Дарк-сити

               
Идет дождь, надвигается шторм, над городом повисла тяжелая черная туча. Капли неистово ударяются о стекла окон. Ветер приподнимает доски на крыше, и они стучат поочередно, как клавиши на пианино. Каждую ночь одно и тоже, дождь и ветер. В окно постучали. Я вышла, посмотрела – никого. Тогда я зашла в прихожую, одела кожаное пальто и широкополую кожаную шляпу, натянула черные широкие резиновые сапоги до колен. Теперь казалось, что я человек- футляр. Лица моего тоже не было видно. Хотя глаза и были наполнены серой водой, которую зачерпнули ладонями из грязной лужи и влили мне в глазницы. Решительно я выдвинулась из дома, не забыв при этом тщательно запереть его на случай воров и убийц, беспрестанно пытающихся залезть в мой дом.
Иду по улице, лужи даже не думаю обходить. Временами попадаются такие глубокие, что ноги проваливаются в них по самую щиколотку, а через несколько шагов я уже и по колено в воде, а потом и по пояс. Но мне все ничего, выбравшись из лужи, я шагаю дальше под ледяным колючим дождем, превратившемся к тому времени уже в град. Льдинки, подстрекаемые злым ветром, нещадно впиваются мне в лицо, пытаясь разрезать кожу на части. Но мне от этого только отраднее. Ведь я иду по улицам Праги, освещенной желтыми фонарями и вымощенной древними камнями. Я иду уже, не спеша, вдоль Влтавы, этой серой мутной реки, опоясанной бесчисленными мостами. Иду к Карлову мосту, мимо готических соборов, мимо большой светящейся площади, мимо изысканных памятников. Я иду тем путем, которого никто не знает кроме меня и Кафки. Я пройду по Золотой улочке, где жила его сестра, направляюсь к Йозефову кварталу, где жил он.
Дождь закончился, вода затаилась между камнями, стекает ручейками по моей кожаной шляпе. От реки тянет прохладой. Мои руки озябли, и мне кажется, что вот-вот подбежит ко мне человек в длинном коричневом пальто в цветочек, схватит мои ладони, заглянет в глаза и скажет: « Дорогой мой, милый человек, – Йозефов квартал в другой стороне, куда же ты идешь?»
Я лишь улыбнусь ему в ответ на тревожные слова и пойду своим путем. Даже, если я заблужусь в Праге и останусь в ней навечно, я буду только рада.
А в небе тучи становятся все темней, и если в этом мире все поменяется за сто лет, даже, если ничего не останется, что связывает Прагу с тем, что было здесь век назад, то останется это небо. Грозовые черные тучи, холодный дождь, туман над рекой, тихие шаги и плывущие в воздухе шляпы. Я счастливо поднимаю свои глаза к низкому небу, они такого же цвета, значит частица неба, Праги, дождя и вечности есть и во мне. Значит, даже, когда я окажусь на своей скучной желтофонарной улице, я буду знать, что координаты, маленькие цифры, выбиты на моем кольце, хранятся в шкатулке моего сердца, зарытой на холмах за Прагой, пущеной по серой реке. Я надеюсь, что вернусь, через много лет, через вечность. Небо будет все то же. Вечное небо Праги.


***
  Красно-золотистые листья со звоном бросались на землю и падали мне на плечи, пытаясь согреться. Я шла по серо-розовому тротуару, остывшему и прохладному, как сам сентябрь. Алый сияющий луч заходящего солнца пересек каштановую аллею, как натянутая струна. А вокруг нее по спирали кружились два белоснежных голубя, поднимаясь все выше и выше. Иногда они вспыхивали небесным огнем и громко хлопали охваченными красным пламенем крыльями. В такие моменты кажется, что за ближайшим поворотом притаились сверхъестественные приключения. И в этот раз, я думаю, будет так же, от предчувствия небывалых приключений у меня задрожали коленки. Я пошла вдоль аллеи, небо было уже фиолетовым, среди бардовых облаков мерцал благородным сияниям купол Собора. Я запахнула воротник черного пальто на груди, словно поднявшийся ветер бередил незаживающую рану в моей душе. Я нахмурилась от внезапно появившейся боли, которая отдавалась в каждом ударе моего сердца. Я вспомнила, что на вокзале меня ждет Мари, надо спешить, чтоб не опоздать.
-Точность - вежливость королей.- Строго сказала мисс Мари, когда я подошла к ней на станции.
- Я успела, мы отправляемся ровно в девять вечера, а сейчас…- я посмотрела на часы,- самое время отправляться нашему поезду!
Как длинный зеленый дракон поезд мчался наперегонки со всеми ветрами и тихо посвистывал и стучал. Мы сидели в своем купе напротив друг друга, смотрели в окно и представляли Европу и ее сказочно спокойную панораму. Мы пили чай с зефиром и медом, и в воздухе пахло липовым цветом. Вдруг поезд резко затормозил, со звоном разбилась фарфоровая чашка. Стало очень тихо. Тишина. Все вокруг погрузилось во тьму. Сквозь кромешную мглу, через мутное стекло окна, пробивался оранжевый свет керосинового фонаря. Мы вышли на улицу и не обнаружили никого, кто мог бы держать этот фонарь для нас среди этой непроницаемой темноты. Он висел и плавно раскачивался в воздухе, проливая свет на совершенно пустой перрон из черного камня. Вдруг мы услышали мрачный и торжественный голос за спиной:
-Добро пожаловать в Дарк-Сити! На сегодня я - ваш провожатый.
Я оглянулась, рядом с нами стоял человек и держал в руке фонарь, тот, что секунду назад, казалось, парил в воздухе. Мужчина имел бледный и слегка болезненный вид, его черный волосы и усы резко контрастировали с восковым лицом, а агатовые глаза горели холодным огнем.
- Я провожу вас в Отель Веселой Науки. Там уже все ждут нашего появления.
Свет упал на его лицо, и меня поразила догадка, я встретилась с Мари взглядом, и она кивнула мне, словно прочтя мои мысли.
-Простите, сер, вы Эдгар Алан По? – спросила Мари.
-Да.- Ответил наш проводник. Голос его смешался с порывами налетевшего ветра. Я почувствовала соленый вкус на губах, как от морского бриза.
-Ветер с моря? Мы, что на острове? – поинтересовалась я у мистера По.
-Don;t you know that Great Britain is island? –заметил он.
Вместе мы шли по Темному городу, и ничему не удивлялись на своем пути. Мрак и морось Дарк-Сити расступились перед величественностью и красотой Отеля Веселой Науки! На вершине роскошной лестнице, украшенной статуями древнегреческих богов и богинь, стоял Король-Солнце Людовик XIV. Он изящно распростер руки для приветствия гостей, я и мисс Мари склонились в глубоком реверансе.
-Ваше Величество!
Людовик поспешно подал нам руки, и его прекрасное лицо озарила улыбка.
-Мадмуазель Натали! Мадмуазель Мари! Вы прекрасный бриллиант, который сможет по достоинству украсить златой венец соединившихся сегодня вечером душ, ибо вы сияете и блещете изысканным и благородным светом мудрости!
-Merci mon Seigneur!
В шелковых каштановых волосах Людовика играли сказочные блики, что было единственным украшением его простого черного костюма с белым воротничком, и даже наши кожаные пальто и широкополые шляпы не слишком выделялись на фоне его наряда. Под руки с Людовиком и Эдгаром По мы зашли в шикарную белую залу, освещаемую тысячами свечей в золотых люстрах. В центре стоял мраморный овальный стол, за которым восседал наш Светлый Совет. Мы заняли с Мари свои места и оглядели собравшихся гостей, их знакомые лица. По обе стороны от нас расположились мистер Эдгар По, наш проводник, и Его Величество Король-Солнце.
Кафка передвигался по комнате, сидя на стуле, который носили какие-то люди, беспрестанно играющие его пальцами. Он оказывался то возле пирожных, то возле пианино, где сидел Эйнштейн. Когда Франц приближался к инструменту, то начинал играть мелодии, а Эйнштейн невпопад подыгрывал ему на скрипке, так они создавали потусторонний кластер. Тогда Льюис Керролл, хоть и был глух на правое ухо, немедленно предлагал Эйнштейну свои  Полуношные задачки и начинал обсуждать математическую теорию Евклида. Вновь появляющийся Кафка брался утверждать, что Евклид со всей математикой никогда не сравнится с Достоевским и его великим искусством, и исчезал в пелене пирожных.
-Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс.- соглашался Эйнштейн.
Рядом с нами сидел Пушкин. Он что-то писал и рисовал на бумаге и обещал, что прочтет сатирические четверостишия о всех собравшихся в конце вечера. Его черные кудри неистово взметались в высь при каждом росчерке пера, а сам Пушкин поминутно поднимал голову и всматривался вдаль, а потом снова начинал писать.
-« Любви все возрасты покорны!»- Великий Пушкин так сказал.
  И эту истинную правду еще никто не отрицал! – продекламировали я и Мари хором.
-Мысль! Великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль? – ответил Пушкин и опять принялся писать и черкать.
Напротив нас сидело двое летчиков. Экзюпери был в авиаторском шлеме, а Хемингуэй в пилотке. Последний то и дело выкрикивал в разговоре: « Я летчик!»
-Слова только мешают понимать друг друга! – каждый раз отвечал ему Экзюпери и качал головой, а Маленькие Принцы в его больших глазах плясали тарантеллу.
-Пилоты и писатели просто живут моментом! – сказали мы и приподняли свои шляпы в знак уважения. Эрнест в ответ поднял бокал над головой и осушил его до дна, а Антуан помахал нам маринованной макрелью.
О чем говорили в слабо освещенном углу залы Фрейд и Ленин, мы не слышали. Ленин лежал на кушетке и созерцал картину звездного неба, изображенную на потолке, и что-то говорил доктору. Мы встали, чтобы сделать кружок по комнате, и к нам присоединился Фрейд. Мы обсуждали первопричины психических расстройств и преимущества психоанализа над медикаментозным лечением. Мы остановились возле пианино и Эйнштейн спросил:
-Вот вопрос, который ставит меня в тупик: « Сумасшедший я или все остальные?»
-Позволю себе ответить на ваш вопрос,- начала я,- ответить можно лишь обозначив понятие « норма» или «сумасшествие». Можно предположить, что не сумасшедшим является тот, кто живет, не противореча общепризнанным нормам, логике и Библии. Тогда сумасшедший тот, кто, живя, все эти законы и нормы нарушает. Исключая, конечно, то, что нельзя остаться непогрешимым. Выходит, что все-таки представления о нормах и сумасшествии столь размыты, что отвечать на ваш вопрос не представляется возможным.
Вдруг раздался пронзительный крик ворона. Все оглянулись и увидели Эдгара По, на плече у него сидела черная птица.
-Господа, Ворон каркнул: « Рассвет».
Пора было прощаться, мы тепло обнялись и пожали друг другу руки, пообещав снова встретиться.
-Верной дорогой идете, товарищи,- к нам подскочил, хитро щурясь Ленин, и вложил мне в руки белый конверт.
-Что это?
-До встречи! До встречи! – гулким эхом раздались его слова, нам пора было уходить.
Мы покинули Отель Веселой Науки. До станции, где стоял наш поезд, меня и мисс Мари опять провожал мистер Алан По. В предрассветный час Дарк-Сити был настолько мрачен, что казалось, будто мы парим в пустоте, лишь оранжевый свет керосинового фонаря освещал брусчатку под ногами. Едва мы взошли на ступеньки вагона, как поезд издал протяжный гудок и в ту же секунду тронулся. Мы провожали долгим взглядом удаляющийся перрон, где растаяли в тумане мерцающий фонарь, силуэты Гостей Отеля и шпили Темного города.
Я вскрыла конверт и мисс Мари, заглядывая мне через плечо, прочла вслух:
- Отель Дю Ботрей.
Мы сидели в купе, и пили чай. Пахло липовым медом.

                ***
Дождливыми вечерами я и моя сестра мисс Мари любим пить чай у большого окна и наблюдать за тонкими изящными линиями на стекле, которые оставляют круглые серые капли дождя, стекая вниз. В сгущающихся сумерках неясные темные тени на улице все больше с каждым глотком чая напоминают очертания прекрасных готических церквей. С легким порывом ветра створки окна распахиваются перед нами, открывая путь в мир нашей мечты, манящий нас из-за сверкающей пелены дождя.
-Идемте, мисс Таша,- говорит мне, протягивая руку  в кружевной перчатке, Мари.
- Конечно, идем, но только давай не будем брать зонт. Этот дождь так волшебно прекрасен для обычного зонта.
И вот мы делаем шаг, проходим сквозь полупрозрачную завесу и оказываемся на Золотой улице в Праге. О, как чудесно идти и любоваться необычайно-красивой архитектурой этого древнего города. Журчание маленьких многочисленных ручейков, сбегающих по каменным тротуарам, сливаются в единую мелодию, летящую над гладью Влтавы. Мы идем, и небо над нами такое темное, низкое и величественное, словно соприкасается с острыми башнями собора Святого Вита.
-Что бы сказал Франц Кафка, если бы увидел сейчас это небо? – спросила я у мисс Мари.
-« Вороны утверждают, что одна-единственная ворона может уничтожить небо. Это не подлежит сомнению, но не может служить доводом против неба, ибо небо как раз и означает невозможность ворон».
Мы пришли на Карлов мост, и там нас встретили мистер No More и мистер Credo. Вместе мы гуляем теперь под руки, и пар срывается с моих губ, но я ничуть не замерзла. Когда мы оказались на Вацлавской площади, на нее уже опустился туман, и я видела жемчужные капли на ресницах мистера Credo. А мистер No More смотрел на мисс Мари долгим и слегка печальным взглядом своих темно-синих глаз. Проходя мимо Танцующего Дома, я вдруг увидела наше отражение в черном стекле окна. Это напомнило мне о чем-то очень далеком.
- Не хотите ли чашечку горячего чая, мисс Таша? – предложил мистер Credo.
-Разумеется, отличное завершение этого путешествия,- ответила я, и мисс Мари с мистером No More со мной согласились.