Лучшая подруга моей жены. Глава 4

  На следующий день сразу после пробуждения в памяти всплыл вечер, проведенный в обществе Светы,  и   я снова погрузился в мир эротических  фантазий. 
     Я  не стал ей звонить, так как утром она отправлялась  в командировку, а вечером собиралась проводить подругу  в Москву. Не хотелось быть назойливым. Настойчивое преследование может только оттолкнуть женщину.
  Я решился позвонить ей  лишь на следующий день, часов в десять утра. Домашний телефон молчал, зато сотовый сработал.  В трубке раздался незнакомый хриплый голос:
  - Здравствуй,   Коля.
- У тебя голос изменился. Ты не  заболела?
- Нет. Я в Готне сейчас. Видимо, телефон искажает голос.
- Когда приедешь?
- Не знаю. Может, я здесь  на ночь останусь. Много работы. Позвони вечером. Будет ясно.
- Хорошо. До вечера. Не буду отнимать у тебя время, - сказал я и положил трубку.
 
      Я позвонил ей в седьмом часу. Длинные гудки, но трубку никто не взял. Позвонил еще через час. Официальный голос сообщил мне, что абонент либо отключил телефон, либо находится в зоне недосягаемости.
«Возможно, сейчас она едет  в Везельск в автобусе,  и волны туда не достают», - решил я.
   Она позвонила сама часов в одиннадцать.
- Я приехала в Везельск, посмотрела, ты мне звонил…
 Я возликовал:
  - Ты сейчас дома?
- Нет, у знакомых.
-  Давай встретимся.
Чтобы у нее возникла  иллюзия, что она выбирает, я  предложил два варианта: 
- Или ты приходи ко мне, или давай я приду к тебе.
 - Нет,  в такое время я в гости не хожу…
- Давай завтра встретимся. Когда ты будешь свободна?
- Не знаю. Это будет завтра известно. Ты позвони.
 Меня захлестнуло раздражение, но я сказал  тоном,   полным дружелюбия и нежности:
 - Чтобы я тебе не докучал звонками, позвони мне сама, как освободишься. 
  - Хорошо. Я, может, проведаю тебя.
Она позвонила на следующий день.
  - Мы можем с тобой сходить куда-нибудь вечером поужинать, - предложила она. -  Я до вечера буду занята.  Я позвоню тебе после половины восьмого.
   Я был на седьмом небе от счастья. «Неужели  мы сблизимся?» - думал я, ликуя.
  Через какое-то время у меня так разыгралась фантазия, что стал неадекватно воспринимать реальность, произошло искажение ее фразы, мне стало казаться, что она сказала: «Мы с тобой вместе поужинаем». Слово «сходим» выскочило  из памяти. Нет, не до конца стерлось, но  возникло сомнение. Я был почти уверен,  что ужинать мы будет у нее дома.  Не ходить же в гости с пустыми руками. Я сходил в магазин и купил бутылку десертного вина.   
      
   Ее попытка избежать секса была вполне объяснима. Лечь в постель с мужем лучшей подруги – это все равно, что мне  прыгнуть в омут с головой или  жениться на ней. 
 За ночь с нею  я готов был отдать свою  жизнь, но скоропалительно жениться  на ней не мог. Ведь у меня  была  дочь. 
    «Возможно, и ей надо привыкнуть к мысли об измене, о близости со мной, свыкнуться с теми моральными потерями, которые возможны»,     - думал я.
Так или иначе, я не терял надежды на   интимную близость с нею.  Не исключал, что   на вокзал она  пришла ради меня, может, подсознательно.
   Посмотрел на часы: было уже без пяти восемь, а звонка не было. Звонить первым было нельзя.  «Надо проявить характер, - думал я. - Иначе сформируется модель отношений: я буду преследовать ее, домогаться, а она будет меня отфутболивать».
   На столе передо мною стояла ее фотография.
Я  смотрел  на ее изображение и думал: «Ну где же были мои глаза? Почему я раньше не замечал, как она прекрасна!»

По видеомагнитофону непрерывно крутились  любительские фильмы с ее участием. 
Я  осмотрел книжные полки: «Что бы ей подарить? Какую из книг? Что ее может заинтересовать в моей библиотеке»
     Когда я влюбляюсь по-настоящему, я  начинаю  дарить женщинам книги. Почему книги? Книги  - это самое дорогое, что у меня есть, и уж если я расстаюсь с ними, значит, меня по-настоящему припекло. Кроме того, на другие подарки у меня просто никогда не бывает  денег. 
   Часовая стрелка приближалась к восьми,  а звонка не было. «А ведь обещала позвонить после половины восьмого. Неужели передумала? Не буду звонить первым. По крайней мере до девяти».
 Я пытался себя успокоить, настроить на оптимистический лад. Какой бы сценарий не сработал, везде были  положительные моменты. «Если придет, то я буду наслаждаться общением с нею, поцелуями, - думал я. -  А если не придет, что ж, семья сохранится и в будущем проблем не возникнет». 
   Но,  несмотря на эти оптимистические  мысли, я страшно боялся, что наша встреча не состоится.
  Вдруг в голову мне пришла тревожная мысль: «А вдруг  не она, а я  должен ей позвонить? Вдруг я что-нибудь не понял, напутал?».
 Я не выдержал и в половине девятого позвонил сам.
- Я еще на работе, - сообщила она. – Скоро заканчиваю.
- Ужин остается в силе?
- Да. Ты подобрал место?
 Меня как обухом по голове ударил этот вопрос: «Значит, не у нее…»
- Нет, -  выдавил я из себя. Я был подавлен.
- Ну что ж ты… - в ее тоне досада. Говорила она слишком громко, не боялась соседей. Была ли она в помещении или же не скрывала от коллег  ничего. Наверно, сказала им, что у нее запланирован со знакомым   мужчиной  дружеский ужин. 
- У меня опыт небогатый. Я полагался на тебя.
- Надо подумать…
    Мы договорились встретиться в девять часов возле  универмага «Везельск», у фонтана.
Была только половина девятого. Если бы поехал сразу, то мне пришлось бы ждать на месте встречи, а это мучительно. Но и дома делать было нечего.  Терпение иссякло минут через десять.  «Пойду на разведку, зайду в ресторан возле храма, посмотрю,  может, туда сходим», - решил я. Сам я ни разу там не был, но от Оксаны, которую туда водила когда-то ее богатая в прошлом приятельница Марина,  слышал, что там неплохо.
 Я положил в карман две тысячи,  на всякий    случай прихватил пачку презервативов, купленную днем в аптеке, и отправился в путь.   
  Когда я  расхаживал по широкому тротуару возле остановки, меня переполняли злые мысли.  «Могли бы поужинать у нее или у меня. Но ей подавай ресторан». 
      Я подошел к фонтану без двух минут девять. Ее  не было.  Шло время, а она не появлялась.  Я нетерпеливо ходил возле фонтана, проходил вдоль магазина вниз, а потом поднимался назад. Чувство раздражения усиливалось. Не нравится мне, когда женщина опаздывает. Это неуважение. «А может, это дань этикету? Ну ладно, если опоздает на 15 минут, то обижаться не буду. Так принято. А если на большее время, значит, надо прекратить общение. Пошла она к черту».
   Она  пришла десять минут девятого. Слава богу, она уложилась в отведенный ею норматив.
 В темной блузке, юбке, она была так красива, что мою досаду, раздражение как рукой сняло. Я был просто потрясен ее женственностью. Обычно на работу она ходила в брюках, но на этот раз была одета великолепно. Значит, готовилась к встрече...
 Я предложил сходить в ресторан возле храма.
- Там огромные наценки, а еда неважная.
 Она предложила зайти в кафе, которое находится в «Везельске». Я охотно согласился. Когда мы пошли, я заметил, что у нее довольно тяжелая походка. Она выглядела чуть-чуть полноватой. «Все-таки ей так и  не удалось за последнее время похудеть основательно», - отметил я. 
     Она посетовала на дождь.
 - А я не взяла зонтик.
- У меня есть зонтик, - успокоил ее я.
- Ты предусмотрителен.
 Я не мог пожинать лавры, получать комплименты, которых не заслуживал.
   - Да нет, я вышел из дома уже после дождя, - признался я.
 Мы зашли. Цены на вино меня потрясли. Самая дешевая бутылка вина стоила 350 рублей. И еда была катастрофически дорогой. Если бы мы остались в кафе, то от моей тысячи не осталось бы ни копейки. Но, к моему счастью, она  предложила поискать другое место. 
     Мы направились в кафе, которое находилось в кафетерии на улице Фрунзе.
 - Мне сильно не хватает Оксаны, - сказала она, когда мы вышли из кафе и спустились по ступенькам  вниз. – С нею можно обсудить любую проблему. А сейчас некому позвонить».
 Упоминание о жене не сулило ничего хорошего.  Оно определяло линию ее поведения. «Значит, будет упрямиться, - решил я. – Я не продвинусь ни на шаг».
- Звони мне. У тебя же есть мой телефон.
- Часто это мелкие бытовые проблемы. Их можно обсудить только с женщиной. Кроме того, ты  не знаешь многих моих знакомых.

      Мы повернули направо, перешли дорогу. 
  Я спросил ее о работе. Она с гордостью рассказала о своем новаторском предложении. В программе были серьезные недостатки, которые затрудняли работу с нею. Она обнаружила их и целый день устраняла.  Лишь  изредка  отходила от компьютера, чтобы   пообщаться с коллегами.
   Я поразился, что на работе она провела целых одиннадцать часов.
- Я этого даже не заметила, - заверила она. 
-    Ты  настоящий трудоголик.
Правда, ей платили хорошие деньги. Она получала в месяц 25 тысяч. «Платили бы нам, преподавателям, такие деньги, мы бы тоже выкладывались на работе, - думал я. -  Но за три с половиной тысячи нет желания   изнурять истязать себя». 
- Ты по телефону сказала, что мы куда-нибудь сходим поужинать. Но сегодня утром  у меня разыгралась фантазия, в голове произошла аберрация твоих слов, и  мне стало казаться, что ты пригласила меня на ужин  к себе домой.
- Нет, это фантазия, - улыбнулась  она.
- Желаемое я принял за действительное. И хоть у меня оставались сомнения на этот счет, на всякий случай я даже купил бутылку вина, чтобы не с пустыми руками идти в гости.  «Черный лекарь» называется. 
- Я помню это вино. Хорошее. Мы пили…  Оно было у тебя в прошлый раз…
- Я тоже вначале так думал. Но, видимо, это было какое-то другое вино. Только название похожее.  То вино было сухим, а это десертное. Я люблю десертные сладкие вина.
    Мы зашли в кафе, подошли к стойке, посмотрели на витрину с блюдами.  Она  попросила у бармена меню.
 
 Тот дал. Она  выбрала сухое красное вино, набрала разных блюд,  так как весь день ничего не ела.  Себе я взял только две бутылки пива, пакет сушеных кальмаров и пакетик с арахисом.
- Я не хочу есть, - объяснил я свой аскетизм. 
 Я боялся, что она начнет предлагать заплатить за себя, неудобно было спорить в присутствии других людей, настаивая на том, что платить буду я. Но, к моему облегчению, она избавила меня от необходимости спорить. Пока я расплачивался с барменом, она сама перенесла все блюда и рюмку вина на столик, находившийся у окна  в углу недалеко от стойки.       Я на минуту заколебался, сесть ли рядом с нею или напротив. Посмотрел назад: мужчина сидел с женщиной рядом. Я последовал его примеру.
  Она принялась за еду,  отхлебывала по глоточку вино, прикусывая шоколадкой, а я пил пиво, заедая их кальмарами и орешками.
 Мы оба старались избежать неловкого молчания, поэтому разговор не прекращался ни на минуту.  Я рассказал   о своей недавней поездке с друзьями в Неклюдово,  деревушку, где у Паши был домик.
- О чем вы говорили?   
- Запомнился спор об образовании. 
  Я кратко передал содержание нашего разговора. 
- Но спорили мы немного, - продолжал я рассказ. -  Большую часть времени мы играли.  Решали проблемные ситуации, разные проблемы, задачи.
- Одну ты мне уже загадывал – о глотке воды.  - Еще какие были? Ты обещал загадать.
- Да, вспомнил…
  Любовью к головоломкам она напомнила мне Игоря Семенова.
 Я загадал ей четыре загадки. Правда, задавая ей вопросы, я  сформулировал их корректнее, чем они были напечатаны в журнале.
    Она отгадала несколько головоломок. Я отдал должное ее цепкому  уму. Она умела рассуждать, мыслить.   Ее познания  были довольно обширными. 
    Я поинтересовался, как  учится  ее сын.
  - Работает не в полную силу. Мало занимается, - сказала она грустно. -  Я занимаюсь с ним в первую и вторую четверть, а в третью он предоставлен сам себе. Работает на запасе, который получил в  первую и вторую четверть.
  Я не знал, почему она не может работать с сыном весной. Я не  стал спрашивать,  чтобы не быть назойливым.
     Почему-то мне было неприятно, что она ездит по командировкам. Меня начала  донимать ревность, хотя морального права на нее у меня не было.
- А как он учится? 
-  Две четверки.  Остальные пятерки.
- И ты еще упрекаешь его в недобросовестности!
- И знаешь, по какому предметам у него «четверки»? Догадайся.
- По русскому языку, - предположил я, так как сам  преподаю русский язык, а в ее голосе была интрига.   
- Нет. Как ни странно,  по этому предмету у него пятерка. Он хорошо пишет диктанты. А почему ты так решил?
 - У многих  именно по этому предмету низкие оценки.
 Она ждала от меня ответа. В голову мне ничего не приходило.
- Я теряюсь в догадках. Сдаюсь.
- По рисованию и физкультуре.
- Я тоже совершенно не умею рисовать. Возможно, это черта всех Стрельцов.
- Я нанимала ему репетитора по рисованию. Он стал хорошо рисовать. Но этого учитель не заметил.
   Когда она говорила, у нее на глазах выступили слезы. Повода для слез не было, и я сначала подумал, что их вызвал сквозняк.  Но оказалось, что  ее растрогал разговор о сыне.
  - У меня часто выступают слезы на глазах.  Каналы забиты. У других слезы уходят через них, а у меня  выходят наружу, - призналась она. 
  Я подумал, что дело не в каналах, а в ее чувствительности. Я тоже чувствителен и нередко у меня слезы выступают на глаза. На мой взгляд, чувствительность – неплохая черта личности. Все выдающиеся писатели были людьми чувствительными людьми.
 
  Мы вышли из кафе. У меня не было никаких планов, куда ее вести. Она предложила погулять в районе нового корпуса университета. Ее предложение меня обрадовало. Возле университета есть где разгуляться,  есть скамейки в  безлюдном месте. Там речка недалеко, кусты…
- Ты читаешь что-нибудь сейчас? – поинтересовался я.
- «Белую гвардию» Булгакова. Но идет трудно. Не захватывает, хотя уже страниц сорок прочитала.
- Я тоже не смог дочитать этот роман.   
- «Мастера и Маргариту» я  прочитала быстро.
- Я у Булгакова только рассказы прочитал с удовольствием.
- А как ты относишься к Гоголю? - неожиданно она перешла на другого автора.
- У меня к нему двойственное отношение. Я ценю его как юмориста, как мастера стиля. Года четыре назад я перечитал «Тараса Бульбу» с пятиклассницей, с которой  репетиторством занимался, и пришел  в восторг. Но мне не нравится гротеск, который является основным элементом его поэтики. Взять, к примеру, «Мертвые души». Где в жизни увидишь таких типов, которые он изобразил? У него каждый персонаж обладает какой-нибудь гипертрофированной чертой, например жадностью, мечтательностью и тому подобное. Получились карикатуры. А я люблю реалистические образы.
     Она издала одобрительный звук, но ничего не сказала, а я забыл поинтересоваться, как она сама относится к нашему классику.
 Мы перешли через «дорогу смерти»  – улицу Богданова – направились  вниз, в сторону университета,  подошли к ларьку.  Литр пива совершенно не подействовал на меня, я оставался трезвым как стеклышко.  Чтобы раскрепоститься, я захотел еще пива выпить.
- Давай я тебе пива куплю, - предложила она, желая  внести компенсацию за угощение.
- Нет. Ты меня лучше пригласишь на ужин. Ты ведь талантливый, даже гениальный кулинар. Я помню твои изумительные блюда.
- Когда это было! Давно не готовлю.
- Разучилась?
- Да нет.
- Надеюсь, когда-нибудь ты тряхнешь стариной.
 От пива она отказалась.
  - Можешь взять мне   вот эту … по 11 рублей. - Она показала на зеленую бутылку в  холодильнике, стоявшего возле ларька.
     Я купил бутылку  пива и зеленую бутылку, и мы продолжили путь.   
    Университет  был залит светом.  Возле здания  было много свободных скамеек, но мы прошли мимо, так как мне хотелось найти уединенное место в темноте, где бы я мог целовать ее, не опасаясь, что нам помешают свидетели.
- Хочется посидеть, - сказала она.
- Устала? – забеспокоился я.
- Нет. Сегодня я неважно чувствую себя. Погода неважная, дождь.
    Можно было вернуться назад, на скамейку. Мы еще недалеко ушли от нее, но мне хотелось в темноту. Я предложил ей показать дом, где я когда-то жил. Она согласилась.
- Может, там найдем скамейку.
 Мы шли по старой улице. Справа и слева одноэтажные старые частные дома. Между двумя деревьями я увидел лавку деревенского типа. Мы сели на нее. Люди ходили по улице довольно редко, и я мог целовать ее в губы.
 
  - Я не семейный человек, - призналась она. – Я люблю путешествовать, редко бываю дома.
 Ее слова меня удивили.   Она так много времени отдавала сыну.  Устраивала детские вечера.  Стол всегда ломился от яств.  И вдруг  не семейный человек.
   «Возможно, интерес к  быту у нее пропал из-за мужа, - подумал я.  - Ей не хочется выкладываться для него. Возможно, она разочаровалась в нем раньше, чем он начал пить. Ведь он простой рабочий, простой парень. У него нет особых духовных запросов». 
- Если бы мы соблюдали библейские заповеди, то многих проблем не было, - сказала она. - Жена должна бояться своего мужа. Но у меня нет страха…
- Это правило сформулировано более двух тысяч назад, - резонировал я. – За это время ситуация изменилась. Женщина стала самостоятельной, независимой материально.  Муж часто получает меньше жены. Возникло противоречие между старыми догмами и реальностью. Институт семьи переживает кризис.
Она горячо поддержала мою мысль:
- Да, страшный кризис. Но де же выход?
- Супруги должны предоставлять друг другу большую свободу.
      С одной стороны, я высказывал свои мысли, убеждения, с другой – пытался расшатать ее принципы. 
Моя мысль произвела на нее сильное впечатление.
- Да, большую свободу, - повторила она эмоционально. – Каждый человек имеет право на счастье.
 Мне понравилось, что она повторила фразу, которую я произнес во время прошлой нашей встречи. «Значит, я постепенно влияю на нее, возможно, постепенно ее принципы претерпят   трансформацию», - подумал я с удовлетворением.
   - Безусловно. Неслучайно этот принцип включен  в американскую конституцию. К сожалению, в нашем языке слово «счастье» имеет какой-то  слащавый отпечаток, мещанскую коннотацию. Возможно, в английском языке его нет.
   Мне хотелось поцеловать не отдельно губы, лоб, глаза, а  сразу все ее лицо. Вместе с тем, мне не хотелось, чтобы у меня был  гигантский рот. Так что желание мое было неосуществимым. 
  Я пил пиво, она напиток.   Мне хотелось попросить ее перелить из своего  рта в мой рот  напиток. Я не решился, хотя не испытывал брезгливости. Но я опасался, что ей противно станет. «А что если попробовать в следующий раз? – думал я. -  По-моему, это возбуждающее, сближающее, волнующее  действо, сильный ход, искусный прием». 
 Я целовал ее постоянно, она нетвердой рукой  отстраняла  меня:
-  Не забывай, у нас дружеский ужин.
 - Я не могу удержаться. Я тебя люблю.
- Это такие серьезные слова… Они ко многому обязывают… - тон тревожный.  – Тебе, поэту,  просто нужны переживания, нужна муза. Вот ты и создал образ…
- Хочешь, поклянусь…
- Нет, не надо… - проговорила она испуганно.
         Она была потрясающе красивой. Я не удержался, из моих уст посыпались комплименты:
- Ты необыкновенно красива.
 Она не согласилась:
- Никогда не считала себя красивой. В лучшем случае я симпатична.
 - Нет, красива. Это не красота ток-модели. Это не шаблонная красота. Но меня шаблонные красавицы оставляют равнодушным.
 - Да, вечером я, может, неплохо выгляжу. Но ты видел бы меня утром. Мы шутим на работе: мы вечерние красавицы.
Я поинтересовался, почему такое бывает.
- Возраст… - ответила она. 
 Мне стало горько Ей недавно исполнилось только 36 лет. Неужели возраст портит ее внешность. Как быстро стареют женщины!  Ну почему это так бывает!
 Я представил ее с отекшим лицом, мешками под глазами, и мне стало не по себе. «Зачем она говорит об этом… Зачем мне объективные сведения? Зачем пытается отрезвить меня?»
  Меня распирала нежность. Мне хотелось сказать, что мы идеально подходим друг к другу, но я не решился: вдруг она не разделяет мое мнение, вдруг убеждена в своем превосходстве. Я  сказал:
- Ты подходишь мне … во всех отношениях… рост, возраст…
- Возраст? – Мне показалось, что она говорит с удивлением.
- Ты считаешь, что слишком стар?
- Да нет…
- В каком возрасте ты вышла замуж? поинтересовался я.
- В двадцать один год.
- Рано.
- Ну что ты, рано. Я уже училась на пятом курсе. Была старой девой.
- Сколько ты замужем?
- Пятнадцать лет.
   Меня поразила эта огромная цифра. Но что удивляться. Ведь последние девять лет ее супружеской жизни прошли на моих глазах. Меня снова кольнула мысль: как быстро летит время, как быстро раскручивается пружина жизни.
   Она рассказала мне об общении по интернету, о сайтах знакомств. 
- Каждый должен дать себе условное имя – «ник». Ник   содержит информацию о человеке. Есть «Багира», есть «Тигр». Какое бы ты себе дал имя?
- Надо подумать… А какое имя ты себе дала?
 - «Светлана». Мне нравится мое имя.
- Я бы назвал себя «Ник», если бы не возникла омонимия. Ведь ты сказала, что в этой системе «ник»  обозначает имя вообще.
 - Можно «Ник». Значит, тебе нравится твое имя?
- Да.   
  Мы просидели на скамейке с полчаса. Мимо время от времени проходили люди, и мы прерывали поцелуи.
 - Пойдем, ты же собирался показать мне свой дом. Покажи не вообще дом, а дом, где ты жил.
      Вскоре мы оказались возле моего дома.
- Вот он, мой первенец, - проговорил я. -  А вот мой подъезд…   
  Скамеек поблизости не было. Да и фонари здесь горели, вся площадка была ярко освещена. Я предложил ей показать стадион возле школы,  по которому когда-то бегал. Я знал, что на стадионе нет никакого света.
    Мы свернули налево. Здесь была кромешная тьма.  Мы подошли к стадиону.   Теперь стадион был обнесен железным забором.
 Мы остановились возле забора. Света встала спиной к забору, я подальше.  Из забора  выпирал железный прут, острый, опасный. Он мог повредить ей  спину. Хорошо, что я вовремя заметил его и отодвинул  ее в сторону.
  Здесь она не мешала мне целовать ее, она отвечала на поцелуи.
 Я встал позади нее, прижался к ней всем телом  и гладил ее мягкий живот. К моему удивлению, он немного выпирал вперед.
- Можно я поцелую грудь?
  Ее молчание я принял как знак согласия. Я приподнял черный лифчик вверх и с полчаса сосал небольшие соски, осыпал поцелуями шею, мягкую, белую грудь. 
Она закрыла глаза и стояла, не шелохнувшись. Изредка на дороге появлялись  смутные,  едва различимые  силуэты людей, тогда мы на время затихали, но как только мы оставались одни, я возобновлял поцелуи.  Она не прерывала меня.
   Мимо проходили мужчины.
- Еще подойдут сюда, - шепнула она.
- Не бойся. Я тебя в обиду не дам, -  успокоил я ее. - За тебя я жизнь готов отдать.
 Действительно, я без колебаний отдал бы за нее жизнь. Я бы просился, дрался бы как лев. Пусть не я, но мой труп остановил насильников.
       Я начал уставать, хотелось двигаться дальше.  Я расстегнул ширинки и потянул ее руку  вниз…
- Прикоснись, пожалуйста.
 Она отказалась:
- Зачем? Ведь продолжения не будет.
 Я погладил ее по голове, но потом в памяти вспыхнуло: «Кому-то из моих женщин это было неприятно… Но кому?  Оксана  любит, когда ее гладят по голове. Вспомнил… Лиля… Когда я погладил ее, она сказала: «Что,  я собачка, что ли».
   Я рефлекторно отдернул руку от волос Светы:
- Тебе не нравится, когда я тебе глажу?
- Нравится, - улыбнулась она. – Ты же не против шерсти гладишь.
 Целуя ее в губы, я попросил:
- Расслабь губки и немного приоткрой рот.
- Нет.
- Дай мне кончик языка.
- Нет.
Мне хотелось пососать ее язычок. Для меня это символ, знак полной  близости. Глубокие поцелуи казались мне даже более интимными, чем секс.   Я вначале подумал, что она брезгует. Но позже пришла в голову мысль, что ее нежелание  целоваться таким образом может объясняться и тем, что на языке у нее нет эрогенной  зоны.
    Я встал позади ее и стал имитировать секс.  Мои руки нежно прижимали ее груди….  Она не сопротивлялась, не пыталась меня оттолкнуть. Он притихла. Ей было приятно. «Безусловно,  основная эрогенная зона у нее – грудь», - отметил я.
 В первом часу она вспомнила, что на следующий день ей рано вставать.
 Мы пошли домой. Шли медленно. Она доверчиво держала меня под руку.
 В сумочки запищал ее сотовый телефон. 
  - Пока еще не дома. Не знаю, - сказала она в трубку -  в голосе твердость, небрежность.
 Звонил отец. Он донимал ее звонками, своей заботой.
 Она относилась  к этой заботе двойственно. С одной стороны, ценила  ее, с другой выражала скепсис:
 - Если бы у них были дела, они бы реже вспоминали обо мне.
 Родители у нее пенсионеры. Я слышал, что  ее отец – страшный зануда. Да и мать не подарок. Устроили ей скандал, когда она на свои деньги купила им дорогую стиральную машину. Чем-то не понравилось.

    Когда мы проходили мимо  универмага «Везельск», она рассказала, как они, дети, здесь играли. Я рассказал ей о том, как работал сторожем, охранял стройку, как на меня залезла крыса. Я показал ей место возле теперешнего фонтана, где я лежал и читал Бахтина, а на меня залезла крыса.
  -  Надо торопиться, а то скоро выключат фонари.
    Я поднял ее на смех:
- Разве их выключают? Плохо ты знаешь ночной город. Их выключают утром.
 Не успел я договорить фразу, как свет вдруг погас.
- Так кто не знает ночного города? – шутливо спросила она.
    Часы показывали час ночи.
- Раньше были другие порядки, - оправдывался я. – У меня сведения двадцатилетней давности.
    Я довел ее до самого подъезда.
- Давай встретимся завтра.
- Нет, каждый день не могу. Давай через два дня. Я завтра встречаюсь с Леной. После завтра дела. Нельзя так часто. А то надоедим друг другу.
- Ты мне не надоешь. Я уже не могу без встреч.
- Потерпи, ты же сильный мужчина.
- Я умеренно сильный… Давай договоримся сейчас о встрече.
- Нет, сейчас я не знаю… Зачем? У нас же есть телефоны.
Снова стал накрапывать дождь. Она забеспокоилась:
 - Можешь намокнуть, простудиться.
-  Ты можешь меня спасти. Оставь меня на ночь у себя. 
- Только не сейчас. Может, когда-нибудь позже…
Я истолковал ее слова так: сейчас близость невозможна, но в будущем она не исключена.
 «Неужели она начинает в меня влюбляться?» – в груди всколыхнулась волна радости.
 Мы крепко поцеловались на прощанье. Я заметил, что она уже не боится соседей,  компрометации. Раньше она страшно стеснялась, когда я провожал ее до дома.
      Когда она  скрылась в подъезде, я поспешил домой.  Землю окутала кромешная тьма.  Я прошелся по какой-то вязкой глине, и туфли покрылись слоем белой глины.
   Мне больно  было осознавать, что у меня снова произошел срыв, что женщина, которую я жаждал не отдалась мне.  В голову приходили горькие мысли: «Мне не хватает харизмы, обаяния. Так и проживу всю жизнь, не получив тех наслаждений, которые вполне доступны другим людям. Разве мне много надо от жизни? Целовать губы, грудь любимой женщины. Проникать  в ее тело. Но нет,  мне недоступны эти радости».