Про Белого Вождя барона Маннергейма

RLD

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

Для наших прадедов и дедов он был и навсегда остался героем Русско-японской и Великой войн, возглавившим Белое движение в Финляндии, блестящим кавалергардом, до конца жизни хранившим штандарт Кавалергардского полка и фото Государя Императора Николая Александровича с собственноручной дарственной надписью. Для Севера Европы - символом национальной стойкости в борьбе с большевизмом. Для Финляндии - Регентом страны, Главнокомандующим ее вооруженными силами, Маршалом, Президентом и знаменем в борьбе за независимость.

Георгиевский кавалер, генерал-адъютант барон Карл Густав Эмиль фон Маннергейм, потомок древнего шведско-финского рода (голландского происхождения), вопреки утверждению покойного Булата Окуджавы в его известной песне (на музыку Исаака Шварца) о кавалергарде из фильма «Звезда пленительного счастья», прожил весьма долгую, хотя и бурную, жизнь. Он родился 4 июня 1867, а скончался 27 января 1951 года. Из 83 лет, отпущенных барону Господом Богом в этой земной жизни, он почти 70 лет был военным.

Следует заметить, что близкие друзья и сослуживцы называли его Густавом Карловичем, в то время как Официально на русской службе Маннергейма звали Карлом Карловичем (см. Общий список офицерским чинам Русской Императорской Армии. Составлен по 1-е Января 1909 г. СПБ., 1909. Колонка 577) или Карлом-Густавом Карловичем (Памятка Николаевского Кавалерийского Училища. Б. м., 1969. С. 227).

Как писал сам барон Маннергейм: «Мне исполнилось 15 лет, когда в 1882 году я поступил в кадетский корпус Финляндии. Я был первым из трех поколений Маннергеймов, кто посвятил себя военной карьере».

В отличие от своего родного брата (финского сепаратиста, высланного за революционную деятельность из России и тепло принимавшего в 1905 году в Стокгольме Владимира Ульянова-Ленина, направлявшегося с подрывными целями в Великое Княжество Финляндское), он был истинным патриотом своего Отечества - Всероссийской Империи - хотя готов был до последней капли крови служить и своей Родине - Финляндии. Когда она была в опасности, барон Маннергейм вставал на ее защиту. Когда опасность отдалялась, он уходил с высоких постов - всегда добровольно. Выполняя тайное поручение русской военной разведки, он в 1905-1906 гг. совершил полное опасностей и приключений путешествие в Китай, Тибет и Центральную Азию, где, в борьбе за Сердце Азии, насмерть схлестнулись интересы двух величайших империй тогдашнего мира - Российской и Британской - и был принят самим Далай-Ламой, чего не удостоился «розовый» Николай Константинович Рерих!

Барон Маннергейм участвовал во всех крупных войнах ХХ столетия: в Русско-японской войне и Первой мировой войне (на стороне России), в войне за независимость Финляндии (на стороне финской Белой гвардии против красных), в советско-финляндской «Зимней войне» 1939-1940 годов (против советской агрессии), во Второй мировой (Европейской Гражданской) войне (на стороне Германии против большевиков). За храбрость в боях под Люблином в Великой войне барон Маннергейм был награжден золотым Георгиевским оружием.

Генерал-адъютант барон Карл Густав Эмиль Маннергейм принадлежал к числу немногих верных слуг благоверного Царя-Мученика Николая II. В день Священного Коронования Государя он, в парадной кавалергардской форме, по правую руку от Государя, шагал во главе торжественной процессии, сопровождавшей Николая Александровича в Успенский Собор Московского Кремля. В день отречения Государя Императора от Престола барон Маннергейм командовал кавалерийской дивизией на Румынском фронте.

Подобно двум другим стойким монархистам, верным присяге, данной Царю и Отечеству - генералам графу Федору Артуровичу Келлеру и Гусейн-Хану Нахичеванскому - барон Маннергейм наотрез отказался присягнуть масонскому Временному правительству. Сразу же после Февральского переворота 1917 года Маннергейм потребовал от других русских военачальников (в том числе от будущих вождей Белого движения) восстать против узурпаторов-предателей Отечества. Но русские военачальники в массе своей колебались...до 1918 года, когда в Великом Княжестве Финляндском, под предводительством барона Маннергейма, была, с помощью белых германских войск генерала графа Рюдигера фон дер Гольца, разгромлена Красная гвардия (между прочим, именно в Финляндии противостоящие красным отряды антибольшевицких добровольцев получили название «Белая гвардия»).

Подобно многим прозорливым русским людям, барон Маннергейм сразу распознал в большевицкой военной и, главное, духовной агрессии абсолютное зло, затмевающее все, что до него обрушивалось на мировую цивилизацию и, в первую очередь - многострадальный русский народ и другие народы России. И потому объявил большевизму войну не на жизнь, а на смерть.

С самого начала Гражданской войны и по самый день смерти барона Маннергейма на его рабочем столе в военной Ставке стояла фотография Царя-Мученика Николая II, подаренная и подписанная Самим Царственным Страстотерпцем, являвшимся, как Великий Князь Финляндский, наивысшим авторитетом в глазах Маннергейма. Спасение крошечной Финляндии в трех смертельных схватках с большевизмом (в 1918, 1930-40 и 1941-44 гг.), вне всякого сомнения, объясняется небесным заступничеством Святого Благоверного Царя, не оставившего в беде своего верного слугу и паладина.

До самых последних дней военной службы Маннергейм не расставался со своим русским денщиком. Он уверял, что в финской армии никто не умеет чистить сапоги, как следует - и, вероятнее всего, был прав.

Зимой 1939 года Советский Союз, высокопарно именовавший себя «Отечеством пролетариев всего мира», окрыленный успешным фактическим захватом прибалтийских государств Эстонии, Латвии и Литвы (чье последующее формально «добровольное» вхождение в состав СССР  в качестве «советских социалистических республик» не заставило себя долго ждать), предусмотренным секретными протоколами к советско-германскому пакту,  объявил войну «буржуазному» (в действительности же - социал-демократическому) правительству Финляндии, под предлогом оказания помощи якобы «восставшему против помещиков и капиталистов финскому пролетариату» (хотя одновременно война СССР против Финляндии была объявлена советскими заправилами оборонительной, поскольку агрессивные «белофинны» - так именовала защитников Финляндии от красной агрессии советская пропаганда -, чья страна была «превращена империалистическими державами в плацдарм для войны против СССР», якобы первыми напали на «Отечество пролетариев всего мира»)!

Как вспоминает наш известный политолог, заслуженный деятель науки Российской Федерации, главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений Российской Академии Наук, доктор исторических наук Георгий Ильич Мирский:

«Мне было тринадцать лет, когда Сталин начал войну с Финляндией. Красная Армия перешла границу, и на следующий день советский народ услышал по радио: "В городе Териоки восставшими рабочими и солдатами образовано Временное народное правительство Финляндской Демократической республики". Отец сказал: «Вот видишь, ни одна страна не сможет с нами воевать, сразу же будет революция».

Я не поленился, достал карту, посмотрел и сказал: "Папа, а ведь Териоки прямо рядом с границей. Похоже, что наши войска вошли в него в первый же день. Не пойму — какое восстание и народное правительство?" И вскоре оказалось, что я был абсолютно прав: у одного мальчика из моего класса старший брат служил в войсках НКВД и уже через несколько месяцев по секрету рассказал ему, что он был среди тех, кто вслед за вошедшей в Териоки пехотой Красной Армии ввозил туда товарища Отто Куусинена, руководителя финской компартии. А впоследствии все стало широко известно. Вот тогда–то я, почти еще ребенок, но, видимо, с зачатками понимания политики, впервые подумал: "Как же может наше правительство так врать?"

А через два с небольшим года, после нападения Гитлера, когда я, уже пятнадцатилетний подросток, работал санитаром в эвакогоспитале на улице Разгуляй, рядом с метро "Бауманская", я долго разговаривал с ранеными, которых привозили из–под Ржева (ни один не пробыл на передовой больше пяти дней, ни один), и то, что они рассказывали о том, как идет война, настолько отличалось — особенно если речь шла о потерях— от официальной пропаганды, что доверие к власти полностью исчезло. Уже много десятилетий спустя я узнал, что из ребят 1921, 1922 и 1923 г. рождения, мобилизованных и отправленных на фронт в первый год войны, живыми и здоровыми вернулись — т р о е  из каждых  с т а  человек. (Между прочим, наши историки и генералы до сих пор врут, как сивые мерины, намного преуменьшая — для чего, спрашивается, зачем? — наши потери).

А еще спустя двадцать лет был Карибский кризис, и я в самые горячие дни работал фактически как помощник директора института, Анушевана Агафоновича Арзуманяна, а он был шурином Микояна, а Микояну Хрущев поручил заниматься Кубой. Поэтому я был в центре событий и по разным репликам директора догадывался, что наши ракеты действительно на Кубе. Но с каким невероятным возмущением почти кричал обычно спокойный министр (иностранных дел СССР - В.А.) Громыко, разоблачая "гнусную ложь" американцев по поводу якобы завезенных на Кубу советских ракет!

Как выходил из себя от негодования наш посол в Вашингтоне Добрынин, когда его спрашивали про ракеты, а как буквально бились в истерике известные на всю страну телекомментаторы, оравшие: "Да разве может хоть один человек в мире, знающий миролюбивую политику советского правительства, поверить, что мы привезли на Кубу ракеты?" И только когда президент Кеннеди показал всему миру аэрофотосъемки, на которых явно, четко были видны наши ракетушки— матушки — пришлось дать задний ход, и я помню выражение лица Арзуманяна, когда он рассказал, что его высокопоставленный шурин улетает на Кубу, чтобы уломать Фиделя Кастро не возражать против унизительного вывоза наших ракет обратно. И потом— хоть кто–нибудь извинился, признался? Да ничего подобного.

А еще через несколько лет наши танки вошли в Прагу, и я помню, как в райкомах партии по всей Москве собирали лекторов, пропагандистов и агитаторов, чтобы дать им официальную установку: наши войска на  д в а  ч а с а (!) опередили ввод в Чехословакию войск НАТО. Кстати, потом то же самое будут говорить об Афганистане: несколько месяцев тому назад один таксист, ветеран — "афганец", сказал мне: "А все же не зря мы туда вошли, ведь еще несколько дней — и в Афганистане были бы американцы".

А еще я помню историю со сбитым южнокорейским пассажирским авиалайнером, когда погибли сотни людей. Официальная версия гласила, что самолет просто ушел в море, всем выезжавшим за границу строго–настрого было приказано только это и говорить. А Чернобыль, когда простые советские люди, поверившие в официальную линию ("всего лишь авария") писали в "Правду" письма с протестом. Против чего? Против того, как довели атомную станцию до катастрофы? Да нет, что вы! Против бессовестной клеветы западных средств информации, которые брешут что–то о радиоактивности, об угрозе жизни людей. И помню фото в газете: собачка, виляющая хвостиком, и текст: "Вот один из чернобыльских домов. Хозяева на время уехали, а песик сторожит дом"».

Впрочем, прекратим, за недостатком места, цитировать воспоминания доктора Мирского, чтобы они не увели нас слишком далеко от темы настоящей военно-исторической миниатюры, и возвратимся к «нашим баранам».
 
У советских «воинов-интернационалистов» в злополучной Зимней войне (1930-1940) финского Давида с большевицким Голиафом дело с самого начала явно «не заладилось». Так, например, в местах ожесточенных боев красноармейцев с «белофиннами» (надо сказать, что на войну с большевиками пошли все финны поголовно, включая финских коммунистов) на Раатской дороге зимой 1940 года до сих пор лежат останки тысяч неизвестных бойцов Красной армии. Неопознанные останки советских «воинов-интернационалистов» захоронены в братских могилах в лесах Суомуссалми. Согласно финскому историку Пекке Туомикоски, после окончания «Зимней войны» Советский Союз отказался принять трупы всех погибших красноармейцев. До определенного момента останки солдат принимали, но потом, в один момент, категорически заявили, что «погибших больше быть не должно» (!). В сражение на Раатской дороге потери Красной армии исчислялись тысячами, «белофинны» же потеряли убитыми не более 300 солдат и офицеров. Советская 44-я дивизия перешла границу Финляндии, не встретив сопротивления. В ней насчитывалось - вместе с частями усиления - около 25 000 штыков. Ей первоначально противостоял лишь так называемый «отряд Контула» из 300 человек - пограничников и ополченцев. Малочисленный «белофинский» отряд сумел устроить завалы поперек узкой дороги, по которой советские войска углубились в заснеженные леса. Красноармейские колонны растянулись примерно на 80 километров, не имея возможности свернуть в сторону, потому что снег сделал местность вне дорог непроходимой для транспорта - и неожиданно были атакованы подоспевшей 9-й финской дивизией под командованием полковника Ялмара Сииласвуо. «Белофинская» дивизия была вчетверо меньше советской, насчитывая всего 6000 штыков, не имела ни артиллерии, ни танков, но зато была укомплектована лыжниками, привычными к холодам. Последовал страшный разгром - длинная лента советских войск была разрезана на изолированные кусочки, уничтожeнные «белофиннами» один за другим. 44-я дивизия РККА погибла целиком, без остатка - из окружения вышел только комдив со своим штабом. Это был тот самый комдив Виноградов, которого большевики расстреляли за «...шкурничество и потерю полевых кухонь...». Помимо советских полевых кухонь, «белофинны» захватили 43 танка, около 100 артиллерийских орудий различных систем, трактора, тягачи, 260 грузовых автомобилей, 1 170 лошадей, и все припасы дивизионного обоза. Еще одна советская дивизия, спешно переброшенная «на помощь восставшему против власти буржуазии финскому пролетариату» с Украины, погибла еще более нелепo - ее не успели снабдить зимним обмундированием. «Белофинские» офицеры с изумлением наблюдали, как советские солдаты шли в атаку в летних пилотках и шинелях в 46-градусный мороз, по пояс в снегу... неся при этом лыжи в руках (!). Лыжи им выдали, но пользоваться ими научить не успели... Тем не менее, Красная армия, пусть долго и безуспешно (но оттого не менее упорно) штурмовала финскую укрепленную «Линию Маннергейма», пока не вынудило маленькую Финляндию к заключению мира и территориальным уступкам.

В период советско-финской Зимней войны 1939-1940 гг. на стороне «белофиннов»  маршала барона Маннергейма (именуемого в среде русских белоэмигрантов фельдмаршалом) против большевицкой армии вторжения сражались 6000 шведских, 600 датских и 600 норвежских добровольцев, а также добровольческие контингенты из Венгрии, Англии, США и русские белые добровольцы - чины Р.О.В.С. (Русского Обще-Воинского Союза).

При внимательном прочтении опубликованных в постперестроечной России воспоминаниях барона Маннергейма (Маннергейм К.Г. Мемуары.  М.: Вагриус, 1999. Mannerheim С.G. Muistelmat, 1-2. — Helsinki: Otava, 1951-52.), Вам непременно запомнится следующий интересный фрагмент:

«В беседах о том, как облегчить положение (финской армии, не имевшей в период «Зимней войны» достаточно противотанковой артиллерии и противотанковых ружей - В.А.), родилась идея сформировать специальные противотанковые подразделения, вооруженные связками гранат и минами. Я отдал приказ о создании таких подразделений в каждой роте, батальоне, полку и дивизии. И вскоре они получили ещё одно простое, но эффективное оружие — зажигательную бутылку. Ближние бои против танков в Зимней войне явились крупнейшими проявлениями героизма, ибо для того, чтобы идти на танк, имея в руках только связку гранат и бутылку с зажигательной смесью, требуется и искусство и храбрость.»

Возможно, впоследствии идею использовать для поджога неприятельской бронетехники бутылку с зажигательной смесью, советские военспецы приписали себе, а сами бутылки стали именоваться «коктейлями Молотова» - в честь советского народного комиссара иностранных дел. Между тем, историческая справедливость требует назвать зажигательную бутылку в честь ее подлинного изобретателя - «коктейлем Маннергейма». С другой стороны, не исключено, что «коктейлем Молотова», «Молотов-коктейлем» или просто «Молотовым» стали называть зажигательную бутылку сами финские защитники Линии Маннергейма периода Зимней войны, в насмешку над советским наркомом, ставшим излюбленной мишенью карикатуристов и куплетистов тогдашней Финляндии. Особенно популярной в «стране тысячи озер была песенка «Н(и)ет, Молотов», посвященная обороне Линии Маннергейма от советских сил вторжения, надолго оказавшейся не по зубам превосходящим силам Красной «Армии Мировой Революции». Впрочем, это так, к слову...

В период Второй мировой («Европейской Гражданской») войны финская армия под командованием барона Маннергейма, в силу обстоятельств, с 1941 по 1944 год поддерживала гитлеровский «Третий рейх» на Восточном фронте и участвовала в осаде Ленинграда (или, по-фински, Пиетари). Однако ни один снаряд финской артиллерии (в отличие от германской) не был выпущен по осажденному Петербургу и ни одна финская авиабомба не упала на Северную Пальмиру - город, в котором финский Главнокомандующий провел лучшие годы своей жизни и которому он с юных кавалергардских лет раз и навсегда отдал всю свою любовь. Академик Д.С. Лихачев писал в своих «Воспоминаниях:

«Однажды в августе или начале сентября я видел, как перевозили войска в трамваях - с юга Ленинграда на север: финны прорвали фронт и полным ходом наступали к Ленинграду, никем не задерживаемые. Но они остановились на своей старой (1939 года - В.А.) границе и дальше не пошли. Впоследствии с финской стороны не было сделано по Ленинграду ни одного выстрела. С той стороны не летало и самолетов».

Когда барон Маннергейм не воевал, он крепил оборону своей страны. В 1931-1938 гг. под его личным руководством была возведена знаменитая «Линия Маннергейма». Сам маршал Финляндии, впрочем, отзывался о ней очень скромно: «...оборонительная линия, конечно, была, но ее образовывали только редкие долговременные пулеметные гнезда да два десятка выстроенных по моему предложению новых дотов, между которыми были проложены траншеи. Эту позицию народ и назвал «Линией Маннергейма». Ее прочность являлась результатом стойкости и мужества наших солдат, а не результатом крепости сооружений».

Как и положено настоящему полководцу, он гордился не техникой, а простыми солдатами - верными сынами Финляндии, в том числе и русского происхождения. Когда части «Рабоче-Крестьянской» Красной «армии Мировой Революции» в конце «Зимней войны» ворвались, наконец, в разрушенный Выборг, они были встречены пулеметным огнем с колокольни православного храма. Подавив пулеметную точку, большевики обнаружили, что пулеметчиком была дочь местного русского православного батюшки.

А свой военный Орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия барон Карл Густав Эмиль Маннергейм до конца жизни ценил выше всех своих других многочисленных боевых орденов.

В январе 1915 года, получив заветный Георгиевский крест («Выше Белого креста - только деревянный!» - говаривали в Российкой Императорской армии), барон Маннергейм писал сестре: «Если б я погиб прежде, чем получил маленький беленький крестик рыцарского Ордена святого Георгия, это досаждало бы мне, если не здесь, то в ином мире наверняка... Необычайный размах этой войны, конечно, означает, что и этот крест дают чаще, чем когда-либо ранее, но будь их сколько угодно - крест всегда окружен таким ореолом почтения, какого ни одна другая награда не достигает».


Награды барона Маннергейма:


1. Крест (1902), Офицерский Крест (1910), Большой Крест (1939) Ордена Почетного Легиона - Франция;

2. Орден Св. Анны 2-й степени (1906) - Российская империя;

3. Орден Св. Станислава 2-й степени (1906) - Российская империя;

4. Орден Св. Владимира 4-й степени (1906) - Российская империя;

5. Орден Св. Георгия 4-й степени (1914) - Российская империя.

В связи с награждением барона Маннергейма орденом Святого Георгия Победоносца (за успешное форсирование реки Сан) подчиненные сочинили своему командиру следующие стихи:

Крест Георгиевский белый
Украшает Вашу грудь.
Есть чем Вам жестокий, смелый
Бой с врагами помянуть!

6. Крест Свободы 4-й степени Ордена Креста Свободы (1918) - Финляндия;

7. Большой Командорский Крест Ордена Меча (1918) - Швеция;

8. Ордена Серафимов (1919) - Швеция;

9. Орден Слона (1919) - Дания;

10.Железные кресты 2-й и 1-й степени (1918) - Пруссия;

11.Большой Крест Ордена Британской империи (1938) - Великобритания;

12.Военная (Золотая) медаль Ордена Креста Свободы с бантом (1940) - Финляндия;

13.Кресты Маннергейма 2-й и 1-й степени Ордена Креста Свободы (1941) -
   Финляндия;

14.Орден Михая Храброго 1-й степени (1941) - Румыния.

15.Пристежки-реплики 1939 г. к Железным Крестам 2-й и 1-й степени (1942) -
   Германская империя;
 
16.Рыцарский Крест Железного Креста (1942) - Германская империя;

17.Дубовые листья к Рыцарскому Кресту Железного Креста (1944)- Германская
   империя.


Ученые и почетные звания барона Маннергейма:


Почетный доктор философии Хельсинкского университета (1919);

Почетный командир добровольческого Охранного корпуса (Шюцкора, Суоёласкунта - 1919-1944);

Почетный Председатель Детского Благотворительного Фонда (1920-1951);

Председатель Правления Объединенного банка Финляндии (1920-1931);

Председатель Финского Красного Креста (1922-1951);

Почетный командир (шеф) Уусимааского (Нюландского) драгунского полка (с 1921).

Здесь конец и Господу нашему слава!

ПРИЛОЖЕНИЕ

ИЗ ПЕРЕПИСКИ МАННЕРГЕЙМА С РУКОВОДИТЕЛЯМИ БЕЛОЙ РУССКОЙ ВОЕННОЙ ЭМИГРАЦИИ
(Публикация К.М. Александрова):

I. Письмо фельдмаршала Карла Маннергейма — Председателю РОВС Генерального штаба генерал-лейтенанту Алексею Архангельскому:

г. Гельсингфорс, 25 августа 1939 г.

Его Превосходительству
генерал-лейтенанту А. П. Архангельскому.

Глубоко тронутый уважаемым, крайне для меня лестным письмом Вашего Превосходительства, прошу за добрую память и дорогие сердцу старого Русского генерала обрадования, поздравления зарубежного Русского воинства и его высокочтимого Начальника, принять мою глубокую благодарность, а также горячие, сердечные пожелания и привет товарища по боям Великой войны.
Маннергейм (рукопись).

II. Из письма высокопоставленного финского корреспондента [предположительно — фельдмаршала Маннергейма] капитану Марковской железнодорожной роты и редактору журнала «Часовой» Василию Орехову (ноябрь 1939):
 
«Конечно, ни один финляндец не мог представить себе существования Финляндии, границы которой проходят у петербургских пригородов, без дружественных отношений с Россией и даже военных договоров с ней, и к этому страна была готова. Но в данную минуту мы имеем дело не с Россией, не с нормальным государством, уважающим права других и свои обязанности, на нас посягает международная, революционная организация, руководящая финляндской секцией III Интернационала*, которая не скрывает своего желания советизировать нашу бедную, но честную страну, истребить нашу интеллигенцию, развратить нашу молодежь, надсмеяться над нашей национальной историей, уничтожить наши памятники, среди которых на улицах столицы вы увидите и сохраненные и оберегаемые нами памятники нашими великим князьям — вашим императорам».

(*Атаман Григорий Семенов писал в 1938 году: «При определении сущности коммунизма и его мировых заданий не следует забывать, что руководители политики красного Кремля, так называемое советское правительство, отнюдь не является самодовлеющей величиной, проводящей самостоятельную политику в интересах управляемой ими страны. Это, прежде всего, лишь слепые исполнители воли Коминтерна, и его закулисным влиянием объясняется, на мой взгляд, несомненное соучастие международной дипломатии и капитала в поддержке советского строя как разрушительного аппарата, служащего целям подчинения всего мира Коминтерну.»
Семенов Г.М. - О себе — М, Вече, 2013 — стр.282 - прим. В.А.)


III. Письмо профессора, Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Головина  — фельдмаршалу Карлу Маннергейму:

Париж, 29 декабря 1939 г.
108 rue Michel-Ange (XVI)

Ваше Высокопревосходительство,
Глубокоуважаемый Густав Карлович

Начинаю мое письмо к Вам с выражения восторга перед доблестью финского народа, который под Вашим водительством показывает сейчас всему миру пример высочайшего героизма.

В свое время, командуя в Вильманстранде русским 20-м Драгунским полком, я смог лично оценить высокие качества Вашего народа. Посему я принадлежу к тем русским националистам, от всей души и полностью признающих право Финляндии на независимость, ныне ею так мужественно защищаемую. Как русский ура националист я не могу признать в акте нападения Сталина на Финляндию проявление русской национальной политики. Я продолжаю считать, как в 1919 году, что свержение большевицкого ига на моей родине является единственным радикальным средством для создания в восточной Европе условий мирного сосуществования и развития свободных народов.

Исходя из этой мысли, я позволяю себе рекомендовать Вашему вниманию одну из наиболее полезных организаций, создавшихся в русской эмиграции. Эта организация — “Национально-Трудовой Союз Нового Поколения” создана нашей патриотически настроенной молодежью. Она не задается фантастической целью сформировать заграницей какое-то новое русское правительство, а стремится лишь к одному: помочь русским народным массам собственными силами сбросить ненавистную большевицкую власть.

Может быть Вы найдете полезным разрешить им использовать для их деятельности Финляндию как базу. Если же Вы сочтете возможным оказать и техническую помощь, то отдача их работы значительно возрастает.

При сем прилагаю краткую справку о задачах и плане работы рекомендуемой мною организации, а также о возглавляющем ее личном составе.

Пользуюсь случаем просить Вас, Глубокоуважаемый Густав Карлович, принять мои наилучшие пожелания к наступающему 1940-му году и уверения в глубоком моем уважении и преданности
Ваш (рукопись).

IV. Письмо от 30 декабря 1939 года фельдмаршала Карла Маннергейма — Председателю РОВС Генерального штаба генерал-лейтенанту Алексею Архангельскому:

Ваше Превосходительство,
Глубокоуважаемый Алексей Петрович

На уважаемое письмо Ваше от 16 декабря имею честь сообщить, что в настоящем периоде нашей войны я не вижу никакой возможности воспользоваться сделанным Вами предложением.

Втянувшись в войну против нашего желания, мы боремся на жизнь и смерть, один против пятидесяти, и в таких условиях мысль высказанная в Вашем письме неосуществима по причинам, на которых мне трудно более подробно остановиться.
Как обстоятельства разовьются, трудно предвидеть в настоящий момент. Кто знает, какие возможности ближайшее время может открыть и для Вас.

Прошу принять уверение в глубоком моем уважении и искренней преданности.

Маннергейм.

Примечание К. М. Александрова: в письме речь шла о предложении использовать кадры РОВС и русских белых эмигрантов для создания антибольшевистских формирований на финском фронте. Зимой 1940 года предложение было принято и соответствующая «акция РОВС» на советско-финляндском фронте состоялась.

V. Письмо от 8 января 1940 года Председателя РОВС Генерального штаба генерал-лейтенанта Алексея Архангельского — фельдмаршалу Карлу Маннергейму:

Ваше Превосходительство,
Глубокоуважаемый Густав Карлович

Ваше любезное письмо от 30 декабря с. г. только что получил. Пользуясь поездкой в Финляндию лично мне известного Корнета Лабинского, призванного в ряды Вашей Армии, приношу Вам благодарность за ответ и пожелания успехов в Вашей неравной борьбе.

Вполне понимаю, что в настоящем периоде войны могут быть серьезные основания неосуществимости моего предложения, но буду надеяться на то, что Ваша борьба откроет и для нас большие возможности и, приняв в ней, так или иначе, участие мы сможем помочь Вам и сделать многое для восстановления Национальной России.
Считаю нелишним привести слова из новогоднего приветствия Великого Князя Владимира Кирилловича, помещенного в последнем номере «Возрождения»:
«Ничем неоправданным нападением советской власти на миролюбивый финляндский народ закончился минувший год. Свое нападение она сопровождает зверствами против гражданского населения и тем более внушает к себе отвращение всего мира. Русский народ не желает войны с Финляндией. Он не желает ея порабощения, и грядущая Императорская Россия всегда будет уважать ея самостоятельность».
В этом же номере «Возрождения» помещена и резолюция Российского Национального Объединения, решительно осуждающая нападение СССР и Коминтерна на Финляндию, и рисующая отношение будущей Национальной России к Финляндии.

Теперь из моих писем Вы знаете отношение к Финляндии наших военные кругов, национальных русских организаций и, наконец, Главы Императорского Дома, и это отношение, ярко выявленное, даст, я уверен, Вам возможность легче принять решение относительно участия русских в Вашей и н а ш е й борьбе за В а ш у свободу и н а ш е освобождение против общего врага — советской власти.
Хочется верить, что эти возможности скоро наступят.

Белым русским, живущим в Финляндии, я подтвердил, что они должны поступить, если еще не призваны, добровольцами в Финляндскую армию. Полагаю, что это мое распоряжение никак не может идти вразрез с Вашими взглядами.

Позвольте еще раз пожелать Вам успеха и просить принять уверение в искреннем к Вам уважении и преданности.

А. А р х а н г е л ь с к и й.


Первоначальный вариант данной исторической миниатюры В.В. Акунова был, под названием «Долгий век кавалергарда», опубликован в московском военно-историческом журнале «Рейтар» №24 (12/2005).