Миллионщик духовной жизни, 25 июня

25 июня

Распутин доложил о позорном церковном суде «царям», и это стало последней каплей, переполнившей чашу их терпения по отношению к Феофану и Гермогену. Отныне они уже больше никогда не предстанут перед царём или царицей, как они того ни добивались. Синод официально отправляет Гермогена на покой и предписывает Гермогену и Феофану покинуть столицу. Но взбунтовавшиеся церковники и не думали никуда уезжать. Более того, они начали угрожать царской семье публикацией упомянутого выше пасквиля «Гришка», сочинённого Илиодором (Труфановым) и Родионовым (одним из тех офицеров, кто пытался зарубить Григория саблей на «соборе»). Илиодор даже встретился с Вырубовой и рассказал ей о том, что он намерен сделать, если его, Илиодора, и Феофана немедленно не осыплют милостями. Он показал свой самый страшный козырь — письма государыни к Распутину, которые он опубликует в своём пасквиле. Письма эти были подлинные.

Илиодор, укравший письма у Распутина, ничего не сказал, что в них было, но представил всё дело так, будто это — любовная переписка. Вырубова выслушала его молча и так же молча выпроводила подлого монаха за порог. Ни на какой торг ни она, ни царица никогда не согласятся. Кроме того, Вырубова ни на секунду не поверила, что между государыней и Распутиным была любовная переписка. Илиодор ушёл с твёрдым намерением отомстить «царям» и за это.

Здесь поражает в первую очередь мягкость и нерешительность государя. Фактически, никаких мер против мятежных иерархов, возмущавших против царя народ, принято не было. Вероятно, в этом сказался пример всепрощения самого Григория: в то время как Феофан выбивался из сил, хлопоча то перед Думой, то перед Синодом о том, чтобы наказать негодного Распутина, сам Распутин отзывался о нём без злобы: «Он против меня злобится теперь, но я на него не сержусь, ибо он большой молитвенник. Его молитва была бы сильнее, если бы он на меня не злобился»