ошибка природы

Ошибка природы

Теперь в медицине все жаждут денег. Эскулапы стали высоко себя ценить. Одни раньше, другие – позже. Зависело от толщины культурного слоя. И лишь к единицам клятва Гиппократа прилипла навсегда. В печенку въелась. Ни бедность, ни унизительное отношение со стороны Отечества, ничто не могло разубедить их в том, что страждущему нужно помочь.  Принцип милосердия. Тяжкая стезя, но ссориться с собой – дороже денег.

К таким кремням принадлежал Илья Фомич Бурко, заведующий стационарным  отделением  психоневрологической больницы №7. Помогал всем страждущим. Со временем перестал отказываться от благодарности, но вымогать – увольте!  Дружил с собой.

К  порогу седьмого  десятка Фомич пришел с естественными потерями: морщины, седина, легкая одышка (сигареты!), подраненная алкоголем печень. Но осанка прямая, одевался не без вкуса, живот над ремнем не висел. В туалет ходил со среднестатистической частотой, мочился без мучений. Простатит, бич современности, не достал. Стрижка ему шла, нос прямой, аристократично крупный. Глаза в элегантных очках. Мозги почти свободны от маразма. Побаливало то тут, то там, но жить можно. И мужская сила (тьфу три раза) подводила редко. Правда и поводы у нее были нечастые и весомые.

Шел второй час заседания комиссии по смене пола. Претендент – хилый человечек небольшого роста, вечный гадкий утенок, так и не ставший белым лебедем к своим 34 годам, с серой, мышиной какой-то внешностью и колючим взглядом долго страдающего существа.

«Да, - подумал про себя Илья Фомич, –  мужичонка незавидный и роскошной бабой ему не стать».

Впереди у пациента долгий и многотрудный путь, засунутого в чужое тело и отчаянно пытающегося из него вылупиться. Но тело-то останется прежнее – исходный материал больно слабого качества: там кой-чего отрежут, кой-чего химически нарастят.  Но прекрасным результат не станет.

Переделывание баб в  мужиков оставляло равнодушным доктора Бурко. Потому, как известно,  бабы – дуры. Как врач, он понимал,  нелегкое это дело – стать мужчиной: удаление молочных желез (от этого, наверняка, содрогались женская часть комиссии), матки, фаллопиевых труб.  Да и еще куча всего!

Но в процессе превращения они приобретали дополнительную  деталь. Не особо функциональную, но малую нужду справить можно. На заре создания этого вида помощи, баба-хирург с коллегами, видимо во исполнение своих потаенных желаний, соорудила  пациентке агрегат невиданной величины. Радовались недолго, не прижился.  Пришлось поскромнее аппаратик приделать. 

 Но мужики! Женщина же творение ювелирное, шлифовать и шлифовать! Мозг Фомича отказывался работать, как только он представлял себе операционный стол и последствия пребывания на нем. Терять, и что!? Колени самопроизвольно сдвигались, противно ныло внизу живота. Извечный фрейдистский комплекс – страх кастрации.

***
Последнее время Фомич скучал. Ничем его уже не удивить, да и нового ничего коллеги не откроют. Поэтому частенько на всяких заседаниях, коллегиях и прочия, он уходил в себя и на него наваливались воспоминания. Сейчас что-то о женщинах вспомнилось…

Илья Фомич любил женщин и познал их не мало. В детстве он, как и каждый мальчишка, томился смутными желаниями и не знал, что с этим делать. Оттого зажимался и комплексовал. Но планку держал высоко, ему нравились только красивые и очень красивые девочки.

Но наступило время, когда красота отошла на второй план. Вот была мука! К своему стыду, в любой особи женского пола он видел только причинное место. Вот идет старуха, а оно у нее есть! Все остальное не имело ни малейшего значения. Слава Всевышнему, и это минуло.

В школе он учился очень хорошо. Легко поступил в медицинский. Выбрал психиатрию, всем говорил, что ему интересны мотивы поведения людей. А на самом деле – боялся крови и жуткой, как ему казалось, ответственности. В психиатрии, успокаивал он себя, умирают от врачебных ошибок меньше.

На первом же курсе влюбился в самую красивую девушку потока, с чарующим именем Снежана.
К красоте прилагался вздорный характер, капризы и несколько нарочитое поведение уставшей от поклонников звезды. Но она и вправду была звездой! Высокий ясный лоб, огромные серо-голубые глаза в дымке длинных темных ресниц, точеный нос, тонкая талия, стройные ноги. Все при ней, прекрасна без изъяна…

Осада длилась долгих шесть лет, но крепость пала. Перед самым распределением звезда по имени Снежана соблаговолила принять предложение руки и сердца. Да что там руки и сердца! Хорошенькая девушка смекнула, что он весь, без остатка, рухнет у ее ног и будет служить, как верный пес.
Началось служение.

***

Комиссия меж тем пришла к выводу удовлетворить желание пациента и поставить в очередь на операцию. Теперь горемыке предстояло провести почти месяц в психиатрической больнице, чтобы специалисты подтвердили, что природа действительно ошиблась. А не мужик по  причине психического заболевания решил себя святыни лишить.  По окончании процедуры и в случае положительного вердикта специалистов от «психо», «органы» меняют паспорт. И направили пациента именно к Фомичу.

Илья Фомич не любил подобного рода пациентов. Мороки с ними много. Заключение комиссии давало им сильную поддержку. Поэтому в больницу они чаще всего являлись в желаемом образе - ненастоящих мужчин и ряженых женщин.  Дамы, которым еще только предстояло стать мужчинами, ничтоже сумняшись, отправлялись справлять нужду в мужской туалет. И наоборот.  Пациенты жаловались. Илья Фомич не церемонился, говорил, что пока ты не можешь мочиться стоя, иди и мочись сидя в женский туалет! Это мало помогало и к тому же вносило сумятицу в не без того расшатанные ряды пациентов.  Доходило до курьезов.

По весне, когда обостряются не только телесные, но и душевные недуги, поступил в отделение маниакальный Толик. Сдался сам, что бывает редко. Когда человек в мании, ему хорошо, весело, все ему по плечу и нет усталости. Развеселившись  осенью, Толик понес большие материальные потери. Играл в казино, всех подряд любил и щедро одаривал, вкладывал деньги в сомнительные предприятия. В итоге – малоприятное, но, к счастью, излечимое венерическое заболевание и денежный крах.

Явился он в больницу веселый и сексуально активный. Хлопал по задницам женский персонал, лез под юбки пациенткам.

Пациентка Элла будучи еще в шкуре Эдика, но уже в кудряшках и макияже, откликнулась на ухаживания. Вечерком они уединились и, обжимая Эллу, Толик к ужасу своему под подолом кокетливого халатика обнаружил хоть и утянутый, но вполне реальный мужской член! Веселье Толика как рукой сняло. Фаза сменилась, и он погрузился в депрессию. Конечно, после того, не значит вследствие того. Но в отделении историю рассказывали так, будто Элла-Эдик вернула Толика к действительности.

***

-Да, про Снежану, - продолжал вспоминать Бурко.
Жизнь сулила только хорошее. Илья был счастлив. Если не размениваться, а сосредоточиться на главном -  получишь гран-при. Он не разменивался. Цели две – звезда-Снежана и учеба. Да, еще учеба звезды. Шесть лет ожидания и верности, редкие сбросы напряжения не считались. Он не делился душой. А в мединституте ко многим вещам подходили физиологично, то есть профессионально. Сеанс неглубокого секса, без проникновения в душу. Точка. Разбежались.

Распределили Илью  - красный диплом помог – в психиатрическую  больницу того же провинциального  украинского городка, где находился институт. Молодой паре дали убогую комнату при больничке. Удобство – дом и работа рядом. Издержки – в том же. То, что рядом легко вызвать на работу.

Через десять месяцев после свадьбы родилась дочка. Илья смутно помнит это время. Сначала большая нежность охватила его. Потом работа, пеленки, полторы ставки. Бессонные ночи, магазины, кухня, рецепты полезных блюд, которыми щедро делились коллеги-женщины. Звезды не меняют своих орбит. Снежана не стала исключением. Искренне и честно она сгрузила на Илью все тяготы непростого совкового быта. Но за вознаграждение –  доступ к холеному, быстро восстановившемуся после родов телу любимой жены.  К тому же, она подарила супругу ангела-дочку, которой дали модное в семидесятые  имя - Наталья.

Время шло. Наташа повзрослела до того, что ее смогла забрать к себе мама Ильи. Молодые занялись карьерой. Илья был хорошим диагностом. Его заметили и пригласили в украинскую столицу.  Со временем дали двухкомнатную хрущобу. Хоромы и независимость. На квартире, что они снимали по приезде в столицу, приходилось считаться  даже с хозяйкиным попугаем.

***

Пациент -  Михаил Николаевич Поляков – тот самый, кому дала добро комиссия, зашел в палату.  Остап Бендер, оглядев все великолепие общей палаты  муниципальной больницы, возможно, воскликнул бы: «Да. Это не Рио-де-Жанейро!» и устроился с минимальными для себя потерями. Поляков жил в апартаментах и похуже, но один. Присутствие семи разновозрастных и разномастных мужиков крайне смущало  его как женщину. Целый месяц! Как себя вести, этот запах, эти пристальные взгляды. Знают? А если не знают сегодня, то будут осведомлены завтра. Как будут издеваться?

Он подошел к свободной кровати. Хотелось лечь.
Путь из районного центра в столицу оказался тернист и начался в четыре утра. Попутка, переполненная электричка. Потом столичное метро в час пик. С непривычки очень сложно вписаться в плотную толпу. Особенно, если с тобой торба с вещами  почти на месяц.
- Добрый день, - сказал Михаил всем и никому одновременно.
- Глядь, а похож на мужика! -  сказал тот, что выглядел совсем здоровым. – Ты че, мужик, и вправду в бабу переделываться  будешь?

***
Илья Фомич возвращался в больницу. Он сидел в вагоне метро, опустив голову и прикрыв глаза…

Наташа  пошла в первый класс. А в душе Ильи что-то отпустило. Нет, хозяйство он по-прежнему  честно и с блеском тащил на себе. Мыл, готовил, стирал. Доставал продукты, билеты, путевки, колготки и прочее обмундирование девчонкам и себе; мебель, хрусталь, кухонную технику, моющие-чистящие, золото, лекарства и прочее. Передавал с проводниками поездов высокоценимые в те времена киевские торты и получал взамен у тех же проводников дефициты. Включая те, без которых легко можно было обойтись. Работал до одури.
 Нет, дело не в этом. Просто он стал видеть других женщин.

В то время он уже заведовал отделением в главной столичной  психиатрической больнице, именуемой в простонародье «дуркой».

Первой бросилась в глаза новенькая, только что сошедшая с конвейера медучилища сестричка Леся, в туго накрахмаленном белоснежном, ушитом  по формам, халатике. Рахат-лукум  в униформе.  Особи мужеской стати (больные и врачи) бросали на нее, то быстрые, как бритвой по ладному фасаду, с передергиванием кадыка, а то длинные, масляно стекающие, до проявления  тупизны на лице, взгляды.

Ночное дежурство шло без эксцессов: беспокойных усмирили, спать уложили. Книжка закончилась, спать не хотелось. Илья решил размяться, вышел из кабинета и увидел Лесю.  Она сидела у зарешеченного окошка, рассеянно грызла шоколад от целой плитки и смотрела далеко-далеко.  Как птичка в клетке. Круглое колено мерцало в полутьме коридора. Одна туфелька покачивается на кончиках розоватых пальцев. Свободной рукой она наматывала светлую прядь волос на наманикюренный пальчик, распускала и снова наматывала.
О, причудливый женский мозг, дающий его обладательницам возможность делать столько дел одновременно: думать, строя коварные планы обольщения, кушать шоколад, кокетливо поигрывать туфелькой, теребить волосы!

Как ему захотелось любви без обязательств и капризов, просто секса, без предоплаты!
- Зайдите ко мне, - каким-то ненатурально-строгим голосом сказал Илья и быстро вернулся в кабинет.
Леся вздрогнула крахмальными перышками, вернула искусно подведенные глазки издалека и устремилась следом.

В постели  она оказалась куда смекалистей, чем в ратном сестринском  деле. Ничего не путала, тонко чувствовала, куда и как, не извивалась и не визжала в притворном оргазме. Так начался служебный роман, длившийся до самого перехода  доктора Бурко  в другую больницу. А мужчина Илья  уверенным шагом двинулся по  тропе, ведущей  к необъятному женскому пастбищу.

Недавно Фомич встретил первооткрывательницу. Время пощадило ее. Она осталась миловидной и в свои неполные шестьдесят. Лишь зад ее слегка окурдючился, стал шире и волновался при ходьбе.

«Да… бывали дни веселые», - вдохнул про себя Илья Фомич и направился к выходу из вагона.

***

Пребывание пациента Полякова в отделении подходило к концу. Он выдержал все. Вынес всех. Даже своего лечащего врача, что была женщиной. От ее хамства и презрительного пренебрежения оторопь брала. Поляков давно заметил, что слой, защищающий нежные души эскулапов, у представительниц  прекрасного пола нарастает толще и грубее. А еще приобретает шипы ядовитые, раны от которых долго гноятся и плохо заживают. А после остаются шрамы.
Врачи, да не простые - не ниже первой, а то и высшей категории, один даже кандидат медицинских наук – тщательно обследовали очередной феномен. Все пришли к единодушному заключению -  дать добро скромному учителю истории М.Н. Полякову на исполнение его заветной мечты. Да будет женщина!