Главы из книги - Волков-Пепоянц Э.Г. МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬТЕРНАТИВЫ. 19I7-I929 гг. В 2-х книгах. Кн.1. - Кишинев: “LEANA”.1993. - XXXII + 464 с.
[После того, как я опубликовал главу из второй книги "МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬТЕРНАТИВЫ", посвященной анализу "Государства и революции", решил выборочно опубликовать некоторые параграфы из первой книги,вышедшей в Р.Молдове 20 лет тому назад мизерным тиражом.
После Содержания настала очередь Предисловия...
Конечно,кое-какие оценки событий конца 80-х - начала 90-х я скорректировал бы...Но, то,что написано пером...]
ПРЕДИСЛОВИЕ
В настоящее время в ряде (но не во всех) независимых государств, возникших на территории распавшегося СССР, начал осуществляться мучительный и чрезвычайно сложный, не имеющий аналогов в истории процесс разрушения коммунистическо-тоталитарно-демократического, партолигархического и временами отчасти охлократического режима, процесс демократизации и декоммунизации, перехода к рынку, сопровождающийся большими общественными издержками: спонтанными прямыми акциями толпы, в ряде случаев кровопролитием, ошибками, демагогией и просто обманом и коррупцией политиков и государственных чиновников, разгулом преступности, быстрым обогащением незначительного меньшинства и столь же быстрым обнищанием подавляющего большинства.
И хотя вектор политических реформ в этих странах указывает на демократию, но еще не совсем ясно, каким будет результат борьбы противоборствующих сил. Вдобавок рядовые граждане дезориентированы тем, что многие и многие из активно действующих современных политиков, "вчера" еще энергично и чуть ли не самозабвенно отстаивавших коммунистические убеждения и напористо, а если надо, то и насильно внедрявших их в массы, во все поры общественной жизни, "сегодня" уже выступают в роли "правоверных" (которые святее римского папы) "демократов", хотя ни в содержании предлагаемой ими государственной политики, ни в методах ее осуществления нет и грана подлинной демократии, конечно, если не считать беспардонного популистского разглагольствования о ней.
В целом же идущий сейчас процесс политической деструкции и дестабилизации (отчасти естественный, отчасти искусственный - из-за крупных просчетов политиков) при отсутствии продуманной и ясной стратегии и реальных результатов конструктивной деятельности осуществляется в условиях своеобразного идеологического хаоса в общественном сознании, "размывания" ценностных ориентаций у значительных масс людей, особенно молодого поколения. Это ведет зачастую или к пассивности, апатии, растерянности граждан, "бегству" от политики, или к неадекватной агрессивности, взаимной нетерпимости, непредсказуемым реакциям, спонтанным вспышкам насилия.
В подобной ситуации перед политической наукой, высшей школой, образованием в целом, СМИ, сторонниками подлинной (а не псевдо,- эрзац-) демократии стоит двуединая задача.
Первая - раскрытие перед широкой общественностью, учащейся молодежью сущности, характерных черт политической доктрины большевизма, господствовавшей с несущественными модификациями на протяжении более семидесяти лет в бывшем Союзе, Центральной и Восточной Европе. Сформулированная задача тем более важна, что в настоящее время у значительных масс людей, проживающих на просторах более одной шестой часта суши, в сознании сохраняют живучесть большевистский менталитет, ленинско-сталинская политическая культура, что в подавляющем большинстве случаев обусловливает поведение общественных груш и политической элиты при разрешении тех или иных проблем, конфликтов.
Вторая задача, сопряженная с первой, - формирование либерально-демократической, плюралистической и гуманистической политической культуры, особенно у молодежи, приобщение ее к общечеловеческим культурным ценностям, естественно, при обязательном бережном обращении и приумножении прогрессивных национальных традиций, воспитании патриотизма, любви к родному языку, национальной культуре, знании истории своего народа, Отечества.
Вторая задача с особой остротой высвечивает вопрос о политическом просвещении, демократическом образовании граждан государств СНГ, Балтии, Грузии. Только таким образом можно нейтрализовать токсины тоталитаризма в менталитете, распространить знания об условиях и формах стабильного функционирования демократии на разных уровнях (от высших государственных органов до местной власти), а также форм самоорганизации граждан, укрепить легитимность демократических форм правления, способствовать совершенствованию властных и управленческих структур, самоуправляющихся институтов.
Как показывает опыт ФРГ, в обществах с тоталитарным прошлым наладить систему политического образования весьма трудно[1]. Система политпросвета тоталитарного общества (и в коммунистическом СССР, и в национал-социалистской Германии и это при том, что общественные системы в целом в коммунистическом СССР и нацистской Германии были противоположными) решала принципиально иные задачи: она была предназначена для пропаганды идеологии, "промывания мозгов" масс с целью манипулирования последними в угоду высшим партийным бонзам обоих режимов, а не для действительного политического просвещения, распространения объективных знаний о политике. Само собой разумеется, что авторитарные режимы и не были заинтересованы в свободном развитии политических наук. Как известно, в Советском Союзе специальность "политические науки" впервые была утверждена ВАК лишь в 1989 г.
Однако, и в новых независимых государствах, называющих себя демократическими, фактически продолжается стратегия отстранения народа от политического знания. В них, в частности в России и в Молдове, сворачиваются занятия по политологии, а порой и вовсе упраздняются кафедры.
Правда, в этом отчасти повинны и они сами, без вины виноватые. Многие из них, по меткому замечанию Д.А.Фадеева, "пока имеют такое ж малое отношение к политологии, как и преподававшийся ими ранее "научный коммунизм" - к науке[2] . Ведь типично большевистским, архирадикальным методом "кавалерийской атаки", которым "создали" в бывшем СССР вузовскую политологию, можно только дискредитировать эту дисциплину в глазах молодежи, несмотря на всю ее практическую значимость и актуальность.
Но тем не менее отмеченное обстоятельство само по себе ничуть не оправдывает пренебрежительного (в лучшем случае по недомыслию) отношения к политическому просвещению. В условиях, когда во многих молодых независимых государствах обсуждаются проекты новых демократических конституций, предопределяющих политический статус и судьбу всех ее граждан на десятилетия вперед, когда, как, в частности, в Молдове и в России, идут дебаты о том, какой из режимов - президентский или парламентский - предпочтительнее, понимание их отличия друг от друга, как и вообще знание элементарных основ политологии, жизненно необходимо.
В принципе каждое государство должно демократически совершенствоваться. Но то, что трудно осуществляется в стабильных "старых” государствах, легче, по очевидным причинам, спрограммировать в переходный период, при "полном пересмотре конституции", в зарождающихся демократиях, заложив в Основной закон нормы и конструируя институты, максимально приближающиеся к демократическому идеалу.
Поэтому для того, чтобы сознательно и ответственно принимать участие в обсуждении конституции, гражданам следует знать и то, какие принципы должны лежать в основе демократического правления, и то, что такое конституционализм и правовое государство, и то, каковы международные стандарты прав человека и национальных меньшинств, и многое другое. Не говоря уже о том, что политологические знания необходимы просто для того, чтобы, понимая суть политических событий и явлений, разбираться в несостоятельности решений и демагогических заявлений тех или иных политиков.
Однако многое, к сожалению, свидетельствует о том, что в нынешних "коридорах власти" имеются приверженцы недемократических форм правления, которым вообще не нужны политически образованные люди и особенно среди наиболее динамичной части общества - молодежи. В этом случае политическому истеблишменту легче скрыть свои некомпетентность, ошибки, а иногда и злоупотребления, проще манипулировать согражданами, уйти от ответственности.
В демократических же странах политическое образование является частью общеобразовательного процесса, и его задача - дать элементарные представления о политике в целом, политической системе данного сообщества, которые, подобно навыкам личной гигиены и этикета, нужны каждому человеку в повседневной жизни.
В Германии, стране пережившей в XX в. дважды национальную трагедию, дважды же (в 1918 г. и 1952 г.) создавалась функционирующая и по настоящее время государственная служба политического образования. Согласно ныне действующему положению, ее основная задача заключается в том, чтобы "с помощью средств политического образования способствовать распространению в немецком народе понимания особенностей политической жизни и готовности к участию в ней, а также укреплению демократического сознания"[3]. После объединения Германии в 1990 г. перед системой политического просвещения Западной Германии встала задача адаптировать население бывшей ГДР к жизни в условиях либеральной демократии и рыночного хозяйства.
Этот опыт весьма поучителен и для Молдовы, России, Армении, Румынии, Украины и других государств Восточной и Центральной Европы, Закавказья, Средней Азии. На территории бывшей ГДР политическое просвещение ориентировано не только на традиционные для ФРГ объекты - молодежь и "мультипликаторов" (люди, которые используют полученные знания для их дальнейшего более широкого распространения и от которых преимущественно зависит формирование общественного мнения: воспитатели, учителя, преподаватели вузов, журналисты, ученые, работники системы образования взрослого населения и т.п.), но и на руководителей и политиков разного уровня. Очевидно, что на переходном этапе прежде всего от их компетентности и политического знания зависят конструирование и функционирование эффективно работающей демократической политической системы, а значит, и проведение реформ.
Вторая отмеченная нами задача столь важна еще и потому, что многие нынешние политики, проснувшиеся с воскресенья на понедельник “демократами”, дискредитируют само понятие демократии. Парадокс современного политического положения в бывшем Союзе состоит в том, что многие из критиков периода перестройки коммунистическо -советского режима стали называть себя "демократами" уже - и только - в силу самого факта оппозиционности данному режиму, хотя таковыми по политической культуре и не являлись.
Впрочем, это легко объяснимо. Представители ново-старой властвующей элиты, как и вообще рядовые граждане или подавляющее число обществоведов бывшего Союза, за редким исключением, не были знакомы ни с разнообразными современными теориями демократии[4], ни с историей теории демократии[5], ни с мучительной и многовековой историей зарождения, становления и укрепления демократии в политической жизни многих стран мира.
[Само собой разумеется, что в условиях коммунистического режима не появилось ни одного труда по истории демократии, аналогичного тем, что издавались в России даже в условиях царского самодержавия. Речь вдет, естественно, прежде всего о фундаментальных работах выдающегося российского социолога, правоведа и историка М.М.Ковалевского: "Происхождение современной демократии” в четырех томах (1895-1897 гг.); "От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму» в трех томах (1906 г.); «Демократия и ее политическая доктрина” (1913 г.)[6]].
И хотя в мире имеется обширнейшая литература по отмеченным темам, советский читатель в основной своей массе долгие десятилетия был знаком лишь с эрзацлитературой на этот счет. Поэтому-то у партолигархии, партократии, продолжающей, "перелицевавшись", в основном оставаться у власти, как и в целом у жителей СНГ, Балтии, Грузии, до самого последнего времени имелось весьма смутное представление о демократии, что выражалось (и выражается) хотя бы в том, что признавая демократию в целом, абстрактно, люди в большинстве своем отказывались (и отказываются до сих пор) признавать ее частные, конкретные проявления.
Существует еще одно серьезное предубеждение по поводу демократии. В общественном сознании на просторах бывшего СССР, стало широко циркулировать мнение, к которому часто прибегает в своих интересах истеблишмент в большинстве стран мира с недемократическими режимами, зиждущееся на аргументах, используемых еще в античности противниками демократии. Утверждается что, по крайней мере, в особых условиях рядовой человек не является достаточно компетентным в деле управления, в то время как квалифицированное в этом плане меньшинство обладает несравненно большим потенциалом для руководства и, следовательно, должно управлять большинством.
По поводу изложенного суждения (содержащего, несомненно, долю истины, но совсем не в том смысле, как об этом думают сторонники авторитарных режимов, ибо направлено оно только против примитивного понимания демократии) патриарх современной науки о демократии Р.Даль пишет, что люди, “считающие себя защитниками демократии, должны решительно и с новой силой противостоять этому древнему и вездесущему аргументу. Парадоксально, но это необходимо теперь не столько для того, чтобы выбить почву из-под ног авторитарных режимов, сколько для решения целого комплекса социальных вопросов, возможность реализации которых поставлена сегодня под сомнение и в демократических режимах”[7].
Еще более опасным для судеб демократии является то обстоятельство, что значительное число представителей как элиты, так и управляемого большинства в новообразованных государствах продолжают разделять мифологему советского "марксизма-ленинизма" о том, что прямая плебисцитарная демократия превосходит демократию представительную, или даже о том, что существуют два противоположных типа демократии -"буржуазная” и "социалистическая".
Между тем с того момента, как Фукидид в своей "Истории" два с половиной тысячелетия тому назад впервые использовал термин "демократия", история политической мысли знает множество ее определений,теоретических и практических моделей и концепций. Понятие "демократия"[8] при кажущейся простоте, очевидности и ясности заключенного в нем содержания в абстрактной постановке вопроса: народовластие, народоправство, более развернуто - правление народа, избранное народом и для народа (А.Линкольн), - в своем многовековом бытии как в тео¬рии и в общественном сознании, так и в практическом воплощении, было отмечено парадоксами, тупиковыми путями развития, ловушками и злоключениями, сопровождалось иллюзиями и мифами.
Идеал примитивной демократии (непосредственное, прямое участие всех в управлении), являясь сокровенной мечтой и надеждой многих и многих простолюдинов в течение тысячелетий, вдохновлял участников антимонархических, антиолигархических революций. Обездоленное большинство, отчужденное от власти и собственности, грезило о своей власти, наивно полагая, что уже сам факт ее завоевания (вкупе с уравнительным перераспределением частной собственности на средства производства или же вообще ее ликвидацией) избавит их от всех бед, лишений, нищеты, бесправия, угнетения.
Однако исторический политический опыт каждый раз неизменно и быстро обнаруживал иллюзорность их упований и тщетность практических потуг и свидетельствовал об обратном, об одном из парадоксов и метаморфоз прямой и примитивной демократии (не сопряженной с индустриальным развитием экономики, свободной структурированностью гражданского общества со значительной долей средних слоев и наличием горизонтальной и вертикальной сетей политических и общественных институтов, образованностью, культурностью большинства, их относительным материальным благополучием, благоприятствующими исторической традицией этноса и его психическим архетипом): придя на смену единоличного правления или власти немногих, такая демократия, как правило, очень скоро вырождалась в разгул охлократического и анархистского безумства, с тем, чтобы затем столь же быстро трансформироваться в установление новой личной диктатуры или новой олигархии.
Политические мыслители, начиная с античных - Платона, Аристотеля и Полибия - вплоть до современных - К.Поппера, М.Дюверже и Р.Даля, Г.Лассуэла, Б.Сартори и Н.Боббио, М.Крозье, С.Хантингтона и Ватануки, Ж.-Л.Кермонна, Ю.Хабермаса и А.Лейпхарта, И.Шапиро, Б.Гуггенбергера и Т.Дая и многих других, - не уповая на грезы, иллюзии и эмоции, многократно и скрупулезно взвешивали на "весах" разума как положительные, так и отрицательные стороны власти большинства и в идеале (нормативная теория), и на практике (дескриптивная теория), наблюдали, описывали и обобщали функционирование и изменение реально существующих демократических систем. Результаты их исследований зачастую были малоутешительными для сторонников демократических ферм организации власти и управления, общественной жизни.
Но каждый раз, терпя крах в политической практике, демократия тем не менее раз за разом возрождалась с учетом идей политических мыслителей и правоведов уже в новых исторических формах. На практике и в теории демократия обогащалась, видоизменялась с тем, чтобы, наконец, во второй половине XX в. стабильно установиться в форме либерально-демократического политического режима примерно в одной пятой- одной шестой части всех стран мира.
Последнее обстоятельство дало основание американцу Ф.Фукуяме летом 1989 г. высказать предположение о наступлении идеологического (и в политике, и в экономике) конца истории. "Мы наблюдаем, - писал он, - по-видимому, не просто конец "холодной войны" или какого-то особого этапа послевоенной истории, а конец истории как таковой: т.е. конечный пункт идеологической эволюции человечества и универсализацию западной либеральной демократии как конечной формы управления человеческим обществом. Это не значит, что отныне не будет событий, достойных заполнить ежегодные обзоры международных отношений журнала "Форин афферс", поскольку победа либерализма произошла главным образом в сфере идей или сознания и еще не завершилась в реальном, материальном мире. Но существуют серьезные основания полагать, что этот идеал будет в долгосрочной перспективе направлять развитие материального мира"[9].
Однако если Ф.Фукуяма в главном, в вопросе о конечном пункте политико-теоретической эволюции человечества, в значительной (но не в полной) степени прав (без учета особенностей национально-психического и культурно-исторического архетипов), то до повсеместного воплощения либерально-демократической парадигмы в политическую жизнь, а главное - до максимально возможного сближения реально существующих демократических устройств с теоретической моделью еще очень далеко.
В очередном, 18-м докладе (1991 г.) "Римского клуба" "Первая глобальная революция", сделанном А.Кингом и Б.Шнайдером в специальном разделе "Пределы демократии", дана весьма критическая оценка современного состояния демократки в мире.
<<Демократия - не панацея, - подчеркивают авторы доклада, - она не имеет организационных способностей, не знает пределов собственных возможностей, не в силах решать новые задачи. Народные избранники часто не в состоянии вовремя принять компетентное решение по комплексным вопросам, а чиновники, понимая глобальный характер задач, слабо разбираются в сложных взаимодействиях между ними. Квалифицированное суждение по основным социальным, политическим и экономическим проблемам чаще можно услышать по телевизору, чем в парламенте.
Политические партии озабочены очередными выборами, нанося вред той самой демократии, которой призваны служить. Иногда кажется, что интересы партии выше интересов государства, стратегия и тактика важнее целей, а о мнении избирателей забывают сразу же после выборов. Но кризис современной демократии не дает оснований отвергать ее.
Утверждение демократии в странах, освободившихся сегодня от авторитарных режимов, - продолжают А.Кинг и Б.Шнайдер,- требует от их граждан смены позиций и общественного поведения. Современная ситуация возникла неожиданно, не дав времени подготовиться к структурным преобразованиям и рыночные отношения, связи, методы управления не могли сложиться заранее. Может случиться, что именно на демократию будет возложена ответственность за экономические неурядицы, чем воспользуются экстремистские элементы.
Черчиль справедливо утверждал, что "демократия - наихудшая из систем, за исключением всех остальных". Надо помнить о ее недостатках, слабостях и пределах. Чтобы демократия могла справиться с современными задачами, надо вдохнуть в нее новую жизнь>>[10].
В настоящее время почти все режимы, даже авторитарные (за редким исключением), чтобы придать себе приличествующий концу ХХ в. политический имидж, так или иначе записывают в конституции положение о народном суверенитете, правлении народа. По верному замечанию американского политолога М.Агопьяна, демократия - это политический идеал, который каждая идеологическая система эксплуатирует по своему усмотрению[11].
И во многом именно поэтому, а главным образом ввиду своего ключевого положения в системе политических ценностей современности, являясь в силу этого наиболее расхожим термином в политическом лексиконе XX в. наряду со свободой, равенством, справедливостью, и еще вследствие целого ряда других объективных и субъективных факторов, среди которых возраст играет немаловажную роль, демократия продолжает оставаться одним из наиболее сложных и противоречивых центральных понятий политической науки.
Отражая фундаментальные свойства общественного бытия человеческой цивилизации на определенном этапе развития, политическую практику при определенных конкретно-исторических, экономических, социальных, культурных условиях и в то же время являясь в личностном плане естественным порождением как человеческого разума (атрибутивно предполагающего для своей деятельности и свободу от внешних ограничений, и равенство с себе подобными), так и позитивных нравственных качеств и человеческой природы в целом, естественно стремящейся к самореализации, творчеству и вместе с тем имея естественный же предел своего практического воплощения в природе человека и человечества, это понятие многозначно, многогранно, многомерно, исторически изменчиво.
Поэтому вовсе не случайно швейцарский философ Ю.Бохеньский, выражая крайнюю точку зрения и подчеркивая многоаспектность и противоречивость понятия демократии, полагает в своей книге "Сто суеверий", что демократию “вообще невозможно определить, поскольку здесь все запутанно”[12].
Ему вторит создатель концепции сообщественной демократии А.Лейпхарт: "Демократия - это понятие, которое решительно не поддается определению"[13].
Трудность определения данного понятия объясняется еще тем, что вследствие и наряду с отмеченными причинами, во-первых, в настоящее время имеется множество концепций демократий [элитарная, плюралистическая, плебисцитарная, партиципаторная, сообщественная (консоциальная), коммуникативная (интерсубъективная), К.Поппера, марксистская, большевистская и др.];
во-вторых, в XX в. произошла определенная компрометация самого термина "демократия", вызванная использованием его для обозначения авторитарных режимов, что и послужило основанием для высказывания Ф.А. фон Хайеком в 1968 г. предложения о замене его на термин "демархия" (по аналогии с широко известными терминами "монархия", "олигархия"), который, по его мнению, "помог бы нам сохранить образ идеала в эпоху злоупотреблений понятием демократии"14;
в-третьих, существованием разрыва между демократическим идеалом и конкретным институциональным, правовым, реляционным и т.д. воплощением его в политическую жизнь в конкретном культурно-историческом контексте, что и обусловливает существование различных форм, практических моделей демократии в рамках либерально-демократического архетипа политического режима.
Многими западными исследователями принята классификация А.Лейпхарта. Исходя из критериев оценки "разумно-ответственной демократии", предложенных Р.Далем в 1971 г. в работе "Полиархия: участие и оппозиция"[15], А.Лейпхарт различает две основные модели западной демократии: "вестминстерскую", и "консенсусную" с их разновидностями[16].
Суть первой заключается в правиле большинства. Для нее и ее разновидностей характерны: концентрация исполнительной власти (однопартийный кабинет или кабинет "чистого большинства"); слияние властей; асимметричная двухпалатность парламента; двухпартийная система; однотипные партии; плюралистическая избирательная система; унитаристское и централизованное управление; неписанная конституция и суверенитет парламента; это, наконец, исключительно представительная демократия[17]. Национальные формы данной модели демократии существуют в Великобритании и Новой Зеландии.
Особенностями второй, "консенсусной модели" являются: разделение властей; сбалансированная двухпалатность с представительством меньшинств; многопартийность; разнотипные партии; пропорциональное представительство.; территориальный и иной федерализм и децентрализация; писаный закон и право вето меньшинства[18]. Классическими образцами такой модели автор считает Бельгию и Швейцарию.
Большинство же демократий Запада А.Лейпхарт относит к "промежуточным формам" обеих моделей, несущим к тому же и элементы непосредственной демократии.
Имеются и другие типологии, в которых классификация практических моделей демократии осуществляется по иным критериям, в частности по степени реального разделения властей или по характеру структурированности гражданского общества. Согласно последнему критерию, различают "американскую" ("североамериканскую") и "западноевропейскую" ("французскую" - Ги Сорман) модели[19].
Вместе с тем в рамках единого архетипа демократии возникла со своими существенными чертами и японская (восточная) модель, которую нельзя назвать в "чистом" виде западной, классической либерально-демократической. Если в последней фиксируется внимание на защите личности от давления общества и государства, то в японской (восточной) делается акцент на ее самоограничении, стремлении контролировать ее порывы, встраивать их в систему общественных и государственных интересов[20].
В ходе "круглого стола", проведенного в конце 1990 г. журналом "Народы Азии и Африки", указывались такие ее черты, как: а) органически сложившийся симбиоз институтов и норм классической демократии (конституция, парламентаризм, разделение властей, всеобщее избирательное право, многопартийность, гарантия равноправия граждан и т.д.) и традиционных японских структур, внутенне характеризующихся жесткой иерархичностью, четкой системой соподчинения, что отнюдь не ведет к угнетению личности, ибо этим структурам свойствен высокий уровень доверия начальства подчиненным;б) принцип принятия решения "нэмаваси", предполагающий участие в принятии решения и учет мнений практически всех участников процесса, причем движение к консенсусу происходит, как правило, скрыто, закулисно, путем многократных неофициальных обсуждений и согласований;в)исполнительная власть сильнее представительных институтов и др.[21] .
Разнообразие практических моделей, а главное несовпадение демократического идеала и реальных демократических устройств дали основание известному исследователю теории демократии Д.Сартори охарактеризовать демократию как "высокопарное название того, чего нет"[22] .
Конечно, процитированные мнения выражают предельную позицию. Но и более умеренная точка зрения одного из всемирно признанных классиков современной теории демократии Р.Даля сводится к тому, что “… после стольких веков раздумий о политике, теория демократии продолжает оставаться ... довольно неубедительной, независимо от того, рассматривать ли ее как этическую теорию или как попытку описать реальный мир"[23]. Разнообразие подходов к теории демократии является, по мнению Р.Даля, результатом того, что к каждой общественной проблеме существует множество возможных, альтернативных подходов.
Мы не будем анализировать определения демократий, даваемые советскими учеными в былые годы. Очевидно, что в условиях коммунистического тоталитарного (тоталитарно-демократического, тоталитарно-авторитарно-демократического etc.) режима все они разделяли парадигму о противоположности "социалистической" и "буржуазной" демократий, исходили из концепции “радикальной”, а не либеральной демократии. Интересующихся этим вопросом отсылаем к подробному обзору А.И.Ковлера, осуществленному им в весьма содержательной, хотя по ряду позиций спорной монографии "Исторические формы демократии: проблемы политико-правовой теории"[24].
Ограничимся, во-первых, приведением "формулы" Г.Х.Шахназарова: "Под демократией принято понимать форму государственного устройства, основанную на принципах народовластия, равенства и свободы"[25].
По поводу процитированного определения заметим, что, с одной стороны, оно, как воплощение общечеловеческих демократических ценностей, универсально, но, с другой стороны, в силу своего общего и абстрактного характера недостаточно, неоперационально, не может служить, мерилом демократичности того или иного конкретного политического режима, ибо входящие в него три ключевых термина - "народовластие", "равенство", "свобода" - нуждаются, в свою очередь, в определении, интерпретации.
Во-вторых, остановимся на позиции самого А.И.Ковлера. Резюмируя свой обзор отечественных и зарубежных определений демократии ,он выделяет следующие ее моменты как сложного, многомерного понятия: 1) народовластие (автор полагает, что оно применимо только к обществу социалистического типа); 2) форма государства; 3)форма и принципы организации политических партий и общественных организаций; 4) политический режим; 5) политическое мировоззрение и политическая ценность[26].
Политология Запада знает бесчисленные вариации классических (как определенной формы правления, господства, организации государства, государственной власти и вида политического режима), и новых дефиниций демократии.
Причем политологи "новой волны" (обобщая трагический опыт поражения демократии в 30 - 40-х гг.) исходили и исходят из того, что теория демократии должна выводиться из наблюдений над политическим процессом в реально функционирующих демократиях, независимо от абстрактных принципов. Она должна принимать во внимание эмпирические данные и знания, выработанные в ходе социологических исследований партий и организаций, изучения выборов, в полити¬ческой психологии и других специальных дисциплинах. Вместе с тем теория демократии должна учитывать и так называемые "релевантные вопросы", социальные целеполагания и социальные оценки, надежды и опасения, которые так или иначе соотнесены с демократией.
По справедливому выводу немецкого ученого Б.Гуггенбергера, теория демократии “не может ограничивать себя одной единственной из каких-либо двух целей (соучастие или эффективность, свобода или равенство, правовое или социальное государство, защита меньшинства или власть большинства, автономия или авторитет);наоборот она должна комбинировать возможно большее число тех представлений о целях, которые выкристаллизовались в западной философии демократии, а также в демократической практике и оказались социально значимыми.
Теория демократия, специально повторяет немецкий ученый свое кредо не должна просто отражать, воспроизводить действительность или безнадежно растворяться в крайне далеких от действительности утопиях. Она нуждается в комплексных предпосылках, в принципах. занимающих как бы серединное положение между образами демократии и действительностью: нужна теория демократии, которая постоянно опережает свою реальность, но никогда не теряет ее из виду”[27] .
Американские обществоведы чаще всего используют классическое определение демократии, данное выдающимся австро-американским мыслителем Й.Шумпетером в книге "Капитализм, социализм и демократия:”...Институционное установление для принятия политических решений, которое служит общественной пользе, предоставляя народу право решать путем выборов, кто из избранных им лиц должен выражать его чаяния"[28]. (Другой вариант:”…Институциональное устройство для достижения политических решений, в котором индивиды приобретают власть решать через конкурентную борьбу за голоса избирателей"[29]).
Как видно, по Й.Шумпетеру (и многим современным теоретикам), демократия - это, собственно говоря, не власть народа, не самоуправление народа в прямом смысле, а власть, формируемая и осуществляемая с согласия народа, по его выбору из конкурирующих политических сил.
Современные американские политологи Ф.Шмиттер и Т.Д.Карл, в целом принимая многие аспекты классического процедурного подхода к демократии Й.Шумпетера, в то же время в своем определении демократии делают в первую очередь ударение на отчетности правителей перед гражданами, а также на иных (помимо выборов) механизмах конкуренции: "Современная политическая демократия - это система правления, в которой правители публично подотчетны перед гражданами. Те же, в свою очередь, действуют не прямо, а с помощью конкуренции и кооперации через своих представителей"[30].
Иные существенные черты демократии высвечивает в своем определении известный французский политолог Ж.-Л.Кермонн: "Политическая власть народа, отправляемая свободно выражающим себя большинством, уважающим право меньшинства проявлять свое несогласие", или лаконичнее - "власть большинства, уважающая права меньшинства"[31
Французский ученый выделяет два принципиально важных обстоятельства: демократия - это (I) всегда политическая власть большинства и (2) всегда неизменное уважение мнения меньшинства и его право свободно конституировать оппозицию. Ж.-Л.Кермонн выделяет следующие общие принципы плюралистической демократии: I) сводные выборы правителей. предполагающие по крайней мере три условия - свободу выдвижения кандидатур как следствие свобода образования и функционирования партий; свободу избирательного права, т.е. всеобщее и равное избирательное право по принципу "один человек - один голос"; свободу голосования, понимаемую как тайное голосование и равенство всех в информации и возможности вести пропаганду во время избирательной кампании; 2) политическая власть принадлежит большинству народа, которое может выделиться либо путем прямых (президентских), либо непрямых выборов (парламентское большинство и инвеститура правительства ассамблеей сформированного по итогам всеобщего голосования); 3) уважение к оппозиции, ее праву на свободную критику и праву сменить, по итогам новых выборов, бывшее большинство у власти (чередование); 4) конституционализм - общественные власти и граждане должны уважать конституцию, что обязывает партии доказать свою способность к минимальному согласию, а сами власти - подчиняться юрисдикции независимого органа конституционного контроля; 5) гарантия основных прав граждан, что требует осуществления правового государства и его уважения каждым человеком и каждой политической структурой.
Известно, что американская политология отличается от западно-европейской. Мы могли в этом убедиться, сопоставляя определения демократии, данные американскими политологами и французским.
В дополнительное подтверждение сказанному и для более полного представления о взглядах на демократию, широко распространенных среди части американских ученых, приведем текст американского политолога Р.Уотсона: “Таким образом, буквально демократия означает правление народа. Для того чтобы общество было демократическим, значительное количество его населения должно пользоваться правом высказываться в отношении важных решений, которые затрагивают их жизнь. Иначе говоря, демократическое правление основано на согласии управляемых. Рассматриваемая подобным образом демократия озабочена тем, как принимаются политические решения, каковы процедуры, посредством которых простые люди участвуют в принятии таких решений.
Хотя демократия чаще всего определяется в терминах способов принятия правительственных решений, она также связана с содержанием этих решений. Другими словами, демократия включает в себя не только процесс определения общественной политики, но также и результаты этого процесса. Демократическое правление, по определению, порождает политику, которая способствует утверждению ряда таких основополагающих ценностей, как свобода, равенство и справедливость.
Главная идея состоит в том, что, если значительное число людей участвует в принятии государственно - управленческих решений, эти решения породят свободу, равенство и справедливость для значительной доли граждан. Демократия, таким образом, основана также на определенных предположениях о природе человека, а именно на предположении о том, что простой человек является достаточно рациональным, чтобы использовать свое политическое влияние с целью утвердить названные ценности”[33].
Российские исследователи А.К.Ковлер и В.В.Смирнов, анализируя процитированный текст Р.Уотсона, вычленили следующие аспекты традиционно-либерального видения понятия демократии: I) правление большинства; 2) консенсус управляющих и управляемых; 3) процедура принятия решений; 4) участие народа в принятии политико-управленческих решений (т.е. как особый процесс); 5) содержание и результат этого процесса; 6) ценность; 7) организация людей, обладающих определенными качествам (свойствами)[34].
Но многие ученые Запада в отличие от Р.Уотсона (и, кстати, марксистской традиции тоже) отвергают взгляд, согласно которому функционирование демократии жестко увязано с утверждением в обществе демократических ценностей.
Ф.А. фон Хайек в своей книге "Политический строй свободного общества" пишет: "Наибольшее злоупотребление состоит ... в трактовке демократии как инструмента для достижения определенных целей. На самом деле демократия есть всего лишь процедура, ведущая к выработке согласованного мнения по поводу общих действий. Как это ни абсурдно, многие из современных призывов к демократии простираются до указок демократическому законодательному собранию, что ему следует делать. Между тем термин "демократия" касается исключительно организационной стороны правления и не имеет никакого отношения к целям, за которые люди голосуют на выборах"[35].
По мнению Ф.А. фон Хайека, подлинная ценность демократии состоит в том, что она должна защищать рядовых граждан от злоупотреблений властью. Демократическая система, по его мнению, позволяет им избавиться от одного правительства и выбрать себе другое. "Иными словами, - продолжает он, - это пока единственная известная конвенция, обеспечивающая нам мирную смену власти... Как бы ни было устроено правительство, если народ не имеет возможности избавиться от него посредством установленной процедуры, оно рано или поздно попадет в дурные руки. Но демократия - отнюдь не величайшая политическая ценность, и неограниченная демократия, возможно, хуже, чем ограниченная власть любого другого рода”[36].
Нетрудно установить, что содержание процитированного текста Ф.А, фон Хайека зиждется на теории демократии К.Поппера. По мнению последнего, еще Платон, а вслед за ними и большинство политических мыслителей в течение тысячелетий, выражая основную политическую проблему в форме вопроса: "Кто должен править?", или "Чья воля должна быть верховной?" - надолго запутали политическую философию. На место вопроса "Кто должен править?" следует поставить, считает Поппер, другой вопрос: "Как нам следует организовать политические учреждения, чтобы плохие или некомпетентные правители не нанесли слишком большого урона?"[37] .
Другая редакция этого же вопроса гласил “Как должно быть устроено государство, чтобы от дурных правителей можно было избавиться без кровопролития, без насилия?”[38].
К.Поппер всячески подчеркивает, что его теория пытается описать политические реалии современных ему демократий, а отнюдь не логически сконструированную теоретическую модель, что его теория "демократии" не является теорией "народоправства" (он специально оговаривается, что "в действительности народ нигде не правит"), а скорее, теорией правления закона, который постулирует бескровный роспуск правительства простым большинством голосов. Английский философ полагает, что его теория позволяет избежать противоречий и трудностей классической теории и, прежде всего, вопроса: "Что делать, если однажды народ проголосует за установление диктатуры"[39].
Сформулированный вопрос и составляет суть парадокса демократии в другой редакции гласящий, что правление большинства (неконтролируемый суверенитет народа) гипотетически подразумевает и принятие такого решения, которое упраздняло бы самое себя, т.е. правление большинства.
(Здесь заметим, что с парадоксом демократии взаимосвязаны парадокс свободы, означающий, что свобода без ограничивающего ее контроля рано или поздно должна привести к значительному ограничению свободы , к ее упразднению вообще, и парадокс терпимости, означающий, что неограниченная терпимость должна привести к исчезновению терпимости. "Поэтому во имя терпимости следует провозгласить право не быть терпимым к нетерпимым"[40]).
К.Поппер, отмечая маловероятность свободного голосования большинства за упразднение своей собственной власти, установление диктатуры, продолжает: "Но ведь это случалось! Что делать, если это случится опять?"[41]. По его мнению, включение в большинство конституций требования квалифицированного большинства для голосования против конституции, а значит и против демократии, лишь доказывает, что такое изменение в принципе возможно, а тем самым отвергается принцип, по которому воля "неквалифицированного" большинства является первичным источником власти, то есть что народ имеет право управлять, выражая свою волю простым большинством голосов[42].
Всех этих теоретических трудностей можно, согласно К.Попперу, избежать, если отказаться от вопроса: "Кто должен править?" и заменить его новой и чисто практической проблемой: как лучше всего можно избежать ситуаций, в которых дурной правитель причиняет слишком много вреда? "Мы можем построить всю нашу теорию на том, - пишет английский философ, - что нам известны лишь две альтернативы: либо диктатура, либо какая-то форма демократии. Мы основываем наш выбор не на добродетелях демократии, которые могут оказаться сомнительными, а единственно лишь на пороках диктатуры, которые несомненны. Не только потому, что диктатура неизбежно употребляет свою силу во зло, но и потому, что диктатор, даже если он добр и милостив, лишает других людей их доли ответственности, а следовательно, и их прав и обязанностей. Этого достаточно, чтобы сделать выбор в пользу демократии, то есть в пользу правления закона, который дает нам возможность избавляться от правительства. Никакое большинство, - подчеркивает К.Поппер, - как бы велико оно ни было, не должно быть достаточно "квалифицированным", чтобы уничтожить это правление закона.”[43].
И описанный К.Поппером парадокс демократии, и проблема неограниченной власти большинства, означающая диктатуру большинства, упомянутая Ф.А. фон Хайеком и К.Поппером, вплотную подводят нас к актуальности анализа большевистской концепции демократии и политической практики большевизма с целью предостережения народов и ново-старой политической элиты молодых государств, возникших после распада СССР и ставших на путь демократизации и либерализации, от пагубных ошибок в духе большевизма, которые могут привести к быстрому поражению зарождающейся в этих странах демократии. Поэтому прежде, чем мы непосредственно перейдем к изложению основных вопросов содержания монографии, необходимо коснуться еще одной темы, чрезвычайно важной для судеб демократии в Молдове, России, Армении, Румынии, на Украине, в других странах Восточной и Центральной Европы: речь идет о том, что сторонников либерально-демократических ценностей не должна смущать критика в адрес демократии.
Свой ответ критикам демократии, актуальный и для наших дней, и для наших стран (как и только что процитированное суждение К.Поппера), дал Т.Джефферсон, автор американской Декларации независимости, "апостол Павел американской демократии". В письме к Д. де Немуру он отмечал: "Мы с вами оба думаем о людях как о наших детях... Но вы любите их как малолетних детей, которых боитесь предоставить самим себе без присмотра няни, а я - как взрослых людей, которых я предоставляю свободному самоуправлению"[44].
Один из основателей современной американской политологии - Ч.Мерриам - назвал процитированное высказывание Т.Джефферсона одной из лучших формул принципов демократий[45].
Кроме того, сомневающимся сторонникам демократии следует помнить, что, во-первых, для переходных общественных состояний демократия не является стабильной, а тем более эффективной политической формой. Во-вторых, демократия вообще даже в "нормальном" состоянии гражданского общества - очень "хрупкое" установление. Вне рамок определенных общественных параметров, сложной взаимосвязи системы объективных и субъективных факторов она естественно превращается или в охлократию и анархию, или (и затем) в авторитарное политическое устройство.
По образному выражению патриарха французской политологии М.Дюверже, демократия "требует внимательной, постоянной, кропотливой заботы, как самолет, находящийся в полете. "Естественным" образом политические режимы тяготеют к авторитаризму и насилию, по социологическому закону аналогичному физическому закону свободного падения тел. Демократия может избежать этого падения только развивая противостоящую этому силу, постоянно поддерживаемую, контролируемую , приводимую в норму, как давление в реакторе"[46].
Проблема стабильности демократии - одна из животрепещущих в политической практике и актуальнейшая и труднейшая в политической науке.Стабильность демократии наряду c другими факторами в значительной степени определяется мерой социальной и этнической гомогенности (гетерогенности) сообщества и соответственно мерой согласия (конфликтности) различных сегментов и групп, демократическим, "гражданским" (Г.Алмонд и С.Верба)[47] типом политической культуры, степенью и интенсивностью реального участия членов сообщества в принятии решений (рационально-активистская модель политического поведения).
Кстати, одним из парадоксов демократии, выявляемым как раз при решении проблемы стабильности, является то, что “от гражданина в демократии требуются противоречащие одна другой вещи: он должен быть активным, но в то же время пассивным, включенным в процесс, однако не слишком сильно, влиятельным и при этом почтительным к власти”[48].
Для стабильного функционирования демократии гражданское общество должно быть свободно, в огромной степени горизонтально (и вертикально) структурированным, с подвижными, взаимно пересекающимися разделительными гранями внутри себя между слоями, группами, слоями, организациями, общинами и т.д.
Что же касается в значительной степени социально гетерогенных, многосоставных обществ, то для стабильного функционирования демократии в них A. Лейпхарт предлагает политическим лидерам многосоставных обществ (в частности, к таким, по нашему мнению, относится Молдова) сконструировать особый вид сообщественной (консоциальной) демократии, для которой характерны четыре атрибутивные черты: I) осуществление власти "большой коалицией” политических лидеров всех значительных сегментов многосоставного общества; 2) взаимное вето, или правило "совпадающего большинства", выступающее как дополнительная гарантия соблюдения жизненно важных интересов меньшинства; 3) пропорциональность как главный принцип политического представительства, назначений на посты в государственной службе и распределения общественных фондов; 4) высокая степень автономности каждого сегмента в осуществлении своих внутренних дел[49].
В-третьих, становление стабильной и эффективно функционирующей демократии - очень длительный процесс и требует адекватных техноло-гических, экономических, социальных, духовных изменений[50], а главное - соответствующих граждан, ибо, переиначивая высказывание К.Поппера, можно сказать, что несправедливо винить только демократию за политические недостатки демократического государства. В значительной мере правильнее обвинять в этом граждан демократических государств.
В связи с изложенными соображениями весьма поучительно проанализировать, как вслед за наступлением тех или иных, драматических или трагических эпохальных событий XX в. (таких как первая и вторая мировые войны, "социалистические" и "народно-демократические" революции, установление фашистских, нацистских и "коммунистических" режимов, свержение демократических и возвращение авторитарных форм правления ) не только менялись оценка сильных и слабых сторон политической демократии, акценты в дискуссиях о ее неустранимых недостатках, противоречиях, парадоксах, но и каждый раз вновь и вновь поднимался вопрос о глубоком кризисе и даже крахе ее как политического режима.
Переоценка политических ценностей демократии в нашем столетии началась еще в преддверии первой мировой войны. "Кризис современного государства" (Бенуа), "кризис современного правосознания" (Новгородцев), "недоверие к парламентским учреждениям" (Еллинек), "партийная машина" (Лоу), "сумерки легализма" (Котляровский) - таковы были оценки известных отечественных и зарубежных ученых того времени, образовавшие своего рода communis opinio, резюмируемое как кризис парламентарной демократии[51].
После первой мировой войны и революций в России, Венгрии, Баварии и других странах критическая оценка демократических режимов, естественно, усилилась. Так, к примеру, Д.Брайс в своем капитальном двухтомнике "Современные демократии",вышедшем в Лондоне в I921 г., отмечал, что имеющиеся виды демократии фатально тяготеют к превращению в олигархию и при этом становятся все менее стабильными.
Оценивая мажоритарный принцип принятия решений, лежащий в фундаменте любого вида демократии, он писал: «Выражение "народная воля" вдвойне неточно: воля "большинства" приравнивается к воле всех, и воля немногих активных считается за волю пассивно воспринявшей ее массы, образующей "большинство"»[52].
Главным врагом демократии, Д.Брайс, следуя древней традиции, полагал "власть денег - плутос". В конце концов он соглашается с Руссо, что, "раз брать термин в строгом смысле, то никогда не было и не будет истинной демократии"[53]. Исходя из изложенного, Д.Брайс задавался вопросом о том, не могут ли современные ему демократии затмиться так же, как затмились античные республики. "Это случилось, - подытожи¬вал он, - это может случиться вновь"[54].
Критика Д.Брайса, как и большинства интеллектуалов Запада, имела целью дальнейшее улучшение реально существующих форм либеральной демократии начала XX в., устранение негативных сторон, поиск новых институтов, основывающихся на тех же самих фундаментальных теоретических принципах.
К такого же рода критикам реальных форм либеральной демократии можно отнести известного чешского политика и интеллектуала Э.Бенеша, издавшего уже в годы Второй мировой войны, в 1942 г., книгу "Демократия сегодня и завтра", в которой он критически подытожил сорокалетий опыт функционирования демократий в XX в., и, в частности, межвоенный опыт Чехословакии, и предложил ряд рецептов по ее "лечению"[55].
Однако имелась на Западе группа теоретиков, которые писали о необходимости установления нового политического строя, базирующегося на ином понимании природы демократии в сравнении с формальной демократией прошлого.
К примеру, широко известная в конце XIX - первой трети XX в. чета англичан С. и Б. Вебб - идеологов тред-юнионизма и фабианского социализма - предлагала в начале 20-х гг. объединить в одно политическое целое "демократию производителей", "демократию потребителей" и традиционную "политическую демократию"[56].
Немецкий деятель В.Ратенау, не делая универсальных выводов, полагал, что для послевоенной Германии будет адекватна не обычная демократическая республика, а такая новая форма государственного бытия, которая бы сочетала институты "Республики Парламента" и "Республики Советов" (понимаемых им в отличие от Советов в России, где они строились по классово-производственному принципу, как система свободно создаваемых ведомственных минигосударств).
Существовала еще одна группа критиков, которые, отвергая любые практические модели либеральной демократии начала столетия предлагали взять за образец тот качественно новый тип "демократии" - "пролетарской", "советской", который устанавливался в СССР.
В связи с этим следует заметить, что и сторонники либеральной демократии также присматривались к политическому эксперименту на одной шестой части суши, выделяя заслуживающий внимания позитивный опыт.
В частности, упомянутый уже Д.Брайс, оценивая в целом установившийся в России советский строй как "извращенный тип демократии" и указывая, что в ней руководит революцией не большинство рабочих, а лишь олигархическая группа вождей, малая по числу и облеченная неограниченной властью[58], в то же время отзывался о системе Советов самой по себе, по тем потенциальным возможностям, которые в ней заложены вне зависимости от политики "русского коммунизма”, как о чрезвычайно демократичной, остроумной и интересной системе управления, сочетающей территориальное и профессиональное начала и согласованной с русским пространством.
"Эта схема управления, - отмечал Д.Брайс, - посредством местных органов, первичных собраний, одновременно управляющих и из¬бирающих, посылающих делегатов в высшие органы и т.д., грандиозна и интересна как новая конституционная форма"[59]. Жаль только, что она, по мнению английского ученого, действует в революционных условиях в значительной части на бумаге и не везде одинаково, что выборы превращены в фарс. И вообще, полагал он, система Советов не связана необходимо с коммунизмом.
Примером критической позиции, фактически отвергающей ценности либеральной демократии, может служить фундаментальный труд все тех ж С. и Б.Вебб "Советский коммунизм - новая цивилизация?", завершенный ими в сентябре 1935 г. На основе личных наблюдений в ходе двух поездок в СССР и четырехлетней исследовательской работы авторы приходят к такой оценке политического режима Советского Союза, которая вызовет сильное удивление у значительной части современного постперестроечного читателя на территории бывшего СССР, свыкшегося, и вполне справедливо, с мыслью, что в бывшем большом Отечестве к середи¬не 30-х гг. был установлен авторитарный, партолигархический, тоталитарный с псевдодемократическим фасадом режим.
"Это почти всеобщее личное участие через поражающее разнообразие каналов, - описывает чета С. и Б.Вебб увиденное в СССР, - больше, чем что-либо другое, оправдывает определение этого строя как многообразной демократии"[60]. Но еще большее удивление вызовут последующе оценки британских исследователей. Проанализировав советскую конституцию, они делают вывод: "Таким образом, поскольку дело касается легально конституированных властей, - законодательных, судебных или исполнительных, на любой ступени иерархии и во всех областях управления, - мы полагаем, что для всякого добросовестного исследователя было бы затруднительно утверждать, что СССР в любой своей части управляется по воле одного лица, т.е. диктатора"[61]. Затем чета С. и Б.Вебб дает одинаково отрицательные ответы на ряд последовательно поставленных вопросов: "Является ли партия диктатором?", "Является ли Сталин диктатором?", "Является ли СССР автократией?"[62].
Но не следует думать, что С. и Б.Вебб не разглядели антидемократическую и антинародную сущность режима в СССР по наивности своей или же, установив диктаторский характер власти, написали заведомую неправду. Все намного сложнее.
Во-первых, и это главное, политический строй в СССР в начале ЗО-х гг., как и в течение всего периода своего более чем семидесятилетнего бытия, отличался (в большей или меньшей мере) двойственностью, сосуществованием конституционных, законных политических институтов, норм и отношений и неконституционных, незаконных (но не менее, а чаще всего и существенно более эффективно действующих), что явилось результатом воплощения своеобразного доктринального, организационного макиавеллизма большевизма, сознательно заложенного еще его основателем (двойной стандарт в партстроительстве).
Вместе с тем отмеченная особенность явилась также следствием предварительно не предусмотренной имманентной противоречивости различных и в разное время сформулированных частей большевистской доктрины (например, противоречие между тезисом о всевластии Советов и положением об авангардной роли партии "нового типа" в условиях пролетарской однопартийной "демократии").
Конечно, для С. и Б.Вебб обнаружить сам факт этой институциональной, нормативной и реляционной политической двойственности не составляло труда. Они прямо указывают, что ВКП(б) "стоит вне конституции"[63], что "в отличие от Муссолини, Гитлера и других современных диктаторов Сталин по закону не облечен никакой властью ни над своими согражданами, ни даже над членами партии, к которой он принадлежит" (напомним, что процитированный пассаж написан в IS35 г.)[64].
И далее продолжают, ясно выявляя амбивалентность властных структур первого в мире государства рабочих и крестьян: "...хотя по конституции Сталин ни в коей мере не является диктатором и не имеет власти приказывать ... можно считать, что он стал несменяемым на этом посту верховным вождем партии и, следовательно, правительства"[65].
Таким же образом, отмечая недиктаторский характер правления в СССР, упомянутые авторы специально, оговаривают, что дело "касается легально конституированных властей"[66].
И все же С. и Б.Вебб не воссоздают достоверную картину двойственности властных структур в СССР. Их основная ошибка состоит в том, что они неправильно оценивают роль и статус конституционных и неконституционных институтов, норм и отношений в политической системе Советского Союза, а главное - характер их взаимосвязи.
Прежде всего С. и Б. Вебб явно преувеличивают интеллектуальное, идейное влияние партии на непартийную массу (в связи с этим для обозначения режима они вводят даже новый термин - "кредократия")[67] и умаляют меру ее - в лице партийных органов и чиновников - административного, командно¬го воздействия как на государственные органы, так и непосредственно на трудящиеся массы.
Точно так же они преувеличивают меру коллегиальности и коллективности при принятии решений в партийных, государственных, профсоюзных, комсомольских и иных органах и организациях. Вместе с тем чета Вебб фактически как бы не замечает огромную роль репрессивной системы для стабильного функционирования,”советской” политической системы, переоценивает фактор согласия и сознательного, свободного участия широких масс в управлении и осуществлении власти, степень их реальной самодеятельности.
Во-вторых, положительная в целом оценка С. и Б.Вебб политического режима в СССР в значительной степени обусловлена тем, что, критически относясь к реально существующей на Западе либеральной демократии, они увидели в СССР чуть ли не реализацию нового типа демократии, во многом напоминающей их собственный идеал сложной, многосоставной демократии (производителей, потребителей и политической), о которой мы писали выше. Это наглядно видно из сопоставления оценок режима в СССР С. и Б.Вебб и известного французского писателя А. Жида, разделявшего ценности либеральной демократии (точнее, гуманистическо-либеральной демократии).
В 1936 г. он посетил Советский Союз и изложил свои впечатления об этой поездке в книге "Возвращение из СССР" (1936 г.).Чета англичан с воодушевлением и восторгом пишет об установлении в СССР "многоформенной демократии", в которой "советы и профсоюзы, кооперативные общества и добровольные организации обеспечи¬вают личное участие в общественных делах всего взрослого населения в размерах, не имеющих прецедента"[68], о тем, что в Советском Союзе "есть управление, осуществляемое всем взрослым населением, организо¬ванным в различного порядка коллективы, имеющие свои различные функции"[69]. По их мнению, в отличие от всех других стран, в которых правительства и народы противостоят друг другу, в СССР они объединены.
Противоположной позиции придерживается А.Жид. В упомянутой книге (точнее, в дополнении к ней, названном «Поправки к моему "Возвращению из СССР"» - 1937 г.) он приводит разделяемое им всецело мнение У.Ситрайна: "СССР, так же как и другие страны под диктаторским режимом, управляется небольшой группой людей и... народные массы не принимают никакого участия в управлении страной, или, во всяком случае, это участие очень незначительно"[70].
По мнению А.Жида, вместо диктатуры пролетариата в Советском Союзе утверждается диктатура бюрократии над пролетариатом. "Потому, - разъясняет он, - что пролетариат уже не имеет возможности выбирать своего представителя, который защищал бы его ущемленные интересы. Народные выборы - открытым или тайным голосованием - только видимость, профанация: все решается наверху. Народ имеет право выбирать лишь тех кандидатов, которые утверждены заранее. С кляпом во рту, угнетенный со всех сторон, народ почти лишен возможности к сопротивлению"[7]1.
В примечании же к процитированному фрагменту А.Жид приводит в качестве аргумента суждение Б.Суварина, солидаризируясь с ним: "В сущности, профсоюзы, так же как и Советы, прекратили существование в 1924 г."[72].
По прочтении текстов обоих авторов естественно напрашивается вопрос: кто ближе к истине в своей оценке политического строя в СССР в середине 30-х гг.?
Здесь мы как раз и сталкиваемся еще с одной атрибутивной особенностью большевистского режима, характерной не только для З0-х, но и для 20-хх гг. (наряду с амбивалентностью властных и управленческих структур), которую фактически игнорирует А.Жид (как и многие другие критики - "тогда и теперь" - режима в СССР) и масштабы, а главное характер которой явно переоценивает чета Вебб (хотя по существу она правильно констатирует сам факт и многие черты отмеченного феномена): массовая социальная база большевизма, подлинный энтузиазм широких масс трудящихся, в основном горожан, и прежде всего молодежи - рабочей и учащейся (энтузиазм в СССР признавали абсолютно все "гости Сталина" - виднейшие западные писатели, посетившие Советский .Союз в 30-е гг. Г.Уэллс, Б.Шоу, Э.Людвиг, А.Барбюс Р.Роллан, А.Жид, Л.Фейхтвангер),естественно-добровольное, заинтересованное, с долей спонтанности и в то же время организованное участие в обсуждении и одобрении принимаемых, а чаще принятых решений со стороны широких народных масс, идентификация себя с "родной" властью "своего" государства, "своей" партии, "своего" вождя.
И не только в силу пропагандистского воздействия большевистской идеи о рабоче-крестьянском характере власти, но и вследствие того, что содержание и процедура принимаемых решений были созвучны мировоззрению, уровню понимания, типу политической культуры, отвечали субъективно воспринимаемым интересам широких слоев трудящихся, и не столько потомственным пролетариям, сколько новым группам рабочего класса, служащих и интеллигенции, новым жителям городов, "рекрутированных" из сельской местности, не говоря уже о рабочей, учащейся и частично крестьянской (в основном бедняцкой, а затем колхозной) молодежи. Многие из перечисленных групп по социальной сути своей были маргиналами и люмпенами, что и определяло их безусловную поддержку большевистского режима. Из этого следует, что А.Жид в значительной степени упрощает и искажает картину политического процесса в СССР, описывает его не всвгда в адекватных терминах и понятиях.
Здесь уместно сравнить методологические и гносеологические проблемы и трудности, возникающие при исследовании большевизма,с такого же рода проблемами и трудностями при анализе фашизма, нацизма. (В данном случае мы отвлекаемся от вопроса о сходстве и различии большевистского и фашистского, нацистского режимов. Типичный и традиционный для либерально-демократической интеллигенции 20-х гг. - и не только - взгляд на этот счет выражен в 1927 г. итальянским филосо¬фом и социологом Л.Стурце: ”В сущности между Россией и Италией есть только одна настоящая разница - именно то, что большевизм (или коммунистическая диктатура) является левым фашизмом, тогда как фашизм (или консервативная диктатура) является правым большевизмом .Большевистская Россия создала миф о Ленине, фашистская Италия - о Муссолини"[73]).
Имеются как минимум две причины указанных трудностей .Первая - сложность, многомерность, противоречивость самого объекта исследования. будь то большевизм иди фашизм, нацизм, и соответственно анализ учеными только какой-то одной стороны, в лучшем случае - двух, трех.
Вторая - недостаточность имеющихся теорий для адекватного полного и всестороннего описания и объяснения большевизма или фашизма.
Ж.Желев, обозревая в своем труде “Фашизм” многочисленные определения предмета изучения, писал: "Следует отметить, что во всех приведенных определениях и характеристиках содержится только часть истины. Они отражают отдельные стороны реального политического явления, названного фашизмом. Ибо фашизм одновременно и "массовое движение" и "революция мелкой буржуазии", и "отчаянная борьба средних слоев за самосохранение", и "революция справа", и "превентивная контрреволюция", и в каком-то смысле даже "шизофрения нации", "эпилептический припадок" целого народа и т.д. Но ни одно из этих определений не раскрывает глубинную основу и специфическую сущность фашизма"[74].
Точно так же обстоит дело и с характеристикой, определением большевистского политического режима, большевистской "демократии".
Одни исследователи обращают внимание на тоталитарные черты сходства между большевизмом и фашизмом как режимами, отбрасывая существенные различия. А по ряду пунктов - и противоположность; другие замечают только засилье бюрократии всех уровней и видов (партийной, советской, хозяйственной и т.д.); третьи видят лишь тиранию вождя и диктатуру партолигархии над пролетариатом; четвертые, наоборот, - неподдельный энтузиазм миллионов, широкое участие трудящихся в различного рода организациях, объединениях, собра¬ния митингах, на которых обсуждаются животрепещущие вопросы политики, экономики и повседневной жизни.
При этом пестрота воспроизводимой картины анализа и ее неадекватность усиливаются, если исследователи исходят из различного понимания демократии.
С. и Б.Вебб, подытоживая свое решение вопроса о том, является ли правительство СССР диктатурой или демократией, в связи с этим справедливо замечали, что "самый обильный источник ошибок в социологии, как и во всякой другой науке, - это постановка вопроса в терминах устаревших категорий или даже вчерашних определений". И, продолжая, они резонно вопрошали: <<Разумно ли ограничивать наши изыскания такими альтернативами, как ... "диктатура против демократии?">>[75].
Нам думается, что большевистский политический режим на всем протяжении своего существования, и прежде всего в 20-30-х гг., не может быть полно, во многих аспектах и аутентично описан и объяснен, исходя лишь из теоретической модели либеральной демократии.
Данное обстоятельство объясняется тем, что он представлял из себя сложное, многомерное, развивающееся, противоречивое и во многом новое, уникальное политическое явление, не вписывающееся в указанное теоретическое пространство. Некоторые из его сторон могут быть адекватно проинтерпретированы лишь иными концепциями, в том числе вновь созданными.
И тогда мы увидим, что режим в СССР в 30-х гг. - это не просто диктатура партократии, бюрократии или вождя над пролетариатом, но и политический феномен, включающий в себя элементы и "вождистской демократии" [если мы представим гипотетическую ситуацию, что в Советском Союзе, к примеру, под контролем Лиги наций были бы проведены прямые, всеобщее, равные, тайные, а главное свободные (в частности, при свободе агитации, насколько это возможно, как "за", так и "против") выборы верховного вождя с теми же неограниченными полномочиями, которыми Сталин обладал в действительности, то в середине З0-х гг. (как, впрочем, и в конце 40-х гг.) думается, подавляющим большинством голосов был бы избран именно и только Иосиф Виссарионович], и "тоталитарной демократии"[76] (хотя вторая "демократия" в реальной политической истории XX в. включала и первую, но "демократический диктатор" возможен и вне тоталитаризма), и производственной демократии, и демократии поддержки, согласия и участия (частью реального, частью фиктивного), и кратковременные и эпизодические всплески неполной охлократии (повсеместное, массовое одобрение с воодушевлением на собраниях, митингах и демонстрациях смертных приговоров, вынесенных на трех больших московских процессах), и элементы особого вида идентитарно- отчужденной демократии, при которой пролетариат добровольно не просто делегировал, а отчуждал от себя всецело свой суверенитет триаде "вождь - партия - государство" при одновременной идентификации себя с "родными" вождем, партией, государством, причем ответственность последних (как и контроль над ними) была отсрочена в далекое "светлое будущее".
Но кроме перечисленных элементов "демократий" и демократий большевистский режим вместе с тем был, несомненно, и тиранией вождя, и партолигархией, и просто разновидностью авторитаризма.
Изучение большевистского политического режима (как и фашистского, нацистского) раздвигает рамки и увеличивает глубину понимания природы демократии, ее сильных и слабых сторон, неустранимых недостатков, помогает избегать "ловушек" и нежелательных, но естественных для нее при определенных условиях превращений, метаморфоз. И вместе с тем усиливает практическую ценность ее либерально-демократической модели.
В связи с этим важное значение и приобретает исследование большевистской политической доктрины в целом,концепции демократии в частности как фрагментарного самосознания большевистского политического режима (ибо доктрина наряду с тем, что фрагментарно обусловливала режим в реальности, точно так же лишь фрагментарно адекватно его описывала и объясняла).
II
В монографии предпринята одна из первых, если не первая попытка в обществознании на территории бывшего СССР исследовать вопрос об истоках, сущности и эволюции большевистской концепции демократии в контексте политической доктрины большевизма как субъективного фактора формирования тоталитарно-репрессивного, псевдодемократического, партолигархического, коммунистического etc. политического режима.
Работа выходит в двух книгах.
В первой из них, которую и держит в руках читатель, рассматриваются истоки большевистской политической доктрины (марксистский, якобинский, народнический, бланкистский и т. д.), ее квинтэссенция, формирование и эволюция в период до 1917 г.
Вторая книга посвящена анализу содержания и эволюции большевистской концепции демократии в связи с политической доктриной в целом в период с 1917 г. по 1929 г. В ней исследуются многочисленные дискуссии в правящей большевистской партии по проблемам внутриклассовой и внутрипартийной демократий, идеи оппозиций в ВКП(б) в обозначенный период, реализация которых гипотетически могла привести к альтернативным вариантам развития политической системы в СССР, ожесточенная полемика между западной социал-демократией с большевиками по проблемам демократии.
В первой главе предлагаемой первой книги монографии рассматриваются содержание и развитие концепции демократии К.Маркса и Ф.Энгельса. Хотя эта проблема в той или иной части и степени затрагивалась во многих монографиях и статьях в доперестроечный период, но, несмотря на гору аполегетической советской литературы, посвященной классикам марксизма, практически не было в ней специальных исследований, в которых бы на основе объективного, беспристрастного анализа всех произведений К.Маркса и Ф.Энгельса адекватно, аутентично воссоздавались как политическая доктрина классиков марксизма в целом, так и их концепция демократии в ее эволюции в частности.
Симптоматично, что если в советской специальной литературе сравнительно много внимания было уделено изучению процесса становления и развития марксистской концепции государства и права, то этого нельзя сказать об исследовании процесса становления и развития марксистской концепции демократии. Очевидно, что это не случайно.
До недавних пор проводить подлинно научные исследования по проблемам демократии по причине самого факта существования в бывшем СССР тоталитарно-демократического, партолигархического etc. политического режима было невозможно.
Именно поэтому мало какие идеи К.Маркса и Ф.Энгельса истолковывались столь превратно, интерпретировались так произвольно по отношению к подлинному смыслу их текстов, как концепция демократии классиков марксизма. В монографии выявляется и развенчивается целая гирлянда мифов по этой теме, десятилетии, начиная с В.И.Ленина, существовавших в советской историографии марксистской политической мысли.
В рамках обозначенной темы особый интерес представляет вопрос соотношении марксистской и большевистской (прежде всего ленинской) концепции демократии и, следовательно, вопрос о причастности марксистской политической доктрины к становлению тоталитарной etc. политической системы.
Как известно, еще в перестроечной советcкой литературе сложились две полярные точки зрения (естественно, давно наличествующие в западной политологии): первая, представленная А.П.Бутенко, О.Г.Лацисом и многими другими, отрицала причастность марксистской теории к практике и идеологии советского тоталитаризма, вторая, "во главе" с А.С.Ципко, всячески эту обусловленность подчерки¬вала.
Особое внимание в книге уделено парадоксам и метаморфозе Марксовой (Энгельсовой) концепции демократии в контексте политической доктрины, социальной философии, экономических и других взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса.
Главный парадоксальный вывод первой главы состоит в том, что если воспринимать марксистскую концепцию демократии в контексте политической доктрины зрелого марксизма в целом, а тем более в связи с экономическими и социально-философскими взглядами К.Маркса и Ф.Энгельса, то она приобретает авторитарный и тоталитарный характер, в принципе не может носить название демократической теории, потеряет гуманистический ингредиент.
Но если использовать селективно и отвлеченно многие идеи этой концепции, прежде всего демократические идеи молодых Маркса и Энгельса, а также идеи, сопряженные с марксистской концепцией формально-демократического и относительно мирного пути революции, то они сохраняют свою эвристическую ценность и практическую значимость, демократичность, научный и гуманистический характер вплоть до настоящего времени, хотя противоречивость концепции, даже взятой самой по себе, бросается в глаза.
Второй главный вывод состоит в том, что большевистская концепция демократии востребовала из политической доктрины марксизма в целом, его концепции демократии в частности в силу целого комплекса причин недемократические, антигуманные идеи, те, которые не выдержали испытания временем и практикой как в силу изначальной своей утопичности, антигуманности, так и в силу изменившихся условий.
А кроме того, вождь большевизма исказил, фактически сфальсифицировал (вольно или невольно, не столь важно) ряд политических идей классиков марксизма: "слома" государственной машины, диктатуры пролетариата, демократического и относительно мирного пути пролетарской революции, демократической республики как формы диктатуры пролетариата.
Во второй главе исследуются сущность, становление и развитие большевистской (ленинской) концепции демократии в период до 1917 г. И хотя сформулированная тема в той или иной мере разрабатывалась в доперестроечные десятилетия советскими специалистами в тысячах монографий и статей (только перечень авторов занял бы несколько страниц) и в теоретической, и в историко-теоретической, и в историографической, и в научно-биографической, и в научно-библиографической, и по "критике буржуазной, реформистской и ревизионистской идеологии” литературе, в строгом смысле - все по той же известной причине - не было проведено свободных, подлинно научных исследований. Ситуация стала меняться в перестроечный период. Но лишь начавшийся на пространстве бывшего Союза да и то не везде, процесс официальной декоммунизации и деленинизации открыл возможность для свободных от партийной цензуры научных политических исследований.
В рамках обозначенной темы во второй главе в основном рассматриваются следующие ключевые проблемы:
1.Ленинская концепция авангардной партии "нового типа" как краеугольный камень политической доктрины большевизма.
Несмотря на то, что данной концепции уделялось больше всего внимания как в отечественной, так и в западной марксистской и немарксистской литературе (А.Авторханов, М. Восленский, Р.Гароди, Э.Карр, С.Каррильо, М.Карпович, С.Коэн, А.Мейер, Р.Такер, Л,Фишер, Э.Фишер, А.Улам, Л.Шапиро и многие другие), не все ее моменты были должным образом рассмотрены, особенно такие, как:
а) эволюция и основные моменты материализации ленинского организационного плана;
б) комплексное сравнительное исследование концепции пролетарской партии К.Маркса и Ф.Энгельса и концепции авангардной партии "нового типа" В.И.Ленина;
в)место и роль системы "организационных матрешек", организационного ма¬киавеллизма (двойной организационный стандарт) и фетишизма в ленинском организационном плане;
г) системный анализ истоков ленинского организационного плана.
2.Эволюция и основные моменты большевистской (ленинской) концепции демократии в период до Февраля 1917 г. Важнейшей составной частью второй проблемы является специальное исследование такого ключевого компонента большевистской концепции, идеологически обуслов-ливающего “тоталитарную демократию”, как теоретическая модель революционной демократии, разрабатываемая Лениным.
В связи с этим анализируется понятие диктатуры - неограниченной, насильственной, массово-стихийной/ непосредственно-действующей революционной власти как квинтэссенции политической доктрины большевизма. Особое состояние такой власти в революционный период автор и предлагает обозначить термином (традиционно используемым в другом смысле) "революционная демократияВ".
3.Проблема институционализации революционной власти в большевистской доктрине до 1917 г. Эволюция ленинских взглядов и неоднозначное среди большевиков отношение к Советам как органам революционной власти, институту революционной демократииВ.
Кроме того, ставится и специально анализируется (видимо, впервые в отечественном обществознании) проблема аутентичной интерпретации политической доктрины большевизма.
Суть ее состоит в том, что имеется разрыв (обозначаются его причины) как между политическими убеждениями лидеров большевизма и их высказываниями (текстами), так и между содержанием политических высказываний (текстов) и политической практикой.
Проблема осложняется также тем, что для политической практики большевизма в большинстве случаев политическая теория не играла определявшей роли. Хотя, несомненно, в большевистской политической доктрине имелось смысловое ядро, которое В.И.Ленин и большевики следовали практически всегда. Поэтому решение отмеченной проблемы должно помочь в выявлении "несущих конструкций" большевистской политической доктрины, инварианта ее сущности на разных этапах эволюции.
Вообще, специально еще раз подчеркнем: в монографии - и в первой и во второй главах - основное внимание уделено прежде всего аутентичному прочтению текстов К.Маркса, Ф.Энгельса и В.И. Ленина - восстановлению подлинного смысла политического марксизма и большевизма (ленинизма) и лишь во вторую очередь - их критическому анализу и оценке.
Предвосхищая результаты исследования, укажем на то, что концептуально новым словом в истории политических учений является вывод о том, что сакральная, эзотерическая тайна большевистской (ленинской) политической доктрины состоит (в период до 1917 г. в ряде моментов еще имплицитно) в теоретическом конструировании сложной по структуре и трансформирующейся во времени модели политического режима:
вначале, на первом разрушительном революционно-демократическом этапе завоевания власти, предполагалось установление биполярной - охлократической и партолигархической - модели власти, сочетающей власть и интересы охлоса, народных обездоленных низов, пролетариев и крестьян-бедняков (открыто) и профессиональных революционеров, зарождающейся партолигархии во главе с харизматическим вождем (завуалированно), затем, на втором этапе стабилизации, легитимации и завершающей институционализации революционной власти, - установление партолигархического режима с некоторыми внешними атрибутами смешанного охло-демократического режима при частичном согласии, поддержке и направляемом (контролируемом, руководимом) партией участии в управлении и власти социальных низов,включая охлоса, люмпенов, пауперов, маргиналов.
Еще одним важнейшим выводом (также упускаемым из виду многими - но не всеми - западными советологами и отечественными исследователями) является положение о том, что установление большевистской партавтократии etc. оказалось созвучным мировосприятию, менталитету, политической культуре, жизненной ориентации, психологическому состоянию масс в революционную эпоху, а не обусловлено лишь воплощением антидемократических идей политической доктрины, а тем более властолюбием, политическими амбициями, психологическими чертами его лидеров: В.И.Ленина, Л.Д.Троцкого, Г.Е .Зиновьева, И .В. Сталина и др.
И, наконец, два замечания в порядке самокритики.
Первое. Пока проводилось исследование и писалась книга у автора продолжали эволюционировать политические воззрения и углубляться (хочется надеяться) понимание проблематики темы, в частности, теории демократии в целом[77], что наглядно обнаруживается, если сравнить наиболее ранние написанные фрагменты текста (разделы 1.3 - 1.9 первой главы) с более поздними (глава вторая, разделы 1.1, 1.2 и 1.10 первой главы, предисловие и "Вместо введения").
Второе. В целом же метаморфоза собственных политических убеждений начала происходить у автора с конца 70-х гг.[78], но об этом ему до перестройки, как и многим другим (но не всем), приходилось публично умалчивать. Но вина автора отягощена тем, что в период трансформации собственных политических взглядов он не просто публично умалчивал об этом (не хватало мужества; но наряду с этим последовательные либерально-демократические, плюралистические и гуманистические взгляды еще не выкристаллизовались, не хватало глубины понимания и прозрения), но и продолжал преподавать иные, чем собственные, взгляды ("научный коммунизм"),по ряду моментов (но еще не всем) уже не разделяя их.
Поэтому автор сейчас, пользуясь случаем, публично извиняется за тогдашнее частичное двоемыслие перед своими студентами и слушателями того времени (конец 70-х - примерно 1986-1987 гг.). С начала же перестройки, со второй половины 80-х гг. у автора установилось (насколько самому об этом можно судить) согласие между убеждением и публичным словом, и сделок с совестью по этому поводу больше не было.
С данного момента переживать можно лишь по поводу медлительности собственной духовной эволюции. Но, как говорится, сие уже от меня не зависело, а находилось "в руках Бога”.
III
В заключение я хотел бы выразить глубокую благодарность и признательность всем учителям, коллегам и друзьям, которые сделали возможным написание этой книги.
Прежде всего я очень признателен ленинградским профессорам Д.З.Мутагирову, А.К.Белых, В.А.Гуторову, Л.И.Селезневу и А.А. Федосееву за ценные консультации при выборе темы исследования.
Я выражаю глубокую благодарность своим коллегам по бывшей кафедре политологии (В.И.Стахию, Л.Д.Терентий, Б.Д.Тарасову, Г.Г.Слабу, К.Стратиевской, Л.А.Рошке,В.П.Турко,Т.С.Чебан),руководству Кишиневского сельскохозяйственного института (ныне - Государственный аграрный университет Молдовы), прежде всего ректору проф. В.Г.Унгуряну, направившим меня в докторантуру(постдокторантуру) Ленинградского (теперь - Санкт- Петербургского) университета.
Мне трудно найти слова для выражения благодарности бывшему заместителю председателя Госкомобразования СССР проф. Г.Ф.Куцеву, оказавшему решающую помощь в выделении целевого места в докторантуру СПбГУ.
В работе над темой я больше всего обязан своему Учителю и многолетнему научному руководителю проф. Д.З.Мутагирову, а также другу и научному консультанту проф. В.А.Гуторову, в беседе с которыми я прояснял многие проблемы, в полемике - "обкатывал" те или иные идеи текста.
Кроме того, В.А.Гуторов, прочитав всю рукопись, высказал ряд ценных замечаний и советов по улучшению или изменению той или иной мысли. При этом каждый раз ему приходилось терпеть мой тяжелый характер. Само собой разумеется, что только я один несу ответственность за те неточности и ошибки, которые имеются в книге - они вызваны моими упрямством и самонадеянностью, а также пробелами в исследовании.
Я очень благодарен за помощь литературному редактору К.Г.Тихоновой, которой, несмотря на мое почти что "бешеное" сопротивление, все же удалось улучшить, настолько это вообще было возможно, текст. Дальнейшему совершенствованию я воспрепятствовал из-за своего упрямства и самоуверенности и только один отвечаю за все литературные огрехи текста: громоздкость конструкций, вычурность стиля и т.д.
Здесь уместно выразить глубокую признательность всем преподавателям Ленинградского университета, которые способствовали становлению меня как научного работника, учили раскованности, независимости и смелости мысли и вместе с тем скрупулезности и точности в исследовании: П.П.Амелину, А.К.Белых, М.Ф.Воробьеву, В.П.Гулину, Д.А.Гущину, М.С.Кагану, М.А.Кисселю, Д.З.Мутагирову, Б.В.0рнатскому, Ю.В.Перову, В.А.Почепко, В.Л.Рожину, В.И.Свидерскому, Л.И.Селезневу, Ю.Н.Солонину, В.П.Тугаринову, А.А.Федосееву , В.И.Шейнису и многим другим,
В первых подходах моей работы над темой значителен вклад М.В.Букарос.
Самоотверженный, ежедневный, в течение многих месяцев труд Г.В.Шурановой, оказавшей мне неоценимую помощь в непосредственной работе над текстом монографии - превыше всяких слов благодарности. Галя, от всего сердца, огромное тебе Спасибо за почти каторжный труд в две с половиной смены, терпение, стойкость и за твой оптимизм, укреплявший мою силу воли в минуты слабости. Прости за излишнюю нервотрепку в ходе работы над текстом.
Я выражаю глубокую признательность Н.Д.Шарову, без твердой поддержки которого в труднейшие дни и месяцы моей жизни не было бы и этой книги. Низкий Вам поклон, Николай Дмитриевич! В тот же тяжелый период огромную роль в моей судьбе сыграли А.Ф.Спыну и Л.Е.Скальная. Большое Вам Спасибо, дорогие Анна Федоровна и Людмила Емельяновна!
Без помощи и сердечного участия моего друга М.Е.Берзоя, которые невозможно оценить словами, эта книга не была бы подготовлена к печати и опубликована. Мера моей благодарности тебе, Михаил, не знает границ!
Кишинев - Санкт-Петербург - Кишинев
21/VII-93 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Предисловие
1 См.подробнее: Фадеев Д.Л. Обучение демократии //Полис.1992. № 3. С.25-37. См. также: Политическое просвещение россиян нельзя откладывать // Там же.С.20-24.
2Фадеев Д.А. Обучение демократии. С.26.
3Там же. С.28.
4В отечественной литературе изложение (до последнего времени по понятным причинам, как правило, некорректное) содержания западных концепций демократии см.: К о в л е р А. И., Смирнов В.В. Демократия и участие в политике: Критические очерки истории и тео¬рии. М.: Наука, 1986. С.152-169; История политических и правовых учений / Под ред. Нерсесянца B.C. 2-е изд. М.: Юрид.лрт., 1988. С.692-757; Государственное право буржуазных и развивающихся стран. М.: Юрид.лит., 1989. С.185 - 198.
Из переводной западной литературы прежде всего упомянем книгу, которая по неоспоримому праву открывает библиографию к статье "Демократия" во многих крупнейших энциклопедиях мира: Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс,1992.- 554 с. Далее см.: Гуггенбергер Б. Теория демократии // Полис. 1991. № 4. С.136-148; Дай Т., Зиглер Х. Демократия для элиты (Введение в американскую политику). М.: Юрид.лит., 1984. - 319 с.; Даль Р. Введение в экономическую демократию. М.: Наука. СП.ИКПА., 1991. - 124 с.; Он же. Введение в теорию демократии: М.: Наука, СП "Квадрат", 1992. - I60 с.;Лейпхарт А. Многосоставные общества и демократические режимы // Полис. 1992. № 1-2. С.217-225; Он же. Сообщественная демократия// Там же. № 3. С.86-99; Он же. Сообщественное конструирование // Там же. № 4. С.135-143; П а р е н т и М. Демократия для немногих. М.: Прогресс, 1990. - 504 с.; Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2-х томах. М.: Феникс, "Культурная инициатива”, 1992. T.I. - 448 с.; Т.2. – 528 с.; Шапиро И. Три способа быть демократом// Полис. 1992. № 1-2. С. 75-85; Он же. Демократия и гражданское общество // Там же. 1992. № 4. С. 17-29; Эйдлин Ф. Карл Поппер и теория демократии // ФН. 1990. № 5. С.69-80; и др.
На Западе ежегодно представители различных концепций издают значительное количество литературы. Ни в коей мере не претендуя ни на всеохватность (это просто автору не под силу), ни на комлексностъ, системность, назовем рад сочинений западных политологов за последние десятилетия, выражающих разные точки зрения на демократию: Attali J. Lee ' modeles politiques. P.: Presses univ. de France, 1972. - 178 p.; Bachrach P. The theory of democrative elitism: a critique. L.: Univ. of London press, 1969 - VII, 109 p.; Barry B. So-ciologists, economists and democracy. L.: Collier-Macmillan; (N.Y.), Macmillan, 1970. - VI, 202 p.; Baskin D. American pluralist democracy: a critique. H.Y. e.a., Van Nostrand Reinhold со., 1971. - VIII, 184 p.; Becker T h. Teledemocracy. Bringing power back to people // Futurist. - Wash. 1981. Vol.15. N 6. P.3-9; Be it z Ch. Political Equality. An Essay in Democratic Theory. Princeton, New Jersey, Princeton University Press, 1989. - XVIII, 253 p.; Blegvad М. Туреs of liberal theories of justice and democracy // Law and the states in modern times. Stuttgart, 1990. P.30-46;
В e у m e K. von. Die politischen Theoriea der Gegenwart.Eine Einfuhrung. Miinchen: Piper, 1972. - 336 S.; В e у m e K. von. Die Parlamentarischen Regirungs systeme in Europa. Munchen: Piper, 1973. - 1025 S.; В e у m e K. von. Parteien in westlichen Demokratien. Munchen: Piper, 1982. - 520 S.; Berlin I. Pour essays on liberty. L. e.a., Oxford univ. press, 1969. - LXIII, 213 p; В о b b i о N. Il future della democrazia: una difesa della regole del gioco. Torino: Einaudi, 1985. - XIII,170 P.; Poli¬tical stratification and democracy. /Bу/ I.Budge. J. Brand, Margolisa A.L.M. Smith. London-Basingstoke, Macmillan, 1972. - VII, 322 p.; Budge I. Agreement and the stability of democracy. Chicago, 1970. - X, 225 p.; Comparing pluralist democracies: Strains on legitimacy/ Ed. by Dogan M. - Boulder; L.: Westview press,1988.- XI, 288 p.; Democracy today. Problems and prospects / S. H.B e e r, L. D. Epstein, L. Hart e.a. Ed. by W.N.Chambers,R.H.Salisbery.N.Y.: Collier books.1962.- 190 p.; Dahl R. Qui gouverne? Trad. de P.Birman et P.Bimbaum. Introd. de P.Birnbaum. P., Libr.colin, 1971. - XVIII, 373 p.; Dahl R. Dilemmas of pluralist democracy. New Havens: Yale Univ. press, 1982. - 205 p.; Dahrendorf R. Gesellschaft und Freiheit. Zur Soziologischen Analyse der Gegenwart. Miinchen : Piper, 1963. - 455 S.; Dahrendorf R. Die neue Freiheit. Uberleben und Gerechrigkeit in einer veranderten Welt. Miinchen - Zurich: Piper, 1975. - 160 S.; Diamond M.The Declaration and the Constitutions li¬berty, democracy and founding fathers. - "Publ. interest”. N.Y., 1975. N 41. P.39-55; Downs A. The economic theory of democracy. N.Y.: Harper &. Row, 1957. - VII, 310 p.; Comparing pluralist democracies: Strains on legitimacy / Ed. by Doogen M. - Boulder; L.: Westview ргеss, 1988. - XI, 288 P. ; D г о z J. Histoires des doctrines politiques en France, 6-me ed. mise a jour. P.: Presses univ. de F rance, 1969. - 198 p.; Duverger M. Les Partis politique. P.: Colin, 1951. - XI, 476 p.; Duverger M. La monarchic republicaine. P.: Laffont, 1974. - 284 p.; Dye T. Who's running America? The Busch Bra. Englewood Cliffs (N.-J.). Prentice Hall, 1990. - XII, 282 p.; Eскstein H. Division and cohesion in democracy: a study of Norway. Princeton (N.J.), Prince¬ton univ. press, 1966. - XVII, 293 p.; Erp H.V. Democracy: Prag¬matic conceptions and ethical justification // Law and the states in modern times. - Stuttgart, 1990. P.120-152; FIew A. Equali¬ty in liberty and justice. L.; N,Y.: Routledge, 1989. - IX, 224 p.; Fоldу R. Ohne Elite geht еs nicht. Die Illusion von der Gleishheit. Munchen: Wirtschaftsverlag Langen Muller / Herbig, 1990. 259 S.; Fowler R. B., Orenstein J.R. Contemporary issues in political theory. N.Y. e.a., Wiley, 1977. - IX, 168 p.; Friedrich C. J. Der Verfassungstaat der Neuzeit. B.: Sprin¬ger, 1953. - XV, 819 S.; Fraenkel E. Deutschland und die westlichea Democratien. 5. Erw. Aufl. Stuttgart, Kohlhammer, 1973.- 237 S.; Gоуard - Fabre S. Democratic et autorite' // Arch. fur Rechts - u.Sozialphilosophie. - Wiesbaden, 1990. - Bd 76.N 1. P.1-11; Guttsman W. The British political elite. L.: Macgibbon & Kee, 1965. - 398 p.; Habermas J. Legitimations - probleme im Spatkapitalismus. 2 Aufl. Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1973. - 195 S.; Heller A. On formal democracy //Civil so¬ciety and the state: New europ.perspectives // Ed. by Keane J.-L.- N.Y.: Verso, 1988. - P.35-72; Heller A. Freiheit als hochste Idee // Land u.die Welt. - Miinchen, 1989. - Vol.53. N 5. S.139-148; Hermet G. Le Peuple contre la democrstie. Paris: Bayard, 1939.- 510 p.; Hofmann J. Bechtsstaatlichkeit - Direktdemokratie in der Rechtzetzung // Probleme demokratischer Rechtsstaatlichkeit and ihrer theoretischen Reflexion. - Potsdam; Babelsberg, 1990.- S. 52- 60; Huntington S. et al. The crisis of democracy: Rep. on the governability of democracies to the Trilateral commiss.- N.Y.: New York univ. press, 1975. - 12, 220 p.; Huntington S. The democratic distemper. - "Publ. interest"- N.Y., 1975. N 41. P.9-38; Hippel E. Geschichte der Staatsphilosophie in Hauptkapiteln. Bd.1. Meisenheim a. Glan, Hain, 1955- 404 S.; Jessop B. State theory: Putting the capitalist state in its place.- Gambridge; Oxford: Polity press, 1990. - XII, 413 P.; Jaскman E. Political elites, Mass publics and support for a deaocrtic principles. - "JR". 1972. Vol.43. N 3. P. 753-773; Кагiel H. Frontiers of democratic theory. Н.Y.: Random House, 1970. - XII, 435p; Kendall W.,Ranneу A. Democracy and the Ame¬rican party sistem.N.Y.: Harcourt, Brace a.со., 1956. - XVI,550 p.; Kruger W. Demokratie, Rechtsstaatlichkeit und Bundesstaatlich keit // Probleme demokratischer Rechtsstaatlichkeit und ihrer theo retischen Reflexion. Potsdam; Babelsberg, 1990. - S.25-31; Laкоff S. Autonomy and liberal democracy // Rev. of politics. Notre Dame, 1990. Vol.52. N 3. P.378-396; Larmort Ch. Poli¬tical liberalism // Polit. theory. - Beverlu Hills; L.,1990.Vol.18. N 3. P.339-360; Lasswell H. D. Politics. Wo gets what,when, how. With postscript. N.Y.: Meridian books, 1958. - 222 p.; Li¬vely J. Democracy. Oxford, Blackwell. 1975 - VI, 154 p.;Lipset S. The paradox of American politics. - "Publ. interest".N.Y., 1975. N 41. P.142-165; Loveday A. The only way. A study of democracy in danger. L.: Hodge, 1950. - XVI, 221 p.; Luhmann N. Macht. Stuttgart: Encke, 1975.- /4/- 156 S.; Marсhaias G. Democratie. P.: Messidor / Editions sociales,1990. - 307 p.; Martin R. Democracy and rights: Two perspectives // Law and the states in modern times. Stuttgart, 1990. P.9-18; Man¬ley J. Neo-pluralism: A class analysis of pluralism I and plu¬ralism II // Amer. Polit. science rev. - Baltimore. 1983. Vol.77. N 2. P.368-383; Mason A. D. Autonomy, liberalism and state Neutrality // Philos. quart. St. Andrews. 1990. Vol.40.№ 161.P.433-465; Milbrath L. Political participation. Chicago: Rand McNally, 1965. - VII, 195 p.; Mourgeon J. Les crisis et les libertes publiques. Pouvoirs, P., 1979. N 10. P.41-54; 0akeshоtt M. The masses in representative democracy // American conservative thought in the twentieth century. N.Y., 1970.P.93-120; Popper K. The open society and its enemies revisited// Eco¬nomist. - L., 1988, Vol.307. N 7547. P.25-28; Pгоt- hго J.,Grigg Ch. Fundamental principles of democracy: bases of agreement and disagreement. - "J. of politics”, Gainesville (Sla), 1960, Vol.22. N 2. P.276-294; S a m u M. The connection between human rigts and democracy: Evolution and differentia of the so¬cialist idea // Revolution and Human rights. Stuttgart, 1990.P.233- 239; Sanchez A. Sobre la crisis del regimen parlamentario en Carl Schmitt // Rev. de estudioa polit. Nueva epoca.Madrid,1989. N 64. P.7-23; Schattschneider E. The semi-souvereign people. A realist's view of democracy in America. N.Y., Holt, Rine¬hart a. Winston, 1961. - IX, 147 P.; Schermers H. Democra¬tie et droits de l'homme// Cahiers de droits europ. - P., 1988,№ 1/2. P.236-240; Simpson E. Conservatism, radicalism and demooratic practice // Praxic intern. - Oxford, 1989. Vol.9.№3. P.273- 286; Slagstad R. Liberal constitutionalism and its cri¬tics: Carl Schmitt and Max Weber // Constitutionalism and democracy/ Ed. by Elster I., Slagstad R.- Cambridge, 1988. P.103-129;Smart P. "Some will be more equal than others". J.S.Mill on democracy, free¬dom and meritocracy // Arch. fur Rechts-u. Soaialphilosophie. -Wies¬baden, 1990. Bd 76. N 3. P.308-323; Truman S. The Governmen¬tal process. Political interests and public opinion. 2nd ed. H.Y.: Knopf, 1971 . - XLVIII, 544, XVII p.; Yates D. Bureaucratic de¬mocracy. the search for democracy and efficiency in Amer. gov. Cambridge (Mass.): Harvard univ. press, 1982. - 224 p.; Zоlо D. The evolutionary riskcs of democracy // Praxis intern. - Oxford, 1989. Vol.9. № 3. P.220-233.
5Российский специалист по проблемам демократки А.И.Ковлер отмечает, что специальных работ по истории концепций демократии практически нет. Далее тем не менее он указывает на некоторые труды, в которых эти концепции так или иначе анализировались. Приведем некоторые из них:
Burdeau G. La democratie.Neuchatel, 1966; Сarillо В., Tomas В. Historia critica del concepto de la democracia. Caracas, 1972; Chevallier I.I. Histoire des idees politiques. P., 1966.; Prelоt Ј. Histoire das idees politiques.1975 (См.: К о в л e p A.И. Исторические формы демократии: проблемы политико-правовой теории. М.: Наука, 1990. С.55- 56). См. также: История политических и правовых учений/ Под ред. В.С. Нерсесянца[]; История политических и правовых учений: Домарксистский период/ Под ред. О.Э.Лейста. М.: Юрид.лит.,I991- 528 с.; Л о б е р В. Л. Демократия: от зарождения идеи до современности. М.: Знание, 1991. С.9-32. Указанный А.И.Ковлером историко-теоретический пробел восполнил в 1989 г. один из крупнейших американских политологов Р.Даль: Dahl В. Democracy and its critics. New Haven; L.: Yale univ. press, 1989. - VIII, 397 p.
См. дополнительно:S t a n k а R. Geschichte der politischen Philosophie. Bd 1. Wien, Koln, Sexl, 1951. - 461 S; T h e i m e r W. Geschichte der politischen Ideen. Munchen, Lehren, 1955, - 505 S.; Лебедева Т. П. Два подхода к ревизии классической теории демократии: Мэдисон и Токвиль // ВМУ. Сер. 12. 1992. Л 3. С.59-66; Хабермас Ю.Демократия. Разум. Нравственность. М.: Наука, 1992. -176 с.
6 См.: Ковалевский М. М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его отражение в истории политических учений. М.: Тип Т-ва И.Д.Сытина, 1906. T.I. - 520 с.; Т.2. - 493 с.; Т.З. - 393 с.; Он же. Происховдение современной демократии. T.I. Ч.I и II. Изд.второе К.Т.Солдатенкова. М.: Типо-литография В.Рихтера,1901. - 687 с.; Т.2. М.: Тов-во типографии А.И.Мамонтова, 1895. - 570 с.; Т.З. Там же. 1897. - 334 с.; Т.4. там же. 1897. - 352 с.; Он же. Демократия и ее политическая доктрина. СПб. Типо-лито¬графия И.Трофимова, 1913. - 205 с.
7Цит.по: Цыганков А. П. Политология Роберта Даля// СПН. 1990. № 10. С.95.
8См: Фукидид. История. Л.: Наука, 1981. С.393 (VIII, 92, II).
9Фукуяма Ф. Конец истории? // США - ЭПИ. 1990. № 5. С.39 - 40.
10Кинг А.,Шнайдер Б. Первая глобальная революция// Радикал. 1991. № 49-50. С.15.
Лапидарный, но емкий и достоверный обзор ряда существенных недостатков современной демократии осуществил А.И.Солженицын в своем широко известном, но мало учитываемом нынешними политиками эссе “Как нам обустроить Россию”. См.: Солженицын А. Как нам обустроить Россию: Посильные соображения.Л.: Сов.писатель, 1990. С.35-47.
См. также: Толпегин А. "Подгнило что-то в партийном государстве" // За рубежом. 1992. № 29. С.6. В последней публикации излагается весьма критическое мнение президента ФРГ Р. фон Вайцзекера о современном состоянии демократии в ФРГ. В частности, президент ФРГ иронически называет "прямо-таки трогательной" сохраняющуюся веру в то, что парламент контролирует исполнительную власть. Действительность, согласно его точке зрения, скорее такова, что руководящие партийные органы направляют и процесс законотворчества,и деятельность правительства.
Оценку президента пытались оспорить руководители основных партий ФРГ. И все же большинство авторов дискуссионных статей, опубликованных главным образом в газете "Цайт", поддержали мнение президента. Так, известный немецкий специалист по конституционному праву Г.Г.фон Арним в своей статье "Демократия для функционеров" пишет, что "всевластие руководящих партийных групп предстает сегодня как центральный конституционный вопрос". По его словам, положение конституции о том, что внутренняя организация партий “должна соответствовать демократическим принципам”, остается на бумаге. В действительности рядовые члены партий так же безвластны, как и остальной народ (См.: Там же).
11 См.:Ковлер А.И. Исторические формы демократии:проблемы политико-правовой теории.Указ.соч. С.63.
12Бохеньский Ю. Сто суеверий: Краткий философский словарь предрассудков. М.: Прогресс - "VIA", 1993. - С.43.
13 Л е й п х а р т А. Многосоставные общества и демократические режимы. Указ.соч.С.218. По этому поводу Ф.Хайек отмечает: "Понятие демократии разделяет судьбу многих других понятий, выражающих политические идеалы. Оно используется для обозначения множества вещей, к которым первоначальный его смысл почти не имеет отношения ...Говоря же строго, понятие демократии определяет особую процедуру принятия правительственных решений безотносительно к какому бы то ни было фундаментальному благу или цели правления (например, к какому-либо роду материального равенства). Оно неприложимо к неправительственным организациям (учебным или медицинским заведениям, армии, коммер¬ческим предприятиям): здесь оно попросту лишается какого-либо смысла" (X а й е к Ф. А. Общество свободных. London: OPI Ltd, 1990. С.24).
14X а й е к Ф.А. Указ. соч. С.71-72.
15См.: Dahl R. Polyarchy: participation and opposition.New Haven, 1971. Р.З (свобода создавать организации и вступать в них; свобода слова; избираемость общественных управляющих, право политических лидеров соревноваться за поддержку и голоса избирате¬лей; альтернативные источники информации; свободные и равные выборы; институционализация зависимости управляющих от голосования и других способов выражения предпочтений граждан).
16См.: Lijphart A. Democracies. Patterns of majoritarian and concensus government in twenty one countries. New Ha¬ven, 1984. P.4—36.
17Ibid. P.6-9. См. также: К о в л е р А. И. Указ. соч. С.238-239.
18Ibid. Р.23-29.
19Французский политолог, экономист и писатель Ги Сорман в сво¬ей книге "Либеральное решение" по этому поводу пишет: "По сути, мы имеем дело с двумя противоположными концепциями демократии. Для простоты анализа назовем их американской и французской. Согласно французской концепции, между государством и его гражданами не долж¬но существовать никаких промежуточных структур. Легко заметить, что такая социальная распыленность выгодна только государству. В Соеди¬ненных Штатах промежуточные структуры - основной фактор, обеспечива¬ющий жизнеспособность демократии. Это проявляется во вполне закон¬ном и общепризнанном увеличении числа групп, оказывающих давление на парламент Соединенных Штатов. Лоббизм не является здесь ни тай¬ным, ни позорным. Этот институт призван лишь способствовать соблю¬дению непосредственных интересов граждан и служить противовесом бю-рократической власти". (С о р м а н Г и. Либеральное решение. М.: Изд-во "Новости", 1992. С.92-93). Данная типология восходит к Д.Мэдисону и А. де Токвилю. См.: Федералист. Политические эссе А.Гамильтона, Д.Мэдисона и Дж.Джея. М.: Издательская группа ''Прогресс'' - "Литера", I993. С.78-86; Токвиль А. де Демократия в Америке. С.69-71, 155-159, 375-386. В част¬ности. А. де Токвиля в первой трети XIX в. поразило увиденное им в США пестрое разнообразие локальных, религиозных, профессиональных и семейных ассоциаций и множество взаимопересекающихся раздели¬тельных граней в обществе, в чем он усматривал отличительную черту североамериканского гражданского общества от европейских, в которых обнаруживалась единая разделительная грань между имущими и неимущи¬ми классами и между государством и его гражданами. Более подробно о различиях практических моделей см.: Lauvaux Ph. Les gran¬dee democraties contemporaines. P.: PUF, 1990. - 713 p.
20См.; Демократия в Японии: опыт и уроки ("Круглый стол" со¬ветских японоведов). М.: Наука, 1991. С.21. См. также: Koichi К. Politics in modern Japan: Development and organization.- 3d ed. Tokyo: Japan Echo,1988,- X,193 p.;Marriage A. Japa¬nese democracy: another clever imitation?//Pacific affairs.- Van¬couver, 1990. Vol.63. N 2. P.228-233.
21См.: Демократия в Японии ...С. 19-30.
22Цит. по: Ковлер А. И., Смирнов В. В. Демократия и участие в политике …С.152.
23Даль Р. Введение в теорию демократии. С.6
24См.: Ковлер А. И. Исторические формы демократии: проблемы политико-правовой теории. С.55-107.
25Там де. С.56.
26Там же. С.87-88. Для иллюстрации и сопоставления приведем и другие определения.
Так, в "Энциклопедии государства и права (1929 г.) читаем: "Демократия... форма правления, при которой власть в государстве принадлежит не одному лицу (монархия) или замкнутому кругу привилегированных лиц (аристократия), а формально всему народу, который осуществляет эту власть организованным путем, отчасти непосредственно (референдум, инициатива, - непосредственная Д.),отчасти через представительные органы (парламент, палата депутатов), избираемые народным голосованием. В Д. управление происходит формально по воле большинства, и все члены государства формально считаются в политическом отношении равными, как участники народного суверенитета. Но эта формальная сторона не должна скрывать от объективного исследования того факта, что всякая Д. есть форма государства, т.е. форма организации классового господства. Подлинного, полного равенства в классовом обществе быть не может. Государство есть всегда организация власти меньшинства над большинством..”. (Энциклопедия государства и права/Под ред. П.Стучка. Том первый. А.-И. М.: Изд-во Коммунистической академии, 1929. С.581).
Не¬трудно убедиться, что автор статьи В.Адоратский в своем определении пытается сочетать два подхода - классический и радикальный.
Обратимся к определению демократии, данному В.Е.Гулиевым (спустя 45 лет после только что процитированного) в "Юридическом энциклопедическом словаре": "Демократия... форма (разновидность) общественной власти, государства, основанная на признании народа в качестве источника власти. Подлинно научное понимание Д. дано марксизмом-ленинизмом, который рассматривает ее в неразрывной связи с материальными условия жизни общества и его классовой структурой. Как историческое явление Д. развивается и изменяется по мере развития общества, смены общественно-экономических формаций.[...] Развитие Д. в классовом обществе неразрывно связано с государством как учреждением политической власти. Как одна из форм государства Д. отличается от иных его форм (деспотизма, автократии, тоталитаризма и др.) следующими основными признаками: официальное признание принципа подчинения меньшинства большинству; декларируемое или фактическое равноправие всех граждан, политические и социальные права и свободы, закрепленные в законодательстве, а также равное право всех граждан на участие в управлении обществом и государством.
Производными от основных признаков Д. являются: выборность основных органов государства и должностных лиц, их подотчетность избирателям; подконтрольность и ответственность органов (и служащих) государства, формируемых путем назначения, перед выборными учреждениями; гласность в деятельности государства и др. [...].
Принципы Д. используются также в сфере негосударственной общественно-политической жизни, где они могут лежать в основе построения и деятельности различных общественных организаций (партий, профсоюзов и др) [...] Соответственно в политической терминологии демократическими называют не только государство определенной формы, но и общественные движения, организации и соответствующие течения политической мысли, общим признаком которых является провозглашение в качестве политического идеала равнопра¬вия и полноправия всех членов общества, их равного участия в управ¬лении обществом, государством, общественной организацией и в их деятельности, принятие решений большинством голосов. Марксизм исхо¬дит из классового и конкретно-исторического понимания Д.
История классового общества не знает надклассовой или внеклассовой Д.: все и всякие учреждения (и принципы) Д. имели и имеют классовую природу, выражают интересы и волю определенных классов и социальных групп. Наиболее развитой исторический тип Д. в эксплуататорском обществе - буржуазная Д. - является формой диктатуры капиталистов по отношению к пролетариату и иным трудящимся классам и группам населения. Это означает, что в эксплуататорском обществе демократические учрежде¬ния по преимуществу служат формой властвования имущего меньшинства над неимущим большинством[...]. Исторически высшим типом политической Д. является социалистическая Д. - единственно адекватная форма власти трудящихся, социалистического государства и социалистической политической системы общества. Она возникает как революционное отрицание буржуазной Д., воплощается в целостной сис¬теме качественно новых институтов и базируется на экономических и социальных принципах социализма[...] Для социалистической Д. харак¬терно соответствие формы и содержания - демократических учреждений, законов и т.д. и власти трудящихся[...]”. (Юридический энциклопедичес¬кий словарь. Гл. ред. А.Я.Сухарев; Ред. кол. М.М.Богуславский и др.М.: Сов. энциклопедия, 1984. С.83).
В теоретическом аспекте определение В.Е.Гулиева также зиждется на сочетании классического и радикального подходов в понимании демократии. В практическом же плане, в описании реально функционирующей социалистической "демократии" оно просто неадекватно, искаженно отражает политическую жизнь стран "социалистического лагеря", выдавая желаемое и иллюзорное за действительное.
В период перестройка определения демократии, даваемые советскими учеными, все в меньшей степени несли на себе печать радикального подхода. К примеру, Б.Курашвили в словаре "50/50" писал: "Демократия... способ организации социальных взаимодействий, харак¬теризующийся, в противоположность авторитарности, равенством сторон или доминированием управляемых над постоянными профессиональными управляющими. Демократия и авторитарность (односторонняя властность, доминирование управляющих над управляемыми) - полярно противоположные моменты организованной деятельности любой социальной системы. В норме они образуют гармоничное сочетание, в котором ситуационно преобладает один иди другой момент. Абсолютная демократия (без какой бы то ни было примеси авторитарности) является такой же организационной аномалией, как и абсолютная авторитарность (без всякой демократии). Они могут встречаться в общественной жизни именно как аномалии, извращения, организационные уродства (в первом случае это анархия, во втором - тоталитарность). В праве и законодательст¬ве соотносительная неразрывность демократии и авторитарности выра¬жается в форме взаимного корреспондирования прав и обязанностей: нет прав без соответствующих им обязанностей и нет обязанностей без со¬ответствующих им прав[...].
Демократическая организация общественной жизни характеризуется тем, что действия ее субъектов организуются в максимально возможной мере в рамках координации и той разновидности субординации, при которой верхнюю позицию занимают управляемые (ре¬ферендум, выборы), а обычная, административно-командная субординация применяется лишь в минимально необходимых пределах и к тому же уме¬ряется гарантированно ненаказуемой, поощряемой реординацией [реординация, по Б.Курашвили, - обратное вертикальное упорядочение снизу вверх (управляемый предпринимает организационные действия, на кото¬рые обязан реагировать управляющий, например вносит предложение, по¬дает жалобу...), - З.В.-П.][...].
Спектр альтернативных политических режимов составляют тоталитарный, жестко авторитарный, умеренно авторитарный, ограниченно демократический, развернуто демократический, попустительски демократический (анархистский) ... Типичная картина демократического режима лучше всего может быть представлена описа¬нием развернутой демократии. Для нее характерно следующее. Представи¬тельая демократия во всех возможных случаях уступает место непо¬средственной: малые общности управляются общими собраниями их чле¬нов, в больших общностях для решения наиболее важных вопросов, осо¬бенно спорных, проводятся общегосударственные или местные референ¬думы. Постоянно изучается общественное мнение. Представительные ор¬ганы государственной власти и местного самоуправления избираются населением путем всеобщих равных прямых выборов при тайном голосо¬вании, Функционирует многопартийная система. Выборы являются глав¬ной ареной соперничества политических партий, определителем их влия¬ния в народе и их места в системе власти. Политические партии не имеют никаких непосредственных публично-властных полномочий, они раз¬рабатывают государственную политикухю[...]. Но эта политика проводится в жизнь лишь в меру ее принятия представительными органами. Многопар¬тийная система включает как политические партии, стоящие на почве существующего общественного строя, так и партии, отрицающие его, но действующие в рамках конституции[…].Решения принимаются большинст¬вом, но уважаются интересы и права меньшинства, которое, уважая в свою очередь общеобязательные решения и выполняя их, сохраняет за собой право отстаивать свои позиции (право быть услышанным).Призна¬ется право каждого гражданина на критику властей и любых их предста¬вителей, в том числе и в форме обращения в суд по поводу их неза¬конных (выглядящих таковыми) действий[...]. Высшему представительному органу (парламенту) принадлежит исключительное право издавать обще-государственные законы (если они не принимаются референдумом). За-конодательная, исполнительная и судебная власти отделены друг от друга. В рамках общего верховенства первой они действуют самостоятельно, но, во избежание чрезмерной концентрации власти, частично дополняют и уравновешивают друг друга. Бюрократические извращения в дея¬тельности администрации предотвращаются и пресекаются контролем со стороны представительных и судебных органов. В то же время админист¬рации в лице ее главы принадлежат реординационные по своей природе права - законодательной, бюджетной, кадровой инициативы, отлагатель¬ное вето на решения представительных органов. Аналогичным образом независимому суду предоставляется право определять соответствие за¬конов конституции страны. Провозглашается и юридически гарантирует¬ся безусловное равноправие граждан. Права человека и гражданина рассматриваются как высшая данность, а их гарантирование - как главная социально-политическая функция государства.
Демократия всегда служит определенному общественному строю и в своих особенностях обус¬ловливается им. Социалистическая демократия имеет относительно недолгую и неблагополучную историю. Строительство социализма протека¬ло в условиях непримиримой социально-классовой и межгосударственной борьбы, осложнялось различными ошибками и извращениями, и это за¬трудняло освоение демократических форм. В этом же направлении дей¬ствовали утопические представления о несовместимости социализма с традиционными демократическими институтами". (50/50: Опыт словаря нового мышления/ Под общ. ред. М.Ферро и Ю.Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. С.468-473).
Особенно зримо изменение подходов советских ученых к определению демократии выявляется при сопоставлении концовок текстов В.Гулиева и Б.Курашвили, где характеризуется социалистическая демократия.
И, наконец, приведем определение из "Философского словаря" (1991 г.): "Демократия[...] I. Форма государственно-политического устройства, которой присущи следующие признаки: признание воли большинства в качестве источника власти, установление и соблюдение прав и свобод граждан, их равноправие, возможности управлять процессами общественной жизни,выборность основных органов власти, верховенство закона[...].
2. В широком смысле слова Д. - форма организации и функционирования самоуправляющегося общественного организма (понимаемого и как отдельный социальный инс¬титут, и как определенная сфера общественной жизни), основанная на принципах равного права всех членов общества (организации, коллекти¬ва) принимать участие в управлении им,выборности руководящих орга-нов, их подотчетности выборщикам. В этом смысле Д. существует не только в политической сфере, но и в других сферах общественной жиз¬ни - в экономике (производственная Д.), в деятельности общественных организаций, не входящих в политическую систему общества”. (Философ¬ский словарь / Под ред. И.Т.Фролова. - 6-е изд. М.: Политиздат, 1991. С.111). См. также: Философский энциклопедический словарь/ Гл. редакция: Л.Ф.Ильичев и др. М.: Сов. Энциклопедия, 1983. С.146—147; Современная западная социология: Словарь. Состав.Ю.Н.Давыдов(рук.) и др. М.:Политиздат, 1990. С.82;и др.
27Г у г г e н б е р г е р Б. Теория демократии. Ук. соч.С.146.
28К о в л е р А. И. Исторические формы демократии...С.231.
29Цит.по: Ш м и т т ер Ф., Карл Т. Л. Что есть демократия…и чем она не является//Диалог, 1993, № 2. С.39.
30Там же .
31Цит.по: Ш м а ч к о в а Т. В. Из основ политологии Запа¬да // Полис. 199I. № 2. С.135.
32Там же.
33Цит.по: Ковлер А. И., Смирнов В. В. Указ.соч. С.153.
34Там же. С.153. Американский политолог Е.Шатшнайдер в книге "Полусуверенный народ" дал следующее определение: "Демократия - это состязательная политическая система, в которой соревнующиеся лидеры и организации определяют альтернативные нап¬равления общественной политики при участии общественности в процес¬се принятия решений". "Конфликт, конкуренция, лидерство и ответственность, - продолжал Е.Шаттшнайдер, - являются составными частями "работающего" определения демократии. Демократия - это политическая система, в которой народ делает выбор между альтернативами, выдви¬гаемыми конкурирующими организациями и лидерами" (см.: Schattsсhneider E.E. The semi-souvereign people. A realist's vier of democracy in America. N.Y.:Holt, Rinehart & Winston, 1961. P.I4I). Само определение Е.Шаттшнайдера напоминает "формулу"Шумпетера, а пояснение сближает его мнение с позицией "элитистов-демократов".
35Х а й е к Ф. А. Общество свободных.Указ.соч. С.204.
36Там же.
37См.: Поппер К. Открытое общество и его враги. T.I. C.I60-I6I.
38Попер К. Демократия и народоправие // НВ. 1991. №.8.С. 41.
39Там же.С.42.
40П о п п е р К. Открытое общество и его враги. T.I. С.328- 339. Имеется еще один парадокс демократии, обусловленный самой де¬мократической процедурой принятия решений, технологией выявления предпочтений граждан в ходе голосования.
Этот давно известный пара¬докс наглядно описан и удачно прокомментирован американским поли¬тологом И.Шапиро в докладе "Демократия и гражданское обще¬ство". В частности, он отмечает, что,хотя принцип принятия решений большинством голосов (принцип большинства) должен, по замыслу дос¬товерно выявлять желания большинства граждан, в практике его приме¬нения может возникать динамика голосований, способная перечеркнуть эту цель.
"Вспомним простой пример, - пишет американский политолог,- приводившийся два столетия тому назад французским философом Кондорсе, и рассмотрим случай, когда как минимум трем голосующим (I, II и III )предстоит, применив принцип большинства, остановить свой выбор на одном из трех вариантов политики (А, В и С) при следующем со¬отношении предпочтений: I предпочитает вариант А варианту В и ва¬риант В варианту С; II предпочитает вариант С варианту А и вари¬ант А варианту В;III предпочитает вариант B варианту С и вари¬ант С варианту А. Кондорсе обратил внимание на парадоксальность этой ситуации: имеется и большинство, предпочитающее вариант А ва¬рианту В (I и II), и большинство, предпочитающее вариант В варианту С (I и III), и, наконец, большинство, предпочитающее вариант С вариан¬ту А (II и III), Словом, на основе принципа большинства при данной фор¬ме предпочтений может пройти любой из вариантов в зависимости от очередности, в какой они ставятся на голосование, и от того, какой вариант с каким сравнивается. Во-первых, стало быть, то, что выгля¬дит как выражение воли большинства, на самом деле может ничего подобного собою не представлять. А,во-вторых, в тех случаях,когда об¬разуются и становятся известны такого рода замкнутые круги предпоч¬тений голосующего населения, процедурами голосования может манипу¬лировать всякий, кто контролирует круг вопросов, выносимых на голо¬сование. и порядок постановки на голосование различных предлагаемых вариантов" (Шапиро И. Демократия и гражданское общество // Полис. 1992, № 4. С.20-21. Подчеркнуто нами. - Э.В.-П).
И.Шапиро указывает, что имеется обширная литература по технологии голосова-ний, где среди прочих рассматриваются и моменты нестабильности,присущие принципу большинства и другим демократическим процедурам при¬нятия решений. Он приходит к выводу, что при оценке демократических правил принятия решений надо задаваться вопросом: по сравнению с чем? Коль скоро недостатки имеет любой порядок принятия решений,указание на то, что принцип большинства страдает таковыми, мало что дает. "Мы, будем поступать мудро, - полагает американский политолог, всякий раз напоминая себе, что живем в несовершенном мире, и оцени¬вая несовершенные методы принятия решений в сравнении их с другими несовершенными методами, а не с идеальной моделью, которую невозмож¬но реализовать где бы то ни было" (Там же). Что же касается тех элементов произвольности и нестабильности в действии принципов боль-шинства, которые проистекают из самой технологии, то и здесь воз¬можны, считает И.Шапиро, меры по ограничению неблагоприятного влия¬ния недостатков этой технологии, например: принцип квалифицированного большинства, предупреждающий возникновение замкнутого круга предпочтений; ограничения на допустимое разнообразие самого набора предпочтений, выражаемых через политический процесс. "Между прочим, - замечает И.Шапиро, - структура различных предпочтений часто вовсе и не складывается так, чтобы получались парадоксальные результаты, и это вообще снижает практическое значение некоторых замечаний отно¬сительно неустойчивости действия принципа большинства, проистекаю¬щей из его технологии”. (Там же. С.21-22).
41П о п п е р К. Демократия и народоправие. С.42.
42Там же.
43Там же.
44Томас Джефферсон о демократии / Сост.: Сол. К. Падовер. СПб.: Лениздат, 1992. С.67.
Реально функционирующая поли¬тическая демократия подвергалась справедливой критике в течение всего XX века и подвергается ей до сих пор.
Особо острой эта критика была до середины 80-х гг. нашего века. Достаточно взглянуть на название некоторых работ того времени: "Самоубийство демократии" К.Жюльена, "Как заканчиваются демократии" Ж.Ревеля, "Эпоха тираний” и "Кара демократии” Д.Халеви, "Закат демократии" П.Барсельоны и др. (См. Julien G. Suicide of the Democracies. L.: Calder and Boyars, 1975. - 272 p.; Л о б e p В. Л.Демократия: от зарождения идеи до современности. М.: Знание, 1991. С.3-4).
В дальнейшем под влиянием эпохальных перемен по международной арене с середины 80-х гг., реальной способности демократии не только к выживанию, но и к адаптации к новым историческим условиям и к совершенствованию, а также к распространению ее там и туда, где ее никогда не было или где она была уничтожена, многие западные ученые отказались от негативной оценки эволюции демократии в исторической перспективе и высказываются теперь, как правило,со значительной долей оптимизма об ее будущем.Продекларировав,что демократия является динамичны про¬цессом, аналитики занялись исследованием путей и условий перехода к демократии, вектора ее развития,факторов,способствующих повышению ее стабильности и эффективности. Вместе с тем изменились и представления о ней.
По справедливому замечанию отечественного ученого В.Лобера,современные представления о демократии отличаются от прошлых взглядов так же, как "Декларация прав человека и гражданина,принятая 26 августа 1789 г. Учредительным собранием революционной Франции, отличается от Всеобщей декларации прав человека,одобренной Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г., а последняя - от постановки проблемы прав человека в наши дни" (Там же. С.5).
И тем не менее критика в адрес демократии продолжается и будет продолжаться, что является вполне естественным феноменом, учитывая как разрыв между демократической практикой и демократическим идеалом и, следовательно, необходимостью дальнейшего совершенствования самой демо¬кратии, так и постоянное изменение параметров общественного бытия, в рамках которых она функционирует, и соответственно необходимость все новой и новой ее адаптации к ним.
45Томас Джефферсон о демократии. С.15.
46См.: Сытин А. Г. Политическая социология Мориса Дюверже // СПН. 1990. № 12. С.86-87.
47См.: Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии // Полис. 1992. № 4. С.122-134.
48Там же.С.124. Отмеченный парадокс (выражающий стабильное состояние демократии) является модификацией основного парадокса демократии (характеризующего ее нестабильное состояние; см. первую часть нашего примечания № 40) и отражает собой одновременно две противоположные точки зрения. Согласно первой (позиция сторонников партиципаторной концепции демократии), нормативная модель либеральной демократии может быть более или менее наполнена реальным содержанием только при условии активного участия масс в политической жизни; согласно второй (взгляд приверженцев элитарной концепции демократки), именно от активного участия масс в политике и исходит основная угроза демократии [см.: Дай Т., Зиглер X. Демократия для элиты (Введение в американскую политику). М.: Юридическая литература, 1984, С.47-50].
49См.: Лейпхарт А. С о-общественная демократия.С.86.
50См. подробнее: Ахметшин Н. Ж. Модели политических реформ (По материалам и законодательным документам СССР и КНР - конец 80-х и начало 90-х годов) // ГП. 1993. № I. С.80-91; Власть при переходе от тоталитаризма к демократии (Материалы конференции)// СМ. 1993. № 8. С. 54-64; Глухова А. В. Формирование демо¬кратического консенсуса в переходном обществе: Опыт и проблемы // СПЖ. 1993. № 1-2. С. 14-23; Дарендорф Р. Дорога к свободе: демократизация и ее проблемы в Восточной Европе // ВФ. 1990. № 9. С.69-75; Демократия и тоталитаризм (Материалы дискуссии)//СМ.1991. № 15. С.30-42; Красин Ю. А. Долгий путь к демократии и граж¬данскому обществу // Полис. 1992. № 5-6. С.97-105; Перепелкин Л. С., Ш к а р а т а н 0. И. Переход к демократии в поли¬этническом обществе // Полис. 1991. № 6. С.55-68; Стрижевская Ю. Переходы от авторитарных режимов // ОНС. 1992. № 5. С. 145-154; Фадеев Д. А. Опыт политики переходного периода. (Испания после Франко) // Полис. 1991.№5.С.121—127;Он же. От авторитаризма к демократии: закономерности переходного периода// Полис. 1992. № 1-2. С.117-123; Хенкин С. М. От авторитариз¬ма к демократии: что происходит с общественным сознанием (Из опыта Испании) // РКСМ. 1990.№3.С.128-142; Шкаратан О.И.,Гуренко Е. Н. От этакратизма к становлению гражданского общест¬ва // РКСМ. 1990. № 3. С.153-162;и др. См. также: Ch i е s a G. Transition to democracy in the USSR: Ending the monopoly of power a. the evolution of new polit.forces.Wash.: Woodrow Wilson Center: Kennan inst for advanced Husa. studies, 1990. - II, 29 p.; Lamentowicz W., Ostrowski K., Perczynsкi U. Eastern Europe and democracy: The case of Poland. N.Y.: Inst. for East-West security studies,1990.- IX, 45 p.;L ew i s P. Democratization in Eastern Europe//Co-existence. Glasgow, 1990. Vol.27. N 4. P.24-5-267; Marcalla G. The Latin American mili¬tary, low intensity conflict, and democracy//J.of interamer, studies a.world affairs.- Coral Gables (Fla),1990.Vol.32. N 1. P.45-82.
51См.: Из западной литературы о демократии и социализме// СП. 1922. № 2. С.119.
52B r y c e J. Modern Democracies. V. II. London, 1921.P.601.
53Ibid. P.600. Примечание.
54Ibid. P.659.
55См.: Бенеш Э. Демократия сегодня и завтра//ВИ. 1993.№ 1. С.88-108; № 3. С.129-156.
56См.: Из западной литературы о демократии и социализме. С.127.
57См.: Там же. C.I28.
58См.: Там же. С.122. См. также: Советская демократия. Сб.ст. под ред. и с предисловием Ю.М.Стеклова. М.: Советское строительство, 1929. С.312.
59См.: Там же.
60 В е б б С. и Б. Советский коммунизм - новая цивилизация? Пер. с англ. В 2-х томах. T.I. М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1937. с.423.
61Там же. С.424-425.
62См.: Там же. С.425-443.
63Там же. С.425.
64Там же. 0.426.
65Там же. С.433.
66Там же. С.425.
67Там же. 0.444,
68Там же.
69Там же.
70Два взгляда из-за рубежа» Андре Жид. Возвращение из СССР. Лион Фейхтвангер. Москва 1937. М.: По¬литиздат. 1990. С.130.
71Там же. С.126-127.
72Там же. С.126.
73Цит.по: Ж е л е в Ж. Фашизм. Тоталитарное государство. М.: Новости, 1991. С.36.
74Там же. С.37.
75В е б б С. и Б. Советский коммунизм - новая цивилизация?С.444.
76Понятие “тоталитарная демократия" разработал в ввел в оборот в 1952 г. Я.Талмон в своей книге "Происхождение тоталитарной демократии” (J.L. Таl mоп. The Origins of Totalitarian Democ¬racy. London, 1952).
Э.Батлер в пояснениях к русскому изданию книги Ф.А.Хайека "Общество свободных" следующим образом определяет значение этого термина: “Если законодательный орган выбран народом, но не ограничен в своей власти, он превращается в диктатора - это и есть тоталитарная демократия”. Далее Э.Батлер цитирует Я.Талмона: "Политическая школа тоталитарной демократии исходит из предположения, что истина - в политике. Это - политический мессианизм в том смысле, что он предполагает некую предопределенную, гармоничную и совершенную схему, к которой неотвратимо движутся и в которую общество должно воплотиться”. По Талмону, завершает свой комментарий Э.Батлер, тоталитарная демократия и либеральная демократия различаются не тем, что одна из них отрицает свободу, а другая на свободе настаивает. Обе настаивают на свободе, но понимают ее по-раз¬ному (См.: X а й е к Ф. А. Общество свободных. С.297-298).
77Автор предполагает в заключение 2-й книги изложить свое понимание, концепцию демократии.Здесь же хотелось бы ограничиться двумя замечаниями.
Первое. Мы солидаризируемся с общим пожеланием А.Миграняна, согласно которого отечественным ученым следует присту¬пить к разработке теории демократии,”которая, учитывая наше идейно-¬теоретическое наследие, специфику российской политической традиции, а также нынешней ситуации в социально-экономической и политической сферах, органично и целостно включала бы все те элементы, которые выдержали историческую проверку в процессе социально-политической эволюции индустриально развитых стран за последние несколько столетий” (Мигранян А.М. Демократия в теории и исторической практике // К-ст. 1990. № I. С.41. См. также: О н ж е. Долгий путь к европейскому дому // НМ. 1989. № 7. С.166-184).
И хотя процитированная мысль высказана еще в 1989 г.,она актуальна и поныне. Весь вопрос состоит только в том, как интерпретировать ключевые сло¬ва в пассаже московского политолога. К примеру, что считать специ¬фикой российской политической традиции: автократию как полагают многие западные и отечественные исследователи, или все же не только ее, а также и демократию ("Демократия малых пространств, - отмечал А.И.Солженицын, - веками существовала и в России. Это был сквозь все века русский деревенский мир, а в иные поры - городские веча, казачье самоуправление. С конца прошлого века росла и проделала немалый путь еще одна форма его- земство, к сожалению толь¬ко уездное и губернское, без корня волостного земства и без обвершения всероссийским”. Солженицын А. И. Как нам обустро¬ить Россию. С.48).
Второе. 2.1. О какой бы форме понятия демократии (простой или сложной, об зтом дальше) ни шла бы речь в нормативной теории, оно во всех случаях означает не форму правления большинства, как это принято считать в ряде теорий и дефиниций, а власть и участие в процессе принятия решений, управления и самоуправления всех, а значит, и власть и участие каждого человека из числа всех. Данное очевидное и элементарное, но существенно важное уточ¬нение постулирует политическое и юридическое равноправие всех и имплицитно подразумевает плюрализм, необходимость учета мнения меньшинств, поиск компромиссов и согласия. Исходя из него, демократия - процедура принятия решений согласно воле всех тех,кого касаются эти решения.
Понятно, что если руководствоваться только что приведенным определением демократии, то все реально функционирующие "демократические" политические система в большинстве случаев принимают не вполне демократические решения даже тогда, когда исходят из явно выраженной воли большинства. Другое дело, что они, эти решения, могут быть административно эффективными, политически правильными и т.д., но тем не менее будут продолжать оставаться не совсем демократическими.
Вообще, при оценке политических явлений не следует смешивать разные критерии: в частности, демократичности с, к примеру, эффективности или научности. Тем более, что,по справедливому в данном пункте мнению Л.Колаковского,"... опыт научил нас тому, что основные понятия, которые мы готовы принять, противоречат одно другому: безопасность и свобода, свобода и равенство, равенство и личные нрава, личные права и правление большинства" (Колаковский Л. Обожествление политики // НВ. 1993. № 23. С.57).
А кроме того,по¬литологи XX в. (Й.Шумпетер, М.Дюверже, Р.Даль и многие другие) давно пришли к твердому убеждению, что ни одно из реально существующих государств, признанных в современном мире демократическими, в полной мере не соответствует даже значению термина "демократия” как правления большинства (хотя они все же вполне зримо отличаются от автократических государств).
Поэтому Р.Даль и предложил (совместно с Линдбломом) ввести в научный оборот вместо термина "демократия" термин "полиархия". По его мнению, термин "демократия" пригоден лишь для характеристики идеального состояния событий. “Действительные же системы, - полагает он, - в наибольшей степени приближающиеся к такому состоянию, по крайней мере в некоторых своих суждениях могут быть названы полиархиями. Данная теория (полиархии. - Э.В.-П,,) подразумевает, что все полиархические системы обладают дефектами по сравнению с демократией. Но в отличие от теорий управления большинства, элит она позволяет надеяться, что такое несоответствие может быть уменьшено" (Цыганков А. П. Политология Р.Даля. С.93-94. См. также:Даль Р. Введение в теорию демокра¬тии. С.68-95; Сытин А.Г. Политическая социология М.Дюверже. С.82-83).
А заложил основу современных представлений о демократии, радикально отличающихся от классической теории,Й.Шумпетер, который полагал, что задача народа состоит не в принятии реше¬ний, а в выборе тех, кто будет принимать решения (см.: Z о 1 о D. The evolutionary riskcs of democracy. P.225). Разделяя мнение Й.Шумпетера по отношению к дескриптивным теориям демократии, мы все же думаем, что нормативная теория должна исходить из данного нами определения демократии.
2.2. Следует выделить два понятия демокра¬тии: простое, "чистое", и сложное.
А. Демократия как простое понятие ("чистая" демократия, в собственном смысле термина) означает только то, что это власть всех и участие во власти и управлении всех. Акцент здесь делается на субъекте власти - кто властвует, управляет - без уточнения того, какая это власть (безграничная или ограниченная), как она функционирует. Демократия как простое понятие в принципе может подразделяться на две разновидности: I) неразвитую институционально и неправовую и 2) развитую институционал¬но и правовую формы.
Первая разновидность на практике, как показывает опыт, не может быть вообще правлением всех, а только лишь кратковременным правлением большинства, причем власть, как правило, бывает неограниченной, деспотичной по отношению к меньшинству или отдельным гражданам.
Б. Демократия как сложное понятие (в строгом смысле уже не только демократия) соединяет в одно целое демократическую и либеральную традиции и означает не только то, что это власть всех, но и то, что у этой власти имеются границы, за которые она не имеет право вторгаться,и прежде всего она не имеет право нарушить неотчуждаемую индивидуальную свободу отдельного человека. Здесь и возникает понятие либеральной, правовой и конституционной демократии. Демократия как правление всех, а значит и каждого, с не¬избежностью подводит к сложному понятию либеральной демократии, как только мы зададимся вопросом: что необходимо для ее стабильного функционирования?
2.3.Простое понятие демократия - "пустое понятие" в том смысле,что означает только форму правления,безразлично к цели. Сложное понятие демократии - содержательно. Для того, чтобы стабильно функционировать на практике, либерально-демократическое устройство должно заботиться об адекватных институциональной структуре, правовых нормах, политическом сознании и культуре,а значит, не может быть безразлично к целям правления.
2.4.Нормативная концепция демократии должна строиться исходя одновременно из критериев научности и гуманистичности (не смешивать характер концепции демократии с характером самой демократии. Последняя в принципе не может быть научной, ибо ей приходится учитывать и волю малообразованного или некомпетентного человека). Она должна создаваться,опираясь на знание и опыт многих наук: психологии, социальной психологии, социологии, математики, историографии, экономической теории и, конечно, самой политической науки. Вместе с тем она должна исходить из того, что человек - высшая ценность на Земле.Поэтому хотя демократия - власть всех, но каждый человек из числа всех должен играть в политическом процессе самодостаточную роль - своеобразную роль мини-монарха.
78 0 подлинных политических взглядах автора и их метаморфозе свидетельствует такой факт. В конце 70-х гг. (начало пересмотра собственных политических воззрений) он приступил к сочинению книги "Вопросы дурака, балаганного шута” (несколько десятков пожелтевших страниц текста сохранились до настоящего времени). Название опуса объясняется очень просто. Широко известна поговорка о том, что один дурак может задать столько вопросов, что и сто умных на них не ответят. Вот в роли такого "дурака" и собирался выступить автор. Книга по замыслу должна была состоять только из одних вопросов, без ответов.
Однако вот что интересно. Вопросы наивны (и банальны по нашим сегодняшним меркам) не только потому, что они другими, исходя из идеи книга, и не могли быть. Но и потому, что самому автору приходилось изобретать "политический велосипед", доходить своим умом (такое условие он поставил перед собой) до элементарных демократических истин, пробиваясь сквозь первые трещины монолита собственных большевистских убеждений.
Приведем три вопроса из незавершенной и неопубликованной книги:
1. Может ли власть трудящихся "позволить" по отношению к собственным трудящимся те же права и свободы, например свободную публичную, т.е. в печати, на собраниях,критику (не ругань) политики правительства или поведения высших должностных лиц государства , которые "позволяет" власть буржуазии по отношению к свое буржуазии?
2. Если соблюдение правил формальной логики - гарантия правильности рассуждений, гарантия от ложных умозаключений, то не является ли соблюдение "правил" формальной демократии (разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную, действенный народный контроль, подотчетный только народу и независимый от государственной власти и др.) гарантией от злоупотреблений властью?
3. Если ответ на вопрос: "Какова сущность власти?"- важен,поскольку он уясняет,в интересах какого класса функционирует власть, то не является ли столь же важным также и вопрос: "Какова форма организации, функционирования, контроля власти?". Ведь ту или иную политику,пусть самую что ни на есть народную, исполняют люди, а они в большинстве своем подвержены слабостям, имеют недостатки, тем более, что отправление власти связано с привилегиями. И не является ли в таком случае определенная, искомая (какая?) форма власти гарантией от злоупотребления властью, даже если она "для трудящихся" (ведь на¬ходятся у власти сотни тысяч людей)?
Политическая доктрина большевизма. Предисловие
© Copyright: Эдуард Волков, 2013
Свидетельство о публикации №213062701621
Свидетельство о публикации №213062701621
Рецензии