Жертва доноса

Глубинные причины производимых политических репрессий еще не получили своего объективного объяснения, преобладают политические конъюнктурные соображения по этому вопросу. Комментировать их не стану, ограничусь изложением одного из фактов.
Сменился строй, осталось рабство,
Название, сменив, иную принял форму,
Рабовладельцем стало государство,
Оно их одевает, чем-то кормит

Доходы от него и скрыты, и велики,
Богатств добытых им не счесть,
Ряды рабов огромны и безлики,
Хотя у каждого свой номер есть.

                *   *   *
Нет, не убийца я, не вор,
Не дезертир, бежавший с поля брани,
Несу я на плечах неведомый позор,
Неведенье его мне душу ранит.

Дурного ничего не совершил,
Не знаю, почему ко мне пришла беда,
Трудился, как и все, по мере своих сил,
Ни пятнышка на мне, ни темного следа.

Я – жертва гнусного доноса,
Не знаю до сих пор, кто на меня донес,
Я сути самого не ведаю вопроса,
Я партии служил, как преданнейший пес.

Как все тогда, я руку поднимал,
Клеймил предателей страны позором,
С благоговением я Сталину внимал,
Взирая с просветленным взором.

Я заслужил медали, ордена,
Писали обо мне в журналах и газетах,
Ну, как героя, славила страна,
Куда ушло, все убежало это.

Теперь я сер, у всех сера одежда,
Как все вокруг, я мал теперь, безлик,
Есть номер у меня, да малая надежда,
Что боль души моей услышит кто-то крик.

Так далеко теперь ему лететь,
Я Сталину писал, не получил ответа,
А за спиной моей так часто бродит смерть,
Зимой, весной и осенью, и летом.

Убит, замерз, заеден гнусом,
Придавлен ненароком павшею сосной,
Не выдержал страданий тяжких груза,
Болезнью скошен самою простой.

Возможно, что друзья помянут добрым
Словом,
Сибирская земля в объятья примет тело,
Мой труд стал капелькой, основой
Великого коммунистического дела.

Гиганты индустрии и каналы,
Пусть это Днепрогэс, иль Волго-Дон,
Рабы из ничего их поднимали,
А это тяжкий труд, не благодатный сон

Величие страны и сотни лагерей,
Исчезнувших бесследно миллионы,
Несчастья множества и множества людей,
Не символы, а серые колоны.

В фуфайках теплых, шапках, рукавицах,
Да не в Москве, Таймыр и Колыма,
Отечные, заросшие, искусанные лица
Вот – суть великого предательства сама.

Расставлены на нас повсюду сети,
Стране и власти нужен рабский труд,
Клеймо предателей мои жена и дети,
Безвинно, взор потупив, понесут.