07-23. О свободе и о бессмысленности планирования

   Наше настроение меняется подобно маятнику, переходя из одних крайностей в другие. Находясь в умиротворении, мы некоторое время способны управлять собой и ситуацией, глядя на все со стороны и сознательно не вовлекаясь в то, что вокруг нас происходит. Это наиболее правильное, но и наиболее трудное состояние, из которого мы, подобно грузику маятника, постоянно убегающему из точки равновесия, каждый раз выскакиваем и поддаемся внезапно налетающим на нас чувствам обиды и несправедливости, а то и вовсе ощущаем покушение на свою независимость и достоинство. Мы не хотим подчиняться другим, и не любим всего, что ограничивает нашу свободу. Но вырвавшись на волю, мы уже некоторое время спустя неожиданно осознаем, что то, куда мы так стремились, свободой не является. Живя в этой мнимой свободе, где мы слушаем и слышим только себя, пытаясь переделать мир по своему усмотрению, мы тем самым даем жизнь и свою собственную энергию тем нашим Я, которые очень предвзято, очень обиженно и возмущенно смотрят на мир - тот же самый мир, который совсем еще недавно казался нам добрым и мудрым.

  О свободе в последнее время я думаю достаточно много. Оказывается, я совершенно не терплю никаких тайных, косвенных покушений на свою независимость, и эта нелюбовь очень заметно отнимает у меня силы. Рассмотрим несколько типичных примеров.

 Наши соседи по даче, с которыми мы бок о бок живем уже множество лет, считают возможным, приезжая на участок, включать на всю мощность радиоприемник их машины, чтобы все выходные наслаждаются популярной музыкой. Изредка я таковую люблю, но только не на природе, куда еду как раз для того, чтобы отдохнуть от звуков города. Вынужденная целый день слышать то, что не хочу слушать, хотя и нахожусь, казалось бы, на своей, законно принадлежащей мне территории, я невольно становлюсь взвинченной. Чья-то личная свобода врывается в границы моей, и я вынуждена отступать.

  Другой пример насилия над моей свободой - реклама, вклинивающаяся во все телевизионные передачи. Делающие свой бизнес, купили ведь не только время телевидения, но и мое собственное: они оплатили владельцу компании мои неудобства, меня при этом не спрашивая.

   А почему во время и так уже сорванной однажды предвыборной компании губернатора города (из-за которой город потерял миллионы рублей бюджетных средств и выгодные заказы от инвесторов), заплатившие за эту компанию москвичи снова позволяют себе беспардонно занимать все удобное вечернее время на свои дебаты!? За мои же деньги они теперь «развлекают» меня своими «Круглыми столами», на которых рассказывают, как, с точки зрения их, москвичей, плох наш питерский выдвиженец. Они предпринимают все для того, чтобы добиться второго тура голосования, еще раз отняв средства у моего города, который вся Москва, не удосужившись на произнесение полного имени, жаргонно именуют исключительно «Питер». Я вообще не понимаю, почему Москва считает возможным предлагать нам своих людей на пост губернатора. Разве Петербург выдвигает свои кандидатуры на должность мэра Москвы?

   Еще одна моя «свобода» заключается в надуманном праве пользоваться оплачиваемом мною общественным транспортом так, как это мной задумано. Но именно в него в последние годы ради собственных заработков постоянно врываются назойливые продавцы и в течение нескольких минут громогласно – прямо над моим ухом - расписывают достоинства своих товаров. Реклама должна размещаться там, куда сами граждане приходят что-либо покупать, то есть, в магазинах и в торговых залах, но вовсе не там, где люди у людей совсем другие планы. Тем более, каждый человек имеет право не слушать объяснения достоинств товара, котором он не интересовался. Только вот что ему делать с этим сомнительным правом?

   Вспоминается одна моя поездка в пригородной электричке. В наш вагон тогда вошла необычная нищая. Она встала посреди прохода и непрофессионально и очень громко заголосила песни на тему приближающейся Пасхи. Слушать ее всем почему-то было стыдно. Не все в вагоне были верующими, не все вообще хотели слушать то, что, обычно, если в этом испытывают потребность, слушают только в Храме. Абсолютно всем было неприятно полное отсутствие у нее слуха. Но деваться нам было некуда. Нищая надрывно голосила. Лучше бы она просто молча обошла вагон с протянутой рукой - ей подали бы не меньше, а скорее всего, гораздо больше - наш народ добр, если его постоянно не доводить, превращая в покорное нечто, вынужденное постоянно слушать чужие «приемники», от которых нет выключателей…

   Итак, все эти короткие, но громогласные вопли моих обиженных и возмущенных Персон – прекрасная информация для самонаблюдения. Каждый раз, когда кто-то или что-то тебя ущемляет, мысленно посмотри в зеркало. Человек должен научиться делать воображаемые фотографии самого себя в самые различные моменты своей жизни и в разных эмоциональных состояниях, причем, не отдельных своих деталей, а себя целого. Снимки должны содержать в себе одновременно все, что в нас присутствует: наши настроения, отношения, мысли, ощущения, позы, типичное поведение, интонации голоса, движения лица.

Целый альбом с фотографиями наших отражений, вполне ясно покажет, чем мы на самом деле являемся, что и почему именно это нас больше всего задевает, от чего мы больше всего гневаемся, к чему обычно стремимся. Открытия о себе нас не порадуют. И самое удивительное открытие, которое нас ожидает в этой малоприятной работе, состоит в том, что наше представление о себе, с которым мы жили из года в год, очень далеко от действительности.

                *   *   *
   «Мастер и Маргарита» и вправду мистическая книга. В ней отсутствует грань между силами добра и зла. Она, как утверждает эпиграф романа Булгакова,  о «части той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Желание еще раз взять в руки эту книгу, вероятно, появляется не случайно. Вот совсем недавно, полистав любимые страницы, я натыкаюсь на известное замечание Воланда о нашей «невозможности иметь точный план на хоть сколько-нибудь приличный срок» и вспоминаю свое недавнее самоуверенное заявление: «Все! Наконец-то у меня будет отпуск и, не позднее, чем через четыре дня, я окажусь на природе!».

     Отпуск пришлось передвинуть. Сначала простудилась дочка, следом за ней – мама: с высокой температурой, со скачками давления и с полным набором неприятных проявлений ее характера, не желающего принимать помощь от других и этим мучающего своих ближних.  Не та беда и не та боль, когда нас мучает чужой и ненавистный тиран, а та, когда этот тиран - самый близкий тебе человек, которого ты любишь. Истинная боль настигает тогда, когда твое сознание по каким-то причинам вынуждено расщепляться на две несовместимые части, способные свести с ума неразрешимостью ситуации.   

   Человек не управляет своей жизнью и всем распорядком на земле. Хотя его дни состоят из множества случайностей, они всё равно в итоге приводят нас к тому, что нам необходимо пройти. По крайней мере, так считает индийская философия. На эту тему есть чудный английский фильм «Sliding doors» («Раздвижные двери»), снятый в 1998 году. Наши почему-то перевели его как «Осторожно, двери закрываются», что, на мой взгляд, не точно по смыслу. Героиня фильма пытается вскочить в уходящий поезд метро, и ее реальность ...раздваивается. С этого момента зритель просматривает сразу два возможных сюжета ее жизни: той, что успела войти в вагон, и той, перед которой двери метро захлопнулись. Несмотря на разное развитие событий, в итоге судьбы обеих героинь смыкаются: обе они, пусть и в разное время, все равно узнают об изменах любимого, обе, пусть и в разных ситуациях, встречают того, кто приходит на его место.

    Наша жизнь, хоть и течет по случайным руслам, все равно выносит нас к тем местам, что нам предначертаны. Этот мистический фильм иллюстрирует точку зрения восточной философии, хотя и не доказывает ее правоты. Как, по каким законам и кем строится наша судьба, пока не дано узнать человеку.

   В том, что все и в любой момент может измениться, я имела возможность убедиться на собственной работе, где за последний месяц произошло много неожиданного. Было ли все это  случайным совпадением или проходило в соответствии с чьим-то сценарием, я не знаю. Если существовал  сценарий, то хотелось бы понять, кто его автор. Мудрая воля  Провидения, обучающая каждого из участников событий чему-то важному для них? А может быть, автором было руководство нашей частной фирмы, игравшее в свою собственную игру с неизвестными мне правилами?

    Итак, начну по порядку обо всех событиях, предшествовавших моему долгожданному выходу в отпуск.

    Еще в апреле заболел Шеф. Как-то тихо заболел, негласно; секретарю под строгим секретом было наказано сообщать, что гендиректор находится в санатории. Его отдых долго не заканчивался, и спустя две недели практически все мы уже знали, что у Шефа инфаркт, и что появится он на работе не скоро. Фирмой руководила Подруга, которая подписывала счета и решала организационные вопросы.  В отсутствие Шефа она начала вести себя достаточно демократично – ни на кого больше не орала.

    Техническое руководство перешло к техническому директору - Шамраеву, с каждым днем все более замотанному, раздраженному и вечно теряющему нужные документы. Он ничего не успевал, нервничал, но меня к процессу согласования проекта не подключал, хотя вполне мог бы посылать меня с документами в разные инстанции, экономя свое время. С организацией труда у нас всегда было плоховато: вместо своей работы я занималась чужой: то подменяю вечно отсутствующую секретаршу, то разгребаю беспорядочные горы бумаг бухгалтерии, с которыми не ладит наша драгоценная Ирина.

    Ирина, наш главбух, не полюбилась мне с первого взгляда. Молодая и, как все приезжие, услужливая - с заготовленной, искусственной улыбкой и даже смехом. При разговоре она часто издает довольно мелодичный звук, всегда одной и той же тональности, который потом завершается коротким «ха-ха». На этом «смех» и заканчивается: он является чем-то вроде реплики, поддерживающей разговор. Держала себя Ирина с неоправданно большим достоинством. Со всеми, за исключением нашей руководящей «Парочки», она с первых же дней перешла на ты и уже раздавала нам  разные свои задания. В ее бухгалтерских документах я не вижу какой-либо системы. В наличии особого ума, талантов или остроумия Ирина  тоже мною не замечена.

     Вскоре выяснилось, что у Ирины лежит заявление на увольнение – она идет учиться, поскольку для карьеры ей требуется высшее образование. Подруга ее удерживать не стала и даже, благодаря отсутствию Шефа, отпустила ее без скандала и с облегчением, что для нашего ЗАО не типично. Дела свои Ирина сдала очень формально, оставив на нас не сданную отчетность по пенсионному фонду за три года, о подготовке которой она в свое время не позаботилась. Вместо Ирины тут же взяли другого главбуха – Татьяну Викторовну.

    Еще спустя неделю не вышел на работу, наш незаменимый проектировщик КИП Александр Иванович. Он нравится мне своим чувством юмора и терпимостью, не позволяющей ему выходить из себя, чего бы  ни случалось. Именно эта терпимость  его и подвела. От постоянных производственных стрессов у него случился инсульт: отнялась одна сторона тела. Через некоторое время он опять начал самостоятельно передвигаться, но свои разделы проектов готовит уже дома.

   Кошмары внезапных перемен в нашем ЗАО на этом не закончились. Незадолго до моего отпуска один из двух моих непосредственных руководителей - Шамраев, тоже сообщил о своем увольнении. Видимо, он уже сыт по горло нашей фирмой и, как хороший специалист, уже подыскал себе хорошее место. Подруга схватилась за голову и вызвала из дома Шефа. Прохаживаясь по коридору возле секретарского предбанника, я наблюдала в кабинете Шефа до боли знакомую мне сцену: Шеф убедительно объяснял Шамраеву, какой он нехороший человек и никуда не годный специалист, «погнавшийся за длинным рублем и бросающий на полпути начатое дело». Впрочем, весь его монолог был мне в деталях не слышен, но только новичок мог не догадываться  о его содержании! Примерно через час жаркая беседа в кабинете Гендиректора закончилась. Шеф, убедившись, что технический директор принял решение бесповоротно, постарался сделать красивую мину при плохой игре. Он собрал в своем кабинете весь инженерный состав, чтобы объявить нам о «своем решении» отпустить технического директора.

   С другим моим руководителем - Васей Тарасовым, не проще. Руки у Васи золотые, человек он добрый, камня за пазухой не держит, но работать с ним сложно. Он один может смонтировать всю котельную, но не умеет организовывать труд других, что в первую очередь и требуется от начальника производства. Он терпеть не может и  заниматься бумажной волокитой. Нужную мне информацию для подготовки документации к сдаче объекта мне приходится вынимать у него из души и не всегда с успехом. На наших совещаниях Вася обычно твердит свое, заявляя, что остальное его не касается. Хмуро отмалчиваясь, он обычно поступает по-своему. Проявление ли это его принципиальности или глупая недальновидность, мне судить трудно. Шеф, знающий Васю много лет, его ценит, хотя, почем зря, ругает его на всех совещаниях. Вася периодически собирается  увольняться,  но пока еще с места не трогался.

   Итак, на историческом совещании, посвященном проводам нашего технического директора, Шеф, как обычно, свалил все свои неприятности на увольняющегося. Постоянно пропадая в больницах, он все время взваливал на Шамраева свои обязанности руководителя, не обеспечив его ни толковыми, высоко оплачиваемыми кадрами, ни нормальной техникой, ни финансами на приобретение оных. Исход такой политики был очевиден.

   Шеф – тот тип  Руководителя, который отлично знает, что надо делать и как, но давно не делает этого лично в тех реальных условиях, в которых  сам не находится. В отличие от своих подчиненных, он посещает наши объекты на собственной машине (с оплатой предприятием ее бензина и ремонта), и общается по телефону с такими же, как и он, отстраненными от реальности руководителями. Самоуверенность и несправедливость Шефа меня бесит.

   В тот день Шеф по привычке опять начал пенять Тарасова за его «отсутствие квалификации». Вася отказывался браться за ремонт объектов, не оплачиваемых заказчиком. Более выгодных заказов у нас не было, поэтому Шеф запросил у Васи подробное экономическое обоснование насущности ремонтных работ, чтобы под это выбить какие-то деньги. Очередное Васино «не хочу и не буду, все равно нам не заплатят» взбесило Шефа окончательно. «Тогда пиши заявление», - рявкнул он при всех. Вася, мужское самолюбие которого было задето, заявление написал. А Шеф, желая показать, что его запугивать бесполезно, тут же поспешил всем объявить, что «увольняет и Тарасова тоже».

  Случившееся на моих глазах, было тем, что я обычно называю «необратимым действием». За последние время практически весь основной костяк фирмы развалился. Мне казалось, что происходит ужасное, до селе небывалое и трагическое. Я слабо представляла себе, где Шеф сможет быстро найти себе лучших, чем были у него, людей, и на какие деньги. И хорошие производственники нынче - редкость, и заманить их к нам нечем, да Генеральный сейчас не в лучшей физической форме! Подруга своей озабоченности ситуацией никак не показала, уверив оставшихся, что мы не пропадем. Наши малочисленные старожилы считали также. Оказывается, подобные смены команд здесь происходили уже не раз. Это дает мне пищу для раздумий, но ничего не объясняет.

    В свой первый, после почти пяти лет нервотрепки отпуск я, все-таки ушла. Интересно, что я увижу на фирме по своему возвращению?