Клятва
На городской окраине Алексей вышел из маршрутного автобуса. От главной дороги уходила под прямым углом другая, которая и была ему нужна. По ней предстояло пройти как можно быстрее ровно пять километров.
Огляделся вокруг — ни души. Что ж, замечательно! Он близок к той цели, достижение которой составляло с некоторых пор весь смысл его жизни, и поэтому «пятикилометровку» надо было преодолеть без приключений. А потом — гора с плеч.
Он не раз слышал о разбойных нападениях на дорогах, и это обстоятельство обязывало быть предельно осторожным.
Алексей шел широким шагом и с горечью думал о том, что в его жизни почти всё, казавшееся ещё какой-то десяток лет назад чуть ли не наступившим «светлым будущим», дало крен, скособочилось, съёжилось, затрещало по швам. А страна-то, страна… Она разваливалась на глазах, жила в ожидании очередных катаклизмов. Перестройка не спасла «великую державу», и процесс ее распада вступал в активную фазу. В воздухе висело:
— Чтобы перестроиться, надо выйти из строя!
Точнее и не скажешь: выйти, чтобы не возвратиться…
По обеим сторонам дороги рос невысокий кустарник. Между ним и проезжей частью белел местами последний снег уходящей зимы.
Было всё-таки морозно, и Алексей сожалел, что забыл в скором поезде отличные кожаные перчатки. Пальцы стали мёрзнуть, и тогда он сунул руки в карманы куртки. В правом из них нащупал зажигалку.
Ему, некурящему, она была, конечно, ни к чему, но так случилось, что получил он её неожиданно в подарок несколько часов назад. Забавным этот случай не назовёшь.
На железнодорожном вокзале Алексей стоял напротив расписания поездов и вдруг услышал рядом тихий голос:
— Не уходите, выслушайте. Мне показалось, что вы — человек добрый. Только не подумайте, что я вас хочу обмануть. Я приехал в этот город заработать денег, но остался ни с чем. Теперь бы домой возвратиться. Мать у меня там старенькая, слабенькая. На лекарства хотел ей заработать. Вы слушаете, да? Вчера последние деньги на еду потратил. А как уехать? Открыто, на виду у всех, просить страшно. Тут везде свои вокзальные «нищие» — я догадался об этом по их поведению. Если заметят, что я тоже прошу, — изобьют или что-нибудь еще хуже сделают. Вот я и решился просить у незнакомых людей так, чтобы никто не заметил… К вам — к первому. Добраться домой можно электричками. Из города в город — шестьсот километров. Мне бы собрать немного денег. И к маме. Ради Бога… Мама там одна… Ждёт, плачет, наверное… Вы, пожалуйста, поверьте.
Мужчина замолчал. Было понятно, что он со страхом и с отчаянной надеждой ждал ответа. Повторил упавшим голосом:
— Мама… Ради Бога… Больная… Помогите. Я не вру.
Алексей не взглянул на просителя, но ему мгновенно вспомнилось, как однажды в Смоленской области, вблизи Велижа, его фуру с грузом не пропускали через контрольный пост, требовали предъявить специальное разрешение на передвижение по весенним дорогам — таков был порядок.
Перед началом этого рейса всё выглядело привычным образом, как в простой школьной задачке: из пункта А фура должна была доставить груз в пункт В по трассе на юго-восток. И, как всегда, пройти через пару суток в десятке километров от родного села. Но оттуда ему позвонили, что мама лежит в больнице — ей срочно сделали операцию… Маме, которую он так безмерно любил.
И Алексей, долго не раздумывая, отправился на этой фуре в дорогу. О приобретении заранее специальной «бумаги», именуемой в шофёрских кругах «дозволом», ни водитель фуры, ни он, Алексей, в суматохе просто не вспомнили.
Никакие уговоры не помогали: дежурившие на посту (пожилой мужчина и две женщины средних лет) были непреклонны:
— Без разрешения не положено.
— Фура с грузом — что ж, возвращаться?! — уговаривал Алексей.
— Не положено. Это ваши заботы.
— Пропустите. Мама в больнице после операции. Надо к ней… Очень прошу…
— Русским языком сказано — нельзя! Вас всё равно остановят на другом посту. Не в нашей области, так в соседней.
В отчаянии Алексей возвратился к фуре, уткнулся головой в закрытую дверь кабины. Если бы он посмотрел в боковое зеркало, то не узнал бы своего лица, которое было мертвенно бледным. Мама, мама… А вдруг она там, в больнице…
Всякий раз, прощаясь с ним после его приезда в короткий летний отпуск, она спрашивала:
— Сынок, приедешь хоронить меня?
А вдруг она теперь не выдержит — годы какие!
Надеясь на непостижимое чудо, Алексей еще раз отправился к будке с дежурными, распахнул её дверь настежь и, не переступая порога, выдохнул:
— Ради Бога прошу… К маме… Старенькая она… После операции… Я же не вру! Ради Бога…
Сначала ему показалось, что он ослышался:
— Поезжайте.
О, добрая русская душа!
Вне себя от радости Алексей побежал к фуре.
По дороге, возле очередного поста, он купил злополучный «дозвол», что называется, из-под полы, у «делового парня» за небольшие деньги и бутылку спирта, прилепил изнутри к лобовому стеклу кабины так необходимую «бумагу» с крупными, красного цвета, буквами. И всё… Больше фуру никто на всём пути ни разу даже не остановил.
«Дозорные» замечали издалека за стеклом яркий «дозвол», давали знак проезжать мимо: всё в порядке.
Мама лежала на больничной койке под какими-то трубками, капельницей.
Капельки крови на белоснежной простыне.
Обрадовалась, улыбнулась ему.
…Как утопающий хватается за соломинку, так и этот мужчина, что стоял рядом с Алексеем у расписания поездов, все ещё надеялся на бескорыстную помощь незнакомца:
— Ради Бога… Я не вру… Ради Бога…
— Куда ехать надо?
В расписании без труда отыскался нужный поезд. Алексей отсчитал деньги:
— Здесь хватит и на купейный, и на лекарства. Поезд через полчаса.
— Так много?!
— Не забудьте маме купить конфет. Обрадуется.
Алексей всегда привозил своей маме кулёк вкусных конфет.
И, со стороны, действительно, можно было подумать, что перед расписанием поездов разговаривали два приятеля, и вот, наконец-то, один из них почти бегом отправился в кассу за билетами.
Но тут же возвратился:
— Это вам на память от меня. Подарок. Всё, что у меня осталось. Я тут устроился торговать зажигалками. Хорошо покупали зажигалки. А в день зарплаты «хозяева» дали мне пинка: получай за работу зажигалку и вали, дескать, пока жив. Новенькая зажигалка, исправная. Вся моя зарплата, значит…
Надо было подкрепиться перед дневными заботами, и Алексей поднялся на второй этаж вокзала, в кафе, сел за столик у широкого окна.
Объявили посадку на очередной поезд.
Алексей пил кофе и посматривал в окно на перрон. Среди отъезжающих заметил бедолагу с бумажным пакетом в руках, где, видимо, были пирожки или булочки. А, может быть, и конфеты.
2.
От быстрой ходьбы стало жарко.
Алексей вынул из кармана зажигалку, щелкнул ею. Ну и дела. «Вся моя зарплата, значит…»
Она ему, эта зажигалка, конечно, ни к чему — не курит. Так что и выбросить не жалко. А вот мужчину, который заговорил с ним у расписания поездов, было даже очень жаль. Намаялся, бедный. Ну, ничего. Скоро будет дома.
Быстро шагая по встречной полосе, Алексей затылком почувствовал, что на огромной скорости приближается со стороны города не простая автомашина. Без промедления, не оглядываясь, он свернул к обочине.
Черный джип резко затормозил и замер всей своей громадиной поперек дороги.
«Точно бандиты!» — промелькнула мысль.
— Мужик, ты чего тут бродишь, нас не спросивши? А?
Алексей ещё долго будет удивляться, как это ему в голову пришло так спокойно ответить, соврать:
— Сердце лечу! Врачи прописали. Пять километров до санатория, пять назад.
— Во, блин, даёт! Деньги есть?
— На проезд в автобусе. Мелочь. Не пешком же потом по городу.
— Ну, ты, блин… А зажигалка?
И с этими словами из окна вылетела и шлепнулась к ногам Алексея, видать, опустевшая зажигалка.
— Не курю я, врачи запретили, — сочинял дальше Алексей, забыв на мгновение про новенькую зажигалку в кармане куртки. Мысль сверлила одна: лишь бы не привязались, отстали, не нашли бы деньги.
— Что ж с тобой делать? Денег нет, зажигалки нет. Отдубасить для порядка? Что, братва, отдубасим его, чтоб лечился подольше? Как, хрянь, в штанах пока сухо?
Братва в машине одобрительно загоготала.
— Забыл!!! Вот зажигалка… Друг подарил… Новенькая. А зачем она мне, если не курю. Дарю.
— Другое дело! — из кабины к Алексею потянулась струйка белесого сигаретного дыма.
— А ты, блин, не из сопливых. Карманы от страха не выворачиваешь. А, может, денежки где-нибудь, блин, на кишках привязаны, а? Некоторые хмырьки даже в плавках прячут. Во, блин, дают.
— Мне, говорю, только на проезд… Копейки… Сердце лечу, хожу.
— Ну, ходи, ходи, блин. Нет времени, блин, тебя подлечить.
Джип страшным чудищем взревел и исчез из виду.
Алексей почувствовал, как в коленях резко потеплело и захотелось опуститься, лечь без сил на весеннюю, но еще очень холодную землю. Сунул руку под куртку. Там, на животе, в самодельном пояске, была спрятана приличная сумма денег. Да и в бумажнике были.
— Какой ужас! — сказал он вслух.
Могли запросто «отдубасить», если б не отвлекла зажигалка. Минутное дело для «братвы», хотя и торопились. Нашли бы деньги и забили до смерти. Сколько случаев...
Вот тебе и зажигалка! Выручила.
До цели оставалось еще полпути, и он побежал.
Быстро темнело.
Он перешёл на шаг, когда за деревьями показались светящиеся окна двухэтажного здания санатория.
В минуте ходьбы от него Алексей забрался рукой под самую рубашку и, расстегнув замок-молнию на пояске, переложил бумажный пакет с деньгами в боковой карман куртки.
Дежурная, стройная молодая женщина в белом халате, оказалась приветливой:
— Да, есть у нас такой, есть. Подождите, пожалуйста, немножко.
Уже скоро в фойе перед Алексеем возник нужный ему человек, которого он видел всего второй раз в своей жизни. Если бы кто-то посторонний услышал их короткий разговор, то, пожалуй, ничему бы не удивился:
— Добрый вечер… Привёз, как обещал. Вот, возьмите.
— Да-да, я вас узнал. Я, знаете, верил.
— Вот и хорошо. Всего доброго!
И больше друг другу ни слова…
После неяркого света глаза быстро привыкли к темноте, и Алексей зашагал в обратном направлении. Он больше не думал о том, что кто-то «нехороший» может встретить его на этой дороге. Вытащил из-под рубашки пустой поясок и бросил его за обочину. Всё! Больше он ему не потребуется.
Ему хотелось петь, плясать от радости, от счастья.
Но не выдержал и заплакал:
— Мама, родненькая, как же я мог… Тобой, жизнью твоей поклялся, что привезу эти деньги!
Он остановился, почувствовав, как часто и сильно бьётся сердце.
Надо успокоиться и идти дальше.
3.
Алексей возвращался в город почти в полной темноте по «пятикилометровке», теперь знакомой и обозначенной всё так же чуть заметными полосками снега за обочинами, и невольно прокручивал в памяти жуткую историю, случившуюся с ним в последние годы.
Начиналось-то всё радужно. Ему, профессиональному специалисту, предложили быть директором нового книжно-газетного издательства. Семь крупных предприятий объединили свои доли в уставном капитале рублями и валютой.
Он согласился. Можно даже сказать, что был безмерно счастлив.
Энергично начал закупку за валюту необходимого числа компьютеров, фотонаборной техники. Чтобы приобрести высококачественную офсетную бумагу, Алексей отправился к разным её производителям и поставщикам, а также побывал на биржах. Возвратившись, он предложил на совещании директоров:
— Наши заводы, напомню, выпускают разное специальное оборудование, необходимое и для бумажной промышленности. И вот его-то на одном из бумажных комбинатов могут и желают без промедления купить. Точнее, не купить, а обменять по бартеру на бумагу. Я подсчитал, что сделка для нас очень выгодная. И часть бумаги даже можно будет сразу продать, поскольку её получим по результатам сделки достаточное количество и для собственных нужд, и для продажи.
— Интересное предложение, — отозвался один из директоров. — Но надо заранее продумать, кто бы мог приобрести и по какой цене излишки бумаги?
— Я был на товарных биржах, продать бумагу по выгодной цене не проблема, —заметил довольный Алексей.
И, действительно, после подписания соответствующего контракта с поставщиком офсетной бумаги железнодорожные вагоны с оборудованием ушли на бумажный комбинат.
А тем временем «перестройка» совершала очередной удручающий виток.
Кто-то (кто именно, об этом ходили разные разговоры, слухи…) перевел часы огромной страны на смутное время, и оно настойчиво стало навязывать всем и всему свои правила поведения. Точнее — поведение без правил.
В канцеляриях учредителей издательства, еще не так давно щедрых и заботливых, Алексею были вручены официальные записки с требованием в кратчайший срок возвратить все ранее перечисленные денежные средства. Отныне руководству предприятий было не до издательства и не до него, Алексея, оказавшегося, увы, в полном одиночестве.
Он должен был незамедлительно продать всю офсетную бумагу и выполнить предусмотренные уставом требования учредителей. Необходимо было возвратить одному из них и всю компьютерную и иную технику, рассчитаться при увольнении полностью с теми специалистами, которые начали работать в издательстве.
С каждым днём какая-то неведомая сила втягивала и втягивала Алексея в мрачный тоннель, в конце которого не было видно никакого просвета. Прошел месяц, но комбинат бумагу не отгружал, несмотря на напоминания о грубом нарушении договорных обязательств.
Инфляция пожирала рубль.
Наконец, пришло сообщение, что надо бы доплатить: бумага, дескать, подорожала.
Деньги были, и требуемая сумма ушла на комбинат. Ссориться, спорить было бессмысленно.
Прошёл еще месяц, и ситуация повторилась:
— Бумага дорожает…
Были еще деньги, но на этот Алексей все же предложил:
— Понимаю, предприятию нужны «живые» деньги. И я не против того, чтобы перечислить указанную сумму, но, со своей стороны, предлагаю с учетом обеих доплат увеличить также число вагонов отгружаемой в наш адрес бумаги.
К удивлению Алексея, там быстро согласились. Договор дополнили новыми обязательствами — деньги ушли.
И — полная тишина. Месяц, другой…
Но Алексей больше на комбинат не звонил. На сердце возникла ноющая тяжесть от ощущения нелепости и безысходности возникшего беспредела.
Получив из рук бухгалтера очередную зарплату, он собрал кое-какие дорожные вещи и отправился в скором поезде на малую родину. Мол, повидаю еще раз мать-старушку, а потом будь что будет.
Ехать надо было далековато, с пересадкой.
На станции пересадки до отхода поезда оставался почти целый день, и Алексей вначале долго бродил по городу.
Прошёл мимо главпочтамта с переговорным пунктом. И вдруг внезапная мысль утвердилась в нем: «Позвоню на комбинат, в последний раз позвоню!»
Он почувствовал мощный прилив сил, воля его невидимым образом окрепла.
Но на двери главпочтамта висело объявление: «Временно закрыто. Ближайший переговорный пункт находится на улице…»
Алексей свернул на боковую улицу и на её правой стороне, на одном из зданий, увидел табличку «ПЕРЕГОВОРНЫЙ ПУНКТ». Поднялся по ступенькам, но тут же остановился в нерешительности. Ну что он скажет? Что находится в полном отчаянии?
Он пересёк улицу и сел на скамейку. Если не звонить, будет какая-то надежда, что на комбинате что-то изменится в лучшую сторону и бумагу через месяц или два отгрузят. А если позвонить, то можно будет услышать такое, что и волосы на голове зашевелятся. Скажут, что разорились, обанкротились. Примеров тому была масса!
Опять свинцовой тяжестью наливалась голова…
Он поднялся, но тут же опустился на скамейку — не было сил. Боль в висках.
И всё же надо звонить. Эх, была не была... Надо поставить во всем этом точку, надо.
Алексей вошёл в переговорный пункт.
Все помещение слева и справа было заставлено кабинами. Прямо впереди, может быть, в метрах двадцати, на возвышении, находилась небольшая будка с окошком. Алексей поднялся по ступенькам.
Весьма размалеванная девица удивленно взмахнула длинными ресницами:
— Зачем вам столько жетонов?
— Надо! — отрезал Алексей.
Неожиданно жетоны выпали из рук, заскользили по ступенькам, и он долго собирал их, досадуя на свою неловкость. Один из жетонов прямо-таки застрял в кольце, торчавшем в стыке ступенек.
Девица весело хлопала ресницами:
— Я же вам говорила! Зачем вам столько жетонов?
Они снова посыпались из рук.
— Я же говорила вам, говорила…
Алексей плотно закрыл за собой дверь переговорной будки, набрал нужный номер. Вскоре в трубке прозвучал знакомый голос:
— Отдел снабжения и сбыта…
Алексей назвал свою фамилию и должность. Но своего голоса он не узнал. В нем звучали металлические нотки, не терпящие никаких возражений:
— Вы получили оборудование в полном объёме? Да или нет?!
— Да, — послышалось в трубке.
— Доплату получили, а за ней еще одну?!
— Да.
— Осталось пулю в лоб пустить?!
На той стороне мгновенно воцарилось молчание. Прошло, может быть, секунд десять. Алексей подумал, что связь прервалась, прижал трубку к уху: она была «живой».
Наконец-то:
— Доложу главному инженеру. Перезвоните чуть позже.
— Я позвоню ровно через три часа.
Алексей повесил трубку и вышел на улицу. Если бы его в тот момент спросили, кому все же предназначалась обещанная пуля, кому-то на комбинате или своей голове, он не сразу бы ответил на этот вопрос.
Возможно, потребовалось бы две пули.
Но что сказано, то сказано.
Ровно через три часа возвратился на переговорный пункт, позвонил.
Через несколько минут безмерно счастливый, он направился в сторону вокзала, повторяя и повторяя только что услышанные им долгожданные слова:
— В течение трех суток офсетная бумага в полном объёме будет отгружена по указанному адресу. Соберём со всех складов.
Через три дня пришло и подтверждение по телетайпу, что бумага отгружена на железнодорожную товарную станцию города, возле которого Алексей вновь отмеривал шаги на «пятикилометровке».
Оглянувшись, он заметил вдалеке светящиеся фары автомобиля.
Возвращается тот джип?
Оказаться избитым ни за что ни про что не было никакого желания.
На всякий случай, он мигом свернул за придорожный кустарник и лег на землю.
4.
Действительно, после отгрузки офсетной бумаги поставщиком Алексей был вне себя от нахлынувшей радости. Вот и появился свет в конце тоннеля. Продаст всю бумагу, рассчитается со всеми и забудет этот кошмар.
Он и предположить себе не мог, что новый кошмар ждал его впереди.
Брокер торговой биржи не раз подтверждал, что по-прежнему есть надёжный оптовый покупатель для бумаги, но вот её на указанной Алексеем железнодорожной станции всё нет и нет.
На комбинат Алексей не стал звонить: оттуда вагоны с бумагой, действительно, отправили. Тут никаких сомнений не было.
Где же она, если ее и спустя полтора месяца нет на товарной станции? Другого варианта в голове больше не возникало: надо ехать на эту станцию.
Он взял билет на поезд туда и обратно и утром следующего дня вошёл в приёмную начальника станции. За столом сидела молодая брюнетка и что-то усердно подсчитывала с помощью массивного калькулятора, не обращая на Алексея никакого внимания. Наконец, она приподняла голову:
— Вы по какому вопросу? И кто вы?
Алексей ответил.
Кресло облегчённо скрипнуло, и брюнетка ещё раз взглянула на Алексея:
— Сейчас доложу.
Этот взгляд больно уколол Алексея. Почему, он не мог понять. «Я-то что тебе должен? — с досадой подумал он.
Ушла в кабинет доложить, но не сразу. У зеркала оглядела себя со всех сторон, поправила причёску и немыслимо короткую юбку, тщательно обновила на губах помаду.
Возвратилась в приёмную минут через пять, оставив за собой дверь в кабинет открытой, и взглянула на Алексея:
— Вас ждут.
И опять ее пристальный взгляд вызвал в нём невольное сопротивление и интуитивное беспокойство.
Алексей вошёл в кабинет и, закрыв за собой дверь, тут же забыл о секретарше. Перед ним был начальник станции, и сейчас что-то прояснится с бумагой. «Ну, обрадуй же поскорее, что вагоны с бумагой пришли на станцию!» — подумал Алексей.
— Вагоны с бумагой пришли на станцию, — сказал начальник. — Присаживайтесь.
— Какая радость большая! — Алексей чуть было не бросился обнимать начальника станции. — Значит, можно отправить её покупателю? Немедленно сообщаю на биржу.
— Ах, отправка… Кому же не хочется груз отправить поскорей... Поздравляю вас, бумага ваша пришла в отличных вагонах, в новеньких. Капля дождя не просочится, комар носа не подточит. И это замечательно. Ведь если вагон дырявый, то какой же товар в нём можно куда-то довезти? Ткань сгниёт, рис прорастёт, бумага в кашу превратится. Вот только жаль: пришлось рулоны на склад выгрузить.
До Алексея, воодушевленного «хорошей новостью», пока не доходил сполна смысл вкрадчивой речи собеседника. Он повторял то, что вертелось у него на языке:
— Давайте грузить со склада, покупатель ждёт. Я сообщу на биржу хорошую новость.
— Сейчас всё обсудим. И отгрузим, конечно. Но вот послушайте, что вам дальше скажу. Вот вы, я вижу, человек воспитанный. Предлагаете вежливо, даже как-то радостно, мол, давайте грузить со склада. А тут как-то был «гусь» с юга с мебелью. Влетел в кабинет и давай требовать: «Немедленно грузить!!! Нечего мебели на складе лежать! И чтоб вагон был с иголочки!» И даже кулаком по столу. Не желал разговаривать спокойно, совсем не умел разговаривать. Что ж, ладно… Погрузили мебель в новенький вагон. Улетел клиент со станции очень довольный. Но в каком виде он свою мебель получил? Представляете, какие-то дурни вагон с мебелью с горки несколько раз толкнули… И что в итоге? Была мебель — приехали к нашему несговорчивому «гусю» доски да щепки. Вы-то, наверное, знаете, что такое горка? Вагон отпускают в свободный полёт по рельсам под наклоном, а потом останавливают.
А остановить можно и не резко, а можно и очень резко. Вот так, кстати, и с тканью, и с бумагой бывает. Давай, быстрей грузи, но не хотят никак понять, что вагоны могут оказаться и с дырявыми крышами, а могут — и не с дырявыми. Кому как повезёт. Не хотят поговорить, поразмыслить. А какой народ — эти ленивые грузчики? Если не проследишь, то так погрузят рулоны с той же бумагой, что потом товар можно будет сравнивать с помятой ливерной колбасой. Одни убытки, понимаете?
Начальник станции с нескрываемым удовольствием посматривал на клиента: куда, мол, денешься? Тебе, Алексей, ценная бумага позарез нужна — как дождь после ста лет засухи!
И тут Алексею, действительно, стал понятен смысл длинного монолога. Хозяин кабинета хотел получить взятку.
Недавняя радость от «хорошей новости» мгновенно исчезла, как дым на хорошем ветру.
Если не дать взятку, что в итоге будет с бумагой? Очень ясно предупредил, что будет. Но это катастрофа полнейшая. Бежать жаловаться? Но куда и кому? Некуда и некому. Да и времени нет. Его лимит для Алексея полностью исчерпан.
Альтернативы никакой. Сколько же он хочет? И где же взять «наличку»?
— Вагоны с бумагой пришли на станцию давно, еще в начале января, — это уточнение к ранее озвученной «хорошей новости» прозвучало для Алексея, как ещё один гром среди ясного неба. — Да, вы не ослышались: ещё в начале января. А сейчас — март.
— Почему же не сообщили вовремя о прибытии вагонов? — недоуменно встряхнулся Алексей. — И я звонил, и по моему поручению на станцию неоднократно звонили. Но нам отвечали, что вагонов с бумагой нет.
— Ну что вы тоже начинаете спорить? — собеседник продолжал отлично играть заглавную роль в продолжающейся трагикомедии и сделал сильное ударение на слове «тоже». — Кто звонил, куда звонил? Вы сами разбирайтесь. А пока за вами штраф большой числится. С января бумага на складе загорает. Огромный долг намечается — надо платить. За всё надо платить.
Начальник станции назвал сумму штрафа, и у Алексея потемнело в глазах. Такой штраф никогда не заплатить. Нечем. Он лишь тупо переспросил:
— Почему не сообщили о прибытии вагонов?
— Конечно же, сообщили! — оживился безжалостный и гнусный вымогатель. — И этот факт в журнале отправленных сообщений зафиксирован, как полагается. В начале января, потом в середине и в конце января, и даже в феврале отправили сообщения о прибытии груза на станцию, а тут вы и сами приехали. У нас во всём порядок образцовый. Не верите?
Не ожидая ответа, он позвонил секретарше:
— Ксюша, принеси журнал!
В дверях показалась брюнетка с журналом.
Она приблизилась к столу, за которым обречённо сидел Алексей, и с чувством большого удовлетворения от его подавленного настроения раскрыла журнал. Трижды резко ткнула пальцем в строчки журнала:
— Записи вот здесь, здесь и здесь!
Алексей попытался прочитать записи в журнале, но строчки расплывались перед глазами, он с трудом улавливал их смысл. Сообщение кому и когда?
— Спасибо, Ксюша! Можешь идти, — распорядился начальник.
Журнал моментально захлопнулся. Алексей чуть было не закричал, что записи можно сделать, но сами сообщения никуда не отправлять.
Мол, врёте!!!
Забыв всякую осторожность, он повернулся к начальнику станции, чтобы высказать ему в лицо всё, что он, Алексей, о нём сейчас подумал. Но тот провожал восхищенным взглядом медленно удаляющуюся Ксюшу.
И в это мгновение простая мысль, простая догадка смогла промелькнуть в сознании Алексея, ловко отправленного хозяином кабинета в нокаут. Если бы дело было только в уплате огромного штрафа, то о нём, штрафе, было бы сказано сразу, когда он вошёл в кабинет, и в разговоре была бы немедленно поставлена точка — безо всяких «прелюдий» о дырявых вагонах и «ливерной колбасе». Ему, этому вымогателю, нужны деньги в его собственный карман. И — конечно же!!! — не в объёме штрафа. Да и тот, если проверить, окажется, «накрученным», липовым. И ещё вопрос, было ли у станции право задерживать вагоны и выгружать бумагу на склад.
Одна только угроза — за «непонятливость» превратить рулоны бумаги в «ливерную колбасу», прозвучавшая в кабинете, оставалась реальной.
Разыгран спектакль, отрепетированный, видимо, на многих клиентах. Да, альтернативы нет. Пора переходить к «аплодисментам».
Глядя в глаза взяточнику, Алексей твердо сказал:
— Штраф заплатить не смогу. Таких денег у меня нет и не будет. Наличными — смогу. Лично вам. В разумных пределах. Вагоны нужны без дырявых крыш. Погрузка бумаги — немедленная и качественная. Сколько?
На протянутом вымогателем клочке бумаги значилась крупная сумма, но Алексей твердо сказал:
— Послезавтра утром я буду здесь. Две ночи в поезде. Туда и обратно.
Алексей вышел из кабинета начальника станции и машинально взглянул на брюнетку. Откинувшись в кресле, она ядовито улыбнулась ему.
Через два дня он снова был в приёмной. Спросил секретаршу:
— Один в кабинете?
— Да. Я доложу.
— Сиди! Сам доложу.
Алексей был теперь с требуемыми наличными деньгами, и, как в шахматной партии, «материальный перевес» был на его стороне. Не поднимаясь из-за стола, начальник станции указал на шкаф с открытой дверцей:
— Вот туда, в картонный коробок.
— Я хотел бы посмотреть, как идёт погрузка.
— Нет проблем. Мой зам по погрузке всё организует.
Алексей на мгновение задержал свой взгляд на лице взяточника: неужели такие деньги делают его счастливым? И вышел.
Кабинет зама был напротив приёмной.
— Погрузка бумаги? За этими грузчиками нужен глаз да глаз, а у меня совершенно нет времени. Вы меня понимаете?
Алексей ужаснулся, так как новый «спектакль» начинался теперь в кабинете зама:
— Но я заплатил начальнику! — «открытым текстом» произнес Алексей.
— Но это ведь ему.
— Сколько вам?
…Через два дня на грузовой площадке возле огромных складов Алексей увидел, наконец-то, длинные ряды рулонов его офсетной бумаги. На железнодорожных путях стояли новенькие вагоны — один к одному! Он заглянул в один из вагонов, но тот был пустой. Заглянул в другой — тоже пусто… В третий… Далеко, в конце погрузочной платформы, заметил сидевших на каких-то ящиках грузчиков. Один из них направлялся к нему.
Почему медлят, почему не грузят бумагу? Или отдыхают? Перерыв?
Грузчик подошёл, он оказался бригадиром.
— Начальство утверждает, что погрузка идёт полным ходом. Но я этого не вижу. У вас перерыв?
Бригадир кивнул головой в сторону грузчиков:
— Знай себе, твердят, что зарплата маленькая. У меня, кстати, не лучше. Надо бы поддержать. С таким настроением не работа, а так…
Без обиняков бригадир назвал требуемую для поддержки «рабочего настроения» сумму.
— Но у меня нет с собой никаких денег, — почти прошептал Алексей.
Ему показалось, что он теряет сознание. Присел на рулон. Разные мысли тяжёлыми бревнами заворочались в голове. Денег, действительно, нет. И в первом, и во втором случае, для начальника и его зама, он брал у «частников» наличные под большие проценты. С естественным предупреждением, что в последний раз, и надо, мол, рассчитаться по долгам сначала. Иначе…
— У меня нет денег с собой, но и привезти вам нечего, —
с трагической безысходностью в голосе уточнил Алексей.
Он по-прежнему сидел на бумажном рулоне, и подняться не было никаких сил. Что делать, что же делать? Если вагоны немедленно не уйдут к покупателю, он погиб.
Бригадир стоял рядом и молчал. Алексей продолжал сидеть на рулоне, опустив голову на грудь. Наконец, он приподнял голову, но вагон перед ним качнулся. Тогда он стал дышать глубже, чтобы все-таки не потерять сознание.
Алексей напоминал собою рыбу, безжалостно и далеко выброшенную из воды на жаркий песчаный берег.
Никто ему не сможет помочь, никто.
Нашёл в себе какие-то силы, первым прервал молчание:
— Я привезу вам деньги. Привезу, когда продам бумагу. Грузите, отправляйте —через три-четыре недели привезу всю сумму. Даже больше… Я клянусь!
В его лице не было ни кровинки.
Почему же он, бригадир, не верит ему?
Бригадир молчал. И тогда Алексей отчаянно произнес:
— Я клянусь… Клянусь своей мамой… Её жизнью клянусь!
— Я вам верю.
Ушёл бригадир.
Запыхтели автопогрузчики. Заохали новенькие вагоны, аккуратно принимая в свое чрево рулон за рулоном отличную офсетную бумагу.
Некоторое время Алексей стоял на краю грузовой площадки, не решаясь уйти. Слезы неудержимо хлынули из глаз.
Но кто их заметил?
И кому они были нужны на всем белом свете, эти его слёзы?!
5.
Прошло больше десяти лет. Много раз Алексей делал в этом городе пересадку с поезда на поезд. То ли ехал куда-нибудь по своим делам, то ли спешил в гости к маме. Поначалу не раз хотелось зайти к «обидчикам», посмотреть им в глаза и спросить:
— Разве вы люди?
Но потом — расхотелось.
Алексею однажды стало понятно, что он простил их.
Тихой радостью отозвалось в его душе еще одно событие, связанное со всей этой уже далёкой историей.
В ожидании поезда он бродил по улицам. Ему нужно было сделать обязательный звонок, но мобильник лежал разряженным в кармане куртки. И тогда он направился к главпочтамту. В объявлении значилось, что переговорный пункт временно закрыт, но есть другой — на боковой улице.
«Знакомая история!» — Алексей до подробностей вспомнил, как он когда-то свернул на эту улицу и позвонил на бумажный комбинат. Да, это были невероятно отчаянные и страшные слова:
— Осталось пулю в лоб пустить?!
На боковой улице он сразу заметил ту самую скамейку, на которой сидел в нерешительности перед телефонным звонком. «Надо же, она на старом месте!», — улыбнулся ей, как давней знакомой.
Дверь была широко распахнута, и Алексей быстрым шагом вошел в переговорный пункт. Ему тотчас показалось, что он что-то перепутал, ошибся входной дверью.
Он стоял в притворе церкви.
Чтобы все-таки убедиться, что это есть то помещение, где он побывал десять лет назад, Алексей, не раздумывая, вышел на улицу.
Сомнений не было. То самое здание. С обеих сторон его прочно теснили, как и раньше, высокие железобетонные коробки.
Он перекрестился и поднялся по ступенькам в церковь.
Вот там, где Царские Врата, стояла будка, в которой сидела размалеванная девица и продавала жетоны. Он дважды уронил их и долго собирал на ступеньках — девица смеялась.
Да, собирал жетоны на ступеньках амвона…
А телефонная кабина, из которой он тогда звонил, стояла слева, у стены… На том месте он видел сейчас перед собой большую икону Божией Матери «Всех Скорбящих Радость».
И всё же он спросил одну из старушек:
— Правда, здесь раньше был переговорный пункт?
— Слава Богу, он теперь не здесь, а через несколько домов дальше по улице. А тут церковь во все века была. Ещё мой прапрадед приходил сюда молиться Божией Матери. Она — Заступница наша усердная. Всех Скорбящих Радость. И твоя, сынок, стало быть, Заступница и Радость. Ходит по земле, плачет о грехах человеческих…
2011 г.
- 23 -
Свидетельство о публикации №213062500508
Найдете время - заходите на мою страничку!
С глубоким уважением, добрыми пожеланиями и благодарностью,
ДЛДФ. ОДЕССА. 2 АПРЕЛЯ 2021. ТРИЖДЫ ЗЕЛЕНАЯ!!! СК.
Даниил Кравченко 3 02.04.2021 17:22 Заявить о нарушении
Анатолий Решетников 04.04.2021 15:53 Заявить о нарушении