Чёрная дыра

                эссе

       "Мир был таким новым, что многие вещи не имели названия и
        на них приходилось указывать пальцем" 
                Г.Маркес "Сто лет одиночества"
               

   Что есть Истина? Сакраментальное молчание Иисуса Христа в ответ на вопрос Пилата возможно указывало вовсе не на самого Христа, как это принято считать в богословской традиции, а на само Великое Молчание, которое молчит не по поводу чего-то, как бы умалчивая некую тайну, а являет себя как безмолвное в своей ужасающей открытости "есть". Такое молчание в своё время предложил всем словоохотливым Л.Витгенштейн,  а вслед за ним и М.Хайдеггер. 
  Но мы как и прежде говорим, говорим, говорим… Поскольку обречены на речь. В мире сотканном из слов все говорят, но никто никого не слышит. 
   А Бытие всё так же молчит, как рыба об лёд, морозясь от "проклятых вопросов", эхо которых, порхнув бумерангом в бездне, уже мнится нам ответом...
 
…  Существует отработанный метод постструктуралистской деконструкции, тонкость которого состоит в том, что каждый сам в праве назначать контекст оценки своих представлений и способа интерпретации текстуры реальности. 
   Каждый прав и неправ одновременно в тоннеле дискурса выстланного изразцами собственных пред-ставлений.
   Осколки разбитого зеркала отражают всё небо как и целое зеркало до этого.
   Настало время говорить от собственного лица, а не от лица тоталитарных метаидеологий.
   Постмодерн предложил каждому, кто пожелает написать "Евангелие от себя" даже сидя на унитазе.
   Отныне фарс стал новым пафосом.
   Допустим, некто мыслит в общепринятой системе логики,  считая, что  лишь она способна претендовать на абсолютную объективность,  но где гарантия,  что логика не окажется очередной языковой игрой по своим внутренним правилам,  как, впрочем,  все точные и естественные науки, включая, религию, культуру и философию со всеми их речевыми практиками и дискурсами. Таких игр, где на кону стоит Истина, невообразимое множество и дело вкуса выбрать одну из них.
   Предполагаемая Истина в прежние допостмодернистские эпохи оказалась  столь метафизична, столь избыточно трансцендента, что превратилась в огромную "черную дыру" в радиусе "горизонта событий" которой, человечество, гонимое гносеологическим инстинктом, как завороженное устремлялось к её воображаемому центру, срываясь в её бездонное жерло. 
   Гравитационная трясина, подстерегающая человека, оказалась столь всеядна и прожорлива, что способна была поглотить любую воображаемую картину мира,  любой самый экстравагантный миф о реальности, любой даже самый скромный ракурс на порядок вещей.
   Человек, как агрегат представлений, машина смутных желаний, мнящий себя центром универсума  стал всего лишь лакомой пищей невообразимого Нечто. Именно Нечто, а не конкретного, а потому такого утешительного и "одомашненного" философами и богословами Ничто.
   «Истина — пожиратель жизни» -- эта таинственная фраза, произнесённая Иисусом Христом в апокрифическом Евангелии от Филиппа, в изложенном выше контексте, становится особенно понятна.
   Постмодернисты в этой патовой ситуации, видя всю бесперспективность наших ожиданий и поисков,  в лице Ж.Делёза и иже с ним,  предложили, дабы снять экзистенциальную тревогу, играть ради самой игры или не играть вовсе.  Они, в свойственной им манере, предложили с юмором отнестись к происходящему и упразднить желчную иронию, только потому, что заподозрили её тоталитарный характер.
   Так ребёнку, которому мерещится чудище за каждым тёмным углом, дают подойти с фонариком поближе и убедиться, что там никого нет.
   Однако вовсе не факт, что чудища там не было.

   Иммануил Кант, с которого и началась эпоха тотального сомнения в реальности реального, не отрицал объективной и столь очевидной действительности,  но предлагал её корректно закавычить.  Всё реально и всё представимо,  но реально то,  что максимально представимо, остальное же принципиально непознаваемая вещь-в-себе, феномен в непроницаемой оболочке ноумена.
   Выходило, что наша глубоко антропная, «человеческая слишком человеческая», сотканная из наших представлений реальность лишь инсталлирована (встроена) в закрытую от нас за семью печатями реальность, существование которой было тоже под большим вопросом. Всего реальней оказалась лишь неопределённость, вытеснившая тайну.
   Однако, постмодерн разбил и этот последний бастион рационализма, сведя всё и вся к виртулизации и симулякру, к знакам в различной их комбинации, к рецитированию и контексту.
   Метод, субъект и объект, реальность, сознание и разум, субстанция, Бог и вера, имманентное и трансцендентное, метафизика, добро и зло, мораль, этика и эстетика, личность, история и прогресс, традиция, истина и знание -- все эти милые уму и сердцу человека прежних эпох интеллектуальные и духовные константы оказались, если не разрушенными, то решительно закавыченными, разумеется, исключительно из милосердия к фантомным болям в месте ампутации. Подобным образом постепенно отучают от вредных привычек.
   Мол, что-то там, где царила до этого полная определённость, вроде бы есть, но что -- непонятно. Может мерещится или коварная Матрица решила подшутить, кто его знает. Ёжик в тумане, одним словом.

 ... Тайна оставила мир. Время "проклятых вопросов" сошло на нет и нам осталось просто жить, удобно устроившись в складках материи, не замечая времени, сокращая пространство до тесных, но сытных червячных ходов в мире-яблоке.
   С яблока началось, яблоком и окончится. Когда-то нас им якобы соблазнили, теперь мы в нём якобы живём...
   
   Историю Истины пишут победители.
   Так уж сложилось, чем больше индивидуальных сознаний вовлечено в какую либо интенцию, тем выше вероятность, что Истина, интерпретируемая данной интенцией, со временем будет репрессивно навязана большей части человечества как «объективная реальность». В таких идеологических реальностях, будь то культура, религия, наука или, вот как ныне, постмодерн с его идеей тотального ризоматического равенства всего перед  всем, нам приходилось жить в прошлом и теперь. Так было, так есть, но будет ли так дальше -- вот в чём вопрос.
   Популярное ныне "научное мышление" со времён Декарта, положило начало рациоцентричной эпохе модерна,  однако  сейчас происходит активная ревизия этой устоявшейся, но не оправдавшей себя парадигмы. Трещины постмодернистских тенденций раскололи её монолитное здание, грянул кризис фундаментального знания. Знание стало невозможным, поскольку познающий субъект слился с познаваемым объектом в одно не декодируемое мочало гносеосимуляции.
   Разум засомневался в себе, его утомил собственный рефлексивный штопор. Философия тихо сошла на нет по причине отсутствия последних оснований. Оказалось, нет истины одной на всех, есть истины более или менее предпочтительные, истины, которые каждый волен выбрать сам или отказаться от выбора вовсе.
  Вся хитрость в том, что в это кризисное время постмодернистская установка стала претендовать на метаязык (всеописание),  как бы на него не претендуя, в этом сила её стратегии,  но вовсе не тактическая правота.
   Последним словом о мире может оказаться молчание. К тому всё идёт -- грядёт великая пауза.
   Великая полночь о которой вещал Ф.Ницше. 
   
  Истина оказалась размытой до  широко интерпретируемого пятна Роршаха, и чем шизофреничней человек, тем легче ему интерпретировать это пятно, тем легче выжить в этом разбитом вдребезги мире. Безумие становится нормой.
  Ковыряние в носу или в глубинах кантианского трансцендентализма стали равноценными гносеологическими топосами.
  Воцарилась тотальная беспредметная неопределённость. Лысина не причёска, в этом весь юмор нынешнего транзитного состояния. Мировоззренческий кризис на гладковыбритое лицо.
   Очень похоже на то, что постмодерн, проросший в умах европейских мыслителей как вишнёвое дерево между рог оленя после меткого выстрела барона Мюнхаузена, являет собой лишь запоздалую версию дзен-буддизма с его восприятием мира как огромного коана,  логически неразрешимого противоречия. На востоке как-то с этим живут, но выживем ли мы?
   История повторяется как бородатый анекдот, который вызывает смех уже не своим содержанием, а своей бородой.
   Что будет дальше стоит только догадываться.
   Поживём увидим, во всяком случае, скучно не будет.