Felix meritis

               
                Не для того ли пишутся 
дневники,чтобы кто-нибудь их однажды прочёл?


- С вас пятнадцать евро тридцать.
- Спасибо.
- Всего хорошего. До встречи.

Широко улыбаясь, продавец этой маленькой кондитерской привычным ловким движением подхватил мои протянутые ему монеты и вручил мне три свертка с лакричными леденцами, которые я по пятницам, возвращаясь со службы покупал для своего младшего Йозефа. Магазин уже закрывался и я был как обычно последним посетителем.
 
 Начинало смеркаться. Я положил свертки в сумку и, вскочив на велосипед направился к до
му.
 
 На улице меня встретил прохладный ветер с реки; камни мостовой темнели под колесами.
Должно быть, я о чем-то задумался, потому что внезапно едва не столкнулся с другим велосипедистом на перекрестке.
 
 Я резко свернул вправо и упал с велосипеда, чуть не свалившись в канал. Сумка сползла с плеча, открылась и конфеты со стуком отскочив от дороги  упали в воду одна за другой…Из-за сильной боли в колене я не смог подняться. Я закатал брючину и с досадой посмотрел на своё разбитое до крови колено.
 

  Я  остался сидеть на краю канала, задумавшись о том, что я скажу своему сыну, когда он увидит, что  сегодня вопреки обычаю я  не принес ему любимых леденцов. Что же мне делать? А как я вообще доеду теперь домой?

Я поймал себя на мысли, что не хочу отсюда уходить, не хочу вставать, не хочу никуда идти. Темно-зеленые листья надо мной покачивались от вечернего ветра и я видел их отражение в воде, тихой и гладкой…Здесь совсем не было слышно города,хотя я знал что буквально за этими домами кипела жизнь. Этот странный контраст на мгновение испугал меня своей неестественностью. Просиживание на одном месте было бессмысленным, и проку в нем я не видел. Закинув  в рот один из нескольких уцелевших леденцов(которые, я признаюсь, любил не меньше своего сына),я попытался подняться, с трудом опираясь на раненую ногу.
И  тут что-то привлекло мое внимание. Что-то серого цвета плыло у  поверхности воды в канале. Я наклонился, едва не рискнув искупаться сам, и дотянулся до предмета.
  Удивительное, прямо-таки детское волнение охватило меня.

  Находка оказалась книгой. Однако, открыв ее, я понял, что это никакая не книга, потому что надписи в ней были сделаны от руки и что самое странное, на незнакомом мне языке.
     И вот тут мне стало по-настоящему интересно. Схватив велосипед  и наскоро сунув «книгу» в сумку я, забыв про ногу, поехал без промедления домой.

     Целую неделю я был слишком занят, чтобы уделить внимание этой загадке, и лишь в следующую пятницу, едва освободившись, я поехал к своему другу – издателю и  переводчику. У него я надеялся перевести то, что я нашел.
 

 Хендрик уже запирал дверь своего «королевства бумаги и чернил»,когда я увидел его. Я ему объяснил свою просьбу, и мой друг с радостью  согласился, так как всегда был рад новой работе.
   
И снова неделя ожидания. И вот наконец Хендрик вернул мне обещанный перевод. Поблагодарив приятеля, я ушел.

  Как ни странно и не банально, но таинственная «книга» оказалась дневником. Я признаю, что дурно поступил, решив его прочесть, но я подумал, что не принесу этим никому вреда. К тому я же не видел никакой возможности отыскать владельца дневника, чтобы вернуть потерю.
 
 И не для того ли пишутся дневники, чтобы кто-нибудь их однажды прочел?
           «  Я заплатила этому миру тем, что пришла в него. Теперь его очередь»
Эта гордая фраза встретила меня, едва я открыл первую страницу.
«План намеченных дел:
Первым же пунктом шло:
«Найти смысл жизни»
У меня перехватило дыхание. Немыслимо…Но я продолжил читать:
                - Вернуть книги в библиотеку;
                - Вымыть велосипед;
                - Договориться  с учителем;
                - Закончить, наконец, эту чертову картину!

Это уже лучше. Привычнее. Но что бы это все значило? Я усмехнулся. Должно быть,эта особа была весьма эксцентричной.

«…Я никогда не думала, что однажды попаду сюда. Это мое первое путешествие, но как хотела бы я знать, когда за ним последует второе! Здесь я впервые почувствовала себя дома…И какой огромный путь мне пришлось проделать, чтобы увидеть все это своими собственными глазами. Я брожу по улицам и трогаю руками стены домов…

…Королевский дворец и главная площадь хороши, но мне не очень радостно там бывать; это очень шумное место…там я ощущаю себя словно обнаженной…будто каждый может видеть мою душу как через стеклянную стену… но если обойти дворец с другой стороны и пройти между ним и Новой Церковью, а после повернуть налево…»

Я резко встал. Я жил в этом городе почти всегда, но сейчас мне показалось, что я смогу увидеть его глазами этой незнакомой женщины - другими глазами.
   

 Спустя несколько минут  я добрался до упомянутой площади, но был разочарован. Я не увидел ничего необычного – она раскинулась передо мной такая как всегда. Послушавшись неведомую рассказщицу,я вышел на улицу за дворцом, в надежде понять что её так поразило…

«…Эта улица мне стала очень дорога, я не знаю почему. Может, потому что я ходила по ней почти каждый вечер. Закупив продукты в супермаркете я возвращалась домой…А может, она ведет к моей любимой площади, не знаю…»
И вправду,вот она,площадь. Опять же ничего, что поражало бы мое воображение; мне все здесь казалось скучным….


«…На сей площади есть нечто родное мне, нечто завораживающее, как и весь этот город…»
И вновь я подивился странности моей незримой собеседницы.
«…Ах, как мне отрадно осознавать, что я знаю, что находится там, за этими домами! И куда ведет эта улица…»

Я вышел к Цветочному рынку. Он был уже давно закрыт,и через его опустевшие ряды я взглянул на Монетную башню, часы на которой пробили шесть часов. Мысли этой женщины сменяли одна другую, даже не давая времени ни чтобы заплакать, ни чтобы рассмеяться…
 
 «…В Монетной башне продают делфтский фарфор, надо же…Я видела там такие чудесные сережки! Будет время, зайду туда еще раз…»
Ничего больше. Я подошел к башне, но она была закрыта. Никаких пояснений или объявлений.

Я заглянул в окно, занавешенное прозрачной белой занавеской. Фарфоровой лавки там не было. Я стал озираться по сторонам, в надежде спросить кого-нибудь, кто сказал бы мне, что там находится теперь. Ничего похожего на торговлю фарфором, значит это история уже давно ушедших дней…Я видел иной Амстердам – такой ,каким его запомнила она.

«…Здесь,наконец,мое погибающее сердце нашло свой приют. Чтобы быть ближе к тебе, мой любимый, видеть как ты растешь, словно молодое деревце, я сделала невозможное…Запах этого города – твой запах, плеск волн Северного моря отдается гимном радости и жизни во мне самой…»

Сердце мое сжалось…Я опустился на скамейку. Видимо,я зря посмеялся над этой женщиной…
Прямо передо мной стояла маленькая скульптура Фрау Фортуны. Каменная фигурка богини с легким платком на плечах.Привычным движением я коснулся шара у нее под ногами – символа переменчивости…


«…Я всегда любила и также не любила философов. С ними мне интересно, но  общение со слишком умными людьми утомляет меня, ровно как и с глупыми; я во всем стараюсь держать равновесие…»

«…Какая же  я бестолковая – все утро искала площадь Ватерлоо.Зато вместо этого нашла очаровательную кондитерскую с лакричными леденцами…»
Лакричными леденцами? Уж не теми ли, что я каждую пятницу покупаю сынишке? В своих записях хозяйка дневника говорила о самой обычной лавке, словно о невиданном чуде, о котором даже мечтать не смела…

«…За прилавком стоит продавец в белом халате и рассыпает конфеты из стеклянных банок в треугольные бумажные кульки. На полу стояли корзины, полные самодельного благоухающего мыла, и множество склянок и флаконов с чаем и лечебными травами…Как будто из сказки…»
Моим следующим пунктом стал блошиный рынок на площади Ватерлоо, хотя в этот час делать там было уже нечего. И тем не менее, я отправился туда.


«…Боже правый, насколько эта площадь занимательное место! Когда мне становится особенно одиноко или печаль накрывает с головой, я иду сюда. Как же мне приятно копаться во всех этих безделушках, старых книгах и прочем мусоре. Вчера я купила там несколько старинных монет, огромный словарь, и итальянскую статуэтку какой-то богини. Хотела купить еще ожерелье, но потом передумала.Бродила-бродила,заблудилась среди рядов… Блошиный рынок – вот оно – счастье одинокого человека…»


Солнце уже село и начинают зажигать фонари. Невдалеке я слышу карильон Южной Церкви. Что мне здесь делать? Я пытаюсь уйти, но вместо этого в расплывающихся бликах фонарей в черной воде холодной Амстел мне чудится суета и шум торговых рядов, крики продавцов, шорох перелистываемых страниц никому не нужных(?) фолиантов, звон монет и примеряемых украшений. Площадь Ватерлоо снова жива. И среди разложенных прямо на земле товаров я смутно различаю темный силуэт девушки. Мне кажется, что в сумерках я задремал, но я подхожу ближе и мне удается даже услышать ее голос, говорящий почему-то с акцентом южных провинций Нидерландов, и понятно, что это не её родной язык, так как она ошибается.

Торговцы смеются, но все же уступают в цене настойчивой иностранке. Я хожу между рядами за ней, но не вижу ее лица – только белая кофта и красная сумка, в которую ее проворные руки кладут то одну то другую покупку…
   
Южная Церковь снова пробила полчаса, и видение в мгновение ока рассеялось, не успел я сообразить что произошло.
   Так вот какая ты, незнакомка из дневника…


«…А знаешь, как радуется моя душа, когда я смотрю в небо…Там самолеты – птицы. Будто альбатросы, они закрывают крыльями небо…Голубые-голубые как его часть…в Амстердаме ночью почти не видно звезд, да и на что они нужны? Зачем нам смотреть на них, если на земле у нас самих есть такая красота?

Но на что она мне без тебя? Весь блеск и все счастье твоего народа заключено в твоих глазах, твоей улыбке… Я здесь, для тебя, твоя страна для меня – целая жизнь, но если мне суждено жить без твоей любви, то я останусь одна – одна  среди счастья…»
В дневнике я нашел рисунок. На нем был изображен канал, но какой именно?
   
 Мне казалось, что написавшая дневник девушка недавно была  где-то здесь, хотя он и выглядел очень потрепанным. Никаких дат в нем не было. Я шел, ни думая, ни о чем. Окна домов и огоньки на арках мостов плыли передо мной единой полосой, они наблюдали за мной, они знали о том, что я чувствовал…


«…Я мчалась к тебе на всех парах, я ринулась едва зная куда, меня спасал лишь твой язык, который я(прости меня!)знаю не настолько хорошо, чтобы передать тебе все свои мысли, свои идеи…Но я продолжала ехать, я оставила свое сердце по дороге…У меня много, много сердец, и все они часть одного, единого – большого, которое принадлежит тебе!»
Эти слова  я читал у же в темноте при свете газового фонаря. Мне казалось что я чего-то ждал, какой-то кульминации, развязки,но в глубине души знал, что ее не последует…

«…Сегодня, возвращаясь с рынка,я,нагруженная продуктами, опустилась на скамейку и разговорилась с некой немолодой голландкой, сидевшей на ней. Эта женщина заметила мне, что я говорю с акцентом южных провинций – вот интересно! Мы проболтали с ней несколько часов, даже не замечая времени…она о чем-то мне оживленно рассказывала, зачастую даже и не задумываясь, понимаю ли я  ее. Я и не понимала…Мне ужасно стыдно в этом признаться. В сей  весьма полезной для меня беседе я пропустила органный концерт в Новой Церкви. Моя новая знакомая даже взялась учить меня ездить на велосипеде, чего я к своему огорчению, тогда еще не умела. Вся улица помогала нам и все люди смеялись по-доброму,думая,что я дочь этой женщины…»


Где эта улица, на которой произошел тот разговор? Где её искать? Никаких намеков, никаких указаний…В тени первых же попавшихся деревьев я узнал знакомую фигуру в белой блузке. Проехавший по переулку автомобиль убедил меня в моем горьком разочаровании. Это было лишь мое воображение.

«…На восьмой день я взошла на борт самого настоящего корабля. Едва  прикоснувшись к нему, я ощутила…свободу. Когда-то в прошлой жизни я ,верно, рассекала на одном из таких судов…под флагом Королевства Нидерландов. Вот было бы интересно одеть нагие мачты «Амстердама»в парусину и, отдав концы, уплыть за горизонт! Объехать весь мир, а после все равно вернуться в родную гавань…»
Гавань была отсюда неблизко и я не пошел туда. Что бы я там увидел?Ничего,кроме темного образа парусника, качающегося на волнах, спущенный флаг, да жгучее чувство заброшенности…
 
  А она,бессердечная,продолжала измываться надо мной:

«…Самой близкой мне стала Старая Церковь. Даже в Новой не так мне дышится. Я помню, как посетив ее впервые, не могла оторваться от разноцветных витражей, покрывающих ее окна…Напротив одного из них стояло несколько стульев, чтобы таким как я, замершим от восхищения не пришлось стоять на ногах часами, завороженными…Меня практически вернул на землю служащий церкви, сказав что она закрывается. Я покинула ее восьмисотлетние своды последней.»

На меня вдруг нахлынула эйфория. Я вдыхал и вдыхал во всю грудь сырой воздух наступившей ночи. Надо мной снова шумела от ветра листва. По каналу под мостом проплыл ночной кораблик с туристами. Вытянув шеи, они смотрели то в одну то в другую сторону, словно гуси.
 Наконец их взгляд упал на меня. Мне стало неприятно, хотя не спорю, я должно быть производил странное впечатление. Туристы могли бы сколько им угодно обсуждать и фотографировать того чудака, который стоит в круге света уличного фонаря, вцепившись в какую-то книжку и не отрываясь бегает по ней глазами, полными печали и счастья, и жизни, и чего-то еще, что непонятно этим «гусям»курсирующим по воде в речных трамвайчиках.
Один из листов дневника был вырван,скомкан,а после снова разглажен и вложен между остальными.

«…Мой дорогой! Я знаю, что ты никогда этого не прочтешь, но пишу это в надежде, что мы мои мысли, посланные в небо, найдут там своего адресата. Так же быстро как твои милые моему сердцу пальцы бегают по нотам фортепиано, так  быстро ты  растешь и превращаешься в настоящего мужчину. Я и не заметила, как ты вырос. Я не застала тебя,увы,когда была в Амстердаме. Я нашла твою школу, но меня там встретила только запертая дверь, об которую мне захотелось биться головой от бессилия, что там нет тебя…Я держала за ручку закрытой двери, с радостью сознавая, что ее, возможно еще пару часов назад держала твоя рука. Я не знала, что ты уже давно не посещаешь ее …»

Во мне неожиданно поднялась неукротимая злость на этого неизвестного человека, причинявшего ей такие страдания, кто бы он ни был. Внезапно мне стало ужасно тесно в лабиринте каналов, мне захотелось убежать, уехать отсюда. Но я уже был лишен воли.
 
 «Да, Музейная площадь – апофеоз человеческого счастья. Это луг…Огромный луг, окруженный музеями. А на траве лежат люди, просто лежат.Читают,смеются,слушают игру девушки на рояле с колесиками, прикрепленном сзади к автомобилю. Они счастливы…Приходя сюда, я наиболее остро ощущаю свою ничтожность, крест своего проклятия и пропасть между моим миром насилия и жажды денег и твоим – мира и процветания…Все эти люди на площади – они сидят или бегают по траве, а я даже не чувствую себя достойной шагнуть на нее, коснуться ее. Прости меня за то, что я выросла в жестоком мире, о котором тебе лучше ничего не знать…За то, что я смею вторгаться в твой мир…»

Это и была столь долгожданная развязка. Я испытывал свою душу на прочность,проверял,смогу ли я выдержать эту исповедь…И я не смог. Что-то во мне сломалось. Я продвигался вперед. Я был уже на самой Музейной площади.
Ночью даже летом в Амстердаме довольно прохладно, и на лугу не было ни души. У пруда фотографировались туристы, но я прошел мимо них, подальше от них. Я вновь заглянул в дневник…


«…Однако бескрайние, бесконечные поля Нидерландов – это много лучше маленькой Музейной площади. Едва ли я в своей жизни видела  нечто более волнующее.Когда я вижу необозримые равнины с черно-белыми коровами, лежащими на траве, пасущимися лошадьми рядом с мельницами, мне хочется…нет, не  взлететь…наверное умереть.»
На другом конце площади показалась знакомая фигурка с красной сумкой за спиной. Я бросился к ней, но конечно, там никого не было. Я упал в сырую траву и заплакал…
 
 
 Сколько лет я прожил на свете, но я и подумать не мог, что можно увидеть мир другими глазами. Надо мной плыло ночное небо, а тело намокло и продрогло от холодной росы, но мне было все равно. Это же такие глупости, все эти корабли,музеи,блошиные рынки. Коровы…Мы живем в лучшем из миров, но эта девушка прибыла из мира куда худшем, чем те, что просто хуже нас…Мы наслаждаемся собственным счастьем, мы рождаемся и рождаем детей и все мы здесь уверены в завтрашнем дне, не менее счастливом чем предыдущий…Вот почему эта незнакомка, о которой я не знал ничего, кроме строк, выведенных ее рукой, так хочет быть с нами. Этот некто, которого она так нежно любила, заставлял ее двигаться вперед, не давал ей погибнуть, опустить руки…О горе мне! Какой же я был глупец! Это ее чувство, скорее всего так и оставшееся без ответа, подарило ей шанс на лучшую жизнь, шанс покинуть реальность, где ее ценность не выше мусора под ногами…

«…Теперь я знаю Амстердам как свои пять пальцев. Я могу спокойно гулять без карты. Я не боюсь ездить на местном транспорте, я не боюсь говорить с людьми. Я не боюсь ничего.Наверное,ничего…
 
 Вот я и нашла тебя.Право,это было не столь трудно, это же я.Но ты меня не узнал. Не узнал. Не понял, зачем я пришла, ни в толпе, ни даже тогда, когда я ,превозмогая страх, осмелилась заговорить с тобой. Может,так оно и лучше. Будем знакомиться заново…»
И внезапно я смог будто расслышать ещё один голос, второй:
- Здравствуй
- Здравствуй. Я из…

Я удалялся от Музейной площади. Вдалеке скрипнули качели. В свой последний день в своем любимом городе она решила прокатиться…

«…Этот мост я считаю самым спокойным местом Амстердама. Несмотря на то, что рядом лежит автомобильная дорога, а в двух шагах – шумная Музейная площадь. Отсюда близко до моих излюбленных мест – рынка и школы. Вечером, когда стемнеет, лебеди устраиваются под этим мостом. И еще отсюда  видна светящаяся витрина магазина, где продаются окаменевшие ископаемые…Еще в первые дни, оказавшись на этом мосту в темноте, я расплакалась, как ребенок,поняв,что однажды мне придется покинуть все это, и этот день наступит очень скоро…»

А что, если этот мост – тот, о котором ты говоришь, моя милая невидимая путешественница? В темном пространстве я заметил нескольких лебедей, чистящих перья, сидя на деревянном плоту у берега канала. Они тихо говорили что-то на своем, лебяжьем…У горизонта сияли два огонька и кроме воркования  птиц и шороха травы не было ни звука. Вдалеке раздались веселые песни и показалась большая моторная лодка с компанией студентов. На корме развевался амстердамский флаг. В тот момент я даже удивился, как люди могут еще и веселиться…Голоса смолкли вдали и я проводил лодку взглядом.
   
 Я обернулся и обомлел. Ко мне спиной стояла хозяйка дневника.
 - Это еще не счастье,- сказала она.- Счастье нужно заслужить. Если конечно, ты хочешь, чтобы оно было твоим собственным, а не чьим-то чужим.Знаешь,даже маленькая победа над своим сопротивлением ему – приближает тебя к самому настоящему счастью. Я хочу тебе кое-что показать.

И девушка повела меня за собой. Мы свернули в один переулок,другой,третий…
 - Я же сказала, что знаю Амстердам как свои пять пальцев, - ответила она на мой немой вопрос.

Внезапно передо мной выросла Западная церковь, которая была в часе ходьбы от того моста возле Музейной площади.
 
- Пройди вдоль канала на север,после,на первом же повороте – на восток, а потом иди на юг по правой стороне канала,- раздался голос у меня за спиной.- В этом месте нет ничего примечательного, если бы не надпись на фасаде. Найти это место мне было очень трудно, я знала о нем, но у меня не было карты и я не спрашивала дорогу у людей. После долгих изнурительных поисков я нашла его, не свернула. Это была моя маленькая победа. А тебе я показываю дорогу, чтобы и ты нашел. Будешь ли искать – другой вопрос.

 Всю жизнь ты прожил в таком дивном городе, и не нашел времени чтобы вдохнуть полной грудью его очарование. Ты никогда не был в местах, где нет ничего, кроме серых стен и озлобленных людей, а я знаю о чем говорю. Подумай об этом.Иди,найди то, что я тебе указала и ты найдешь секрет настоящего счастья, некогда открытого мной для самой себя,и благодаря которому я  - здесь.


…Карильоны Монетной башни и Южной Церкви зазвучали в один голос и разбудили меня. Мне потребовалась пара минут, чтобы сообразить, где я.Как оказалось, я уснул на скамейке на берегу реки Амстел.В панике я машинально проверил бумажник. Меня почти против воли посетила еще одна мысль – был ли это сон, что я всю ночь бродил по ночному Амстердаму? Я решил это проверить и направился к Западной Церкви и – вот чудо! – на земле лежала серая книжка. Я поднял ее. Именно так – это он,дневник. Мне почему-то стало совестно, хотя я и не бросал его здесь…
 

 А, наваждение!Пора возвращаться домой. Вот где мое счастье.
Счастье…Что-то всплыло с памяти…Секрет настоящего…Прихватив дневник я пошел на север, вдоль канала, от Западной Церкви, потом направо…а куда же дальше? Я не помнил…Я ощутил капли на своем лице, которые становились все крупнее и многочисленнее. Начался дождь.Туман повис над каналами…
 

 Я не знаю, сколько мне пришлось провести под дождем. Я просто не мог бросить и уйти, что-то держало меня. Наконец мне удалось найти небольшой навес. Наблюдая за стеной ливня, меня посещали разные мысли…Чтобы отвлечься я решил заглянуть в найденный дневник еще раз. Среди промокших листков на последней странице я смог разобрать кое-что:

«…Ну вот и все. Я покидаю тебя, всех вас. Я уезжаю далеко-далеко, но не моя это воля – таковы законы наших тиранов. Я хочу, чтобы ты знал, что я хочу лишь твоего счастья, потому что ты выполнил мой завет, и потому что ты его достоин, как достоин моей любви. Видеть тебя – все что я желаю, и я бесконечно благодарна тебе за то, что ты подарил мне свой мир,не намеренно, но все же.Ты спас меня и извлек из пучины мрака и отчаяния. Я всегда буду помнить и любить тебя за то, что ты существуешь.
Надеюсь когда-нибудь мы еще встретимся и познакомимся снова…Знай, мое сердце никогда не со мной, я навсегда оставила его с тобой и с твоим народом.»


На этом дневник обрывался. Я в исступлении бросился искать еще страницы, но все было кончено.Может,часть дневника осталась там, на земле? или в том канале, откуда я его выловил? Не понимая, что говорю глупости, я выскочил  в ливень…
 

Я никогда не был счастлив!Все,что я имел, доставалось мне просто так, без борьбы, а моя работа – что она  теперь значит по сравнению с тем, что я мог бы прочесть этот дневник двумя неделями раньше? Мой сын, которому я покупаю лакричные конфеты словно на автомате – это ли мое настоящее счастье? Я не воспитал себя, не могу воспитать и его! все это время я был чудовищно слеп и несчастен. Где же этот дом, о котором ты говорила, моя путешественница? Где он? И ты сама, кто ты?в чем твоя трагедия?О,если бы мне знать это!


«…Если я буду жить без твоей любви…»
Появись!Появись!Я дам тебе ту любовь, которую ты заслуживаешь…Зачем ты бросила свой дневник в один из каналов, если, его конечно, не выпустила твоя неосторожная рука…Будто ты хотела, чтобы кто-нибудь его нашел и прочитал! Чего ты нам недодала, Фрау Фортуна?
 

И я, взглянув в последний раз на дневник, вернул его туда, откуда он и появился. В воде канала среди кругов среди падающих капель я видел своё отражение.

И я отпустил его. Отпустил ее, и вместе с ней свою надежду на счастье. «Счастье» нельзя перенести по слогам. Вот и я не смог. Я думал с тревогой о том, что скажут мои родные, когда я вернусь домой и что я им отвечу на вопрос где я был сегодня ночью. Но только теперь это не имело никакого значения. Теперь я чувствовал родными не их, а того, кто был обречен лежать на дне под толщей воды среди остатков ржавого железа целую вечность, заключенный в дневнике.
   

Долго стоял я на мосту, бессмысленно устремив глаза куда-то  вниз. Дождь постепенно стихал…

Я никогда не мог предположить насколько велика глубина человеческой души. К чему мне было суждено найти этот дневник? Сколько эта девушка написала в нем, но сколько еще не написала?..За несколько дней она сделала больше, чем я за всю жизнь. Она знала что такое любовь и что такое счастье.То,что для нас жизнь, для неё чудо…Как будто она шла рядом со мной в своих фарфоровых сережках…

Здесь я впервые почувствовал  себя дома…И какой огромный путь мне пришлось проделать, чтобы увидеть все это своими собственными глазами. Я брожу по улицам и трогаю руками стены домов…
 

 Я остановился. Я никогда не замечал этого  здания, хотя конечно, неоднократно проходил мимо него. В одночасье родной город стал для меня незнакомым. На фасаде было то, что она пыталась до меня донести. Надпись золотыми буквами гласила – FELIX MERITIS – ЗАСЛУЖИТЬ СЧАСТЬЕ .