***

В моём детстве существовало лето и летняя уличная печка в нём. Бабушка что-то варила на ней по вечерам, но не суть важно, меня это мало волновало, меня волновало то, что существовало внутри печки, то, чем она для меня являлась - несокрушимо и навсегда, как мне казалось тогда.

Печка была норой, логовом, в котором жил огонь. Печка была порталом в какой-то бесконечно другой и вообще - бесконечный мир. Пропадая весь день на бескрайних летних пространствах, вечером я неизменно и устало возвращалась, садилась на маленькую деревянную скамеечку, натягивала подол пыльного платья на коленки, обхватывала плечи руками и сидела, как кошка, греясь у огня. Пальцам босых ног было горячо, коленки и локти согревались, и даже слишком, приходилось понемногу отодвигаться, чувствуя, как спину и шею обнимает отсыревающая прохлада позднего вечера...

Мне кажется, я сидела у печки целыми световыми годами, и кажется даже - вовсе переставала существовать в себе, превращаясь в тонкую огненную паутинку, протянувшуюся стремительно и тонко через всё вечернее небо. Огонь завораживал и усмирял меня, и я замирала в его мягких издалека касаниях, прекрасно чувствуя, однако, его опасную и разрушительную силу. Там, внутри этого портала, сгорали целые бесконечные миры, там сгорало время и история проходящих перед моими глазами лет - начавшаяся задолго до моего появления на земле.

Огонь притягивает, как взгляд дикого зверя - не можешь оторваться, проникаешь внутрь, умирая от страха, и радуясь в то же время надёжной и крепкой решётке между.

Того места больше нет на земле, меня прежней уже нет, но это близкое и прирученное ощущение я нечаянно поймала совсем в другом месте и времени. Это случилось так, как будто оно всё время шло позади и немного в стороне, а однажды просто легонько толкнуло между лопаток - смотри, чувствуй, вспоминай, это уже было...

Была ночь, летняя и совершенно другая - под чужим небом, в котором месяц опрокинут на спину, был пирс и был прилив. Укрываясь от ветра, соприкасаясь джинсовыми плечами, мы сидели вдвоём на пирсе в такой светящейся чёрным темноте, что не видели друг друга и не видели моря, а видели только далёкие яркие ленты огней на берегу и перевёрнутый этот в небе месяц, молчали и слушали море вокруг нас.

Море шумело, плескалось и всхлипывало в темноте, било снизу в пирс, дралось с кем-то - с ветром, с пространством, с собой, может быть, его слегка штормило, и мы были такими ничтожно маленькими по сравнению с ним. Мне было очень спокойно и тихо, я чувствовала себя немного странно от сильного ветра - как проколотая насквозь бабочка, крылья которой треплет бриз, то задираясь, то поглаживая слегка.

Ветер пронизывал, но холодно не было, и больно не было тоже. И так я смотрела на море, не видя его, и слышала, не слушая, как вдруг снова почувствовала себя отсутствующей, и в то же время - существующей повсюду, словно я снова стала тонкой и всеохватывающей паутинкой в небе...

Эти ощущения давно бросили во мне якорь, проросли в меня, живут самостоятельно и тихо, до времени стали просто воспоминаниями, и я очень редко обращаюсь к ним.

Сегодня дождь, низкое засыпающее небо, мне почему-то холодно и неуютно. Я сижу с книгой, с чашкой чая и с вареньем, вылавливаю вишни ложкой с длинным черенком, наполовину - в книге, наполовину где-то ещё - у летней уличной печки, под перевёрнутым месяцем в чернильном чужом небе. Завернулась в мягкий тонкий шарф - позвоночник светится внутри так надтреснуто и ломко, как будто заколачивала в кого-то гвозди  обдуманно и яростно, а заколотила, как обычно - в себя...
2013.