Поучительная история

                ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

                Рассказ

                И вострубили в трубы, народ восклицал
             громким голосом, и от этого обрушилась стена до
             основания, и войско вошло в город, и взяли город.
                Библия. Книга Иисуса Навина

      В этой истории нет вымысла. Я позволил себе лишь пофантазировать на тему спора моего     героя со своей совестью. Может, всё было иначе и никакого спора не было, но я привык думать о людях хорошо.

Юрия Сергеевича Сидоренко знаю много лет, и всегда он вызывал во мне одновременно противоположные чувства – восхищение, но и сожаление, радость, но и печаль, восторг, но и порицание. Я уже работал главным онкологом Ростова, когда он ещё был ординатором гинекологического отделения Ростовского онкологического института. Пролетели годы. Я давно пенсионер. Но меня по-прежнему интересует эта совершенно неординарная, двойственная личность. Как строитель онкологического центра, разрушивший онкологическую службу области. Как человек, построивший храм во дворе Института и пошатнувший веру людей в доброту и бескорыстное милосердие. Как профессор, академик РАМН и РАН, подавивший свободу научной мысли в Институте. Наконец, как живущий предельно скромно (при своих чинах и званиях) и при этом обвиняемый в растрате многих миллионов рублей. Мне всегда он казался человеком из касты неприкасаемых. И вдруг…

Первый шок прошёл, но тревога осталась: ведь заведено уголовное дело. В этой ситуации иные его коллеги и друзья отвернулись от него. Это было их испытанием на человечность. Не многие его выдержали... 
Май в Ростове выдался жарким. Мне вдруг представилось, как поздним вечером он, не зажигая света, одиноко сидит в своём кресле. Потом раздевается и ложится в постель. Он годами спал по четыре часа, не больше.   
      
– Ночами спать не могу, всё время думаю: как же так случилось? Говорят: «Ищи позитив». Пробую. За окнами май. Красота. Столько ещё нужно сделать! Надо что-нибудь успокаивающее выпить…

Встал. Щедро плеснул в стакан валерьянки. Открыл окно. Во дворе тишина и покой. Свет от фонаря падает на зеленый газон.

– Как летит время! Надо успеть… Иные лишь под водочку жалуются, что всё плохо. А чего жаловаться? Надо делать дело и успеть… Не откладывать, а делать то, что наметил!

– «Попроси прощения, если провинился, даже у тех, кто тебя обидел. Это нужно для них. Они поймут!» – прозвучал внутренний голос. В последнее время он стал уж очень надоедлив. Возникал тогда, когда не хотелось никого слышать.

– За что просить прощенья? Я же хотел, как лучше… Скольким помог… Ведь есть же те, кто вспоминает меня добром! 
       «Человек жив, пока живёт о нём память!»

– Я спать не могу! Закрываю глаза, и какая-то жгучая боль обиды… Это просто невыносимо! Как же уснуть? И где этот, чёрт возьми, позитив? Что же случилось с моей жизнью, ведь я считал себя удачливым – престижная  работа, интересное дело…
«Так и будешь вспоминать свою жизнь?» – останавливает его ироничный внутренний голос.

– На часах половина третьего. Завтра с утра  надо… Впрочем, ничего уже не надо… Я теперь пенсионер! Боже, как неприятно звучит это применительно к себе. Словно я уже весь в прошлом! Стоп. Не хныкать. Говорят же: не тот пропал, кто в беду попал, а тот пропал, кто духом пал… Я держусь. Я сопротивляюсь. Я сильный.

В операционной всё готово. Ждут меня.
– Давление?
– Нормальное.
– Начнём…

Мерно, словно метроном, работает дыхательный аппарат. Больной спит. Разрезаю кожу, перевязываю сосуды. Операционная сестра вкладывает в мою руку зажим…
Тишина, только маятник старинных часов мерно отсчитывает уходящие секунды. Нет, это ему только привиделось. Пока заснёт, ещё предстоит помучиться…

Он не хочет никому ничего доказывать, ни видеть никого, ни слышать. Нужно успокоиться и ещё раз подумать, вспомнить, что же произошло, где он пересёк черту, за которой последовали лавиной все неприятности последних месяцев. Казалось, он что мог – предусмотрел. Всё всегда тщательно продумывал. Обеспечил тылы, окружив себя верными, как ему казалось, людьми, теми, кто был ему обязан если не всем, то очень многим – карьерой, материальным благополучием, положением в обществе... И вдруг гром среди ясного неба… Как?! За что?! Почему именно он?! Компьютерные томографы по той же схеме, что и их Институт, закупали практически все крупные медицинские центры страны. Да разве только томографы? Практика «откатов» настолько общепринята, что, кажется, разрушь эту систему, и рухнет всё! Но почему же ему так тревожно? Неужели конец планам, карьере, жизни, наконец? Уходить можно по-разному. Как ушёл из жизни Учитель?! Душа его была спокойной! Ему не в чем было себя упрекнуть. Правда, сделал гораздо меньше, чем он, но ведь и времена были другими. Жил, как и должен жить Врач. Но ведь и цели у них были разными, и масштабы. Разве можно сравнить Институт, который он принял, с тем, который вынужден сейчас покидать? Чёрт побери, как быстро время мчится! Ещё недавно, когда писали диссертации, считали данные на ЭВМ «Минск – 23», пользовались картами с краевой перфорацией, а сегодня компьютер почти в каждом доме!

Часами сидел на переговорном пункте, чтобы позвонить в другой город, а сегодня Интернет, СМС, роуминг… Писал письма… Кто теперь их пишет?!
Собирал книги. Сегодня всё есть в Интернете!

Жизнь стала другой. Поменялись ценности! Что раньше было белым, сегодня чёрное… Интересно, какой жизнь обернётся для теперешних молодых лет этак через пятьдесят?!
Он взглянул на себя в большое венецианское зеркало в позолоченной раме, выполненной в виде листьев винограда с висящими гроздьями золотых ягод. На него смотрел невысокого роста мужчина с седыми волосами и усталыми глазами, над которыми нависли мохнатые брови. Подумал: «Брови, как у Брежнева. И куда делся блеск в глазах? Да и что ты можешь мне сказать такого, чего бы я не знал?» И вдруг отражение, не меняя позы, возразило:
«Ты всегда меня недооценивал. У тебя никогда не было времени прислушаться ко мне. Всё торопился, бежал, бежал, а куда, сам не знал. Всё боялся отстать. Хотел быть лучшим – самым умным, самым прозорливым… А ведь я всё предвидел, у тебя же не было времени поговорить… Построил церковь. Вот где бы вспомнить обо мне! Приходил туда и был рад, что служители встречают тебя точно хозяина. Тебе было не до меня. Ты любовался иконостасом, редкими иконами. Молился ли? Не знаю. Не уверен. А ведь достаточно было просто поговорить со мной… А теперь…»

– Что теперь? Что я сделал не так? Разве я хотел плохого? Ведь всё для людей! Уйду, а онкологический центр останется! Останутся тысячи больных, успешно прооперированных мною. Останутся светлые новые корпуса, нафаршированные самым современным медицинским оборудованием. Останется институтский парк, благоухающий с ранней весны до поздней осени розами. Всё останется людям. Разве этого недостаточно, чтобы обо мне вспоминали добрым словом?

«Так думают все, кто стоит у власти. Даже самые зловещие тираны от Нерона до Гитлера и Сталина – были уверены, что знают, что нужно их народам. Что бы ни делали – творили во благо, а не во вред! Убивали людей во имя торжества своих идей. Но у каждого человека только одна жизнь!»

Он сел на кровать и после недолгого молчания сказал, словно размышляя вслух:      

– Сталин и теперь живее всех живых! Он многомиллионен. О нём мечтают рабы! Все, кто жаждет нового порядка. Если они придут к власти, будут страшнее во сто крат! И русская цивилизация исчезнет! Сталин превратил страну в концлагерь! Гитлер – его жалкий последователь. Были ещё Мао Цзе Дун, Пол Пот…

«С этим трудно спорить! Но лучше свобода с карточками на некоторые продукты, чем коррумпированная тирания, смысл которой оболванить народ, лишить его права на мысль, слово, несогласие, альтернативу…»
Внутренний голос звучал в голове так ясно, что он снова посмотрел на своё отражение в зеркале, пытаясь увидеть в нём своё второе «Я».
– Многие знания – многие печали… – грустно произнёс он. – Всё за идею! Робеспьер был идейным, а сколько голов порубил! Террор и борьба за идею никогда не заканчивалась. Потом был Наполеон, Бурбоны… А у нас Иван Грозный, Пётр Первый,  дальше… Ленин, Сталин… Да, мало ли их было?!
Отражение поправило рукой волосы и произнесло:
«Но были и те, кто верил: возможен иной вариант жизни общества! Но у нас всегда самые страшные сценарии…»
– Ты думаешь, на Западе не так?! Только там всё умеют скрывать или преподносить иначе…
«А мне стыдно! Понимаешь – стыдно! Потому что много говорим и ничего не делаем!»
– Но ходят не только чёрные. Белые тоже! – сказал он и, резко встав с кровати, нервно заходил по комнате.
«Злоба ожесточает...»
– Держава от слова держать… Но революции в белых перчатках не делают… Живём-то мы среди гиен и крокодилов. При строительстве онкоцентра с такими шакалами приходилось иметь дело! Но и с ними находил общий язык, иначе не построишь!
 «Ленин не правил, а руководил. Улавливаешь разницу?»
– Самое страшное – работать под дураком в бесправном государстве, – продолжал он. – Разгул демократии, когда шофёр советует, как мне оперировать, а санитарка – как руководить институтом! У нас все умеют выращивать высокие урожаи и руководить государством.

«А ты всё жаждешь дубины и окрика? Живёшь, как удельный князь, а расходы оплачивают твои вассалы. Нет на тебя «Памяти». Погромов, крови захотел? Так, к твоему сведению, если власть захочет удержаться, она должна будет защищать всех, вне зависимости, обрезан ты или нет!»

– Но ведь стрелять начнут! Не начать не могут…
Он внимательно оглядел себя в зеркале, и грустно произнёс:

– Без страха жить мы не научились, да и вряд ли научимся! А если научимся – всему конец! Не дай Бог дожить… Понятно: люди творчества обречены на одиночество. Живут своими внутренними переживаниями. Кажется, де Голль говорил: старость как кораблекрушение…
«Пётр Первый построил Петербург на костях. Ты свой центр и церковь строил, собирая по крохам деньги у больных…» – продолжало нудно отражение.

– Но ведь иначе ничего не построишь! Где бы я деньги взял? Но теперь-то могу по-настоящему проявить своё милосердие, лечить… Вылечить, правда, не всегда удаётся. Но дарим надежду, а надежда – великая сила! Она способна…
«Это понятно. Но за надежду вы брали немалые деньги!»

– За всё нужно платить! Зато мы теперь можем оказать помощь в полном объёме! И кадры, и оборудование – всё у нас есть!
«Только если у несчастного нет средств, ты его отправляешь подальше от себя».

– Не могу же я сделать всех счастливыми!
«А ты помнишь, как всё начиналось? Каким ты был тогда?»

– Когда тогда?
«Когда был молод…»
– И красив…
«И мечтал о высоком. Но благими намерениями вымощена дорога в ад...»
– А что сейчас? Меня низвергли, но методы остались прежними. Отчего порядок был? Потому что в каждом был страх! Страх совесть и хранит!
«Это понятно. Всё может повториться, если люди будут подчиняться не закону, а пахану. Но они молоды. Мне жаль их...»
– Да о чём ты говоришь?! Они забыли, когда в руки брали книжку! Спроси их, кто такой Пришвин, Паустовский, Тынянов или Ольга Форш. Они только пожмут плечами. Имена-то слышали, но в руках не держали! И в медицине инфантильны, как мухи после аборта! Тоже, нашёл с кем меня сравнивать!
«Да и у тебя получается какая-то безнравственная нравственность. Вспомни, как начинал!»
  Старинные часы отбили половину шестого, когда Юрий Сергеевич открыл глаза. Пора было вставать…

  Всё началось с Новочеркасска, куда Юрий Сергеевич приехал после окончания медицинского факультета Ужгородского университета. Какое-то время работал гинекологом в женской консультации, потом поступил в клиническую ординатуру Ростовского онкологического института. Директором тогда был Александр Каллистратович Панков. Гинекологическим отделением заведовала Елена Георгиевна Ильинская. Это было в шестидесятые годы прошлого столетия. Уже построили клинический корпус, в экспериментальном отделе шли серии опытов и вскоре будет зарегистрировано новое открытие в биологии и медицине, авторами которого станут Мария Александровна Уколова, Любовь Михайловна Гаркави и Елена Борисовна Квакина. В Институте царила дружественная рабочая атмосфера.
  Структура управления была простой: возглавлял Институт директор. Он же – Председатель Учёного совета. Всеми вопросами клинического обеспечения больных занимался главный врач, подчиняющийся непосредственно директору. Заместитель по науке координировал научные направления.
 
 В Институте было поликлиническое отделение, где проводился приём больных. Им заведовал Христофор Арамович Камурджиев. Стационарным отделением руководила Серафима Карповна Тихонова. Позже оно разделилось на отделения общей онкологии, маммологии и опухолей мягких тканей, пульмонологии, гинекологии, урологии, лор- и химиогормонотерапии… Работало отделение лучевой терапии, лаборатории: клиническая, биохимическая, гормональная, патогистологическая. Был и экспериментальный отдел.

  Короче говоря, Институт функционировал как областной онкологический диспансер, которому разрешалась вольность – заниматься ещё и наукой. Сотрудники выезжали в городские и районные диспансеры, проводили врачебные конференции, на которых докладывались результаты научных работ, разбирались причины запущенных случаев, создавались программы по раннему выявлению опухолевой болезни… Все были в работе, все понимали свою значимость в общей борьбе со страшным недугом.

  Но так случилось, что в ноябре 1975 года ушёл из жизни главный врач онкологического института Борис Александрович Новодержкин, сдержанный, вежливый и тихий человек, прекрасный онколог и хороший товарищ. Умер он в сорок пять лет. Это тяжело переживалось коллективом. Но жизнь продолжалась, и на место Бориса Александровича директор назначил молодого, инициативного и перспективного ординатора гинекологического отделения Юрия Сергеевича Сидоренко.

  Александр Каллистратович, как правило, давал поручения, которые были обречены на успех. Юрий Сергеевич проявил себя хорошим главным врачом. Обладая необычайной работоспособностью, он с раннего утра и до позднего вечера пропадал на работе, решая огромное множество вопросов. Кадры сестёр и санитарок, технического персонала, обеспечение отделений и операционных медикаментами, кислородом, оборудованием… Всех задач, стоящих перед главным врачом, не сосчитать.
 
 Вскоре в судьбе Юрия Сергеевича и мне довелось сыграть небольшую роль. Дело в том, что в городской больнице № 20 на тысячу коек долгое время не могли найти достойного главного врача. Целый год ею руководил исполняющий обязанности главного врача начмед. Первый секретарь горкома партии вызвал заведующего городским отделом здравоохранения Алексея Андреевича Медведева и строго предупредил:

  – Если через месяц ты не найдёшь на Двадцатую больницу главного, сам пойдёшь туда!

  На еженедельной планёрке об этом и рассказал нам Алексей Андреевич, попросив руководителей лечебных учреждений помочь найти достойного кандидата. Тогда и пришла в голову мне идея рекомендовать ему Юрия Сергеевича. Медведев в тот же вечер поехал к нему. Панков в то время был в отпуске и лишь по приезде узнал, что подписан приказ о назначении  главным врачом больницы № 20 Ю. С. Сидоренко. Пошёл в горком, но сделать ничего уже не мог.

  Отказаться от такого предложения Юрий Сергеевич не мог. Наконец-то самостоятельное дело. Он – хозяин! Он – распорядитель кредитов. Он не должен оглядываться, можно делать в больнице всё, что считает нужным!
 
 – Разве я что-то сделал не так? Нужно было отказаться от такого предложения? Или я провалил дело? Разве больница не стала одной из лучших в городе? – спросил Сидоренко своего оппонента, отражающегося в зеркале.

  «Ты делал всё правильно. Но тогда ты только почувствовал вкус власти. Слишком много было над тобой начальников. Именно с того возвышения и началось твоё падение… Всё только начиналось…»
 
 В марте 1982 года по собственному желанию с директорства ушёл Александр Каллистратович и приказом Министерства здравоохранения в порядке служебного перевода на его место назначили Юрия Сергеевича. К тому времени у него был солидный опыт руководства большим лечебным учреждением и, самое главное, – огромное желание работать.
 
 Так он стал директором научно-исследовательского онкологического института.
 
 Юрий Сергеевич дневал и ночевал на работе. Тем, кому нужно было с ним переговорить, назначал встречу на семь утра. Потом уходил в операционную, проводил различные совещания. Развернул строительные работы. На территории бывшей областной больницы строил новые корпуса, ремонтировал старые…
 
 23 ноября 1990 года коллектив готовился торжественно отметить восьмидесятилетие А. К. Панкова. Украсили актовый зал. Повесили большой портрет юбиляра. Со стены на входящих смотрели мудрые и добрые глаза Учителя. Медицинская общественность готовила поздравительные речи, писались стихи:
                Высокочтимый юбиляр,
Примите поздравления!
Вам посылает сердца дар
Младое поколение.
Совет Учёный, ректорат
И сонм профессоров
О Вас доныне говорят:
«Панков – всегда Панков!»…
Напомнит «Красная Звезда»
Далёкий медсанбат…
С тех пор в строю Вы навсегда:
Солдат – всегда солдат!..

Всё было готово к торжеству, но… в ночь перед своим восьмидесятилетием Александр Каллистратович внезапно умер. Похоронили его на городском кладбище, и с тех пор Юрий Сергеевич завёл порядок ежегодно ездить туда, чтобы почтить память ушедших из жизни сотрудников института. Предварительно все могилки приводились в порядок.      

А потом было головокружительное начало девяностых. Политизация населения достигла критического уровня. Всех пьянил дух свободы, разговоры о демократии захлестнули все слои общества. Юрия Сергеевича избрали в Верховный Совет Российской Федерации. Но он продолжал руководить институтом, бывая в Ростове наездами. За то короткое время, которое он провёл в Москве, успел обзавестись связями. Понимал, что жизнь сегодня, впрочем, как и всегда, проходит по законам стаи. Что может один? Один – это ноль без палочки! А общность того, кто попал в её круг, всегда поддержит!

Занимая заметное положение (он был руководителем комиссии по депутатской этике), свободно входил в высокие кабинеты Министерства здравоохранения, Академии медицинских наук. Начитанный, умеющий себя подать, пользовался уважением, нередко и любовью... «Выбивал» новейшее медицинское оборудование, различные решения, которые позволили полностью забрать все здания старой областной больницы и присоединить к институту. Наконец его идея создать онкологический центр приобрела реальные очертания.
Поварившись в московском котле и увидев изнутри «кухню» власти, понял, что у нас всё покупается и продаётся. Но снова этот надоедливый внутренний голос молоточком застучал в его голове.

«Это первая твоя ошибка!»

– А что не так?

«Нельзя продать честь и совесть! Я не продаюсь!»

– Просто тебе не предложили настоящую цену.
«Нельзя продать то, чего у тебя нет. Ты потерял честь и совесть. Я же говорил тебе, что ты меня потерял!»

– Что ты имеешь в виду? Разве не продавались места в партийных списках, должности. Ты знаешь, сколько стоит должность губернатора или любого другого федерального чиновника? Всё продаётся, и всё покупается! Я увидел в Москве то, чего даже не мог себе представить. Продавались не просто голоса и звания, продавалась власть! А с волками жить – по-волчьи выть. Я научился многому…
«И потерял многое. Меня, к примеру!»

– Да при чём здесь ты? Кому ты нужен, когда на кону успех дела?! Ты много видел совестливых властелинов? Власть и совесть плохо совместимы!
«Ты неправ. Есть ещё одна категория, которую следует учитывать».

– Какая?
«Память людей. История. Помнишь, у Лермонтова: «…есть и Божий суд…»? Вот я и есть тот самый Высший Суд!»

– Да брось ерунду говорить! Какой суд? Какая память? Пока я живу, я делаю всё, что хочу. И пусть меня потом судят! Мне-то что?! Ни холодно, ни жарко!
«Это совсем не так! Ты же веришь в Бога, а я остался атеистом. Но скажу, чтобы ты всё же понял: Высший Суд это и есть Память людей, это Совесть, это История. И поверь, это вполне материальные понятия!»

– Ты говоришь о совести. А ты знаешь, что такое борьба за власть?! Думаешь, они насмерть бьются за то, чтобы лучше служить народу? Ерунда! Вспомни хотя бы расстрел Белого дома!..          

21 сентября 1993 года Ельцин издал указ № 1400 о роспуске Верховного Совета. Конституционный Суд во главе с Зорькиным признал данный указ антиконституционным. И действительно, исполнительная власть пошла против Конституции, пытаясь устранить вышестоящий орган. Это Съезд народных депутатов имел право упразднить исполнительную власть, а не наоборот. Естественно, Верховный Совет самораспускаться отказался и объявил о низложении Ельцина. Противостояние закончилось обстрелом Белого Дома из танков.
Юрий Сергеевич в это время был в центре событий. Тогда он, может впервые в жизни, по-настоящему испугался.

Но был ещё Институт, его остров, где можно было отгородиться от надоевших и крикливых болтунов и делать своё дело! Нет! Ещё не всё потеряно! Чтобы жить дальше, нужно было просто притвориться мёртвым!
Так закончилась его политическая карьера.
Он вернулся в Институт и в Москву старался не летать.
Но прошло время. Никто не вспоминал руководителя комиссии по депутатской этике, постепенно он оправился от шока. Занялся наукой.

При этом изменился коренным образом. Может, полученная власть разбудила в нём спящие до этого черты характера? Говорят: хочешь узнать человека – дай ему власть... даже, если эта власть «местного масштаба». Он хотел возвыситься в собственных глазах и заставить других видеть в нём то, чего не было на самом деле. Ведь статус обязывал быть умным. Но при этом он делал много глупостей.
Статус обязывал быть требовательным и строгим. Он концентрировался  на мелочах, напрочь забывая о главном.

Он шёл напролом, по головам больных и подчинённых…
В коллективе института возник культ Юрия Сергеевича. Коллеги его боялись настолько, что не позволяли себе даже друг с другом обсуждать его персону. Уж тем более осуждать.
Московская эпопея дала ему новое понимание жизни. Он теперь знал, что всё продаётся и покупается, нужно только найти продавца или покупателя и дать требуемую цену. Первым делом получил разрешение забрать все помещения, оставшиеся от старой областной больницы. Благо в Министерстве здравоохранения знал к кому обращаться. Да и его знали.

Возникла идея в центре больничного двора поставить церковь. И вскоре небольшая церквушка с позолоченным куполом была построена! Туда Юрий Сергеевич передал в дар свою коллекцию старинных икон, за что был награждён почётным церковным орденом!
Пробился в РАМН, а потом и в РАН, понимая, что если с депутатством ничего не получилось, то «местные акулы» вряд ли раскроют пасть на академика! Мечтал стать неприкасаемым.
Но и покровительство высших церковных иерархов, и строительство новых корпусов, и оснащение их новой медицинской техникой стоило немалых денег.
«И тогда ты нашёл спонсоров», – сказал ему внутренний голос.

– Нашёл! И что в том плохого?

 «То, что ими добровольно-принудительно стали люди, пришедшие к тебе за помощью. Онкологические, иногда обречённые больные!»

– Но я же не брал себе ни копейки!
«Ты хоть мне этого не говори! Твоей даже очень высокой зарплаты не хватило бы, чтобы купить те иконы и картины!»

– Но я же отдал их церкви! И картины повесил в институте!
«Только как свой личный дар! Не больных, а свой!»

– Не всё ли равно?! Я же делал это для людей!
«Для себя ты это делал! Меня-то не обманешь! А какие ты порядки завёл! Меня, свою совесть, изгнал из своего кабинета, да и в Институте мне не оставил места… Нет-нет, ты никогда не брал взяток! Это делали твои подчинённые, а потом тебе отчисляли, и не десятую часть, как прописано в Библии, – куда большую. Впрочем, и им оставалось достаточно! Но и этого тебе показалось мало. В твоём Институте стали приторговывать химиопрепаратами…»

– Это не я! Это клиницисты!
«А что им оставалось?! Ты с них требовал всё больше и больше… Ты стал продавать чины и звания. Хочешь стать Заслуженным врачом – будь добр, привези на стройку в институт три машины кирпича или цемента! Кандидатская? Нет проблем, вези на стройку…»

– Но ведь не для себя просил!

«Ты стал считать себя неприкасаемым. Поверил, что уж отсюда тебя, как наших Генеральных секретарей, вынесут вперёд ногами! Зачем тебе лично было что-то? Ты имел целый институт с его возможностями! Но жадность фраера сгубила. Тебе и этого было мало, ты стал требовать откаты от всех: от строителей, которые добивались подряда на строительные работы, от продавцов медицинской техники…»

– Ты прав. Погорел! И кто бы мог подумать! Ведь практически все министерства, покупая компьютерные томографы, брали их по завышенным ценам и разницу клали себе в карман. Но я же не для себя!..
«Ты так ничего и не понял! Для себя ты всё это делал. Для своего имени, для славы. И для того, чтобы за эти обследования тебе платили твои кормильцы-больные! Ты покупал аппараты, как коров, подсчитывая, сколько они принесут тебе молока, то бишь рубликов! Но в стране прошла очередная кампания, и ты оказался крайним. Вот и завели уголовное дело!»
Юрий Сергеевич был одним из инициаторов создания областного онкологического диспансера, передав ему функции, которые раньше выполнял институт. Теперь в институт могли брать или не брать больных на лечение, отправляя несчастных в районные лечебные учреждения, которые не имели ни опыта, ни нужной аппаратуры. В Новочеркасске, например, до сих пор облучают больных на рентгенотерапевтических аппаратах начала прошлого века!

Но всё же его депутатство принесло свои плоды. Институту разрешили принимать к защите кандидатские и докторские диссертации. Очень скоро здесь появилось столько докторов и кандидатов медицинских наук, заслуженных врачей России, что казалось, наука в институте на очень высоком уровне.

К сожалению, это было не совсем так.

Сам Юрий Сергеевич выпускал чуть ли не каждый год по монографии!
Почему-то вспомнились сатирические строчки:

Я буду выпускать за томом том,
Меня везде печатать будут дружно,
Пока не убедятся в том,
Что это никому не нужно.

Финал этой грустной истории был совершенно неожиданным.
Какие-то финансовые нарушения, подозрения в получении «откатов» при закупке компьютерного томографа. Да мало ли оборудования покупалось в институте!
Я не знаю, есть ли у него вилла и яхта. Квартиры? Но у академика РАН и директора Института совсем не маленькая зарплата, и он вполне мог купить себе квартиру, и не одну. Это его личное дело… Другое дело власть. Тотальная, граничащая с диктаторской, над своими подчинёнными.

Незавидна судьба такого «начальничка», если волею обстоятельств он слетит прямо в лапы попранных им же товарищей... Так и случилось.
Искушение «медными трубами» всегда было едва ли не самым сильным для человека. Но, мне кажется, власть не портит человека, а вскрывает его сущность.
Юрия Сергеевича уволили с должности директора. По иронии судьбы, он оставил свой пост, когда ему исполнилось семьдесят два года, как и Александру Каллистратовичу Панкову. Но как по-разному они ушли!..

Это был крах для Юрия Сидоренко, и мне его искренне жаль. Мы с ним были дружны, я продолжаю к нему относиться с уважением, восхищаться его целеустремлённостью, работоспособностью, неординарностью.

Написал эту историю вовсе не для того, чтобы кинуть ещё один камень в поверженного льва, а как предупреждение тем, кто идёт за нами.
Повторюсь: не претендую на Истину в последней инстанции. Говорю лишь о своём видении Сидоренко, продолжаю восхищаться им и сожалеть о его судьбе. Не той, что пишется в официальных справочниках, об истинной, творимой в реальной жизни, прошедшей у нас перед глазами – о взлётах и падении личности этого талантливого неординарного человека...




                Краткая справка

Юрий Сергеевич Сидоренко – бывший директор Ростовского научно-исследовательского онкологического института.
Академик РАН, академик РАМН. Реализовал идею растворения и инкубации противоопухолевых препаратов в аутосредах организма.
Ю. С. Сидоренко внедрил систему скрининга рака и разработал ряд органосохраняющих и функционально-щадящих операций. Вводил больным химиопрепараты и противоопухолевые антибиотики, предварительно растворив их в лимфе, крови, костномозговой взвеси и в других биологических средах. 
Автор (соавтор) многих научных работ и монографий, изобретений и патентов, он создал ряд приборов, инструментов и операций, носящих его имя.
Им подготовлено 32 доктора и 57 кандидатов медицинских наук.
Ю. С. Сидоренко избирался народным депутатом РФ (1990–1993), был председателем комиссии по вопросам депутатской этики.
Заслуженный деятель науки, лауреат Государственной премии России. Награжден орденами «Знак Почета» и «Дружбы», Заслуженный изобретатель РСФСР.