Божья тварь Наталья Воронцова-Юрьева безбожно врёт

                Моя Анна надоела мне как горькая редька.            
                Я с нею вожусь как с воспитанницей, которая
                оказалась дурного характера; но не говорите   
                мне про неё дурного или, если хотите, то с
                m;nagement, она всё-таки усыновлена
                Лев Толстой

                Да её пороть надо...
                Наталья Воронцова-Юрьева


Глава 1. ВСТУПЛЕНИЕ
Моя книга не литературный анализ романа «Анна Каренина», моя книга это всего на всего сверка текста Толстого «Анна Каренина» с текстом опуса Натальи Воронцовой-Юрьевой «Анна Каренина. Не божья тварь», который  бродит по Интернету с 2006 года.  Цитаты даны со ссылкой на роман «Анна Каренина» – издательство  Москва-Художественная литература, 1985.
НВЮ – Наталия Воронцова Юрьева [источник цитат дан в квадратных скобках].               ЛНТ – Лёв Николаевич Толстой (источник цитат дан в круглых скобках).
Нил - Нэлли Ивановна Лабецкая.
#   #  #

Опус НВЮ (роман о романе, он же сценарий-эссе) на сайте Проза.ру вызвал массу положительных рецензий – в основном тех, кто не читал романа «Анна Каренина» или читал, но давно и массу отрицательных  от внимательных читателей.

ЛНТ: «Большинство молодых женщин, завидовавших Анне, которым уже давно наскучило то, что её называют справедливою, радовались тому, что они предполагали, и ждали только подтверждения оборота общественного  мнения, чтоб обрушиться на неё всею тяжестью своего презрения. Они  приготавливали уже те комки грязи, которыми они бросят в неё, когда  придёт  время»  (ч.2, гл. XVIII, стр. 180).

Это время пришло, и комки грязи полетели в Анну Аркадьевну под руководством божьей твари графини Лидии Ивановны, которая, перед тем, как сделать очередную пакость или подлость, не упускала возможности закрыть свои прекрасные задумчивые чёрные глаза и мысленно помолиться. Но то ли молодым женщинам XIX века надоело такое развлечение, то ли слишком много было заготовлено комков, но часть их сохранилась до нашего времени.

Теперь они уже полетели в Анну Каренину из XXI века от божьей твари Наталии  Воронцовой-Юрьевой. С её появлением тандем – Алексей Александрович и графиня Лидия Ивановна – превратился в воинствующий тройственный союз.

Глава 2. Цель написания опуса
НВЮ в литературно-философском журнале «Топос» от 20 февраля 2006 года представилась читателю литературным аналитиком.

НВЮ: «Я – литературный аналитик, исследователь не произведений, но их героев – психологии персонажей, мотивации их поступков, причинно-следственной связи событий. Это мой метод» [new.topos.ru].

Не скрывает НВЮ и своей цели  – реабилитировать личность Каренина, как умного, доброго, честного человека, любовь которого к сыну является залогом душевной гармонии ребёнка, залогом умения быть счастливым.

НВЮ: «Я не подвергаю сомнению материнскую любовь – без любви матери ребёнок гибнет. Я говорю о том, что любовь отца – это залог его душевной гармонии, залог умения быть счастливым. В этом смысле образ Алексея Александровича Каренина в романе Л. Толстого полностью подпадает под моё видение мужчины-отца – умный, добрый, честный. И, думаю, настало время реабилитировать его личность» [new.topos.ru].

Увлёкшись целью реабилитировать Каренина, как умного, доброго, честного, НВЮ, засучив рукава, лихо мажет Анну жидкой грязью, не забывая походя треснуть Набокова. Но НВЮ лукавит, ох лукавит! Ей глубоко плевать на Каренина, да и на Анну  тоже. Реабилитация  Каренина только предлог. Цель написания опуса – пиар на имени великого классика. Доказать недоказуемое, до чего не додумался ни один критик, ни один профессор, ни один читатель – одурманенная гордыней, Анна восстала против бога.

Глава 3. ДРУЗЬЯ-СОБРАТЬЯ ПО ПЕРУ
Нил: "Кто те друзья-собратья по перу, что  помогли  НВЮ настрочить опус на ста семидесяти печатных листах? В соавторы НВЮ взяла читателя-потребленца, того самого, «мозг которого  ничего не производит, поэтому ему всегда скучно».

«Потребленец ждёт, когда ему скажут. И ему обязательно скажут – и он это обязательно повторит»  [«Введение. Мифы о Карениной»]. Кстати, в русском языке нет слова «потребленец», но есть слово «потребитель».

После того как НВЮ обзавелась друзьями-собратьями по перу, её  «Я» перешло в «МЫ, НАМ, НАС».
1) И…МЫ уже догадываемся какой… [глава     ].
2) ЛИЧНО У МЕНЯ сложилось такое впечатление, что она как будто нарочно ждала               [глава     ].
3) Позже МЫ вернемся к этой «особой прелести» Анны, которую чувствуют дети, и, с удивлением обнаружив, что любовь детей куда-то внезапно делась, поразмышляем на этот счёт [глава     ]. 

4) Которая же из них настоящая? Вторая. Об этом нам говорят поступки Анны. И они ещё многое НАМ скажут о ней [глава ].   

5) Но дело даже не в этом, а в том, что она просто не хочет развода – вот и всё, и в ход идут любые отговорки, их миллион, и позже МЫ их все обязательно прочитаем [глава 8].   

6) А вот о том, почему Алексей Александрович медлит, почему он никак не решится изменить ситуацию,  МЫ уже говорили – он боится совершить ошибку [глава 8].             

7) МЫ ещё не раз встретимся с этим особенным блеском в её глазах – и всегда это будет злой блеск. И сказано это будет Толстым ясно и прямо [глава 9].   

8) Это она сама такая, и МЫ это уже не раз видели: это она оскорбляла мужа на каждом шагу и оставалась очень довольна собой. И мы это ещё не раз увидим [глава 9]. 

9) «.. . и это не случайно – и скоро МЫ поймем почему» [глава        ]. 

10) Она смотрит и на Анну – и Анна прелестна, но… «но было что-то ужасное и жестокое в её прелести», отмечает Кити (отметим же и МЫ вместе с ней) [глава ]. 

11) Именно эти лживые слова – слова манипулятора, занятого всего лишь оправданием своей очередной подлости – и любят цитировать горе-литературоведы, рассказывая НАМ свои недалекие фальшивки про Алексея Александровича [глава        ]. 

12) Ну, то, что Анна начинает убедительно лгать ни минуты не задумываясь, для НАС уже не новость [глава       ].               

13) Но полней об этом МЫ поговорим позже [глава 15].               

14) И наконец, Анна – бросается под поезд вовсе не потому, что Вронский её разлюбил, а совсем по другой причине, о которой МЫ уже давно и подробно говорим и о которой скоро всё окончательно выясним [глава16].   

15) В предыдущей главке МЫ уже видели, что если кто и изменился в худшую сторону после болезни Анны, то это сама Анна [глава 18]. 

16) …он, как МЫ помним, и вдове погибшего сторожа давал денег (в первую встречу с Анной) [глава 20].   

17)… и заключалась она прежде всего в нравственных подтасовках и подлых вымогательствах, как МЫ  это видели в предыдущей главке [глава 21].   

18) У Анны всегда так, и МЫ с этим ещё не раз столкнемся: одно дело оскорбления, которые наносит она, а другое дело получать за это сдачи…[глава 22]. 

19) Чистое сердце, доброта и правдивость Анны Карениной – самая страшная шутка, которую только могли придумать господа профессора и литературоведы. Это их чёрный юмор, и МЫ не будем больше на этом останавливаться [глава 25].   

20) …вот и всё, и в ход идут любые отговорки, их миллион, и позже МЫ их все обязательно прочитаем [глава  ]. 

21) МЫ уже неоднократно видели, какого такого «серьезного нравственного чувства» якобы «полна» Анна и как всё в ней якобы «значительно и глубоко» – «в том числе и её любовь» к дочке, например. И это уже давно видим не только МЫ, но и Вронский [глава 27]. 

22)  Ну, МЫ-то с вами уже знаем: если Анна говорит приятное про Кити, значит Кити скоро не поздоровится… [глава 27]. 

Также в  соавторы НВЮ взяла имя Льва Николаевича Толстого, только лишь его имя, на которое и ссылается, не приводя источника; она щедро навешивает на литературных героев ярлыки по своему вкусу;  также освоила язык манипулятивной семантики; использует многочисленные ничем не оправданные повторы, забалтывает читателя, врёт и клевещет. Иногда НВЮ доставляет себе огромное удовольствие ёрничать и браниться.

Глава 4. ГРАЖДАНСКИЙ КОДЕКС РФ О ЦИТАТАХ
При использовании цитат автору необходимо руководствоваться ст. 1274 ГК РФ «Свободное использование произведения в информационных, научных, учебных или культурных целях»: п.1 «Допускается без согласия автора,.. но с обязательным указанием имени автора, произведение которого используется, и источника заимствования». А вот этого, т.е. указанияисточника заимствования – в опусе нет. Перелицованный текст, приписки и купированные контексты,  не подтверждённые первоисточником, не могут считаться цитатами. И подобного добра в опусе  полным-полно. Как стало такое возможным?

Глава 5. ЯЗЫК МАНИПУЛЯТИВНОЙ СЕМАНТИКИ
Такое стало возможным благодаря использованию НВЮ языка манипулятивной   семантики. Семантика – это значение, смысл языковой единицы.  Семантика  определяется так: целенаправленная  технология изменения смысла слов и понятий, т.е. враньё. Враньё строится из обрывков высказываний, подменой одного слова другим и т.д., при этом меняется текст и из тех же слов создаётся совершенно иной  смысл. Отдельные фрагменты вроде бы враньём не являются, но с действительностью могут не иметь ничего общего.  Приведу несколько примеров.

НВЮ: «Внешне все осталось в рамках сценария Анны: она всюду ездила и всюду встречалась с Вронским» [глава 4].                Это перелицованная  цитата Л.Н.Толстого. Сравните.               
ЛНТ:  «Вронский был везде, где только мог встречать Каренину, и говорил ей, когда мог, о своей любви» (ч.2, гл.7, стр.139).

НИЛ: А вот как ловко НВЮ, применив приём манипулятивной семантики, перевела стрелку с Лидии Ивановны на саму Анну.               
НВЮ: «А идея христианства, которой так увлечена Лидия Ивановна, и вовсе вдруг стала раздражать Анну» [глава ].               
ЛНТ:  «– Или она очень раздражена нынче?» – подумала Анна" (ч.1, гл.32,стр. 122).

НВЮ: «Данный отрывок ещё раз доказывает, что те 200 рублей, что Вронский отдал вдове погибшего… был совершён вне всякой зависимости от Анны. И что этот его поступок был даже и неприятен Карениной"
ЛНТ: «Почему-то ей неприятно было вспоминать об этом. Она чувствовала, что в этом было что-то касающееся до неё и такое, чего не должно было быть»     (ч.1, гл. 21, стр. 90).

Глава 6. ЛИТЕРАТУРНЫЙ АНАЛИТИК?
НВЮ представилась читателю литературным аналитиком. Но в то же время свои якобы исследования психологии персонажей, мотивации их поступков и причинно-следственной связи подменяет предположениями, ощущениями,  впечатлениями:  такое ощущения, думается, кажется, как будто, скорее всего,  похоже, может, думаю, надо полагать, я была уверена, как я и предполагала. 

1)ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, что она этого ждёт, и более того – хочет  [глава    ]. 

2) ДУМАЕТСЯ, не без согласия Анны, а то и с прямым её участием в этой интриге     [глава     ].   

3) ДУМАЕТСЯ, что некоторые из этих встреч в точности повторяли опробованную у Бетси схему откровенного растравливания мужа [глава       ].   

4) КАЖЕТСЯ мне здесь чрезвычайно странным  [глава      ].               

5) КАК БУДТО он хотел этим сразу дать читателям понять [глава      ].               

6) ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, что она заранее (подсознательно) готова к чему-то подобному – и давно знаёт к чему, а также чем это может для неё закончится [глава     ]. 

7) ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, что она этого ждёт, и более того – хочет [глава       ].   

8) СКОРЕЕ ВСЕГО, это связано с её предчувствием точно такой же собственной смерти под вагоном [глава      ].   

9) А между тем внутренний голос (ПОХОЖЕ, что это была совесть) упрямо говорит ей, что именно в этом месте ей и должно быть стыдно [глава      ]. 

10) Уж не знаю, за что тут можно было благодарить Вронского – МОЖЕТ, Анна решила, что известие о её беременности он воспринял как ещё один упрёк себе… [глава  ].       

11) ДУМАЮ, для того, чтобы дуэль все-таки состоялась [глава   ].               

12)  НАДО ПОЛАГАТЬ, очередная очарованная жертва [глава  ]. 

13) Мысль настолько интересная, что даже она сама задумывается об этом, но, КАК Я И ПРЕДПОЛАГАЛА,  не находит ответа [глава 10].               

14) ДУМАЮ, что это была обыкновенная зависть со стороны Анны, ведь она-то не могла позволить себе подобного развлечения [глава 20].               

15) Лично у меня сложилось ТАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, что она как будто нарочно  ждала…[глава  ].               

16) Кажется мне здесь чрезвычайно странным [глава ].               

Глава 7. ВРАНЬЁ И КЛЕВЕТА
Устав манипулировать, НВЮ начинает врать. Так, у неё счёт на синей бумаге за ленточки и шляпку, которые Анна в спешке перед отъездом с Вронским в Италию забыла оплатить, превратились  «в счета за накупленные платья» (ч.5, гл. 22, стр. 486). И слово счета НВЮ не постеснялась вынести  в заголовок главы 21-«Счета в магазине. Достижение дна. Лидия Ивановна».               
               
Вот ещё пример.

НВЮ: «В этот же вечер она увидалась с Вронским, но не сказала ему о том, что произошло между ею и мужем, хотя, для того чтобы положение определилось, надо было сказать ему». Почему же она ему не сказала? Мысль настолько интересная, что даже она сама задумывается об этом, но, как я и предполагала, не находит ответа» [глава 10]. 
ЛНТ: «Отчего я хотела и не сказала  ему?» – спрашивает себя Анна. И в ответ на этот вопрос горячая краска стыда  разлилась по её лицу. Она поняла то, что её удерживало от этого; она поняла, что ей было стыдно» (ч.3, гл.15, стр. 284).            

Что это? Невнимательность НВЮ или желание скрыть от читателя вывод Льва Николаевича, который ответил прямо: «… она поняла, что ей было стыдно».  Подобного вранья в опусе навалом.               

Глава 8. ГЛУБОКО ОПЛЁВАННЫЕ СТРАНИЧКИ               
Для того чтобы  автор эссе писал так как ему хочется, не оглядываясь на других и не опираясь на существующие примеры и образцы, он выбирает собственную интонацию. НВЮ выбрала глубоко наплевательскую. Оригинальность такой интонации ощущается буквально с первых букв – с «Обращения к дуракам», а сам пасквиль размещён на глубоко оплёванных страничках, не смотря на то, что в романе ни разу не встречается слово плевок.
1) Ведь она сказала Вронскому правду (редкий случай, кстати) – она действительно и не думает о муже, не мучается им, не переживает из-за него, ей на него глубоко НАПЛЕВАТЬ!  [глава 7].

2) Каренин  высадил её, развернул карету… НУ И НАПЛЕВАТЬ. Она проходит в дом. Вскоре от Бетси приходит записка [глава 8].

3) Он (Каренин) говорит, что игнорирует эти её беспардонные уточнения, что ему ПЛЕВАТЬ на её любовника – до тех пор, пока его честь не затрагивается в свете, и что он предпримет все меры, чтобы оградить свою честь…[глава 12].

4) Вот и сейчас: ей запрещают – и она обязательно нарушит, обязательно поступит по-своему, НАПЛЕВАВ на всех и на всё, а заодно и на последствия своего поведения              [глава 13].

5) Каренину ГЛУБОКО ПЛЕВАТЬ на Анну [глава 14].               

6) А потому, что эта трагическая попытка Вронского оставила Анну совершенно равнодушной, ибо ей на Вронского глубоко НАПЛЕВАТЬ – как было наплевать на его чувства и переживания в сцене с неудачными скачками, на его карьеру, как позже будет НАПЛЕВАТЬ на его увлечение земледелием. Ей НАПЛЕВАТЬ на Вронского точно так же, как ей будет ГЛУБОКО НАПЛЕВАТЬ на собственную новорожденную дочку, да и на сына тоже, я уж не говорю про мужа. Анне НАПЛЕВАТЬ НА ВСЕХ, кроме себя [глава 16].

7) А то, что Ташкент нужен её любимому, на это ей ГЛУБОКО НАПЛЕВАТЬ [глава 20].

8) Ну и, в-четвертых, отчего бы не продемонстрировать всем этим людям, что она лучше их и что она ПЛЕВАЛА на всё это общество [глава 22].

9) Он и с беременной Кити кокетничал в своё наслаждение, НАПЛЕВАВ и на её мужа и на её беременность, за что его Лёвин и вытурил взашей [глава 25].

10) На этом основании, приехав в  Москву, они, НАПЛЕВАВ на приличия, поселяются вместе и живут там вот уж три месяца [глава 27].

11) Но вот как раз на это ей и глубоко НАПЛЕВАТЬ [глава 27].

12) Ну, про воспитанницу я уже говорила, тут даже и Вронского сомнения одолели: он ведь прекрасно видел, что Анне ГЛУБОКО НАПЛЕВАТЬ даже на своих детей, что она их не любит и любить не собирается [глава 27].

13) И как это может отразиться на здоровье Кити, и как это может повлиять на её роды – Анне ГЛУБОКО НАПЛЕВАТЬ [глава 28].

Кроме того, НВЮ использует жаргон, чего не позволит себе ни один уважающий себя и своих читателей литератор:               
               
 балаболит,               
 шастает по приятельницам,               
 не попрёшь,               
 желающая приключений на свой зад,               
 свечку подержать,               
 бред сивой кобылы,               
 засунуть куда подальше,               
 блин,               
 вытурил взашей,               
 прочая муть,               
 враки,               
 таращить глаза,               
 трахайся со своим любовником,               
 мордой об стол,               
 как всякий негодяй,               
 круглая идиотка,               
 идиотская ревность,               
 садистка и последняя дрянь,               
 талдычит,
 да её нужно пороть,               
 осточертели,               
 два подлеца,               
 как последний дурак,               
 дурацкая рулетка,               
 дурацкое болото,               
 слепые курицы,               
 пичкать галиматьей,               
 завидная прыть неискушённого ума.

 И при этом ВНЮ врёт, врёт, врёт, позволяет себе менторским тоном отчитать
 читателя и Набокова.


Глава 9. ЧТО ЛЕЖИТ НА САМОЙ ПОВЕРХНОСТИ                В главе «Введение. Мифы о Карениной» НВЮ возмущается, что и Набоков, и все критики думают не головой, а глазами.

НВЮ: «Они прочитывают только то, что легче всего прочитать – то есть то, что нарочно положено автором на самую поверхность, а потом выдают продукт своего элементарного зрительного процесса за некий интеллектуальный креатив».   
 
НИЛ: Но сама НВЮ часто не видит или не хочет видеть того, что Толстой положил на самую поверхность. В  главе 15-«Визит к адвокату. Роды. Катарсис» НВЮ отметила только одну важную деталь.

НВЮ: «В контексте моего исследования  вся сцена его визита к адвокату важна одной деталью: Алексей Александрович замечает, что глаза адвоката «прыгали от неудержимой радости, и Алексей Александрович видел, что тут была не одна радость человека, получающего заказ, – тут было торжество и восторг, был блеск, похожий на тот зловещий блеск, который он видал в глазах жены».

НИЛ: Хотя НВЮ и представилась читателям аналитиком, но аналитик из НВЮ никудышний. Увлекшись описанием злобного блеска в глазах Анны, НВЮ видела, но не хотела видеть действительно одну важную деталь, собственно для чего и была написана  глава 15. Она не увидела как  "умный, добрый, честный" Алексей Александрович, согласившись с предложением нотариуса предоставить суду лжесвидетелей, нарушил Девятую заповедь христианства «Не произноси ложного 
 свидетельства на ближнего твоего» (Исход 20:16) – одну из Десяти заповедей, данных Богом Моисею на горе Синай. И даже письменно подтвердил согласие на свою подлость (ч.4, гл.6, стр. 355).

ЛНТ: "Отстояв обедню, «… Алексей Александрович написал и письмо  адвокату. Он  без малейшего колебания дал ему разрешение действовать по его благоусмотрению. В письмо он вложил три записки Вронского к Анне, которые нашлись в отнятом портфеле» (ч.4, гл.8, стр.366). 

Совестливому, глубоко верующему христианину Каренину врать не впервые. Делая предложение молодой красавице сироте-бесприданнице после долгих колебаний и под нажимом её тётки, он не любил её, но соврал, что любит: «Чувство стыда и раскаяния чувствовал он теперь, перебирая всё своё прошедшее с нею и вспоминая неловкие слова, которыми он после долгих колебаний сделал ей предложение» (ч.5, гл.25, стр. 496).

Если убрать бесконечные повторы НВЮ, все пересказы глав романа на язык манипулятивной семантики, лингвистические анализы, следственные эксперименты, примеры с сосисками, все «Я, МЫ, НАМ, НАС»,  а также предположения, ощущения и впечатления НВЮ, то от опуса останется пшик.


#   #  #
Глава 1.ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ВРОНСКИМ. ДУРНОЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

                «Однако что бы Анна делала без своей
                красоты, кому была бы нужна?»
                Наталия Воронцова-Юрьева
    
                «Тогда бы не было романа «Анна Каренина»               
                Нэлли Лабецкая

НВЮ: «Анна живет в Петербурге, она гранд-дама, замужем за высоким чиновником Алексеем Александровичем Карениным, занимавшим «одно из важнейших мест в министерстве». Муж старше её на 20 лет. Если предположить, что Анна вышла замуж будучи 18-20 лет и что она в браке  9 лет, то на момент развития сюжета ей исполнилось 26-28 лет, а её мужу соответственно 46-48.

Нельзя сказать, что для Анны этот брак явился неравным: разница в возрасте существенна, однако не настолько, чтобы быть несчастной, а то и, не дай бог, сексуально неудовлетворенной женщиной. Кстати, об этом в романе нет ни слова, даже наоборот – весь уклад её жизни с мужем говорит об обоюдном покое и полном удовлетворении друг другом на протяжении многих лет».

НИЛ: Да, секс у них был, но Серёжа – единственный ребёнок. А вот Дарья Александровна Облонская за девять лет рожала девять раз. НВЮ жгуче интересна тема сексуальной жизни Карениных, поэтому она ещё не раз заглянет к ним под одеяло. Заглянет, но не увидит ни в строчках, ни между строчек того, что написал Толстой, потому что не захочет увидеть. Да и не ставила она перед собой такой задачи. НВЮ поставила конкретную цель: наделить Анну гордыней – одним из семи смертных грехов, который порождает злобу, зависть, ложь, душевную пустоту, ненависть и т.д. А потом на протяжении всего опуса не устаёт доказывать читателю, что именно гордыня стала причиной гибели Анны.

НВЮ:  «Алексей Александрович как-то не особенно собирался на ней жениться – красота, изящество и очарование Анны не воздействовали на него. Почему? Потому что Каренин всегда был: 1) глубокой натурой, интуитивно стремящейся к духовности,  2) недюжинного ума человеком, 3) на тот момент – при условии двух предыдущих пунктов – он уже был далеко не мальчик, которого женщина могла взять вот так с кондачка.

Однако он всё-таки женился – и сам не понял, как это произошло. А просто брак с таким человеком был выгоден, и Облонские, используя, мягко говоря, нечистоплотные методы, сделали всё для того, чтобы заставить его жениться».

НИЛ: Алексей Александрович не на ком не собирался жениться. Женился Каренин не с кондачка и отдавал себе отчёт, как это произошло. На тот момент он был уже не первой молодости. Хотя спутницы жизни он так и не встретил, но жениться на восемнадцатилетней красавице Анне Облонской  не спешил. Толстой подчеркнул, что Каренин «долго колебался. Столько же доводов было за этот шаг, сколько и против, и не было того решительного повода, который бы заставил его изменить своему правилу воздерживаться в сомнении». 

ЛНТ:  «Алексей Александрович рос сиротой. Их было два брата. Отца они не помнили, мать умерла, когда Алексею Александровичу было десять лет. Состояние было маленькое. Дядя Каренин, важный чиновник и когда-то любимец покойного императора, воспитал их» (ч.пятая, гл. XXI, стр.484).

Алексей Александрович окончил гимназию и университет с медалями, дядя помог ему  устроиться на видную служебную дорогу, и с той поры он исключительно отдался служебному честолюбию. У него не было друзей, единственный брат жил за границей и умер. 

Во время его губернаторства тётка Анны, Варвара Павловна, богатая губернская барыня, свела хотя немолодого уже человека, но молодого губернатора со своею племянницей. Алексей Александрович  зачастил в дом, где жила 18-летняя девушка. Зачастил добровольно, никто его за верёвку не тянул. Визиты делал, а жениться не собирался. Точно как Вронский по отношению к Кити. Видя такое дело, Варвара Павловна «внушила ему через знакомого, что он уже компрометировал девушку и что его долг чести обязывает его сделать предложение. Ему оставалось или высказаться, или уехать из города».

НВЮ: «Он сделал предложение и отдал невесте и жене все то чувство, на которое был способен…Облонские, используя, мягко говоря, нечистоплотные методы, сделали всё для того, чтобы заставить его жениться».               
НИЛ: Пусть скажет спасибо тётке Анны, что женила, а то просидел бы «в девках» до конца жизни. 

НВЮ: «Думается, не без согласия Анны, а то и с прямым её участием в этой интриге – понимала же она, что не произвела на Алексея Александровича нужного впечатления, раз уж он не предлагает ей этого сам; и понимала же она, что почему-то он всё-таки женился на ней».

НИЛ: Автору опуса опять начало думаться! Только вот нехорошо говорить о человеке дурно, если нет доказательств о «не без согласия Анны». Кто будет спрашивать согласия бесприданницы, если хотят спихнуть её с рук?!

НВЮ: «Жизнь главы семейства протекала в трудах на благо России, а жизнь Анны – в светском блеске… Анна блистает в свете, она светская львица – она словно постоянно участвует в конкурсах красоты, неизменно побеждая соперниц. Демонстрировать себя, вызывать зависть и восхищение собой – её единственное занятие, которому она и предаётся без устали.  Я не осуждаю. Я только подчеркиваю, что это её единственное занятие».               

НИЛ: Не могла Анна  демонстрировать себя в свете, потому что счет  требовал больших расходов, чего Каренины позволить себе не могли. Каренин был сиротой, правда, у него было состояние, но маленькое. Анна тоже была сиротой, но сиротой-бесприданницей. Переехав из губернского города в Петербург, Каренин купил двухэтажный дом. Анна всегда называла этот дом домом мужа.  Для того, чтобы демонстрировать себя на балах, вызывать зависть и восхищение, нужны деньги, и немалые. А Каренин был честным чиновником и взяток не брал. Семья жила на жалование мужа.

В Петербурге связь со светом балов, обедов, блестящих туалетов Анна держала «чрез княгиню Бетси Тверскую, жену её троюродного брата, у которой было сто двадцать тысяч дохода и которая с самого появления Анны в свет особенно полюбила её, ухаживала за ней и втягивала в свой круг. Но Анна избегала, сколько могла, этого света княгини Тверской, так как он требовал расходов выше её средств»   (ч.2, гл.4,  стр.138). Сам Толстой говорит о том, что Анна избегала демонстрировать себя, вызывать зависть и восхищение.

Выполняя работу экономки в доме мужа, Анна не гонится за новыми нарядами, считая, что лучше отдать модистке и со вкусом переделать старые платья, но так, чтобы их нельзя было узнать. О драгоценностях Анны  Толстой не сообщает, а вот колечки украшали её пальчики.

ЛНТ: «Пред отъездом в Москву она, вообще мастерица  одеваться не очень дорого, отдала модистке для переделки три платья. Платье нужно было так переделать, чтоб их нельзя было узнать и они должны были быть готовы уже три дня тому назад. Оказалось, что два платья были совсем не готовы, а одно переделано не так, как того  хотела Анна» (ч.1, гл.33, стр.122).

НИЛ: Так что Анна не могла в тот вечер поехать ни в театр, где у неё была ложа, ни посетить салон Бетси Тверской, которая приглашала её к себе.

Анне совершенно чужда гордыни, она умела «сживаться со всеми», подчеркивает Толстой. Анна имела друзей и тесные связи в служебном круге её мужа, состоявшем из его подчиненных; и в кружке, «через который Каренин сделал свою карьеру, центром его была графиня Лидия Ивановна. Это был кружок старых, некрасивых, добродетельных и набожных женщин и умных, учёных, честолюбивых мужчин». А с какой теплотой и нежностью относятся к ней слуги: и Аннушка, и старая нянюшка Серёжи, и Капитоныч Петров, который служит у них с первого дня! 

НВЮ: «Физиологическая жажда сексуального удовлетворения также совершенно не мучает её. Сексуальную удовлетворенность она получает и с мужем – о полном сексуальном комфорте с мужем в романе не говорится прямо, но все упоминания об их совместной жизни ничем не наводят на мысль о каких бы то ни было сексуальных тяготах Анны. Так что версия сексуального голодания также отпадает».
 
НИЛ: Опять о сексе! И не удивительно. Чтобы очернить Анну, которая взбунтовалась, НВЮ уже вторично внушает читателям, что причиной тому не отсутствие качественного интима, а врождённые семейные черты характера Облонских: природная лживость, неуравновешенность, патологическая злоба ко всему. НВЮ даже сердится на Толстого за то, что «о полном сексуальном комфорте с мужем в романе не говорится прямо» и потому ей   приходится строить догадки, домыслы, предположения, на которые она весьма горазда. О своей интимной жизни Анна не делится ни с кем, даже с Долли. Если «физиологическая жажда сексуального удовлетворения также совершенно не мучает её», почему же Анна со слезами на глазах уезжала к «любимому мужу» из Москвы? Догадки строить не надо, а вот цитата Толстого.

АННА: «… они не видят, что я видела. Они не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил все, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал о том, что я живая  женщина, которой нужна любовь. Не знают, как на каждом  шагу  он  оскорблял  меня  и оставался доволен собой. Я ли не старалась, всеми  силами  старалась,  найти оправдание своей жизни? Я ли не пыталась любить его, любить сына, когда  уже нельзя было любить мужа? Но пришло время, я поняла, что я не могу больше себя обманывать, что я живая, что я не виновата, что бог меня сделал  такою, что мне нужно любить и жить…». Никто не знает, как он мучил меня»  – жалуется Анна сама себе. «Эта жизнь была мучительна ещё прежде, она была ужасна в последнее время. Что же будет теперь?  И он знает  всё это, знает, что я не могу раскаиваться в том, что я дышу, что я люблю; знает, что, кроме лжи и обмана, из этого ничего не будет; но ему нужно продолжать мучать меня…» (ч. третья, гл. XVI, стр. 289).

НИЛ: Как Алексей Александрович мучил свою жену? Избивал? Запирал её в чулан на хлеб и воду? Нет! Анна не получала физиологического удовлетворения от сексуальной жизни  с мужем.

Обычно перед сном Каренин читал  книги на историческую, религиозную или  научную темы: «Поэзия ада» герцога Шарля Леконта де Лиля;  книгу о папизме (религиозно политическое течение, пропагандирующее распространение религиозной и политической власти Папы Римского); или о евгюбических надписях (книга о игувинских таблицах, на которых были выгравированы тексты с описанием различных религиозных церемоний).

Вместо подобных книг Каренину перед сном надо было вместе с Анной читать и изучать Камасутру – сборник об эротической любви, тогда бы не подёргивались у Анны глаза слезами и не потянуло бы её на любовь со стороны. Об интимной жизни  Карениных я подробно рассказала в книге «Анна Каренина» – красная книга Льва Толстого».   

НВЮ: «Короче, Анне нужна чужая страсть. Но не только. Любовник-раб, тряпка в её руках, и чтобы все видели её могущество – вот её заветная мечта. И мысли об этом однажды начинают смутно в ней бродить. Тайная мысль, опасный секрет придает новизну её жизни, вносит элемент азарта. С этим внутренним настроением она и едет в Москву».

НИЛ: И всё-то НВЮ про Анну Аркадьевну знает. Ей известно даже то, чего не знает сам Лёв Николаевич Толстой. А вот с таким настроением Анна уезжала в Петербург.

ЛНТ: «Это бывает со мной. Мне всё хочется плакать. Это очень глупо, но это проходит, – сказала быстро Анна и нагнула покрасневшее лицо к игрушечному мешочку, в который она укладывала ночной чепчик и батистовые платки. Глаза её особенно блестели и беспрестанно подергивались слезами. – Так мне из Петербурга не хотелось уезжать, а теперь отсюда не хочется» (ч.1,  гл.28,  стр. 111).

НВЮ: «А в это время в Москве некий офицер, богатый и блестящий молодой человек, Алексей Кириллович Вронский, ухаживает за Кити – Катериной Александровной Щербацкой, сестрой Долли. И все уверены, что Вронский вот-вот сделает ей предложение».

НИЛ: НВЮ врёт. Уверены все, кроме самого Вронского. Особенно уверена maman Кити, которая поддерживала эту уверенность в дочери..

НВЮ:  «Ему просто нравится ухаживать за девушкой, и он уверен, что ничего дурного в этом нет. Дело в том, что Вронский с детских лет был практически брошен матерью ради её многочисленных любовников (как потом Каренина бросила сына ради него самого! неслучайный штрих), а потому не получил должных навыков в этом щекотливом вопросе».

НИЛ: Непонятно, какие должные навыки Вронский мог получить от матери в каком-то щекотливом вопросе?  Вронский не знал семейной жизни, так как с детства воспитывался в Пажеском корпусе  – закрытом учебном заведении.  О нравственном воспитании в этом заведении ходили весьма нелестные слухи.  И как можно сравнивать Анну с maman Вронского?!

ЛНТ: «Мать его была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету» (ч.1
1, гл.16, cтр.75); «… мать, которого бог знает с кем только не была в связи…» сплетничает о ней даже Лёвин (ч.2, гл.16 , стр.179).    Так что неслучайного штриха не получилось!

Анна уезжает домой поездом.

НВЮ: «Она засыпает в прекрасном настроении. Её сон крепок и спокоен – в отличие от Вронского, который не спит всю ночь. Показательный штрих…»

НИЛ: НВЮ врёт. Или не знает текста, но берётся писать опус. Потому что у Толстого совсем не так.

ЛНТ: «… Анна не спала всю ночь. Но в том напряжении и тех грёзах, которые наполняли её воображение, не было ничего неприятного и мрачного: напротив, было что-то радостное, жгучее и возбуждающее. К утру Анна задремала, сидя в кресле…»(ч. первая, гл. XXX, стр. 117-118).

НИЛ: Показательного штриха тоже не получилось – как и неслучайного.  Анна не спала всю ночь, хотя сон у неё нормальный.  В разговоре с Долли, которая предлагала ей более удобное место для отдыха в своём доме, Анна ответила: «…я сплю везде и всегда, как сурок» (ч.1, гл.21
 стр. 91). Вронский и не пытался заснуть. Но в его размышлениях, в планах на будущее нет места для Кити.

ЛНТ: «Он не спал всю ночь… Всё счастье жизни, единственный смысл жизни он находил теперь в том, чтобы видеть и слышать её» (ч.1, гл.31, стр. 119).

НВЮ: «Сначала – дружелюбие и внимательность. А потом и ещё целый каскад – оживлённость, улыбка, блеск во взгляде и даже свет в глазах – правда, всё это приглушенное, сдержанное, но тем не менее сколько всего при короткой случайной встрече с незнакомым мужчиной! Казалось бы, всё объясняется просто – просто она всю дорогу проговорила о нём с матерью Вронского, чем, безусловно, вроде бы полностью объясняется эта внимательность – «как будто она признавала его», как будто она уже знала его». 

НИЛ: НВЮ врёт. Вронский для Анны не незнакомый мужчина. И Анна не как будто уже знала его, а действительно знала. Вот отсюда дружелюбие и внимательность.

ЛНТ: «– Извините меня, я не узнал вас, да и наше знакомство было так коротко, – сказал Вронский, кланяясь, – что вы, верно, не помните меня.
 – О нет, – сказала она, – я бы  узнала вас, потому что мы с вашею матушкой, кажется, всю дорогу говорили  только о вас, – сказала  она, позволяя, наконец, просившемуся наружу оживлению выразиться в улыбке» (ч.1, гл.18, стр.80).

НВЮ:  «Физиологическая жажда сексуального удовлетворения также совершенно не мучает её. Сексуальную удовлетворенность она получает и с мужем – о полном сексуальном комфорте с мужем в романе не говорится прямо, но все упоминания об их совместной жизни ничем не наводят на мысль о каких бы то ни было сексуальных тяготах Анны. Так что версия сексуального голодания также отпадает».

НИЛ: Опять и снова о сексе Карениных. Сомневаюсь, что НВЮ читала роман Л.Н. Толстого. Ведь именно сексуальная неудовлетворенность стала главной причиной ухода Анны от мужа. НВЮ прекрасно знает об этом, вот только не хочет знать. Действительно, Толстой не говорит об этом прямо, но в романе достаточно намёков для внимательного читателя.

ЛНТ: «Анна не похоже была на светскую даму или на мать восьмилетнего сына.., но скорее бы походила на двадцатилетнюю девушку.., если бы не серьёзное, иногда грустное выражение её глаз» (ч.1, гл.20, стр. 88).

НИЛ: С чего бы это было грустить светской львице, чья жизнь проходит в вихре танца на балах и светских посиделках, как утверждает НВЮ?! Если сравнить Алексея Александровича Каренина и Алексея Кириллыча Вронского, то Каренин по всем статьям проигрывал Вронскому.

ЛНТ: «Увидав её, он пошел к ней навстречу, сложив губы в привычную  ему
насмешливую улыбку и прямо глядя на неё большими усталыми глазами… Походка Алексея Александровича, ворочавшая всем тазом и тупыми ногами, особенно оскорбляла Вронского» (ч.1, гл.30 и 31, стр. 117, 119).

НИЛ: Каренин – чиновник. Вот обычный распорядок его рабочего дня: «Потом  появились просители, начались доклады, приёмы, назначения, удаления, распределение наград, пенсий, жалованья, переписки…» (ч.2, гл.26, стр. 207).
Если Каренин не успевал, часть бумаг он брал домой и продолжал работать в своём рабочем кабинете на первом этаже. Как работник умственного труда, Алексей Александрович обожал качественные письменные принадлежности. А как иначе? Ведь это его орудие труда! При посещении адвоката, он по достоинству оценил их.

ЛНТ:  «Письменные принадлежности, до которых Алексей Александрович был охотник, были необыкновенно хороши, Алексей Александрович не мог не заметить этого»   
(ч.4, гл.5, стр. 355).

НИЛ:  Физкультурой, даже утренней гимнастикой, Каренин не занимался, сам не обливался холодной водой  и Серёже запретил. Как обычно, после установления весны, он уезжал на три-четыре месяца за границу поправлять своё здоровье, оставляя на лето сына и жену в пыльном Петербурге. Зимой свои зябкие костлявые ноги укутывал пушистым пледом.  Внешне Каренина с Вронским даже сравнивать нельзя.
ЛНТ: «Вронский был невысокий, плотно сложенный брюнет, с добродушно-красивым, чрезвычайно спокойным и твердым лицом. В его лице и фигуре, от  коротко  обстриженных  черных  волос  и  свежевыбритого подбородка до широкого с иголочки нового мундира, все было просто и вместе изящно» (ч. первая, гл. XIV, стр. 69).
«Лошадь не успела двинуться, как Вронский  гибким  и  сильным  движением стал в стальное, зазубренное стремя и легко, твердо положил свое сбитое тело                на скрипящее кожей седло» (ч. вторая, гл. XXIV, стр. 201).

Вронский вдвое моложе Каренина. По роду своей деятельности постоянно занимается физической подготовкой. Увлекается спортом, коневодством, как и его дед.

НВЮ:  «Короче, Анне нужна чужая страсть. Но не только. Любовник-раб,
тряпка в её руках, и чтобы все видели её могущество – вот её заветная мечта. И мысли об этом однажды начинают смутно в ней бродить. Тайная мысль, опасный секрет придает новизну её жизни, вносит элемент азарта. С этим внутренним настроением она и едет в Москву».

НИЛ: И всё-то автор пасквиля про Анну Аркадьевну знает, ей известны её мысли и даже настроение, с которым она едет в Москву. А вот с таким настроением Анна уезжала из Петербурга.

ЛНТ: «Это бывает со мной. Мне всё хочется плакать… Глаза её особенно блестели и беспрестанно подергивались слезами. – Так мне из Петербурга не хотелось уезжать, а теперь отсюда не хочется» (ч.1, гл.28, стр. 111). Так говорит Анна, чтобы оправдаться перед Долли за свои слёзы.

НВЮ: «Вообще-то Кити больше нравится Константин Лёвин, но Вронский ярче. В то же время Кити и сама чувствует фальшь в своем отношении к Вронскому – она даёт себе отчет, что в этом больше восторга от блестящих перспектив, нежели настоящего чувства».

НИЛ: О том, что Кити отказала Лёвину, Вронский узнал от Стивы на железнодорожном вокзале. Вот его реакция.

ЛНТ: «Я думаю, впрочем, что она может рассчитывать на лучшую партию, – сказал Вронский и, выпрямив грудь, опять принялся ходить… То, что он сейчас узнал про Кити, возбуждало и радовало его. Грудь его невольно выпрямлялась и глаза блестели. Он чувствовал себя победителем» (ч.1, гл.X17, cтр.78-79).
НИЛ: Но, увидев Анну, Вронский напрочь забыл про Кити.

ЛНТ: «С привычным тактом светского человека, по одному взгляду на внешность этой дамы, Вронский определил её принадлежность к высшему классу», «Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался», «Он провожал её глазами до тех пор, пока не скрылась её грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице» (ч.1, гл.18, cтр.79, 80, 81).

НВЮ: «А теперь представьте себе: Анна только что проделала долгую, довольно тягостную дорогу, наверняка устала, утомилась, как всякий живой человек, и вдруг – столько эмоций!» 

НИЛ: И опять НВЮ показывает незнание текста. Дорога не была долгой  и довольно тягостной – всего 15 часов 45 минут. И Анна совершенно не устала. Вронский дважды спрашивает maman об её здоровье.  «Всё хорошо, прекрасно, – отвечает maman» (ч.1, гл.18, стр.81). 

НИЛ: И начинает рассказывать о том, что более всего интересовало её, о крестинах внука, для которых она ездила в Петербург. Если уж этой старушке  всё хорошо и прекрасно, если она не жалуется на повышенное давление, учащенное сердцебиение и усталость, так Анна тем более не устала.

Анну и графиню Вронскую доставил скоростной поезд № 1/2,  который с 1871 года курсировал между Санкт-Петербургом и Москвой, проходя расстояние 645 километров за 15 часов 45 минут (сведения из Интернета). Из Петербурга поезд отошёл в 20 часов 15 минут, вагон удобный, спальный. Можно и выспаться, и побеседовать.

НВЮ: «Сначала – дружелюбие и внимательность. А потом и ещё целый каскад – оживленность, улыбка, блеск во взгляде и даже свет в глазах – правда, все это приглушенное, сдержанное, но тем не менее сколько всего при короткой случайной встрече с незнакомым мужчиной! Казалось бы, всё объясняется просто – просто она всю дорогу проговорила о нём с матерью Вронского, чем, безусловно, вроде бы полностью объясняется эта внимательность – «как будто она признавала его», как будто она уже знала его.

НИЛ: НВЮ плохо знает текст. Вронский для Анны не незнакомый мужчина, они уже были знакомы. «– Извините меня, я не узнал вас, да и наше знакомство было так коротко, – сказал Вронский, кланяясь,– что вы, верно, не помните меня» (ч.1, гл.18, стр. 80). Поэтому Анна признавала его, но не как будто. Забыть короткого знакомства с Вронским Анна никак не могла, потому что у неё прекрасная память.  «Она называла детей и припоминала не только имена, но года, месяцы,  характеры, болезни всех детей, и Долли не могла не оценить этого» (ч.1, гл.19, стр. 84).

НВЮ: «Лично у меня сложилось такое впечатление, что Каренина знает о Вронском что-то такое, чего он и сам о себе ещё не знает. Что она уже знает о нём то, чего ещё и нет вовсе, но что может случиться – если она того пожелает.  И что своё желание в отношении Вронского уже взращено и сформировано в ней задолго до самого Вронского, на месте которого, кстати, мог быть и кто-нибудь другой, потому что Вронский для неё лишь подходящий объект, соответствующий её тайным желаниям, в существовании которых она вполне даёт себе внутренний отчет».

Анна – японская шпионка
«Лично у меня сложилось такое впечатление…» С таким подходом можно и не до такого договориться.  А вот лично у меня сложилось  впечатление, что Анна японская шпионка, работающая на Россию. А японская потому, что у артистки Татьяны Самойловой глаза чуть раскосые. Катерина Павловна  – тётка Анны – резидент. Она и выдала замуж девять лет тому назад свою племянницу Анну за импотента Каренина и через своих людей  устроила его перевод в Петербург в нужное ей министерство.

Секса у Анны с мужем не было, сына Серёжу она нашла в японской капусте, которую  купила в овощном отделе магазина «Привет из Японии». Пока ночью Каренин спал, Анна пробиралась в его рабочий кабинет на первом этаже, где в сейфе хранились документы. На среднем пальце левой руки Анны сверкало кольцо с огромным нефритом. Ведь не зря Толстой отмечал наличие колец на её пальчиках (ч.1, гл.20, стр. 89).

Но перстня с огромным нефритом, куда был вмонтирован мини фотоаппарат для снятия копий, Анна никогда не снимала. Во второй день своего приезда  Анна посетила подмосковное имение maman Вронского, которая была связной и от которой Анна получила  задание: разузнать о новом положении, разработанном её мужем. «Она (т.е. maman) очень просила меня поехать к ней, – продолжала Анна – и я рада повидать старушку и завтра к ней поеду» (ч.1, гл.20, стр.90).

Дома, после приезда из Москвы Анна хитроумными «вопросами навела мужа на рассказ. Он с тою же самодовольною улыбкой рассказал об овациях, которые были сделаны ему вследствие этого проведённого положения (ч.1, гл.33, стр. 124)». Но о шпионских проделках своей жены Каренин не знал. Второй источник для получения сведений – кружок  Каренина, состоящий из его сослуживцев, где Анна, очаровав всех своей красотой, имела много друзей-приятелей, от которых и получала нужные ей сведения.

Ценные сведения из положения, разработанного её мужем, Анна передала в Токио. Только благодаря  им, седьмого мая 1875 года был подписан Петербургский договор, по которому Россия передала Японии права на все восемнадцать Курильских островов в обмен на японскую часть Сахалина» – (взято из Интернета). Ну, и чем моя хохма хуже хохм НВЮ?!

#  #  #

Глава 2. У ДОЛЛИ. ОСКОРБЛЕНИЕ И УНИЖЕНИЕ КИТИ НА БАЛУ   

"Двойственная природа Анны просвечивается уже в той роли,               
которую она играет при первом появлении в доме брата, когда
своим тактом и женской мудростью восстанавливает в нём мир
и в то же время, как злая обольстительница, разбивает
романтическую любовь молодой девушки"
Ложь Набокова

НВЮ: «И тут же, следом мелькает у Долли важная для читателей мысль: «Правда, сколько она могла запомнить своё впечатление в Петербурге у Карениных, ей не нравился самый дом их; что-то было фальшивое во всем складе их семейного быта». Критики обожают приписывать это фальшивое мужу Анны – дескать, фальшивое в их доме происходило от тягостной жизни с ним, от невозможности быть с ним счастливой. Это неправда. «Фальшивое во всём складе их семейного быта» – это первый авторский ключ к пониманию истинного характера самой Анны. Но для того, чтобы это понять, нужно думать не глазами».

НИЛ: Критики, которые думают глазами, приписали фальшивое мужу Анны. НВЮ, которая думает не глазами, приписала фальшивое самой Анне. Но и то, и другое неверно. Давая характеристику дому и семейному быту Анны, Долли, конечно, сравнивала его со своим. Вместо того чтобы проанализировать склад семейного быта Карениных и выявить, чем вызвано у Долли ощущение фальши, НВЮ делает вывод – это «…первый авторский ключ к понимаю истинного характера самой Анны». Но ведь Толстой пишет, что Долли не нравился самый дом их, ощущение  фальши именно во всём складе семейного быта. Повторяю – самый дом и в складе быта. Так при чём здесь характеристика Анны? 
Одна из составляющих быта – обед, когда за столом собираются все члены семьи. Но в доме Карениных не так. Вот как описывает Лёв Николаевич: «К обеду (всегда человека три обедали у Карениных) приехали: старая кузина Алексея Александровича, директор департамента с женой и один молодой человек, рекомендованный Алексею Александровичу на службу. Анна вышла в гостиную, чтобы занимать их. Ровно в пять часов бронзовые часы Петра I не успели добить пятого удара, как вышел Алексей Александрович…» (ч.1, гл.33, стр.123).

Так и вижу: Каренин, облачённый в строгий официальный мундир, подождал у двери окончания пятого удара - и вышел. А где и с кем обедал Серёжа?

ЛНТ: «Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына»  (ч.1, гл.33, стр.122). Но обычно Серёжа обедал с гувернанткой. А вот за обеденным столом в семье Облонских, кроме главы семейства, который предпочитал завтракать, обедать и ужинать в ресторанах, всегда были дети. В день отъезда Анны из Москвы «Долли с Анной обедали одни с детьми и англичанкой» (ч.1, гл.28, стр. 111). И у Лёвина летом в деревне дети всегда обедали вместе со взрослыми.

ЛНТ: «В лёвинском давно пустынном доме теперь было так много народа, что почти все комнаты были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь за стол, пересчитывать всех и отсаживать внука или внучку за особый столик» (ч.6, гл.I, стр.524).

НИЛ: Многодетной Долли, которая рожала каждый год, привыкшей к звонкому многоголосью своего дома, большой, но тихий и пустынный дом Карениных представился неправильным – фальшивым. Серёже даже поиграть не с кем: ни сестрёнки, ни братишки. Разве это не противоестественно, не фальшиво: здоровая молодая жена и ещё не совсем дряхлый муж – секс есть, а детей нет?!  Конечно, фальшиво! Анна за девять лет брака родила одного ребёнка - Серёжу. Долли за девять лет рожала девять раз, семеро выжили: Таня, Гриша Николенька, Лёша, Лили, Вася и Маша, которая родилась в конце февраля 1872 года (ч.2, гл. 2, стр.132).

Обычно в каждом дворянском доме была экономка. Была экономка и в доме Облонских. Толстой упомянул, что «… англичанка поссорилась с экономкой и написала записку, прося приискать ей новое место» (ч.1, гл.I,  стр.24). В доме Лёвина обязанности экономки выполняла няня Агафья Михайловна. У Карениных экономки не было. И все заботы об обустройстве дома, все бытовые домашние неурядицы легли на плечи Анны Аркадьевны – разве это не фальшиво?!  Легли на плечи той, которая, по словам НВЮ, «Демонстрировать себя, вызывать зависть и восхищение собой – её единственное занятие, которому она и предается без устали. Я не осуждаю. Я только подчеркиваю, что это её единственное занятие».

НИЛ: Ай-яй-яй, как же плохо знает НВЮ материал, о котором пишет! В доме Карениных          обитал Михаил Васильевич Слюдин – «правитель дел Алексея Александровича, он же домашний человек» (ч.2, гл.26, стр. 207). Каждого пятнадцатого числа Каренин передавал жене через Слюдина деньги на расход по дому. И ежемесячно Анна  представляла отчёт о расходах тому же Слюдину для передачи мужу. Вот поэтому  записывала Анна все счета при отъезде из Москвы в Петербург, куда войдут и  использованные билеты туда-обратно. Всё это для Долли было странным и фальшивым: она никогда счётов не собирала и никогда не отчитывалась перед Стивой, который  за один обед в ресторане мог заплатить столько, сколько он давал на расходы для всей семьи на день.

Анна была прекрасной экономкой. По достоинству Каренин оценил работу жены-экономки после её отъезда с Вронским за границу. Он жаловался графине Лидии Ивановне, которая вызвалась быть экономкой в его доме после отъезда Анны,  на бытовые трудности.

ЛНТ: «Целый день нынче я должен был делать распоряжения, распоряжения по дому, вытекавшие (он налег на слово вытекавшие) из моего нового, одинокого  положения.  Прислуга, гувернантка, счеты... Этот мелкий огонь сжёг меня, я не  в  силах  был выдержать» (ч.5, гл.22, стр. 486).

И этот государственный чиновник вместе с графиней Лидией Ивановной с прекрасными задумчивыми чёрными глазами даже вдвоём не смогли справиться, а вот "пустая, глупая и недалёкая Анна" как её считает НВЮ, прекрасно вела домашнее хозяйство – и не один год. Вот потому и дом, и семейный быт Карениных для Долли казался странным и фальшивым. Но ВНЮ не унимается.

ЛНТ: «Да, наконец, Анна ни в чём не виновата, – думала Долли. – Я о ней ничего, кроме самого хорошего, не знаю, и в отношении к себе я видела от неё только ласку  и дружбу» (ч.1, гл.19, стр.84).

НВЮ:  «Из одного только маленького рассуждения Долли можно сразу же сделать единственно верный вывод: Анна вроде бы дружелюбна и ласкова, она вроде бы добра и искренна, но всё это фальшиво – она только выглядит искренней, она только прикидывается другом, а на самом же деле она вовсе не друг. И уже тем более ни о каком такте и женской мудрости, выкопанных Набоковым незнамо откуда, тут и речи быть не может, а есть только хитрость, сметливость и изворотливость».

НИЛ: НВЮ врёт.Как из этого рассуждения НВЮ умудрилась сделать единственно верный вывод о том, что «…Анна вроде бы дружелюбна и ласкова…»? И как же бесит  НВЮ, что кто-то отзывается об Анне добрым словом, её буквально выворачивает наизнанку! И как же она старается навязать читателю своё мнение о злобной и высокомерной Анне. Набоков абсолютно прав, говоря о такте и женской мудрости Анны.   

НВЮ: «Вот после некоторого внутреннего сопротивления Долли всё-таки решается на разговор – и Анна по её репликам мгновенно улавливает то, что нужно сказать, что Долли хотела бы слышать. Именно это она ей и говорит».

НИЛ: Ни о каком некотором внутреннем сопротивлении у Долли против Анны Толстой не упоминает. Она рада приезду золовки. Потому что она знала, что только Анна сможет понять её и помочь.
ЛНТ: «…сердце Анны прямо отзывалось на каждое её слово, на каждое выражение лица невестки»

НИЛ: Так кому верить: Льву Николаевичу или НВЮ?

НВЮ: «И всё, в чем она убеждает Долли, есть полная ложь. Она убеждает её в том, что Стива любит свою жену, что ему стыдно детей, что Долли для него божество, что он раскаивается, что он даже готов убить себя – уж так ему больно и стыдно от своего поступка с гувернанткой, и что это никогда больше не повторится. И всю эту ложь Анна говорит с таким накалом доверительности и искренности, это так легко ей даётся, она настолько не мучается своей ложью, что становится понятно: эта способность ко лжи вполне органична для неё».

НИЛ: «…он даже готов убить себя – уж так ему больно и стыдно от своего поступка с гувернанткой…» – такого у Толстого нет.  А вот то, что Долли готова убить мужа, есть: «Я бы его убила…» – в сердцах восклицает Долли. «Ужасно то, что вдруг душа моя перевернулась и вместо любви, нежности у меня к нему одна злоба, да, злоба. Я бы убила его и...» (ч.1, гл.19,  стр.86). Анна приехала с целью миротворца, снесла оливковую ветвь – как выразилась графиня Лидия Ивановна с прекрасными задумчивыми чёрными глазами.  И как любой дипломат, Анна задействовала весь дипломатический арсенал, в том числе и ложь во спасение. Уже третий день в доме Облонских, по словам няни Матрены Филимоновны, все навынтараты. Долли оскорблена и унижена неверностью мужа, она в отчаянии. Во время своего покаянного монолога Стива ни разу не сказал жене, что он её любит, а ведь, чтобы она успокоилась, именно эти слова и были нужны ей.               

ДОЛЛИ: «Ваши слова – слёзы. Вы никогда не любили меня»… «Она видела в нём к себе сожаленье, – но не любовь» (ч.1, гл. 4, стр.34). «Нет, нет, сойтись нельзя. Если мы и останемся в одном доме – мы чужие. Навсегда чужие! – повторила она опять с особенным значением это страшное для неё слово. А как я любила, боже мой, как я любила его!.. Как я любила!  И теперь разве я не люблю его? Не больше ли, чем прежде, я люблю его?..»  (ч.1, гл. 4, стр.35).               

Анна знает, что Стива не любит жену. И Долли знает, что муж её не любит. И Анна, зная это, сказала Долли то, чего не сказал ей муж и чего она больше всего желала услышать от него – она любима! «Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не души его». И ещё Анна сказала, что Стива дорожит своим домом, своей семьёй. «Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена – это для них святыня» (ч.1, гл.19, стр.87).

Долли в отчаянии обращается к золовке: «– Что делать, придумай Анна, помоги. Я всё передумала и ничего не вижу…» (ч.1, гл.19, стр.86). То есть сама Долли просит придумать, сказать пусть даже неправду, чтобы облегчить свои душевные муки.  И Анна придумала: «Но, Долли, душенька, я понимаю твои страдания вполне, только одного я не знаю: я не знаю… я не знаю, насколько в душе твоей есть ещё любви к нему. Это ты знаешь, – настолько ли есть, чтобы можно было простить. Если есть, то прости!».

«Да, я понимаю, что положение его ужасное; виноватому хуже, чем невиновному…                Но как же простить?..» И тогда Анна подсказала: простить надо совсем-совсем.                И Долли ухватилась за эту мысль, в душе её оказалось достаточно любви, чтобы                простить. «Ну, разумеется, – быстро прервала Долли, как будто она говорила, что           не раз думала, – иначе бы это не было прощение. Если простить, то совсем, совсем…»  (ч.1, гл.19, стр.86).

Анна возвысила роль Долли в семье:  теперь только от неё зависит, сохранится ли их семья. А если бы Анна Аркадьевна сказала Долли правду, как того требует НВЮ: «Долли, тебя Стива не любит. Когда женился – любил, а сейчас нет. Ты была свежа, умна, красива, самая красивая из трёх сестер. Но ежегодные беременности – извини, сама понимаешь. И знай – он будет изменять тебе постоянно» – каков был бы результат? Долли ещё не раз с благодарностью напомнит Анне, что именно она спасла их семью от распада. И уже ничто не может заставить Долли отказаться от прощения, она сама шла к выводу, что надо простить. Вот только не было тактичного и мудрого человека, который бы подтвердил её вывод. И это сделала Анна. «Неумная, пустая и недалёкая» – как постоянно  характеризует её НВЮ.

НВЮ: «После Кити следуют дети – Анна очаровывает их всех, они липнут к ней и буквально не отходят от неё. И это видят все – и это тоже очень нужно манипулятору». 

НИЛ: «И это видят все…». Кто все? В комнате Анна, Долли и дети. НВЮ по-прежнему развлекается передергиванием фактов.

ЛНТ: «Оттого ли, что дети видели, что мама любила эту тётю, или оттого, что они сами чувствовали в ней особенную прелесть, но старшие два, а за ними и меньшие, как это часто бывает с детьми, еще до обеда прилипли к новой тёте и не отходили от нее…» (ч.1,  гл.28, стр.111).

НВЮ: «А пока разговор заходит о балах – кстати, его внезапно заводит сама Анна… «Так теперь когда же бал?» – спрашивает Анна. «На будущей неделе», – отвечает Кити». Анна не случайно сама заводит разговор о бале». 

НВЮ врёт. Разговор о бале заводит не Анна. После обеда Анна сидела на диване в окружении детей. Кити тут же. Они беседовали. Увидев брата, Анна быстро встала с дивана, подошла к Стиве и подсказала ему, что именно сейчас удобный момент начать разговор с женой, после чего «… она вернулась на диван, где сидела окруженная детьми» (ч.1, гл. 22, стр.88). «Ну, ну, как мы прежде сидели, – сказала Анна Аркадьевна, садясь на своё место. И опять Гриша подсунул голову под её руку и прислонился головой к её платью и засиял гордостью и счастьем.
– Так теперь, когда же бал? – обратилась она к Кити» (ч.1 гл. 20, стр.89).
То есть Анна продолжает разговор о предстоящем бале, начатый Кити ранее. Если бы такого разговора не было, Анна бы никак не могла задать Кити вопроса: «Так теперь, когда же бал?» 

НВЮ:  «А чтобы никто не догадался о её истинных намерениях, она всячески демонстрирует свою скуку в отношении балов и даже саму никчемность для неё этих балов».

НИЛ: «Никто не догадался…  Никто – это кто? если в комнате Анна, Кити и дети.  Когда Анна Аркадьевна была в возрасте Кити, ей тоже было интересно на балах. Всему своё время. Сразу после мазурки, после того как Вронский подвёл Анну к тому месту, откуда пригласил, то есть к Корсунскому, Анна решила уехать, хотя бал продолжается, так как впереди всех ждёт заключительный котильон.

ЛНТ: «– Полно Анна Аркадьевна, – заговорил Корсунский, забирая её обнажённую руку под рукав своего фрака. – Какая у меня идея котильона! Прелесть!
– Нет, я не останусь… Нет, я и так в Москве танцевала больше на вашем одном бале, чем всю зиму в Петербурге, – сказала Анна…» (ч.1, гл. 13, стр.99).   

НВЮ: «И Анна с тайным наслаждением продолжает вонзаться в ещё ничего не подозревающую Кити». 

нил: Предложение супер! "Анна продолжает вонзаться в Кити! Вонзаться с тайным наслаждением!" … хи-хи-хи… А может, без тайного наслаждения?..  ха-ха-ха. Вонзается зубами?.. хо-хо-хо. Анна Аркадьевна – ваааам-пииирррр!!!

НВЮ: «Данный отрывок ещё раз доказывает, что те 200 рублей, что Вронский отдал вдове погибшего, вовсе не являлись никаким его «подарком» для Анны (надо быть удивительным пошляком, чтобы придумать такое), а что этот поступок находится в давнем ряду точно таких же поступков Вронского и был совершен вне всякой зависимости от Анны. И что этот его поступок был даже и неприятен Карениной(скорее всего, это связано с её предчувствием точно такой же собственной смерти под вагоном)».

НИЛ: НВЮ возвращается к уже рассмотренной и закрытой теме о двухстах рублях. С какой целью?  Во-первых, чтобы внушить читателю свою мысль – двести рублей Вронский пожертвовал бедной вдове вне всякой зависимости от Анны. Во-вторых, чтобы набрать как можно больше  строчек – для солидности своего опуса.  Я уже доказала, что Вронский дал двести рублей жене погибшего именно с пОсыла Анны, а не был совершён вне всякой зависимости от Анны. 

ЛНТ: «Почему-то ей неприятно было вспоминать об этом. Она чувствовала, что в этом было что-то касающееся до неё и такое, чего не должно было быть» (ч.1, гл.21, стр.90).

НИЛ: Опять и снова НВЮ применила приём манипулятивной семантики. Сравните.               
НВЮ: «…этот его поступок был даже и неприятен Карениной».                ЛНТ:  «… ей неприятно было вспоминать об этом».               

НВЮ: «И платье, и прическа её сделаны так, чтобы быть незаметными, чтобы не перебивать, а подчеркивать красоту Анны – «это была только рамка», говорит Толстой (сильно декольтированная рамка)».                ЛНТ: «Анна была в чёрном, низко срезанном бархатном платье…»  В сильно декольтированном платье была «до невозможности обнаженная красавица Лидия, жена Корсунского» (ч.1, гл.22, стр. 95).
НВЮ явно перепутала Анну с Лидией Корсунской, но простим ей эту маленькую пакость! 

НВЮ: «Подходит и Вронский. Он кланяется Анне, но она… как бы не замечает этого и быстро уходит танцевать с другим. Но Кити мгновенно чувствует, «что Анна умышленно не ответила на поклон Вронского».

НИЛ: Зная о том, что Кити ждёт от Вронского объяснения, Анна умышленно избегает его. Отказывая Вронскому в танце, Анна даёт понять, что лучше им не танцевать, иначе он поставит в неловкое положение Кити.   

НВЮ: «И тут страшная догадка обжигает её… Свет померк для Кити, она чувствует себя крайне подавленно и только из воспитанности продолжает улыбаться кому-то».

НИЛ: Вронский встречался с Кити по четвергам, в день, когда Щербацкие принимали. Она ему нравилась, на московских балах он танцевал преимущественно с ней,  но о женитьбе не помышлял.

НИЛ: Возвращаясь после вечера, проведенного у Щербацких, Вронский вспоминает, что                «… в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций… она сказала мне, что любит.                Ну так что ж? Ну и ничего. Мне хорошо, и ей хорошо». То есть взглядом  Кити                призналась Вронскому в любви… и он ощутил «…новое  чувство умиления пред                её к себе любви» (ч.1, гл.16, стр.76).

Вронский нравился не одной Кити, он также нравился её maman. Княгиня была уверена, что вечер, когда она узнала, что Кити отказала Лёвину, решил судьбу Кити и что не может быть сомнения в намерениях Вронского, а он и не подумал объясняться. Если бы Анна в тот вечер не пришла бы на бал, результат был бы тот же – Вронский бы не объяснился. Кити в шоке, её планы насчет Вронского рушатся.

ЛНТ: «Никто, кроме её самой, не понимал её положения, никто не знал того,                что она вчера отказала человеку, которого она, может быть, любила, и отказала потому, что верила в другого» (ч.1, гл.23, стр.98).               

НИЛ: Так думает Кити. Но знал Стива и знал Вронский. Стива на станции рассказал ему, что Кити отказала Лёвину. Вронский знал, что он завоевал сердце Кити и чувствовал себя победителем. Если бы Вронский любил Кити, ему никакой соперник не был бы страшен и не нужна никакая Анна. Так причем здесь Анна, которая якобы  «…соблазнила его на балу, из каприза отбив его у Кити, походя опозорив её и доведя её до сильнейшего нервного срыва»?  Про нервный срыв НВЮ напомнит читателям не однажды: чтобы набрать больше страниц и чтобы навязать Анне роль злой разлучницы.

Вронский отказал Кити, ей больно, у неё нервный срыв, она отправляется с maman                на лечение в Германию. Кити отказала Лёвину, ему больно, у него нервный срыв, он                уезжает за границу, чтобы узнать новости в технике. Он вернётся в Россию через год, зимой.               

ЛНТ: «– Да я был в Германии, в Пруссии, во Франции, в Англии, но не в
столицах, а в фабричных городах, и много видел нового. И рад, что был»                (ч.4, гл.7, стр. 364).

НИЛ: Так почему Анна в глазах критиков и лжекритиков подобных НВЮ, считается злой разлучницей?  Да потому что Анна сама призналась Долли: «…я была причиной того,                что бал этот был для Кити мученьем, а не радостью» (ч.1, гл.28, стр.112). Краснея, со слезами на глазах признается она Долли в своей якобы вине. И Долли принимает её извинение. Долли простительно, тогда она ещё не знала всего. Но потом, когда Долли удостоверилась, что да, Кити отказала Лёвину до начала бала, что Анна не виновна, она не успокоила Анну. И бедная Анна,
при любой  встрече с Долли казнит себя. Сама Кити призналась в разговоре с Долли: «Я настолько горда, что никогда не позволю себе любить человека, который меня не любит» (ч.2, гл.3, стр.136). Сама Кити к Анне претензий  не имеет, да и её maman тоже. Во всём они винят Вронского.

ЛНТ:  «Долли, с своей стороны, поняла всё, что она хотела знать; она убедилась,                что догадки её были верны, что горе, неизлечимое горе Кити состояло именно                в том, что Лёвин сделал предложение и что она отказала ему, а Вронский обманул        её, и что теперь она готова была любить Лёвина и ненавидеть Вронского»                (ч.2, гл.3, стр.137).

НИЛ: Детский сад да и только: если ты меня любишь, то и я люблю тебя; но если ты меня не любишь, то я тебя ненавижу - это о Кити. Но Анна чувствовало за собой вину, и лишь в конце романа, когда летом Долли посетила поместье Вронского, Анна признала себя невиновной.

НВЮ: «Горе так придавило Кити, что даже изменило её лицо, да так, что                Вронский, встретившись с ней, не сразу её узнал. Разумеется, он всё понял.                Однако переживания Кити оставили его… равнодушным.  Разумеется, эту                перемену в Кити видит и Анна. И что же она делает дальше? А дальше она                выходит в круг для исполнения танцевальной фигуры и дружески – очень,                очень дружески! – зовет Кити идти туда же. И Кити – подавленная, раздавленная                всем этим  унижением – в этот круг выходит как завороженная. Выходит –                испуганно глядя на Анну…».

НИЛ: Чтобы понять, что движет поступками людей светского общества, надо хорошо знать законы, обычаи и нравы этого света. Кити вела себя так, как этого требовала строгая школа воспитания. «Весь бал, весь свет, всё закрылось туманом в душе Кити. Только пройденная ею строгая школа воспитания поддерживала её и заставляла делать то, чего от неё требовали, то есть танцевать, отвечать на вопросы, говорить, даже улыбаться» (ч.2, гл.23, стр.97).

НИЛ: Анна поступила в соответствии с законами бала и светского этикета, она поступила так, как поступила бы на её месте любая дама, знакомая с условностями  светского общества. Анна не знала о сердечных делах Кити. Ей было известно со слов Кити, что она ожидает объяснения Вронского во время мазурки, потому Анна и спросила его, когда он пригласил на мазурку её: «Разве вы не танцуете с Кити?» 

НВЮ: «В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную                Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала                к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на неё, подходя, Анна,                прищурившись, смотрела на неё и улыбнулась, пожав ей руку. Но, заметив, что                лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на улыбку,                она   отвернулась от неё и весело заговорила с другой дамой» (ч.2, гл.23, стр.99).

НИЛ: Бедная, бедная НВЮ! Совершенно не знает материала, о котором пишет! Анна весело заговорила с другой дамой не потому, что ей было весело, а потому,              чтобы не заострять внимания окружающих, сгладить выражение удивления и отчаяния   Кити. Да, законы светского общества требуют определённых правил поведения в любых ситуациях. Приведу два примера.
Сидя взаперти в доме мужа, беременная Анна, не выдержав и нарушив  условия мужа, просит запиской приехать Вронского. В сенях любовник  чуть не столкнулся с законным мужем. Что сделал любовник? И что сделал муж? «Вронский поклонился, и Алексей Александрович, пожевав ртом, поднял руку к шляпе и прошёл»                (ч.4, гл.2, стр.347). Они вели себя так, как того требовал светский этикет.

Каренин, зная, что Серёже предстоит вращаться в светском обществе, заранее готовил сына, пригласив к нему учителя. «Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Серёжи» (ч.5, гл. 24, стр.493).   

НВЮ: «Вот вам и всё. Смотрела прищурившись – будучи как бы настороже,                как бы оценивая ситуацию, как бы внимательно и быстро просчитывая, чего                ждать от Кити. Однако, увидев, что Кити вовсе не намерена и даже просто                не в состоянии поддерживать этот неуместный и фальшивый тон дружбы,                что вместо этого Кити отвечает ей выражением вполне уместного удивления                (да и то правда, разве так ведет себя друг?), и понимая, что из-за этого может                выйти для неё неприятность, Анна  бросает Кити – спокойно отворачивается и заговаривает с другими».

НИЛ: «…будучи как бы настороже, как бы оценивая ситуацию, как бы просчитывая, чего ждать от Кити»,  эти как бы – домысел НВЮ. « …и понимая, что из-за этого может выйти для неё неприятность, Анна бросает Кити…». Анна испугалась?  думала, что Кити начнет выяснять отношения или вцепится ей в причёску? Надо хорошо знать то, о чём пишешь, а не придумывать отсебятины. Зная законы светского общества,Кити никогда бы не разрешила себе быть центром скандала, прилюдно устроить сцену ревности, то есть стать посмешищем. Анна, видя состояние Кити, старалась ей помочь не потерять лица, как говорят в Японии.

НВЮ: «Да, что-то чуждое, бесовское и прелестное есть в ней», – снова отмечает Кити».  Итак, практически в самом начале романа незамедлительно следуют две откровенные, не оставляющие сомнений характеристики Анны: ужасное и жестокое, чуждое и бесовское – вот что дважды отмечает в ней Кити, персонаж, доверие к высокодуховным качествам которого усиленно подчеркивается Толстым».

НИЛ: Хорошо бы почитать о высоко духовных качествах Кити, которые, по словам ВНЮ, усиленно подчеркивается Толстым. Получившая домашняя воспитание, в том числе и по светскому этикету, восемнадцатилетняя Кити подбирает себе жениха. Вот, что такое Кити.  В последней главе части седьмой Анна скажет о Кити  коротко и точно: «И Кити также: не Вронский, то Лёвин» (ч.7, гл.29, стр.713).   

ЛНТ:  «В тот вечер, когда Кити отказала Левину, она долго не могла уснуть. Ей                до слёз было жалко Лёвина. Но она быстро успокоилась, вспомнив мужественное         лицо Вронского, благородное спокойствие,   «… вспомнила любовь к себе того,                кого она любила, и ей опять стало радостно на душе, и она с улыбкой счастия                легла на подушку. «Жалко, жалко, но что же делать? Я не виновата» – говорила она себе» (ч.1, гл.15, cтр.73). 

НИЛ: НВЮ метала бы громы и молнии, если бы Анна, после того как кого-то довела до                нервного срыва, как это сделала высоко духовная Кити по отношению к Лёвину, с                улыбкой счастия легла бы на подушку – надо же, какая бессердечная, безнравственная женщина. Уму непостижимо!  Кити видит то, что ей хочется видеть: «…вспомнила любовь к себе того, кого она любила» то есть любовь к себе Вронского. Но ведь Вронский не любил её, она Вронскому только нравилась – и не более того. Кити нафантазировала его любовь к себе.

До бала Кити была влюблена в Анну. «Ужасное и жестокое, чуждое и бесовское» – Кити увидала в Анне во время мазурки, когда Вронский на мазурку, где она  надеялась услышать слова признания, пригласил не её (ч.1, гл.23, cтр. 99). Точно в таком же мрачном свете видел всех Лёвин, когда Кити ему отказала: «Всех ненавижу, и вас, и себя, – отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу» (ч.1, гл. 14, стр.72). И как расцвела его душа, как умягчилась, как любила всех встречных-поперечных, когда он  через год шёл в дом Щербацких, где его ждали, объявить о помолвке.

#  #  #

3.ПОСЛЕ БАЛА. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕТЕРБУРГ
«В знаменитой сцене, когда Каренин встречает её                на петербургском вокзале, она вдруг замечает,                как торчат у него уши. Раньше она никогда не обращала                на них внимания, потому что никогда не оглядывала                его критически, он был неотъемлемой частью той жизни,                которую она безоговорочно принимала. Теперь всё                изменилось. Её страсть к Вронскому – поток белого                света, в котором её прежний мир видится ей мертвым                пейзажем на вымершей планете».
Ложь Набокова


НВЮ: «После такой блестящей победы над Вронским лучше всего исчезнуть, ибо продолжение не планируется. Он больше ни для чего Анне не нужен. Она совершенно в него не влюблена. А своих тайных и пока еще зыбких планов насчет любовника она пока ещё и сама побаивается. Да и вообще ей больше никто здесь не нужен».
НВЮ врёт.  «…она чувствовала волнение при мысли о Вронском и уезжала скорее, чем хотела, только для того, чтобы больше не встречаться с ним», – это пишет Толстой (ч. первая, гл. XXVIII. стр.112). Вот такими манипуляциями НВЮ шаг за шагом переписывает роман Толстого на свой лад.
НВЮ:  «Дети чувствовали любовь к этой красивой тёте и всячески стремились эту любовь выразить. Однако теперь, в день отъезда, их любовь к ней куда-то исчезает и им становится совершенно всё равно, что она уезжает… Почему так произошло? Потому что эти дети самой Анне больше ни для чего не нужны – механизм обольщения выключен».
 Зачем Анне Аркадьевне обольщать детей? Приезду нового человека они были искренне рады и выказывали гостье свою любовь. А в день отъезда дети чувствовали (а они очень тонко чувствуют), что тёте не до них. Вот и вся разгадка любви и нелюбви детских сердец.
НВЮ:  «Но зато включен другой механизм – самооправдания. И он тоже доведён Анной до совершенства. Тут вам и «решительное признание», и очаровательная краска до ушей, и покаяние в «невольном» грехе, и милое произношение некоторых ключевых слов, и «искреннее» сожаление».
Зачем Анна Аркадьевна оправдывается перед Долли и берёт на себя чужой грех?                Ей не в чём оправдываться! Если бы Анна не пришла на бал, сделал бы Вронский Кити предложение? Нет! Возможно, он пригласил бы её на мазурку – и всё! С чистой совестью продолжал бы посещать их дом по четвергам, а при необходимости бы уехал, потому что женитьба не входила в его планы. Да и не любил он Кити, она ему всего лишь нравилась.

ЛНТ: «Ему и в голову не приходило, чтобы могло быть что-нибудь дурное в его отношениях к Кити. На балах он танцевал преимущественно с нею, он ездил к ним в дом… Он не знал, что его образ действий относительно Кити имеет определённое название, что это есть заманивание барышень без намерения жениться и что это заманиванье есть один из дурных поступков, обыкновенных между блестящими молодыми людьми, как он» (ч. первая, гл. XVI, стр.75).

«Он не мог поверить тому, что то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, а главное, ей, могло быть дурно. Ещё меньше он мог бы поверить тому, что он должен жениться. Женитьба для него никогда не представлялась возможностью… Ну, так что же? Ну и ничего. Мне хорошо, и ей хорошо. И он задумался о том, где ему окончить нынешний вечер» (ч. первая,гл. XVII, стр.76).

Вронский решил поехать домой, в свой номер у Дюссо. Поужинал и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном. Вот и вся любовь! Maman Вронского на вокзале спрашивает сына: «Ну, а у тебя всё ещё тянется идеальная любовь. Тем лучше, мой милый, тем лучше»

ЛНТ: «– Я не знаю, на что вы намекаете, maman, – отвечал сын холодно. – Что ж, maman, идём» (ч.первая, гл.XVIII, стр.80).

Вронский не сказал матери: «Я ждал вашего приезда, maman, чтобы вы благословили               наш союз с Кити». Потому у него такой холодный тон. Да и Толстой бы описал душевное состояние Вронского накануне объяснения: его волнение, раздумья. Ничего этого                в романе нет.

Интересно, что Анна сама признала чужую вину своей. И ей критики поверили. И никто из критиков и лжекритиков, в том числе и аналитик НВЮ, не захотел докопаться до истины. И что интересно – НВЮ старательно, где только могла, убеждала читателей в вине Анны. Беда Анны в том, что у неё занижена самооценка: она чувствует себя виноватой чужой виной. И эта чужая вина еще не раз будет мучить её и пройдет через всю её короткую жизнь. Анна напомнит бал Вронскому при встрече в Петербурге, и он ответит, что «То, о чём вы сейчас говорили, была ошибка, а не любовь» (ч. вторая, гл. VII, стр.149). Анна напомнит Долли бал, когда  та навестит её в поместье Вронского.
         
НВЮ:  «Оказывается, она, сойдясь на балу с Вронским, имела самые благородные намерения – она думала сватать! Но что же делать, если Вронский потерял из-за                неё голову?!  Кстати, о сватовстве. Это слишком надуманный предлог. Слишком.               Во-первых, никто её не просил (а без спросу такие вещи не делают). Во-вторых,                все и  так были уверены, что дело идёт к свадьбе – зачем же сватать там, где уже                и без того всё готово? И в-третьих, Анна чересчур постороннее лицо, чтобы заниматься сватовством».

Рассуждения НВЮ яркий пример манипулятивной семантики. Разберу подробнее.                Анна сойдется с Вронским позже, на бале она только танцевала с ним. Что конкретно                должна была сделать Анна, чтобы не жених Вронский объяснился в любви не невесте                Кити? Постоянно отказывать ему и стоять в сторонке, платочек в руках теребя?             

«… все и так были уверены». Все – это графиня Нордстон, которая  «желала выдать                Кити по своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать её за Вронского» да maman, которая имела виды на Вронского (ч. первая, гл. XVI,.стр.68).   

НВЮ: «Вронский удовлетворял всем желаниям матери. Очень богат, умён,                знатен, на пути блестящей военно-придворной карьеры и обворожительный человек. Нельзя ничего лучшего желать».

Старая графиня была довольна тем, что Кити отказала Лёвину, и была уверена, что во время бала Вронский обязательно сделает Кити предложение. А как иначе? В дом ходит, на танцах приглашает! Вот и приезда  maman ждёт, чтобы получить её благословения.  Она и «намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его мать» (ч. вторая, гл. XV, стр.74).

Но старый граф был категорически против этого перепела: «Лёвин в тысячу раз лучше человек. А это франтик петербургский, их на машине делают, они все на одну стать, и все дрянь». Да и Долли никогда не нравился Вронский:

ЛНТ: «– Впрочем, Анна, по правде тебе сказать, я не очень желаю для Кити этого брака. И лучше, чтоб это разошлось, если он, Вронский, мог влюбиться в тебя в                один день» (ч. вторая,  гл. XXVIII, стр.113).

А Стиве безразлично, кто станет его свояком: Лёвин, Вронский  или  кто другой. «…уже  все готово», «дело идет к свадьбе». Что именно готово? Вронский сделал Кити предложение? Нет! Его предложение принято? Нет! Они помолвлены? Нет! «На балах он танцевал преимущественно с нею; он ездил к ним в дом…(ч. первая,  гл. XVI, стр.75)» – всего-то! Так о какой свадьбе может идти речь?!

Кстати о сватовстве. Анна и не собиралась брать на себя роль профессиональной свахи, да еще во время бала. Да никто во время бала и не сватает. НВЮ это прекрасно понимает, а вот надо ей куснуть Анну. «Сватать» для Анны – это значит одобрить выбор Вронского. «Зачем сватать там, где уже и без того всё готово?» – возмущается НВЮ. Действительно, зачем сватать Кити, если она уже засватана, как считает НВЮ.

НВЮ:  «Она возвращается в Петербург. Поезд трогается. «Слава богу, завтра увижу Серёжу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по-старому». Отметим: Анна сама признает, что с мужем у неё хорошая жизнь. Совсем не такая, какою она будет её выставлять позже».

Анна убеждает саму себя – моя хорошая и привычная жизнь. Она даже Долли не призналась, что дома ей совсем не весело. И только проницательная Кити заметила «иногда грустное выражение её глаз» (ч. первая, гл. XXVIII, стр.88). В последний день отъезда даже дети почувствовали, «что Анна  в этот день совсем не такая, как в тот, когда они так полюбили её». И Долли заметила странность Анны:

ЛНТ:  «– Какая ты нынче странная, – сказала Долли.
– Я? Ты находишь? Я не странная, но я дурная. Это бывает со мной. Мне всё  хочется плакать. Это глупо, но это проходит, – сказала быстро Анна и нагнула покрасневшее лицо к игрушечному мешочку» (ч. первая, гл. XX, стр.111).

НВЮ:  «Итак, ничего стыдного в воспоминаниях об отношениях с Вронским                Анной усиленно не обнаружено. А между тем внутренний голос (похоже, что                это была совесть) упрямо говорит ей, что именно в этом месте ей   и должно быть стыдно. Однако её разум – в отличие от совести – ничего стыдного по-прежнему не находит».

Автор опуса неоднократно отрицала наличия совести у Анны. А тут вдруг у Анны оказалась совесть. Непорядок!..  Нужно срочно сделать её опять беЗсовестной.

НВЮ: «Видит ли Анна правду, отчего ей стыдно? А вам было бы стыдно, если                бы вы поступили с кем-то так же, как она с Кити? Ну так, в глубине души, на минуточку, понимали бы вы, что это грязный поступок, настолько грязный, что подобное не прощают, как скажет позже Долли? Затрудняетесь с ответом? Тогда поставьте себя на место Кити, и истина вам сразу будет ясна».

Как Анна поступила с Кити? Анне надо было отчитать Вронского при всех и заставить его сделать Кити предложение – это надо было сделать Анне Аркадьевне?! Вронский танцевал со всеми: с Кити, с Анной и другими – на то и бал, чтобы танцевать. И эти невинные танцы, танцы на глазах у всех НВЮ считает «грязным поступком»? Зря Анна стыдится – ничего стыдного она не сделала. И Кити в шоке совсем не от того, что Вронский танцевал с Анной. Кити в шоке от того, что не услышала от него желанных слов любви.

НВЮ убедила меня стать на место Кити: «Я в шоке от того, что я отказала Лёвину, а Вронский отказал мне. Ведь он ещё накануне интересовался: «Я надеюсь, что вы будете на бале», только лишь для того, чтобы признаться мне в любви. Но он не сделал мне предложения – я убита».

Ни Кити, ни её maman никогда не считали Анну разлучницей. Они винили только Вронского, который не оправдал надежды Кити. «Грязный поступок» – именной комок  грязи от НВЮ на репутацию Анны.

НВЮ: «Итак, точки расставлены, и сейчас мы проведем небольшой лингвистический анализ. С его стороны – «почтительное восхищение», которое логически можно расчленить на две составные, и смысл сказанного не изменится: он испытывает почтительность и восхищение одновременно. С её  же стороны – «радостная гордость». А «радостная гордость» – это исключительно восторг от себя, и расчленить это выражение невозможно, ибо тогда взятая отдельно «радость» предполагала бы удовольствие видеть Вронского, но при этом оставшаяся в одиночестве «гордость» никак бы с «радостью» логически не монтировалась».

Что дал этот небольшой лингвистический анализ? С какой целью надо было слова расчленять, а затем их монтировать. Это ещё один способ НВЮ набрать строчки для своего опуса.

НВЮ: «Встреча на станции, когда остановился поезд и Вронский видит Анну, кончается тем, что Вронский признается ей в любви, она умоляет его замолчать и уходит в вагон. Она засыпает в прекрасном настроении. Её сон крепок и спокоен –             в отличие от Вронского, который не спит всю ночь. Показательный штрих…»
Будет ли читатель по тексту Толстого проверять этот  показательный штрих?  НВЮ уверена – нет! Он же – потребленец и потому поверит ей на слово.

ЛНТ:  «Анна не спала всю ночь. Но в том напряжении и тех грёзах, которые наполняли её воображение, не было ничего неприятного и мрачного: напротив, было что-то радостное, жгучее и возбуждающее. К утру Анна задремала, сидя в кресле… (ч. первая, гл. XXX, стр.117-118)».

Анна не спала всю ночь, хотя сон у неё нормальный. В разговоре с Долли, которая предлагала ей более удобное место для отдыха в своем доме, ответила: «… я сплю  везде и всегда, как сурок» (ч. первая, гл. XXI, стр.91).
Вронский и не пытался заснуть. Но в его размышлениях, в планах на будущее нет места для Кити. «Он не спал всю ночь… Всё счастье жизни, единственный смысл жизни он находил теперь в том, чтобы видеть и слышать её». «Её» – это не Кити, «её» – это Анна.

Показательного штриха не получилось, но эта шутка НВЮ не из области манипулятивной семантики. Это уже явная ложь.

НВЮ: «А следом возникает и ещё одно чувство: «В особенности поразило её чувство недовольства собой, которое она испытала при встрече с ним. Чувство то было давнишнее, знакомое чувство, похожее на состояние притворства, которое она испытывала в отношениях к мужу; но прежде она не замечала этого чувства, теперь она ясно и больно сознала его».

Каким же образом недовольство собой (при этом Толстой подчеркивает: давнее недовольство!) могло оказаться похожим на состояние притворства? Толстой правильно подчеркивает: Анна недовольна собой тем, что давно пребывает в знакомом чувстве, похожем на состояние притворства по отношению к мужу. Она уже привыкла и не видит того, что при первой встрече бросилось Вронскому в глаза.

ЛНТ: «Походка Алексея Александровича, ворочавшая всем телом и тупыми ногами, особенно оскорбила Вронского… Он видел первую встречу мужа с женою и заметил с проницательностью влюбленного признак лёгкого стеснения, с которым она говорила с мужем. «Нет, она не любит и не может любить его», – решил он сам с собою» (ч. первая, гл. XXXI, стр.119).

Состояние притворства – это и есть не любит и не может любить, хотя Анна внушает себе: «Все-таки он хороший человек, правдивый, добрый и замечательный в своей сфере» (ч. первая, гл. гл. XXXIII, стр.125).  Да, влюбленный Вронский сделал правильный вывод: Анна не любит и не может любить мужа, она несчастлива с ним, не смотря даже на то, что он хороший человек, правдивый, добрый и замечательный, но только в своей сфере». 

НВЮ: «Ведь, казалось бы, такое честное чувство, говорящее о том, что Анна прекрасно даёт себе отчет в том, что уже давно позволяет себе какие-то нехорошие поступки. Но дело в том, что каждый раз она быстро находит себе оправдание, постоянно перекладывая свою вину то на других, а то и просто на обстоятельства. И недовольство собой тут же становится притворством – дешевым покаянием, которое даёт ей право на новый грех».

У Толстого нет и намёка ни о старых, ни о новых грехах Анны. С какого времени и какие нехорошие поступки позволяет себе Анна Аркадьевна?! Новый грех, старый грех… С кем и когда? Факты! Конкретно! На кого и на какие обстоятельства Анна Аркадьевна перекладывает свою вину? Факты! Конкретно! Иначе НВЮ можно считать сплетницей.

НВЮ: «Но подумать только! Девять лет постоянного притворства… А ей не в тягость. Именно не в тягость, потому что ещё только что, утром, после бала и  ночной встречи с Вронским, она думала о доме и муже со всей приятностью! До чего лживая женщина, уму не постижимо».

Ну, не все девять лет постоянно притворялась Анна после того, как муж с трудом признался ей в любви. «– Да, как видишь, нежный муж, нежный, как на другой год женитьбы…» – такими словами Каренин встретил на вокзале жену. «Как на другой год женитьбы» – одно из приятных воспоминаний первых лет их семейной жизни                (ч. первая, гл. XXXI, стр.118). 

Да, Анна любила мужа, пока любилось, потом терпела, уговаривая себя: «Всё-таки он хороший человек, правдивый, добрый и замечательный в своей сфере  – говорила себе Анна, вернувшись к себе, как будто защищая его пред  кем-то, кто обвинял его и говорил, что его нельзя любить» (ч. первая, гл. XXXIII, стр. 125).

Она защищала мужа не только от себя, но и от Вронского. «И какое право имел он так смотреть на него?» – подумала Анна, вспоминая взгляд Вронского на Алексея Александровича». Все девять лет семейной жизни Анна не давала повода для сплетен, как бы НВЮ не бесновалась и не мазала её жидкой грязью. Анна высоконравственная натура, как верно отметил Набоков.

НВЮ: «Дома её встречает сын – и он тоже разочаровывает её. Она находит его хуже, неинтереснее, чем ей хотелось бы…».

ЛНТ:  «Первое лицо, встретившее Анну дома, был сын. Он выскочил к ней на лестнице, несмотря на крик гувернантки, и с отчаянным восторгом кричал: «Мама, мама!» Добежав до неё, он повис ей на шее… И сын, как и муж, произвел в Анне чувство, похожее на разочарование. Она воображала его лучше, чем он был в действительности. Она была должна опуститься до действительности, чтобы наслаждаться им таким, каков он был. Но и такой, каков он был, он был прелестный…» (ч. первая, гл. XXXII, стр. 125).
 
Так что сын, крича с отчаянным восторгом радости «Мама, мама!»  вовсе не разочаровывает Анну, она только испытала чувство, похожее на разочарование. А это не одно и то же. Подменивать слова, искажая смысл предложения,  это называется литературным шулерством, чем усиленно  и занимается НВЮ на протяжении всего опуса. Сравните.               
НВЮ: «…сын – и он тоже разочаровывает её».                ЛНТ:   «…произвел в Анне чувство, похожее на разочарование».   

Вот как НВЮ ловко применила приём манипулятивной семантики, переведя стрелку с Лидии Ивановны на саму Анну.   
НВЮ: «Приехавшая графиня Лидия Ивановна, давний и преданный друг её                мужа с прекрасными задумчивыми чёрными глазами, которая ещё неделю назад нравилась Анне, отныне тоже разонравилась ей, а идея христианства, которой так увлечена Лидия Ивановна, и вовсе вдруг стала раздражать Анну…»               
ЛНТ: «Ведь всё это было и прежде; но отчего я не замечала этого прежде? –                сказала себе Анна. – Или она очень раздражена нынче? А в самом деле, смешно: её цель добродетель, она христианка, и все у неё враги, и все враги по христианству и добродетели» (ч. первая, гл. XXXII, стр. 122).

НВЮ:  «Однако день протекает в привычных делах и заботах…».

Какие привычные дела и заботы могут быть у светской львицы, если, по словам НВЮ, Анна  днями шастает по приятельницам, а по ночам блистает на балах?!

НВЮ:  «И только в четвертом часу дня – и это время не случайно! – она вспоминает бал и Вронского – и вспоминает с недоумением. «Что же было? Ничего» – рассуждает она. Почему же она вспомнила-таки о ненужном ей больше Вронском и почему именно в это время? Очень просто. Потому что скоро с работы должен вернуться муж, и к этому времени она должна решить: говорить ему про бал или не говорить?».

 О том, что Анна приурочила свои воспоминания специально к четвёртому часу – такого у Толстого нет. После графини Лидии Ивановны приехала приятельница с городскими новостями, потом Анна Аркадьевна присутствовала при обеде сына.

ЛНТ: «Она с удивлением вспомнила своё вчерашнее состояние… говорить об этом мужу не надо и нельзя. Говорить об этом – значит придавать важность тому, что её не имеет… «Да, слава богу, и нечего говорить, – сказала она себе»                (ч. первая, гл. XXXII, стр. 122).

НВЮ:  «Собственно, уже сами рассуждения на эту тему подсказывают правильный ответ: если сомневаешься, значит, сказать обязательно нужно. И Анна прекрасно это понимает. Но сказать означает пресечь, лишить себя будущего удовольствия. Не лучше ли придумать какое-нибудь вранье и смешать его с правдой?»

Ну, и какое вранье придумала Анна и смешала его с правдой? Придумать какое-нибудь вранье и смешать его с правдой  – такого у Анны Аркадьевны и в мыслях нет. Такое в мыслях у НВЮ, и свои мысли она приписывает Анне. Причём, неоднократно.

НВЮ: «Итак, весь день она проводит дома, и дома, напоминаю, ей очень хорошо. Никакой тоски по Вронскому, никаких воспоминаний о нём. Вронский, рассудила она, это обычный светский инцидент.

ЛНТ: «Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что все, что ей на железной дороге представлялось столь значительным, был только один из обычных ничтожных случаев светской жизни и что ей ни перед кем, ни перед чем стыдится нечего» (ч. первая, гл. XXXII, стр. 122).

Переделанные платья

Иногда НВЮ забывает, то, чего ей не хочется помнить, и то, что для характеристики Анны Аркадьевны является важным. НВЮ забыла сообщить, что «Анна не поехала в этот раз ни к княгине Бетси Тверской, которая, узнав о её приезде, звала её вечером, ни в театр, где нынче была у неё ложа» (ч. первая, гл. XXXII, стр. 122). Кстати, с чего бы это Бетси звала к себе её вечером? Да у неё уже побывал Вронский, который в первый день приезда и наметил посетить её!

ЛНТ: «Она не поехала преимущественно потому, что платье, на которое она рассчитывала, были не готовы.  Вообще, занявшись после отъезда гостей своим туалетом, Анна было очень раздосадована. Перед отъездом в Москву она, вообще мастерица одеваться не очень дорого,  отдала модистке для переделки три платья.

Платья нужно было так переделать, чтоб их нельзя было узнать, и они должны  были быть готовы уже три дня тому назад. Оказалось, что два платья были совсем не готовы, а одно переделано не так, как того хотела Анна. Модистка приехала объясняться, утверждая, что так будет лучше, и Анна разгорячилась так, что ей потом совестно было вспоминать… Чтобы совершенно успокоиться, Анна весь вечер провела с сыном и сама уложила его спать» (ч. первая, гл. XXXIII, cтр.123).

Почему автору забылось? Потому что переделанные платья  не соответствуют тому имиджу Анны, который НВЮ старательно навязывает читателю. Потому что НВЮ  уже девять раз назвала Анну светской львицей, которая на балах блистает в драгоценностях и нарядах, и все мужчины у её ног. И теперь ей… как-то неудобно говорить о том, что светская львица одевается не очень дорого, ей не зазорно и в переделанных платьях явиться в большой свет.       

* * *
Горячая встреча с мужем
НВЮ:  «Ей легко и спокойно. Она с удовольствием ждёт мужа домой. Он                приезжает. Она горячо встречает его».

ЛНТ: «Ровно в половине десятого послышался его звонок, и он вошёл в комнату.
– Наконец-то ты! – сказала она, протягивая ему руку. Он поцеловал её руку и                подсел к ней» (ч. первая, гл. XXXIII, cтр.123).
«Наконец-то ты!» – два слова, вот это и есть горячо встречает. Своей манипуляцией НВЮ пытается убеждать читателя,  что до встречи с Вронским Анна горячо любила мужа. 
* * *
Маленькая оплошность
НВЮ:  «Он спрашивает, что говорят в Москве о его новом законоположении, которое он провёл. Эта тема очень его интересует, и он просил жену разузнать об этом. Но оказывается, что Анна напрочь забыла о его просьбе… Но, разумеется, он прощает ей эту маленькую оплошность».

НВЮ врёт.  Каренин не просил жену разузнать об этом, и потому Анна не могла напрочь забыть о его просьбе.

ЛНТ: «Анна ничего не слышала об этом положении, и ей стало совестно, что она так легко могла забыть о том, что для него было так важно… Она видела, что Алексей Александрович хотел что-то сообщить ей приятное для себя об этом деле, и она вопросами навела его на рассказ. Он с тою же самодовольною улыбкой рассказал об овациях, которые были сделаны ему вследствие этого проведенного положения» (ч. первая, гл. XXXIII, cтр.123).

Анна корила себя только за то, что она так легко могла забыть о том, что для него                было так важно. И Анна со своим тактом навела его на рассказ, и он с удовольствием похвалил сам себя. Так что не за что было Каренину прощать жене эту маленькую оплошность.

* * *
Один ответ на два вопроса
Каренин спрашивает жену: «¬¬– А ты никуда не поехала; тебе, верно, скучно было?». «О, нет!» – отвечает Анна одним ответом на эти два вопроса: 1) а ты никуда не поехала? и 2) тебе, верно, скучно было?

Почему Анна не ответила на первую часть вопроса, почему не упрекнула мужа в том, что ей не в чем было выехать в свет? Потому что Анна, выполняя  обязанности экономки в доме мужа, прекрасно знала, что с наступлением весны муж, как и в прежние годы, оставив на лето жену и сына в пыльном Петербурге, уедет за границу поправлять своё расшатанное зимней работой здоровье. Поэтому экономила на всём. И не смотря на то, что Анна выполняла работу экономки,  Каренин упрекнёт её в том, что она спит с любовником, а ест хлеб мужа.
«… подлость это то, чтобы бросить мужа, сына для любовника и есть хлеб мужа!» (ч. четвёртая, гл. IV, стр. 354).

#  #  #
Глава 4. ВСТРЕЧА У КНЯГИНИ БЕТСИ 
«Она не может вести двойную жизнь, в отличие от                другой героини романа, княгини Бетси. Её правдивая                и страстная натура не допускает обмана и тайн».
Ложь Набокова
НВЮ: «Псевдокритики любят утверждать, что Анну погубило в том числе и отношение к ней Вронского – дескать, отношение его к ней было самое пошлое и заурядное, и дескать, такой недалекий человек, как Вронский, и не мог понять всей глубины её израненного, стосковавшегося по большой и настоящей любви сердца. И в доказательство любят приводить вот эту цитату:
«В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно                противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные                люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою                он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержанным и твердым, что надо воспитывать детей,                зарабатывать свой хлеб, платить долги, - и разные тому подобные глупости. Это                был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих,                к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным,                красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея                и над всем остальным смеяться».
Да, на момент знакомства с Карениной Вронский именно таков. Обычный                полковой ухарь, который якшается с полковыми же пьяницами и их замужними любовницами,   да ездит с визитами до поздней ночи».
Но Вронский совсем не такой, каким его представила читателю НВЮ. Толстому лучше знать, каков его литературный персонаж.
 ЛНТ: «В полку не только любили Вронского, но его уважали и гордились им, гордились тем, что этот человек, огромно богатый, с прекрасным образованием и способностями, с открытою дорогой ко всякого рода успеху и честолюбия и тщеславия, пренебрегал этим всем и из всех жизненных интересов ближе всего принимал к сердцу интересы полка и товарищества» (ч. вторая, гл. XVIII, стр.180).
«Узнав все новости, Вронский с помощью лакея оделся в мундир и поехал                являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать                несколько визитов  с тем, чтобы начать ездить в тот свет, где бы он мог                встречать Каренину. Как  и всегда в Петербурге, он выехал из дома с тем, чтобы                не возвращаться до поздней ночи» (ч. первая, гл. XXXVI, стр.127).
Классический пример манипулятивной семантики: из выбранных слов двух предложений НВЮ скомпоновала  третье:  «… да ездит с визитами до поздней ночи». 
НВЮ:  «Да и за самой Анной он начал столь страстно ухаживать вовсе не из-за вспыхнувшей любви к ней – никакой любви в нём не вспыхивало. Да, её красота его очаровала, но еще больше прельстило его положение Анны в свете – ухаживать за высокопоставленной замужней женщиной считалось высшим шиком для офицера, это придавало ему веса и блеска в глазах окружающих.

 Однако чем глубже, чем серьезнее становится его чувство к Анне, тем более он меняется, а вместе с ним и его представления о жизни: он живет с одною Анной, не изменяя ей; он хочет обеспечить будущее своих возможных детей; он начинает приумножать свои деньги разумным ведением хозяйства и так далее».
НВЮ противоречит сама себе. Как может глубже и серьёзнее становиться его чувство к Анне, если, как утверждает НВЮ, никакой любви в нём не вспыхивало?!
            НВЮ: «…но еще больше прельстило его положение Анны в свете…».

У Толстого противоположная трактовка.

ЛНТ:  «Но, несмотря на то, что его любовь была известна всему городу –                все более  или менее верно догадывались об его отношении к Карениной, – большинство молодых людей завидовали ему именно в том, что было самое тяжелое в его  любви,  –  в высоком положении Каренина и потому в выставленности этой связи для света» (ч. вторая, гл. XVIII, стр.180).

НВЮ: «У Анны тоже есть свои круги общения. Первый – «служебный,                официальный круг её мужа». Второй – «кружок старых, некрасивых,                добродетельных  и набожных женщин и умных, ученых, честолюбивых                мужчин», этот кружок называют совестью петербургского общества…
И, наконец, третий круг – «собственно свет, – свет балов, обедов, блестящих                туалетов, свет, державшийся одною рукой за двор, чтобы не спуститься до                полусвета, который члены этого круга думали, что презирали, но с которым               вкусы у него были не только сходные, но одни и те же».

Вот незадача – опять автору эссе забылось закончить цитату. Причём, конец этой цитаты весьма значимый для семейного уклада семьи Карениных.
ЛНТ:  «Анна первое время избегала, сколько могла, этого света княгини Тверской, так как он требовал расходов выше её средств» (ч. вторая, гл. IV, стр.138).

НВЮ: «Второй кружок, которым так дорожил её муж и который был                ей и самой по душе все эти годы, все эти люди второго кружка – та самая                «совесть общества» с центром в лице графини Лидии Ивановны – становятся                ей категорически неприятны, отныне она считает их всех лжецами и притворщиками.
ЛНТ: «Анна, так умевшая сживаться со всеми, нашла себе в первое время своей петербургской жизни друзей и в этом круге. Теперь же, по возвращении из Москвы, кружок этот ей стал невыносим. Ей показалось, что и она и все они притворяются, и ей стало так скучно и неловко в этом обществе, что она, сколько возможно, менее ездила к графине Лидии Ивановне».

Сравните, как искажает НВЮ текст Толстого.                НВЮ: «отныне она считает их всех лжецами и притворщиками»              ЛНТ:   «…ей показалось, что и она и все они притворяются». 

Подобными перевертышами НВЮ с удовольствием забавляется на всём протяжении романа.

Сверх оригинальная шутка НВЮ

НВЮ: «Как такое могло произойти? Неужели это любовь к Вронскому так  на неё повлияла – тот самый, по выражению Набокова, «поток белого света», который  очернил всё вокруг, начиная с ушей мужа и заканчивая сыном, которого она находит отныне хуже и неинтересней, а также и Лидией Ивановной тоже заканчивая, которая  – да, имеет свои недостатки, но, положа руку на сердце, уж никак не может считаться плохим человеком?»

То, что графиня Лидия Ивановна с прекрасными чёрными задумчивыми глазами                уж никак не может считаться плохим человеком – сверх оригинальная шутка НВЮ.                Если судить о графине Лидии Ивановне не по её прекрасным задумчивым чёрным                глазам, а по чёрным делам её, то она является генератором зла светского общества и одновременно аккумулятором этого зла. Эта светская сплетница в числе первых                выразила Анне своё «фе»,  когда узнала о встречах Анны и Вронского.
ЛНТ: «В нынешнем году графиня Лидия Ивановна отказалась жить в                Петергофе, ни разу не была у Анны и намекнула Алексею Александровичу                на неудобство сближения Анны с Бетси и Вронским» (ч. вторая, гл. XXVI,                стр.206).
Первые комки грязи полетели в Анну именно от Лидии Ивановны. Эта графиня                руководила травлей, не разрешая никому приезжать к беременной Анне, запёртой                в золотой клетке мужа.
ЛНТ: «– Нынче утром Лиза заезжала ко мне – они ещё не боятся ездить                ко мне, несмотря на графиню Лидию Ивановну, – вставила Анна…»                (ч. четвёртая, гл. III, стр. 348).   
Практическая глупость графини
После отъезда Анны с Вронским в Италию Каренин горько жаловался графине:                «Прислуга, гувернантка, счеты. Этот мелкий огонь сжёг меня, я не в силах был выдержать». И тут же  Лидия Ивановна предложила себя в экономки: «Я не сильна в практических делах. Но возьмусь, я буду ваша экономка» (ч. пятая, гл. XXII, стр.486).

Какой прекрасный случай, чтобы НВЮ излила всю жёлчь и всю досаду на эту                графиню: мало того, что Лидия Ивановна без спроса вторглась в жизнь Каренина,  нарушив запрет (J'ai force la consigne) – (ч. пятая,  гл. XXII, стр.485), так ей и домашними делами  захотелось поуправлять. А потом ещё и за Серёжу возьмется                и чуть не погубит его. Какая мерзкая и коварная  лицемерка – уму непостижимо!

     ЛНТ: «Графиня Лидия Ивановна исполнила свое обещание. Она действительно взяла на себя все заботы по устройству и ведению дома Алексея Александровича. Но она не преувеличивала, говоря, что она не сильна в практических  делах. Все её распоряжения  надо было  изменять, так как они  были  неисполнимы,  и изменялись они  Корнеем,  камердинером  Алексея  Александровича, который незаметно для всех повёл теперь весь дом Каренина и спокойно и осторожно во время одеванья барина докладывал ему, что было нужно (ч. пятая, гл. XXII, стр.487).

Так как понимать слова НВЮ о глупой, пустой и недалёкой Анне, если эта глупая, пустая и недалёкая Анна годами вела устройство и ведение дома – то, что не смогли выполнить общими усилиями две божьи твари: набожный Алексей Александрович со своими тусклыми, безжизненными и графиня Лидия Ивановна со своими прекрасными задумчивыми чёрными глазами?!

     НВЮ: «Да, Лидия Ивановна была действительно добрым искренним человеком, который, к сожалению, ничего не смыслила ни в воспитании, ни в ведении дома. В ней не было ни единого злого умысла, но в ней была практическая глупость, поэтому, нисколько не задумываясь о психике ребёнка, она из самых благих побуждений «пошла на половину Серёжи и там, обливая слезами щёки испуганного мальчика, сказала ему, что отец  его святой и что мать его умерла».

Предложение супер! «…но в ней была практическая глупость, поэтому, нисколько не задумываясь о психике ребёнка…». Как понять? Лидия Ивановна была практически глупа и поэтому, обливая слезами щёки ребёнка, сообщила ему о смерти матери?!

Судя графиню не по её чёрным глазам, а по её чёрным делам, можно сделать вывод,  что она не только глупа, но что она цинична и коварна. НВЮ не побоялась бога, когда назвала божью тварь Лидию Ивановну добрым, искренним человеком? Практическая глупость – блестящая характеристика  пожилой женщины!

     ЛНТ: «– Теперь я приступаю к делу, – сказала она с улыбкой, помолчав и отирая с лица остатки слёз. – Я иду к Серёже. Только в крайнем случае я обращусь к вам. – И она встала и вышла. Графиня Лидия Ивановна пошла на половину Серёжи и там, обливая слезами щёки испуганного мальчика, сказала ему, что отец его святой и что мать его умерла» (ч. пятая, гл. XXIII, стр.487).

И это графиня называет делом?! О чем так рыдала Лидия Ивановна, обливая слезами щёки испуганного ребёнка? Минуту тому назад улыбалась, а придя к мальчику, уже рыдала. Она даже не посчитала нужным сообщить Каренину о своём злодействе. Эта святоша, при любом случаю не забывающая поднять свои прекрасные задумчивые чёрные глаза к небу и молча молиться богу, позволила себе то, чего не позволит ни один истинно верующий: лгать ребёнку о смерти матери. И это из самых благих побуждений, по словам божьей твари НВЮ.

     НВЮ: «Лидия Ивановна через своих знакомых разведывала о том, что намерены делать эти «отвратительные люди», как она называла Анну с Вронским… Молодой адъютант, приятель Вронского, через которого она получала сведения и который через графиню Лидию Ивановну надеялся получить концессию, сказал ей, что они кончили свои дела и уезжают на другой день» (ч. пятая, гл. XXIII, стр.487).
С просьбой разрешить встретиться с сыном, чтобы поздравить его с днём рождения, Анна написала письмо Лидии Ивановне. Алексей Александрович не был против: «Я всё простил и потому я не могу лишать её того, что есть потребность любви для неё – любви к сыну». Но графиня Лидия Ивановна была против протива протива Каренина . Почему? Ну, они же сообщили мальчику, что мать его умерла… ну, и теперь как-то…

     ЛНТ: «– Положим, вы простили, вы прощаете… но имеем ли мы право действовать на душу этого ангела? Он считает её умершею. Он молится за неё и просит бога простить её грехи… И так лучше. А тут что он будет думать?».
 И графиня тут же написала письмо Анне об отказе» (ч. пятая  гл. XXV, стр.495) . Письмо это достигло той затаённой цели, которую графиня Лидия Ивановна скрывала от самой себя. Оно до глубины души оскорбило Анну. После посещения Анны Серёжа заболел. И конечно, этот набожный тандем в болезни мальчика обвинил Анну. Алексей Александрович просит Стиву, который опять хлопочет о разводе, не упоминать при Серёже о матери.
ЛНТ: «– Он был очень болен после того свидания с матерью, которое мы не пре-ду-смотрели, – сказал Алексей Александрович. – Мы боролись даже за его жизнь. Но разумное лечение и морские купанья летом исправили его здоровье…»         (ч. седьмая, гл. XIX гл, стр.682).

Читала ли НВЮ эти строки? Нет, не читала! Иначе бы она не вопрошала с пафосом «Может ли  Лидия Ивановна, которая  – да, имеет свои недостатки, но, положа руку на сердце, считаться плохим человеком?», а потом сама же утверждала «Да, Лидия Ивановна была действительно добрым искренним человеком». Алексей Александрович и развод отказал под руководством этой святоши – божьей твари.
НВЮ, пользуясь методам манипулятивной семантики, выдала очередной шедевр: «Именно жажда самолюбования и заставляет её поначалу искать якобы случайных встреч с Вронским». Анна Аркадьевна никогда не искала якобы случайных встреч с Вронским. Он сам искал с ней встречи. 

     ЛНТ: «Узнав все новости, Вронский поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтобы начать ездить в тот свет, где бы он мог встречать Каренину» (ч. первая, гл. XXXIV, стр. 128).
И далее: «Вронский был везде, где только мог встречать Каренину, и говорил ей, когда мог, о своей любви» (ч.вторая, гл. IV,стр.139).
В главе 4-«Встреча у княгини Бетси» НВЮ выдает фразу уже совершенно шиворот-навыворот: «…она всюду ездила и всюду встречалась с Вронским». Интересно, что именно НВЮ подразумевает под словом всюду? И как Анна могла успевать ездить всюду? И как Вронский успевал бывать всюду, чтобы Анна могла с ним встретиться                в этом всюду?

Вот какими возможностями обладает манипулятивная семантика, которой вовсю пользуется НВЮ! НВЮ с удовольствием упражняется в описании якобы любовной игры, потому что, по словам НВЮ «…Вронский для Анны – возможность получать каскад острых впечатлений». У Толстого изысков любовной игры в романе нет. Ну что тут скажешь? – буйная  фантазия у НВЮ, однако! 

     НВЮ:  «Для княгини Бетси разворачивающийся роман является также большим развлечением, так что она с удовольствием принимает парочку. И вот однажды в её доме собирается общество. Разумеется, обсуждают Карениных – говорят, что Анна изменилась после своей поездки в Москву, что она привезла с собой «тень»  Вронского, и что её муж глуп (оттого что не замечает интриги)».
Гости собираются не в доме, а в салоне. Салон Бетси Тверской открыт для всех её друзей, а не только для парочки. Сюда заглядывает и Алексей Александрович. Обсуждают многих, не только Карениных. Злословят и о самой хозяйке. А теперь про глупого мужа, который якобы глуп, потому что он якобы не замечает интриги. О глупости Каренина высказалась княгиня Мягкая, которая что думает, то и говорит.

     НВЮ: «Тут приходит Вронский, а следом, довольно скоро, и Анна. Завязывается двусмысленный разговор, со стороны Анны следуют волнительные намеки, Вронский их жадно впитывает, а потом разговор как бы внезапно переходит на Кити Щербацкую. Кити Щербацкая! Та самая, которую она унизила на глазах у всех и у которой увела жениха, – она не даёт Анне покоя. Она посмела не прийти к Долли, чтобы проводить Анну, посмела выказать небрежение к ней, посмела выказать свое нежелание с ней общаться. О, как же хочется сказать о ней гадость! Но лучше сделать так, чтобы эту гадость сказал о ней Вронский».

Сколько можно жевать жёваное?!  Вронский никогда не был женихом Кити.  С какой целью НВЮ постоянно манипулирует  текстом Толстого?  Потому что, пересказывая текст Толстого, она набирает страницы для своего опуса. «Завязывается двусмысленный разговор, со стороны Анны следуют волнительные намеки, Вронский жадно их впитывает». Этого нет у Толстого.

А есть вот что.
«– Вот именно, – подхватила Бетси, – надо ошибиться и поправиться. Как вы об этом думаете? – обратилась она к Анне, которая с чуть заметною твердою улыбкой на губах молча слушала этот разговор.
– Я думаю, – сказала Анна, играя снятою перчаткой, – я думаю… если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько и родов любви.
Вронский смотрел на Анну и с замиранием сердца ждал, что она скажет. Он вздохнул как бы после опасности, когда она выговорила эти слова» (ч. вторая, гл. VII, стр.149).
Как можно этот прелестный контекст передавать топорным, ущербным языком?! Да и зачем?!

     НВЮ: «… а потом разговор как бы внезапно переходит на Кити Щербацкую».               
«Как бы внезапно….» – этого у Толстого нет, а есть вот что.
     ЛНТ: «Анна вдруг обратилась к нему:
– А я получила письмо из Москвы. Мне пишут, что Кити Щербацкая совсем больна… Я вам давно это хотела сказать, – продолжала она, решительно глядя ему в глаза и вся пылая жёгшим её лицо румянцем, – а ныне я нарочно приехала, зная, что я вас встречу (ч. вторая, гл. VII, стр.149)».

Анну мучает сомнение, виновата ли она в том, что Вронский переменился к Кити. И он отвечает: «То, о чём вы сейчас говорили, была ошибка, а не любовь». 
НВЮ продолжает ёрничать: «Далее лицо его сияет, он пылко признается ей в любви, она делает вид, что изо всех сил сопротивляется, что долг для неё превыше всего, но при этом она останавливает на нём взгляд… и взгляд её полон любви. После чего, как бы мучительно собравшись духом, она снова убеждает его больше никогда не говорить ей о любви и вообще остаться друзьями – и взгляд её при этом опять говорит о другом. В общем, отталкивая приближаю – еще один принцип манипулятора».

При этом НВЮ необходимо рассчитать силу толчка, расстояние и скорость полёта   отталкиваемого.  Иначе так оттолкнёшь, что потом и не найдёшь. 
НВЮ: «И тут Вронский произносит решающую фразу, сам того не понимая, что – решающую: «Ведь я прошу одного, прошу права надеяться, мучаться, как теперь…».  Мучаться – то есть быть кем-то мучимым. Какая сладкая перспектива для мучителя! С этой минуты Анна окончательно уверена: она нашла свою жертву».

НВЮ плохо знает грамматику русского языка. Мучиться – не есть быть кем-то мучимым. В русском языке частица «ся» заменяет местоимения «сам», «себя»: учить кого-то, но учить себя – учиться; умыть кого-то, но умыть себя – умыться; мучить кого-то, но мучить себя – мучиться. Так, что – не надо ля-ля.

     НВЮ: «Всеобщее раздражение её вполне устраивает, поскольку немедленно    выделяет её из толпы. Ведь какою бы светской львицей она ни была, какою бы красавицей ни представлялась, но таких всё равно много. Вызывающее же поведение мгновенно вознесло её на верхушку рейтинга – всем надоевшие, а потому затихающие сплетни о ней получили новую пищу, она снова будет в центре внимания».

Мне вот что интересно. НВЮ пишет: «Всеобщее раздражение её вполне устраивает, поскольку немедленно  выделяет её из толпы». Это рассуждения Анны или Толстого! Нет – это рассуждение ни Анны, ни Толстого. Это рассуждает НВЮ. Но НВЮ, как аналитик, имеет право только анализировать текст, а после обобщения сделать вывод, а не искажать текст романа.

Глава 5.  ОбЪЯСНЕНИЕ С МУЖЕМ   
     НВЮ: «Итак, муж в одиночестве возвращается домой. По дороге и уже дома он снова и снова возвращается к той атмосфере неловкости, которая явно создалась из-за уединенности Анны и Вронского. Он думает, что со стороны Анны это какой-то невинный промах, и он хочет просто пояснить ей это, чтобы в дальнейшем это не принесло ей неприятностей».
     ЛНТ: «Всю свою жизнь Алексей Александрович прожил и проработал в сферах служебных, имеющих дело с отражениями жизни. Теперь же он стоял лицом к лицу пред жизнью и не знал, что делать… Он впервые  живо за все девять лет представил себе личную жизнь жены, её мысли и желания. И мысль, что у неё может и должна быть своя особенная жизнь, показалась ему страшной» (ч. вторая,  гл. VIII, стр.152). «Переноситься мыслью и чувством в другое существо было душевное действие, чуждое Алексею Александровичу» (ч.вторая,  гл. VIII, стр.153).

НВЮ долго и нудно пересказывает, как Каренин переходит из комнаты в комнату второго этажа, сочиняя свой доклад о поведении жены, как он мучительно перебирает различные варианты. После долгих размышлений, он приходит к выводу, что вопросы о её чувствах, о том, что делалось и может делаться в её душе, это не его дело, а дело её совести. Но что как глава семьи, он должен указать на опасность, предостеречь и даже употребить власть.
Каренин  подготовил  речь о том, что он должен сказать:
–  объяснение значения общественного мнения,
–  значение брака в религии,
– могущее произойти несчастье для сына,
–  указать на её собственное несчастье и т.д.

А власть он употребит позже, заперев беременную Анну в  своём домё, а сына, несмотря на мольбы Анны, отправит к престарелой двоюродной сестре. Описывая долгие хождения Каренина «по комнатам в мучительных, страшных раздумиях», автор опять «забывает» сообщить читателю две важные вещи:
1) Каренин живо за все девять лет впервые представил себе личную жизнь жены, её мысли и желания (ч.вторая, гл. VIII, стр.152).. 
2) «… он пожалел о том, что для домашнего употребления, так незаметно, он должен употребить своё  время и силы ума» (ч. вторая,  гл. VIII, стр.154).

     НВЮ:  «Вот почему, в то время как жена Алексея Александровича вовсю развлекается нравственным шулерством, в нём – наряду с глубочайшим болезненным страхом и нарастающей болью – происходит глубокая душевная работа, которая приводит его к трудным и строгим духовным выводам: это дело её совести, он не имеет права её судить».

Толстой никогда и нигде не писал, что «жена Алексея Александровича вовсю развлекается нравственным шулерством». Если НВЮ известно о нравственном шулерстве Анны Аркадьевны, пусть приведет факты. Интересно почитать. Если не сможет привести, значит, НВЮ сплетничает.


Трюк «Нечестная рулетка»
     НВЮ:  «В этот вечер в салоне Бетси Алексей Александрович увидел свою жену в уединении с Вронским. Приехав домой, он решил, что обязан предупредить её».
Долго и нудно НВЮ описывает попытки Каренина вызвать Анну на разговор. В разговоре с ней он высказался о своей любви:
     ЛНТ: «Я муж твой и люблю тебя…Позволь, дай договорить. Я люблю тебя. Но я говорю не о себе; главные лица тут ¬– наш сын и ты сама». «Мне нечего говорить. Да и... – вдруг быстро сказала Анна, с трудом удерживая улыбку, – право, пора спать… Слово «люблю» возмутило её: «Любит? Разве он может  любить? Если б он слыхал, что бывает любовь, он никогда и не употреблял бы этого слова. Он и не знает, что такое любовь» (ч. вторая, гл. стр.157).

НВЮ: «Он вздохнул. И молча отправился в спальню. В спальне он не смотрит на неё. Его губы сжаты. Он так долго пытался откровенно с ней говорить, а она так старательно лгала, избегая ответа, что его надежда иссякла. И Анна это прекрасно понимает. Однако именно теперь, когда шанс на то, что он снова заговорит с ней, ничтожно мал, она вдруг решает сыграть в нечестную рулетку. Она загадывает: если он все-таки заговорит с ней снова, если он заговорит с ней в тысячный раз, то так и быть – она признается ему, ну а если не заговорит, что ж… тогда он сам виноват. Нужно было заговорить.

Разумеется, все это блеф, изначально нечестный подход. Понятно же, что вряд ли он снова заговорит. Так что она ничем не рисковала.

Она ждет. Но он молчит. Она долго ждет, а потом… забывает о нём – сладкие воспоминания о встрече с Вронским заполняют её. Вдруг она понимает, что муж уснул – она выиграла в свою рулетку! «Поздно, поздно, уж поздно, – прошептала она с улыбкой». Поздно. Она не будет ни в чем признаваться ему».

Назвав себя аналитиком, который исследует не произведение, а только психологию героев, мотивации их поступков и причинно-следственные связи, НВЮ не гнушается перекроить текст Толстого, подогнав его под характеристику определённого героя. Вот поэтому НВЮ свой текст не подтверждает цитатами Толстого, а даёт его в вольном изложении, что уже цитатами являться не может. Вот контекст Толстого

«Нечестной рулетки».
     ЛНТ: «Когда она вошла в спальню, он уже лежал. Губы его были строго сжаты, и глаза не смотрели на неё. Анна легла на свою постель и ждала каждую минуту, что он ещё раз заговорит с нею. Она и боялась того, что он заговорит, и ей хотелось этого. Но он молчал. Она долго ждала неподвижно и уже забыла о нем. Она думала о другом, она видела его и чувствовала, как её сердце при этой мысли наполнялось волнением и преступною радостью. Вдруг она услыхала ровный и спокойный носовой свист. В первую минуту Алексей Александрович как будто испугался своего свиста и остановился; но, переждав два дыхания, свист раздался с новою, спокойною ровностью
– Поздно, поздно, уж поздно, – прошептала она с улыбкой. Она долго лежала неподвижно с открытыми глазами, блеск которых, ей казалось, она сама в темноте видела» (ч. вторая, гл. IX, стр.157).
 «– Поздно, поздно, уж поздно, – прошептала она с улыбкой» – это ответ Анны на  предложение мужа высказать ему. А поздно потому, что её сердце наполнялось волнением и преступною радостью. Поздно, потому что она думала не о муже, она думала о том, который в этот вечер при прощании признался ей в любви:

     ЛНТ: «– Любовь… – повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг, в то же время, как она отцепила кружево рукава, которое прицепилось за крючок шубки, прибавила: – Я оттого не люблю этого слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы можете понять, – и она взглянула ему в лицо. – До свиданья!

Она подала ему руку и быстрым, упругим шагом прошла мимо швейцара и скрылась в карете. Её взгляд, прикосновение руки прожгли его. Он поцеловал свою ладонь в том месте, где она тронула его…» (ч. вторая, гл. VII, стр.151).

Потому-то Анна долго лежала неподвижно с открытыми глазами и вспоминала минуты встречи с Вронским, а не потому, что радовалась якобы выигрышу в нечестную рулетку. Кстати, играть в нечестную рулету НВЮ понравилось, потому что точно такую же нечестную рулетку НВЮ провернёт в главе 1-«Объяснение с Вронским».

     НВЮ: «А потому снова лжет себе, снова играет в дурацкую рулетку «угадай то,  не знаю что», как когда-то она загадывала и с мужем: что если вот сейчас Вронский  ей скажет все-таки уходить от мужа – и при этом (на всякий случай она усложняет задачу) скажет не как-нибудь, а «решительно, страстно» и «без минуты колебания»! – то она немедленно сделает это (а как же сын? значит, она все-таки может его оставить несмотря на свои громкие слова?) А вот если не скажет, или скажет не так, как ей хочется, то делать нечего – сам виноват, надо было правильно угадывать».

Мало того, что НВЮ приписала Анне того, что она не делала: «…она вдруг решает сыграть в нечестную рулетку. Она загадывает: если он все-таки заговорит с ней снова…», так она ещё и ссылку даёт: «как когда-то она загадывала и с мужем».

     НВЮ:  «Этот вечер оказался решающим для Алексея Александровича и его жены. Внешне всё осталось в рамках сценария Анны.  Думается, что некоторые из этих встреч в точности повторяли опробованную у Бетси схему откровенного растравливания мужа».

Автору думается? Это хорошо, что автору думается! Только вот этой глупой фразы у Толстого нет «…она всюду ездила и всюду встречалась с Вронским», но есть другая: «Вронский был везде, где только мог встречать Каренину, и говорил ей, когда мог, о своей любви» (ч. вторая, гл. IV, стр.139).

Сравните. Колоссальная разница!                НВЮ: «…она всюду ездила и всюду встречалась с Вронским»                ЛНТ : «Вронский был везде, где только мог встречать Каренину…».


Глава 6. СВЕРШИЛОСЬ!
  «То, что почти целый год для Вронского составляло                исключительно одно желанье его жизни, заменившее                ему все прежние желания; то, что для Анны было невозможною,                ужасною и тем более обворожительною мечтою счастия, –  это                желание было удовлетворено».               

И тут Анне по полной досталось от НВЮ: не по правилам вела себя после оргазма.
     НВЮ: «В конце концов, даже если совесть и преследует вас каждые десять секунд, то всё равно это не в природе человека – не успев продышаться наслажденьем, в ту же секунду переключиться на раскаянье, да еще озвучив                её на полную громкость! В конце концов, против физиологии не попрёшь, а                она сейчас требует расслабления: невозможно испытывать муки совести и        оргазм одновременно».

Так Анна и не испытывала муки совести и оргазм одновременно. Уже не однажды НВЮ предлагает читателю: «А вам было бы стыдно, если бы вы поступили с кем-то так же, как она с Кити? Тогда поставьте себя на место Кити…», «Положим, вы замужем, но вдруг вы влюбились…», «Встаньте на место Анны…»,   а теперь уже лягте на место Анны.

Вот как Толстой описывает состояние Анны уже после того, как «это желание было удовлетворено»:
– постыдная голова,
– чувствовала себя преступною и виноватою,
– оставалось унижаться и просить прощение,
– обращала свою мольбу о прощении,
– физически чувствовала свое унижение,
– заплачено страшною ценой стыда,
– стыд давил её,
– поцелуи куплены стыдом,
– холодное отчаяние, чувство стыда, радости и ужаса. Вот та гамма чувств, которая овладела Анной в первые минуты после оргазма.

     ЛНТ: «… она ниже опускала свою когда-то гордую, весёлую, теперь же                постыдную голову, и она вся сгибалась и падала с дивана, на котором сидела,                на пол, к его ногам; она упала бы на ковёр, если б он не держал её» (ч. вторая,    гл. XI, стр.158).

Не существует единого трафарета в физической любви, как бы ни хотелось этого НВЮ.   
     НВЮ:  «И, в конце концов, ваш партнер ни в чём не виноват. В конце концов,               вы сами поехали к нему и вам же самой только что, секунду назад, были так приятны его прикосновенья. Так стоит ли портить другому человеку настроение в такие особенные мгновенья? В конце концов, несколько минут совесть может   и потерпеть. Да и вообще в эти несколько минут после оргазма совесть должна пребывать в естественной отключке.
Конечно. Именно так вы себе и скажете. Если, конечно, вы не манипулятор и своим поведением не преследуете совсем иную цель, – о которой ваш любимый даже и понятия не имеет…»

Не только любимый Анны, но и Толстой понятия не имел. Зато НВЮ понятие имеет! Насколько надо быть циничной, чтобы так изолгать классику! НВЮ навязывает читателю мысль, и не однажды навязывает, о том, что Анна Аркадьевна преследует цель: подтолкнуть любовника и мужа к дуэли. Кто бы из них ни был бы убит, Анна останется в выигрыше. Это одна из серии глупых  шуток НВЮ.   

НВЮ:  «Не успела на Вронском высохнуть даже первая капля пота удовлетворенного желания, как Анна – вместо того чтобы хотя бы по-человечески улыбнуться ему (а уж потом рыдать и страдать) – немедленно устраивает ему дикую – дичайшую! – сцену с мучительными стенаньями про стыд и позор…
Она рыдает, её голова опущена, она сидит согнувшись, и весь её вид ужасен настолько, что Вронский стоит над ней – бледный, «с дрожащею нижнею челюстью», и умоляет её «успокоиться, сам не зная, в чём и чем». И чем больше он её уговаривает и трясется над ней, тем больше она угнетается и наконец прямо-таки падает с дивана на пол к его ногам».
Сравните текст НВЮ с текстом Толстого. Колоссальная разница!
 
НВЮ: «…немедленно устраивает ему дикую – дичайшую! – сцену с мучительными стенаньями про стыд и позор…».
ЛНТ : «Она не могла говорить», «…она прятала лицо и ничего не говорила». 

НВЮ: «… и наконец прямо-таки падает с дивана на пол к его ногам».
ЛНТ:  «… она упала бы на ковер, если б он не держал её».

НВЮ: «И Вронский – честный неискушенный Вронский – глядя на все эти фантасмагорические страдания, начинает в ответ чувствовать себя буквально убийцей».
ЛНТ:  «Он же чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни» (ч.вторая, гл. XI, стр.159).

НВЮ: «И она целует его в ответ, как своего сообщника, а потом прячет лицо. А потом, как бы с трудом пересилив стыд, она встаёт».                ЛНТ:  «И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело, и тащит, и режет его; так и он покрывал поцелуями её лицо и плечи. Она держала за руку и не шевелилась. Да, эти поцелуи – то, что куплено этим стыдом. Да, и эта одна рука, которая будет всегда моею, – рука моего сообщника. Она подняла эту руку и поцеловала её».

НВЮ: «И чем больше он её уговаривает и трясется над ней, тем больше она угнетается и наконец прямо-таки падает с дивана на пол к его ногам».
Толстой: «Он опустился на колена и хотел видеть её лицо; но она прятала его и ничего не говорила».

Пользуясь методом манипулятивной семантики, НВЮ заново переписала гениальный текст Толстого. Свое скудоумие она оправдывает личными ощущениями, предположениями, впечатлениями и тем, что ей кажется, думается, похоже, скорее всего и т.д. 

НВЮ: «Она нарочно сразу же после полового акта как можно больней ударила Вронского изощренным психологическим приемом, чтобы отныне каждый раз, ложась к ней в постель, он помнил о причиненной ей этим нравственной боли, и чтобы эта боль теперь каждый раз была ему сигналом к чувству вины – ведь это же он виноват в том, что Анна из-за любви к нему вынуждена была пойти на такое унижение, стыд и позор, как половой акт с любовником. «У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это» – вот он, кодовый ключ к управлению Вронским. Ты меня приручил? Приручил. Ну вот и неси теперь за меня ответственность! Удобная позиция».
«У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это» – вот он, кодовый ключ к управлению Вронским». Но прежде, чем эти слова сказала Анна, их сказал сам Толстой.

ЛНТ: «Она чувствовала себя столь преступною и виноватою, что ей оставалось только унижаться и просить прощения; а в жизни теперь, кроме его, у ней никого не было, так что она и к нему обращала свою мольбу о прощении» (ч.вторая,     гл. XI, стр.158).   

НВЮ:  «Она уезжает. Она приезжает домой. В её душе смешаны три чувства – «стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую жизнь». «Зато во сне, когда она не имела власти над своими мыслями, её положение представлялось ей во всей безобразной наготе своей. Одно сновиденье почти каждую ночь посещало её. Ей снилось, что оба вместе были её мужья, что оба расточали ей  свои ласки. Алексей Александрович плакал, целуя её руки, и говорил: как хорошо теперь! И Алексей Вронский был тут же, и он был также её муж. И она, удивляясь тому, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы».

Анна вступила в новую жизнь. Ей объяснился в любви любимый мужчина.                Объяснение Алексея Александровича девять лет назад в расчет не принимается –  ему самому было противно вспоминать, как он лепетал восемнадцатилетней красавице о своей якобы любви. И в последний день своей жизни Анна вспомнит это.

ЛНТ: «Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною  живостью представила себе его, как живого, пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых  руках,  интонациями и треском пальцев, и, вспомнив то чувство, которое было  между  ними  и  которое  тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения(ч. седьмая, гл. XXX, стр.717)

И впервые она полюбила, и впервые узнала, что такое качественный секс. Она же понимала, какую цену она заплатит, а потом и заплатила, за свое бесчестье. «Она чувствовала себя столь преступною и виноватою, что ей оставалось только унижаться и просить прощения…». Вот что чувствовала Анна. А что чувствовал Вронский?               

ЛНТ: «Он же чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценой стыда» (ч. вторая, гл. XI, стр.159).               
            
 «Секс втроем»          
 «Зато во сне, когда она не имела власти над своими мыслями, её положение
представлялось ей во всей безобразной наготе своей.  Одно  сновиденье  почти
каждую ночь посещало её. Ей снилось, что оба вместе были её мужья,  что  оба
расточали ей свои ласки. Алексей Александрович  плакал,  целуя  её  руки,  и
говорил: как хорошо теперь! И Алексей Вронский был тут же, и он был также её муж. И она, удивляясь тому, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны  и счастливы.
Но это сновиденье, как кошмар, давило её, и она просыпалась  с
ужасом» (ч. вторая, гл. XI, стр. 159).

НВЮ:  «Душа Анны одержима развратом. Ведь, просыпаясь и каждый раз  вспоминая свой сон, она прекрасно даёт себе отчет в том, что этот сон – отражение  её настоящих мыслей, тех самых, которые она не в силах в себе определить и понимание которых она то и дело откладывает на потом. Почему? Потому что ей страшно. Её настоящие мысли, воплощаемые в этом сне, кажутся ей кошмаром. Опасным и… неудержимо притягивающим её».

НВЮ как обычно забывает то, чего ей не хочется помнить. На сей раз ей забылось                главное – окончание контекста Толстого: «Но это сновиденье, как кошмар, давило её, и она просыпалась с ужасом». Если бы Анна Аркадьевна была столь развратна, как её представляет НВЮ, то она бы просыпалась не с ужасом, а с блаженной улыбкой. И проснувшись, смаковала бы ночные наслаждения, стараясь их продлить. «Секс втроем» тот же надуманный трюк, что и «Нечестная рулетка».

#  #  #

Глава 7.  НА ДАЧЕ. БЕРЕМЕННОСТЬ 
«Конечно, нельзя забыть о Каренине, муже главной                героини, сухом, добропорядочном господине,                жестоком в своих холодных добродетелях,                идеальном государственном служащем,                косном бюрократе, лицемере и тиране, охотно                принимающем  поддельную мораль своего круга».
Ложь Набокова

НВЮ: «Любовь всегда приумножает. Страсть отнимает. И первая потеря           Вронского наступает незамедлительно – он отказывается от важного для его                карьеры предложения, и только для того, чтобы остаться в полку и продолжать видеться с Анной. К тому же столь несерьёзный отказ от лестного предложения вызвал негативное отношение к Вронскому со стороны влиятельных лиц, которые предлагали ему это место: его отказ их оскорбил. Отношения испорчены. И это ещё одна потеря Вронского».

«Мать и старший брат пытаются предостеречь Вронского, но, понятное дело, это только вызывает в нем злобу – еще ни один человек, потерявший от страсти разум, не прислушался к разуму других. Вот и Вронский думает так же: да что они понимают в любви, все эти люди?! Однако… «Он сердился на всех за вмешательство именно потому, что он чувствовал в душе, что они, эти все, были правы… И, думая об этом, он нет-нет да и испытывал чувство омерзения – вот только к кому, он не мог разобраться: «к Алексею ли Александровичу, к себе ли, ко всему ли свету, – он не знал хорошенько».

Удивительное совпадение! То Каренина никак не разберется в своих чувствах, а потом видит про них совершенно ясные сны, то её любовник ну просто не в силах понять, кому адресовано его омерзение. Разумеется, он знает, просто, как и Анна, не хочет этого знать».

Вот пример высшего пилотажа: как НВЮ пользуется языком манипулятивной                семантики. Анне, как и Вронскому приходилось скрывать свою любовь, лгать и обманывать. 

ЛНТ: «Он живо вспомнил все те часто повторяющиеся случаи необходимости  лжи и обмана, которые были так противны его натуре; вспоминал особенно живо не раз замеченное в ней чувство стыда за эту необходимость обмана и лжи» (ч.вторая, гл. XXI, стр.190).

А вот, отношение Вронского к восьмилетнему Серёже.
ЛНТ: «Что же это значит? Кто он такой? Как надо любить его? Если я не                понимаю, я виноват, или я глупый, или дурной мальчик», – думал ребенок; и от этого происходило  его  испытующее,  вопросительное,  отчасти неприязненное выражение, и  робость, и неровность, которые  так  стесняли   Вронского. Присутствие этого  ребенка  всегда  и  неизменно  вызывало  во  Вронском то странное чувство беспричинного омерзения, которое  он  испытывал последнее время» (ч. вторая, гл. XXII, стр. 191). 

НВЮ: «Наступает лето. Анна живет на даче. Её муж, уставший от мучительной двусмысленности, ездит по за границам, занимается государственными проектами и, не зная, как разрешить ситуацию, беспомощно принимает решение делать вид, что ничего не случилось. Вот только с женой своей он больше не спит…»

Каренин по за границам ездит не уставшим от мучительной двусмысленности,                а уставшим от зимней работы, как сообщает Толстой. 

Лечиться за границей с установлением весны, как и в прежние годы, для Каренина было как обычно. Возиться с бумажками – это  вам не мешки таскать! Вот обычный рабочий день Алексея Александровича. Утром Каренин дочитал брошюру от графини Лидии Ивановны, она просила принять и самого автора-путешественника, человека весьма интересного и нужного. «Потом явились просители, начались доклады, приёмы, назначения, удаления, распределения наград, пенсий, жалованья, переписки…» (ч. вторая, гл. XXVI, стр. 207).

ЛНТ: «Как и в прежние года он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять своё расстраиваемое ежегодно усиленным змним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу. Как и обыкновенно, его жена переехала на дачу, а он остался в Петербурге» (ч. вторая, гл. XXVI, стр. 205) .

Как видим, мнения НВЮ и Толстого не совпадают. Так что, всё лето Анна с ребёнком прожила не на даче в Петергофе, а в пыльном Петербурге в ожидании приезда мужа.

НВЮ: «В один из дней должны состояться скачки, в которых Вронский                принимает участие и на которых должен присутствовать весь бомонд с                государём во главе.  На этот день у влюбленных намечено свидание.               
Вронский не видел её уже три дня и соскучился. Он редко ездит к ней на                дачу – из-за её сына, перед которым ему стыдно. На этот раз он всё-таки приезжает к ней. И застает её в глубоком раздумье. Что с вами? – спрашивает он.               

ЛНТ: «Когда бы, в какую минуту ни спросили бы её, о чем она думала, она без ошибки могла ответить: об одном, о своем счастье и о своем несчастье. Она думала теперь именно, когда он застал её, вот о чем: она думала, почему для других, для Бетси например (она знала её скрытую для света связь с Тушкевичем), всё это было легко, а для неё так мучительно?» (ч. вторая, гл. XII, стр. 192). 

НВЮ: «Вообще странная, конечно, любовь. Одному, не успев встать с дивана счастья, хочется секса втроем, а другой постоянно испытывает омерзение к кому-то. К удобному неведомому кому-то. И при этом оба постоянно говорят о любви».

И тут началась обычная игра манипулятора: НВЮ ёрничает, окрашивая отношения Анны и Вронского тонами марионеток или клоунов. И опять напоминание о сексе втроём. «Одному, не успев встать с дивана счастья, хочется секса втроем…». Почему НВЮ не даёт ссылок? Ведь у Толстого этого нет: «хочется секса втроем».

Поколебавшись, Анна всё же решила сообщить Вронскому о беременности.

НВЮ: «Однако пришла пора что-то делать. Теперь уж точно нужен развод. Он целует ей руку, привычно покорно смотрит на неё, а потом непривычно категоричным голосом сообщает, что отныне их судьба решена. И тут опять начинается весьма любопытный диалог…

И этот весьма интересный диалог  переврала так, что он и близко не напоминает диалог, написанный Толстым. Вот окончание этого диалога.

ЛНТ: «– Ты говоришь не искренно. Я знаю тебя. Ты мучаешься и о нём.
– Да он и не знает, – сказала она, и вдруг яркая краска стала выступать на её                лицо; щеки, лоб, шея её покраснели, и слёзы стыда выступили ей на глаза. – Да и не будем говорить об нём».

Слезы стыда и почему они выступили, мне понятно – беременная от любовника Анна продолжает разыгрывать беспроигрышную карту чистоты и духовности. Принцип прост: гадость делай, но краснеть не забывай.

Мне здесь интересно другое – как она ловко воспользовалась моментом и                приписала себе то, чего в ней не было и в помине! Ведь она сказала Вронскому правду (редкий случай, кстати) – она действительно и не думает о муже, не мучается им, не переживает из-за него, ей на него глубоко наплевать!».

А мне интересно третье – сама НВЮ постоянно гадости творит, краснеет ли она? Анна                уже давно не любит мужа, скоро она будет его ненавидеть и брезговать им. И скажет ему об этом прямо.

НВЮ: «Но Вронский уже успел уверовать в её святую доброту и сердечность (помните разговор у Бетси про Кити?), поэтому её слова («я не думаю о нём. Его нет») он приписывает её высокой скромности, её духовному совершенству («Ты говоришь не искренно. Я знаю тебя. Ты мучаешься и о нём») и горячо уверяет  её в обратном.
Но то, что Анна действительно мучается и о муже, об этом она сама говорит Стиве.

ЛНТ: «– Я слыхала, что женщины любят людей даже за их пороки, – вдруг  начала Анна, – но я ненавижу его за его добродетель. Я не могу жить с ним.  Ты пойми, его вид физически действует на меня, я выхожу из себя. Я не могу,  не могу жить с ним. Что же мне делать? Я была несчастлива и думала, что  нельзя быть несчастнее, но того ужасного состояния, которое теперь испытываю, я не могла себе представить. Ты  поверишь ли, что я, зная, что он  добрый, превосходный человек, что я ногтя его не стою, я все-таки  ненавижу его.  Я ненавижу его за его великодушие. И мне ничего не остается, кроме...» (ч.четвёртая, гл. XXI, стр.411).

Но вернёмся к разговору Анны и Вронского во время свидания на веранде дачи.

ЛНТ:  «– Из всякого положения есть выход. Нужно решиться, – сказал Вронский.  –  Все лучше, чем то положение, в котором ты живешь. Я ведь вижу, как ты  мучаешься всем, и светом, и сыном, и мужем.
– Ах, только не мужем, – с простою усмешкой сказала она. – Я не знаю, я
не думаю о нём. Его нет.
– Ты говоришь неискренно. Я знаю тебя. Ты мучаешься и о нём.
– Да он и не знает, – сказала она, и вдруг яркая краска стала выступать
на её лицо; щеки, лоб, шея её покраснели, и слёзы  стыда выступили ей на
глаза.  – Да и не будем говорить об нём» (ч. вторая, гл. XXIII, стр.194).

НВЮ: «И вот эта-то фраза – фраза матерого манипулятора! – также самоуверенно и бездумно немедленно кладется нерадивыми критиками в копилку против Алексея Александровича. А между тем это не первый разговор о разводе, который начинает Вронский. Однако, каждый раз, как только он заводил об этом разговор, он наталкивался на странное недоумение с её стороны, как будто она и понятия не имела о такой процедуре, как развод, и как будто она никак не могла понять, о чем он вообще ей говорит.

Но это еще не всё. Вронский отчетливо чувствовал – «как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в себя и выступала другая, странная, ЧУЖДАЯ ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор».

Вот и еще одна, совершенно ясная подсказка Толстого истинной сущности Карениной. Две женщины. Одна – добрая, искренняя, глубоко чувствующая. Правда ли это? Нет. Такой она всего лишь показывает себя Вронскому. Но он ей верит, вот почему такую он называет настоящей. И другая – странная, и даже не ЧУЖАЯ, а ЧУЖДАЯ (колоссальная разница!), которая вызывает в нем страх и которую невозможно любить. Кстати, именно чуждой называла Каренину и Кити.

Трюк «Чужая и чуждая – колоссальная разница!»
НВЮ ради развлечения подбрасывает читателю очередной трюк и даже не сомневается, что читатель-потребленец проглотит и его. Любой словарь русского языка скажет, что слова чужая и чуждая несут одинаковую смысловую нагрузку и приведет примеры из русской литературы. Я же приведу примеры из «Анны Карениной». Начну с предложения, где Толстой яснее ясного показал, что слова чужой и чуждый синонимы, то есть взаимозаменяемы.

ЛНТ: «Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше  любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно ЧУЖОЙ  и ЛИШНИЙ. Он показался ему ещё тем более ЧУЖДЫМ и  ЛИШНИМ, что, когда Левин подошёл к крыльцу, у которого  собралась вся оживленная толпа больших  и детей…» (ч. шестая, гл. VI, стр. 540). 

Вот ещё примеры со словами ЧУЖОЙ и ЧУЖДЫЙ:
1)Долли в разговоре со Стивой: «Если мы и останемся в одном доме – мы ЧУЖИЕ» (ч. первая, гл. IV, стр. 35).

2) Лёвин сделал Кити предложение, она отказала. «Как за минуту тому назад                она была близка ему, как важна для его жизни! И как теперь она стала ЧУЖДА и далека» (ч.первая, гл. XIII, стр. 67).

3) «Он не только не любил семейной жизни, но в семье и в особенности в муже, по тому общему взгляду холостого мира, в котором он жил, он представлял себе нечто ЧУЖДОЕ, враждебное, а всего более – смешное» (ч. первая, гл. стр. XVI, 75) .

4) «Анна также знала, что искусство было по его натуре совершенно ЧУЖДО                ему» (ч.первая,  гл. XXXVI, стр. 124). 

5)«Переноситься мыслью и чувством в другое существо было душевное действие, ЧУЖДОЕ Алексею Александровичу (ч. вторая, гл.VIII стр. 153).

6) Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, ЧУЖДОЙ Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода  (часть третья, глава XII, стр. 274).

7) «Лай собак показал, что карета проехала в деревню, – и остались вокруг пустые поля, деревня впереди и он сам, одинокий и ЧУЖОЙ всему, одиноко идущий по заброшенной большой дороге» (ч. гл. стр. 275).

8) «Мысль искать своему положению помощи в религии была для неё, в которой была воспитана, так же ЧУЖДО, как искать помощи у самого Алексея Александровича» (ч. третья, гл. XVстр. 285).

9) «Она никогда не испытает свободы любви, а навсегда останется преступною женой, под угрозой ежеминутного обличения, обманывающею мужа для позорной связи с человеком ЧУЖДЫМ, независимым, с которым она не может  жить одною жизнью» (ч. третья, гл. стр. 290).

10) «Положение нерешительности, неясности было все то же, как и дома; еще                хуже, потому что нельзя было ничего предпринять, нельзя было увидеть                Вронского, а надо было оставаться здесь, в ЧУЖДОМ и столь противоположном её настроению обществе» (ч. третья, гл. XVI, стр. 291).

11) Все это делалось не потому, что кто-нибудь желал зла Левину  или
его хозяйству; напротив, он знал, что его любили, считали  простым  барином
(что есть высшая похвала); но делалось это только потому, что  хотелось
весело и беззаботно работать, и интересы его были им не только ЧУЖДЫ и
непонятны, но фатально противоположны их самым справедливым  интересам (ч. третья, гл. XXIV, стр. 316).

12) «Каренины, муж и жена, продолжали жить в одном доме, встречались                каждый день, но были совершенно ЧУЖДЫ друг другу» (ч. четвёртая, гл. I, стр.344).
         
13) И Левина охватило новое  чувство  любви  к  этому  прежде  ЧУЖДОМУ  ему
человеку, старому князю, когда он смотрел, как Кити долго и  нежно  целовала его мясистую руку – (ч. шестая, гл. XV, стр. 391).

Вот так НВЮ потешается над читателем! Не верится, что НВЮ не знала, что слова                чужая и чуждая взаимозаменяемы. Кстати, в романе Толстого слова чужая и чуждая встречается довольно часто. Но НВЮ читала роман Толстого либо по диагонали, либо галопом, потому хотя многое и видела, но не хотела видеть.

НВЮ:  «Которая же из них настоящая? Вторая. Об этом нам говорят поступки Анны. И они еще многое нам скажут о ней. И однажды Вронский тоже это поймет. А пока разговор между ними продолжается. И на этот раз Вронский говорит на удивление не робко, как в прошлые разы, а довольно уверенно – и Анна чувствует это…
Вот Вронский снова убеждает её, что отныне они не могут оставаться в прежнем положении. Но что же делать? – снова удивляется она все с тою же «легкою насмешливостью». Вронский предлагает ей всё рассказать мужу и уйти от него. В ответ на это в её глазах зажигается «злой свет», и она с неприятной издевкой (поразившей Вронского) начинает пародировать голос и манеры мужа, представляя, что он ей скажет в ответ, и сводя всё к тому, что он её ни за что не отпустит, а скандал хладнокровно замнёт.

« … и злой свет зажегся в её за минуту пред этим нежных глазах. – «А, вы любите другого и вступили с ним в преступную связь?»

После чего снова поливает мужа ложью и грязью: «Это не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится». Зачем же она чернит мужа? Потому что она перед ним виновата – и именно ему она не может этого простить («не прощая ему ничего за ту страшную вину, которою она была пред ним виновата»). И дело здесь не только в измене. А еще и в том, что Алексей Александрович является её полным антиподом – на его белом слишком видно её черное, и это её неимоверно раздражает».

Какая же страшная вина у Анны перед Карениным? То, что она полюбила? Так это не вина, для Анны это и беда, и счастье. То, что изменила? Так измена измене рознь. Девять лет Анна Аркадьевна была верной супругой, хотя, как и многие замужние женщины, при необходимости могла обеспечить себе постоянные любовные связи на стороне. Не изменяла мужу, хотя не любила, а только терпела. По жизни они были антиподами. И Анне Аркадьевне приходилось приспосабливаься к мужу.               

ЛНТ: «Анна Аркадьевна читала и понимала, но ей неприятно было читать, то есть следить за отражением жизни других людей. Ей слишком самой  хотелось жить (ч. первая, гл. XXIX, стр. 114)».
ЛНТ: «Всю жизнь свою Алексей Александрович прожил и проработал  в сферах служебных, имеющих дело с отражениями жизни. И каждый раз,  когда он сталкивался с самою жизнью, он отстранялся от неё» (ч. вторая, гл.  VIII, стр.152). 

Далее НВЮ становится защитником для Каренина и судьёй для Анны.  После посещения салона Бетси Тверской Анна едет в сад Вреде для встречи с Вронским. Они должны решить, что делать дальше, как себя вести.


Трюк «Остаться хорошей в глазах сына»
НВЮ: «Итак, Вронский снова и снова убеждает её, что прежде надо всё сказать мужу, а уж потом действовать исходя из тех мер, которые этот, по представлению Анны, якобы холодный расчетливый себялюбец предпримет. Он даже согласен бежать с ней! Но она упорно сопротивляется. Нет-нет, она не хочет никуда бежать. И она не хочет уходить от мужа. Да почему же?! – удивляется Вронский. А потому, отвечает она, что она хочет остаться хорошей в глазах сына»

НВЮ врёт. Причём нагло, в открытую.  Вот этой фразы «А потому, отвечает она, что она хочет остаться хорошей в глазах сына» – в романе Толстого нет. Это так оригинально НВЮ внесла свою лепту в создание мирового шедевра.

ЛНТ: «… Я предупреждал вас о последствиях в религиозном, гражданском и семейном отношениях. Вы не послушали меня. Теперь я не могу  отдать позору свое имя… – и своего СЫНА – хотела она сказать, но СЫНОМ она не могла шутить… – позору свое имя», и еще что-нибудь в таком роде, – добавила она.

Вообще он  скажет со своею государственною манерой и с ясностью и                точностью, что он не может  отпустить меня, но примет зависящие от него                меры остановить  скандал. И сделает спокойно, аккуратно то, что скажет.                Вот что будет. Это не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится,  –  прибавила она, вспоминая  при  этом Алексея Александровича со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить  и его характера и в вину ставя            ему все, что только могла  она найти в нём нехорошего, не прощая ему ничего                за ту страшную вину, которою она была  пред ним виновата (ч. вторая, гл. XXIII, стр. 195).

Анна не ошиблась. Каренин не отпустил беременную жену к любовнику и, предложив ей «золотой мост», оставит её при себе. И эта «злая машина», рассердившись, у адвоката согласится подкупить лжесвидетелей против Анны (глава 15-«Визит к адвокату. Роды. Катарсис»).

ЛНТ: « – Но, Анна, – сказал Вронский убедительным, мягким  голосом,   стараясь успокоить её, –  все-таки необходимо сказать ему, а потом уж  руководиться тем, что он предпримет.
 – Что ж, бежать?
 – Отчего ж и не бежать? Я не вижу возможности продолжать это. И не для себя, –  я вижу, что вы страдаете.
– Да, – продолжала она, – сделаться вашею любовницей и погубить все…

Она опять хотела сказать: СЫНА, но не могла выговорить этого слова.
Вронский не мог понять, как она, со своею сильною, честною натурой, могла переносить это положение обмана и не желать выйти из него; но он не догадывался, что главная причина этого было то слово СЫН, которого она не могла выговорить.

Когда она думала о СЫНЕ и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы все оставалось по-старому и чтобы можно было забыть про страшный вопрос, что будет с СЫНОМ» (ч. вторая, гл. XXIII, стр.195).

Почему НВЮ потешается над читателем? Почему скрыла от читателей, что Вронский не догадывался, что главная причина отказа было то слово СЫН, которого она не могла выговорить? Да потому что НВЮ считает, что читателям не положено знать, что Анна любит сына, что она не может жить без сына.  Трюк «Остаться хорошей в глазах сына» такой же надуманный, как «Нечестная рулетка», «Тройной секс», «Колоссальная разница».

НВЮ: «Неужели она так любит сына? Нет. Она вообще не любит своего сына. Но остаться хорошей в его глазах ей очень и очень надо».

Кому верить? Толстой на всём протяжении романа, начиная с главы XVIII части первой рассказывает о том, что Анна любит сына, заботится о нём, переживает за него (стр. 80, 92, 120, 121,195 и т.д.)  НВЮ на всём протяжении романа НВЮ внушает читателю обратное. Кому верить?

НВЮ:  «Потому что одно дело, когда муж и сын отворачиваются от тебя – тогда ты исчадие ада, и уже никто в этом не сомневается. А другое дело, когда сын противопоставлен отцу – тогда вопрос об исчадии остаётся спорным, а любой спор можно однажды и выиграть. Но дело даже не в этом, а в том, что она просто не хочет развода – вот и всё, и в ход идут любые отговорки, их миллион, и позже мы их все обязательно прочитаем».

Зачем откладывать на позже, если сейчас можно привести хотя бы одну отговорку из обещанного миллиона?!

НВЮ:  «В итоге она просит Вронского никогда больше не говорить с ней о разводе, всё предоставить ей и слушаться её. На всякий случай она выражает                ему соболезнование, что ради неё он погубил свою жизнь (на самом деле это                она делает всё, чтобы погубить его жизнь, но ему она, конечно, внушает обратное). И он тут же начинает снова испытывать чувство вины за то, что она всем для него пожертвовала, и начинает казнить себя за то, что это из-за него                она так несчастна».

НВЮ врёт. «На всякий случай она выражает ему соболезнование…» – этого предложения у Толстого нет, это фантазия НВЮ.  И вообще слово соболезнование обычно применяют при потере человека. В данном случае уместнее заменить его синонимом:  жалость, сочувствие, участие, сострадание.

ЛНТ: «– Я знаю, – перебила она его, – как тяжело твоей честной натуре  лгать,
и жалею тебя. Я часто думаю, как для меня ты погубил свою жизнь.
– Я то же самое сейчас думал, – сказал он, – как из-за  меня  ты  могла
пожертвовать всем? Я не могу простить себе то, что ты несчастлива.
            
 –Я несчастлива? – сказала она, приближаясь к нему и с восторженною
улыбкой любви глядя на него, – я – как голодный человек, которому дали есть.
Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему, но  он  не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое счастье...

Взгляд её зажегся знакомым ему огнём, она быстрым движением подняла свои  красивые, покрытые кольцами руки, взяла его за голову, посмотрела на  него долгим взглядом и, приблизив своё лицо с открытыми, улыбающимися губами, быстро поцеловала его рот и оба глаза и оттолкнула» (ч. вторая,  гл. XXIII,                стр. 196).

Где здесь: «И он тут же начинает снова испытывать чувство вины за то, что она всем для него пожертвовала, и начинает казнить себя за то, что это из-за него она так несчастна»?

НВЮ будет утверждать, и не однажды, что Анна (уже беременная)   хочет убить Вронского – отца своего будущего ребёнка! Человека, которого она искренне любит. Вот так НВЮ переписывает роман Толстого по своему усмотрению.

НВЮ:  «Чувство вины, на которое был накрепко закодирован Вронский в их первую интимную связь, отныне вбито в него намертво. Он уже никогда не сможет оставить её – даже тогда, когда розовые очки спадут с него и он увидит, наконец, настоящую, кошмарную сущность этой женщины».               

Ха-ха-ха, то Анна вонзается в Кити, то Анна намертво кодирует Вронского. Анна не вампир и не гипнотизер. Вронский не сможет оставить Анну, потому что любит её.                И на протяжении всего романа словами и поступками доказывает свою любовь.

НВЮ:  «Однако пора на скачки! Вронский уезжает. Но зато приезжает муж.  «Вот некстати; неужели ночевать?» – подумала она, и ей так показалось ужасно и страшно все, что могло от этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом вышла к нему навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа лжи и обмана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная, что скажет».

Ну, то, что Анна начинает убедительно лгать ни минуты не задумываясь, для нас уже не новость. Ложь и обман привычны и легки ей. Она беременна, она только что демонстрировала Вронскому страшную депрессию и дрожание рук – и вот она уже мило щебечет при виде мужа. И по её радостному виду ни за что и не догадаешься, что эта женщина была в такой печали лишь час назад. Да, Анна умеет и показывать, и скрывать то, что считает нужным показать или скрыть. «Она говорила очень просто и естественно», подчеркивает Толстой, только слишком много (частая ошибка лжецов: стараясь скрыть ложь, они становятся слишком говорливы).


Спала ли Анна с мужем, прекрасно совмещая его и Вронского?
НВЮ:  «С ложью всё понятно. А вот что же ей могло показаться таким ужасным и страшным, что могло выйти от этого? И от чего от этого? От внезапного приезда мужа и его решения остаться здесь ночевать, если он того пожелает? Но ведь спала же она с ним ещё не так давно, прекрасно совмещая его и Вронского, и ничего ужасного в этом не было, её даже сны эротические на данную тему посещали. Или…».

Это нахальное бесстыдство НВЮ я уже не знаю, как правильно назвать по-русски! Она как одна  из бяззубых старух Высоцкого разносит слухи по углам. Сплетничает. Никогда Анна Аркадьевна не спала с мужем, прекрасно совмещая его и Вронского, как утверждает НВБ. Никогда! А что говорит Толстой?

С того самого зимнего вечера, когда Анна и Вронский в салоне Бетси Тверской, уединившись, сидели у стола и о чём-то оживлённо говорили, и Вронский, провожая её до кареты,  признался ей в любви, дома  муж тщетно пытался вызвать Анну на откровенность. Вот с тех пор внешние отношения их остались прежними. А отношения не внешние, а внутри семьи т.е. интим? Интимные отношения прекратились, тем более что Каренин ещё более был занят, чем прежде.

ЛНТ: «Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же,  как и прежде. Единственная разница состояла в том, что он ещё более был занят, чем прежде (ч. вторая, гл. XXVI, стр. 205).

Слово прежде разделило время в семье Карениных на две части. Прежде – это до ночного разговора супругов, когда Анна не захотела поделиться с мужем, как она рассказывала прежде.  Так что теперь супруги поддерживали лишь внешние отношения. Вместе они не спали, интима отсутствовал.
Какое календарное время определяет это прежде? В тот поздний холодный вечер, когда Вронский провожал её до кареты, Анна была ещё в шубке, значит – было холодно, был ранний март, потому что из Москвы Анна и Вронский возвратились в конце февраля.

ЛНТ: «Алексей Александрович, просидел полчаса, подошел к жене и предложил ей ехать вместе домой; но она, не глядя на него, отвечала, что  останется ужинать. Алексей Александрович раскланялся и вышел. Старый, толстый татарин, кучер Карениной, в глянцевом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей  стоял, отворив  дверцу. Швейцар стоял, держа наружную дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши голову, слушала с восхищением, что говорил, провожая её, Вронский.
 – Вы ничего не сказали; положим, я ничего и не требую, – говорил он,  –
но вы знаете, что не дружба мне нужна, мне возможно одно счастье в жизни,
это слово, которого вы так не любите... да, любовь...
 – Любовь... - повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг, в то
же время, как она отцепила кружево, прибавила:
–Я оттого и не люблю этого слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы  можете понять, – и она взглянула ему в лицо. – До свиданья!
          
Она подала ему руку и быстрым, упругим шагом прошла мимо швейцара и
скрылась в карете. Её взгляд, прикосновение руки прожгли его. Он поцеловал       свою ладонь  в том месте, где она тронула его, и поехал домой, счастливый  сознанием того, что в нынешний вечер он приблизился к достижению своей цели более, чем в два последние месяца» (ч. вторая, гл. VII, стр. 151).

Каренин уехал на воды за границу с установлением ранней весны в апреле 1872 года, вернулся в июле и тот час же окунулся в работу. Анна вместе с сыном переехали на дачу в Петергоф, а он остался в Петербурге. Как и в прежде, Анна в доме Каренина выполняла работу экономки.
 
В средине августа на красносельском ипподроме намечались офицерские скачки. Старший брат Вронского перед началом скачек передал Вронскому письмо и просьбу матери переговорить с ним.

ЛНТ: «Она (т.е. мать Вронского) не видала его со времени его неожиданного  отъезда из Москвы и через старшего сына требовала, чтоб он приехал к ней»      (ч. вторая, глава XVIII, стр. 281).

Вронский неожиданно выехал из Москвы в конце февраля 1872 года и до середины августа не виделся с матерью.

ЛНТ: «Со времени своего возвращения из-за границы Алексей  Александрович  два раза был на даче. Один раз обедал, другой раз провел вечер с гостями, но  ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это в прежние годы… В день скачек Каренин решил заехать на дачу потому, что решил себе бывать у неё в неделю раз для приличия. Кроме того, в тот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному  порядку, на расход деньги (ч. вторая,    гл. XXVI, стр. 207).

НВЮ врёт. Не спала Анна Аркадьевна по очереди то с мужем, то с любовником – это всё досужие сплетни НВЮ. Потому что интим у супругов Карениных кончился до отъезда мужа за границу, т.е. в апреле. А Каренин вернулся в июле и ни разу не ночевал на даче. На даче Анна жила с сыном.
                Автор сценария-эссе:  «Или она решила не предупреждать Вронского о том, что придет муж.


ТРЮК Поцелуй постылого мужа
В «Введении. Мифы  о Каренино» в главе1-«Стравливание мужа и любовника»
НВЮ подробно описала попытку Анны якобы организовать дуэль между мужем и любовником. С какой целью?  Один будет убит, другой сядет в тюрьму, Анна останется богатой и свободной.

Почему НВЮ считает, что Анна решила стравить мужа с любовником? На этот вопрос НВЮ отвечает так «… эта мысль Анны – стравить мужа с любовником, ни о чём последнего не предупреждая, – появится в романе ещё раз. Поэтому и в данном случае эта версия мне кажется ей наиболее вероятной».

Но ведь мысль стравить мужа с любовником это лично  мысль НВЮ. И только лишь, потому что мысль Анны – стравить мужа и любовника появится в романе в дальнейшем ещё раз, то и сейчас НВЮ эта версия ей кажется наиболее вероятной. Вот такие чудеса!

Зачем НВЮ тему стравливания мужа и любовника НВЮ мусолит дважды? Чтобы набрать больше страниц своего опуса. Поэтому я не буду повторяться, но добавлю один момент: «На прощание она протянула Алексею Александровичу руку, и он поцеловал руку».

Нервы Анны были натянуты до предела, она была в шоке: она смотрела ему вслед – уехал. Вопрос о том, будет ли ночевать муж на даче, повис в воздухе.  И Анна осознала поцелуй постылого мужа на руке только после того, как перестала его видеть – и вздрогнула от отвращения. 

ЛНТ: «Как только она перестала видеть его, она почувствовала то место на руке, к которому прикоснулись его губы, и с отвращением вздрогнула.
«…никогда после без мучительной боли стыда Анна не могла вспоминать всей этой короткой сцены» (ч. вторая, гл. XXVII, стр.210, 211).

А вот эту концовку автор эссе не показала: незачем читателям знать о мучительной боли стыда Анны. Трюк «Стравить мужа с любовником» такой же нечестный, как и другие трюки автора эссе. Они ещё повеселят читателей.

8. ПРОИСШЕСТВИЕ НА СКАЧКАХ. ПРИЗНАНИЕ МУЖУ
НВЮ: «На скачки едут все, и Алексей Александрович тоже – нельзя не поехать. Он думает о том, что там будет Вронский, любовник его жены. И его жена, любующаяся своим любовником. Алексей Александрович ни за что бы не поехал туда. Но там будет государь… Стало быть, он обязан.
ВВЮ так уверенно пишет «Алексей Александрович ни за что бы не поехал туда», что создаётся впечатление, что Каренин лично сообщил НВЮ причину своего нехотения.            

НВЮ задаёт вопрос читателю о благосклонном выжидания Каренина, о его заискивании  перед сильными мира сего и тут же сама уверенно отвечает на свой вопрос: «Выжидали. И ещё как». Зачем она унижает читателя, задавая ему вопросы и сама отвечая на свои вопросы? А потом ещё и отчитывает читателя, забалтывая его и навязывая ему своё мнение.

НВЮ: «И можете ли вы на основании этого согласиться с тем, что вы плохой человек, что высокие соображения отныне вам чужды, а любовь к просвещению и ваши религиозные убеждения всего лишь средство, чтобы произвести нужное впечатление на нужных людей?
Да никогда в жизни вы с этим не согласитесь! Но тогда почему же вы так бездумно соглашались с теми критиками, которые делали именно такой вывод в отношении Алексея Александровича, причем вывод, основанный исключительно на предвзятом мнении Анны, озабоченной лишь тем, какой бы еще предлог ей выдумать, чтобы оправдать вдруг вспыхнувшую ненависть к мужу, который ничего плохого ей не сделал, а старался всегда её понимать и жалеть?»

И это говорит аналитик. Таким образом НВЮ расписалась в своём бессилии, как говорили древние греки. Если НВЮ считает себя аналитиком, её прямой долг объяснить читателю причину вдруг вспыхнувшей ненависти к мужу.

Не обязательно ненавидеть человека, который ничего плохого не сделал. Анна ненавидит мужа совсем не потому, что он сделал ей что-то плохое. НВЮ лжёт, что не понимает разногласий супругов. Ведь недаром же она в самом начале опуса решила не освещать интимную сторону их жизни, иначе бы ей пришлось рассказать, что интим с человеком, у которого постоянно зябнут костлявые ноги, который не занимается спортом, который на двадцать лет её старше и по 3-4 месяца поправляет своё здоровье за границей – ей неприятен. Таким образом, НВЮ напрочь отмела версию сексуального голодания Анны.

НВЮ: «Нельзя сказать, что для Анны этот брак явился неравным: разница в возрасте существенна, однако не настолько, чтобы быть несчастной, а то и, не дай бог, сексуально неудовлетворенной женщиной. Кстати, об этом в романе нет ни слова, даже наоборот – весь уклад её жизни с мужем говорит об обоюдном покое и полном удовлетворении друг другом на протяжении многих лет» [Глава 8].

ЛНТ: «Они не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал о том, что я живая женщина, которой нужна любовь…

 … И он знает всё это, знает, что я не могу раскаиваться в том, что я дышу, что я люблю; знает, что, кроме лжи и обмана, из этого ничего не будет; но ему нужно продолжать мучать меня. Я знаю его, я знаю, что он, как рыба в воде, плавает и наслаждается во лжи» (ч. вторая, гл. XVI, стр. 288).

НВЮ: «Почему вы не заметили точной расстановки акцентов Толстого? А ведь                они есть. Вот они: Алексей Александрович и сам является для кого-то сильным                мира – и ему заискивающе кланяются. Но вот он сам встречается с вышестоящими чиновниками – и никакого заискивания! Он лишь, как нюансирует Толстой, старательно выжидает их взгляда в свою сторону».

Врёт НВЮ. У Каренина распределены улыбки по ранжиру:
а) снисходительно отвечал на заискивающие поклоны,
б) дружелюбно, рассеяно  здороваясь с равными,
в) и только старательно выждав  взгляда сильных мира и уж перед ними снимал  свою круглую большую, нажимавшую кончики его ушей  шляпу – самое настоящее заискивание(ч. вторая, гл. XXVIII, стр.211).  В общем, Каренин поступает, как говорится в русской пословицы: всем сестрам по серьгам – кому медные, кому серебряные, а кому и золотые.

НВЮ: «Да, не выпендривается, не держится с ними на равных – но это и невозможно и нельзя, ему бы никто этого и не позволил. Обычный чиновничий ранжир. Нисколько не отменяющий ни доброты, ни порядочности, ни чести, ни совести.

И еще заметим: если бы Анна и вправду так думала о муже, то ей не нужно                было бы в оправдание этого мнения постоянно сравнивать с ним себя – постоянно доказывая себе, что она лучше. И что же это за доказательства? Да весьма сомнительные: «Я дурная женщина, я погибшая женщина, – думала она, – но               я не люблю лгать, я не переношу лжи, а его (мужа) пища – это ложь. Он всё знает, всё видит; что же он чувствует, если может так спокойно говорить?»

Хм… Человек, который не любит лгать, который даже, как утверждает о себе               Анна, не переносит лжи, – такой человек и не лжет. Анна же делает это                постоянно. Во всем романе нет ни одного появления Анны, которое обошлось                бы без её лжи».

НВЮ врёт!  Опять и снова одни голословные обвинения. Без примеров, подтверждённых цитатами,  Алексей Александрович не лжёт?  Но солгал же он родному сыну, подтвердив слова графини Лидии Ивановне о том, что Анна умерла                (ч. пятая, гл. XXI, стр.487)

Согласился же Алексей Александрович в кабинете у адвоката заплатить ему за то, что адвокат предоставит в суд лжесвидетелей  о прелюбодеянии Анны.  Подготовил письмо и даже отыскал в портфеле Вронского три записки, как улику.               

ЛНТ: «–  Письма, без сомнения, могут подтвердить отчасти; но улики должны быть добыты  прямым  путем, то есть свидетелями. Вообще же, если вы  сделаете  мне  честь удостоить меня своим доверием, предоставьте мне же выбор тех мер, которые  должны  быть употреблены.  Кто хочет результата, тот допускает и средства» – это слова адвоката (ч. четвёртая, гл. V, стр. 359).

НВЮ:  «И только в последней сцене, решив покончить с собой, она говорит                о себе всю ужасную правду. Таким образом, она ещё и ещё раз приписывает                мужу то, что свойственно ей самой».

Да, Анне приходится лгать. И это противно её чистой душе, о чём так чутко чувствует любящее сердце  Вронского.

ЛНТ: «Он живо вспомнил все те часто повторявшиеся случаи необходимости лжи и обмана, которые были так противны его натуре;  вспомнил особенно живо не раз замеченное в ней чувство стыда за эту необходимость обмана и лжи (ч. вторая, гл.  XXI, стр.190).

НВЮ: «А вот о том, почему Алексей Александрович медлит, почему он никак не решится изменить ситуацию, мы уже говорили – он боится совершить ошибку, он боится, что его решение роковым образом подтолкнет его жену в еще большую пропасть, и он продолжает страдать и терпеть её выходки, не зная, как поступить. Всё это есть в романе, всё это многословно описано Толстым, поэтому достаточно лишь сопоставить эти слова Анны с описанием внутренних раздумий и сомнений Алексея Александровича, как тут же станет ясно, что Анна просто оговаривает мужа – в очередной раз. И это уже не удивительно.
Удивительно другое. С презрением отказывая мужу в уважении, она готова немедленно реабилитировать его в собственных глазах, но при одном условии: если он убьет Вронского! Её любимого, между прочим.

НВЮ врёт. НВЮ усиленно навязывает читателю мысль о том, что Анна хочет создать ситуацию для дуэли.  И это не смотря на то, что Лёв Толстой открыто сказал: «Ей никогда и в голову не приходила мысль о дуэли…» (ч. третья, гл. XXII, стр.309)

Ещё раз прочитаем этот отрывок:
«Убей он меня, убей он Вронского, я бы уважала его. Но нет, ему нужны только ложь и приличие», –   говорила себе Анна, не думая о том, чего именно она хотела от мужа, каким бы  она хотела его видеть». Толстой подчёркивает: «… не думая о том, чего именно она хотела от мужа, каким бы она хотела его видеть».

Но как она сможет уважать  мужа, если муж её убьёт?! Действительно, как?  Толстой подчеркнул: Анна говорила, не думая о том...

НВЮ: «Потрясающе, с какой легкостью она рассуждает о смерти Вронского –                и всего-то в обмен на уважение к ненужному ей человеку. Но до чего хороша              мысль! Вронский мертв (и бог с ним, найдем другого), убийца-муж в тюрьме,                а она свободна. Да уж не этого ли она добивается в глубине души, бесконечно провоцируя мужа?..

Мысль НВЮ о том, что Анна сталкивает любовника и мужа, чтобы произошла дуэль, не нова. Эту мысль подала сама НВЮ (см. гл. 1-Стравливание мужа и любовника), она сама смакует её, любуется, она забавляется этой мыслью. 

О приезде Каренина на дачу к Анне было рассмотрено уже дважды.  Зачем постоянные повторы? Во-первых, чтобы мысль, высказанная НВЮ, накрепко засела в сознании читателя. Во-вторых, повторы набирают количество страниц. О том, как Анна, горячо уговаривает мужа якобы остаться ночевать, рассмотрено выше. Повторю: Анна наводящими вопросами пыталась узнать  у мужа цель  приезда и его решение – останется он ночевать или после окончания скачек заедет только на чашку чая. А приезд мужа некстати потому,  что Анна ожидала в час ночи Вронского.

НВЮ: «Он уезжает. На прощание она протягивает ему руку, он целует ей руку,                и она испытывает отвращение к его поцелую. И тут внимание! Это отвращение                она испытывает не сразу – как только его губы прикоснулись к его руке, что было              бы в принципе естественной и неконтролируемой реакцией при соприкосновении с ненавистным объектом. Отвращение она испытывает только после того, как муж скрылся из виду! то есть спустя вполне определенное время – «как только она перестала видеть его, она почувствовала то место на руке, к которому прикоснулись его губы, и с отвращением вздрогнула». Таким образом, совершенно ясно, что истинно физиологического отвращения к мужу к ней нет и в помине. Что она искусственно вызывает в себе это отвращение, сознательно нагнетая в себе желанную ненависть к мужу».

ЛНТ: «Алексей Александрович поцеловал её руку. « – Ну, так до свиданья.                Ты заедешь чай пить, и прекрасно! – сказала  она и вышла, сияющая и весёлая. Но, как только она перестала видеть его, она почувствовала то место на руке, к которому прикоснулись его губы, и с отвращением вздрогнула (ч. вторая,                гл. XXVII, стр.211).

Рассмотрим реакцию Анны с точки зрения психологии. Каренин «…поцеловал                её руку…» – то есть губами произвёл тектильное ощущение. Оно характеризуется  длительностью  – то есть  временем, в течение которого сохраняется конкретное ощущение непосредственно после прекращения воздействия раздражителя. 
По отношению к продолжительности ощущений употребляются такие понятия, как латентный период реакции и инерция. При воздействии раздражителя на органы чувств ощущения возникают не сразу, а спустя некоторое время. Этот промежуток времени от момента подачи сигнала до момента возникновения ощущения называется латентным (скрытым) периодом ощущения. Причём, надо учесть, что Анна была в шоковом состоянии: ей так и не удалось узнать планы мужа. Так что искусственного физиологического отвращения к мужу у Анны Аркадьевны нет и в помине, муж ей действительно неприятен.

Аналогичную ситуацию Лёв Николаевич описал в части седьмой, гл. XVII на                стр. 679: «Когда же, наконец, Болгаринов с чрезвычайною учтивостью принял его, очевидно торжествуя его унижением, и почти отказал ему, Степан Аркадьич поторопился как можно скорее забыть это. И, теперь только вспомнив, покраснел                (ч. седьмая, гл. XVII, стр. 679).

НВЮ: «А теперь ещё раз внимание! После всего этого она едет с Бетси на скачки. Там будет Вронский. И, казалось бы, она вся в мыслях о нём. Муж где-то там ещё едет, а когда приедет и придет к ней в беседку, она будет откровенно и неприлично игнорировать его и вести себя с ним так, как будто его вообще не существует. Но это не так! …а она вся настроена на мужа! Она очень его ждёт!».

НВЮ врёт! Не будем ей верить, потому что Толстой говорит другое:
ЛНТ: «Два человека, муж и любовник,  были  для  неё двумя центрами жизни,                и  без  помощи  внешних чувств она чувствовала их близость» (ч. вторая,                гл. XXVIII, стр.211).

Тут уже не приём манипулятивной семантики, тут неприкрытая  ложь. НВЮ сама лжёт и при этом с пеной у рта убеждает читателя в том, что Анна лгунья.

НВЮ:  «Настолько, что даже ещё издалека, ещё не увидев его, уже почувствовала его приближение, а потом, не отрываясь следила за ним…Она ещё издалека почувствовала приближение мужа и невольно следила за ним в тех волнах толпы, между которыми он двигался». Вот как он был ей важен на этих скачках. И что же дальше? А дальше пойдут те самые неконтролируемые кривлянья с намеренной демонстрацией игнора».

Да, Анна знала о том, что Каренин будет на скачках, и ждала его, как ждут неизбежную неприятность, которую невозможно предотвратить.

НВЮ: «Муж проходит к ней в беседку. Ситуация несколько напрягается (благодаря Анне, понятное дело), но всё пока ещё более менее ничего. Анна замечает, что Алексей Александрович как-то чрезмерно оживлён и словоохотлив. И она тут же с готовностью списывает это на его равнодушие.

У Толстого насчёт «списывает это на его равнодушие» нет, это очередная импровизация НВЮ. Напряжённой ситуации тоже нет – очередная ложь НВЮ.

ЛНТ: «Каренин улыбнулся жене, …поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами» (ч. вторая, гл. XXVIII, стр.211).

«Она слышала этот  отвратительный,  неумолкающий голос мужа. Она мучалась страхом за Вронского, но еще более мучалась неумолкавшим, как ей казалось, звуком тонкого голоса мужа с знакомыми  интонациями» (ч. вторая, гл. XXVIII,     стр. 211-212).
 
НВЮ: «Однако всё совсем не так – Алексею Александровичу нестерпимо                больно и этими своими бесконечными разговорами сейчас он просто                пытается заглушить свою боль. Имя Вронского постоянно повторяют                вокруг. А жена откровенно не сводит с Вронского глаз. И вот он должен стоять                рядом и всё это видеть. Ну и что ему делать в такой ситуации? Но Анна не хочет понимать своего мужа. Да и не может, пожалуй. Она слишком лжива для того, чтобы понимать прямо противоположную ей натуру».

Вопрос по русскому языку.  Что это за натура, которая «прямо», но «противоположная».

ЛНТ: «Она не понимала и того, что эта нынешняя особенная словоохотливость Алексея Александровича, так раздражавшая её, была только выражением                его внутренней тревоги и беспокойства. Как убившийся ребенок, прыгая, приводит в движенье свои мускулы, чтобы заглушить боль, так для Алексея Александровича было необходимо умственное движение, чтобы заглушить те мысли о жене, которые в её присутствии и в присутствии Вронского и при постоянном повторении его имени требовали к себе внимания».

Словоохотливостью Алексей Александрович пытается заглушить свою душевную боль и тревогу. Точно так же, как во время приезда Каренина перед скачками, Анна Аркадьевна оживлением, улыбкой и беспрерывным разговором скрывала свой страх, пытаясь узнать решение мужа. За что НВЮ и решила уличить Анну в том, что она вела себя так потому, что хотела оставить его на ночь и столкнуть с Вронским, которому назначила свидание ночью. На время отвлечёмся от скачек и вернёмся на дачу Карениных.

ЛНТ: «Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах;   но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону её никакого  значения. Он слышал только её слова и придавал им только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во  всем  разговоре  этом  не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна  не могла вспомнить всей этой короткой сцены (ч. вторая, гл. XXVIII, стр.211).

А вот о мучительной боли стыда Анны НВЮ решила читателям не говорить.

НВЮ:  «Наконец объявляют заезд Вронского. И Анна превращается в сплошное демонстративное внимание – она бледнеет, судорожно сжимает веер и буквально боится дышать. В общем, все её поведение настоятельно говорит мужу о её огромной любви к Вронскому. Что это? Не может сдержать эмоций? Извините, не верю. А как же тогда ей удалось не только сдержать чувство отвращения к поцелую мужа, но и испытать это отвращение тогда, когда муж уж точно бы этого не заметил? А ведь отвращение – это сильнейшая эмоция! И почему сейчас, когда муж стоит рядом, она не может сдержать чувств, предоставляя мужу любоваться на них? Ну, хотя бы из жалости к мужу? Ну, хотя бы из сострадания к нему?»

НВЮ второй раз затрагивает тему о чувстве отвращения от поцелуя мужа, поэтому я не буду повторяться. Возвращаясь и повторяя пройденный текст, НВЮ набирает себе  строчки, пытаясь количеством страниц придать своему опусу статус литературного исследования.

НВЮ: «Вдруг Вронский упал. Анна громко ахнула – и вслед за тем «в лице Анны                произошла перемена, которая была уже положительно неприлична. Она                совершенно потерялась. Она стала биться как пойманная птица: то хотела встать                и идти куда-то, то обращалась к Бетси». Но Бетси не слышит её, и тогда муж      (который с великим напряжением держит себя в руках) внешне совершенно               спокойно учтиво предлагает ей руку, чтобы её увести – как она и сама хотела,               увести, чтобы не дать наблюдающим за всем этим сплетникам новой пищи для пересудов о ней, уберечь её от праздно любопытствующих взглядов. Ибо он                судит по себе, вот почему ему кажется, что её чувства к Вронскому искренни и               вряд ли бы она хотела выставлять свои переживания напоказ. И он спешит ей на помощь. Но… но Анна вдруг делает вид, что не слышит предложения мужа!

НВЮ врёт! И притом нагло! Как можно писать: «…делает вид, что не слышит предложения мужа!», тогда, как Толстой пишет: «…и не заметила  мужа».

ЛНТ: «… но Анна прислушивалась к тому, что говорил генерал, и не заметила  мужа» (ч. вторая, гл. XXIX, стр. 214).

НВЮ: « И её прилюдная истерика продолжается. Тогда муж, думая, что она и вправду не услышала его, предлагает ей руку во второй раз, но она «с отвращением                отстранилась от него и, не взглянув ему в лицо, отвечала: – Нет, нет, оставьте                меня, я останусь».

Через какое-то время приходит известие, что Вронский жив. Анна заплакала –                и тогда муж как бы случайно загородил её собой от любопытствующих…                После чего в третий раз предложил ей руку (ну и терпение у него). Но тут уже                Бетси, глядя на Анну и думая, что Анна всё ещё хочет остаться и ей нужна                помощь сообщницы, предлагает ей свою карету. И тут вдруг, к изумлению Бетси,                … Анна берет руку мужа и едёт с ним! Странное поведение».

Никакого изумления у Бетси не было – так у Толстого.  Всё же Каренин муж Анны,                и он сказал: «… я желаю, чтоб она ехала со мной . Анна испугано оглянулась, покорно встала и положила   руку на руку мужа»  (ч. вторая, гл. XXIX, стр.215). А теперь внимание! Насчёт того, что Анна игнорировала предложения мужа.

НВЮ:  «Почему же она так упорно отказывалась от помощи мужа, а потом                совершенно внезапно приняла её, отказавшись от помощи Бетси? И вообще                что за глупое поведение? Глупое? Или все-таки её импульсивность и нервность                были искренни? Все-таки страх за любимого…»
«Странное поведение», «глупое поведение» – и это счиает аналитик!!! Поведение Анны ни странное, ни глупое. Её поведение было подчинено условностям светского общества, поэтому-то Анна и должна была…  Уж это аналитику НВЮ надо знать.

ЛНТ:  «… и Анна должна была, как и всегда, отвечать и говорить; но она                была сама не своя и как во сне шла под руку с мужем»  (ч.вторая,  гл. XXIX,              стр.215).
НВЮ:  «Вот так всегда и бывает: манипулятору незачем самому искать                предлог – это за него с удовольствием делают другие. Разумеется, слёзы                манипулятора тоже бывают искренними. Но даже из самых искренних                своих слёз манипулятор обязательно извлекает выгоду – ровно в тот самый                момент, как из его глаз показалась первая горестная слезинка. Такова его                природа».

НВЮ прекрасно знает  природу манипулятора, видимо, не однажды на людях проводила эксперименты. Она знает о манипуляторах всё,  в том числе и  пути-выходы при сложных ситуациях.  И надо отдать ей должное: сама НВЮ манипуляторша высочайшего класса.

НВЮ:  «Поведение Анны на скачках – импровизация чистой воды. Она ведь не знала, что Вронский упадет. Но он упал. А рядом муж. Которому она с удовольствием трепала нервы еще задолго до того, как любовник упал с лошади, и это уже не было импровизацией, ибо нервы мужу она с удовольствием треплет давно и успешно».

Да, она не знала, упадёт Вронский или нет. Но знала, что некоторые падали, кто-то                даже убился. Об этом знала не одна она, об этом знали все присутствующие. Многие                были недовольны и не скрывали этого. И даже император был недоволен.

НВЮ: «В сущности, Каренина, как и всякий одержимый природной злобностью                и беспричинной ненавистью человек, обыкновенный энергетический вампир.                Она питается тем, что выводит человека из себя, любым методом. В случае                с мужем она могла бы солгать (как делали все) или, наконец, сказать правду                и тем избавить его от пытки. Но она выбирает третий путь – путь манипулятора:                она и не лжет, но и не говорит правду, при этом усиленно выставляя свои                отношения с любовником напоказ. И этот путь даёт ей сразу две выгоды:                долгосрочную пыточную перспективу и возможность вернуться, если не                заладится с Вронским».

На протяжении всего опуса ВНЮ обзывала Анну лгуньей. И вдруг упрекает за то, что в случае с мужем она могла бы солгать (как делали все).  В общем, что бы Анна Аркадьевна ни делала, как бы себя ни вела – всё плохо, всё не по нраву НВЮ, она обязательно найдётся, к чему привязаться.  Ей, как злой свекрови, ничем не угодишь.

НВЮ: «Однако дело ещё и в том, что Анна глупа. Да, пошло глупа, и в свое                время это подметит Константин Лёвин – подметит не скрываясь, в разговоре                со Стивой, и вовсе не желая её этим обидеть. Просто констатируя факт».

НВЮ назвала Анну глупой. И вдруг эта глупая Анна якобы просчитывает план на получение двух выгод: «долгосрочную пыточную перспективу и возможность вернуться, если не заладится с Вронским». Прокол НВЮ – получается, что Анна не так уж глупа, как мечтает о том НВЮ. А вот насчёт Лёвина.
               
ЛНТ: Реакция Лёвина совершенно другая: «Следя за интересным разговором,     Лёвин  все время любовался ею  –  и красотой её, и умом, образованностью, и вместе простотой и задушевностью. Он слушал, говорил и всё время думал о ней,                о её внутренней  жизни, стараясь угадать её чувства. И, прежде  так  строго  осуждавший  её, он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал                её и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает её. Какая удивительная, милая и жалкая женщина», –  думал  он,  выходя  со
            Степаном Аркадьичем на морозный воздух.
 – Ну, что? Я говорил тебе, – сказал ему Степан  Аркадьич, видя, что Лёвин был                совершенно побеждён.
 – Да, – задумчиво отвечал Левин, – необыкновенная женщина! Не то что умна, но сердечная удивительно. Ужасно жалко её!» (ч. седьмая, гл .X, XI, стр.659, 660). 

НВЮ врёт! Где здесь НВЮ нашла, что Анна пошло глупа, как подметил Лёвин? НВЮ обязана  извиниться перед читателем за своё постоянное враньё.

НВЮ: «А потому в её жизни существует только одна маленькая глупая не цель даже, а жажда – заставить одних людей дергаться, держать их на мушке, водить их на нитке, упиваясь своим могуществом, и в связи с этим вынуждая других людей всё время говорить о себе, упиваясь своим величием. Вот здесь-то и начинается импровизация».

«…заставить одних людей дергаться.., упиваясь своим могуществом». О людях НВЮ говорит во множественном числе. Каких именно людей – назовите имена!
«…вынуждая других людей всё время говорить о себе, упиваясь своим величием». Каких именно людей – назовите имена!

НВЮ: «В начале скачек у неё только одна цель – поиздеваться над мужем и продемонстрировать свою вседозволенность и безнаказанность другим».

Поиздеваться, продемонстрировать – НВЮ показывает Анну во всевооружении и в воинственном духе. Тогда как у Толстого Анна боится мужа.

ЛНТ: «Анна испугано оглянулась, покорно встала и положила   руку на руку мужа»  (ч. вторая, гл. XXIX, стр.215). «Вот оно, объяснение» –  подумала она, и ей стало страшно». И  отвечать мужу Анна будет с трудом скрывая испытуемый страх  (ч. вторая, гл. XXIX, стр.216). 

НВЮ: «Это совершенно нездоровый, болезненный и чрезвычайно пустой принцип, в основе которого нет ничего, кроме желания противостоять. С этим  еще не раз столкнется её муж: она потребует развода (чужими руками) – и он согласится дать развод. Ах он согласен? Ну, тогда не надо развода! Она потребует сына – и муж согласится. Ах, он опять согласен? И она немедленно забудет про сына. Также этот принцип срабатывает в тех случаях, когда ей предлагается именно помощь – отказом от этой помощи она как бы демонстрирует, что такая женщина, как она, не может нуждаться в чьей-либо помощи.

Вот тут-то НВЮ представился случай показать свои блестящие способности психоаналитика, потому что Толстой ясно показал, почему Анна отказалась от                развода и почему не взяла с собой сына при отъезде с Вронским в Италию. Печально,       что НВЮ упустила такой выгодный для неё случай ошеломить читателей, продемонстрировав им свои знания.

НВЮ: «Она думает о Вронском. Бедный, как он там, здоров ли? ах! она так волнуется за него!.. Конечно, вряд ли он теперь, после всего этого, придет к ней сегодня ночью. Так что же получается, она зря так усиленно уговаривала мужа остаться у неё ночевать?.. А что если он теперь и вправду останется?! Она-то ведь хотела, чтобы пришли оба! Но если Вронский не придет, то зачем ей муж этой ночью?! И она демонстративно насмешливо улыбается словам мужа».

НВЮ уже не говорит, она стенает. Она заламывает руки, как актёры в театрах Древнего Рима, так ей ненавистна Анна. Эта глупая, пошлая, недалёкая Анна (далее идёт перечень червивости Анны), которая  не слышит крика о помощи, стона последней надежды мужа, а только демонстративно насмешливо улыбается его словам. И он торопится беспомощно намекнуть ей на это.

НВЮ: «– Может быть, я ошибаюсь, – сказал он. – В таком случае я прошу извинить меня.
  – Нет, вы не ошиблись, – сказала она медленно, отчаянно взглянув на его           холодное лицо. – Вы не ошиблись. Я была и не могу не быть в отчаянии. Я слушаю вас и думаю о нем. Я люблю его, я его любовница, я не могу переносить, я боюсь, я ненавижу вас... Делайте со мной что хотите.
И, откинувшись в угол кареты, она зарыдала, закрываясь руками».
 
Наконец-то Анна Аркадьевна прямо в лицо сказала мужу, что она его боится и ненавидит. И он ещё ей отплатит за её откровенное признание.

НВЮ: «– Да, это был смертельный удар. «Алексей Александрович не    пошевелился и не изменил прямого направления взгляда. Но все лицо его                вдруг приняло торжественную неподвижность мертвого, и выражение это не изменилось во всё время езды до дачи».

И только уже возле дачи он – убитый, осмеянный, опозоренный человек –                сказал ей последнюю, уже никому не нужную и из-за этого тоже немного смешную фразу, которую теперь он только и мог ей сказать:

«– Так! Но я требую соблюдения внешних условий приличия до тех пор, – голос его задрожал, – пока я приму меры, обеспечивающие мою честь, и сообщу их вам».

Он высадил её, развернул карету… Ну и наплевать. Она проходит в дом.
Вскоре от Бетси приходит записка: «Я послала к Алексею узнать об его
здоровье, и он мне пишет, что здоров и цел, но в отчаянии». Надо же, как Бетси торопится обрадовать подругу хорошей вестью, да она и впрямь уверена, что Анна всерьёз переживает из-за любовника!».

У НВЮ одна навязчивая мысль – о совокуплении Анны с Вронским. Заставив
Анну плеваться, НВЮ укоряет её в бездушии к ушибам Вронского. Якобы у бездушной Анны нет ни единой мысли о тяжелом душевном состоянии Вронского, никакого сочувствия к нему, никакого желания утешить и пожалеть – н-и-ч-е-г-о! Потому что Анна радуется, что их совокупление не отменяется.

НВЮ, не волнуйтесь – волноваться вредно. И не расстраивайтесь – тоже вредно! Любовники  встретятся, как и намечали. И подует Анна на ушибы Вронского, и утешит                его, и поцелует, и компресс постановит –  у них впереди ещё длинная ночь. Но вот                знать об их сексуальном меню НВЮ незачем. Но НВЮ опять недовольна Анной и предъявляет ей претензии.

НВЮ: «Почему она признается ему только в том, что она любовница Вронского,                и ни слова не произносит о том, что она беременна? С чего вдруг такая выборочность да еще в таких близких понятиях, когда одно (любовница) автоматически тянет за собой другое (беременна от него)? Разве механизмы избирательности (да еще, повторяю, в столь близких понятиях) не должны отключаться в состоянии стресса?

НВЮ, успокойтесь! Ничего Вам механизмы избирательности не должны.

НВЮ:  Должны. Стало быть, если эти механизмы присутствуют, значит,  никакого стресса, никакого душевного волнения в ней не было и в помине. Все эти истерики фальшивы, все это одно только сплошное удовольствие – удовольствие пострадать, удовольствие насладиться очередным и прилюдным унижением мужа, удовольствие от того, что о ней опять будут говорить в свете.
 

ГЛАВА 9. ПИСЬМО К ЖЕНЕ.  МОСТ К ПРИМИРЕНИЮ
 
Глава девятая, как и восемь предыдущих лишена кратких тезисов, подкрепленных
доказательствами, отсутствуют и аргументы. Сплошной поток пересказанного текста романа Толстого, который читатель сможет найти и прочитать сам, без купюр и едких комментарий НВЮ.

Высадив Анну из кареты возле дачи, муж молча при слугах пожал ей руку и поехал в  Петербург, укутав свои зябкие костлявые ноги пушистым пледом. По дороге Алексей Александрович, чтобы не терять времени, обдумывал, что ему предпринять в сложившейся обстановке.
ЛНТ: «Я ошибся, связав свою жизнь с нею; но в ошибке моей нет ничего              дурного, и потому я не могу быть несчастлив. Виноват не я,  –  сказал он себе,                – но она. Но мне нет дела до неё. Она не существует для меня...» (ч. третья,                гл. XIII, стр. 276)

И он рассмотрел несколько вариантов отмщения, включая дуэль, развод и разлуку.
Но дуэль он отбросил сразу, т.к. знал, что «его друзья не допустят до дуэли»                (ч. третья, гл. XIII, стр. 277). «Дуэль немыслима, и никто не ждет её от меня. Цель моя состоит в том, чтоб обеспечить свою репутацию, нужную мне для беспрепятственного продолжения своей деятельности» (ч. третья, гл. XIII, стр. 276).

Развод тоже не подходит: «Главная же цель – определение положения с наименьшим расстройством  – не достигалась и чрез развод» (ч. третья, гл. XIII, стр. 276). Ещё раз просмотрев все варианты, «Алексей Александрович убедился, что выход был только один  – удержать её при себе для наказания её. Да, лучшей казни для жены Каренин придумать не мог!

ЛНТ: «В душе Алексея Александровича несмотря на полное теперь, как ему   казалось, презрительное равнодушие к жене, оставалось в отношении к ней одно чувство  –  нежелание  того, чтоб она беспрепятственно могла соединиться с Вронским, чтобы преступление её было для неё выгодно. Одна мысль эта так раздражала Алексея Александровича, что, только представив себе это, он замычал от внутренней боли и приподнялся и переменил место в карете и долго после того, нахмуренный, завертывал свои  зябкие  и  костлявые  ноги пушистым пледом» (ч. третья, гл. XIII, стр. 276).

НВЮ: «Ему ужасно хочется её наказать – так хочется, что он даже не в силах                себе в этом признаться».

НВЮ врёт! Врёт, что не в силах признаться. Толстой пишет: «…нежелание  того, чтоб она беспрепятственно могла соединиться с Вронским…»
Месть! Она должна, должна хоть в чём-то быть несчастлива, как и он. И значит, есть только один выход – никакого развода, пусть остается при муже. Она хотела свободы? Она не получит её.

О, если бы он знал в эту минуту, как он ошибается! Ибо развод нужен Анне  меньше всего. И, стало быть, пребывая в неумелой (от отсутствия привычки) злорадной надежде и из мести не предложив ей развода, он только избавил её               от страха, что он захочет с ней развестись».

Последний абзац – это вывод НВЮ. Голословный вывод. И к подобному шулерству НВЮ прибегает частенько, вместо того чтобы как аналитик проанализировать и сделать соответствующий вывод.

НВЮ: «Приехав домой, он сразу же пишет к жене. В письме он уведомляет её, что ни о каком разводе не может быть и речи, а что отныне в своем поведении она должна строго придерживаться рамок приличия («В противном случае вы сами можете предположить то, что ожидает вас и вашего сына»), и что он предписывает ей вернуться в Петербург «не позже вторника».

Казалось бы, все эти строгие предписания и даже угрозы полностью соответствуют принятому решению – пресечь и наказать! Но увы… Алексей Александрович слишком для этого добр. А потому твердое решение, которое он всю дорогу намеренно разжигал в себе обидой, уже исчезло – от него нет и следа. А все это строгое, холодное и даже угрожающее письмо – не более чем «золотой мост для возвращения», то есть ещё и ещё одна попытка наладить с Анной совместную жизнь».

Как этот умный в своей сфере человек собирается налаживать супружескую жизнь, если жена ему в  лицо сказала, что ненавидит его, брезгует им?!

НВЮ: «И вот он уже снова – тут же! – заботится о ней: вкладывает в письмо конверт с деньгами на ЕЁ текущие расходы… Словно забыв, что еще сегодня днём он же дал ей денег – и она взяла. И самое главное: он остается очень доволен тем, что сумел не забыть про деньги!..
Честное слово, порядочных людей нужно бить как можно сильнее – только это может помочь им вернуть здравомыслие. Письмо написано, деньги вложены – золотой мост для её возвращения перекинут».

Посылая жене СВОИ деньги на ЕЁ текущие расходы, Каренин заботился не о её личных расходах.  Каренин посылал деньги жене на расходы по дому, т.к. Анна выполняла работу экономки. Живя на даче, Анна готовилась к переезду в город.

 ЛНТ: «По всем комнатам дачного дома ходили дворники, садовники и лакеи, вынося вещи. Шкафы и комоды были раскрыты; два  раза  бегали в лавочку  за бечевками; по полу валялась газетная бумага. Два сундука, мешки и  увязанные пледы были снесены в переднюю» (часть третья, глава XVI, стр.288).

За полученные деньги Анна, как обычно, составит отчёт и через Слюдина передаст его мужу – это входит в обязанности экономки.

НВЮ: «Но боль тяжела. Он глядит на её портрет. Вспоминает, как «насмешливо и нагло» она смотрела на него. «Поглядев на портрет с минуту, Алексей Александрович вздрогнул так, что губы затряслись и произвели звук "брр", и отвернулся».

Анна прямо сказала мужу, что она его не любит, что она чувствует отвращение                к нему. Муж при виде портрета вздрагивает, губы его трясутся и произносят звук                «бр». Как же он собирается с ней жить дальше?


#  #  #

Глава 10. НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО ПОСЛЕ ПРИЗНАНИЯ
«Одна из самых привлекательных героинь мировой                литературы,  Анна – молодая, прекрасная женщина,                очень добрая, глубоко порядочная...»
Ложь Набокова

НВЮ: «Хотя Анна упорно и с озлоблением противоречила Вронскому, когда он говорил ей, что положение её невозможно, и уговаривал её открыть все мужу, в глубине души она считала свое положение ложным, нечестным и всею душой желала изменить его».
Как понять эту фразу в романе? Ведь она категорически не хочет развода с мужем! И вдруг – всей душой желает изменить... Как же так?
Ну, во-первых, здесь нужно учитывать буквально параноидальную склонность Анны к постоянным и при этом искусственно ею же созданным противоречиям. Вот примеры. Она с упорством и даже с озлоблением возражала Вронскому, когда тот убеждал её, что её положение ложно и нужно его изменить. Возражала? Ну и всё, она его переспорила. И как только она его переспорила, она тут же с ним согласилась, но уже не как с его словами, а как со своим собственным убеждением. Только и всего. Внимательно прочтите роман и вы увидите, что у Анны откровенная мания, в основе которой неуемная гордыня, жажда повелевать, выражаемая в бесконечном круговороте разрушений» (ч.вторая, гл. XXIII, стр. 195).

НВЮ неоднократно награждает Анну Аркадьевну гордыней. А что за бесконечный круговорот разрушений? Конкретно НВЮ об этом не говорит.

НВЮ: «Если кому-то что-то дорого – она обязательно это отнимет. Если у неё что-то попросят – она обязательно не даст. Если сказать ей, что вот этого делать нельзя – она обязательно это сделает. Если её попросить о чем-то – она обязательно откажет. Если её уговаривать поступить так-то и так-то – она обязательно поступит наоборот. Если её предупредить, что вот здесь находится чья-то больная мозоль – она обязательно наступит. Если ей что-то предложить – она обязательно не возьмет. Если ей что-то не дать – она обязательно отнимет. Кити нужен Вронский? Она отнимет у неё Вронского. Вронский счастлив, заполучив её в любовницы? Она изгадит ему удовольствие. Муж просит не афишировать её связь с любовником? Она будет афишировать её на каждом шагу. Муж предлагает ей руку? Она отбросит его руку. Бетси спешит ей на помощь? Она отринет помощь. Муж намекает на примирение? Она подольет масла в огонь. Муж согласен на развод? Она больше не хочет развода. Вронский настаивает, чтобы она всё сказала мужу? Она ничего не скажет мужу.
НВЮ все свои претензии к Анне о её якобы противоречиях свалила в одну кучу. Это такой стиль её работы. Как разобраться читателю, верна ли её оценка? А никак. Потому что нет ни одной ссылки на первоисточник.

Давайте разберём поштучно все претензии НВЮ к Анне.
1) Если кому-то что-то дорого – она обязательно это отнимет. Что конкретно Анна у кого-то конкретного отняла?
2) Если у неё что-то попросят – она обязательно не даст. Кто конкретно попросил? Что конкретно у Анны попросили и что она не дала?
3) Если сказать ей, что вот этого делать нельзя – она обязательно это сделает. Кто конкретно говорил Анне, что конкретно нельзя что-то делать, но она обязательно это делала? И конкретно что за «это»?
4) Если её попросить о чем-то – она обязательно откажет. Кто конкретно и о чём конкретно её просили, но она обязательно отказывала?
5) Если её уговаривать поступить так-то и так-то – она обязательно поступит наоборот. Кто конкретно уговаривал её поступить так-то и так-то, но она обязательно поступала наоборот?
6) Если её предупредить, что вот здесь находится чья-то больная мозоль – она обязательно наступит. Кто конкретно предупредил Анну о больной мозоли и где конкретно находилась эта мозоль?
7) Если ей что-то предложить – она обязательно не возьмет. Кто и что конкретно предлагал Анне, а она обязательно не брала?
8) Если ей что-то не дать – она обязательно отнимет. Кити нужен Вронский? Она отнимет у неё Вронского. Чем доказать, что Анна конкретно отняла у Кити Вронского?
9) Вронский счастлив, заполучив её в любовницы? Она изгадит ему удовольствие. Чем конкретно Анна изгадила удовольствие Вронскому?
10) Муж просит не афишировать её связь с любовником? Она будет афишировать её на каждом шагу. В чём конкретно это выражается?
11) Муж предлагает ей руку? Она отбросит его руку. Где конкретно сказано, что Анна отбросит руку мужа?
12) Бетси спешит ей на помощь? Она отринет помощь. В чём конкретно это выразилось?
13) Муж намекает на примирение? Она подольет масла в огонь. Где конкретно это сказано? И конкретно, какого и сколько масла в огонь подлила Анна?
14) Муж согласен на развод? Она больше не хочет развода. Конкретно – почему?
15) Вронский настаивает, чтобы она всё сказала мужу? Она ничего не скажет мужу. Где конкретно об этом сказано?

НВЮ задала пятнадцать вопросов. Как аналитик НВЮ должна была проанализировать  эти вопросы и сделать выводы, о чём и сообщить читателю. В противном случае с полным правом можно НВЮ считать сплетницей, а её опус – большой длинной сплетней.
Пойдём разбирать дальше.               

НВЮ: «Бес противоречия владеет ею. Она противоречит даже себе. По какой-то пустяковой надуманной причине она решает не говорить Вронскому про беременность – и, от души помучив его, говорит».
У Толстого не сказано, что Анна по какой-то пустяковой надуманной причине решила не говорить Вронскому про беременность. И не мучила его от души.
            
ЛНТ: «Сказать или не сказать? – думала она, глядя в его спокойные  ласковые
глаза. – Он так счастлив, так занят своими скачками; что не поймет этого как
надо, не поймет всего значения для нас этого события» (ч. вторая, гл. XXII,          стр. 195).
Это и есть  мучила его от души, о чём НВЮ и сообщила читателю.               

#  #  #

Ей стало стыдно

НВЮ: «Она решает не говорить мужу про свою связь с Вронским – и, поддавшись искушению при виде чужой слабости, немедленно выкладывает ему всё (кроме факта беременности). Казалось бы, она всё-таки поступила так, как того желал Вронский. И что же? Она ни слова не говорит об этом Вронскому! «В этот же вечер она увидалась с Вронским, но не сказала ему о том, что произошло между ею и мужем, хотя, для того чтобы положение определилось, надо было сказать ему».
Почему же она ему не сказала? Мысль настолько интересная, что даже она сама задумывается об этом, но, как я и предполагала, не находит ответа. А ответ прост. Ведь Вронский хотел, чтобы она все рассказала мужу? Очень хотел. Ну вот. Поэтому он и не узнает об этом!

НВЮ врёт! Иногда при чтении вранья НВЮ приходит мысль: «НВЮ ошиблась, ну не может же она скакать галопом по страничкам, пропуская высказывания Толстого, а вместо них, предлагать отсебятину». Вот как Толстой объясняет, почему Анна не всё рассказала мужу: Анне было стыдно, а не потому, чтобы сделать наперекор Вронскому.

ЛНТ: «Я видела Вронского и не сказала ему. Еще в ту самую минуту, как он  уходил,  я хотела воротить его и сказать ему, но раздумала, потому  что  было  странно, почему я не сказала ему в первую минуту. Отчего я хотела и не сказала  ему?» И в ответ на этот вопрос горячая краска стыда  разлилась  по  ее  лицу.  Она поняла то, что её удерживало от этого; она поняла, что ей  было  стыдно»
 (ч. третья, гл. XV, стр.284).

#  #  #

Здравый смысл и гордыня
НВЮ: «Но кроме болезненного духа противоречия на данное умолчание были и еще две причины. Первая из них, самая важная, – её личный комфорт. Что выгодней? Остаться с мужем или уйти к любовнику? Конечно, остаться с мужем! Поэтому-то все другие дамы света усиленно скрывают от мужей свои любовные похождения – в отличие от Анны, которая свои отношения с Вронским усиленно мужу демонстрировала. Но только совсем не потому, что действительно хотела от мужа уйти. А потому, и я об этом уже говорила, что в ней постоянно борются две силы: здравый смысл и гордыня, к тому же усиленная болезненным духом противоречия и жаждой власти. Понятно, что в такой неравной схватке здравый смысл постоянно проигрывает».

НВЮ забывается. Как могут постоянно бороться здравый смысл и гордыня, если ни одно решение Анны вообще не содержит в себе никакого здравого смысла, как утверждает НВЮ?! Сравните.

НВЮ: «А потому, и я об этом уже говорила, что в ней постоянно борются две силы: здравый смысл и гордыня, к тому же усиленная болезненным духом противоречия и жаждой власти» [Глава 10].
НВЮ: «Потому что ни одно её решение вообще не содержит в себе никакого здравого смысла…» [Глава 10].
Противоречивость высказывания двух цитат из главы 10 показывает, что сама НВЮ настолько завралась, что не может определить, где у неё здравый смысл, а где гордыня.

#  #  #
Далее НВЮ облизывает давно разработанные темы: Анна усиленно зазывала мужа остаться на ночь, зная, что в час ночи должен прийти Вронский; Анна запиской вызвала Вронского на свидание в дом мужа, чтобы столкнуть с любовника с мужем – и всё это для того, чтобы произошла дуэль. 

НВЮ: «А сейчас она решает ничего не говорить любовнику о разговоре с мужем и о своём признании ему, чтобы всё-таки дать себе шанс изменить почти загубленную ситуацию с мужем: «Когда она проснулась на другое утро, первое, что представилось ей, были слова, которые она сказала мужу, и слова эти ей показались так ужасны, что она не могла понять теперь, как она могла решиться произнести эти странные грубые слова, и не могла представить себе того, что из этого выйдет. Но слова были сказаны, и Алексей Александрович уехал, ничего не сказав».

НВЮ врёт! Врёт, что Анна причинила боль только мужу. Потому что у Толстого по-другому. Сравните НВЮ и Толстого.

НВЮ: «Итак, ей страшно потерять те удобства, что дает ей брак, она жалеет, что вчера всё рассказала мужу, и она боится, что после всей этой боли, что она причинила ему, он таки захочет с ней развестись. И при мысли об этом ей становится ужасно себя жалко».

ЛНТ: «Возвращаясь с мужем со скачек, в  минуту волнения она высказала ему всё; несмотря на боль, испытанную ею при этом, она была рада этому». «Та боль, которую она причинила себе и мужу, высказав эти слова, будет вознаграждена теперь тем, что всё определится, думала она»  (ч. третья, гл. XV, стр.284).

НВЮ врёт! Она упивается своим враньем и делает всё возможное, чтобы оно не бросалось в глаза, чтобы его невозможно было сравнить.

НВЮ: «И вот – словно забыв о настоятельных просьбах Вронского оставить мужа и уйти к нему, как будто этих просьб и не было вовсе! – она уже со страстью придумывает себе, что она потому ничего не сказала Вронскому, что ей стало стыдно, что её положение безвыходно, что муж выгонит её из дома и предаст позору, и что ей будет некуда поехать, потому что она не нужна любовнику, что он не любит её и что он уже начал ею тяготиться.

Беда НВЮ в том, что она совсем завралась.
Ведь совсем недавно цитата Толстого «Почему же она ему не сказала? Мысль настолько интересная, что даже она сама задумывается об этом» заканчивалась так      «… но, как я и предполагала, не находит ответа. А ответ прост. Ведь Вронский хотел, чтобы она все рассказала мужу? Очень хотел. Ну вот. Поэтому он и не узнает об этом!». То есть НВЮ придумала отсебятину.

Теперь эта цитата звучит иначе: «Почему же она ему не сказала? Мысль настолько интересная, что даже она сама задумывается об этом. …она уже со страстью придумывает себе, что она потому ничего не сказала Вронскому, что ей стало стыдно».  То есть так, как у Толстого.

#  #  #

НВЮ лишь перечисляет поступки Анны, но ни мотивирует их, не учитывает того, что Анна сирота, что экономически она полностью зависит от воли мужа.

НВЮ: «Однако жалость к себе, хотя бы и не имеющая под собой никакой почвы, кроме придуманной (как в данном случае), столь сладостна для Карениной, что вот уже и в реальности – вдруг, ни с того ни с сего, находясь под впечатлением всего лишь несуществующих страданий! – она начинает с наслаждением испытывать к Вронскому враждебность.

НВЮ врёт! Жалость сладостна, испытывать наслаждения – нет этого у Толстого. Но простим эту маленькую слабость НВЮ: ну, захотелось ей чего-нибудь сладкого – пусть даже виртуально. 

Роман написал классик, и не псевдоаналитику НВЮ понять душевные переходы героев романа. Поэтому-то роман Толстого, по мнению НВЮ, и состоит из противоречивых, часто абсурдных, непредсказуемых, ничем не мотивированных поступков главной героини.  И это даже не смотря на то, что НВЮ взяла  себе в подручные свидетелей: «но мы¬-то с вами знаем»,  «мы с этим еще не раз столкнемся».  В опусе нет ссылок на источник приведенных цитат, зато полно изуродованных цитат, специально перевернутых, также изобилуют вводные слова: «можно утверждать», «складывается такое впечатление».

НВЮ: «Складывается такое впечатление, что благодаря этим своим фантазиям она как будто нашла наконец долгожданный предлог для того, чтобы наконец позволить себе эту враждебность, чтобы наконец иметь на неё хоть какое-то моральное право. Искусственный, предельно надуманный, не существующий в реальности предлог, для которого не было абсолютно никаких оснований. Кроме одного – желания самой Анны испытывать эту враждебность. Ко всем. Постоянно генерировать, постоянно воспроизводить эту враждебность в своей душе».

Огромнейшая ошибка НВЮ то, что рассматривать поведение Анны  она начала в период, когда на её психику стал действовать наркотик, которого она употребляла как  успокоительное, а не с первых страниц романа.

НВЮ: «В итоге она, как завзятый неврастеник, из-за совершенно (повторяю) пустой, надуманной, несуществующей причины доводит себя до головной боли и чуть ли не до беспамятства. Таким образом, можно утверждать, что помимо природных отрицательных качеств, а именно: врожденной склонности ко лжи, коварству и подлости – у Анны вдобавок совершенно явно наблюдается какое-то психоневрологическое заболевание, то ли психоз, то ли невроз, то ли истерия, не знаю что, но что-то явно в этом роде. Можно представить себе, как эти неприятные и опасные личные качества усугублялись подобным заболеванием – и еще больше усугубятся наркотиком.
И вот она уже сидит, опустив руки и голову и периодически содрогаясь всем телом, и только повторяя «боже мой», «боже». Однако это совершенно бессмысленные восклицания, никакой религии в них нет, подчеркивает Толстой, потому что «она знала вперёд, что помощь религии возможна только под условием отречения от того, что составляло для нее весь смысл жизни».
Многие ошибочно думают, что здесь христианским законам противопоставлено прелюбодеяние Анны, что это от своих отношений с Вронским она не в силах отречься во имя религии. Однако это не так. В этих словах Толстого содержится чистая формула Карениной, которая намного точней и строже    её прелюбодейства: смысл её жизни – весь смысл! – прямо противоположен христианским законам, то есть Богу».

Давайте попытаемся разобраться в хитрости этого кучерявом абзаца.
1) Как понять «…христианским законам противопоставлено прелюбодеяние Анны». Возможно, НВЮ имеет в виду, что прелюбодеяние Анны противопоставлено седьмой заповеди христианства из десяти, которые дал Господь Бог Саваоф народу через избранника Своего и пророка Моисея на Синайской горе (Исх. 20, 2-17). Вот эти десять заповедей и составляют закон божий – единый закон божий, а не законы божьи.

2) Как понять «…чистая формула Карениной»? У Карениной, кроме чистой формулы есть ещё и грязная? Из чего состоит чистая формула Карениной?

3) Как формулу можно сравнивать с прелюбодейством?
4) Как смысл жизни может противодействовать Богу?
5) Христианские законы никак не могут противодействовать богу, потому что законы остаются законами, а Бог есть Бог.

НВЮ: «А если вспомнить, что Бог есть любовь, то Анна Каренина прямо противоположна любви».
«Прямо противоположна…» – нелепейшее сочетание слов!

«… Бог есть любовь» – это часть цитаты из Священного писания, которая полностью звучит так: «Любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4: 7–8). Из этих десяти заповедей и состоит закон Божий.

Смысл её жизни – зло. И этот смысл её жизни в конце романа Толстой откровенно сверит со смыслом жизни Лёвина, противопоставив их: Анна скажет о том, что жизнь – это грязь и зло, что душа у всех людей грязна и лжива, и значит, они ничем не лучше её; Лёвин же, который тоже хотел покончить жизнь самоубийством оттого, что видел грязь и ложь жизни, вдруг придёт к выводу, что жизнь – это то, чем ты сам её наполнишь, и только ты сам волен наполнить её добром.
Очень хороший вывод, только сравнивая Лёвина и Анну, надо учесть, что Лёвин психически здоровый человек, а психика Анны подвержена наркотику.

#  #  #

Далее НВЮ ёрничает в своей излюбленной манере над текстом Толстого.
НВЮ: «…ей вдруг приходит в голову, что у неё есть цель жизнь, и эта цель состоит в том, чтобы никто не смог разлучить её с сыном. И значит, надо действовать! Надо бежать с сыном, пока их не разлучили! Вот так. Ни секунды не пожалев маленького ребенка, она озабочена только одним: а пожалеет ли он её.
И вот уже слёзы буквально текут по её лицу. А можно ли скрыть слезы, которые уже текут по лицу? Конечно, нет. И что же делает Анна? А она усиленно делает вид, что хочет скрыть от ребёнка слёзы: «Слёзы уже текли по ее лицу, и, чтобы скрыть их, она порывисто встала и почти выбежала на террасу».

Серёжа обрадовался приходу мамы, но он наказан. Провинился, втихомолку съел персик, и потому напуган, а совсем не потому, что испугался прихода Анны, когда она усиленно делает вид, что хочет скрыть от ребёнка слёзы.

НВЮ: «Какая омерзительная фальшивка. Сначала она пугает ребенка всем своим видом, внезапностью прихода, чрезвычайно драматизированным вопросом и слезами, текущими по лицу. А потом, после всего этого, чтобы якобы не напугать малыша, который и так уже напуган, она вдобавок ещё и порывисто вскакивает и стремглав несётся от него прочь! Ну и что после этого должен сделать ребенок? Ну конечно успокоиться, блин...»

Почему же НВЮ так выборочно относится к Анне? Ведь графиня Лидия Ивановна с прекрасными задумчивыми чёрными глазами буквально обливала слезами щёки перепуганного Серёжи, когда сообщала ему о смерти его мамы – и ничего, ей можно, ей всё дозволено?! 

И поведение Анны, её слёзы до того раздражают НВЮ, что она доводит себя до истерического состояния и начинает разбрасываться «блинами». Я ещё раз повторю: что бы Анна ни делала, как бы себя ни вела, НВЮ найдёт причину бранить её. И такое отношение наблюдается постоянно.

НВЮ: «Тут снова приходит записка от Бетси – она зовет Анну приехать, у неё будут гости, в том числе и некто Стрёмов – давний противник по службе её мужа. Но она уже в таком состоянии, что решает не ехать. Ведь ей надо бежать! В Москву! Спасать себя, чтобы её не разлучили с сыном! А главное – не позволить мужу первым нанести удар по её самолюбию, не позволить ему победить, сделать так, чтобы последнее слово осталось за ней!»

«Не позволить и т.д…» – это всё навеяно фантазией НВЮ. Вот потому и не пользуется она цитатами Толстого, потому что ей удобнее оболгать Анну своей отсебятиной.

#   #   #

Трюк «Каренин даёт ЕЙ СВОИ деньги
НВЮ: «Итак, великодушие в нём она категорически не признает, тем не менее каждый раз именно этим якобы несуществующим великодушием и пользуется – точно так же, как продолжает пользоваться и ЕГО ДЕНЬГАМИ  (мило краснея при этом). Кстати, а зачем он продолжает давать ЕЙ ДЕНЬГИ? Уж не из великодушия ли, которое она в нём так яростно отрицает?

Нет, не из великодушия, которое она в нём так яростно отрицает. Повторяю лично для НВЮ – в доме мужа Анна выполняла работу экономки, и за деньги, которые ежемесячно каждого пятнадцатого числа давал ей муж, она отчитывалась.

НВЮ: «Из великодушия же он согласится позже взять всю вину на себя, отдать ей сына, а потом забрать к себе их дочь, от которой откажется и Вронский...
Да, он согласился. Но Анна не позволила, чтобы за её безнравственный поступок ответил неповинный муж. Вот в чём проявилась её высокая нравственность: за свой грех она должна страдать сама – и отказалась от развода.
«Муж отдавал ей сына, она сама не взяла» – таким упрёком не однажды НВЮ укорит Анну. Да, она сама не взяла. Но почему Анна отказалась от Серёжи, который был ей так же дорог, как любимый мужчина? Вот этот вопрос как раз для аналитика, коим себя считает НВЮ. Ей надо было проанализировать и сообщить читателю – почему Анна не взяла сына, когда муж согласился отдать. Я уже (не помню, сколько раз) освещала этот вопрос. Если для НВЮ интересно, расскажу ещё раз, но уже в третьей части «А напоследок я скажу…».

НВЮ: «Из великодушия же он согласится позже… забрать к себе их дочь, от которой откажется и Вронский...

Каренин взял ребёнка потому, что погибла мать. И он должен чувствовать, что частично виновен в гибели Анны и что девочка осталась без матери не без его участия. Эти божьи твари, эти две святоши: государственный чиновник и графиня Лидия Ивановна с  прекрасными задумчивыми чёрными глазами, – разыграли спектакль с проходимцем-французом Ландау, в результате чего Каренин отказал Анне в разводе.

НВЮ: «Из великодушия же он согласится позже… забрать к себе их дочь, от которой откажется и Вронский...

Как Вронский отказался от дочери? Сказал, что это не его дочь?

ЛНТ: «– Он взял её дочь. Алеша в первое время на все был согласен. Но  теперь
его ужасно мучает, что он отдал чужому человеку свою дочь. Но взять назад
слово он не может (ч. восьмая, IV,стр.730).

Из великодушия же всё это время, пока позволяли ему нервы, пока чаша его страданий не переполнилась, он мучительно сомневался в разводе, не желая снимать с себя высокой ответственности мужа за свою жену.

Итак, великодушие в нём она категорически не признает, тем не менее каждый раз именно этим якобы несуществующим великодушием и пользуется
1) «И вот он уже снова – тут же! – заботится о ней: вкладывает в письмо конверт с ДЕНЬГАМИ на её текущие расходы…» (гл.9).
2) Словно забыв, что еще сегодня днём он же дал ей ДЕНЕГ – и она взяла (гл.9). 
3) И самое главное: он остается очень доволен тем, что сумел не забыть про ДЕНЬГИ!.. (гл.9).
4) «…точно так же, как продолжает пользоваться и его ДЕНЬГАМИ  (мило краснея при этом)».
5)«Кстати, а зачем он продолжает давать ей ДЕНЬГИ?»
6)«Сборы в разгаре, но тут курьер привозит письмо и ДЕНЬГИ от мужа».
7)
«Чем же оно так ужасно, это письмо с ДЕНЬГАМИ, этот золотой мост, эта нежданная удача?
8) А тем, оказывается, что муж, оставляя за ней всё – её честное имя, СВОИ ДЕНЬГИ, а также все права и удобства».
9) «Оказывается, муж должен был, по мнению Анны, не только дать ей ДЕНЬГИ и положение в обществе…»
10) «Вот и сейчас – из дома не выгнал, ДЕНЕГ не лишил, позору перед обществом не предал».
11) «Этот «низкий» и «гадкий» человек все-таки не станет с ней разводиться и не лишит её всех благ, как она того боялась, а вон даже и ДЕНЕГ снова прислал (и она снова взяла)».
12) «Внезапный и редкий гость в душе Степана Аркадьича – голос совести – отнюдь не мешает ему приступить к дурному делу (правда, немного краснея при этом – как и Анна, когда она брала ДЕНЬГИ от Алексея Александровича) глава 19-«Согласие на развод».
13) «…а вон даже и ДЕНЕГ снова прислал (и она снова взяла)».

НВЮ: При этом «говорить о своей вине и своем раскаянии» она почему-то не может. Почему? А потому что. Тут её мысль запинается. Тут в голове у неё почему-то начинает мутиться и связь в мыслях напрочь теряется. И это неудивительно. Она вообще не любит говорить о своей вине. Она вообще самым удивительным образом не признает двух очевидных вещей в своей жизни – великодушия мужа и своей вины перед всеми.

НВЮ врёт! Анна понимает свою вину перед мужем, признавая его великодушие, она считает  себя виноватой.

ЛНТ: «Это не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится,  –  прибавила она, вспоминая  при  этом Алексея Александровича со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить  и его характера и в вину ставя ему все, что только могла  она найти в нём нехорошего, не прощая ему ничего  за ту страшную вину, которою она была пред ним виновата (ч. вторая, гл. XXIII, стр. 195).

«Ты поверишь ли, что я, зная, что он добрый, превосходный человек, что я ногтя его не стою, я все-таки ненавижу его. Я ненавижу его за его великодушие. И мне ничего не остаётся, кроме…»  (ч. четвёртая, гл. XXI, стр.411).

«Это значит, мне, ненавидящей его, но все-таки признающей себя виноватою пред ним,  –  и я считаю его великодушным, – мне унизиться писать ему... (ч. шестая,                гл. XXIV, стр.606).

Признание своей вины перед мужем указывает на  глубокую нравственную природу Анны.

НВЮ: «Кстати. Она ведь несколько ранее решила ничего не говорить Вронскому о своем разговоре с мужем…

НВЮ врёт! Анна никогда не принимала решения ничего не говорить Вронскому. Я уже дважды разбирала этот вопрос. Вот как Толстой объясняет, почему Анна не всё рассказала мужу: Анне было стыдно, а не потому, чтобы сделать наперекор Вронскому.

НВЮ: «Кстати. Она ведь несколько ранее решила ничего не говорить Вронскому о своем разговоре с мужем…

НВЮ врёт! Анна никогда не принимала решения ничего не говорить Вронскому . В этой главе я уже дважды разбирала этот вопрос. Объясняю в третий раз. Вот как Толстой объясняет, почему Анна не всё рассказала мужу: Анне было стыдно, а не потому, чтобы сделать наперекор Вронскому.

ЛНТ: «Я видела Вронского и не сказала ему. Еще в ту самую минуту, как он  уходил,  я хотела воротить его и сказать ему, но раздумала, потому  что  было  странно, почему я не сказала ему в первую минуту. Отчего я хотела и не сказала  ему?» И в ответ на этот вопрос горячая краска стыда  разлилась  по  ее  лицу.  Она поняла то, что её удерживало от этого; она поняла, что ей  было  стыдно»
(ч. третья, гл. XV, стр.284).

Далее НВЮ плетёт кружева своих предположений, домыслов, догадок . Догадывается до того, чего и в помине нет у Толстого.

НВЮ: «Сборы в разгаре, но тут курьер привозит письмо и ДЕНЬГИ от мужа. Тот самый золотой мост, дающий еще один шанс восстановить отношения. И снова возникает странность. Вернее, закономерная странность, ибо с этого момента поведение Анны можно легко просчитать (поведение манипулятора предсказуемо).

Вспоминаем: если ей не дают – ей это становится очень надо. Но если то, что еще минуту назад было ей очень надо, ей все-таки дать – это тут же становится ей совершенно не нужно. Потому что дали. Потому что не нужно добиваться. А раз больше не нужно добиваться, то какая же в этом ценность?

Еще утром она ужасно раскаивалась в своем признании мужу – ей хотелось, чтобы все эти слова «были как бы не сказаны», то есть чтобы все было по-старому и чтобы все преимущества, которые давал ей брак, остались при ней. Таким образом, она боялась, что у неё что-то отберут – и это «что-то» становилось ей очень нужным.

Теперь же, получив от мужа письмо, из которого было ясно, что её никто никуда не собирается выгонять и никто ничего у неё не собирается отнимать, а вместо этого ей всего лишь предписывают вести себя отныне строго в рамках приличий (и это не только справедливо, но и наиболее легко из того, на что только ей можно было рассчитывать), – то есть внезапно получив то, что ей и было нужно и что она боялась потерять, вместо благодарности или хотя бы вздоха облегчения она тут же приходит к выводу, что на неё обрушилось вовсе не радостное известие, о котором она боялась даже мечтать, а ужасное несчастье, «какого она не ожидала».

И это хорошее для неё письмо, вместо того чтобы успокоить её, тотчас становится для неё источником новых выдуманных страданий. Как только страх за себя и за свое положение в обществе исчез, решение мужа категорически перестало её устраивать и даже кажется ей «ужаснее всего, что только она могла себе представить».

Чем же оно так ужасно, это письмо с ДЕНЬГАМИ, этот золотой мост, эта нежданная удача? А тем, оказывается, что муж, оставляя за ней всё – её честное имя, СВОИ ДЕНЬГИ, а также все права и удобства, – посмел потребовать за это только одного – чтобы она прекратила его унижать своей связью на стороне. Справедливо? Вполне.

Однако Анна тут же приходит к выводу, что её муж «низкий, гадкий человек». И ей становится ужасно неприятно, что другие люди почему-то считают его «религиозным, нравственным, честным, умным человеком». Но ведь они потому думают о нём так хорошо, рассуждает Анна, что они не видят того, что видела она – «они не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал о том, что я живая женщина, которой нужна любовь. Не знают, как на каждом шагу он оскорблял меня и оставался доволен собой».

Ну, вот, наконец, сама НВЮ вынуждена назвать причину брезгливости Анны к мужу: он не удовлетворял её, как партнёр в сексе: восемь лет душил её жизнь, душил всё, что было в ней живого, он ни разу не подумало том, что она живая женщина, которой нужна любовь.  Если ещё вспомнить его новый девиз «Без устали и поспешности», то можно понять состояние Анны, как женщины.

НВЮ: «Потрясающая наглость! Оказывается, муж должен был, по мнению Анны, не только дать ей ДЕНЬГИ и положение в обществе (а эти два фактора имеют для Анны крайне большое значение – даже и сейчас она не хочет это терять), но ещё и обязан свечку подержать! ещё и предоставить ей все условия для её встреч с любовником! на том основании, что она живая женщина и ей нужна любовь. Между прочим, муж тоже живой человек. И от любви он бы тоже не отказался.
Кто запрещал Каренину сохранить себя полноценным мужчиной? А он и не отказывался от любви, но его любовь в Анне вызывает лишь отвращение.

ЛНТ: «Вспомнив об Алексее Александровиче, она  тотчас с необыкновенною  живостью представила себе его, как живого, пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами  на  белых руках,  интонациями и треском пальцев, и, вспомнив то чувство, которое было  между  ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения» (ч. седьмая, гл. XXX, стр.716).

НВЮ: «А что это за история с оскорблениями и удушением всего живого в ней? Да нет никакой истории. Все это ложь и оговор. Анна за мужем все эти годы жила как у Христа за пазухой: даже и сейчас, еще день назад, Алексей Александрович просил от неё только одного – соблюдения внешних приличий. Просил!»

То есть трахайся со своим любовником, но избавь меня от насмешек надо мной. Это что, такая ужасная просьба? Да её пороть надо было, а не просить. С его стороны – одно только терпение, попытки понять и простить. С её стороны – одни претензии, жалобы, наговоры, ложь».

Какой полноценный мужчина откажется от секса с любимой молодой женой-красавицей (а он Каренин утверждал, что любит Анну)?! В этом-то и беда Каренина, что он даже согласен уступить жену любовнику для соблюдения внешних отношений, потому что  его внутренние отношения потерпели крах. Не даром же НВЮ в самом начале опуса горячо защищала интимную жизнь Карениных.

НВЮ: «Вот и сейчас – из дома не выгнал, ДЕНЕГ не лишил, позору перед обществом не предал. Ну так и получай за это – «низкий, гадкий человек», «на каждом шагу оскорблял» и «оставался доволен собой». Да за что?! Да ни за что. Просто свои качества она перекладывает на мужа, вот и всё. Это она сама такая, и мы уже не раз видели: это она оскорбляла мужа на каждом шагу и оставалась очень довольна собой. И мы это ещё не раз увидим».

Да Каренин ни за что не выгонит жену из дома, потому что такой поступок ударит, в первую очередь, по его репутации, унизит его, а он очень дорожит своим высоким  общественным положением и внешним приличием.
НВЮ: «А далее в рассуждениях Анны снова появляется уже знакомая нам мысль: «убил бы он меня, убил бы его, я всё бы перенесла, я всё бы простила, но нет, он...»

Совершенно понятно, что если бы муж убил её, то переносить ей было бы уже нечего. Таким образом, абсурдность логики сказанного умышленно прикрывает главное. И это главное заключается в том, что себя в эту фразу она вставила исключительно ради придания своим словам некого подобия объективности, на самом же деле она опять говорит об убийстве одного Вронского».

Всё-то знает, судья высшей категории – НВЮ: и что заключается в главном, и что есть на самом деле. Она как фанатик навязывает читателю мысль: Анна хочет, чтобы убили Вронского. Для чего ей это надо? Для того чтобы утверждать, что это только ей, НВЮ, подвластно рассмотреть то, чего не увидел никто: ни читатели, ни Набоков, ни его профессора.

НВЮ: «И это уже вторая её мысль о его убийстве... Случайность? А вы тоже случайно и при этом как минимум дважды запросто рассуждаете о том, чтобы вашего любимого убили и вот тогда вы бы уж точно уважали убийцу? Думаю, что истинно любящему даже предположение об этом покажется кощунством. А вот Анне эта мысль приходит в голову с завидным постоянством...»
И всё это в противовес Толстому, который пишет: «Анне и в голову не могла прийти мысль о дуэли». Эту цитату Толстого я привожу в пятый раз на голословные утверждения НВЮ об убийстве либо Каренина, либо Вронского на дуэли.

НВЮ: «Ещё вспомним, как она завлекала мужа остаться на ночь, прекрасно зная, что в эту ночь к ней должен прийти любовник, и при этом рассуждала о том, как всё может оказаться страшно и ужасно, то её навязчивая мысль об убийстве Вронского может еще раз подсказать нам догадку, что она этого убийства подсознательно ждёт, потому и доводит мужа до белого каления».

НВЮ врёт! Уже третий раз она треплет приезд Каренина на дачу перед скачками. Не уговаривала Анна остаться мужа на ночь, чтобы столкнуть его с любовником.
Наоборот. Старалась выпытать его планы: приехал ли он с ночевкой, останется ли на даче на ночь. И если да, то срочно сообщит Вронскому, чтобы не приезжал.
Вот уж кто-кто, а манипуляторша не Анна, а сама НВЮ. Как снежную лавину, гонит она свои вымыслы, высосанные из пальца, на читателя. Столько презрения, столько ненависти к литературному персонажу!

НВЮ: «Впрочем, обозвав мужа «низким, гадким человеком», не достойным её уважения, потому что он не хочет убить Вронского, она тем не менее очень довольна тем, что этот «низкий» и «гадкий» человек все-таки не станет с ней разводиться и не лишит её всех благ, как она того боялась, а вон даже и ДЕНЕГ снова прислал (и она снова взяла)»

Анна бесприданница. В финансовом и бытовом плане она полностью зависит от мужа. Нет у неё имения, с которого бы она получала доход, как Бетси или Вронский. Как все женщины её положения в свете, она не работает. Уж не знаю, как Анна блистала в молодости на балах, но в данное время ей приходится перешивать свои платья и завидовать элегантным нарядам Бетси.

Семья живет на жалованье мужа, потому Анна была вынуждена согласться на «золотой мост». Это «золотой мост» для Каренина, а для Анны это золотая удавка.

НВЮ: «Согласна, чтобы её спасли и вытащили из этого дурацкого болота, в который завлекло её самодурство. Но нужен красивый предлог. Благородный и трагический. А то как-то пошло получается – жена погуляла с любовником, испугалась наломанных дров, а потом вернулась. И вот она уже уверяет себя, что она не будет уходить от мужа к любовнику не потому, что она счастлива остаться гранд-дамой и сохранить положение в свете, а потому только, что муж не отдаст ей сына – и, конечно, нарочно не отдаст, чтобы этим сделать её несчастной, потому что «он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю, как самая позорная, гадкая женщина, – это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».

НВЮ: «Однако всё это пустые слова – очень скоро она бросит сына. И преспокойно заживет с любовником. И она это прекрасно понимает. Ну, а пока в своих грехах она обвиняет мужа: «Я знаю его, я знаю, что он, как рыба в воде, плавает и наслаждается во лжи».
«Однако всё это пустые слова – очень скоро она бросит сына». Вот тут бы и проанализировать НВЮ причину, по которой она бросит сына.

«После чего её снова одолевает великая жалость к себе: «Боже мой! Боже мой! Была ли когда-нибудь женщина так несчастна, как я?..» Ну и, опять распалившись, опять искусственно взвинтив себя, она высокомерно заявляет, что не даст ему этой возможности, что она разорвет эту паутину лжи, которой он хочет её опутать! – и даже кинулась было сочинять ему надменное письмо, как вдруг...

Как вдруг она ясно поняла, «что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она не будет в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником» – и значит, ни о каком надменном письме не может быть и речи, и значит, гордыню свою нужно засунуть куда подальше до лучших времен, потому что положение в свете для неё важней, чем любовник, а значит, важней и той самой любви, которой она так умело оправдывала свои поступки и во имя которой неустанно поливала мужа грязью».

Анна в ужасном состоянии. Они чувствует, что у неё раздваивается сознание. Эти стрессы, в конце концов, заставят её обратиться к успокоительному наркотику. От мужа принесли письмо, где он сообщает о своём решении.

ЛНТ: «Наша жизнь должна идти, как она шла прежде. Это необходимо для меня, для вас, для нашего сына… В противном случае вы сами можете предположить то, что ожидает вас и вашего сына». Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастье, какого она не ожидала» (ч. третья, главы XIV, XVI; стр. 281, 288).

Курьер ждёт ответа. Но какой ответ она может дать одна, без совета с Вронским? И она решает принять приглашение княгини Бетси и едет к ней.

НВЮ: «Однако курьер ждёт ответа. Но она не любит брать ответственность на себя – очень не любит, поэтому она тут же прикидывается слабой нерешительной женщиной:
«Что я могу решить одна? Что я знаю? Чего я хочу? Что я люблю?».

Ей нужен кто-то, на кого она могла бы свалить эту ответственность. А на кого её можно свалить? На Вронского. И вот, в очередной раз введя себя в истерическое состояние, и опять до такой степени, что у неё опять начало двоиться в душе (!), она приходит к выводу, что должна немедленно увидеть Вронского и что для этого нужно поехать к Бетси. Она начисто забыла, что у Бетси Вронского нет, поскольку она сама не захотела к ней ехать, и он знал об этом.

НВЮ: «Но курьер ждёт. И тут, как только дело опять коснулось её благополучия, здравомыслие буквально чудесным образом снова возвращается к ней, и она хитроумно пишет только одну – крайне осторожную! – фразу: «Я получила ваше письмо». Никаких согласий, никаких отказов – никаких решительных действий».
Вполне естественно, что Анна не могла ничего предпринять сама, ей нужно было учесть мнение Вронского, оттого и написала крайне осторожную фразу.

НВЮ: «Приехав к Бетси, она вдруг вспоминает о том, что Вронского здесь сегодня не будет, и состояние тревожной неизвестности усиливается в ней. Но... «но она была в туалете, который, она знала, шёл к ней»! И только из этой пустой причины – из желания покрасоваться – она остаётся».

НВЮ врёт! Она использовала только часть цитаты (что она часто и не без успеха делает). В надежде встретить Вронского Анна едет к Бетси,  Она была в туалете, который она знала, шёл ей, а не из пустой причины – из желания покрасоваться, она остаётся – как придумала НВЮ. В чём ей красоваться? В старом перешитом платье, в то время, как  Бетси ежегодно получала 200 тысяч годового дохода, и была вольна располагать ими. В то время, как Анна за каждый потраченный рубль отчитывается перед мужем.

ЛНТ: «Бетси напоминала ей, что нынче утром к ней съедутся Лиза Меркалова и баронесса Штольц с своими поклонниками на партию крокета… «Приезжайте хоть посмотреть, как изучение нравов. Я вас жду», – кончила она» (ч.третья,        гл. XV, стр. 285).

Анна в салоне Бетси Тверской. Она была не одна, вокруг была эта привычная торжественная обстановка праздности, и ей было легче, чем дома; она не должна была придумывать, что ей делать, чтобы разогнать печальные мысли. Встретив шедшую к ней Бетси в белом, поразившем её своею элегантностью, туалете, Анна улыбнулась ей, как всегда.

Анна не могла позволить себе такого же элегантного туалета. Но она мастерица переделывать свои старые платья так, чтобы их не узнать и, отправляясь в салон к Бетси, она подобрала туалет, который шёл ей (ч. третья, гл. XVII, стр.291).
НВЮ: «Бетси, делая вид, что ничего не знает про их связь, помогает Анне отправить Вронскому записочку о встрече в другом месте. А пока должна прийти некая Лиза Меркалина, которая также имеет любовника. И вот Анна, крайне озабоченная своей судьбой, в нарушение светских приличий напрямую задает вопрос, как эта самая Лиза намерена повести себя с мужем, в случае если тот узнает о её изменах. Этот вопрос неприличен донельзя. Бетси уходит от ответа, но Анна настаивает – она спрашивает трижды.

Бетси внимательно смотрит на неё... и под видом обычных сплетен наконец даёт ей совет: «Лиза – это одна из тех наивных натур, которые, как дети, не понимают, что хорошо и что дурно. По крайней мере, она не понимала, когда была очень молода. И теперь она знает, что это непонимание идет к ней. Теперь она, может быть, нарочно не понимает».

НВЮ врёт! Как обычно пошло и глупо. Врёт, перевирает высказывание Толстого.
НВЮ: «Итак, инструкция получена: быть наивной и ни за что не понимать, что хорошо, а что плохо».

И в ответ на глупейший вывод НВЮ Анна, у которой как утверждает НВЮ, куча червивостей: гордыня, злоба, зависть, хамство, глупость, недалёкость  –  отвечает:

«– Как бы я желала знать других так, как я себя знаю,  –  сказала  Анна серьёзно и задумчиво. – Хуже я других, или лучше? Я, думаю, хуже» (ЛНТ – ч. третья,                гл. XVII, стр. 294).   

Вот это очень сильный ход Толстого, создателя Анны Аркадьевны: писатель никому не позволит обижать Анну, которую он в шутку «усыновил».


Глава 11. ОБЬЯСНЕНИЕ С ВРОНСКИМ
НВЮ: «А каково было утро после скачек и после ночного визита к Анне у Вронского? А Вронский подсчитывал деньги – срочно, «не бреясь и не купаясь». И выходило, что денег не так уж много. Он решил занять денег у ростовщика и продать скаковых лошадей. «Потом, достав из бумажника три записки Анны, он перечёл их, сжег и, вспомнив свой вчерашний разговор с нею, задумался».

Анна, в нынешнем представлении Вронского, была порядочной женщиной. По двум причинам: потому что он её любил и потому что свою любовь она подарила не кому-нибудь, а ему. Распространенная ошибка. Поэтому «он готов был заставить говоривших молчать и уважать несуществующую честь женщины, которую он любил».
Муж этой женщины, по мнению Вронского, «был в жалком положении», но это были его проблемы. Понятно, что он имел право вызвать Вронского на дуэль, и к этому Вронский был готов с первой минуты (и, кстати, собирался красиво выстрелить в воздух)».

Итак, положение о дуэли прояснилось:
– Анне никогда и в голову не приходила мысль о дуэли (ч. третья, гл. XXII  стр. 309).
– Каренин на дуэль не собирался, потому что: а) он знал, что его друзья никогда  не допустят того, чтобы жизнь государственного человека, нужного России, подвергалась опасности; б) какой смысл имеет убийство человека для того, чтоб определить своё отношение к преступной жене и сыну (ч. третья, гл. XXII, стр. 278).
– Вронский готов был к вызову на дуэль, но собирался стрелять не в противника, а выстрелить в воздух (ч. третья, гл. XXII  стр. 310).
Вопрос: зачем, с какой целью НВЮ постоянно натягивает маску убийцы на лицо Анны?  Зная, что ни муж, ни любовник не собираются участвовать в дуэли, а сама Анна никогда даже не думала о дуэли зачем, с какой целью НВЮ муссирует этот вопрос?! А затем, чтобы испачкать Анну. Смотрите, мол, какая Анна подлая: на последнем месяце беременности, скачет по лестницам дома мужа, чтобы столкнуть лбами мужа и любовника – человека, ребёнка которого она носит под сердцем. Если не жалеет себя (не дай бог споткнётся, скачучи, да и упадёт), то хоть бы своё дитя в утробе пожалела.

Далее НВЮ, как обычно, ударилась в пересказ: Вронский не хочет, чтобы Анна уходила от мужа  – для него это лишние хлопоты;  но раздумывает – хватит ли денег на совместную жизнь. И делает вывод, что если Анна не уйдёт от мужа, то он, оставаясь на службе, ничего не теряет.

НВЮ: «И вот Вронский торгуется с собой: «Выйдя в отставку, я сожгу свои корабли. Оставаясь на службе, я ничего не теряю. Она сама сказала, что не хочет изменять своего положения».

Заметим: говоря так, она уже знает, что не уйдет от мужа, что она не хочет от него уходить, «что она не в силах будет пренебречь своим положением, бросить сына и соединиться с любовником», и что она сама хочет, чтобы всё осталось по-прежнему. Вот только нести ответственность за это перед Вронским она категорически не желает».

А потому снова лжет себе, снова играет в дурацкую рулетку «угадай то, не знаю что», как когда-то она загадывала и с мужем: что если вот сейчас Вронский ей скажет все-таки уходить от мужа – и при этом (на всякий случай она усложняет задачу) скажет не как-нибудь, а «решительно, страстно» и «без минуты колебания»! – то она немедленно сделает это (а как же сын? значит, она все-таки может его оставить несмотря на свои громкие слова?). А вот если не скажет, или скажет не так, как ей хочется, то делать нечего – сам виноват, надо было правильно угадывать.

Никогда Анна Аркадьевна не играла  в рулетки: ни в дурацкую, ни в недурацкую.             

НВЮ: «И Вронский именно это и говорит, вот только… как и загадывала Анна, не слишком страстно и не очень решительно (он думал о дуэли). Это и является для Анны поводом не уходить от мужа – свалив ответственность за это на неправильный тон Вронского.

При этом, хотя она и сама, повторяю, в тайне души не хочет уходить от мужа, она опять начинает чувствовать к Вронскому злобу («ему показалось, что глаза её со странною злобой смотрели на него из-под вуаля»).
Но Толстой пишет, что ему показалось – всего-то. После этой фразы Толстого НВЮ считает, что она имеет полное право, называть Анну злобной. Далее до самого конца этой главы НВЮ предаётся самому любимо занятию – ёрничает.

НВЮ: «А Вронский, даже и не догадываясь о том, что его тон не соответствовал её ожиданиям (чему она очень рада), думает о том, что раз уж муж в курсе, то дуэль теперь наверняка состоится; и еще о том, что он благородно выстрелит в воздух; и еще о том, что в глубине души ему не хочется, чтобы Анна уходила от мужа, поскольку это сулит ему большие личные потери, но что он, конечно, никогда не скажет об этом вслух… И она это чувствует. И ей это не нравится. Потому что ей – можно желать сохранить все удобства и преимущества своей нынешней жизни, но Вронскому – нельзя. Единственным желанием Вронского, по её мнению, должно быть желание бросить свою жизнь к её ногам. Но, кажется, он сам еще не слишком в этом уверен... И вот она смотрит на него «со странною злобой», потом меняет тактику – голос её становится дрожащим и жалобным, и вот она уже с трудом удерживает слезы.
И, разумеется, Вронский немедленно говорит, что всё к лучшему, что теперь ей уж точно надо оставить мужа. Тогда она тут же вспоминает заготовленный предлог насчет сына и с готовностью сообщает Вронскому, что она не может уйти, потому что не может жить без сына. Тогда он уверяет её, что уйти от мужа всеё же лучше, чем «продолжать это унизительное положение», которое унизительно прежде всего для неё. Тогда она тут же уверяет его, что с тех пор как она его полюбила – то есть полюбила именно его! – для неё больше не существует в этом ничего унизительного и что она даже горда своим положением… и она разрыдалась.

Вронскому, естественно, становится ужасно её жаль и он тут же снова и снова винит себя в её несчастьях. Слабым голосом он еще раз говорит про развод. Анна не менее слабым голосом уверяет его, что развод не возможен.
Собственно, на этом сцена исчерпывает себя. В глубине души Анна остается довольна: она опять сумела вызвать жалость к себе, внушить Вронскому чувство вины, а главное – не потерять того положения и блеска, которое она имела благодаря мужу».

Блеска не было. Не было ни бриллиантов, ни драгоценностей, которые автор опуса навешала на Анну. Да, кольца украшали её пальцы, о них в романе упоминается пять раз:                (1) «– Вот это возьми, – сказала она Тане, которая стаскивала легко сходившее кольцо с её белого, тонкого в конце пальца (стр.89)».
2) И между ними составилось что-то вроде игры, стоящей в том, чтобы как можно ближе сидеть  подле  тёти,  дотрагиваться  до неё, держать её маленькую руку, целовать её, играть с её  кольцом  или  хоть дотрагиваться до оборки её платья (часть первая, глава XX, стр.89).
3) Невыносимо нагло  и  вызывающе  подействовал  на  Алексея  Александровича  вид  отлично сделанного художником черного  кружева  на  голове,  черных  волос  и  белой прекрасной руки  с  безымянным  пальцем,  покрытым  перстнями.  (часть третья, глава XIV, стр. 281)
4) Как он раз вечером лёг ей в ноги и она щекотала его, а он хохотал и кусал её белую с кольцами руку (ч. пятая, гл XXVII, стр. 499) .         
5) С остановившеюся улыбкой  сострадания к себе она сидела на кресле, снимая и надевая кольца с левой  руки,  живо  с разных сторон представляя себе его чувства после её смерти (часть 7, глава XXIV, стр. 698).

Не было у Анны Аркадьевны и дорогих бальных нарядов. В первой  части, главе XXXIII на стр. 124 есть небольшой диалог между Карениным и Анной:
         
          ЛНТ: «Допив со сливками и хлебом свой  второй стакан чая, Алексей
           Александрович встал и пошел в свой кабинет.
           – А ты никуда не поехала; тебе, верно, скучно было? – сказал он.
           – О нет! – отвечала она, встав за ним и провожая его чрез залу  в кабинет. То же ты читаешь теперь? - спросила она.

 – Теперь я читаю Duc de Lille, «Poesie des enfers», – отвечал  он. Очень  замечательная книга».

Анна быстро перевела разговор на другую тему, потому что не хотела признаться  мужу, что ей не в чём приличном было выехать, потому что три платья, которые она отдала модистке на переделку, не были готовы.

ЛНТ: «Анна не поехала в этот раз ни к княгине Бетси Тверской, которая, узнав о ее приезде, звала её вечером, ни в театр, где нынче была у  нее  ложа.  Она не поехала преимущественно потому, что платье, на которое  она  рассчитывала, было не готово. Вообще, занявшись после отъезда гостей  своим  туалетом,  Анна  была очень раздосадована. Пред отъездом в Москву она, вообще мастерица одеваться не очень дорого, отдала модистке для переделки три платья. Платье нужно было так переделать, чтоб их нельзя было узнать и они должны были быть готовы уже три дня тому назад. Оказалось, что два платья были совсем не готовы, а  одно переделано не так, как того  хотела  Анна.  Модистка  приехала  объясняться, утверждая, что так будет лучше, и Анна разгорячилась так, что ей потом совестно было вспоминать. Чтобы совершенно успокоиться, она пошла в  детскую и весь вечер провела с сыном, сама уложила его спать, перекрестила и покрыла его одеялом. Она рада была, что не поехала никуда и так хорошо провела  этот вечер» (ч. первая, гл. XXXIII, стр.124).

Эта мастерица  одеваться не очень дорого, работающая в доме мужа экономкой, понимала, что с установлением весны муж, как обычно, уедет за границу поправлять своё здоровье, поэтому придерживалась строжайшей экономии.


Глава 12. ВОЗВРАЩЕННИЕ К МУЖУ
«Но честная несчастная Анна не надевает                этой вуали, чтобы скрыть обман».
Ложь Набокова

НВЮ:  «Анна возвращается к мужу во вторник, как он и предписывал ей. И не просто во вторник, а во вторник утром. Таким образом, она демонстрирует полное послушание, а главное (манипулятор из всего извлекает выгоду), она хочет успеть объясниться с мужем до его ухода из дома на службу – ей не терпится выяснить, насколько её положение осложнено».



НВЮ описывает приезд Анны в Петербург и встречу с мужем. И как обычно – очень подробно и с комментарием. И очень трогательно, с надрывом описывает состояние Каренина: «золотой мост» его был не случаен, он рад видеть Анну, он хочет примирения. Тогда Анна говорит ему о цели своего приезда.

НВЮ: «Чем-то эта ситуация напоминает мне её первую ночь с Вронским – ему тогда тоже было хорошо… но мы помним, чем это для него тогда кончилось.

НВЮ врёт! Или она оговорилась? Ведь Толстой рассказал о первой близости влюбленных во время отъезда Каренина на лечение, а не о первой ночи. Тогда Анна простилась и уехала. Но не думаю, что НВЮ оговорилась, она всегда отлично знает,                о чём пишет.

И вновь раздаются вопли окололитературной кликуши.
НВЮ: «Ну, надо же! Он опять как дурак был добр и мягок, он был искренне готов забыть про её любовника, он был готов всё простить и начать жизнь с ней сначала, он так переживал, он был так взволнован – и вот она приехала, и вот она согласилась остаться в его доме и всё от него взять, и вот она снова говорит ему о любовнике! «И поэтому я только предупреждаю вас, что наши отношения должны быть такие, какие они всегда были».

НВЮ: «– Но отношения наши не могут быть такими, как всегда, – робким голосом заговорила Анна, с испугом глядя на него».
В который раз НВЮ напоминает читателю о попытке Анны стравить мужа и любовника? Я уже со счёта сбилась.

НВЮ: «– Интересно, с чего это ей пришло такое в голову? Неужели она забыла, что муж и так уже давно не спит с ней? К чему это свалившееся как снег на голову уточнение? Или, успокоившись, она вспомнила про любимую забаву мучить мужа? Или к удовольствию помучить снова и снова подсознательно примешивается идея стравить мужа и Вронского? Ведь именно это она и пыталась сделать всего несколько дней назад, так что мысль об этом еще горяча».

Анна пытается защитить себя, своё положение:

ЛНТ: «– Я не могу быть вашею женой, когда я... – начала было она».
 «– Должно быть, тот род жизни, который вы избрали, отразился на ваших понятиях. Я настолько уважаю или презираю и то и другое... я уважаю прошедшее ваше и презираю настоящее... что я был далек от той интерпретации, которую вы дали моим словам»
«– Впрочем, не понимаю, как, имея столько независимости, как вы, – продолжал он, разгорячаясь, – объявляя мужу прямо о своей неверности и не находя в этом ничего предосудительного, как кажется, вы находите предосудительным исполнение в отношении к мужу обязанности жены?»

И тут НВЮ даёт волю своей фантазии: «А вот это уже интересно! Да уж нет ли тут намека на тот самый групповой секс, который некогда снился Анне каждую ночь?»      Встреча с мужем заканчивается тем, что Каренин ставит жене свои условия.
ЛНТ: «Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни прислуга не могли обвинить вас... чтобы вы не видали его. Кажется, это не много. И за это вы будете пользоваться правами честной жены, не исполняя её обязанностей. Вот все, что я имею сказать вам. Теперь мне время ехать. Я не обедаю дома».
Глава 13. ПРОВОКАЦИЯ

НВЮ: «Итак, вот окончательное условие мужа: чтобы любовник не приходил в его дом, чтобы она не виделась с любовником в обществе и… (сказано через паузу) чтобы вообще не виделась. За это она получает: прежнее положение в обществе, деньги и отсутствие секса с мужем как неприятную для неё часть совместной жизни.

Беременной Анне невыносимо было находиться в «золотой клетке» мужа. Зная, что                муж отправляется в министерство, Анна написала записку Вронскому с просьбой приехать. Конечно, НВЮ незамедлительно подсуетилась и приписала  Анне повторную попытку состряпать обстановку для дуэли.

НВЮ: «Думаю, для того, чтобы дуэль все-таки состоялась. И серьёзная дуэль, со смертоубийством или хотя бы с попыткой его. Если намеренно доведенный до отчаянья муж убьёт Вронского, то пойдет в тюрьму, сделав Анну свободной. Если Вронский убьёт мужа, свобода ей тем более гарантирована. А то, что Вронский, который уже не раз думая о дуэли (вот настолько ситуация была серьёзна и оскорбительна!), собирался выстрелить в воздух, так это она даже не рассматривает – она уверена: она сумеет убедить Вронского поступить так, как нужно ей. Но для этого их нужно стравить. Нужна провокация. И она зовет Вронского запиской!»

Размечталась НВЮ, примеряет: кто кого убьет, так она подсказывает Толстому дальнейшее развитие сюжета. Это хорошо, что НВЮ думается, но все её думывания-выдумывания разбиваются о цитату Толстого: «Ей  никогда и в голову не приходила мысль о дуэли…» (ч. третья, гл. XXII, стр.309). И сколько бы НВЮ ни тужилась, сколько бы ни пыжилась вешать читателям лапшу на уши: если  муж убьёт Вронского, то пойдет в тюрьму, сделав Анну свободной. Если Вронский убьёт мужа, свобода ей тем более гарантирована, все домыслы НВЮ разбиваются о цитату Толстого: «Ей никогда и в голову не приходила мысль о дуэли…»
Приняв во внимание то обстоятельство, что Толстой предупредил о том,  что Анне никогда и в голову не приходила мысль о дуэли, я решила неуклюже-смехотворные по своим доводам выдумки-придумки НВЮ не публиковать и отправила их в архив.


Глава 14. РЕШЕНИЕ О РАЗВОДЕ 
 
НВЮ: «А что же муж? А муж после внезапной встречи с Вронским едет, как и запланировал, в оперу. Кстати, это еще одно косвенное доказательств того, что           в семь вечера ни на какой совет он из дома не выезжал и ниоткуда не возвращался.   Анна прекрасно знала, что муж поедет в оперу, и главное – в котором часу поедет. Потому и позвала Вронского, чтобы столкнуть их лбами. А вот вернуться домой Алексей Александрович действительно должен был в десять вечера, сразу же после оперы, на которую и собирался заглянуть к девяти часам».

Анна не могла знать изменений в планах мужа. Она только знала, что он едет в министерство.

ЛНТ: «Высокая, узенькая карета, запряжённая парой серых, стояла у подъезда. Он узнал карету Анны. «Она едет ко мне, – подумал Вронский, –  и лучше бы было»             (ч. четвёртая, гл. первая, стр.344, 346)».
 
НВЮ: «Разумеется, никакого удовольствия от оперы у него и в помине нет. Он думает только о своем очередном унижении, диком, оскорбительном унижении –                что любовник его жены находится в его доме, мало им продолжающихся встреч                на стороне, и что это уже перешло все границы».

В целях экономии Каренин зимой пользовался одной каретой.  Так что беременная                Анна выезжать для продолжающихся встреч никак не могла. Каренин и не собирался получать от оперы никакого удовольствия. В оперу он приехал по служебному делу.

ЛНТ: «Он отсидел там два акта и видел всех, кого ему нужно было (ч. четвертая, гл. IV, стр.352)».

Так что Алексей Александрович  не собирался слушать оперы до конца и никак не мог планировать вернуться домой в десять вечера, сразу же после оперы. Всё это шутка  НВЮ. Кстати Толстой даже не заикнулся о планах Каренина вернуться домой в десять.  Каренин  не любил музыки, не понимал её.

ЛНТ: «Она знала, что в области политики, философии, богословия Алексей Александрович сомневался или отыскивал; но в вопросах искусства и поэзии,                в особенности музыки, понимания которой он был совершенно лишен,                у  него  были самые определенные и твердые мнения. Он любил говорить о                Шекспире, Рафаэле, Бетховене, о значении новых школ поэзии и музыки,                которые все были  у него распределены с очень ясною последовательностью                (ч. первая, гл. XXXIII, стр. 125).

НВЮ: «После оперы, вернувшись домой, он внимательно осматривает вешалку                на  предмет военного пальто. Пальто исчезло. Ага. Значит, Вронский уже ушёл. Алексей Александрович идёт к себе в комнату и ходит там взад и вперед – до трех часов ночи. То есть пять часов кряду! «Чувство гнева на жену, не хотевшую      соблюдать приличий и исполнять единственное поставленное ей условие – не принимать у себя своего любовника, не давало ему покоя. Она не исполнила его требования, и он должен наказать её и привести в исполнение свою угрозу –                требовать развода и отнять сына…

Алексей Александрович не спал всю ночь. После этой чудовищной провокации с приездом в его дом любовника, устроенной Анной, его нервы находятся на пределе – «и его гнев, увеличиваясь в какой-то огромной прогрессии, дошёл к утру до крайних пределов»…

Решительным жестом он подходит к столу и пытается забрать из ящика письма к ней Вронского. Она быстро лжет, что писем там нет, и затворяет ящик. Но он грубо отталкивает её и выхватывает портфель с бумагами. Она пытается вырвать портфель, но он снова грубо отталкивает её. Да… такого с ним ещё не было! Как же его побороть? Она с удивлением смотрит на него, а потом в её взгляде появляется… робость.
«– Я сказал вам, что не позволю вам принимать вашего любовника у себя.
– Мне нужно было видеть его, чтоб...
Она остановилась, не находя никакой выдумки».
 
Вот вам и еще одна ложь. «Честная» Анна, так ненавидящая ложь, лжёт на каждом шагу!

НВЮ врёт, что Анна лжёт на каждом шагу. То, что Анна запнулась перед ложью, уже говорит о том, что Анне чуждо лгать. Да, Анне приходится лгать, она поставлена в такие условия, что ей иногда приходится лгать. Вот как говорит об этом Толстой:
         
ЛНТ: «Он чувствовал всю мучительность своего и её положения, всю трудность при той выставленности для глаз всего света, в которой они находились, скрывать свою любовь, лгать и обманывать; и лгать, обманывать, хитрить… и  постоянно  думать  о  других  тогда,  когда  страсть, связывавшая их, была так сильна, что они оба забывали обо всем другом, кроме своей любви…  Вспомнил особенно живо не раз замеченное в ней чувство стыда за эту необходимость обмана и лжи                (ч. вторая,  гл. XXI, стр. 190).
               
НВЮ: «Странно также и то, что, позвав Вронского, она не придумала заранее никакого приличного предлога, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств как-то оправдать его приход. Но Анне, как она самоуверенно считала, никакой предлог в данном случае и не нужен был – она ведь полагала, что хорошо знает своего мужа, что этот мягкий добрый человек в отношениях с ней вообще не способен на решительность и твёрдость, а также на тот гнев, с которым она столкнулась в нём впервые. Да и недалёкость ума не позволяет ей просчитывать свои действия аж на два шага вперёд. 

Если бы Анне была свойственна ложь, как на том постоянно настаивает НВЮ, она бы солгала, не моргнув глазом. Да, Анна хорошо знает своего мужа, поэтому и даёт ему такую характеристику злая машина.

НВЮ: «Поэтому она судорожно ищет, что бы такое соврать, но соврать тут совершенно нечего, всё слишком очевидно. И тогда она переходит к следующему излюбленному методу манипуляторов – к робости. После чего незамедлительно жмёт на чужую порядочность – она говорит, что он оскорбляет её только потому, что она не может ему ответить. Он парирует, что оскорблять можно честного человека, но не её. Тогда она тут же упрекает его в жестокости. На что муж справедливо замечает: «Вы называете жестокостью то, что муж предоставляет жене свободу, давая ей честный кров имени только под условием соблюдения приличий. Это жестокость?»

Такой умный, такой порядочный человек, такой глубоко религиозный Алексей Александрович сам провоцирует Анну, предоставляя ей свободу прелюбодействия: можешь нарушать заповедь Христа сколько влезет, но под покровом соблюдения внешних приличий. Почему Каренин предлагает сделку жене? Напрашивается вывод: потому  что сам исполнять супружеские обязанности не способен – расписка в бедности, как говорили древние греки.

НВЮ: «И он совершенно прав. Не руби сук, на котором сидишь. Не унижай     человека, чей хлеб ты ешь. Он совершенно прав – и Анну   распирает злоба: «Это хуже жестокости, это подлость, если уже вы хотите знать! – со взрывом злобы вскрикнула Анна и, встав, хотела уйти».

«Не унижай человека, чей хлеб ты ешь». Это высказывание НВЮ. Какое ей дело до того, чей хлеб ест Анна?! Не её же хлеб она ест!  Муж не вправе упрекнуть Анну куском хлеба, потому что она ела хлеб свой, ею заработанный. Кроме обязанностей жены,  Анна исполняла в доме мужа обязанности экономки. Как всё-таки плохо знает НВЮ текст. Анна Аркадьевна никогда не сидела на шее мужа. В доме мужа она работала экономкой, и он каждого пятнадцатого числа выдавал ей деньги на домашние расходы. Анна отчитывалась за каждый рубль, отчёты мужу передавала через домашнего человека Слюдина.

НВЮ: «Но муж с силой хватает её за руку: «Подлость? Если вы хотите употребить это слово, то подлость – это бросить мужа, сына для любовника и есть хлеб мужа!
И он опять совершенно прав. Или уходи, или соблюдай условия. Или хотя бы приличия. Но Анна ещё не проиграла, в её рукаве давно припасен мощный козырь – её предполагаемая смерть при родах. Тем более что муж ещё вообще не знает про её беременность».

«Муж не знает о её беременности. Итак, взять наскоком, надавив на чужую порядочность, не удалось. Значит, будем давить на жалость. А Алексей Александрович как раз тот   самый человек, который в отличие от Анны имеет совесть, а потому и умеет жалеть других. И вот Анна покорно нагибает голову и говорит тихим голосом:
«– Вы не можете описать моё положение хуже того, как я сама его понимаю, но зачем вы говорите всё это?..

Тогда Анна с тихой печалью укоряет мужа: «Алексей Александрович! Я не говорю, что это невеликодушно, но это непорядочно – бить лежачего».

От такой бессовестности Алексей Александрович начинает аж задыхаться, он настолько возмущен наглостью этого укора, что даже путается в словах: «Да, вы только себя помните, но страдания человека, который был вашим мужем, вам не интересны. Вам всё равно, что вся жизнь его рушилась, что он пеле... педе... пелестрадал».

Алексей Александрович путается в словах не от страдания. Он путается в словах из-за того, что Анна права.

         НВЮ: «Анна слышит эту путаницу, и ей становится смешно. И она немножко посмеялась. Но, конечно, немедленно перестала и даже испытала к нему минутную жалость – приятную необременительную жалость: жалко, да, говорит она себе, «но что ж она могла сказать или сделать?». И она лишь опускает голову и молчит.

 НВЮ врёт! У Толстого совсем не так: не смеялась Анна, ей всего лишь на всего стало смешно и тотчас стыдно.
 
ЛНТ: «Ей стало смешно и тотчас стыдно за то, что ей могло быть что-нибудь смешно в такую минуту. И в первый раз она на мгновение почувствовала за него, перенеслась в него, и ей жалко стало его» (ч.четвертая, гл. I V, стр. 354).

НВЮ: «Алексей Александрович тоже молчит – он пребывает в таком эмоциональном  накале, что не может прийти в себя. Он пытается взять себя в руки. Он пытается скрыть от неё, что ему – в его и без того трудном эмоциональном состоянии – был унизителен её смех, когда он от волненья не мог сразу выговорить слово».

Врёт НВЮ. Не бы со стороны Анны унизительного смеха. Постоянно нажимая на то, что Анна лгунья, НВЮ совершенно забывает о себе – о профессиональной лгунье, которая, вооружившись технологией вранья от манипулятивной семантики, превратила свой опус в одно длинное враньё.

НВЮ: «Он пытается скрыть от неё, как ему больно и тяжело. А ему настолько                больно и тяжело, что его глаза даже мутны от этой внутренней тяжести.              Он даже не в силах контролировать свою речь – и когда он заговорил, то                стал как-то шатко подчеркивать интонационно случайные, «произвольно                избранные, не имеющие никакой особенной важности слова»…

И этого оказалось достаточно, чтобы Анна немедленно отказала ему в своей жалости. «Нет, это мне показалось, – подумала она, вспоминая выражение его                лица, когда он запутался на слове пелестрадал, – нет, разве может человек с                этими мутными глазами, с этим самодовольным спокойствием чувствовать                что-нибудь?»

Врёт НВЮ. Глаза Алексея Александровича мутны от рождения. От внутренней тяжести глаза не мутнеют, знает любой офтальмолог. Толстой столько раз упоминал о мутных глазах Каренина, но нигде и никогда не уточнял, что они такими стали от внутренней тяжести – это враньё НВЮ. Каренин принимает решение: он возбуждает дело о разводе, уезжает в командировку по делам иноверцев (едет через Москву), а сына отправляет к престарелой двоюродной  сестре. Там Серёже будет очень-очень-очень «весело».


Глава 15. ВИЗИТ К АДВАКАТУ. РОДЫ. КАТАРСИС 

«Его искренность и доброта продлятся недолго,
и когда Каренин попытается добиться развода
(который не очень изменил бы его жизнь, но так много
значит для Анны) и вдруг столкнется с неприятными
осложнениями, он просто-напросто откажется
действовать дальше, ни на минуту не задумавшись
о том, что значит для Анны его отказ. Более того, он
находит удовольствие в своей праведности».
                Ложь Набокова
 
Набокову уже не привыкать получать зуботычины от божьей твари НВЮ. Заодно достаётся и круглой идиотке, то бишь Анне Аркадьевне. Но на этот раз слегка.      
 
НВЮ: «Итак, оскорбление, унижение и обида, нанесенные Анной, были на этот             раз настолько велики, что несмотря ни на какие попытки Анны вызвать к себе жалость он начинает дело о разводе. В контексте моего исследования вся сцена его визита к адвокату важна одной деталью: Алексей Александрович замечает, что глаза адвоката «прыгали от неудержимой радости, и Алексей Александрович видел, что тут была не одна радость человека, получающего выгодный заказ, – тут было торжество и восторг, был блеск, похожий на тот зловещий блеск, который он видал в глазах жены».
 
А вот в контексте моего исследования в сцене визита Каренина к адвокату есть  тема гораздо важнее, нежели обсуждение зловещего блеска в глазах у адвоката. Готовясь с визитом к адвокату, Алексей Александрович обзавёлся вещественным доказательством прелюбодеяния: три записки от Вронского, которые он нашёл, когда рылся в чужом портфеле.

В кабинете у адвоката Каренин  выразил своё желание, а именно – законно разорвать сношения с женою, но так чтобы сын не оставался с матерью, и при этом желал содействия адвоката. ЛНТ отметил, что лицо Алексея Александровича покраснелось  пятнами. Адвокат перечислил Каренину примеры, когда по законам возможен такой развод, в том числе разумность прелюбодеяния по взаимному соглашению. Это значит, что муж и жена, договорившись заранее, назначат, кто кому изменял. По закону Синода виновник юридически теряет возможность создать законную новую семью. Но на этот случай у Алексея Александровича были религиозные требования, которые мешали допущению этой меры.

Адвокат намекнул, что письма могут подтвердить лишь отчасти и что улики должны быть добыты  прямым путем, то есть свидетелями.

ЛНТ: «Вообще же, если вы сделаете мне честь удостоить меня своим доверием, предоставьте мне же выбор тех мер, которые должны быть употреблены.  Кто хочет результата, тот допускает и средства».
–  Если так... – вдруг побледнев, начал Алексей Александрович, но тут адвокат  встал и вышел, а когда вернулся, то поймал ещё одну моль.
– Итак, вы изволили говорить... – сказал он.
          – Я сообщу вам своё решение письменно, – сказал Алексей  Александрович,
          вставая, и взялся за стол. Постояв немного молча, он сказал: «Из слов ваших я могу заключить, следовательно, что совершение развода возможно. Я просил
бы вас сообщить мне также, какие ваши условия».
           – Возможно всё, если вы предоставите мне полную свободу действий,  –  не отвечая на вопрос, сказал адвокат. – Когда я могу рассчитывать  получить  от
вас известия? – спросил адвокат, подвигаясь к двери и блестя и глазами  и
лаковыми сапожками.
 – Через неделю. Ответ же ваш о том, принимаете ли вы на себя ходатайство по этому делу и на каких условиях, вы будете так добры, сообщите мне»                (ч. четвёртая, гл. VI, стр. 359).

НВЮ: «Зловещий блеск… Зло, злоба – в романе эти слова постоянно сопровождают Анну. Она унижает и оскорбляет мужа – и в её глазах он видит зловещий блеск торжества и восторга от своего могущества. Да, она правильно выбрала две свои жертвы. Муж – добрый, отзывчивый, глубоко порядочный человек, склонный к самокопаниям: над таким можно долго и безнаказанно издеваться. И любовник – недалекий, покорный, внушаемый, не имеющий духовного стержня, а потому легко подпадающий под её влияние: из него можно долго вить верёвки».

НВЮ опять завела свою волынку. «Зловещий блеск…» – и этим исчерпала                тему визита к адвокату. Больше ей говорить было не о чём, как бесконечно нахваливать Каренина. Но этот якобы глубоко порядочный человек согласился заплатить адвокату                (Кто хочет результата, тот допускает и средства»  – подсказал ему адвокат) за то, что он обеспечит  лжесвидетелей о прелюбодеянии Анны! Уж тогда точно Серёжу матери не отдадут, как падшей женщине. Эта божья тварь согласна даже нарушить девятую заповедь Христа «Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего», лишь бы добить непокорную жену. 

Эта третья божья тварь, эта НВЮ, вместо того чтобы в контексте своего       исследования (как она выразилась) разобраться, к какому результату пришли                Каренин и знаменитый адвокат, опять затянула волынку о злой Анне и о невыносимо-сердечных переживаниях прекрасного Каренина. Рано, слишком рано НВЮ заговорила о наркотиках. Оно и понятно – надо же чем-то заполнить главу.

НВЮ:  «Однако противодействие копится. Чаша страдания у мужа и чаша терпения у любовника однажды наполнятся до краев… И однажды они                увидят её в истинном свете. Именного этого поражения она и не сможет пережить. Наркотик же безмерно усугубит её отвратительные природные качества и     довершит разрушение личности».

НВЮ:  «Здоровье Алексея Александровича, сломленного горем, предательством          и подлостью жены, резко падает – это замечают все. В итоге и в делах у него тоже начинает не ладиться. Он пропускает подлый ход своего недруга Стрёмова, и тактика этого хода очень похожа на поведение Анны. Я не буду на этом останавливаться, скажу только, что это ещё одно подтверждение тому, что натура Алексея Александровича не приспособлена к подлостям – он совершенно бессилен перед чужой низостью и не способен вовремя её распознать. В результате проект Алексея Александровича полностью дискредитирован, а место, на которое он метил, скоро получит Стрёмов».

А это не подлость – нанять лжесвидетелей  (недаром Каренин сам побледнел от такого нахальства адвоката) и, чтобы не упасть, опёрся об стол?! Но через неделю эта божья тварь, отстояв в церкви обедню, занялся своими паскудными делами. А не подло было Каренину подтвердить Серёже слова графини Лидии Ивановне о смерти его мамы?!

ЛНТ: «… Алексей Александрович написал письмо адвокату. Он без малейшего колебания дал ему разрешение действовать по его благоразумию. В письмо он вложил три записки Вронского к Анне, которые нашлись в отнятом портфеле»  (ч. четвёртая, гл. VIII, стр. 366).

НВЮ:  «А вот еще одна очень важная деталь в пользу Алексея Александровича. Он едет в Москву. Там он по стечению обстоятельств встречается с Долли. И Долли, выслушав его и увидев всю глубину его страданий – действительную глубину настоящих и при этом совершенно им не заслуженных страданий (это замечал и Вронский) – потрясается этим страданиям и в отличие от Анны жалеет его всей душой. Не на минуту жалеет, как Анна, и не ища при этом повода как можно быстрей перестать жалеть – опять-таки как Анна, а жалеет глубоко, сочувствуя и сострадая. Долли слушала его всем сердцем, она смотрела в его мутные от внутренней боли глаза, и ей даже не нужно было говорить, что он ужасно несчастлив – она сама понимала это».

Опять НВЮ напрашивается в соавторы к Толстому, дописывая за него, что считает нужным её циничная натура. Долли простительно его жалеть, она не знает, как на протяжении многих лет он душил Анну, как женщину, душил любовь. Мутные от внутренней боли глаза – фишка-погремушка, которой НВЮ изредка побрякивает.

ЛНТ: « – Я думал, Дарья  Александровна, и много думал,  –  говорил  Алексей Александрович. Лицо его покраснело пятнами, и мутные глаза глядели прямо  на неё. Дарья Александровна теперь всею душой уже жалела его» (ч.четвёртая, гл.12, стр. 381).

Ну, и где у Толстого от внутренней боли?  Алексей Александрович согласился с                адвокатом нанять ложных свидетелей.  Он не только согласился устно, но и подтвердил это в письме адвокату. В пользу Алексея  Александровича можно записать и то, что он подтвердил слова графини Лидии  Ивановны, которая сообщила Серёже о смерти Анны – а вот это уже групповое лжесвидетельство двух божьих тварей. Оплаченные лжесвидетели  – это именной комок  грязи в Анну лично от  Каренина. 

НВЮ: «И глядя в измученное лицо Алексея Александровича, она впервые задумалась: а так ли уж невинна Анна, какою она хочет себя показать? И её                вера в Анну поколебалась…»
 
«И её вера в Анну поколебалась…»  Но уже через год мнение Долли изменилось. Она полностью поддерживать Анну. И даже ставит себя на её место. Но об этом читателю знать незачем, считает НВЮ.
 
ЛНТ: «А они нападают на Анну. За что? Что  же,  разве  я  лучше? У меня по
крайней мере есть муж, которого я люблю. Не так, как бы я хотела любить,  но
я его люблю, а Анна не любила своего? В чем же она виновата? Она хочет жить.
Бог вложил нам это в душу. Очень может быть, что и я бы сделала то же. И я
до сих пор не знаю, хорошо ли сделала, что  послушалась её в это ужасное
время, когда она приезжала ко мне в Москву.

Я тогда должна была бросить мужа и начать жизнь сначала. Я бы могла любить и  быть  любима по-настоящему. А теперь разве лучше? Я не уважаю его. Он мне нужен, – думала она про мужа,  –  и я терплю его. Разве это  лучше?  Я  тогда ещё могла нравиться, у меня оставалась моя красота… 

И самые страстные и невозможные  романы  представлялись Дарье  Александровне. Анна прекрасно поступила, и уж я никак не стану упрекать её. Она счастлива, делает счастье другого человека и не забита, как я, а, верно, так же, как всегда, свежа, умна, открыта ко всему»…думая о романе Анны, параллельно с ним Дарья Александровна воображала себе свой почти такой же роман с воображаемым собирательным мужчиной, который был влюблен в неё. Она, так же как Анна, признавалась во всём мужу. И удивление и замешательство Степана Аркадьича при этом известии заставляло её улыбаться» (ч. шестая, гл. XVII, стр.577).

НВЮ: «И все-таки она просит его простить Анну. Но он не в силах. «Я не злой человек, я никогда никого не ненавидел, но её я ненавижу всеми силами души и не могу даже простить её, потому что слишком ненавижу за всё то зло, которое она сделала мне! – проговорил он со слезами злобы в голосе».

И тут НВЮ снова оседлала своего любимого конька: злобное торжество, зловещий блеск во взгляде Анны. Мысль о том, что христианин и божья тварь, Каренин, желает смерти другому, нисколько не возмутила НВЮ. Но придуманную выдумку о том, что Анна хочет смерти Вронскому или Каренину (ей всё равно, кто кого убьёт на дуэли), НВЮ тожественно прокатила по всему роману.

Далее идёт славословие  Каренину, его христианским добродетелям, льётся елей и  патока, поётся гимн его смирению. Муж застаёт Анну в тяжелом состоянии – у неё послеродовая горячка. Здесь же и Вронский.  В отличие от твари божьей,  который желал жене смерти, Вронский плакал у постели Анны. Анна в состоянии горячки                просит двух Алексеев, мужа и любовника, простить друг друга и помириться.

НВЮ: «У Анны бред. Алексей Александрович страшно взволнован – «он                видел глаза её, которые смотрели на него с такою умиленною и восторженною                нежностью, какой он никогда не видал в них». И он стоял перед её постелью                на коленях и рыдал как ребенок. Она просит Вронского подойти. Она просит                Алексея Александровича подать ему руку и простить его. Она просит                доктора дать ей морфину. К полночи она впала в беспамятство. Эти два дня в ожидании смерти Анны полностью переродили Алексея Александровича. Он                пережил мучительный катарсис. Он стал другим человеком.
 
Глаза «…которые смотрели на него (на Каренина) с такою умиленною и восторженною нежностью, какой он никогда не видал в них», были у Анны во время горячечного приступа. Но когда приступ проходил, появлялась совсем иная, прежняя Анна.

ЛНТ: «Вдруг она сжалась, затихла, и с испугом, как будто ожидая удара, как будто защищаясь, подняла руки к лицу. Она увидала мужа» (ч. четвёртая,                гл. XVII, стр.397).

Вот эту часть контекста НВЮ привести читателям «забыла». Как всегда. Как обычно «забывала» самоё нужное, самое главное. Что примечательно – даже перед лицом смерти Анна помнила о детях:  «…только Серёжу возьму и девочку» (ч.четвёртая,  гл. XVII,  стр. 398). Это в копилку НВЮ, которая утверждает, что Анне плевать на детей.

Алексей Александрович никогда не переродится, пройдёт время – и он со злобой                будет вспоминать то умиление, которое накатило на него, когда Анна была в      беспамятстве и не понимала, что говорила. Не смог Каренин переродится и стать другим человеком, к сожалению. 

Глава 16. ВРОНСКИЙ. ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА
 
«…не буду распространяться о попытке Вронского покончить
с собой после разговора с Карениным у её постели. Это слабая
сцена. <…> Это незначительное событие вклинивается в тему
сна-смерти, которая проходит через всю книгу и стилистически
нарушает красоту и глубину самоубийства Анны. Если я
не ошибаюсь, в главе о последнем путешествии героини в её
памяти ни разу не всплывает попытка Вронского покончить
с собой. Не странно ли это? Анна должна была бы вспомнить
о ней, задумав свой собственный роковой план.
Толстой-художник понимал, что тема самоубийства Вронского
звучит в иной тональности, что она другого оттенка и тона,
решена совсем в ином ключе и стиле и художественно
не связана с предсмертными мыслями Анны».
                Ложь Набокова
 
В главе 16-«Вронский. Попытка самоубийства» НВЮ сначала слегка поколотила Набокова, успокоившись, взялась за Анну и заставила её плеваться.

НВЮ:  «А потому, что эта трагическая попытка Вронского оставила Анну совершенно равнодушной, ибо ей на Вронского глубоко наплевать – как было наплевать на его чувства и переживания в сцене с неудачными скачками, на его карьеру, как позже будет наплевать на его увлечение земледелием. Ей наплевать на Вронского точно так же, как ей будет глубоко наплевать на собственную новорожденную дочку, да и на сына тоже, я уж не говорю про мужа. Анне наплевать на всех, кроме себя».

В тексте романа  ни разу не встречается слово «плевок, плевать, наплевать, глубоко наплевать». Ни разу! А НВЮ представила Анну Аркадьевну не женщиной, двугорбым верблюдом-бактриа;ном!               

НВЮ порассуждала о типах самоубийства, а также о гордыне. У неё все поражены гордыней, все, кроме двух божьих тварей: графини Лидии Ивановны с прекрасными задумчивыми чёрными глазами и добропорядочного христианина Алексея Александровича с мутными от внутренней тяжести глазами, что неоднократно любит подчеркивать НВЮ. Хотя Толстой ни разу не упомянул об этой особенности глаз Алексея Александровича. Потом НВЮ плавно перешла на Каренина, который был по вине Анны осмеян и унижен всеми. А вот «вину» Анны Аркадьевны в унижении я мужа разберу подробней.

Не смотря на то, что Алексей Александрович одержал блестящую победу в заседании  комиссии семнадцатого августа, последствия  этой  победы  подрезали  его. Новая комиссия для исследования быта инородцев была составлена и отправлена на место по инициативе Каренина, и через три месяца был представлен отчет. На все вопросы о том, например, почему  бывают неурожаи, почему жители держатся своих верований и т. п.– получили ясное, несомненное разрешение. И  эти разрешения  было в пользу мнения Алексея Александровича.

*    *     *
Подстава Стрёмова

 Но его оппонент Стрёмов, чувствуя себя задетым за живое, сменил тактику. Он, увлекши за собой некоторых других членов, вдруг перешёл на сторону Алексея Александровича и с жаром не только защищал предложенное Карениным, но и сам предлагал другие крайние в том же духе. А когда эти усиленные меры были приняты, тогда и обнажилась тактика Стрёмова. Меры эти, доведенные до  крайности, вдруг  оказались так глупы, что все обрушились на эти меры, выражая  своё
негодование и против самих мер и против Алексея Александровича. Стрёмов же отстранился, делая вид, что он только слепо следовал плану Каренина и теперь сам удивлен и возмущен  тем, что  сделано.

Это подрезало Алексея Александровича. Но, несмотря  на  падающее  здоровье,
несмотря на семейные горести, Алексей Александрович не сдавался. Положение
Алексея Александровича вследствие этого и отчасти вследствие павшего на него
презрения за неверность его жены стало весьма  шатко. Отъезд Алексея Александровича наделал много шума, тем более что он  при самом отъезде официально возвратил при бумаге прогонные деньги, выданные ему на двенадцать лошадей для проезда до места назначения (ч. четвёртая, гл. VI, стр.359-361).

*    *     *

Затем НВЮ сообщает, что «…Анна– бросается под поезд вовсе не потому, что Вронский её разлюбил, а совсем по другой причине, о которой мы уже давно и подробно говорим и о которой скоро всё окончательно выясним. Но и здесь суть происшедшего – гордыня, и только она». НВЮ непоколебима в своей правоте и не позволит никому усомниться. Тоже гордыня, однако!

«…Вронский её разлюбил» – мимоходом сообщает НВЮ. Ну, во-первых не надо внушать читателю, что Вронский её разлюбил. Вронский будет любить Анну и после её смерти. Во-вторых, НВЮ не однажды будет интриговать читателя, что  скоро всё окончательно выясним, отчего Анна бросается под поезд.

НВЮ: «Теперь о Вронском. В сущности, при всех его достоинствах (доброта, строгое соответствие принятому в его круге не такому уж и плохому кодексу чести, способность взять ответственность на себя) он пошляк. Связь с Анной в глубине души он рассматривал как возможность блеснуть этим. Он                чувствовал себя обманщиком за то, что спит с чужой женой, но с удовольствием презирал за это не себя, а мужа и был уверен, что легко перестать считаться обманщиком, если разрешить дело дуэлью, на которой он еще и собирался покрасоваться, благородно выстрелив в воздух.

Не надоело НВЮ трепать языком снова о дуэли! Разобьем абзац НВЮ на три части и разберём их.
1)НВЮ: «… строгое соответствие принятому в его круге не такому уж и плохому кодексу чести…».
НВЮ не знает то, о чём пишет. Я уже второй раз поправляю её именно по этому вопросу: не было кодекса чести у Вронского. Он руководствовался составленным им сводом правил, в котором не было места добрым поступкам. «Свод этих правил обнимал очень малый круг условий, но зато правила были несомненны… Правила эти определяли, что:
– нужно заплатить шулеру, а портному не нужно,
– лгать не надо мужчинам, а женщинам можно,
– обманывать нельзя никого, но мужа можно,
– нельзя прощать оскорблений, и можно оскорблять и т.д. » (ч. вторая, гл.  XVIII, стр.180).

Собственно,  неважно, как назван тот документ, которым руководствовался по                жизни Вронский: кодекс чести или свод правил – но назвать его не таким уж плохим – величайшая глупость и пошлость со стороны НВЮ.

2)«НВЮ: Связь с Анной в глубине души он рассматривал, как возможность блеснуть этим». Толстой другого мнения: «Выставленность этой связи было самое тяжёлое для Вронского. Откуда НВЮ взяла такие сведения – блеснуть этим? Сама придумала!

ЛНТ: «Но, несмотря на то, что его любовь была известна всему городу –  все более  или менее верно догадывались об его отношении к Карениной, – большинство молодых людей завидовали ему именно в том, что было самое тяжелое в его         любви, – в высоком положении Каренина и потому в выставленности этой связи     для света» (ч. третья, гл. XX, стр. 300).

3)НВЮ по-прежнему занимается перекройкой цитат. Сравните.

ЛНТ:   «Вронский чувствовал то, что должен чувствовать обманщик…
НВЮ: «Он чувствовал себя обманщиком за то, что спит с чужой женой, но                с удовольствием презирал за это не себя, а мужа и был уверен, что легко                перестать считаться обманщиком, если разрешить дело дуэлью, на которой                он ещё и собирался покрасоваться, благородно выстрелив в воздух».

Остальную часть 16-й  главы НВЮ заполнила тем, что разобрала по косточкам пошляка Вронского. Он выстрелил в сердце, но промахнулся. Усердно забалтывая читателя,                НВЮ отвлекла его от  важного эпизода в этой главе. Вот он. Узнав утром от Бетси,                что Каренин даёт развод и потому он может видеть Анну, Вронский тотчас же                поехал к ней.

ЛНТ: « – Мы поедем в Италию, ты поправишься, – сказал он.
      – Неужели это возможно, чтобы мы были как муж с женою, одни, своею
семьёй с тобой? – сказала она, близко вглядываясь в его глаза.
    – Меня только удивляло, как это могло быть когда-нибудь иначе.
     – Стива говорит, что он на всё согласен, но я не могу принять его
великодушие, – сказала она, задумчиво глядя мимо лица Вронского. – Я не       хочу развода, мне теперь всё равно. Я не знаю только, что он решит об Серёже.
    Он не мог никак понять, как могла она в эту минуту свиданья  думать  и
помнить о сыне, о разводе. Разве не всё равно было?
    – Не говори про это, не думай, – сказал он, поворачивая её руку в своей
и стараясь привлечь к себе её внимание; но она всё не смотрела на него.
      – Ах, зачем я не умерла, лучше бы было! – сказала она, и без  рыданий
слёзы потекли по обеим щекам; но она старалась улыбаться, чтобы не  огорчить его».

ЛНТ: «Через месяц Алексей Александрович остался один с сыном на своей квартире, а Анна с Вронским уехала за границу, не получив развода и решительно отказавшись от него» (ч. пятая, гл. XXIII, стр. 418). 

Начиная разговор с любовником о сыне, Анна не смотрит ему в лицо. Она уже знает, что муж решил отдать Серёжу. Теперь ей надо знать, как отнесётся к этой вести любовник, если она предложит Вронскому взять с ними Серёжу. Она не смотрит Вронскому в лицо, боясь услышать то, чего страшится услышать – Серёжа ему не нужен. Ведь Вронский не смог найти подхода к Серёже, что постоянно огорчало Анну. 
И Анна не ошиблась. «Не говори об этом, не думай» – было ответом. Попытка совместить несовместимое Анне не удалась. Она так и не посмела сама предложить Вронскому забрать Серёжу. Почему?  Потому что она любовница, а не законная жена. Потому что едет на деньги Вронского, т.к. у бесприданницы нет ни денег, ни крыши над головой: сверху — ни куска черепицы, чтобы прикрыть голову; снизу — ни вершка земли, чтобы поставить ногу (из японского дзякуго).               

Слёзы текут по обеим её щекам, и жизнь ей не мила, потому что она не может забрать сына. Но она старалась улыбаться, чтобы не огорчить Вронского.

И вот эту слабость Анны НВЮ не один раз поставит ей в упрёк: сына ей отдавали, но она же сама от него отказалась.

*    *     *

Глава 17. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗЛА. ДЕЛО О ВСТРЕЧЕ С ВРОНСКИМ 
 
«В иные минуты он [Каренин] способен на добрые
порывы, на широкий жест, но быстро забывает об этом
и ради них не может поступиться своей карьерой».
Ложь Набокова
 
В семнадцатой главе НВЮ по-прежнему занимается расшифровкой текста Толстого  по принципу: что хочу, то и ворочу, навязывая своё мнение читателю.  И даже завела «Дело о встрече с Вронским». Те же умильные, лилейные речи в сторону глубоко порядочного и поистине безмерно великодушного человека Каренина и злобные в сторону Анны. Ничего нового – старые перепевы на новый лад.

*    *     *
Глава 18. И СНОВА ДЕЛО О РАЗВОДЕ. ВЫМОГАТЕЛЬСТВО   

«У постели Анны, ещё не оправившейся после родов и уверенной в близости смерти (которая, однако её минует), Каренин прощает Вронского и пожимает ему руку с истинным христианским смирением и великодушием. Вскоре он опять изменится, станет холодным и неприветливым…»
 Ложь Набокова

НВЮ: «В предыдущей главке мы уже видели, что если кто и изменился в худшую сторону после болезни Анны, то это сама Анна. Поэтому упрекать Алексея Александровича в том, что в ответ на вновь возникшую и уже с трудом скрываемую страшную ненависть с её стороны он опять становится «холодным» и «неприветливым» к ней, это по меньшей мере глупо. А каким надо быть с человеком, который тебя ненавидит? Довольным и приветливым? Я бы хотела посмотреть на человека, который, встречая откровенную ненависть в свой адрес, становится к ненавистнику только приветливей и теплей».               

Измениться в худшую сторону Анна никак не могла, потому что НВЮ навешала                на неё столько отрицательных ярлыков, что хуже стать, при всём желании, Анна не могла.

НВЮ: «Анна – натура сложная. В ней перемешаны такие понятия, как высокомерие, своенравие, мстительность, жажда личного комфорта, стремление к неограниченной власти над жертвой, сермяжная хитрость, самолюбование и малое наличие ума, к тому же она то ли истеричка, то ли психопатка» [из гл.13 ].

НВЮ: «Слишком велик стал контраст – на его фоне ей стало слишком видно                её ничтожество. Да, она и ногтя его не стоит, как позже именно так                признается брату и сама Анна. И теперь остаться с мужем возможно для неё                только при одном обстоятельстве – если она станет таким же человеком, как                он. Но тогда… это будет слишком скучная жизнь. Нет-нет, она не вынесет                такой жизни. Ей слишком нравится зло – оно искусственно насыщает её                пустую жизнь остротой эмоций и ощущением могущества».

Все эти соображения не Анны, и не Толстого. Всё это от лукавого, т.е. от НВЮ.

Вот разговор Анны со Стивой.   
ЛНТ: «– Я слыхала, что женщины любят людей даже за их пороки, – вдруг   начала Анна, – но я ненавижу его за его добродетель. Я не могу жить с ним. Ты пойми, его вид физически действует на меня, я выхожу из себя. Я не могу,                не могу жить с ним. Что же мне делать? Я была несчастлива и думала, что                нельзя быть несчастнее, но того ужасного состояния, которое теперь испытываю,  я не могла себе представить. Ты поверишь ли, что я, зная, что он добрый, превосходный человек, что я ногтя его не стою, я все-таки ненавижу его.                Я ненавижу его за его великодушие. И мне ничего не остаётся, кроме…»                (ч. четвёртая, гл. XXI, стр.411).

НВЮ: «Но все-таки свое согласие как-то нужно исхитрится дать понять. При этом как бы и не давая согласия. Как бы да и как бы нет. И что же делает Анна? А она мастерски производит тройную комбинацию: 1) она ничего не отвечает, то есть ничего не произносит вслух, 2) она отрицательно качает головой (нет-нет, она не хочет этого), 3) но при этом её лицо просияло счастьем (да-да, она очень этого хочет)».

НВЮ врёт. Тройной комбинации не было.

ЛНТ: «Она ничего не отвечала и отрицательно покачала своею остриженною головой. Но по выражению вдруг просиявшего прежнею красотой лица он видел, что она не желала этого только  потому, что это казалось ей невозможным счастьем» (ч. четвёртая, гл. XXI, стр. 12).
 Сравните.
       
НВЮ: «но при этом её лицо просияло счастьем».
ЛНТ:  «…по выражению вдруг просиявшего прежнею красотой  лица он видел, что она не желала этого только потому, что это казалось  ей  невозможным счастьем».

То есть, лицо Анны просияло красотой, а не счастьем. А неуверенно вела себя                Анна только потому, что развод казался ей невозможным счастьем. Что же сделала НВЮ с текстом Толстого? Она, как высококлассный карточный шулер, перетасовывает слова в предложении и добивается нужного ей эффекта – Анна оказалась комбинатором. 
               
НВЮ:  «И как же реагирует на это Анна? Молча. Вот только в глазах её                появился знакомый блеск».
ЛНТ:  «Анна задумчивыми блестящими глазами посмотрела на него и ничего                не сказала…»

Знакомый блеск – это какой? С первого появления Анны ЛНТ обратил внимание                на её блестящие глаза Анны, и не раз подчёркивал их блеск. И только изредка блеск её глаз был злым, и манипулятор НВЮ тот час присвоила себе право блеск глаз Анны иначе как злым не называть. Вот какой  Анну увидел впервые Вронский на вокзале в Москве.

ЛНТ: «В  этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность, которая играла в её лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшею её румяные губы (ч. первая, гл. XVIII, стр.79).

*    *     *
Глава 19. СОГЛАСИЕ НА РАЗВОД   
 
«Анна пытается вырваться на волю из фальшивого, бездушного мира. Обманывать мужа, как делали «порядочные  женщины» её круга, никем за это не осуждаемые, она не может. Развестись с ним тоже невозможно: это означает отказаться от сына. Серёжу, горячо любящего мать, Каренин не отдаёт ей – из «высоких христианских побуждений».
                Вранье из Учебника русской литературы
 
НВЮ: «Сейчас мы увидим, кто и кого и кому не отдаёт. И по каким причинам. И не отдает ли вообще. А пока припомним, что обманывать мужа Анна очень даже могла – она преспокойно делала это целый год, да еще и на глазах у мужа, а на все попытки Алексея Александровича поговорить, на все его просьбы сказать ему правду и тем избавить от мучений, она отвечала весёлым недоумевающим взглядом...
 
Стива с «несколько торжественным лицом» идёт к Алексею Александровичу. Сам Алексей Александрович в это время взволнованно расхаживает по кабинету, и его глаза тусклы – два верных признака его глубокого душевного волнения».

ЛНТ: «Степан Аркадьич взял письмо, с недоумевающим  удивлением  посмотрел на тусклые глаза, неподвижно остановившиеся на нем, и стал читать (ч. четвёртая, глава XXII, стр. 413).

Толстой подчеркнул, что Степан Аркадьич посмотрел не в глаза Каренину,
а НА его глаза. НВЮ уже неоднократно заостряет внимание читателя на то, что глаза Каренина тусклы от глубокого душевного волнения. Но у Каренина тусклые глаза от рождения. А то, что  тусклые глаза это верный  признак глубоких внутренних мучений, как неоднократно уверяет НВЮ – это что-то новенькое в офтальмологии.

НВЮ: «От него не укрылось отвращение к нему Анны, он снова чувствует её странную ненависть к себе, и он понял её истинное желание насчет визита Вронского. И он пришел к выводу, что так продолжаться не может.  …Вот и Анна при взгляде на мужа чувствует то же самое (семейка-то одна), поэтому она и не может больше с ним жить, само присутствие Алексея Александровича заставляет её постоянно вспоминать о совести, вернее о собственной бессовестности».

В самом  начале своего опуса НВЮ горячо уверяла читателя, что секс у Анны с мужем прекрасный, хотя  Толстой об этом никогда речи не заводил. И вообще слова секс Толстой не употребил ни разу.
В приведённом контексте Толстой не упоминает об отвращении Анны к мужу, но уже сама НВЮ открыто говорит, что от Каренина не укрылось отвращение к нему Анны. Чем вызвано это отвращение? НВЮ не знает? Она прекрасно знает, но не хочет знать, а потому и предупредила читателей в самом начале опуса о полном удовлетворении друг другом на протяжении многих лет.

НВЮ: «Нельзя сказать, что для Анны этот брак явился неравным: разница в возрасте существенна, однако не настолько, чтобы быть несчастной, а то и, не дай бог, сексуально неудовлетворенной женщиной. Кстати, об этом в романе нет ни слова, даже наоборот – весь уклад её жизни с мужем говорит об обоюдном покое и полном удовлетворении друг другом на протяжении многих лет» [   ]

НВЮ врёт!  «Вот и Анна при взгляде на мужа чувствует то же самое (семейка-то одна), поэтому она и не может больше с ним жить, само присутствие Алексея Александровича заставляет её постоянно вспоминать о совести, вернее о собственной бессовестности».

НВЮ запуталась: она постоянно напоминает читателю, что у Анны полностью отсутствует совесть, и вдруг – оказывается совесть-то у неё есть, но тут же совесть оказалась бессовестностью.
Хотя в самом начале своего опуса НВЮ обещала свои мысли излагать в форме кратких тезисов, доказательств и аргументированных выводов, ничего этого нет и в помине. Все обещания превратились в корявый пересказ текста Толстого.
Есть несколько причин, когда Церковь допускает разводы. Одна из них обозначена в Евангелии: «Непозволительно человеку разводиться с женой своей, кроме вины любодеяния». У Святителя Василия Великого (родился в 330 году), который наряду со святителем Николаем Чудотворцем издревле пользовался особым почитанием у русского верующего народа, есть интересное суждение, что мужская природа склонна к неверности, ко греху. И поэтому он призывал христианок: «Если ты можешь простить – прости». (Вряд ли Анна знала о суждении Василия Великого, когда советовала Долли простить мужа, эта пустая и глупая Анна, как считает НВЮ). Но если христианка, если жена вот таким образом оступилась, это уже непозволительно. Сам факт является свидетельством раскола семейной чаши.
Обычно в разводе виновен тот, кто совершил прелюбодеяние. По церковному закону виновному запрещалось вступать в брак повторно. Потерпевший же имел право вступления во второй брак. Поэтому терпение и служение – основа, фундамент и стержень счастливой семейной жизни.
Теперь, когда Каренин простил жене измену, он не мог допустить, чтобы,  уже прощённая им любимая  жена, была опозорена.  Взять позор прелюбодеяния на себя?  И как быть с детьми?      
НВЮ: «Все это были давние мысли Алексея Александровича. Сейчас, слушая Стиву, он не верил ни одному его подлому слову, и всё-таки он чувствовал, что есть некая могучая сила, которой он никак не найдет имени, но очень похоже, что эта грубая сила есть чужая воля, стремящаяся ко злу, и что эта тёмная сила заставит его подчиниться…»

ЛНТ:  «– Да, да! – вскрикнул он визгливым голосом, – я беру на себя позор, отдаю даже сына, но… – но не лучше ли оставить это? Впрочем, делай, что хочешь...
И он, отвернувшись от шурина, так чтобы тот не мог видеть его, сел на стул у окна. Ему было горько, ему было стыдно; но вместе с этим горем и стыдом он испытывал радость и умиление пред своею высотой смирения» (ч. четвёртая, гл. ХXII, стр. 416). 
 
Итак, Каренин согласен лжесвидетельствовать о том, что это именно он совершил прелюбодеяние. И этот факт невольно заставил НВЮ открыть свои карты. Она возмутилась: как так? Безвинный Каренин добровольно берёт на себя грех жены, то есть он лжесвидетельствует – это девятый грех из  Де;сяти за;поведей, которые, согласно Пятикнижию, были даны Моисею самим Богом, в присутствии сынов Израиля, на горе Синай на пятидесятый день после Исхода из Египта. Решение Каренина привело НВЮ в ярость.

НВЮ: «Лжесвидетельство – это преступление, а не христианская благость. Лжесвидетельство – это покрывание греха, попустительство».

Почему же НВЮ никак не отреагировала на поведение Каренина, когда тот согласился на предложение адвоката предоставить лжесвидетелей для уличения Анны в прелюбодеянии  (гл.15-«Визит к адвокату»). НВЮ даже не упомянула об этом грехе Каренина.  Почему? НВЮ поставила перед собой задачу: реабилитировать Каренина  и очернить Анну. Незачем пачкать бело-пушистый имидж Каренина! (см. главу 2-«Цель написания опуса»– прим. автора).

НВЮ: «Согласие на развод тут же развязало Анне руки – она сочла, что уж теперь-то она точно вправе звать своего любовника в дом своего великодушного мужа.
Вронский тоже не стал беспокоить себя вопросами морали – ведь он уже стрелялся, а значит, по мнению Вронского, никакой подлости на нём больше и нет. И вот он, даже «не спрашивая, когда можно, где муж» (тонко уточняет Толстой), тут же понёсся к Карениным.
Происходит бурная сцена встречи, очень романтическая, с надрывом. Они решают жить вместе и немедленно уехать в Италию поправлять здоровье Анны: «Да, я очень слаба, – сказала она, улыбаясь. И губы её опять задрожали».
Это еще одно кодирование Вронского: она слаба, она очень слаба (ты запомнил, что я слаба?), при этом её губы дрожат (ты понимаешь, что я нуждаюсь в твоей жалости больше других?).
В процессе обоюдного восторга Анна вдруг прагматично сообщает (и это удивляет Вронского – как она может в такую высокую минуту думать о таких практичных вещах?), что Алексей Александрович согласен на развод, «что он на всё согласен», но что Анна разводиться… не будет.

Цитата, которую я привожу ниже, несёт большую смысловую нагрузку.

ЛНТ:  « – Стива говорит, что он на всё согласен,  но  я  не  могу  принять  его великодушие, – сказала она, задумчиво глядя мимо лица Вронского. – Я не хочу развода, мне теперь всё равно. Я не знаю только, что он решит об Серёже.

Он не мог никак понять, как могла она в эту минуту  свиданья  думать  и
помнить о сыне, о разводе. Разве не всё равно было? – Не говори про это, не думай, – сказал он, поворачивая её руку в своей и стараясь привлечь к себе её внимание; но она все не смотрела на него.
– Ах, зачем я не умерла, лучше бы было! – сказала  она,  и  без  рыданий
 слёзы потекли по обеим щекам; но она старалась улыбаться, чтобы не            огорчить его» (ч. четвёртая, гл. XXIII, стр. 419).   
      
Это для Вронского было всё равно, но не для Анны. Да, она знает, что муж согласен на развод и отдать сына. Но захочет ли любовник принять чужого ребёнка?! Потому Анна так осторожно подняла вопрос о Серёже. Анна сирота-бесприданница, родителей нет, у брата своя жизнь, крыши над головой нет, источника дохода нет. В царской России, где женщина была бесправна, её жизнь  полностью зависела от мужчины – отца, мужа, если их не было – от дяди, брата или опекуна.

Мужа она на дух не переносила, на тот момент его место занимал любовник. Сын для Анны самый родной и любимый. И Вронский стал самым родным и любимым. И она не может совместить их и мучается этим. Потому-то Анна и затронула самый болезненный для себя вопрос: что будет с сыном. В ответ услышала: «Не говори и не думай» – и слёзы без  рыданий потекли по обеим щекам. Потому-то она и смотрела мимо лица  Вронского. Всё же она надеялась на другой ответ.
            
Эта цитата перекликается с другой цитатой из части шестой, главы XXIV на стр. 606. Долли навестила Анну в поместье Вронского.  Перед сном Анна пришла к Долли. Зашёл разговор о разводе:

ЛНТ:  « – Ну, положим, я сделаю усилие, сделаю это. Или я получу  оскорбительный ответ, или согласие. Хорошо, я получила согласие... Я получу согласие, а сы...сын? Ведь они мне не отдадут его. Ведь он вырастет, презирая меня, у отца, которого я бросила… Ты пойми, что я люблю, – кажется, равно, но обоих больше себя, два существа – Серёжу и Алексея. – Только эти два существа я люблю, и одно исключает другое. Я не могу их соединить, а это мне одно нужно. А если этого нет, то всё равно. Всё, всё равно».
Сын остался у мужа,  Вронский, как она себе в дальнейшем внушит, охладел к ней, она считает, что Вронский якобы разлюбил её. И теперь ей нет жизни – и всё всё  равно… Это и есть ответ на вопрос: «Почему Анна бросилась под поезд?» 
У НВЮ своё мнение: Анна, как обычно, врёт. Далее НВЮ ёрничает и скатывается на свою любимую колею – деньги.
НВЮ: «Учитывая, что муж идёт целиком на все её условия, такое её решение               по меньшей мере странно. Чем же она объясняет свой странный отказ от развода?               Ну, поскольку причин для отказа у неё теперь уже совсем никаких нет, то она объясняет его… высокими материями. Дескать, потому не буду разводиться, что                «я не могу принять его великодушие». И ещё, дескать, потому, что «мне теперь                всё равно» – типа раз мы, наконец, вместе, то мне больше нет дела до таких пустяков, как развод.
Но вот подозрительный нюанс: эти два якобы высоких и якобы искренних соображения она высказывает «задумчиво», а главное – «глядя мимо лица Вронского». То есть врёт!
Нет, вовсе не эти причины заставляют её отказаться сейчас от развода. Настоящая и единственная причина в том, что развод ей невыгоден. Ведь такой глубоко порядочный и поистине безмерно великодушный человек, как Алексей Александрович, да еще с его деньгами и связями, на дороге не валяется – и выгодней оставить его про запас».

Про какой запас может идти речь, если муж вызывает в Анне отвращение?!
О каких деньгах НВЮ ведёт речь, если с установлением весны Каренин, как обычно, уезжал за границу на длительное лечение, требующее немалые расходы?! О каких деньгах может идти речь, если для выхода в свет Анна переделала старые платья, да так, чтобы их нельзя было узнать. О каких деньгах для её расходов может идти речь, если Анна  ежемесячно отчитывалась перед мужем счётами за каждый истраченный рубль?!  О какой порядочности Каренина может идти речь, если он согласился нанять проплаченных  лжесвидетелей, чтобы они оболгали Анну на суде?!  О какой порядочности Каренина  может идти речь, если он подтвердил сыну слова графини Лидии Ивановны о том Анна умерла? О какой порядочности может идти речь, если христианин Каренин всем сердцем желал смерти жене? И так считаю не я. Это пишет Л.Н. Толстой. И в подтверждение на каждый вопрос я приводила цитаты Толстого. 

НВЮ: «Манипуляторы вообще любят оставлять людей про запас – авось пригодятся. Ведь в случае чего к такому удобному мужу всегда можно будет вернуться, надавив на жалость, а он всегда примет и снова даст всё, что нужно, задаром и почти без усилий».

Далее идёт кучерявое предложение.  НВЮ: «Так чего же хочет Анна на самом деле? Грубо говоря, она хочет полной свободы от нравственности». Как НВЮ определила, как узнала, чего Анна  хочет на самом деле? И что означает полная свобода от нравственности? Уж не в женщину ли лёгкого поведения она хочет пристроить Анну?
НВЮ: «Ещё одна причина отказа в том, что Анна, как и всякий нечестный человек, судит по себе. И если муж вдруг согласен на развод, да еще на таких ужасных условиях, то вдруг он сам этого хочет, вдруг у него есть на это какие-то скрытые от Анны причины? Нет уж, пусть на всякий случай всё остается как есть».

Из какого ящика на свет божий вытащила НВЮ свои тухлые рассуждения и нагло приписывает их Анне. Ведь Толстой ясно написал: «Чрез месяц Алексей  Александрович остался один с сыном на своей квартире, а Анна с Вронским уехала за  границу, не получив развода и решительно отказавшись от него». Ну, где здесь  «… пусть на всякий случай всё остается как есть» (ч. четвёртая,  гл. XXIII, стр. 419)

НВЮ: «Ну, и теперь, дважды солгав, ей нужно на всякий случай отвлечь Вронского от истины, которая могла-таки блеснуть в его голове. И она немедленно выдает свою коронную фразу: «Ах, зачем я не умерла, лучше бы было!» – и слёзы струятся по её щекам. А чтобы выглядеть совсем уж многострадально, она тут же улыбается – как бы через силу и как бы сквозь слезы как бы говоря: ты видишь, как я стараюсь не огорчать тебя, любимый?»

НВЮ врёт! Как всякий нечестный человек, НВЮ судит по себе: приписывает Анне то, что ей самой присуще – лгать. Этот абзац  она полностью перекроила под себя. 
1) «Ну, и теперь, дважды солгав…». НВЮ приписывает, что Анна мужа оставила про запас, Толстой утверждает, что Анна решительно отказалась от развода. Кому верить?
2) Не понятно, от какой истины Анна отвлекает Вронского, ссылаясь на свой подозрительный нюанс. Фантазёрка-лгунья НВЮ подчёркивает, что эти два якобы высоких и якобы искренних соображения она высказывает «задумчиво», а главное – «глядя мимо лица Вронского». То есть врёт!

В контекст Толстого НВЮ вносит отсебятину: «как бы через силу и как бы сквозь слёзы                как бы говоря: ты видишь, как я стараюсь не огорчать тебя, любимый». Как можно так ёрничать, так позволять себе  извращать мысли Толстого?!

#     #     #

 
Глава 20. ИТАЛИЯ. ХУДОЖНИК МИХАЙЛОВ. ПОРТРЕТ
 
                «Анна отдаёт Вронскому всю жизнь, решается расстаться с обожаемым сыном – несмотря на терзания, которых ей это стоит – и уезжает с Вронским сначала в Италию…»
Ложь Набокова


НВЮ: «В предыдущей главке я подробно рассмотрела, что никаких оснований для расставания с «обожаемым сыном» у Анны не было – муж согласился отдать ей Серёжу, и она могла беспрепятственно забрать его с собой. Для этого ей нужно было только возбудить дело о разводе, обвинив мужа в несуществующем прелюбодеянии – и на это Алексей Александрович был тоже согласен. Таким образом, ни о каких «терзаниях» Анны по поводу расставания с сыном не может быть и речи. Расставание с сыном не стоило ей ровным счетом ничего».

Да, Анна была на коне с красным флагом в руке: она могла подать в суд на мужа, с его согласия уличить его в якобы в несуществующим прелюбодеянии.  Но Анна не стала этого делать. Почему? А вот этим вопросом должен был заняться аналитик, то бишь уважаемая НВЮ.

ЛНТ: «Стива говорит, что он на все согласен, но я не могу принять его великодушие… Я неизбежно  сделала несчастие этого человека, – думала она, – но я не хочу пользоваться этим несчастием; я тоже страдаю и буду страдать: я лишаюсь того, чем я более  всего дорожила, – я лишаюсь честного имени и сына. Я сделала дурно и потому  не хочу счастия, не хочу развода и буду страдать позором и разлукой с сыном» (ч. четвёртая, гл. XXIII, стр. 419).   

Описание трёхмесячного пребывания Анны и Вронского в Италии НВЮ украсила своими прыжками и ужимками – и больше ничего. Предлагаю читателям самим прочитать первоисточник.

*    *     *

Глава 21. СЧЕТА В МАГАЗИНЕ. ДОСТИЖЕНИЕ ДНА. ЛИДИЯ ИВАНОВНА   «Трагедия в том, что Каренин не мог противостоять 
влиянию «грубой силы, которая должна была 
руководить его жизнью в глазах света и мешала ему
отдаваться ему своему чувству любви и прощения»…
И он подчиняется обществу, следует указаниям
лживой ханжи графини Лидии Ивановны
 и отказывается от прощения и любви».
Вранье из Учебника русской литературы

НВЮ: «Надо было сильно постараться, чтобы насквозь лживую Анну, в глазах которой постоянно мелькает злоба и ненависть буквально ко всем, и это неоднократно подчеркивается Толстым, – чтобы возвести её в ранг чуть ли не святой, а истинно добрую женщину с «прекрасными задумчивыми глазами», как неоднократно характеризует её автор, обозвать лживой ханжой. А вот «грубая сила», присутствие и губительное воздействие которой он чувствует, исходила прежде всего от Анны и Стивы – и заключалась она прежде всего в нравственных подтасовках и подлых вымогательствах, как мы  это видели в предыдущей главке» .

Загрустила что-то НВЮ, расстроилась: уезжает Анна с милым дружком отдыхать аж  в Италию, не за что её будет ругать, унижать, оскорблять. Ску-ко-та!  Надо придумать какую-нибудь мерзкую пакость и свалить её на Анну… А давай-ка я шляпку и ленты превращу в платья и скажу, что Анна перед отъездом в Италию прикупила себе новых платьев, а деньги за них заплатить как бы забыла. Вот повеселюсь, а то уж больно скучно. Сказано-сделано!

НВЮ: «Последней каплей в этом списке унижений стали пришедшие из модного магазина счета – собираясь с любовником в Италию, Анна прикупила себе новых платьев и… как бы забыла их оплатить, как бы случайно предоставив сделать это мужу. И эти счета окончательно выбили его из себя – настолько, что, не умея справиться с нахлынувшим чувством оскорблённости и униженности, он прямо в присутствии приказчика вдруг повернулся, сел к столу и опустил голову на руки…. Он долго сидел в этом положении, несколько раз пытался заговорить и останавливался»…

Вот как отличается эта выдумка-придумка НВЮ от текста Толстого.

ЛНТ: «Но  на  второй день после отъезда, когда Корней подал ему счёт из модного магазина, который забыла заплатить Анна, и доложил, что  приказчик сам тут, Алексей Александрович велел позвать приказчика… Алексей Александрович хотел упомянуть про счёт, который  принесли  ему,  но голос его задрожал, и он остановился. Про этот счёт, на синей  бумаге, за шляпку, ленты, он не мог вспомнить без жалости к самому себе» (ч. пятая, гл. XXI-XXII, стр. 483, 486).

Если бы не забота НВЮ, которая хотя и виртуально, хотя бы мысленно, но всё же «приодела» Анну, пришлось бы ей, бедной, «красоваться» в Италии в своих «новых» платьях, перешитых из старых (ч. первая, гл. XXIII, стр. 123). А что на самом деле? А на самом деле в Париже Вронский обновил гардероб Анны. Вот как Анна одевалась дома.
    
ЛНТ: «Анна переоделась в очень простое батистовое платье.  Долли  внимательно осмотрела это простое платье. Она  знала,  что  значит  и  за  какие  деньги приобретается эта простота» (ч. шестая, гл. XIX, стр. 584)

В этой главе НВЮ опять завела пластинку о бедном, брошенном всеми Каренине.                О его истерзанном сердце и невыносимых душевных ранах. О его одиночестве среди равнодушных, завистливых, удачливых людей. Он остался не у дел, да к тому же ещё                его записки о проблемах государства никто не читает.

НВЮ: «Занятие делами на несколько часов в день уменьшало его боль. И все-таки боль съедала его. В эти дни он вспоминает всю свою жизнь. Он был сиротой. Родители его умерли слишком рано. Его воспитал дядя, он же дал ему возможность карьеры. Алексей Александрович стал губернатором уезда».

Губернатором уезда Алексей Александрович при всём желании стать никак не мог, потому что губернатором может быть только руководитель губернии и жить он должен в столице губернии. Уезд – это административно-территориальная единица царской России, он входит в состав губернии, и возглавляет его воевода.

К сорока годам губернатор всё ещё не был женат. Молодая красивца-бесприданница покорила его сердце, но он всё никак не мог решиться сделать ей предложение, сколько было «за», столько и «против». Пусть спасибо скажет тётке Анны, а то бы так и просидел всю жизнь «в девках». Она поставила губернатора в такое положение, что он должен был или высказаться или уехать. И он высказался.

НВЮ: «Таким образом, хотя женитьба на Анне и была ему подсунута путём нечистых спекуляций, тем не менее за годы брака он вложил в Анну всю свою душу и считал её своим единственным по-настоящему близким человеком.                И вот теперь этот единственный близкий человек предал его, а потом спокойно вытер об него ноги».

НВЮ врёт! Как Алексей Александрович мог вложить в Анну всю свою душу, если он за девять лет совместной жизни впервые задумался о  душевом состоянии единственно близкого ему человека?! 

ЛНТ: «Он стал думать о ней, о том, что она думает и чувствует. Он впервые живо представил  себе  её личную жизнь, её мысли, её желания, и мысль, что у неё может и  должна  быть своя  особенная жизнь, показалась ему так страшна, что он поспешил отогнать ее. Это была та пучина, куда ему страшно было заглянуть. Переноситься мыслью и чувством  в другое существо было душевное действие, чуждое Алексею Александровичу» (ч.  вторая, гл. VIII, стр.153).

Далее на сцене появляется графиня Лидия Ивановна со своими прекрасными  чёрными задумчивыми глазами. Очень молодой графиня Лидия Ивановна была выдана замуж за богатого, знатного и распутнейшего весельчака.  Через месяц муж бросил её, и она осталась зАмужем за мУжем, хотя жили они врозь, и когда им приходилось встречаться, муж всегда относился к ней с ядовитою насмешкой (ч. пятая, гл. XIII, стр.488). Особенность графиня Лидии Ивановны заключалась в том, что она была постоянно в кого-нибудь влюблена.

ЛНТ: «Графиня Лидия Ивановна давно уже перестала быть влюбленною в  мужа, но никогда с тех пор не переставала быть влюбленною в кого-нибудь. Она  бывала влюблена в нескольких вдруг, и в мужчин и в женщин; она бывала  влюблена во всех почти людей, чем-нибудь особенно выдающихся. Она была влюблена во всех новых принцесс и принцев, вступавших в  родство с царскою фамилией, была влюблена в одного митрополита, одного викарного и одного священника. Была влюблена в одного журналиста, в трех славян, в Комисарова; в одного министра, одного доктора, одного английского миссионера и в Каренина…
Но с тех пор как она, после несчастия, постигшего Каренина, взяла  его  под  своё особенное покровительство, с тех пор как она потрудилась в доме Каренина, заботясь о его благосостоянии, она почувствовала, что все остальные любви не настоящие, а что она истинно влюблена теперь в одного Каренина  (ч. пятая, гл. XXIII, стр.488).

Кого не рассмешит перечень влюблений НВЮ?!

НВЮ: «Она утешает его. Она уверяет, что он обязательно найдет эту опору –                не в ней, а в Боге (и тут она тихо вздохнула, потому что она любит его,                но вряд ли она когда-нибудь скажет ему об этом, ведь она замужем».

«Потому что она любит его…» – очередная выдумка НВЮ.  Графиня Лидия Ивановка никогда и никого не любила, она была только влюблена.

НВЮ: «Она уверяет его, что безмерно восхищается его поступком прощения, что ему нечего стыдиться этого прощения – она щедро льёт бальзам на его раны, думая только о том, как бы уменьшить его боль.  И в ответ он как ребёнок начинает жаловаться ей на свою усталость и на свои  горести. Вот только про счёт из модного магазина – последнее гадкое  унижение – он никак не может признаться… Вернее, он хотел признаться и  в этом, но… «но голос его задрожал, и он остановился».

«Вот только про счёт из модного магазина – последнее гадкое  унижение – он никак не может признаться…» – потому что счёт за платье из модного магазина не приходил.
Зачем пережёвывать жёваное? Про счёты якобы за платья разборка уже прошла. Зачем вспоминать? А затем, чтобы в мозгу читателя засело, что эта гадкая Анна прикупила себе платьев, чтобы красоваться перед любовником в Италии, а оплатить  свои платья заставила мужа. Какое наглое и мерзкое унижение смиренного Каренина!

НВЮ: «Она предлагает ему свою помощь. Она просит его поручить ей мелкие заботы по дому, как она специально выражается, чтобы он не чувствовал себя обязанным, а также передать ей и воспитание Серёжи. Она уверяет его, что её не нужно за это благодарить, потому что ею руководит бог».

Эта ханжа и лицемерка наврёт Серёже о смерти матери, а свою ложь спихнёт на Бога, потому что ею руководит Бог. Выходит, что это бог научил её солгать  Серёже о смерти матери, а она не причём.

ВНЮ: «В ней не было ни единого злого умысла, но в ней была практическая глупость, поэтому, нисколько не задумываясь о психике ребенка, она из самых благих побуждений «пошла на половину Серёжи и там, обливая слезами щеки испуганного мальчика, сказала ему, что отец его святой и что мать его умерла».

Странное сочетание практическая глупость. Тем более, что такая характеристика дана пожилой женщине. А что бывает  глупость и непрактическая?! Новое словотворчество в русском языке. Лингвисты-специалисты отдыхают!
Надо сильно постараться, чтобы насквозь лживую ханжу княгиню Лидию Ивановну с её прекрасными задумчивыми чёрными глазами назвать добрым искренним человеком и  ввести её в ранг добродетельной христианки.

ЛНТ: «Если б я могла снять с вас все эти мелкие унижающие заботы... Я понимаю, что нужно женское  слово,  женское распоряжение. Вы поручаете мне?..  Графиня Лидия Ивановна исполнила свое обещание. Она действительно взяла на себя все заботы по устройству и ведению дома Алексея  Александровича. Но она не преувеличивала, говоря, что она не сильна в практических  делах. Все её распоряжения надо было  изменять, так как они  были  неисполнимы, и изменялись они  Корнеем, камердинером Алексея Александровича, который незаметно для всех повел теперь весь дом Каренина и спокойно и осторожно во время одеванья барина докладывал  ему, что  было  нужно (ч.пятая, гл. XXII, стр.487).

Уже с первого появления в романе НВЮ Лёв Толстой даёт Лидии Ивановне нелестную характеристику:

ЛНТ: «Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром Каренин называл знаменитую графиню Лидию Ивановну за то, что она всегда и обо всём волновалась  и горячилась). Она о тебе спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всём болит сердце (ч. первая, гл. XXXII, стр.120).

Обо всём болит сердце, потому что всюду суёт свой нос, куда её не спрашивают, короче, сплетничает.  К тому же «… графиня Лидия Ивановна, всем до нё не касавшимся  интересовавшаяся, имела привычку никогда не слушать того, что её  интересовало, она перебила Анну». «А в самом деле, смешно: цель добродетель, она христианка, а она всё сердится, все у неё враги и все враги по христианству и добродетели» – говорит о ней Анна (ч. первая, гл. XXXII, стр.120).

*    *     *

Глава 22. ПЕТЕРБУРГ. ВСТРЕЧА С СЫНОМ. ВИЗИТ В ОПЕРУ
 
«Анна не обычная женщина, не просто образец
женственности, это натура глубокая, полная
сосредоточенного и серьезного нравственного 
чувства, все в ней значительно и глубоко,
в том числе её любовь».
 Ложь Набокова
 
НВЮ пересказывает текст Толстого, продолжая, как обычно, ёрничать и ехидничать. Вронский и Анна в Москве: Вронский по своим делам, Анна планирует навестить сына в день его рождения. Лидия Ивановна всеми силами оберегает Каренина от напоминаний о Вронском и Анне. Накануне дня рождения Серёжи Анна пишет письмо на имя Лидии Ивановны с просьбой разрешить ей навестить сына.

НВЮ: «В письме Анна взывала к христианским чувствам Лидии Ивановны, которые, по словам Анны, и дают ей смелость обращаться к ней с просьбой. Просьба же заключалась в следующем. В записке Анна сообщала, что она несчастна от разлуки с сыном и хочет его увидеть, и что она не обращается с этой просьбой непосредственно к Алексею Александровичу только потому, что не хочет заставлять «страдать этого великодушного человека воспоминанием» о ней.
При этом, что касается самой Лидии Ивановны, то все письмо было пронизано откровенным и даже подчеркнутым презрением – Анна обращается к ней как к прислуге, как к гувернантке: она просит Лидию Ивановну лишь уточнить, пришлёт ли та Сережу к ней, или ей самой приехать куда-то в назначенный мужем час. Вдобавок к этому хамскому тону Анна снисходительно сообщает, что не ждёт отказа, поскольку уверена в великодушии Алексея Александровича, от которого, небрежно подчеркивает Анна, только и может зависеть отказ».

Ни хамства, ни презрения в письме, а тем более оскорбительного тона нет. Обращение написано изысканным языком, в выдержанном тоне. Но Лидию Ивановну оскорбил именно тон письма. Её оскорбило отсутствие оскорблений, которое дало бы ей полное право возмутиться и отказать. И тем не менее, она сообщила, что ответа не будет, что фактически означало отказ. Привожу письмо полностью.

ЛНТ: «Madame la Comtesse, – христианские  чувства,  которые  наполняют  ваше сердце, дают мне, я чувствую, непростительную  смелость писать  вам. Я несчастна от разлуки с сыном. Я умоляю о позволении видеть его один раз пред моим отъездом. Простите меня, что я напоминаю вам о себе. Я обращаюсь к вам, а не к Алексею Александровичу только потому, что не хочу заставить  страдать этого великодушного человека воспоминанием о себе. Зная вашу дружбу к  нему, вы поймете меня. Пришлете ли вы Серёжу ко мне, или  мне  приехать в дом в известный, назначенный час, или вы мне дадите знать, когда и где я могу его видеть вне дома? Я не предполагаю отказа, зная великодушие того, от кого оно зависит. Вы не можете себе  представить  ту  жажду его видеть, которую я испытываю, и потому не можете представить ту благодарность, которую во мне возбудит ваша помощь. Анна».

НВЮ: «У Анны всегда так, и мы с этим еще не раз столкнемся: одно дело оскорбления, которые наносит она, а другое дело получать за это сдачи… Никто не смеет давать ей сдачи. Никто».

НВЮ врёт!  Где всегда так? Приведите примеры!

НВЮ: «Все в этом письме раздражило графиню Лидию Ивановну:  и      содержание, и намек на великодушие, и в особенности развязный, как ей показалось, тон… И все-таки главной задачей этого хамского обращения к Лидии Ивановне было тайное желание Анны сделать всё, чтобы ей не разрешили встретиться с сыном! Для чего?.. А почему вообще встреча с сыном была отложена ею на последний день?

Так запланировал Толстой. Анна хотела встретиться с сыном именно в день его рождения, а не раньше или позже. И в тот же день уехать. Потому что, кроме дня рождения, в северной столице её больше ничего не интересовало.

НВЮ: «Так что встреча с сыном все откладывалась и откладывалась… Без всяких на то причин, а просто потому, что Анна не очень-то и торопилась с ним встретиться».

И далее идут подобные наговоры и придумки-выдумки, на которые НВЮ весьма горазда: Анна приехала в Петербург не для встречи с сыном, а развлечься. Идут повторения, что письмо было написано в намеренно-оскорбительном тоне. Что Анну бесит дружба графини Лидии Ивановны и Алексея Александровича. И злобствующий ум Анны придумал, наконец, ещё одну провокацию.               
 
Очень подробно и бестолково была написана атмосфера награждения Каренина орденом Александра Невского. Среди завистливых злобных взглядов Каренин  видит задумчивые прекрасные чёрные глаза графини. Она сообщает ему о письме Анны. Алексей Александрович не видит причины отказать Анне встречу с сыном. И тогда инициативу берёт в руки Лидия Ивановна.

НВЮ: «А кроме того, говорит Лидия Ивановна, ведь сын считает мать умершей, нужно ли тревожить его одним случайным визитом…»

Две божьих твари наврали ребёнку о смерти матери. Хорошо, что старенькая няня подсказала Серёже, что мама его жива. А вот этого «тревожить одним случайным визитом» у Толстого нет. НВЮ специально назвала визит Анны случайным, хотя она должна была знать (если читала роман), что Анна специально готовилась к визиту сыном именно в день его рождения, с любовью выбирала в магазинах игрушки. Надо сказать, что НВЮ в свою речь часто внедряет определённые слова, которые изменяют смысл предложения  – один из приёмов манипулятивной семантики.

НВЮ: «Она просит разрешения написать Анне письмо с отказом – и Алексей Александрович… наконец-то, впервые в жизни, соглашается».
НВЮ врёт! Согласился же Каренин подтвердить сыну слова НВЮ о смерти Анны. Далее опять  следует почти дословный пересказ о посещении Анной дома мужа. Вот только

НВЮ «забыла» сообщить читателю, с каким уважением и любовью отнеслись к Анне слуги и старенькая няня. И ни кратких тезисов, ни доказательств, ни аргументов НВЮ не приводит – сплошной пересказ текста Толстого со своими замечаниями  типа: визит – её очередная продуманная подлость, продиктованная непомерной гордыней и злобой . Словом гордыня, да к тому же не непомерная, НВЮ постоянно награждает Анну, с тем чтобы в конце опуса объяснить, что непомерная гордыня, одна из семи мертных грехов, стала причиной её гибели.

Также НВЮ вновь муссирует фразу: «Ведь сына никто у неё и не отнимал, она                сама (подчеркиваю это в очередной раз) отказалась от развода и, стало быть, от сына». Я уже дважды отвечала на вопрос, почему Анна не могла взять с собой сына. Повторяться  не буду. Далее НВЮ пересказывает текст Толстого о посещении Анной театра со своими обычными подковырками, вместо того чтобы дать текст краткими тезисами, дополнив доказательствами и обобщив аргументацией, как того требует эссе, если НВЮ считает свой опус таковым.

*    *     *

Глава 23. В ДЕРЕВНЕ. ПРИЕЗД ДОЛЛИ
 
«В то время как Анна несет на себе всю тяжесть
общественного негодования (она унижена и оскорблена,
растоптана и «раздавлена»), Вронский, мужчина не очень
глубокий, бездарный во всем, но светский, только выигрывает
от скандала, его приглашают повсюду, он кружится в вихре                светской   жизни, встречается с бывшими друзьями, его                представляют внешне  приличным дамам, которые и на минуту не останутся рядом с опозоренной Анной».
                Ложь Набокова

НВЮ: «И это еще один чудовищный бред, не достойный профессора. Приглашают Вронского только его родственники и старые друзья – точно так же, как и Анну приглашают и навещают такие же точно люди, а еще всякие прочие мужчины,      которых она сама не стыдиться приглашать и кокетничать с ними на глазах у Вронского. Вронский если и не отторгнут обществом, то сам не бывает там – из солидарности с Анной, а потом он и вовсе теряет к свету всякий интерес, прекрасно удовольствовавшись деревенской жизнью с Анной. Честное слово, стыдно сочинять такие откровенно поверхностные лекции».
 
А самой-то не стыдно сочинять грязные небылицы про Анну? Что за приглашённые люди и всякие прочие мужчины, которых она сама не стыдиться приглашать и кокетничать с ними на глазах у Вронского. Если она имеет в виду Васеньку Весловского, так в его планы входило посетить Вронского после побывки у Лёвина.

НВЮ: «Чем дальше уходишь в роман, тем больше симпатий испытываешь к                Долли – Дарье Александровне Облонской. Некрасивая, худая, с жидкими волосами женщина. Родила семерых, двое умерли».

НВЮ врёт. На тот год, которым начинается роман, Долли рожала девять раз, двое умерли. В семье Облонских семеро детей: Таня, Гриша, Лёша, Николенька, Лили, Вася и Маша, которая родилась в конце февраля. Но Вася, рожденный после Лили (это о нём Долли говорит Анне: «Вася спит, к сожалению», почему-то в романе в дальнейшем не упоминается». Во время поездки в поместье Вронского Долли с болью вспоминает о рождении десятого ребёнка, который умер. НВЮ скверно знает текст романа!

НВЮ: «Муж, добродушный обаятельный беспринципный Стива, изменяет ей направо-налево и тратит на свои развлечения все деньги, доводя семью чуть ли не до нищеты. Про кого интереснее читать, про Анну или про Долли? Конечно, тем, кто точно так же, как и Набоков, не видит дальше своего носа, интересней читать про Анну – приверженцы слепоглухого Набокова наверняка приходят от Анны в сахарный восторг».

Это уже запрещенный прием: оскорбительно отзываться о читателях, чьими бы поклонниками они бы ни были. 

НВЮ: «Но лично я, уже к середине романа досыта наглотавшись этой сиропной фальшивки, давно пришла в ужас от Анны, от её врождённой лживости, подлости, изворотливости, высокомерия, мстительности, недалекости, равнодушия, бесконечной жалости к себе, бесстыдства,  высокомерие, своенравие, мстительность, жажды личного комфорта, стремления к неограниченной власти над жертвой, сермяжной хитрости, самолюбования и малого наличия ума, истерии и высокомерия – от всей этой человеческой червивости, так что страницы, посвященные Долли, стали для меня буквально оазисом, островом теплоты, добра и сердечности. И теперь уже про Долли я читала со страстью и глубокой благодарностью к ней».

НВЮ заговаривается. Как можно читать со страстью что-то? Читать нужно с чувством, толком, расстановкой. А вот врать можно со страстью, что и делает НВЮ. Автор опуса так щедро наградила Анну негативом, что в реальной жизни такой человек не смог бы жить. А в книжной жизни НВЮ негатива ещё и добавит. А так Анна – воплощение зла,  наконец-то, пригодилась, как фон для линии любви Кити и Лёвина.

НВЮ: «Однако в том-то и дело, что Анне в романе отведена совершенно иная           роль – она не божья тварь, она противопоставлена богу, и Толстой осуждает её                совсем не потому, что религия запрещает прелюбодеяние, а она нарушила этот запрет. Эту примитивную и неверную трактовку десятилетиями вбивают                нам в голову учебники литературы и набоковы всех мастей, кидаясь с жаром защищать «великую страдалицу» от осуждения «насквозь прогнившего общества».

Так за что же осуждает Анну Толстой? Какую бомбу замедленного действия приготовила читателям НВЮ? И когда взорвёт она эту бомбу? До поры, до времени НВЮ скрывает, свои карты раскроет в конце опуса.

НВЮ: «Даже эпиграф романа «Мне отмщение, и аз воздам» господами М.Г. Качуриным и Д.К. Мотольской (еще раз повторю: составителями Учебника русской литературы для 9-го класса средней школы, 1982 год, издательство «Просвещение») трактуется так, что впору за голову схватиться, и вот какой бред они предлагают детям в качестве истины: «Толстой не оправдывает свою героиню, но он защищает её от суда светской морали». «Мне отмщение, и аз воздам» – этот евангельский текст Толстой взял эпиграфом к роману. «Не вам судить и карать её» – таково возможное прочтение этого текста».

Не верится выводам НВЮ. Две эти цитаты приведены отдельно. С первой цитатой нужно согласиться. Да, Толстой не оправдывает свою героиню, но он защищает её от суда светской морали. Со второй цитатой тоже нужно согласиться: «Мне отмщение, и аз воздам». Хотя эти две цитаты взяты в кавычки, но они поставлены так, что вторая цитата является продолжением первой – и в конечном результате выходит, что это бог карает Анну неприятием её светскоим обществом.

НВЮ: «Так и хочется вспомнить Ильфа и Петрова, когда в «Золотом теленке» некий горе-журналист перевел название озера Иссык-Куль (по-киргизски: Теплое озеро, или Горячее озеро) как «сердце красавицы склонно к измене»! А ведь издание, вернее переиздание этого учебника в 1982 году было уже, напомню, пятнадцатым по счету! И, разумеется, утвержденным Министерством просвещения РСФСР…

НВЮ шутит. Да она сама умудрилась «напереводить» «Анну Каренину» как «сердце красавицы склонно к измене»!

НВЮ: «Между тем истинный смысл этой библейской фразы, взятой Толстым эпиграфом, вполне доступен для понимания. Дословный перевод: «У Меня отмщение, и я отомщу (воздам)». Речь идет о том, что истинный суд – в руке божьей, и он свершится. О неотвратимом божьем возмездии – каждому по делам нашим. И еще проще, специально для Министерства просвещения и составителей учебников для средней школы: что заслужили, то и получили, за что боролись, на то и напоролись. Или им опять непонятно?»

А самой НВЮ понятна ересь, которую она несёт. Если бог будет судить Наталию  Воронцову-Юрьеву согласно библейской фразе «О неотвратимом божьем возмездии – каждому по делам нашим», то по чёрным делам НВЮ гореть ей вечно в аду за её насквозь лживый пасквиль.

     НВЮ: «Подумать только, что на протяжении стольких лет так и не нашлось ни                одного человека, который бы, наконец, удосужился прочитать роман «Анна Каренина» так, как он и был написан. За столько лет – ни одного человека,                который увидел бы, наконец, все те и не скрываемые характеристики, которыми столь ярко наделён каждый герой романа! Как можно было быть такими слепыми курицами и преступно пичкать детей всей этой галиматьёй?»

Известный приём неумных людей: ругая других-прочих, НВЮ возвышает себя. Ни один человек, кроме неё, не увидел того, как действительно был написан роман, но она, именно, она одна увидела! Увидела то, чего в романе не было и нет!

     НВЮ: «Вовсе не прелюбодеяние как таковое осуждает Толстой в своей героине Анне Карениной. Тут сокрыт совсем иной вопрос: что именно подтолкнуло её                к прелюбодеянию – любовь или что-то другое, в связи с чем факт прелюбодеяния становится лишь следствием, но никак не причиной? Ответ очевиден. Даже если бы она не сошлась с Вронским, даже если бы она вообще не изменила мужу, она бы все равно осталась той личностью, для которой не существует таких понятий, как сострадание, совесть и стыд. Ведь не из-за факта же прелюбодеяния она не способна любить и жалеть даже своих детей. Не из-за факта же прелюбодеяния она дважды доводит Кити до нервного срыва».

     НВЮ совсем завралась! Какое отношение к прелюбодеянию имеет отсутствие таких понятий  у Анны как сострадание, совесть, стыд, нелюбовь к своим детям, а тем более нервные срывы Кити, которых, в сущности, не было?!
Приведу несколько примеров.

Сострадание. С посыла Анны Вронский передал деньги вдове погибшего сторожа.  «– Нельзя ли что-нибудь сделать для неё? Взволнованным шёпотом сказала Кареннина?» (ч.первая, гл. XVIII, стр.82).

Совесть. Именно совесть и сострадание не позволили Анне воспользоваться великодушием мужа, чтобы её вину прелюбодеяния он взял на себя. «Я сделала дурно и потому не хочу счастия,  не хочу развода и буду страдать позором и  разлукой с сыном» (ч. пятая, гл. VIII, стр.444).
Анна старалась избегать  салона Бетси Тверской, т.к. общение с ней требовало расходов, каких семья Каренина не могла себе позволить.
Совесть не позволяла Анне требовать с мужа дорогих нарядов и украшений.

Стыд. «Отчего я хотела и не сказала  ему?» – спрашивает себя Анна. И в ответ на этот вопрос горячая краска стыда  разлилась по её лицу. Она поняла то, что её удерживало от этого; она поняла, что ей было стыдно» (ч. третья, гл. XV, стр. 284).
«Во  всём  разговоре этом не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна  не могла вспомнить всей этой короткой сцены» (ч. вторая, гл.XXVII, стр. 210).
 Только тот, кто не хочет видеть, не увидит, как Толстой показал любовь Анны к дочери и сыну, и любовь Серёжи к матери. Если вычленить всё, что говорится в романе  об их отношениях, то получится отдельная повесть о Серёже Каренине. Нервные срывы Кити – выдумка НВЮ. Я о них писала и повторяться не буду.

     НВЮ: «На фоне этого вывода совершенно иные отношения других героев           становятся крайне важными и читать о нормальных человеческих взаимоотношениях (со всеми их ошибками и заблуждениями, от которых не застрахован ни один человеческий союз) начинаешь буквально с жаждой и жадностью».

То НВЮ сообщает, что про любовь Кити и Лёвина она читала со страстью, теперь уже читала с жаждой и жадностью. В действительности, с жадностью читала НВЮ только об Анне, вычитывая между строк Толстого то, чего он не писал. А если между строк не находила того, что ей было нужно, ей помогала её неуёмная фантазия.
 
     НВЮ: «Так вот о Долли. Дарья Александровна крайне отзывчивый человек, к тому же умеющий помнить добро. Вот и теперь, понимая, что общество начисто изолировало себя от скомпрометированной в его глазах Карениной, она решила навестить Анну и таким образом её поддержать, выразив ей свою дружбу. Она едет в имение Вронского».

«…общество начисто изолировало себя от скомпрометированной в его глазах Карениной…» Общество имеет глаза?! Общество, состоящее только из преданных мужу женщин? Общество потому и ополчилось на Анну, что она позволила себе открыто сделать то, что это общество делает, прикрываясь семейными узами.

Не буду рассматривать пересказ НВЮ о поездке и пребывании Долли в поместье Вронского и её едкие замечания типа: «Анна щурит глаза, чтобы лгать и не слышать совести». Но совсем недавно НВЮ возмущалась: у Анны напрочь отсутствует сострадание, совесть, стыд.  То есть получается, что совесть у Анны присутствует или отсутствует – по желанию НВЮ.

     НВЮ: «Она видит: громадный дом ведётся блестяще, однако опытным глазом хозяйки Долли быстро подмечает, что это заслуга вовсе не Анны, а все того же Вронского, а что Анна к ведению дома и не прикасается, как будто она здесь гость, которому нет нужды заботиться о хозяйстве».

НВЮ видит только то, что лежит на самой поверхности, за что и ругает своих читателей.  Анна была экономкой в доме мужа, и вела домашнее хозяйство отлично. После отъезда Анны в Италию ни Алексей Александрович, ни навязавшаяся ему в помощницы графиня Лидия Ивановна со своими прекрасными задумчивыми чёрными глазами не смогли вести дом. Все заботы взял на себя слуга. А сейчас у Анны есть экономка. И всё свободное время Анна помогает мужу в строительстве.

Анна пригласила Долли в детскую, где находилась маленькая Ани, за которой присматривали: девушка, которая её кормила, девушка, которая с ней гуляла, нянька и француженка – всего четверо. Анна не знала, что у девочки прорезался ещё один зубик, не смогла найти игрушку. И вот гневная реакция НВЮ: « Женщина, напрочь забывшая про своего ребёнка, а вернее, вовсе не помнящая о нём с самого его рождения! – это и есть глубокая натура, полная нравственного чувства, как уверял Набоков?!».

*    *     * 

Глава 24. ДОЛЛИ. РАЗГОВОР С ВРОНСКИМ
 
«С потрясающей силой изображает Толстой муки Анны.
У неё нет ни друзей, ни дела, которое могло бы её увлечь.
В жизни ей остается только любить Вронского».
           Вранье из Учебника русской литературы
 
Укажите страницу, укажите автора и год издания, иначе это вранье якобы из учебника, явно попахивает НВЮ.

     НВЮ: «И на этом месте я изрядно повеселилась. А действительно, бедная, бедная Анна! Друзей у неё нет – с Кити она сама постаралась, чтобы эта девочка даже имя её произносила с отвращением и ужасом. Бетси Тверская, которую она записала в подруги исключительно из её удобного родства с Вронским, бросила её после того, как Анна обольстила её любовника. Осталась одна Долли, но и та уже начала прозревать на её счет. Так что не с кем ей всласть побалаболить, не к кому из гостей в гости сутками помотаться, время с пользой провести».
Вместо того, чтобы провести исследование, аналитик НВЮ врёт и ёрничает на протяжении всего романа с заданной целью:  реабилитировать умного, доброго, честного Каренина [new.topos.ru].  Ни Кити, ни её маман  никогда не считали Анну разлучницей, как бы ни хотела того НВЮ. До знакомства с Вронским Анна сторонилась  салона Бетси Тверской, т.к. общение с ней требовало расходов, каких семья Каренина не могла себе позволить. Да, Долли осталась её верным другом, что буквально коробит НВЮ.   

     НВЮ: «Да ладно друзья, так ведь и никакого дела у неё нет, вот беда-то какая. И откуда только у других это дело находится? Вот было у Анны одно приятное дело, которое уж точно её увлекало – красоваться на балах и приемах, да какие теперь балы… Нечем заняться бедной страдалице».

Казалось бы, что НВЮ высказала Анне все свои претензии, вылила на неё весь негатив, но этого оказалось мало и она опять пошёл разговор о балах и приёмах.В чём красовалась-то Анна на этих балах и приёмах? В перелицованных платьях?! Далее идут кривляния, ужимки и прыжки НВЮ. Сколько злобы, сколько ненависти – и всего-то к книжному персонажу. За мастерски проделанную работу на аннодробительной машине НВЮ заслуживает звания Герой Лживого Труда. Лгать на 160 страницах, вычитывая несуществующее, это вам не мешки таскать, не камни тесать.   

Далее приглашаю читателя самому, а не через кривою зеркало НВЮ, ознакомиться с         текстом Толстого – выйдет гораздо быстрее и интереснее. НВЮ обещала читателю рассмотреть причинно-следственные связи, но своего обещания не выполнила. Честно признаюсь, читать её повторы наговоров неприятно и неинтересно.

     НВЮ: «Многое, очень многое не нравится здесь Долли. Слишком много фальши                (то же чувство она испытывала и в их доме с Карениным – и теперь не остается сомнений, от кого исходила эта фальшь)».

Я уже подробно разобрала, что Лёв Николаевич Толстой лично определил, что фальшивым был сам быт дома Карениных. Но НВЮ хочется и очень-очень, чтобы фальшь исходила именно от Анны, и только от неё.

     НВЮ: «Что если в характеристике хотя бы той же Лидии Ивановны Толстой постоянно упоминает прекрасность её задумчивых глаз, то в характеристике Анны буквально на каждом шагу упоминается злоба и ненависть».

Вот только наличие прекрасных задумчивых чёрных глаз графини Лидии Ивановны нисколько не мешают ей творить такие же чёрные дела, как её чёрные  глаза. Да, НВЮ на этот раз забыла написать о том, что глаза Каренина помутнели от душевной боли. Ай-яй-яй, непростительный промах автора опуса!

*    *     *

Глава 25. ДОЛЛИ. РАЗГОВОР С АННОЙ
 
«Анна Каренина – один из обаятельнейших женских
образов русской литературы. Её ясный ум, чистое
сердце, доброта и правдивость притягивают к ней
симпатии лучших людей в романе –
сестёр Щербацких, княгини Мягкой, Лёвина».
      Вранье из учебника русской литературы

     НВЮ: «Чистое сердце, доброта и правдивость Анны Карениной – самая страшная шутка, которую только могли придумать господа профессора и литературоведы. Это их чёрный юмор, и мы не будем больше на этом останавливаться.

Поговорим о княгине Мягкой. Удивительно, что по настоящему добрую женщину – графиню Лидию Ивановну составители учебника с завидной  прытью неискушенного ума записали в ханжи».

«Завидная прыть неискушенного ума…» – нашла НВЮ чему завидовать. Вот как  словари определяют слово ханжа: неискренний человек, прикрывающийся показной добродетельностью или набожностью, святоша и лицемер. Человек, проповедующий моральные, нравственные ценности и правила, критикующий их отсутствие у окружающих, однако сам этих правил не придерживающийся; демонстрирующий показную добродетель, тайно её нарушая; внешне набожный и благочинный, но внутренне цинично порочный, ни во что не верящий; к себе снисходительный, но строгий судья других» – точнее для Лидии Ивановны не придумаешь. Как ловко НВЮ пристраивает графиню Лидию Ивановну к добродетелям, награждая её титулом настоящая добрая женщина. Если Толстой над своими героями (над всеми, без исключения) иронично подсмеивается, то о графине Лидии Ивановне пишет только с сарказмом.

Самая страшная шутка НВЮ

Графиня Лидия Ивановна  по настоящему добрая женщина  – это  самая страшная                шутка, которую только могла придумать фантазия НВЮ. Впервые о графине упоминается        в конце первой части романа, когда Каренин на вокзале встречает Анну:

     ЛНТ: «Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию  Ивановну за то, что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.)  Она о тебе спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всём болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских».

Восхищаюсь гением Толстого:  одним абзацем показал пошлость и никчемность графини Лидии Ивановны с прекрасными задумчивыми чёрными глазами.
1) «Знаменитая графиня…» В чем же заключалась её знаменитость? А в том, что она
всегда обо всём её не касавшимся, волновалась и горячилась. Да ещё писала записочки.
2) «Она о тебе спрашивала». Чтобы быть первой в курсе последних сплетен, а потом развести их по всему Петербургу.
3)  «…ты бы съездила к ней нынче». Нынче – это сегодня. Каренину приятно оказать     услугу своему лучшему другу – обеспечить сплетницу свежими новостями из первых уст.
4)  «Ведь у ней обо всём болит сердце». То есть, суёт свой нос, куда не следует.
5) «Наш милый самовар будет в восторге». Можно себе представить никчемность и пустоту графини, если в восторг её приводит смакование семейных сплетен о примирении Облонских.
Этот кипящий самовар однажды так ошпарит Анну, что она уже не оправится. (Это   отрывок из моей книги «Анна Каренина» – красная книга Льва Толстого».

     НВЮ: «А вот княгиню Мягкую – неприкрытую ханжу, сплетницу, холодную самовлюбленную особу и любительницу никчемных посиделок у Бетси Тверской – отнесли к лучшим людям в романе, поместив её в компанию к сёстрам Щербацким                и Лёвину. Да Лёвин со Щербацкими бежали бы от неё как ладан от чёрта! (здесь НВЮ, вероятно имеет в виду – как чёрт от ладана)».

«…неприкрытую ханжу» – кто и чем неприкрытую ханжу должен прикрыть? И чем отличается холодная самовлюбленная особа от нехолодной самовлюбленной особы?
А что – бывают ещё и кчемные утренние посиделки?

Театр и так называемые никчемные вечерние посиделки в салонах – главнын              мероприятия и развлечения для дам светского общества того времени.
Графиня не стала дожидаться приезда Анны, а сама пожаловала к ней. «Но ещё Анна                не успела напиться кофе, как доложили о графине Лидии Ивановне» (ч. вторая, гл. 31,стр. 121». Не вытерпела, так ей хотелось скорее первой узнать новости, чтобы развести                их по всему Петербургу.

НВЮ: «Теперь что касается симпатий этих лучших людей к Анне (за исключением княгини Мягкой). Кити уже давно терпеть не может Анну – это открыто и постоянно подчеркивается Толстым, и мне странно, что этого никто не в состоянии заметить».

«…открыто и постоянно подчеркивается Толстым». Укажите страницы, если подчёркивается постоянно, тем более странно, что этого никто не в состоянии                заметить. Ну, а на счёт того, что никто не в состоянии заметить, то заметила же НВЮ!!!

  *    
     НВЮ: «Вечером, уже перед сном, к Долли приходит Анна. Ей хочется начать                с Долли какой-нибудь приятный задушевный разговор, но на этот раз она почему-то не находит слов. Тогда она тяжело вздыхает и с виноватым видом спрашивает про… Кити! Вот ведь – никак забыть не может.
«Ну, что Кити? – сказала она, тяжело вздохнув и виновато глядя на Долли. – Правду скажи мне, Долли, не сердится она на меня?» Нет, говорит Долли с улыбкой. «Но ненавидит, презирает?» – продолжает выпытывать Анна. Да что ты, говорит Долли, ну просто… ну… «ты же знаешь, это не прощается».
 
«Да, да, – отвернувшись и глядя в открытое окно, сказала Анна. – Но я не была виновата. И кто виноват? Что такое виноват? Разве могло быть иначе? Ну, как ты думаешь?»

Долли что-то неопределенно отвечает и пытается переменить тему. Но Кити значит для Анны слишком много – ведь Кити первая дала ей молчаливый отпор, Кити первая открыто расценила поступок Анны как подлый».

НВЮ врёт. Она уже второй раз поднимает вопрос о том, что Кити первая                расценила подлый поступок Анны. Я очень подробно рассказала, что ни Кити,                ни её маман не обвтняют Анну. Зачем НВЮ нужны ненужные повторы? Это читателю повторы не нужны, а самой НВЮ ох как нужны! Ведь надо же чем-то наполнять страницы своего опуса.

Буквально  каждое предложение Толстого  подвергается ядовитому замечанию самозваного аналитика, а сам анализ НВЮ заменяет корявым пересказом текста. Кстати НВЮ опять напомнила читателю в пятый раз о том, что муж был согласен отдать ей Серёжу.

     НВЮ: «Так что соединить в одно сына и любовника ей абсолютно никто не мешал. Но она сама отказалась от этого. Сама отказалась от столь выгодных                для неё условий развода – и только потому, что, получив согласие на развод, она тут же засомневалась, а выгодно ли ей это, не оставить ли ей на всякий случай лазейку для возвращения, и насколько это выгодно мужу, не зря же он согласился на такие условия».

НВЮ врёт! Она лжет, что Анна, получив согласие на развод, тут же  засомневалась, а выгоден ли ей этот развод, не лучше ли оставить лазейку для возвращения – не писал такого Толстой. Присваивая писателю свои мысли, таким образом  НВЮ добровольно пробирается в соавторы к Толстому. Вот чем объясняет Анна свой поступок:

     ЛНТ: «Я неизбежно сделала несчастие этого человека, – думала она, – но я не хочу пользоваться этим несчастием; я  тоже страдаю и буду страдать: я лишаюсь того, чем я более всего  дорожила,  –  я лишаюсь честного имени и сына. Я сделала дурно и потому не хочу счастия,  не хочу развода и буду страдать  позором  и  разлукой  с  сыном» (ч. пятая, гл. VIII, стр.444).
 
Про лазейку для возвращения и выгодных условиях упоминается не в первый раз. И эта лазейка личная придумка НВЮ. Настоящий литератор ни за что бы не стал рассматривать положения Анны вне обстоятельств и брать то, что лежит на самой поверхности, а обязательно бы проанализировал ситуацию.

     НВЮ: «Морфин ей давали во время родильной горячки, и этого оказалось достаточно, чтобы она не забыла о нём. Однако человек никогда не становится наркоманом случайно – к этому его обязательно и прежде всего подталкивают его личные качества.
 
Еще до всякого наркотика основными чертами характера Анны были себялюбие, высокомерие, лживость, злоба, мстительность, ужасающая внутренняя пустота и нечистоплотность в выборе средств».

Этим перечислением НВЮ пытается выполнить поставленную перед собой цель – очернить Анну, чтобы на её фоне оттенить белизну Каренина. Ниже НВЮ расскажет, как, восемнадцатилетняя красавица-бесприданница шантажировала Каренина с целью заполучить его в мужья, потом притворялась, что любит, затем долго издевалась над ним – растравливала, по выражению НВЮ. НВЮ не забыла ещё раз напомнить читателю  некрасивую историю с Кити, от которой якобы Анна получила отпор.

     НВЮ: «Всё это приносило Анне несказанное удовольствие, тешило её гордыню и себялюбие. Врожденная лживость делала её чрезвычайно изворотливой, а чужие порядочность и доверчивость служили ей верной защитой от наказания. Тот же, кто смел давать ей отпор, как Кити, становился её врагом, разжигая в ней чувство мести».

Далее НВЮ живописует, как на фоне лживой и изворотливой Анны вырисовывается Каренин: он претерпел огромное разрушение от Анны, но ни при каких обстоятельствах не склонился бы перед ней, перед её пороками и неуемной жаждой всецело повелевать его жизнью и т.д. и т.п.

     НВЮ: «В данной цепочке её ненависть к мужу имеет совершенно иные причины. Безусловно, эта ненависть продиктована прямой нравственной противоположностью ей Алексея Александровича. Но не только. Основная же причина в том, что при всем огромном разрушении, которое он претерпел от Анны, он так и остался человеком, который ни при каких обстоятельствах не склонился бы перед ней, перед её пороками и неуемной жаждой всецело повелевать его жизнью – в нём был стержень, и она это интуитивно чувствовала. Да, он мог ослабеть, совершить ошибку, поддаться давлению. Вот только вовсе не потому, что так хотела она, что это был её приказ, её воля или её каприз, а исключительно в силу своих духовных качеств, своей порядочности и доброты, умения прощать и любить, а также своей склонности постоянно сомневаться в необходимости строгих мер и преуменьшать их при первой же возможности. И такое отношение к жизни и к людям пугает и непомерно раздражает Анну».

Далее идёт Вронский, который довольно долго был её психологическим рабом. И ещё далее идут перечисления, как талантливо Вронский  поднимал и увеличивал своё хозяйство. НВЮ сообщает, что у Вронского обнаружился настоящий талант, а настоящий талант невозможен без пробуждения личности. Пробуждение требует развития. Развитие нуждается в свободе самовыражения. Самовыражение невозможно без чувства собственного достоинства, иначе нечего выражать. Происходит переоценка ценностей.
Вот только НВЮ забылось указать, что обнаружился талант и состоялось пробуждение личности у Вронского именно при помощи Анны.

     НВЮ: «В итоге Вронский начинает все чаще протестовать против своего положения покорной жертвы, ибо статус покорной жертвы исключает свободу, мешая развитию таланта. И это также становится для Анны источником постоянной тревоги и страха. Она видит, что все стремятся жить по каким-то другим законам – законам взаимопонимания и добра, и больше никто не хочет быть покорной ей жертвой...»

Смешно читать: особенно, когда НВЮ загадочно утверждает, что все стремятся жить по каким-то другим законам. Кто эти все? И что это за какие-то другие законы? И по каким законам жили эти все раньше? И кто те, которые не хотят быть покорной ей жертвой. Идёт обычное забалтывание читателя.

#     #     #

Глава 26. ЖИЗНЬ В ДЕРЕВНЕ. ВЫБОРЫ. БОЛЕЗНЬ ДОЧКИ
 
«Он всё еще любит Анну, но подчас его тянет к спорту
и светским развлечениям, и время от времени он
не отказывает себе в них. Анна истолковывает эти
мелкие измены как знак его охлаждения к ней.
Она чувствует, что может потерять его».
                Ложь Набокова

     НВЮ: «Они живут в Воздвиженском всё лето и половину осени. Дело с разводом так и остается на прежней точке. Ни о каких письмах мужу по этому поводу Анна и не думает».

НВЮ долго и подробно нахваливает Вронского, который  всерьёз увлекся «ролью богатого землевладельца». Он и строитель, и торговец, и агроном, и коннозаводчик. Она же читает научные журналы и даёт Вронскому советы из них. Еще некоторое время занимается устройством больницы, но это ей скоро надоело.

НВЮ врёт. «…но это ей скоро надоело» – нет  этого предложения у Толстого. А есть вот что.

     ЛНТ: «Устройство больницы тоже занимало её. Она не только помогала, но  многое и устраивала и придумывала сама».

Да, многое и устраивала и придумывала сама  – эта пуста и неумная Анна, какой считает её НВЮ. А ещё НВЮ забыла сообщить, что «Анна  без гостей всё так же занималась собою и очень много занималась чтением  –  и романов и серьёзных книг, какие были в моде. Она выписывала все те книги, о которых с похвалой  упоминалось в получаемых  ею иностранных газетах и журналах, и с тою внимательностью к читаемому, которая  бывает только в уединении, прочитывала их. Кроме того, все предметы,  которыми  занимался Вронский, она изучала по книгам и специальным журналам, так что часто он обращался прямо к ней с агрономическими,  архитектурными, даже иногда коннозаводческими и спортсменскими вопросами. Он удивлялся ее знанию, памяти и сначала, сомневаясь, желал подтверждения; и она находила в книгах то, о чём он спрашивал, и показывала ему (ч. шестая, гл. XXV, стр. 608)

     НВЮ: … «главная забота её всё-таки была она сама – она сама, насколько она дорога Вронскому, насколько она может заменить для него всё, что он оставил».

     ЛНТ: «Вронский ценил это, сделавшееся единственною целью её жизни, желание     не только нравиться, но служить ему, но вместе с тем и тяготился теми любовными сетями, которыми она старалась опутать его» (ч. шестая, гл. XXV, стр. 608).

Пользуясь языком манипулятивной семантики, НВЮ вставляет определённые слова, и получается как бы полу и правда, и полу ложь. Примером тому следующий абзац. 

     НВЮ: «Он советует Анне также найти себе дело по душе. Он готов ей помочь и создать для нее все условия. Он радуется, когда она изъявляет желание приобщиться к его трудам. Но, увы, ничто не занимает её надолго. Ей интересна только она сама – и чтобы все интересовались исключительно ею. И она устраивает ему бесконечные сцены. Каждый раз, как он отлучается из дома, следует сцена, сцена и сцена… (А потом морфин, морфин и морфин…)

И это начинает раздражать Вронского. Он всё больше и больше начинает тяготиться «теми любовными сетями, которыми она старалась опутать его». Теперь, день за днем живя вместе с ней, он всё лучше и лучшё видит эти сети – и чем они искусней и крепче, тем больше ему хочется их разорвать. И даже не то что разорвать… «не то что выйти из них, но попробовать, не мешают ли они его свободе».

Вот тут бы аналитику НВЮ показать класс, как она разбирается в психологии героев: описать состояние Анны, почему она делает «над собой все возможные усилия, чтобы спокойно переносить разлуку с ним» (ч. шестая, гл. XXV, стр. 628).

 ***

     НВЮ: «В октябре состоялись дворянские губернские выборы. Это было значимое событие, обратившее на себя серьезное общественное внимание. Меж тем время это для жизни в деревне было самое скучное, а потому накануне дня выборов между Анной и Вронским опять произошла ссора – она опять не хотела, чтобы он уезжал. Она хотела, чтобы он остался и развлекал её своим присутствием».

НВЮ врёт. «Она хотела, чтобы он остался и развлекал её своим присутствием». Этого нет в тексте Толстого, но над словом развлекал НВЮ ещё покуражится, поэтому и даёт его с подтекстом, потому и вставила его в ненужное предложение.

Далее НВЮ подробно, в деталях, со знанием дела и явно смакуя, описывает ссору Анны и Вронского, который уезжает на эти выборы, потому что его выбрали на земских выборах гласным судьей. Теперь представители от всех уездов  будут выбирать губернского предводителя дворянства, но уже по новой схеме в отличие от прежней – так объяснил  Лёвину Стива. Они тоже принимают участие в выборах. Лёвин по такому торжественному случаю сшил новый дворянский мундир за восемьдесят рублей. Во время выборов было много комичных эпизодов, со знанием дела  описанных Толстым. Выборы закончились. Губернский предводитель Снетков, который прослужил двенадцать лет, уступил место Неведомскому – более молодому и энергичному. В честь окончания мероприятия Вронский даёт обед.

     ЛНТ: «Вронский приехал на выборы и потому, что ему было скучно в деревне и
нужно было заявить свои права на  свободу пред  Анной, и для  того, чтоб
отплатить Свияжскому поддержкой на выборах за все его хлопоты для  Вронского
на земских выборах, и более всего для того, чтобы строго исполнить все
обязанности того положения дворянина и землевладельца, которые он себе
избрал» (ч. шестая, гл. XXX, стр. 625).

 Поскучнелось НВЮ,  распечалилось, вот и выдумала она для себя ужастик.

     НВЮ: «Страх! С некоторых пор Анна внушает Вронскому сильный страх».

Врёт НВЮ. Нет у Толстого такого. Но надо же как-то развлечься, что она и делает постоянно. Вронский получает письмо от Анны, которая в одиночестве ждёт его приезда.

     НВЮ: «Письмо начинается сообщением о том, что дочка очень больна, что помощников нет, что Анна совсем потеряла голову, а Вронского до сих пор нет,  и что она сама хотела приехать к нему, но раздумала, но только потому, что знает, что её приезд будет ему неприятен, и что пусть он ей хотя бы сообщит, что ей делать.

Тон этого письма Вронский расценивает как враждебный. Но главное – он не может понять: как же так, «ребенок болен, а она сама хотела ехать»! Да как же ей могло в голову прийти оставить заболевшую дочку?! Однако дочка больна. И Вронский немедленно едет домой».
 
     НВЮ: «А теперь давайте посмотрим, как события развивались до этого, т.е. после отъезда Вронского».

Давайте посмотрим. А потом посмотрим, что пишет Толстой на враньё НВЮ.

     НВЮ: «И вот, то и дело прокручивая в памяти этот взгляд, она, «как и всегда» (и это подчеркивает Толстой), пришла исключительно к одному выводу – «к сознанию своего унижения». Уточним по контексту: чужое право на свободу Анной расценивается как унижение её достоинства».

НВЮ врёт. «…как и всегда» (и это подчеркивает Толстой)» – нет  этой фразы у Толстого. Почему НВЮ не приводит цитат, а постоянно пользуется пересказом их?                А ей так удобнее ёрничать. Особенно хорошо у неё получается на грани сарказма.                НВЮ забыла о том, что она, как аналитик,  обязана проанализировав текст и сделать выводы, чтобы читателю были понятны поступки персонажей. Этого у НВЮ не было, нет и не будет. Почему? А потому что это не входит в её планы.  Потому что НВЮ перед собой чётко поставила задачу: реабилитировать Каренина. Для этого надо кого-то противопоставить ему?  А подойдёт лучше всех Анна – пустая, недалёкая, лживая, по словам НВЮ, но для этого ей надо очернить Анну, что она с успехом и делает на протяжении всего своего лживого опуса.

     НВЮ: «Ну конечно, хнычет Анна, он-то имеет право уехать куда и когда захочет (у нее тоже есть это право, но она им не пользуется).

Да. У Анны тоже есть право ехать, куда и когда захочет, но вот по какой причине она его не может использовать, должен проанализировать аналитик, коль НВЮ подняла этот вопрос.

     НВЮ: «Он даже имеет право оставить меня, ведь я ему не жена (она тоже имеет право в любой момент уйти от него).

Да. Анна тоже имеет право в любой момент уйти от Вронского. И НВЮ разъясняет, почему именно может: ведь Анна ему не жена.  Но вот почему она не пользуется этим правом, аналитик обязан проанализировать, выяснить причинно-следственные связи и проинформировать читателя, а не только ёрничать и врать.

Дальше идёт  очередная придуманная выдумка НВЮ, т.к. такого контекста у Толстого нет. Судя по тому, как НВЮ строит свой опус (НВЮ называет его роман о романе, а также сценарий-эссе), никакой она не аналитик, как она представилась. Аналитик, да и просто литератор не позволил бы себе  ёрничать и врать.

     НВЮ: «Но, рассуждает далее Анна, ведь он же порядочный человек, а значит, именно потому, что он имеет право, он и не должен этим правом пользоваться! Ведь порядочный человек, имея на что-нибудь право, просто обязан отказаться от этого права, если я так хочу! А он вместо того, чтобы никуда не ехать, взял и уехал!.. А почему? Неужели и правда свободы хочется? Неужели и правда бежит из дома из-за скандалов? Да ну, ерунда. Просто у него охлаждение ко мне начинается, вот и всё. Но ничего, ничего, мы еще посмотрим, я ещё смогу удержать его своей красотой и постелью. Но вот надолго ли?.. Ах, как бы сделать так, чтоб надолго? Развод! Мне срочно нужен развод!»

В главе «Введение» НВЮ возмущается методом работы Набокова: «Как он мог не увидеть сто раз сказанного Толстым ни об Анне, ни о её муже, а взять только самый поверхностный слой, только те реплики, те косвенно произнесенные слова, которые вовсе не являются авторской характеристикой, а принадлежат самой Анне  – и выдать её слова за истину?!

НВЮ не вправе возмущаться, потому что она сама видит только самый поверхностный слой, а если увиденное её не устраивает, начинает врать.

     НВЮ: «Вронский уехал. Прошло пять дней. Анна осталась наедине со своими невесёлыми мыслями. Строящаяся больница, беседа по вечерам со своей тёткой-приживалкой, чтение книг – всё это заглушало, ОТВЛЕКАЛО на время. Тревожные мысли о том, что с ней будет, если Вронский разлюбит её, Анна заглушала морфином. Заболела маленькая Ани, и уход за ребёнком тоже на некоторое время ОТВЛЁК Анну от грустных мыслей «Анна взялась ходить за нею, но и это не РАЗВЛЕКЛО её, тем более что болезнь не была опасна».

Слово РАЗВЛЕКЛО стало для ВНЮ своего рода игрушкой-погремушкой, которой она развлекалась на протяжении всей главы.

– Она, родная мать, ухаживает за больным ребенком только для того, чтобы хоть как-то РАЗВЛЕЧЬСЯ!
– Да вот болезнь оказалась неопасной – настоящего РАЗВЛЕЧЕНИЯ не получилось…
– Как может добрый порядочный человек расценивать болезнь ребёнка как удачно подвернувшийся способ РАЗВЛЕЧЬСЯ?!
– Особенно в неслучайном авторском контексте, что ухаживание за больным ребенком её НЕ РАЗВЛЕКЛО.
– Вот и выходит, что любовь для Карениной – это всего лишь способ РАЗВЛЕЧЕНИЯ. И не более того.
– НЕ РАЗВЛЕКАЕТ? Значит, не люблю.
– Итак, РАЗВЛЕКАЮЩАЯСЯ болезнью дочери и уже успевшая сто раз забыть о её существовании, Анна названа Набоковым «очень доброй» и «глубоко порядочной человек».
– Два человека. Алексей Александрович, которому бы и в голову не пришло, что болезнью ребенка можно РАЗВЛЕКАТЬСЯ – да он был бы в шоке от одного только предположения о таком омерзительном РАЗВЛЕЧЕНИИ.
– И Анна – сходящая с ума от скуки и от своей чудовищной внутренней пустоты, в сердце которой не существует любви даже к своим детям, в душе которой не рождено сострадания даже к больному ребенку. Для которой любовь – РАЗВЛЕЧЕНИЕ.
– Вронский уехал – и вот ей уже некем себя РАЗВЛЕЧЬ.
– … он (т.е. Каренин – прим. автора) счел неразумным отдавать ребёнка в семью, где он никому не будет нужен. И где, добавим, мать так легко забывает о детях и РАЗВЛЕКАЕТСЯ их нездоровьем [глава 27].
НВЮ: «И вот на этом месте я испытала шок. Она, родная мать, ухаживает за больным ребёнком только для того, чтобы хоть как-то РАЗВЛЕЧЬСЯ! Да вот болезнь оказалась неопасной – настоящего РАЗВЛЕЧЕНИЯ не получилось…                (А Вронскому врёт, что якобы совсем сбилась с ног, ухаживая за дочкой!)                Ничего себе отношение к ребенку… Да где же были глаза Набокова, когда он утверждал, что Анна Каренина «прекрасная женщина, очень добрая, глубоко порядочная»? Где тут доброта или хотя бы порядочность? Как может добрый порядочный человек расценивать болезнь ребенка как удачно подвернувшийся способ РАЗВЛЕЧЬСЯ?!»

Торжество НВЮ безгранично, праздник души, именины сердца! Наконец-то ей предстала возможность  дать волю своему сарказму. Её монолог по накалу жгучей ненависти к Анне сравним лишь с монологами о горячей любви древнегреческого поэта Овидия. А всё                дело в том, что во времена Толстого слова РАЗВЛЕКАТЬ   и ОТВЛЕКАТЬ были взаимозаменяемы, т.е. синонимами. НВЮ не могла не знать этого, хотя бы потому, что и РАЗВЛЕКАТЬ, и ОТВЛЕКАТЬ часто встречаются в романе. Приведу примеры.

«Он узнал, что там была и Каренина, и Бетси, и жена его брата, и нарочно,                чтобы  не развлечься, не подходил к ним» (ч. вторая, гл. XXIV, стр.198).

«Шум шелкового платья графини развлёк его» (ч. пятая, гл. XXV, стр. 494).

«Лёвин не был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко  и
промахнулся; повёл за ним, когда он уже стал подниматься, но в это время
вылетел еще один из-под ног и развлёк его, и он сделал другой промах                (ч. шестая, гл. III, стр. 533).

«Чтобы найти это самое место, она начала уже круг, как вдруг голос хозяина развлек её. «Ласка!  тут!» – сказал  он, указывая ей в другую сторону «(ч. шестая, гл. XII, стр. 562).

«– Что, далеко ли, Михайла? – спросила Дарья Александровна у конторщика, чтобы развлечься от пугавших её мыслей» (ч.шестая, гл. XVI, стр. 575).

«Верно, разговорились без меня, – думала Кити, – а всё-таки досадно, что Кости нет. Верно, опять зашёл на пчельник. Хоть и грустно, что он часто бывает там, я всё-таки рада. Это развлекает его» (ч. восьмая, гл. VII, стр. 736).
  *    
НВЮ упивается своим открытием: Анна развлекалась болезнью дочери. Но, даже растеряв свой пыл, она не успокоилась и продолжала ёрничать в следующей главе: «Просто, придя в себя при благотворном дружеском участии Лидии Ивановны, он счёл неразумным отдавать ребёнка в семью, где он никому не будет нужен. И где, добавим, мать так легко забывает о детях и РАЗВЛЕКАЕТСЯ их нездоровьем».

Что бы Анна Аркадьевна ни сделала, что бы ни сказала, что бы ни подумала – НВЮ всё поставит ей в вину. И будет вспоминаться ещё не один раз.

     НВЮ: «И правильно трясётся! За время совместной жизни ему уже до такой                степени надоели её бесконечные враки, скандалы и манипуляции, что он уже сыт  ими по горло, ему уже не в радость возвращаться домой и проводить с ней время.   Но вот как раз на это ей и глубоко наплевать. Пускай он тяготиться, но пусть будет дома – «тут с нею, чтоб она видела его, знала каждое его движение». В общем, сбесишься от такой счастливой жизни».
 
Толстой классик, во всём романе нет ни единого слова «плевок». У НВЮ же заплёваны почти все страницы опуса.

     НВЮ: «… Однако вечер проходит вполне весело. Вот только приживалка Варвара Облонская жалуется Вронскому, что Анна все эти дни принимала морфин. Но даже и это досадное замечание Анна тут же переводит в свою пользу. Что же делать, со страдальческим намёком говорит она, «я не могла спать... Мысли мешали. При нём я никогда не принимаю. Почти никогда».

«У наркомана всегда найдется повод для оправдания приема наркотиков. Чуть раньше она уверяла Долли, что принимает морфин исключительно из-за переживаний о разводе, теперь уверяет Вронского, что принимает морфин исключительно по причине его отъездов».

НВЮ врёт. Нет у Толстого такого предложения: «принимает морфин исключительно по причине его отъездов». Слишком муторны пересказы НВЮ. Слишком. Вместо того чтобы пересказывать, лучше бы она проанализировала и сделала бы выводы, как было обещано читателям.

     НВЮ: «В этот вечер, заглаживая неприятное впечатление от письма, она особенно старалась быть приятной, и ей вполне удалось снова овладеть Вронским. Впрочем, с подачи Анны они и на этот раз успели-таки поругаться. И опять на ту же тему. Но эту ссору она успевает использовать в своих интересах – ведь отныне ей срочно нужно стать женой Вронского! И как только разговор заходит о необходимости поехать в Москву, она торопливо подводит его к мысли о разводе – настолько торопливо, что он даже не успевает произнести это слово, а уж она перебивает его и, помня, что капризы нынче опасны, сама произносит это, ставшее для нее необыкновенно важным теперь, слово «развод». А заодно и набивается на поездку.
 
Вронский согласен. Вронский улыбается. Вронский говорит с улыбкой и нежно: «Точно ты угрожаешь мне. Да я ничего так не желаю, как не разлучаться с тобою». Однако одновременно с этими нежными словами в глазах его блеснул «холодный, злой взгляд человека преследуемого и ожесточенного». И Анна «видела этот взгляд и верно угадала его значение: «Если так, то это несчастие!» – говорил этот его взгляд».
 
Она немедленно – теперь уже немедленно и без всяких уговоров! – пишет к мужу, прося того о разводе. А в конце ноября вместе с Вронским уезжает в Москву – и каждый день ждёт ответа от мужа».
 
#     #     #
27. СОБЛАЗНЕНИЕ ЛЁВИНА. ПОБЕДА НАД КИТИ.
НАД ВРОНСКИМ

"Анна не обычная женщина, не просто образец
женственности, это натура глубокая, полная
сосредоточенности и серьёзного нравственного
чувства, всё в ней значительно и глубоко,
в том числе её любовь".
            Ложь Набокова      

     НВЮ: «Мы уже неоднократно видели, какого такого «серьезного нравственного чувства» якобы «полна» Анна и как всё в ней якобы «значительно и глубоко» – «в том числе и её любовь» к дочке, например. И это уже давно видим не только мы, но и Вронский».

Примером любви НВЮ взяла «в том числе и её любовь» к дочке, намекая, что Анна РАЗВЛЕКАЛАСЬ её нездоровьем. Во как её расшевелило, никак не может успокоиться!

     НВЮ: «Итак, решение принято – она разводится с мужем и выходит за Вронского. Осталось только дождаться очередного согласия мужа. На этом основании, приехав в Москву, они, наплевав на приличия, поселяются вместе и живут там вот уже три месяца. Она никуда не выезжает (помнит случай в опере!) и к ней никто, кроме верной своим принципам Долли, не ездит. Даже приживалка княжна Облонская и та уехала, спасая остатки своей репутации и считая их совместное проживание уж совсем «верхом неприличия».

Дело с разводом неожиданно затягивается. Нет, муж по-прежнему согласен на развод, но вот сына отдавать ей он теперь передумал. Не из мести. Просто, придя в себя при благотворном дружеском участии Лидии Ивановны, он счел неразумным отдавать ребенка в семью, где он никому не будет нужен. И где, добавим, мать так легко забывает о детях и РАЗВЛЕКАЕТСЯ их нездоровьем.

И опять НВЮ незаметно для читателя подсовывает ему мысль, что Анна развлекается нездоровьем уже не одного  ребёнка, а «детей», т.е. Серёжи и Ани: «И где, добавим, мать так легко забывает о детях и развлекается ИХ нездоровьем». И говорит НВЮ не от своего имени, а от имени читателей: «ДОБАВИМ». Подобных блох в опусе несметное количество.

Глава 27 полностью посвящена Лёвину, который в ожидании родов Кити живёт в Москве. Лёвины жили уже третий месяц в Москве (ч. седьмая, гл. I, стр. 632).
НВЮ: «Тем не менее, их жизнь в Москве пошла им даже на пользу в некотором смысле – она внезапно избавила их от ссор ревности, которой был чрезвычайно подвержен Лёвин и сам искренне терзался от этого, мучительно ища выход (ревность Лёвина – параллель ревности Анны).

«Я аналитик!»  сообщила читателю НВЮ. Истинный литератор никогда не будет сравнивать ревность Лёвина с ревностью Анны: «…ревность Лёвина – параллель ревности Анны». А их даже сравнивать нельзя. НВЮ в своей излюбленной гротескной манере передает,  как именно Анна обольщает порядочного семьянина Лёвина, которого привёз к Анне Стива. И тут НВЮ моментально отмечает: «Ага! Стало быть, Анна давно наметила себе Лёвина». И далее весь текст – в подобном стиле, и всё для того, чтобы отомстить Кити.

     НВЮ: «В общем, вечер удался. Анна торжествует победу. «Следя за интересным разговором, Лёвин все время любовался ею – и красотой её, и умом, образованностью, и вместе простотой и задушевностью. Он слушал, говорил и всё время думал о ней, о её внутренней жизни, стараясь угадать её чувства. И, прежде так строго осуждавший её, он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал её и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает её.
Но фокус удался. Выйдя от Анны, Лёвин полностью убежден: «Необыкновенная женщина! Не то что умна, но сердечная удивительно. Ужасно жалко её!»
 
«Она очень милая, очень, очень жалкая, хорошая женщина» – говорит Левин. И Кити, не удержавшись, акцентирует: «Да, разумеется, она очень жалкая». Но что значит одна фраза испуганной беременной женщины против целого арсенала записной обольстительницы? К тому же Кити так старается выказать свое спокойствие по этому поводу, что Левин простодушно верит ей и уходит.
Через какое-то время он возвращается и вдруг видит, что Кити так и не легла спать, а всё так же сидит в кресле. Он вошёл – она взглянула на него и разрыдалась. «Ты влюбился в эту гадкую женщину, она обворожила тебя. Я видела по твоим глазам…»

Да, именно гадкую. Так говорит Кити – один из лучших людей в романе. И именно обворожила. И если бы на месте Лёвина был сейчас другой человек, и если бы между ними давно не установились искренние, доверительные, честные отношения, то Кити бы не сдобровать».

С каких это пор Кити стала одной из лучших людей  в романе?  Обыкновенная девушка: юная, воспитанная, добрая, которой пришло время  выходить замуж, и она растерялась, не зная кого из двух выбрать. Кити не следует обижаться на Анну. Пусть вспомнит, как она, высоконравственная и неискушенная, согласно оценке НВЮ, в своё время завлекла Лёвина и не считала себя виноватой. 

     ЛНТ: «Жалко, жалко, но что же  делать?  Я не виновата», – говорила она себе; но внутренний голос говорил ей другое.  В том ли она раскаивалась, что завлекла Лёвина, или в том, что отказала, – она не знала. Но счастье её было отравлено сомнениями. Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй!»  –  говорила она про себя, пока заснула» (часть первая, глава XV, стр.73). 
НВЮ: «Разговор между ними длится несколько часов. «Долго Лёвин не мог успокоить жену. Наконец он успокоил её, только признавшись, что чувство жалости в соединении с вином сбили его и он поддался хитрому влиянию Анны и что он будет избегать её».

     НВЮ: «Хитрому влиянию! И что будет избегать! Ну, хоть сейчас-то вы прочли эти слова? ну и где тут «симпатии» к Анне «лучших людей в романе», как уверяет нас учебник литературы в течение многих и многих лет?».
«Хитрому влиянию! И что будет избегать!» – эти обещания Лёвин говорит после   трёхчасовой сцены ревности беременной жены. А что ещё Лёвину оставалось делать? Он говорит не от души. Он говорит от жалости. Он ещё и не такое рад пообещать, только чтобы Кити успокоилась.
    
     НВЮ: «Да Кити смертельно напугана тем, что Лёвин поехал к Анне, к этой «гадкой женщине», как она говорит (как говорит лучший человек в романе!), и не от ревности она так говорит, а от абсолютно точного понимания глубоко порочной натуры этой женщины, для которой не существует ничего святого. Но, слава богу, на этот раз всё хотя бы закончилось хорошо. Однако Кити настолько перенервничала, что в эту же ночь у неё начались роды…

НВЮ врёт. У Кити начались роды не из-за сцены ревности. Роды начались потому, что пришло время рожать.

     ЛНТ: «Уже  давно  прошел  тот  срок, когда, по самым верным расчетам людей, знающих эти дела, Кити должна была родить; а она все еще носила, и ни по чему не было заметно, чтобы время было ближе теперь, чем два месяца назад (ч. седьмая, гл.I, стр. 632).

     НВЮ: «Таким образом, Анна прекрасно давала себе отчет в своих действиях и знала кого соблазняла – женатого и честного, да еще с женой на сносях. И делала для этого всё возможное. Зачем же она это делала? Зачем ей понадобился Лёвин? Из желания отомстить Кити. А что плохого сделала ей Кити? Ничего».
НВЮ спрашивает и тут же сама отвечает на свой вопрос – типичная её уловка. Толстой ответил на вопрос НВЮ, зачем Анне понадобился Лёвин, если НВЮ ничего не поняла, а вернее, не захотела понять.
    
     ЛНТ: « Проводив гостей, Анна, не садясь, стала ходить взад и вперед по комнате.  Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное  для того, чтобы возбудить в Лёвине чувство любви к себе, и хотя она знала,  что
она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному
человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей,.. Одна и одна мысль      неотвязно в разных видах преследовала её. «Если я так действую на других, на этого семейного, любящего человека, отчего же он так холоден во мне?.. и не то что холоден, он любит меня, я это знаю. Но что-то новое теперь разделяет нас» (ч. седьмая, гл. XII, стр.662).

А где же обещанный читателю НВЮ анализ персонажей. Вместо анализа НВЮ опять принялась пересказывать текст. Да она и не собиралась никогда делать анализы. Да и не умеет она анализировать. Или не хочет, потому что анализ ей ни к чему? Ещё чего захотел читатель: анализ ему подавай, да ещё причинно-следственный! А больше он ничего не хочет?! Может ему ещё и свечку подержать?! – так бы иронизировала НВЮ. Она занята другим. Ей необходимо пропиариться.

     НВЮ: «Итак, все ушли, и Анна рассуждает о Вронском: «Если я так действую на других, на этого семейного, любящего человека, отчего же он так холоден ко мне?.. и не то что холоден, он любит меня, я это знаю. Но что-то новое теперь разделяет нас».

И далее НВЮ пускается во все тяжкие – сплошное ёрничанье: как только Анна начинает говорить о любви, Вронского начинает тошнить; а жить он с ней продолжает из чувства долга и ещё из чувства вины перед ней, которое она же сама ему и внушила (и продолжает внушать); она для него камень на шее; жизнь Анны скучна и пуста; ей ничего не интересно; её никто не заботит, кроме неё самой; ей глубоко наплевать на всех, кроме себя; во всех её бедах виноват Вронский! «Он бы должен пожалеть меня», – говорила Анна, чувствуя, как слёзы жалости о себе выступают ей на глаза».

     НВЮ: «Вронский возвращается из клуба. Он задержался, не приехал вовремя – и она настроена выказать ему свое недовольство. И выказывает. В ответ на его лице немедленно появляется выражение той самой холодной готовности к борьбе. Он резко отвечает ей. Впрочем, тут же торопится сгладить резкость. Пытается быть нежным. И Анне нравится эта попытка. Казалось бы, скандала не будет? Однако… «какая-то странная сила зла не позволяла ей отдаться своему влечению, как будто условия борьбы не позволяли ей покориться».
Опять эта сила зла! Толстой неоднократно подчеркивает: Анна и зло – синонимы в романе».

НВЮ врёт! Если Толстой неоднократно подчеркивает: «Анна и зло – синонимы в романе», то необходимо привести хотя бы один пример этого высказывания. Так и быть, я подскажу НВЮ, как именно Толстой  даёт понятие выражению сила зла.
ЛНТ:  «– Ну, ну, так что ты хотел сказать мне про принца? Я прогнала, прогнала беса, – прибавила она. Бесом называлась между ними ревность» (ч. четвёртая, гл. III, стр.349).
 
«– Опять, опять дьявол! – взяв руку, которую она положила на стол, и целуя её, сказал Вронский»  (ч. четвёртая, гл. III, стр.350).

«И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу в той борьбе, которую поселившийся в её сердце злой дух вел с ним, ясно и живо представилась ей» (ч. седьмая, гл. XXVI, стр.704).
 
«Нет, я не дам тебе мучать  себя», – подумала она, обращаясь  с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял её мучаться, и пошла по платформе мимо станции (ч. седьмая, гл. XXXI, стр. 720).

Правда, в главе 33-й  НВЮ на правах соавтора Толстого приделала к этой цитате «хвост», отчего смысл её совершенно исказился и принял нелепое звучание. Вот этот «хвост»: «Нет, я не дам тебе мучать себя», – подумала она, обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял её мучаться»… Кто же это? Бог. Это Бог виноват – это Бог мучает её жизнью, думает Анна. И она не позволит ему. Она его победит…

***
     НВЮ: «Я близка к ужасному несчастью и боюсь себя» – говорит она Вронскому, что в переводе с языка манипулятора означает: если ты снова уедешь по каким-то там своим делам, помни – я могу покончить с собой, и тогда ты будешь виноват в моей смерти, потому что ты позволил себе уехать, вместо того чтобы сидеть со мной дома и наполнять смыслом мою жизнь».
 
Браво! Наконец-то НВЮ проговорилась, что она досконально освоила язык манипулятивной семантики и грамотно переводит с него.

     НВЮ: «А Вронскому уже настолько осточертели скандалы и упреки по малейшему поводу, что он давно уже изобрёл новый способ хотя бы не продолжать их – и он снова делает вид, что примирение состоялось.
Однако «в тоне, во взглядах его, всё более и более делавшихся холодными, она видела, что он не простил ей её победу». И даже больше того: она отмечает, что после примирения он даже стал «к ней холоднее, чем прежде, как будто он раскаивался в том, что покорился».

Она вспоминает фразу, которая и обеспечила ей победу над Вронским на этот раз – фразу о том, что она близка к самоубийству. Слишком опасная фраза, думает она, вряд ли ее можно будет употребить как оружие в следующий раз…»

#     #     #

Глава 28. И ЕЩЁ РАЗ ДЕЛО О РАЗВОДЕ. И СНОВА ВЫМОГАТЕЛЬСТВО

И опять, как обычно, в своей манере НВЮ делает пересказ текста, не проводя обещанного анализа.

     НВЮ: «Анна и Вронский уже полгода живут в Москве. Некогда, пытаясь усидеть на двух стульях, она сама отказалась от выгоднейших условий развода.

Позже, написав-таки к мужу письмо с просьбой о разводе и получив от него второе согласие, но уже с оговоркой, что сын остается у него, она снова отказалась. Теперь же она согласна и на такой вариант. Она допекла Вронского, и терпение его вот-вот кончится. Однако момент упущен – Алексей Александрович потихоньку пришёл в себя и уже способен противостоять Анне.

К нему в Петербург едет Стива. Ведь однажды он уже сумел ловко заставить Алексея Александровича согласиться на убийственные условия развода, так, может, сумеет и в этот раз?»

НВЮ врёт. Стива в Петербург едет не к Алексею Александровичу. Выпросив у жены пятьдесят рублей (для Стивы – три раза пообедать в ресторане), он едет хлопотать           за новое место, которое недавно высмотрел и которое, он надеется, улучшит его пошатнувшиеся денежные дела. Заодно заедет и к Каренину с вопросом о разводе. Но             не заладились дела у Стивы. Помочь получить место Каренин отказался, а насчёт развода, несмотря на все дипломатические уловки, ответил: «Жизнь Анны Аркадьевны не может интересовать меня», но потом добавил, что подумает, и послезавтра  даст решительный ответ.

И опять НВЮ затянула волынку о Карение совестливым человеком, умеющим любить и жалеть. Череда длительных и крайне болезненных для него подлостей Анны должна была или окончательно раздавить его, или закалить. И он, находящийся в плену собственной излишней совестливости и в паутине чужой лжи, был бы обязательно раздавлен, как почти всегда и происходит с хорошими людьми, если бы не поддержка Лидии Ивановны – «если бы не настоящая любовь этой смешной немолодой женщины с прекрасными глазами, ставшей ему настоящим другом».
 
НВЮ: «И всё-таки, как бы ни открылась ему истинная ужасная сущность Анны, а против собственной натуры идти тяжело. В итоге голос здравого смысла, категорически запрещавший ему любое общение с Анной, а также инстинкт самосохранения, не менее категорически возбранявший ему какое бы то ни было содействие ей, стали уступать под натиском пробившейся жалости – природного качества Алексея Александровича. У него больше не осталось сил на категорическое «нет», и внезапно для Стивы он взял тайм-аут.
 
Этого времени ему бы хватило, чтобы восстановить силы и окончательно отбиться от прилипал-манипуляторов, расчетливо и холодно преследующих свои интересы любой ценой. Но… но брешь уже образовалась, и в результате вместо того, чтобы самому твердо принять решение, Алексей Александрович предоставляет это судьбе – в лице некоего медиума, который и должен теперь подсказать правильное решение.
 
В результате реакция медиума расценивается как отрицательная. И на следующий день Стива «получил от Алексея Александровича положительный отказ о разводе Анны».

Алексей Александрович решительный ответ обещал дать послезавтра. НВЮ, прикрываясь словесными кружевами, точно так же, как в «Главе 15. Визит к адвокату. Роды. Катарсис», где НВЮ решила не рассказывать о том, что Каренин согласился выставить ложных свидетелей о прелюбодеянии  Анны, НВЮ и в главе 28-й  решила повторить трюк, но уже под названием «Положительный отказ».

НВЮ так увлеклась пересказом текста, что в своём опусе «совершенно забыла» рассказать о том, как под руководством француза проходимца-медиума, двое божьих тварей вызывали духов, чтобы узнать судьбу Анны (ч. седьмая, гл. XII, стр. 686). А ведь  глава ХХI части седьмой Толстой блестяще высмеял двух божьих тварей графини Лидии Ивановны её прекрасными задумчивыми чёрными глазами и государственного чиновника Каренина –  ханжей в религиозном учении.
Итак, все старания и уловки Стивы склонить Каренина к согласию на развод разбились о желании Алексея Александровича обдумать и поискать указаний. Решительный ответ Стива получит послезавтра. «Поискать указаний», конечно, означало проконсультироваться с графиней Лидией.

*****

Трюк «Положительный отказ»
Вместо ответа Каренина Стива получил приглашение на нынешний вечер (намечалось на послезавтра) к графине Лидии. Не совсем трезвый, Стива после прекрасного обеда и большого количества выпитого коньяку, немного опоздал. Ещё на лестнице дома Лидии Ивановны он подумал: «Однако хорошо было бы сблизиться с ней. Она имеет огромное влияние. Если она замолвит словечко Поморскому, то уже верно». Итак, Стива шёл на встречу, надеясь убить двух зайцев: просить содействия Лидии Ивановны помочь ему заполучить намеченное место и получить положительный ответ о разводе от Каренина.
Глава двенадцатая это маленький шедевр домашнего комедийного спектакля, где режиссёром, то бишь Лидией Ивановной, продуманы все мизансцены и розданы роли. За столом под лампой сидели графиня и Алексей Александрович и тихо разговаривали. Ландау, «невысокий, худощавый человек, с женским тазом, с вогнутыми в коленках ногами, очень бледный, красивый, с блестящими прекрасными глазами и длинными волосами»  рассматривал портреты на стене. Ландау – это тот самый, кому поручена роль ясновидящего и который слышит голоса. Облонского ждали. Хозяйка дома познакомила Степана Аркадьевича с Ландау.

«Графиня и Каренин  значительно переглянулись»  – и трагикомедия началась – комедия для двух божьих тварей и трагедия для Анны.
Светскую беседу графиня начала тонкой улыбкой. «Друзья наших друзей – наши друзья. Надо вдумываться в состояние души друга. А вы этого не делаете», – упрекнула она Стиву. – Вы понимаете, о чем я говорю? – сказала она, поднимая свои прекрасные задумчивые глаза». Оказывается, сердце у Каренина переменилось, ему дано новое сердце (конечно,  не без участия графини).

Во всё время разговора Стива, учитывая важность своего дела и степень нежности улыбки графини, соображал (а виды улыбок постоянно менялись): с кем из двух министров она ближе, чтобы знать, о ком из двух придется просить. Вот графиня влюблёно глядит на Степана Аркадьича, и тогда он решает: «Я думаю, что можно будет попросить замолвить обоим».

Во время беседы графиня Лидия Ивановна выполняла обычную работу: отвечала на записочки письменно или отвечала посыльному на словах. Беседа текла непринужденно. Графиня улыбалась то блаженно, то тонко, то одобряюще, смотря по обстоятельствам, и четко разыгрывала составленный накануне с Алексеем Александровичем спектакль.
Заговорили на тему о религии.

«–Я в этом отношении не то что равнодушен, но в ожидании, – сказал Степан Аркадьич с своею самою смягчающей улыбкой. – Я не думаю, чтобы для меня наступило время этих вопросов» (Каков Стива! Отвечая, он оставляет за собой запасной аэродром для отступления – прим. автора). 

«Алексей Александрович и Лидия Ивановна переглянулись». Потом графиня собралась читать на английском языке «Спасенный и счастливый» и «Под покровом». Степану Аркадьевичу было не до жиру, быть бы живу: «Нет, уж видно, лучше ни о чём не просить её нынче, – думал  Степан Аркадьич, – только бы, не напутав, выбраться отсюда». Ландау, хотя и не знал английского языка, но тоже подошёл послушать «Алексей Александрович и Лидия Ивановна значительно переглянулись», и началось чтение» (ч. седьмая, гл. XXI, стр. стр. 690).

Степан Аркадьич чувствовал себя озадаченным, мысли путались  то ли от странных речей, то ли от выпитого коньяка: «Хорошо бы покурить теперь…Я все-таки до сих пор ничего, кажется, неприличного не сделал. Но всё-таки просить её уже нельзя… Как бы меня не заставили молиться…»  Бедный Стива! «Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом свете жить было бы очень весело» – (ч. первая, гл. III, стр. 30).

Вдруг он почувствовал, что нижняя челюсть его неудержимо заворачивается на зевок. Он поправил бакенбарды, скрывая зевок, и встряхнулся. Но ненадолго. Он чуть не захрапел, но его разбудил голос графини: «Он спит». Уснул не Облонский, уснул граф Беззубов.

ЛНТ: «Француз спал или притворялся, что спит, и потною рукой, лежавшей на колене делал слабые движения, как будто ловя что-то. Алексей Александрович встал, подошел и положил свою руку в руку француза Степан Аркадьич тоже встал и, широко отворяя глаза, желая разбудить себя, если он спит, смотрел то на того, то на другого. Все это было наяву. Степан Аркадьич чувствовал, что у него в голове становиться всё более и более нехорошо»

Вдруг француз не открывая глаз, проговорил, что пусть тот, кто спрашивает, пусть выйдет. «И, получив утвердительный ответ, Степан Аркадьич, забыв и о том, что он хотел просить Лидию Ивановну, забыв и о деле сестры, с одним желанием поскорее выбраться отсюда, вышел на цыпочках и, как из зараженного дома, выбежал на улицу и долго разговаривал и шутил с извозчиком, желая привести себя поскорее в чувство…» (ч. седьмая, гл. XXII, стр. 693).

Чем не образчик на тему слияния дворянства с народом?! «Степан Аркадьич был в упадке духа, что редко случалось с ним, и долго не мог заснуть. Всё, что он ни вспоминал, всё было гадко, но гаже всего, точно что-то постыдное, вспоминался ему вечер у Лидии Ивановны».

«На другой день он получил от Алексея Александровича положительный отказ в разводе Анны и понял, что решение это было обосновано на том, что вчера сказал француз в своем настоящем или притворном сне». 

Отказ Степану Аркадьичу высказать свое окончательное решение Каренин мотивирует тем, что он как человек верующий, не может в таком важном деле поступать противно христианскому закону.  Но христианский закон запрещает прибегать к услугам  экстрасенсов,  гаданий, ясновидящих, т.е. языческому языку. Эти две божьи твари своим решением прихлопнули Анну окончательно.

#     #     #

Глава 29. ОПЯТЬ СКАНДАЛ. ЕЩЁ ОДНА УГРОЗА ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ
 
«Вронский, вертопрах с плоским воображением,
начинает тяготиться её ревностью, чем только
усиливает её подозрения».
                Ложь Набокова
 

     НВЮ: «Анна раздражалась на Вронского за то, что он не всю свою жизнь тратит на неё, а позволяет себе часть своей жизни посвящать каким-то своим интересам. Что за последний год он стал позволять себе давать ей отпор. Что он замечает её вранье и что оно его раздражает. Что он раскусил многие её манипуляции и что они его бесят. Кроме того, она не забывала постоянно ему напоминать о том, что это ради него она ушла от мужа и что это из-за любви к нему она теперь находится в тяжелом положении… ну и так далее».
***
«Ну, и так далее…»

Да-да. Ну, и так далее, потому что вся 27-я статья подана в таком же духе. 27-я статья – это конспект пересказа текста Толстого. Перечисляются ссоры и обиды Анны и Вронского, смакование их, примерно в таком духе: «Чувство досады на себя – за то, что опять, как дурак, хотел с ней спокойной семейной беседы, а вместо этого опять получил мордой об стол – заставляет его покраснеть. Он отвечает что-то неприятное. Она – ему». И всё это с надрывом, с накалом страсти – даже читать это неприятно.

Меня одно удивляет: почему аналитика НВЮ (если она действительно аналитик) не заинтересовали причины резкого изменения психологии Анны? Ведь не с бухты-барахты она не может понять самоё себя.

#     #     #

Глава 30. И СНОВА СКАНДАЛЫ. ДВОЙНАЯ ДОЗА НАРКОТИКА
 
«Вронский живет только ради удовлетворения
своих желаний. До встречи с Анной он ведет
общепринятый образ жизни, даже в любви
он готов заменить высокие идеалы
условностями своего круга».
                Ложь Набокова
 
«Глава 30. И снова скандалы. Двойная доза наркотика» это по сути дела лекция о наркотиках, их действие на организм человека. Объектом для изучения для НВЮ стала Анна Аркадьевна.

     НВЮ: «Поведение Анны становится всё больше и всё отчетливей похоже
на поведение законченного наркомана, которого с каждым часом всё сильней одолевает сосущая, изматывающая тяга, нестерпимый зуд в ожидании очередной дозы. Поведение её раздражает и возмущает до чрезвычайности. От всех этих её замашек победительницы начинает просто тошнить. Вздорность её реплик зашкаливает. А её упрямство, с каким она то и дело тычет в нанесенные ею же раны, да еще делая это каждый раз с выражением торжествующей победительницы, которой всё позволено и на которую нет и не может быть никакой управы, – это садистское упрямство начинает бесить».

Надо сказать, что НВЮ тошнит и бесит от Анны уже не впервой. НВЮ показывает читателю свои эмоции, хотя обещала проанализировать и сделать выводы.

     НВЮ: «Она разговаривает с Вронским – уже лысеющим Вронским! – как с                нашкодившим мальчишкой, как с вечным двоечником: да разве же я не сказала                тебе, что мне плевать на развод, с раздражением говорит Анна, а раз я тебе об этом сказала, то зачем же было скрывать от меня телеграмму?!»

НВЮ никак не может изменить своей наплевательской манере, ей надо обязательно оболгать Анну. Это странички НВЮ заплёваны до невозможности, иначе она не может. А насчёт  «уже лысеющим Вронским!» НВЮ подсказывает читателям, что тому причиной Анна. Хотя в главе 8-«Происшествие на скачках» Вронский был уже с плешью.

В лекции о наркоманах  НВЮ показала свои обширные знания: морфин – наркотик опиатной группы, его действие на человека, в т.ч. на Анну: «Её злобность и мстительность, умноженные непомерной жалостью к себе и комплексом превосходства, превратили её в настоящую фурию».

Кроме лекции о вреде наркотиков и пересказа текста Толстого, НВЮ не забывает напомнить читателям о том, что Анна бросила сына ради любовника, хотя причина того, что сын остался у Каренина, совершенно иная, к тому же мать Вронского никогда не бросала своих сыновей.

     НВЮ: «Неудивительно и не случайно, что судьба свела Вронского именно с такой женщиной – ради любовника бросившей своего сына».
 
Самое смешное, и в это трудно поверить, но НВЮ считает глупую, расчётливую подхалимку, завистливую, ханжу и наглую пройдоху графиню Лидию Ивановну добрым человеком. Именно пройдоху, которая, наконец, дождалась своего часа и окрутила Каренина.
    
     НВЮ: «Она сама дважды из глупых, никчемных побуждений отказалась от развода. А когда спохватилась, то было уж поздно. Она сама испортила отношения со всеми хорошими добрыми людьми – с Кити, с мужем, с Лидией Ивановной, теперь вот и с Вронским. И теперь вряд ли они смогут забыть её жестокость и подлость».

НВЮ врёт! «Она сама дважды из глупых, никчемных побуждений отказалась от развода». Вначале подумала, что НВЮ ошиблась. Ну, заработалась, не заметила. Но такая нелепая оговорка появилась ещё раз. Значит, это не ошибка. Значит, НВЮ умышленно вводит читателя в заблуждение.

*****
«Оставьте Серёжу!»

Перед отъездом к иноверцам в дальние губернии, Алексей Александрович разговаривает с женой.

     ЛНТ: «– Я пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь  более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката,
которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет к сестре, – сказал
Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел сказать о сыне.
           – Вам нужен Серёжа, чтобы сделать мне больно, – проговорила  она,
           исподлобья глядя на него. – Вы не любите его... Оставьте Серёжу!
           – Да, я потерял даже любовь к сыну, потому что с ним связано  моё
           отвращение к вам. Но я все-таки возьму его. Прощайте!» (ч. четвёртая, гл. IV,  стр. 355).

#     #     #

Глава 31. ПОСЛЕДНЕЕ УТРО
 
«Каренин решает отказать Анне в разводе.
Телеграмма, извещающая её об этом,
приходит в момент трагического обострения
отношений между нею и Вронским
и подталкивает её к самоубийству».
                Ложь Набокова
 
Чтобы избежать путаницы, необходимо установить дни событий. В пятницу Вронский и Анна определяют день отъезда (ч. седьмая, гл. XXIV, стр.697).

     ЛНТ: «–Так когда  же ты думаешь ехать? – спрашивает Вронский.
Анна встряхнула головой, как бы желая отогнать неприятную мысль.
     – Когда ехать? Да чем раньше, тем лучше. Завтра не успеем. Послезавтра.
     – Да... нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman,– сказал Вронский, смутившись, потому что, как только он произнес имя   матери, он почувствовал на себе  пристальный  подозрительный  взгляд».

Если послезавтра будет воскресенье, а завтра – суббота, то тот вечерний разговор, когда  Вронский вернулся домой в десять вечера после дружеского обеда, происходил в пятницу.  И как ни уговаривала себя Анна не ревновать, она не смогла удержаться – и ужаснулась на самоё себя.

     ЛНТ: «Неужели нельзя? Неужели я не могу взять на себя? – сказала  она себе и начала опять сначала. – Он правдив, он честен, он любит меня. Я          люблю  его, на днях выйдет развод. Чего же еще нужно? Нужно спокойствие, доверие, и я возьму на себя. Да, теперь, как он приедет, скажу, что  я  была  виновата, хотя я и не была виновата, и мы уедем» (ч. седьмая, гл. XXIV, стр.696).

И когда зашёл разговор об отъезде, кстати, Анна поставила условие, невыполнимое для Вронского, состоялась ссора, но закончилась она примирением.

     ЛНТ: «И мгновенно отчаянная ревность Анны  перешла в отчаянную,  страстную нежность; она обнимала его, покрывала поцелуями его голову, шею, руки»  (ч.седьмая, гл. XXIV, стр. 700).
               
Утро субботы. Анна продолжает работу, начатую в пятницу – она укладывает вещи, готовится к отъезду с Вронским в деревню. И вновь Анна не смогла удержать своего раздражения.
      
   ЛНТ: «Чувствуя, что примирение было полное, Анна с утра  оживленно  принялась за приготовление к отъезду. Хотя и не было решено, едут  ли  они  в понедельник, или во вторник, так как оба вчера уступали один  другому,  Анна деятельно  приготавливалась к отъезду,  чувствуя себя  теперь  совершенно равнодушной  к тому, что они уедут днём раньше или позже».
  (ч. седьмая, гл. XXV, стр. 700).

И опять ссора началась из-за пустяка. Надо успокоиться. И Анна налила себе обычный приём опиума. Она ждала Вронского целый день. Всю субботу Анна провела в сомнениях – всё кончено или ещё есть надежда примирения. Вронский приехал вечером, она слышала стук его остановившейся коляски. Но он не зашёл в комнату Анны, поверив словам горничной, что у Анны болит голова. Не зашёл, поверил! Как восстановить его любовь?
Теперь перед ней не стояло вопроса: ехать в Воздвиженское или не ехать, ждать решение о разводе или нет.  Нужно было одно – наказать его. Умереть – и он будет раскаиваться, мучиться и любить.

ЛНТ: «И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу в той борьбе, которую поселившийся в её сердце злой дух вёл с ним, ясно и живо представилась ей» (ч.седьмая, гл. XXVI, стр.705).

Вдруг налетевший порыв ветра заколебал шторы, отчего тени от штор ожили, они сбежались и захватили весь карниз, тени слились в одно – и вдруг стало темно. Это свеча догорела и потухла. «Смерть!» – подумала Анна, и на неё нашёл такой ужас, что она долго не могла понять, где она. Анна пришла в кабинет Вронского. Он крепко спал. Она смотрела на спящего Вронского, и прилив нежности вызвал слёзы на её глазах.  После другого приёма опиума она заснула тяжёлым, неполным сном. Далее НВЮ конспектирует текст Толстого, внося свои поправки.
 
НВЮ: «Надо сказать, тут мне стало жаль Анну. В то время опиатам не придавали серьезного значения, наркотическая тяга и ломка не соотносились с морфином, он рассматривался лишь как серьезное и довольно опасное лекарство, которым не следовало злоупотреблять. Поэтому Анна, скорее всего, просто и не понимает, что с ней происходит. Она не знает, что её болезнь и природные недостатки, её склонность к гордыне и злу чрезвычайно усугублены сладостным морфином, что он давно подточил её мозги и окончательно изуродовал психику».

#     #     #
 
Глава 32. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
 «После ничем не кончившейся встречи
с Долли, когда она случайно видится с Кити,
она едет домой. По пути домой снова
начинается поток сознания».  Ложь Набокова
 

Далее идёт подробный пересказ текста Толстого.

#     #     #
 
33. САМОУБИЙСТВО
 
«Доведённая до отчаяния грязью и мерзостью,
в которой тонет её любовь, однажды майским
воскресным вечером Анна бросается под колеса
товарного поезда». Ложь Набокова
               
     НВЮ: «Никакой грязи и мерзости, в которой могла бы потонуть её любовь, не было. Что со стороны мужа, что со стороны Вронского к Анне было только доброе заботливое отношение. И никто не виноват, что такое отношение к себе Анна не только не умела и не желала ценить и быть за него благодарной (поскольку никто не обязан относиться к тебе с добром и заботой), но еще и всячески разрушала его. Ей нужны были покорные жертвы, а не достойные уважения личности. И она добилась своего. Но однажды её жертвы прозрели… и больше не захотели быть жертвами. Они стали всё чаще и всё решительней оказывать сопротивление её давлению на себя. Что и стало настоящей трагедией Анны».

НВЮ забывает о комках грязи, которые бросает в Анну светское общество под руководством двуличной ханжи графини Лидии Ивановны с прекрасными задумсивыми чёрными глазами.

Шесть заключительных глав части седьмой, начиная с двадцать шестой главы, это описании кошмара наркомана, когда постепенно действует двойная доза наркотика. Анна мечется между гостиницей и вокзалом. Её воспалённый ум беспощаден ко всем, и прежде всего – к себе. Она самый грозный судия самой себе. Всех, кого она видит, все свои воспоминания, чувства, ощущения она видит, как в кривом зеркале.                                                

Чтобы почувствовать накал этих глав, нужно читать Толстого, а не через подачу НВЮ. Приведу только один пример, как НВЮ искажает классика – сплошное ёрничанье и издёвка на языке манипулятивной семантики. Зачем НВЮ цитаты первоисточника заменяет своим пересказом?

     НВЮ: «Да если ли оно вообще, счастье, думает Анна? Возможно ли? Она вспоминает о муже, о годах любви с ним – да-да, у них были годы любви! Но сейчас при воспоминании о муже она «вздрогнула от отвращения».
ЛНТ: «Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною  живостью представила себе его, как живого, пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых руках,  интонациями и треском пальцев, и, вспомнив то чувство, которое было                между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения». 

В романе Толстой ясно рассказал, что Анна любила мужа первые годы, потом только терпела, а после встреч с Вронским он стал ей отвратителен. НВЮ опять и снова взялась за своё – да-да, у них были годы любви! Ещё недавно НВЮ захлёбывалась от злости слюной: чего Анне не хватало –  муж умный, добрый, порядочный, и на улицу не выгнал, и СВОИ деньги дал на ЕЁ расходы. Жить бы да жить бы с ним! Ведь такой глубоко порядочный и поистине безмерно великодушный человек, как Алексей Александрович, да ещё с ЕГО ДЕНЬГАМИ и связями, на дороге не валяется – и выгодней оставить его про запас» (глава 19-«Согласие на развод») – ёрничала НВЮ. Толстой открыто дал понять, чего не хватало Анне – качественного секса и любви. 

Последние страницы седьмой части – это последние аккорды жизни Анны Аркадьевны.   
Толстой подсказывает вывод – Анне нет места на земле.  Она не имела собственного угла, хотя бы такой развалюхи, как у Долли. В детстве жила с родителями, потом до замужества, до восемнадцати  лет, проживала в доме своей тётки Екатерины Павловны, после выхода замуж девять лет жила в доме мужа (так она называла двухэтажный особняк Каренина), потом следовали палацы Италии. Старинный ухоженный дом в поместье Вронского, где она не чувствовала себя хозяйкой, сменился на временное безликое пристанище в Москве в ожидании решения мужа о разводе. Истерзанная ревностью, жизненной неустроенностью, душевным разладом, презираемая и изгнанная светским обществом, в наркотическом тумане она мечется по Москве и не знает, что делать и куда себя деть.

     ЛНТ: «Она смутно решила себе  в числе тех планов, которые приходили ей в голову, и то, что после того, что произойдет там на станции или в именье                графини, она поедет по Нижегородской дороге до первого города и останется там» (ч. седьмая, гл. XXIX , стр. 714).
 
В так называемом опусе НВЮ и грана не осталось от романа Толстого. Причина этому –  в самом начале своего опуса НВЮ выхолостила роман.

     НВЮ: «Нельзя сказать, что для Анны этот брак явился неравным: разница в возрасте существенна, однако не настолько, чтобы быть несчастной, а то и, не дай бог, сексуально неудовлетворенной женщиной. Кстати, об этом в романе нет ни слова, даже наоборот – весь уклад её жизни с мужем говорит об обоюдном покое  и полном удовлетворении друг другом на протяжении многих лет» [Введение].

Психолог из НВЮ оказался некудышним.

*****

НВЮ подробно пересказывает Толстого, обильно снабжая его своими комментариями,  дополняя и корректируя по своему усмотрению. 

     ЛНТ: «Нет, я не дам тебе мучать себя», – подумала она, обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял её мучаться»…

     НВЮ: «Нет, я не дам тебе мучать себя», – подумала она, обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял её мучаться»… Кто же это? Бог. Это Бог виноват – это Бог мучает её жизнью, думает Анна. И она не позволит ему. Она его победит…

Вместо того чтобы проследить причинно-следственную связь поступков Анны, принявшей двойную дозу морфия, НВЮ продолжает развлекаться. Используя метод манипулятивной семантики, НВЮ приписала Толстому то, чего в его романе и в помине нет: «… Кто же это? Бог. Это Бог виноват – это Бог мучает её жизнью, думает Анна. И она не позволит ему. Она его победит…». Но так говорит Анна, придуманная фантазией НВЮ. У Толстого Анна Аркадьевна совсем другая. Не могла его Анна грозить богу кулаком, а после пяти минут осенить себя крестным знамением и просить прощение: «Господи, прости мне всё!». 

     ЛНТ: «Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь,  готовилась  войти  в воду, охватило её, и она перекрестилась. Привычный жест  крестного знамения вызвал в душе её целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и  вдруг мрак, покрывавший для неё всё, разорвался, и жизнь предстала ей  на  мгновение со всеми её светлыми прошедшими радостями(ч. седьмая, гл. XXXI, стр. 720).

ЛНТ: «Она хотела  подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло её в голову и потащило за спину. «Господи, прости мне всё!» – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы» (ч. седьмая, гл. XXXI, стр. 720).

Вот так, осенив себя крестным знамением и со словами «Господи, прости мне всё!» погибла та, которую НВЮ усиленно, себе на потеху  на всём протяжении своего фальшивого опуса обвиняла в гордыне.

Да, в ней была гордость, но не гордыня.  Под колёса поезда толкнула Анну не гордыня, а светское общество в лице ханжи и лицемерки графини Лидии Ивановны с прекрасными задумчивыми чёрными глазами. Толкнуло действие наркотика – чумы двадцать первого века.


34. ВЫВОД ТОЛСТОГО. ВЫВОД НАБОКОВА
 

 Законы общества временные, Толстого же
Интересуют вечные проблемы. И вот его настоящий
нравственный вывод: любовь не может быть только
физической, ибо тогда она эгоистична, а эгоистичная
любовь не созидает, а разрушает. Значит, она греховна».

                Ложь Набокова

Последняя , 34-я глава, посвящена выводу Толстого и выводу Набокова. А где же вывод самой Натальи Воронцовой-Юрьевой? Или она не сделала никаких выводов? Вообще никаких! Она же обещала читателю! Обманула, значит!

     НВЮ: «И это последняя пошлость, на которую был так щедр Набоков в своей лживой ханжеской лекции о романе Толстого «Анна Каренина». Ибо действительно настоящий нравственный вывод даже не требует догадок, он высказан Толстым абсолютно прямо и ясно и даже имеет в романе точное местоположение: этот нравственный вывод Толстого (не путать с выводом Набокова!) заключен автором в самые последние строчки – этим выводом роман заканчивается…
 
Но сначала – жизнь продолжалась! Анна умерла, но сам роман еще длится и длится. И это очень точный авторский ход.

Анна не умерла, она погибла, но жизнь продолжается. Толстой закончил роман частью седьмой, где описал гибель Анны. Восьмую часть Толстой дописывал уже позже, под нажимом редактора журнала "Русский вестник" М.Н. Каткова. И эта восьмая часть издавалась отдельным приложением.

Далее НВЮ опять предалась своему любимому занятию – принялась за пересказ текста о безбожнике и добром человеке Константине Лёвине, который мучительно ищет спасительный смысл жизни, чтобы жизнь больше не представлялась ему «злой насмешкой какого-то дьявола», от которой ему так хочется застрелиться.

Смысл жизни внезапно открывается ему в простой вере в бога. И тут Лёвин приходит к самому важному выводу всего романа Толстого – к выводу, который мог бы не только спасти Анну Каренину, но и изменить всю её жизнь, но только при одном условии: если бы она искала этот вывод.

Лёвин приходит к выводу, что вера в бога легка и проста, а все его неверие было фальшивым, искусственным, надуманным. Ибо только гордыня отделяла его от веры, порождая глупость и мошенничество ума: «И не только гордость ума, а глупость ума. А главное – плутовство, именно плутовство ума. Именно мошенничество ума».  С этих пор Левин счастлив.
 
Конечно, думает Левин, вряд ли это новое чувство к богу избавит его от каких-то ошибок и трудностей, присущих всякому человеку… но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута её – не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в неё!»
 
Это и есть настоящий нравственный вывод великого романа Толстого «Анна Каренина».

               
                #  #   #   #   #   

Часть третья. А НАПОСЛЕДОК Я СКАЖУ…

Глава 1. Дешёвая поделка
НВЮ назвала свой опус романом о романе и одновременно сценарием-эссе. Но его нельзя отнести к роману, там нет сложного сюжета. Это и не сценарий, потому как в нём не расписана основа ни для сцены, ни для кинофильма. Не подходит опус и для  эссе – сочинения небольшого объёма и свободной композиции, что даёт автору возможность упорядочить информацию, использовать основные понятия, выделить причинно-следственные связи, обосновать выводы.
Это и не эссе, потому что не выполнены следующие требования:               

1)  Эссе должно быть небольшим по объёму. В опусе НВЮ на каждого из восьми персонажей: Анна, Долли, Кити, Лидия Ивановна, Вронский, Облонский, Лёвин, Каренин – приходится в среднем по 20 страниц.               

2)  Мысли автора эссе должны излагаться в форме кратких выводов. Вместо выводов  НВЮ принялась пересказывать текст Толстого с ёрничеством, купированием контекстов, открытым враньём, приёмами  манипулятивной семантики.               

3)  Также мысль автора должна подкрепляться доказательствами, поэтому за тезисом следуют мотивы. Доказательства и мотивы отсутствуют. По опусу гуляют лишь одни голословные нападки на Анну и елей в сторону Каренина.
Так что же это такое – «Анна Каренина. Не божья тварь»?. Это образец особого вида  шулерской литературы, состоящий из абсурдов и повторов.  Это пример шельмования классика. Это мерзкая длинная сплетня, выставленная на всеобщий позор. Это не очень умная шутка окололитературной кликуши!

В опусе нет ни одной ссылки на первоисточник. Так называемые цитаты, приведённые НВЮ, или пересказаны, или обрываются именно там, где НВЮ необходимо что-то умолчать. Если НВЮ считает, что Набоков образ Анны создал медово-сахарным, то НВЮ образ Анны умудрилась изобразить перцово-горчичным.


Глава 2. Анна – энергетический вампир
Не бывает так, чтобы характер человека состоял только из одних отрицательных черт, как нафантазировала себе НВЮ. Не сможет человек с таким характером жить на белом свете. Вот какой увиделась НВЮ главная героиня романа:

«В ней перемешаны такие понятия, как высокомерие, своенравие, жажда личного комфорта, мстительность, стремление к неограниченной власти над жертвой, сермяжная хитрость, самолюбование и малое наличие ума, врожденная лживость, изворотливость, дремучая посредственность и пошлость, к тому же она то ли истеричка, то ли психопатка [гл. 19 и 20].

Но лично я… давно пришла в ужас от Анны, от её лживости, подлости, недалекости, равнодушия, бесконечной жалости к себе, бесстыдства, истерии и высокомерия – от всей этой человеческой червивости [гл. 22].

Надо было сильно постараться, чтобы насквозь лживую Анну, в глазах которой постоянно мелькает злоба и ненависть буквально ко всем, и это неоднократно подчеркивается Толстым, – чтобы возвести её в ранг чуть ли не святой . Однако дело ещё и в том, что Анна глупа. Да, пошло глупа.

Ещё до всякого наркотика основными чертами характера Анны были себялюбие, высокомерие, лживость, злоба, мстительность, ужасающая внутренняя пустота и нечистоплотность в выборе средств  [гл.25].

В сущности, Каренина, как и всякий одержимый природной злобностью и беспричинной ненавистью человек, обыкновенный энергетический вампир. Ей интересна только она сама – и чтобы все интересовались исключительно ею [гл. 26].


Глава 3. Злой дух, сила зла и наркотики
Три составляющих: злой дух, сила зла и наркотик – вот причина того, что  Анна покончила жизнь самоубийством.

Злой дух – это ревность, которая поселилась в сердце Анны. И поселилась давно. Она понимала, что она старше Вронского, что подрастает поколение юных прелестниц, вот и Долли сообщает Кити в письме о том, что Таня на своём первом детском балу была в костюме маркизы. Вронский моложе Анны года на четыре, у него ещё всё  впереди. И нет гарантии, что он не влюбится в юную красавицу, ровесницу Тани. Вскоре Анне пойдёт четвёртый десяток. Она понимает, что пик расцвета подходит к концу, а регулярный приём наркотика лишь ускорит увядание.

ЛНТ: «Она ревновала его не к какой-нибудь женщине, а к уменьшению его
любви. Не имея еще предмета для ревности, она отыскивала его. По  малейшему намеку она переносила свою ревность с одного  предмета  на  другой. То она ревновала его к тем грубым женщинам, с которыми  благодаря  своим  холостым связям он так легко мог войти в сношения; то она ревновала  его к светским женщинам, с которыми он мог встретиться; то она ревновала его к воображаемой девушке, на которой он  хотел, разорвав с ней  связь, жениться.  И  эта последняя ревность более всего мучала её, в особенности потому, что он  сам неосторожно в откровенную минуту сказал ей, что его мать так мало  понимает его, что позволила себе уговаривать его жениться на княжне Сорокиной» (ч. седьмая, гл. XXIII, стр.694).

Злой дух настраивал Анну на поднимающееся желание борьбы.
ЛНТ: «И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу в той борьбе, которую поселившийся в её сердце злой дух вел с ним, ясно и живо представилась ей» (ч. седьмая, гл. XXVI, стр.704).

Сила зла – это общественное мнение с обычаями и нравами великосветского аристократического круга, против Анны также закон и религия.
«Нет, я не дам тебе мучать  себя», – подумала она, обращаясь  с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял её мучаться, и пошла по платформе мимо станции (ч. седьмая, гл. XXXI, стр. 720).

Наркотик – бич XVIII, IXX и XXI веков. К наркотику у Анны появилось привыкание после родовой горячки.

Глава 4. Гордыня. Анна и религия
НВЮ неоднократно награждала Анну гордыней, это ей стало необходимо для того, чтобы обвинить Анну в противостоянии  борьбы с богом.
НВЮ: «Разные формы этого порока, его губительное воздействие и причины, по которым ГОРДЫНЯ поселяется в душе – вот что такое эти три попытки суицида в романе. И все эти три случая сделаны так, что каждый из них даёт своему участнику возможность настоящего катарсиса, переосмысления себя, каждый поставлен перед выбором: отказаться от ГОРДЫНИ и жить (а отказ от ГОРДЫНИ возможен только с обретением в душе бога), либо умереть во имя гордыни» [гл.      ].

НВЮ: «…Анна бросается под поезд вовсе не потому, что Вронский её разлюбил,  а совсем по другой причине, о которой мы уже давно и подробно говорим и о которой скоро всё окончательно выясним. Но и здесь суть происшедшего – гордыня, и только она» [гл.      ].

Живя с родителями, а после в семье тётки Екатерины Павловны, Анна  воспитывалась в религиозной среде. И в доме мужа, где она прожила девять лет, тоже царила религиозная обстановка. В последний день жизни пронзительный свет открыл ей теперь смысл жизни и людских отношений. В поисках Вронского она пишет ему записку, в которой умоляет «Ради бога…».

ЛНТ: «Я виновата. Вернись домой, надо объясниться. РАДИ БОГА, приезжай, мне страшно» (ч.седьмая, гл. XXVII, стр.708).

Да и во всём романе нет оснований утверждать, что Анна противопоставила себя Богу, как это пытается доказать НВЮ. НВЮ подробно пересказывает текст романа Толстого, обильно снабжая его своими комментариями,  дополняя и корректируя по своему усмотрению, вопреки высказываниям Толстого. 

ЛНТ: «Нет, я не дам тебе мучать себя», – подумала она, обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял её мучаться»…
НВЮ: «Нет, я не дам тебе мучать себя», – подумала она, обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял её мучаться»… Кто же это? Бог. Это Бог виноват – это Бог мучает её жизнью, думает Анна. И она не позволит ему. Она его победит…

Вместо того чтобы проследить причинно-следственную связь поступков Анны, принявшей двойную дозу морфия, НВЮ продолжает развлекаться. Используя метод манипулятивной семантики, НВЮ приписала Толстому то, чего в его романе и в помине нет: «… Кто же это? Бог. Это Бог виноват – это Бог мучает её жизнью, думает Анна. И она не позволит ему. Она его победит…». Но так говорит Анна, придуманная фантазией НВЮ. У Толстого Анна Аркадьевна совсем другая. Не могла Анна после дерзкой мысли о том, что она Богу не позволит, она его победит, через пять минут перекреститься крестным знамением. Нет логики.

ЛНТ: «Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь,  готовилась  войти  в воду, охватило её, и она перекрестилась. Привычный жест  крестного знамения вызвал в душе её целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и  вдруг мрак, покрывавший для неё всё, разорвался, и жизнь предстала ей  на  мгновение со всеми её светлыми прошедшими радостями            (ч. седьмая, гл. XXXI, стр. 720).

ЛНТ: «Она хотела  подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло её в голову и потащило за спину. «Господи, прости мне всё!» – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы» (ч. седьмая, гл. XXXI, стр. 720).

Вот так, осенив себя крестным знамением и со словами «Господи, прости мне всё!» погибла та, которую НВЮ усиленно, себе на потеху на всём протяжении своего фальшивого опуса обвиняла в гордыне. Да, в ней была гордость, но не гордыня.  Под колёса поезда толкнула Анну не гордыня, толкнули силы зла светского общества под руководством ханжи и лицемерки графини Лидии Ивановны с прекрасными задумчивыми чёрными глазами. Толкнуло действие наркотика – чумы двадцать первого века.

Глава 5. Что делать?
Надо ли бороться с шулерами от литературы? Обязательно! Опус НВЮ – лживая штуковина, нашпигованная враньем для потехи собственного самолюбия. На сайте new.topos.ru НВЮ представилась литературным аналитиком, который исследует не произведения, но их героев, психологии персонажей, мотивации их поступков, причинно-следственной связи событий. Но своего обещания аналитик не выполнила.

Творение НВЮ в том виде, в котором оно представлено на сайте Проза.ру, ни в коём случае нельзя оставлять. Его могут прочитать и поверить ему читатели, незнакомые с романом, а также учащиеся. Насквозь лживый опус НВЮ отрицательно скажется на нравственном и духовном развитии подрастающего поколения, бросит тень на сам роман «Анна Каренина».

Так что же делать? На окололитературных кликуш, подобных НВЮ, поражённых зудом тщеславия, подают в суд, доказывают  – и выигрывают

Нэлли Лабецкая,                март 2017 года