Хорошая девочка Роза

Роза окончила школу с великолепным аттестатом, но без медали. Подвела четвёрка по географии за девятый класс. Завуч и директор уламывали Степана Георгиевича поправить отметку, но тот был непреклонен. В следующем году он скоропостижно ушёл на пенсию. Поговаривали, что его изжила завуч, так и не простившая отсутствия Розиной медали в копилке школы.

Семья пережила школьные итоги Розы как тяжкий позор, и погрузилась в траур. Гостей не звали, и сами не ходили. Многочисленные родственники проявили такт, не беспокоя Розиных родителей расспросами. Уже было как-то безразлично, куда Роза пойдёт учиться. Сама Роза, всегда и во всём честно полагавшаяся на наставления матери, которая «знала как надо», вдруг оказалась перед невозможным для себя выбором. За два последних года она ни разу не задумалась, кем она станет во взрослой жизни. И теперь эта взрослая жизнь обрушилась на неё своей реальностью как чёрный кошмар.

Единственная настоящая Розина подруга Светка поступала в какой-то навороченный физмат. После пары лет подготовительных курсов вопрос о зачислении казался нестрашным. Почти нестрашным. Красивая, бойкая и уверенная в себе Светка стала для Розы той спасительной опорой, которой она так внезапно лишилась в семье. И Роза с отчаянием утопающего намертво вцепилась в эту опору.

Светлана помогала Розе на вступительных экзаменах. Девочки несколько раз отпрашивались в туалет, и там, запершись в кабинке просторного сортира старого сталинского здания, Светлана спешно калякала на мизерном листочке решение Розиных задач. Сама Роза всё это время тоскливо смотрела в закрашенное окно, пытаясь рассмотреть в расцарапанной краске старые деревья незнакомого двора, на ссутулившуюся на подоконнике фигурку подруги, на её быстро и мелко двигающиеся лопатки... Господи, скорее бы!

На третьем письменном экзамене Розу поймали. Ловко вытащив из полусжатого кулака девочки измятую бумажку, надзирающая дама строго спросила: «Кто дал?» Роза растерялась, и молча указала на Светку. Случай был не первый даже за этот день, всех не переловишь, поэтому всё обошлось. «Из аудитории не выходить. Если ещё раз замечу, вылетите обе!»

Успешная сдача вступительных экзаменов в престижный ВУЗ реабилитировала Розу в глазах семьи. Жизнь вошла в привычную колею. Вернее, в ней образовалась новая колея, уютная и глубокая. Роза и Светлана попали в разные группы и даже на разные потоки. Таким образом, у них не стало не только желания, но и возможности продолжать дружбу. Семестры сменялись сессиями, за сессиями наступали каникулы, каникулы пролетали, и снова тянулись бесконечные семестры. Тянулись, пока не подходили к концу, и тогда уже неслись галопом. Сдача курсовых работ, пропущенные лабораторки, пересдачи коллоквиумов, зачётная сессия... Обычная студенческая дребедень.

Перед четвёртым курсом с Розой случилось несчастье. Она влюбилась. Его звали Марсель, и он был гражданином Польши. Влюбилась и залетела. Некрасивая, нескладная девица, чернявая и с явным намёком на усики над верхней губой, она была просто ошеломлена своим чувством. И как все неуверенные в себе и слабые люди, сдалась сразу и без боя. Чёрт знает, какую пикантность нашёл Марек в их отношениях, Роза этого и не пыталась угадать.

Семья... Что семья? Мама, конечно, знала что делать. Но загнанная в угол Роза вдруг впервые в жизни проявила твёрдость. Неожиданно Розу поддержал отец. Может быть, вспомнил о четырёх не рождённых младенцах, которые должны были стать братьями и сёстрами Розы, и которых он так и не смог простить жене? Слово отца решило дело.

Сложнее оказалось с институтом. Розу вызвали «куда надо». Она навсегда запомнила коридор, по которому шла в нужный кабинет. Натёртый дубовый паркет, красная ковровая дорожка с зелёными полосами по краям, строгая лепнина на потолке, бронзовые светильники на стенах, матовые плафоны с алмазной гранью, одинаковые эмалевые пластинки с чёрными номерами на одинаковых крашеных дверях...
С Розой беседовала ухоженная немолодая дама с приятными мягкими манерами и холодными как у Снежной Королевы глазами. Хотя, беседой это было не назвать. Роза не сказала ни слова. Даже имени своего не назвала. Его произнесла Снежная Королева. Когда Роза услышала имя Марека рядом со своим, она окончательно перестала существовать.
- «Марсель Поплавский, Лодзь, Народная Республика Польша», - прочла дама и вздохнула. - Хорошо, не негр. Что же ты, девонька? Ладно. Бери академический отпуск и рожай спокойно. Как-нибудь замнём.
И добавила сухо и быстро:
- Связь прекратить. Никому ничего не рассказывать. Ты хорошо меня поняла?
В коридор с красной ковровой дорожкой Роза вышла на ватных ногах. С тех пор она возненавидела коридоры.

Прошёл год, похоронив под собой все Розины дружбы и связи. Курс был пропущен, институт почти забыт. Беременность протекала легко, мать смирилась, отец откровенно радовался и как мог баловал дочь. Впрочем, Роза, чувствуя, что не заслужила такой благосклонности отца, особо не капризничала, и Луну с неба под хреном не просила.
Двадцать девятого февраля  родилась девочка.

Совершенно внезапно Роза вспомнила, что ребёнку надо дать имя. По своему обыкновению Роза до последнего дня не думала о насущном. Даже материнство стало для неё почти неожиданным. А надо было делать кучу вещей. Например, найти способ известить отца о рождении дочери. Марек как-то говорил, что его русскую бабушку звали Аделаида. Имя было настолько уродливым и нелепым, что Розе показалось уместным таким способом отомстить мужчине, обрекшим её на все эти хлопоты и невзгоды. Пусть будет Аделаида.

В следующем сентябре Роза пошла учиться, возложив все заботы о маленькой Деле на бабушку и дедушку. Так оно и осталось на долгие годы. Роза не прикипела душой к дочери. Никогда у неё не возникало желания обнять её и прижать к себе. Глядя в эти серые глаза, Роза не могла... никак не могла отделаться от мыслей о своей слабости, когда тело победило разум, о летних днях, прожитых в греховном угаре. О том, как холодно и равнодушно принял мир её маленькую Благую весть. И о том, что в глубине души она считала справедливым его осуждение.

Прошло семь лет. Роза окончила институт, и папа подыскал ей подходящее место в НИИ. Работать Розе понравилось сразу. Нравилось надевать белый халат каждое утро, нравилось разбирать подслеповатые хрустящие синьки, печатать на машинке сопровождающую документацию, пить чай и подолгу разговаривать за жизнь с сослуживцами. Работа была чистая, необременительная, и не без интеллектуального закоса. Из всего, что она изучала в институте, понадобилось, прямо скажем, немного. Да и то немногое можно было бы освоить за пару-тройку недель без всякого диплома. Корочки дали лишь право называться инженером.

Делька пошла в школу. Резвая и плотненькая, она тут же получила прозвище Делька-Сарделька. За что с лёту била портфелем по башке. Без её участия не обходилась ни одна массовая шалость. Услышав возбуждённые голоса, учителя уже были уверены, что в мешанине дерущихся тел заметят короткие светлые косички с распустившимися коричневыми бантами. Девчонок Делька не любила, и заслужила в их среде крепкую репутацию «мальчшницы». Зато в компании ребят она пропадала целыми днями. Играли в индейцев, строили летом шалаши, а зимой снежные крепости, стреляли из самодельных луков, жгли костры, а когда подросли, настала пора бомбочек из селитры и паровых машин из жестяных консервных банок. Растрёпанная, в пропахшей костром одежде, с вечно замазанными зелёнкой коленками и следами сажи на щеках, Делька врывалась в дом как ураган, и тут же летела к холодильнику.
Бабушка с дедушкой уже не могли уследить за внучкой, а мама... Мама так и осталась немного отстранённой и равнодушной. Правда, дед, любивший внучку безмерно, умел завладеть её вниманием. Энциклопедически образованный, он рассказывал ей кучу интереснейших историй, подбирал для неё книги и водил в музей естествознания. Училась Делька хорошо и легко. Она могла бы быть первой в школе, если бы не её разгильдяйство и полное отсутствие амбиций.

Примерно в это время в семье стали поговаривать, что хорошо бы Розе выйти замуж и завести нормальную семью. Молодая, недурна собой, с высшим образованием, опять же заместитель начальника отдела... К слову сказать, Роза заметно похорошела. Округлилась, стала следить за собой и стильно одеваться. Наверное, именно эту парижскую пикантную красоту и разглядел в ней в своё время Марек. Если бы ещё не «хвост»...

Молодой амбициозной дамой заинтересовался шофёр директора по имени Валерий. Простой советский парень, балагур, любитель анекдотов, футбола и пивка. Неприязнь боролась в Розе со здравым смыслом. Однажды она уже пошла на поводу у чувства, и что из этого вышло? Может, пора начать думать о жизни реалистично? Да и семья наседает, когда же, когда?
- А вот!
- Но почему же такой? – содрогнулась семья.
- Какого бог дал. – гордо отвечала Роза. – Не ваше дело.

Мысль о разводе появилась чуть ли не раньше свадьбы. Но отступать было глупо и как-то неприлично. Как и в первый свой роман, Роза забеременела почти сразу. «Ладно, пусть родится ребёнок, тогда посмотрим», решила она. Вторая беременность далась ей гораздо тяжелее. Токсикоз трепал нещадно, и она не вылезала из больниц. Муж как только мог заботился о ней, и она была ему безмерно благодарна. Если бы он ещё не подходил так близко, если бы не чувствовать его запах, не видеть его лицо вплотную к своему, если бы его руки с грубыми как сардельки пальцами и неотмытыми ногтями не касались её тела... Ох, нет!

Мальчик родился с серьёзными проблемами со здоровьем. Практически сразу стало понятно, что если ребёнок останется жив, на её собственной жизни придётся поставить большой и жирный крест. Рухнет всё, и карьера, и мечта отделаться от нелюбимого мужа... Всё. Врачи боролись за жизнь её сына, а она, убитая и раздавленная, сама не знала толком, какого исхода ждёт. Под этой чёрной волной, в полном одиночестве она провела двое суток. Конечно, к ней приходили врачи и медсёстры. От их холодных и точных пальцев и одинакового горьковатого запаха ей становилось лучше. Снова от неё ничего не зависело, а те от кого зависело, сделают всё хорошо и правильно. Они знают как.

Но когда Роза увидела сына, жалкий распластанный кусочек плоти, утыканный какими-то трубками под стеклянным колпаком, в ней вдруг ожила и подняла голову такая жгучая нежность, что она не смогла сдержать себя и расплакалась. Волна жалости, завязавшись где-то в солнечном сплетении, поднялась сначала к сердцу, сжала его, затем подступила тупой болью к горлу, и наконец пролилась мелкими злыми слезами. Роза плакала впервые в жизни.

Ей захотелось защитить его от всего, от смерти, от жизни, от своей бестолковой семьи, от всего скотского мира. Ах, если бы можно было отдать себя, свою жизнь в обмен на жизнь этого препарированного лягушонка, да кто её спросит, кто примет её жертву? Слава богу, никто не достаёт её ни бессмысленными сожалениями, ни никчёмными соболезнованиями. Хоть за это им спасибо.
- Но почему?..
- Такого бог дал. Не ваше дело.

Мальчик остался жив. Она назвала его Андреем. Имя пришло само собой.

Прошёл год. Целый год, каждый день в котором был последним. Потом ещё год, и ещё пять лет... Благодаря исступлённой Розиной заботе, здоровье Андрейки заметно поправилось, и срок, отпущенный ему врачами, всё отступал и отступал. Но всё равно о школе не могло быть и речи, и Роза начала учить сына сама.

Когда в стране настали смутные времена, НИИ, в котором работали Роза и Василий, хотя и остался на плаву, но заметно обнищал и усох. Василий потерял работу, и сначала занимался целыми днями частным извозом на своей шестёрке, но потом нашёл работу в городском автопарке, и бомбил уже только по ночам. Семье нужны были деньги.

Впрочем, надолго его не хватило. Он ушёл, трусливо оставив Розе письмо, в котором обещал помогать семье материально. Роза только посмеялась его малодушию и дурацкому слову «материально». Этот болван даже уйти не смог красиво. Ничего кроме облегчения она не почувствовала.

Примерно в это время тяжело заболел отец. Мать не отходила от него ни на минуту. Однажды утром её нашли мёртвой в кресле. Уснула и не проснулась. Лёгкая и завидная смерть. Роза ломала голову, как ей совместить заботу о сыне и об отце. Так всё некстати! Она подумывала уже о том, чтобы забрать отца к себе, и о том, как разместить всё семейство в мизерной двушке, полученной Валерием ещё в бытность его директорским шофёром. Но внезапно место покойной бабушки у постели деда заняла Аделаида. Она окончательно перебралась в старую квартиру Розиных родителей, где и раньше пропадала большую часть времени.

Глядя на то, как ловко двигается Аделаида, Роза вдруг подумала, что дочь как-то незаметно выросла. Из белобрысой жирной гусеницы с нелепым именем получилась великолепная бабочка. Лёгкая и изящная, красивая чужой, нерусской красотой. Детское увлечение пиротехникой и дедово воспитание дали свои плоды, Делька всерьёз увлеклась биологией и химией. Хотя будущее своё видела пока смутно. Времена менялись, и вновь на горизонте замаячил Марек. Делька уже два года проводила каникулы у отца, живущего теперь в Кракове, и у своей польской бабушки. В этот год, очевидно, ничего не получится.

Прошло ещё какое-то время. Аделаида заканчивала школу. Однажды, зайдя по какой-то надобности в старый родительский дом, Роза услышала разговор дочери с дедом. Делька гладила его по седым поредевшим волосам, и говорила, что скоро заберёт его к себе в Польшу, как им будет хорошо вместе, и как всё будет замечательно. Дед ничего не отвечал, только прижимался исхудавшей щекой к её ладошке.

Куда заберёт? С какой стати, когда? Или они говорят о том времени, когда Андрейка?..
Да как они могут! Роза вышла, шваркнув дверью так, что в кухне звякнула посуда и что-то зашуршало за обоями.
Спустя месяц отца не стало. Он пережил жену меньше чем на два года.
Аделаида поступила в университет в Кракове.

И вот настал тот день, которого Роза боялась долгих пятнадцать лет. Она опять сидит в коридоре, совсем не похожем на тот, первый. Здесь нет ковровой дорожки, а паркет нарисован на старом, заезженном каталками, линолеуме. Она сидит на клеёнчатой банкетке уже много часов, не отводя глаз от стеклянных дверей в торце, за которыми врачи борются за жизнь Андрея. Стёкла в дверях закрашены белой краской, совсем как в институтском туалете, где Светка решала её вступительные задачи. Боже, какая ерунда лезет в голову!

Как могло так случиться? Всё, абсолютно всё, что она делала хорошо и правильно, как должно, заканчивается вот так... болью, бедой, страданиями... И только то, что давалось даром, получалось само собой, во что она не вкладывала душу... За что?
Она так хотела жить легко, чисто и красиво! Может быть, бог услышал сегодня наконец страшные мысли, которые поднялись со дна её взбудораженной души давным-давно, много лет назад, в два первых чёрных дня? Нет! Она не хотела этого тогда, и уж точно не хочет сейчас!
«Жизнь мстит мне за нелюбовь», вдруг отчётливо поняла она.

Где-то в противоположном конце коридора хлопнула дверь. Роза резко обернулась, страшные мысли погасли и пропали. По коридору, громко цокая каблуками и на ходу распутывая непослушными пальцами длинный шелковый шарф, бежала прилетевшая из Кракова Аделаида.