Астральный страж

Кожа вокруг глаз начала нестерпимо жечь. Хотелось содрать ее с себя и бросить в огонь, но она бы не сгорела, а сожгла бы пламя – настолько было горячо.
Под ногти будто загнали тысячу раскалённых иголок и медленно прокручивали каждую по очереди, вгоняя еще глубже.
Неужели бывает так больно? Неужели человеческий организм может это выдержать? Но нет, становилось только хуже: кожа сползала клочьями и с противным хлюпающим звуком падала на пол. Или это просто казалось? Может, все это лишь кажется?
Но он никак не мог это проверить – как ни старался, он не мог пошевелить и пальцем, а перед глазами была лишь кромешная тьма. Может, он уже ослеп? А как же тело? Он не знал, где его руки, лежит он или стоит – он чувствовал только боль. Ужасную, невыносимую боль в каждой клетке своего существа. И будто душа разрывалась изнутри на мириады осколков.
Может, это и есть ад? Может, он уже умер?
Он не знал.
Он не знал, жив ли он, мертв ли он. Он не знал, какой была его жизнь. Он не знал, кто он есть.
Но знал, что есть боль.
Это единственное, что осталось у него – бесконечная, нескончаемая боль.
Хотелось кричать, хотелось разорвать свое горло, чтобы кричать громче, но он не знал, как. Он не умел кричать. Он не умел ничего. Лишь мыслить и ощущать. Ощущать боль.
Его душа сжигала его изнутри, языки невозможного пламени вырывались наружу и облизывали оголенные мышцы, которые уже давно не были прикрыты кожей. Хотелось умереть.
Хотелось раствориться в бессознательном и никогда больше не существовать. Ни за что.
И в этот момент появилось другое ощущение - ощущение падения. Так бывает во сне: ты летишь вниз, падаешь, падаешь, но никак не можешь достигнуть земли. Ты просыпаешься.
Он должен был проснуться, он ДОЛЖЕН был, он это знал. Но нет, он продолжал лететь вниз, огонь по-прежнему обгладывал его тело – изнутри и снаружи – и он никак не мог нащупать ощущение сна. Это была реальность. Это казалось реальностью.
Неожиданно все прекратилось. Не было никакого толчка – он так никуда и не упал, будто никогда и не было ощущения полета. Не вырвался вздох облегчения – огонь исчез, будто никогда и не разгорался.
Глаза открылись сами, его зрение никогда не было таким четким. Хотя он не мог быть уверен – в голове не осталось ни единого воспоминания, ни одного. Разум был кристально чист, а тело было полно сил. Каждая частица его естества была переполнена энергией.
Он стал волком. А может, он всегда им и был? Огромным астральным волком, в чьей шкуре запутались, будто колючки, погасшие звезды; чьи глаза светились изнутри, подсвечиваемые потоками энергии, переполняющими его душу. Его шерсть переливалась несуществующими оттенками, искрясь в межпространстве в предвкушении скорости.
Энергия нуждалась в движении – и он побежал.
Он бежал меж мирами, миллиардами миров, с невообразимой скоростью, с невообразимой силой. Но и той доли мгновения, когда он бросал взгляд на проносящиеся мимо миры, ему хватало, чтобы рассмотреть в мельчайших деталях каждое живое и неживое существо, прошлое и будущее каждого мира. Он впитывал эти знания, и шерсть его искрилась еще ярче.
Отталкиваясь массивными лапами от первоначальной материи, он совершал огромные прыжки длинной в несколько световых лет и бежал дальше. Там, где лапы его оставляли следы, зарождались новые миры настолько прекрасные, что ни единому живому существу не было позволено даже мельком взглянуть на них.
Он знал об этом, и не испытывал сожаления. Он отрекся от тех эмоций, что могли затуманить его взгляд и его сердце. Он создавал и разрушал, он изучал и дарил знания, он бежал вперед и ни разу не оглянулся – он знал, что оставил позади себя, и знал, что оборачиваться назад нет смысла. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Он познал то, что дано далеко не каждому, и он не просил об этом. Он брал то, что было его по праву.
Вокруг него искрились и переливались души не родившихся существ, а погасшие, мертвые души вплетались в шерсть волка, пытаясь дотянуться до живительной энергии его естества. И он отдавал ее, без тени сожаления – он знал, что энергии внутри него хватит на все живые и мертвые души, на все родившиеся и погасшие миры. Энергия была бесконечна и беспрепятственно переливалась внутри него, без труда вдыхала жизнь в то, что нуждалось в ней.
Волк не знал жадности, не знал корысти, не знал и милосердия. Он был честен перед собой и перед бесконечностью. Он был справедлив, как справедливы весы. Он поддерживал равновесие, он и был Равновесием.
И волк не останавливался. Он никогда не останавливался. Ведь покоя в мире не существует, единственный истинный покой – покой внутренний. Чтобы поддерживать его, никогда нельзя останавливаться. Поддерживая равновесие, необходимо беспрестанно двигать чаши весов. Чтобы начать жить, сначала нужно умереть.
Он не знал, умирал ли когда-то, и предстоит ли это ему в будущем. Но сейчас у него была цель, у него была задача – поддерживать равновесие. И он бежал дальше.
На смену мертвому приходит живое. На смену живому – мертвое. Но цикличность вселенной такова, что круг никогда не разомкнется. Длина окружности жизни равна бесконечности.
Волк все еще бежал, когда на грани сознания уловил едва различимый вой. Крик безысходности, крик нечеловеческой боли.
Он понял, что существуя в бесконечности, являясь идеальным, сам по себе бесконечным не был. И его искра могла погаснуть в любой момент, как и любая другая. Он не был опечален, ибо знал, что таков закон, таковы правила. Хорошо, когда знаешь правила, когда чувствуешь и понимаешь их.
Вой повторился, уже намного громче, намного ближе – его время закончилось, ему на смену придет следующий, а потом еще один, и еще. И так будет до скончания времен. А потом цикл начнется заново.
Волк остановился лишь на краткий миг, чтобы почувствовать приближение следующего астрального стража. Остановился, и тут же со всех сил оттолкнулся от материи вселенной.
И вновь ощущение полета, бесконечного, нескончаемого полета.
Его будто придавило бетонной плитой, тут же открыл глаза – знакомая комната, знакомая люстра. Его люстра.
Да, это была его квартира, его кровать. А на часах едва подсвечивалось время: 2:22. Вставать еще лишь через четыре часа. Если сейчас умыться, и выпить полтаблетки снотворного, то можно будет нормально выспаться.
Молодой парень неловко соскочил с кровати и, не включая свет, побрел в ванную. Там все-таки пришлось нащупать выключатель, и тут же из зеркала на него уставилось знакомое, но ужасно уставшее лицо.
“Приснится же такое…”
Из приоткрытой двери на кровать упал тонкий луч света, освещая понятые и мокрые от пота простыни. А в углу, возле подушки, скрываясь от электрического света, лежал клок насыщенно-синей шерсти, который едва различимо мерцал в темноте.
Вскоре сияние стало еще слабее, исчезло, и через пару мгновений шерсть растворилась в воздухе, рассыпавшись на мириады белых искр.
В ванной комнате погас свет, парень вернулся к кровати, привычным движением закинул таблетку в рот и, перевернув подушку другой, более прохладной и сухой стороной, провалился в глубокий сон без сновидений.
“Вот и слава богу, страшно представить, что бы случилось с моей головой, если бы такое еще хоть раз мне приснилось. Завтра расскажу об этом своему психотерапевту”.
А где-то на другом конце города девушка открыла глаза, очнувшись ото сна и, перевернувшись на бок, сладко улыбнулась.
“Я знала”.