуюся впереди в темноте. Но что с того? Она уже не может играть. Не может вновь пройти через это.
Игра окончена.
Игре конец.
От этой мысли как будто что-то перемкнуло у нее в голове. Она знала, что бдительная камера следит за каждым ее движением, за малейшим изменением в лице, но вдруг в одночасье потеряла саму способность – мыслить.
- Нас сожрут, - зашевелились разбитые губы. – Упадут на нас и сожрут, нас сожрут, сожрут, сожрут…
Она сжала виски ладонями, точно пытаясь удержать мозг на месте, а затем вдруг выскочила из своего укрытия и стала описывать огромные неровные круги на земле, размахивая руками как сумасшедшая; глаза ее горели ужасом, как у кролика, попавшего в капкан. Со стороны могло показаться, что какая-то электронная игра вдруг слетела с катушек.
-НАССОЖРУТНАССОЖРУТНАССОЖРУТ…
Она орала на самой высокой ноте,на такой высокой,что, наверное, треснуло бы стекло, в невероятно, невозможно расширившихся глазах – ни следа мысли и разума. Только бессмысленный, дикий ужас.
Послышался шорох. Из леса выбежала маленькая тень. Ее лицо белело в темноте неясным пятном. И меняло выражение каждую секунду.
Страх.
Недоумение.
Удивление.
Облегчение.
РАДОСТЬ.
Глаза сузились. Тень подкралась ближе.
- Нассожрутнассожрут…
Перед тем, как игра завершилась, измученная и приговоренная к смерти девчонка замедлила свой безумный бег и посмотрела на стоящую напротив нее фигуру пустыми, ничего не выражающими глазами. На нее смотрело отчаянное, прыщавое, искаженное от напряжения и муки лицо… оно словно говорило: У МЕНЯ НЕТ ВЫБОРА.
Над ухом как будто хрустнула ветка…
Мимолетная вспышка рассекла серую муть дождя.
Тело девушки неуклюже, но вместе с тем изящно сплясало под дождем румбу: подошвы кроссовок вязли в грязи, корпус извивался, плечи подергивались. Затем, явно устав плясать, она остановилась и простояла целую минуту, абсолютно неподвижная, с прижатой к груди рукой, словно поэтесса, вышедшая на сцену. Яркая, рубиново-красная струйка крови текла между ее пальцев. Лицо ее было безмятежным. Затем она медленно завалилась набок и шлепнулась в грязь, как высохший стебелек кукурузы при первых порывах осеннего ветра. Тугие, прямые струи дождя, которого она уже не могла видеть и чувствовать, смывали с ее лица кровь. С совсем юного, почти детского лица…
Снова воцарилась тишина. Только шум дождя и тихий шепот ветра в высоких ветвях.
Вжик-вжик.
Тень всхлипнула и поспешно скрылась в лесном сумраке. Должно быть, теперь уже ей мерещились повсюду тяжелые, неумолимые шаги…
Вжик-вжик.
Поймать лицо крупным планом не удалось.
- Ого, вы только посмотрите! Действие оживает, дорогие телезрители, близок финал! – вещал по ту сторону происходящего бодрый и веселый голос. – Кто бы мог подумать, номер 16 выбывает из игры! В полушаге от финала! Какая досада… Какое обидное невезение, друзья мои! Напоминаю, вы еще можете делать свои ставки. Ставьте на вашего фаворита, но, конечно, уже не на эту очаровательную синеглазку, - ведущий сделал печальный жест, подражая эстрадному комику. Публика отозвалась взрывом веселого хохота. – Она отправилась отдохнуть в санаторий. – Снова смех.
- К сожалению, номер 16 выбывает из игры, но пять участников продолжают борьбу за финал… Кто же станет победителем? Увидим совсем скоро…