Наталья Советная Жить, пока пуля летит

         ЖИТЬ, ПОКА ПУЛЯ ЛЕТИТ



Давно я не ждала (да ещё с таким нетерпением!) продолжения в журнале литературного произведения. Но повесть Геннадия Пациенко «Пока пуля летит», напечатанную в четырёх номерах «Маладосці», ждала. Почему?

Вроде бы, повествование не сложное, сюжет не замысловатый, герои – простые дети. Деревенские мальчишки: Егор, от имени которого ведётся рассказ, и его младший брат Фёдор.  И девочка-москвичка с редким, диковинным именем Инга, почему-то ассоциирующимся у меня с птицей. Действительно, можно увидеть сходство судьбы этого ребёнка с какой-нибудь перелётной птичкой, ласточкой. Принесли её крылья на летние каникулы к бабушке с дедушкой, да и попала под внезапные холода,  снега и злые вьюги жестокой и долгой войны …
Наверное, я не задумывалась бы о том, чем так взволновала меня повесть «Пока пуля летит», если б не фраза Тихона Чернякевича в литературном обзоре мартовских журналов газеты «ЛИМ» № 17 от 30 апреля этого года:

«Што да апошняга твора, то дзеяне даволі нечакана марудзіць і не выходзіць на уласна “ваенны” сюжэтны пласт, у выніку чаго ціхае вясковае жыццё падлеткаў пад акупацыяй амаль не змяняется якасна. Адразу становіцца ясна, што па звыклай сцяжыне “маратказеяў” персанажы не пойдуць – аўтару важней паказаць будні вайны, чым уласна перастрэлкі і выбухі”.

Я мысленно вполне согласилась с выводом о приоритетах авторской задумки, но слова “марудзіць” і “ціхае” вызвали во мне протест.

Думается, в данной повести, возможно,  впервые в литературе, автором показано, что война – это не только кровь, смерть, грохот орудий, душегубки концлагерей, героические подвиги. Чем, кстати, не удивишь современных молодых людей, привыкших к голливудским боевикам и убивающих своих противников в компьютерных играх. Война – это ещё и ежедневный хронический страх, тревога, ожидание, трагическая неизвестность и совсем незаметный, но не менее поразительный подвиг – жить и выжить рядом с врагом.

 Показано это писателем через бесхитростные глаза беззащитных детей, в результате чего напряжение, которое охватывает буквально с первых строк произведения, кажется таким эмоционально сильным и одновременно болезненным.

Чем больше времени проходит, тем таинственнее, нереальнее становятся события, пережитые нашими дедами и прадедами. Уже отцы наши – это только дети той великой кровопролитной войны. Помню, как мне самой никак не верилось в то, что моя мама и отец, бабушка видели «тех» немцев. Немцев, которых называют фашистами. Казалось невероятным, что враги топтали пол в нашей хате, сидели за нашим столом, спали на наших кроватях, а бабушку вместе с малыми детьми выгнали жить в холодный дощатый сарай. Невозможно было представить, что моя мама пятилетним ребёнком бежала по улице, которая с двух сторон была увешана вовсе не киношными трупами. Что недалеко от изумительно красивого берега озера, за нынешней больницей, куда все наши горожане любили ходить купаться и отдыхать в годы моего детства и юности, было место мучительной казни евреев, которых фашисты закапывали живьём, а потом проезжали по ним танками, и кровь выступала на жёлтом мягком песке. Что там, где сейчас стоит наша церковь, была виселица, а полицаи заставляли людей смотреть на казнь. И надо было смотреть и молчать, иначе в петлю можно было попасть самому, так рассказывала моя бабушка. А дома её ждали две маленькие дочки…

Это страшно… Но надо было жить. Вставать утром, готовить пищу, стирать бельё, делать грядки, сеять хлеб…, не имея ни малейшей уверенности в том, что капусту, сваренную в печи, будешь есть ты, а не фриц, что наденешь приготовленное чистое бельё, что соберёшь посеянный тобой хлеб, что вечером ляжешь спать, а утром обязательно проснёшься, и тебя не сожгут вместе с твоим домом.
 
Геннадию Пациенко с большим мастерством удалось передать ощущение  военного, каждодневного, напряжённого БЫТИЯ. Жизнь деревни, ребячьи игры, природа, даже куры и единственный на всё село конь Витязь – всё в тревожном ожидании. В каждом движении, слове, дуновении ветра что-то смутно угадывается и пугает  своей таинственностью.

Образ огромного вяза, который служил наблюдательным пунктом для пытливого и ловкого Егора, выписан автором ярко, подробно, так, что отчётливо «видишь» каждый сучок, каждый листок могучего дерева, сохранившегося и до наших дней, как сохранился, пройдя через страдания, наш мужественный народ с его крепкой верой и любовью к родной земле.

Озеро с камышами и лозами по берегам, кишащее рыбой, которую некому, да и страшно ловить, потому что могут налететь немецкие самолёты, а куда спрячешься на воде? Это озеро в бурю, когда “надвор’е рэзка змянілася, пахмурнела, азвярэла зашамацелі яблыні, паляцела лістота, а ўздоўж раўчука закруціліся кусты маладой ляшчыны. Вяз пад вокнамі глуха пачаў абурацца, нібы сярдуючы на патрывожаны свой супакой. Пад страху паспешліва пабеглі куры за пеўнем следам. А над далёкімі , намі не выхаджанымі ў гэтае лета лясамі з уладнай рашучасцю загрымеў гром. Неба рэзка пацямнела, абяцаючы лівень”, зарябило, задрожало, и ветер погнал по нему от берега “лодку-даўбёнку” с  тремя растерянными девочками в ней. Как похож этот образ на тревожную и опасную, а вовсе не “ціхую” жизнь в оккупации!

Заброшенные постройки на другом берегу озера, в которых прятались неизвестные люди, отдалённые звуки взрывов на железной дороге, загадочный Снегиринный лес, который предстаёт непроходимой чащей, надёжно защищающей партизан…Какие они, эти партизаны?

Вместе с Егором читатель догадывается, что отец мальчика не случайно так часто пропадает в Снегиринном лесу, что немой пастух – не пастух вовсе, а партизанский связист с радиопередатчиком и пистолетом в кармане фуфайки, что переводчик у немцев – подпольщик, спасший не одну жизнь земляков.
 
Через образные намёки, ненавязчивые мазки писатель-художник незаметно рисует войну «взрослую». Поэтому и главному герою, и мне, читателю, становится спокойнее: они, взрослые, мужики, партизаны, не дадут в обиду детей и баб, деревню свою, это озеро, коня Витязя и городскую девочку Ингу.

В повести Геннадия Пациенко «Пока пуля летит» нет истории любви в том виде, в котором мы привыкли встречать её в последние годы, когда понятие «заниматься любовью» стало привычным даже для маленьких детей. При всех тщетных попытках оградить неокрепшие души от растлевающего влияния теле-и- видио-видения, сетевой информации, низкопробной литературы, уличной науки, приходиться констатировать, что незаметно для нас в обществе всё же произошла подмена нравственных сокровищ, на которых воспитывалось старшее поколение, на фальшивые западные ценности, губящие души наших детей и внуков.

На этом печальном фоне очень трогательно выглядит история зарождения детской чистой дружбы с искорками настоящей любви между Ингой и Егором, который так бережно заботился и охранял свою подругу. Через многие годы, уже будучи студентом, и даже сейчас, на склоне лет, он всё время искал и ищет  Ингу, которой, к счастью, удалось санитарным поездом вернутся в Москву, к родителям: «У сваіх марах я мацней за ўсё любіў наша з ёй сяброўства, святлей за якое нічога не сустрэў. І дагэтуль я пільна ўзіраюся ў твары жанчын, гляджу ў вагонах мятро і іншых месцах, шукаю аддалена падобныя рысы, спрабуючы адгадаць даўно сталую Інгу…”

Конечно, автор, наверное, мог бы написать вместо повести целый роман, рассказывающий об ужасах войны и о героизме защитников Родины, но он искренне признаётся, что «распавёў гісторыю не да канца. Зрабіў гэта наумысна, каб далей яе дадумалі самі чытачы”. Геннадий Пациенко не обижает читателя, не оставляет его в отчаянном неведении о судьбах персонажей, а в своей “взрослой исповеди” всё-таки завершает краткое повествование о каждом.  И неожиданно появляется чувство благодарности к автору за такое бережное и тёплое (как к маленькой Инге) отношение к далёкому и призрачному для него читателю. 

Нельзя не отметить и символическое, очень удачное название повести “Пока пуля летит”. Пока пуля летит, последняя пуля для каждого человека, надо уметь и успеть ЖИТЬ. Чисто, светло, благородно….

P.S. Статья опубликована в газете "ЛІМ" № 26 от 02.07. 2010г.(Минск)