Каждый выбирает дорогу по себе. Глава 17

                Снова в Сибири.


   В марте 1959 года я вместе с Верой приехал в Москву, однако, в московской прописке мне было отказано на том основании, что призывался я в Вооруженные Силы из Новосибирска, а не из Москвы. В военкомате мне объяснили, что на основании действующих законов я должен был встать на военный учет обязательно в Новосибирске, там же я должен был получить и постоянную прописку, и жилплощадь.
   С законом не поспоришь, (так считалось в те времена) каким бы он ни был. Забрав с собой Алену, мы уехали в Новосибирск, где остановились у родителей Веры, проживавших в двухкомнатной квартире благоустроенного дома на Красном проспекте, рядом с избушкой, где прошло мое военное детство. Кроме Валентина Станиславовича и Ирины Сергеевны, там жил еще Саша, брат Веры, которому тогда было 13 лет.


   Новосибирск после войны превратился в крупный промышленный и научный центр, здесь работали многочисленные научно-исследовательские институты и промышленные предприятия оборонного комплекса, многие из которых возникли на базе предприятий, эвакуированных с запада во время войны.
   Поиски работы я начал с Института радиофизики Сибирского отделения Академии Наук СССР, которое недавно было создано в Новосибирске. Недалеко от города, на берегу недавно созданного Обского моря, заканчивалось строительство академического городка, пока же интересовавший меня институт располагался в центре города. В то время я довольно смутно представлял себе, над какими проблемами работают сибирские ученые; институт привлек мое внимание, главным образом, из-за своего названия.
   В институт я пришел в морской форме со споротыми погонами, т.к. гражданской одеждой к тому времени еще не успел обзавестись. На входе я доложил вахтерше о цели своего прибытия и тут же был препровожден в кабинет к директору института, академику Юрию Борисовичу Румеру.
   В небольшом кабинете, обставленном мягкой мебелью в белых чехлах, меня встретил высокий худощавый старик с приветливым лицом. Усадив меня в кресло, он принялся расспрашивать о моем образовании и опыте работы. Ознакомившись с моим дипломом корабельного штурмана и перечнем изученных в Училище предметов, Юрий Борисович подробно поинтересовался их содержанием, а также тем, какие обязанности мне приходилось выполнять на корабле.

По окончанию довольно продолжительной беседы, он сообщил, что в его институте имеется лаборатория, занимающаяся разработкой и изготовлением нестандартных источников питания для различных экспериментальных физических установок, и неожиданно предложил мне должность начальника этой лаборатории, остающуюся на тот момент  вакантной. По его мнению, туда требовался именно такой человек.
   Меня такое предложение застало врасплох. Будучи воспитан во флотском духе, я не представлял себе, как можно руководить людьми, если не знаешь, как выполнить обязанности каждого из них. Между тем, методики расчета источников питания были мне тогда незнакомы. Обо всем этом я сказал академику и попросил взять меня лаборантом с тем, чтобы, работая в этой должности, я мог приобрести недостающие знания. Ю.Б.Румер был удивлен и разочарован моим ответом и сообщил, что, к сожалению, все должности лаборантов в институте заняты. Поблагодарив Юрия Борисовича за оказанное доверие и извинившись, я покинул храм науки.
   Надо сказать, что первое время после демобилизации флотские привычки очень сильно влияли на мое поведение. Например, привыкнув к питанию в кают-компании, я неуютно чувствовал себя в столовых в очередях, с подносом в руках. Я не имел ни малейшего понятия о том, сколько стоили самые употребительные продукты в магазинах, мне была незнакома организация гражданской жизни и порядок взаимоотношений с органами власти. Ежедневное пребывание в кругу семьи в течение двух третей суток было для меня делом совершенно непривычным, хотя и приятным Можно сказать, что поначалу я ощущал себя в новой жизни инопланетянином.


   Через неделю я устроился на работу в научно-исследовательский институт министерства электронной промышленности на рядовую должность радиотехника. НИИ занимался разработкой новых радиоламп для устройств высокочастотного диапазона. По иронии судьбы, мне было поручено спроектировать и собрать несколько нестандартных источников питания для испытательных установок, т.е. заняться той же работой, от которой я отказался в институте радиофизики. Не прошло и двух дней, как я, заглянув в техническую литературу, без труда рассчитывал принципиальные схемы устройств, рассчитывал, конструировал и заказывал в экспериментальной мастерской необходимые трансформаторы, дроссели и детали, затем собственноручно производил сборку, монтаж и настройку собранных устройств, т.е. в одиночку выполнял весь цикл работ академической лаборатории, совмещая в своем лице схемотехника, конструктора, монтажника и наладчика.
   Теперь мне стала понятной причина появления ироничного выражения на лице интеллигентного и тактичного академика, когда я с военно-морской решительностью отказался от интересного и, казалось, выгодного предложения. Однако сожалеть о содеянном, или возвращаться назад было не в моих правилах.


   Примерно через полтора-два года после моей демобилизации гонения на Флот прекратились, вновь началось строительство новых кораблей, опять возник дефицит офицерских кадров. Штабы флотов рассылали по военкоматам страны списки демобилизованных офицеров, которых приглашали вернуться на службу. Меня вызвали в городской военкомат, где предложили возвратиться на ТОФ с повышением в должности и звании, чтобы компенсировать потерянные два года службы. Но мой собственный корабль уже лег на новый жизненный курс, и я, конечно, отказался: «возвращаться – плохая примета!»
   В НИИ я проработал всего три месяца. За это время, кроме источников питания, я спроектировал и собрал установку для испытаний электровакуумных приборов в мощных акустических полях и пришел к выводу, что дальнейшая работа в должности техника для меня малоперспективна. Сопровождаемый оглушительным воем и свистом новорожденной установки, разносящимися по всем этажам здания, я покинул гостеприимный НИИ и  вскоре устроился на инженерную должность на большой завод этого же министерства.


   Завод этот остался на месте эвакуированного из Ленинграда радиолампового завода «Светлана», возобновившего свою деятельность после войны на старой ленинградской площадке.
   Кроме основного производства, (изготовления различных радиоламп) при новосибирском заводе имелось мощное ОКБМ, занимавшееся разработкой и изготовлением всевозможного технологического оборудования для производства электровакуумных и полупроводниковых приборов, как для своего завода, так и для других заводов отрасли. Это были автоматизированные установки для испытаний разных типов ламп и измерения их параметров в условиях вибрации, ударов, повышенной температуры, для испытаний на срок службы, различные генераторы с измерителями мощности, стабилизированные источники питания к измерительным установкам и другое радиотехническое оборудование. Более половины объема работ ОКБМ составляли разработка и выпуск технологического нестандартного оборудования  станочного типа. Это были установки отжига тонкой проволоки и деталей в вакууме, станки шлифовки стекла, посты откачки ламп, автоматы для сварки деталей радиоламп, полуавтоматы для штамповки деталей, термошкафы для выпечки термопласта и много другого разнообразного оборудования, требовавшего подчас высокой точности производства.
   Всего ежемесячно в производстве находилось от 60 до 70 различных видов оборудования, выпускавшегося, в основном, мелкими сериями. Месячный объем производства, в среднем, составлял 3,5 миллиона рублей, что, по ценам того времени, соответствовало объему производства небольшого завода.


   ОКБМ размещалось в отдельном пятиэтажном  корпусе на территории завода. На пятом этаже находились кабинеты начальника и его заместителей, экономический отдел, бухгалтерия, отдел снабжения и другие административные подразделения. Весь четвертый этаж занимал просторный двухсветный зал конструкторского бюро, уставленный несколькими рядами кульманов, за которыми трудилась целая армия конструкторов. На этом же этаже располагалось помещение нормоконтроля, где чертежи, выпущенные конструкторами, подвергались строгой проверке на соответствие ГОСТам, а также помещение светокопии, где вычерченные на ватмане чертежи-белки размножались на синьках в трех экземплярах, один из которых передавался в технический архив, другой – технологам, а третий – на производство. На четвертом этаже располагались также несколько технологических бюро, где инженеры-технологи, получив от конструкторов очередной комплект чертежей на новое изделие, расписывали для каждой детали технологический маршрут, т.е. последовательность производственных операций, которым должна подвергнуться деталь в ходе ее изготовления, а также режимы ее обработки. К каждому чертежу прикреплялась отсиненная технологическая карта, иногда на нескольких листах. Таким образом, комплект конструкторской и технологической документации, передаваемый на производство, представлял собой увесистую кипу бумаги, которую иногда один человек был не в состоянии унести.
   Этажом ниже располагались лаборатории, где инженеры-разработчики составляли и макетировали электрические схемы проектируемых приборов, станков и установок.
Наконец, нижние два этажа корпуса занимало опытное производство, где чертежная документация превращалась в приборы, станки и электрические установки. Поскольку номенклатура выпускаемой продукции была чрезвычайно разнообразна, то и технологический набор оборудования, которым располагало опытное производство, был достаточно полным.
   В отдельном небольшом здании, расположенном рядом с корпусом ОКБМ, находился литейный участок, где отливались заготовки корпусных деталей, которые затем передавались на заготовительный участок. Здесь отливки подвергались предварительной обработке; с них снималась основная часть литейного припуска. Здесь же работали токарные и строгальные станки, а также мощные ножницы-гильотины и дисковые пилы, обрабатывавшие металлические трубы, уголки, бруски, прутки и листы различной толщины и диаметров и превращавшие стандартный металлопрокат в заготовки будущих деталей.
   С заготовительным участком соседствовал штамповочно-прессовый участок, где из листовых материалов на мощных станках штамповали детали или их заготовки. Далее заготовки передавались на токарный, фрезерный и слесарный участки для окончательного изготовления деталей. Эти участки занимали большую часть первого этажа и были сплошь уставлены токарными и фрезерными станками различных типов. Для изготовления особо крупных деталей на токарном участке имелся огромный карусельный станок, обладавший высокой точностью обработки. Здесь же работали шлифовальные и сверлильные станки. На первом этаже также был оборудован гальванический участок, где на изготовленные детали наносились гальванические покрытия. Точное соответствие деталей требованиям чертежей проверялось контролерами ОТК в процессе их изготовления, при передаче деталей с участка на участок.
   На втором этаже корпуса располагались большой сборочный  и небольшой малярный участки, а также монтажный, отладочный участки и испытательная станция. После слесарной сборки остовы будущих установок и приборов передавались на монтажный участок, находящийся рядом, где заполнялись комплектующими изделиями и проводами согласно электромонтажным схемам.
   Полностью собранные и смонтированные изделия передавались на отладочный участок. Здесь регулировщики и наладчики добивались от изделий параметров, заложенных в Технические условия на них. После типовых испытаний на вибростенде, а также в камерах холода и тепла, проводимых выходным ОТК, готовая продукция упаковывалась и отправлялась заказчикам.


   Всего на опытном производстве было занято около трехсот человек. Это были рабочие, контролеры ОТК, нормировщики, кладовщики и вспомогательный персонал. Среди станочников, слесарей, радиомонтажников преобладали рабочие, имевшие высшие квалификационные разряды, регулировщики имели инженерное образование. Во главе производства стояли директор опытного завода, его заместитель и начальник производства, в непосредственном подчинении которого находилось планово-распределительное бюро (ПРБ), состоявшее из 10 – 15 человек («распредов»). В ПРБ полученную от КБ конструкторскую документацию  раскладывали по ячейкам стеллажей и затем, в соответствии с маршрутными технологическими картами, чертежи разносились по участкам, где мастера запускали их в производство, с учетом квалификации того или иного станочника. После выполнения операций на участке и контроля ОТК деталь, вместе с чертежом, возвращалась в ПРБ в свою ячейку, откуда «распред» относил ее на следующий производственный участок. И так до тех пор, пока не начиналась общая сборка изделия, когда все изготовленные узлы и детали доставлялись к месту сборки.
Так, в общих чертах, выглядела организация опытного производства. Естественно, что в момент моего обращения на завод с просьбой о предоставлении работы, я имел обо всем этом  весьма смутное представление. Тем не менее, во время собеседования директор опытного завода предложил мне должность начальника производства, видимо, рассчитывая на мои командные качества, приобретенные на военной службе.
   Главным законом жизни на производстве являлся производственный план, подлежащий безусловному выполнению. При бывшем начальнике производства планы регулярно не выполнялись, из-за этого люди не получали премиальных, которые в зарплате составляли значительную долю. Не говоря уже о неприятностях, сыпавшихся на голову директора со стороны руководства и парткома.
   Новое предложение я принял как очередной вызов судьбы и с азартом принялся за дело. К тому же зарплата начальника производства в два с половиной раза превышала зарплату техника НИИ, составлявшую всего 60 рублей, что было немаловажно, т.к. три месяца после моего увольнения в запас, в течение которых я получал денежное пособие в размере офицерского оклада, давно закончились.


На ознакомление с людьми, с организацией производства, с чертежной документацией, со станочным парком и технологией мне потребовался ровно один месяц, после чего я уверенно взял бразды управления производством в свои руки. Еще через месяц после моего поступления на работу производственные планы стали ежемесячно выполняться, и так продолжалось все два года моей работы в этой должности.
   Мое военно-морское образование и служебный опыт оказались вполне достаточными для успешного выполнения новой работы. Разобраться в самых сложных чертежах не составляло для меня большого труда. Изучить технологическое оборудование мне помогли квалифицированные станочники, к которым я по-простому, без чинов, обращался с вопросами, как некогда, будучи молодым лейтенантом, обращался к старослужащим матросам. Что же касается четкой организации работы коллектива и взаимоотношений с людьми, то этому делу мне учиться не требовалось. Уже через полгода я начал подавать директору предложения, направленные на улучшение организации труда, на сокращение сроков выполнения заказов, уменьшение количества брака и т.п. Часть этих предложений удалось реализовать.


   Семейная жизнь в новых условиях тоже быстро наладилась. Чтобы устроить Алену в детский сад, Вере пришлось некоторое время поработать там воспитательницей. Затем она устроилась переводчиком в отдел технической информации на одном из предприятий и в дальнейшем эта работа стала ее профессией. Хуже обстояло дело с получением положенного мне, демобилизованному офицеру, жилья. Очень скоро я убедился, что в обозримом будущем эту проблему решить не удастся. Однако благодаря свойственному молодости оптимизму, это не мешало нам жить содержательной и интересной жизнью.
   Теперь стали доступными все прелести гражданской службы. Вокруг быстро сложилась дружная компания из молодых супружеских пар; знакомых нам со школьных лет. Мы часто встречались у кого-нибудь дома, вместе проводили праздники, экспромтом сочиняли и исполняли «оперы», например, под названием «Как Наташа трактор поломала», подвергали друг друга изобретательным розыгрышам, объекты которых долго не могли понять, почему все вокруг катаются по полу от смеха. Участников компании объединяли интерес друг к другу, демократический дух и искренние дружеские чувства.
   Люда Ведищева еще в школе, где она училась в одном классе с Верой, выделялась своими хореографическими и вокальными способностями, а также харизматическим характером, что всегда делало ее заводилой компании. Теперь она работала литературным редактором на новосибирском телевидении. Ее муж Женя Волков, главный редактор областной газеты «Молодость Сибири», был личностью неординарной. Мой ровесник, небольшого роста, худой и очень подвижный, с веселыми цыганскими глазами, он был талантливым газетчиком, чрезвычайно энергичным и заводным. В своей работе он руководствовался демократичными и смелыми по тем временам взглядами. На страницах  газеты регулярно появлялись острые критические статьи, в том числе направленные  в адрес руководящих чиновников и обкома  КПСС, что не могло не вызывать у партийных властей чувства враждебности к редактору. В нынешние времена газету назвали бы оппозиционной, а власти попросту не стали бы обращать на нее внимания, но тогда, в начале шестидесятых, печатное слово обладало реальной силой и являлось мощным идеологическим оружием.
  В это время, совершенно неожиданно, в далекой Канаде объявился престарелый дядя Евгения, успешный предприниматель-миллионер, который, не имея наследников, хотел передать свое дело племяннику. Он приехал в Новосибирск во время одного из праздников, ходил по улицам, заполненным праздничными колоннами поющих и танцующих трудящихся, читал кумачовые лозунги и плакал от ностальгии и воспоминаний о далекой молодости. Но Евгений, по идейным соображениям, отказался встретиться с дядей. Тот, повидавшись с матерью Жени, работавшей много лет диктором новосибирского радио, так и уехал ни с чем к себе в Канаду. Такие были времена.
   Одной из идей, которыми был увлечен в то время Евгений, было возрождение на новой основе умирающего пионерского движения. Используя страницы своей газеты в качестве организатора, (вспомните ленинскую «Искру»!) ему удалось создать в Новосибирске детскую организацию нового типа, которая быстро завоевала популярность среди подростков. Многие из организационных и идеологических принципов были привнесены туда из опыта бойскаутских организаций прошлых времен, детских коммун двадцатых годов и военных игр «Заря». На страницах «Молодости Сибири» печатались приказы «комбрига Волкова». К сожалению, в моей памяти не сохранилось романтичного названия этой самодеятельной организации, так и не получившей благословения ни от партийных, ни от комсомольских органов. В летнее время были организованы палаточные лагеря, в которых специально подобранные инструкторы (вместо пионервожатых) поддерживали почти военную дисциплину, и где молодежь получала моральную и физическую закалку.

   Торжественно и празднично обставлялись возвращения «бригады» из летних лагерей. Среди ночи центральные улицы города вдруг оглашались походными песнями и барабанным боем, поднимающими обывателей с постелей. Мальчишки и девчонки с рюкзаками за плечами маршировали стройными рядами по пустынным улицам за распущенным знаменем, впереди с автоматом на груди и с кортиком на боку гордо вышагивал «комбриг» Волков, которого и городские хулиганы, и профессорские сынки буквально боготворили.
   Все это выглядело прямым вызовом партийному руководству города и области и еще более ухудшало их отношение к главному редактору газеты. В результате неравной борьбы, через несколько лет после описываемых событий, Евгению пришлось перевестись в Москву, в редакцию «Комсомольской Правды» рядовым корреспондентом. Еще через несколько лет, работая в редакции журнала «Костер», Евгений Волков безвременно скончался от тяжелой болезни, оставив после себя светлую и теплую память о хорошем друге и неугомонном бунтаре-одиночке. Еще через несколько лет покинула этот мир и Людмила Ведищева-Волкова.


   Владилен Пузик, офицер, демобилизованный с Балтийского флота, работал вторым секретарем одного из новосибирских райкомов партии, обладал развитым чувством юмора и был моим неизменным партнером при исполнении мужских и женских вокальных партий в опере «Как Наташа трактор поломала» и в других подобных высокохудожественных произведениях, прославляющих ответственный и самоотверженный труд советских людей.        Его супруга Лиля, женственная блондинка с огромными голубыми глазами и нежным  голосом, работала старшим следователем в городской прокуратуре. Часто ночью за ней приезжала машина, и Лиля, положив пистолет в дамскую сумочку, отправлялась «на труп». К большому сожалению, Владик тоже очень рано ушел из жизни в результате сердечного заболевания.


   Нонна Кантор преподавала английский язык в школе, а ее второй муж Валерий Шевченко вел класс скрипки в новосибирской консерватории. В дальнейшем они перебрались в Нью-Йорк, где, со временем, организовали небольшую частную музыкальную школу.
В описываемые времена все эти люди были молоды, здоровы, полны энергии и являлись непременными участниками наших дружеских встреч.


   В январе 1962-го года вся компания, собравшись у нас дома, отпраздновала мое тридцатилетие. Как всегда, было весело и шумно. На огонек зашла наша знакомая из соседнего подъезда, красивая молодая женщина, окончившая 55-ю школу двумя годами раньше Веры. Она привела с собой своего мужа, работавшего тогда освобожденным секретарем парткома «Академстроя» - крупной организации, возводившей научный городок Сибирского отделения Академии Наук. Это был человек примерно нашего возраста, но уже с брюшком, державшийся с чрезвычайной важностью, как и подобает большому партийному чиновнику.      После первых же двух рюмок Юрий (назову его условно этим именем) заважничал еще больше и принялся по каждому поводу наставлять и поучать присутствующих, которых он видел впервые. Наконец, когда Женя запел свою любимую «Бригантину», поднимающую паруса, Юрий тут же потребовал прекратить «подзаборную», как он выразился, песню и спеть другую. Эта выходка вконец переполнила чашу терпения честной компании. «Начальника» схватили за шиворот и спустили по лестнице с третьего этажа. Его вконец расстроенная жена была вынуждена распрощаться с нами, принеся извинения за поведение мужа. После ухода соседей всем стало еще веселей.

 
   В Новосибирске у меня появилась возможность возобновить занятия спортом. Зимой это были лыжи на дистанции от 15 до 25 км., а летом – занятия в гребно-парусной секции, которую я организовал на работе под эгидой заводского комитета ДОСАФ. В мое распоряжение были предоставлены четыре шлюпки-четверки со всем снаряжением, которые базировались в небольшом затоне на Оби. Я собрал четыре шлюпочные команды; две – мужских и две женских, куда вошла и Вера. Все были новичками и, пока Обь была подо льдом, я проводил с ними теоретические занятия по шлюпочному делу. Ближе к весне мы начинали готовить материальную часть: конопатили, шпаклевали, красили корпуса, ремонтировали и подгоняли такелаж и паруса. Как только сходил лед, начинались практические учения по гребле и управлению парусами. И парни, и девушки усердно посещали тренировки, быстро усваивали морскую науку. Во время этих занятий я сделал неожиданное для себя открытие: оказалось, что девушки более выносливы и лучше овладевают техникой гребли, чем ребята. Не знаю, в чем тут дело, возможно, будучи более внимательными и старательными, девушки лучше воспринимали мои наставления, а при совершенной технике гребля отнимала меньше сил. Может быть, здесь проявлялась природная выносливость, свойственная женщинам в большей мере, чем мужчинам, но факт был налицо: как только команды усаживались за весла, то, на больших дистанциях, женские шлюпки часто оказывались впереди.
   Финалом летних тренировок был трехсуточный шлюпочный поход в конце августа по Обскому морю. Это были незабываемые дни. Выйдя через шлюз обской плотины на просторы водохранилища, шлюпки подняли паруса и понеслись, подпрыгивая на волнах. Берега исчезли из вида, что создавало иллюзию настоящего моря, по которому я, признаться, все еще скучал. Погода, как обычно здесь в августе, стояла отличная: солнечно и жарко. Для ночевок подходили к берегу, выбрав какое-нибудь удобное место, разводили костер. Ребята собирали дрова, девушки кашеварили. Спали кто на берегу в шалаше, кто в шлюпках на брезентах. Утром, позавтракав, снова пускались в путь, любуясь живописными берегами. Все три дня ветер на Обском море был довольно свежим и большую часть пути мы прошли под парусами. Возвратились в Новосибирск поздно вечером, на исходе третьих суток, полные  впечатлений, довольные и загоревшие.


   В Новосибирске я вернулся к своему увлечению радио-конструированием. В пятидесятых и шестидесятых годах прошлого века быстро развивалось новое направление радиотехники – техника магнитной записи. В ряде научно-исследовательских и учебных институтов страны разрабатывались теоретические основы магнитной записи, несколько предприятий начали выпускать бытовые и специальные магнитофоны, разработанные в заводских конструкторских бюро. Меня это направление заинтересовало, и я открыл дома свое «КБ». Особенностью этого вида радиоаппаратуры было то, что качество магнитной записи и воспроизведения зависело не только от совершенства электрической схемы и акустического устройства магнитофона, но и, в еще большей степени, от конструкции и технологии изготовления его лентопротяжного механизма. Опытный завод с  высокоточным оборудованием и полным технологическим циклом предоставлял все возможности для технического творчества в области магнитной записи. Вскоре дома появился первый магнитофон, самостоятельно спроектированный, сконструированный, собранный и отлаженный. Тесное общение с конструкторами и технологами на работе, а также изучение фундаментальной и периодической технической литературы в избранной области помогали мне повышать  свой технический уровень; магнитная запись электрических сигналов и акустика на многие годы вперед определили направление моих технических интересов.


   Через два года успешной работы в качестве начальника опытного производства, передо мной возник выбор: продолжить свою деятельность в прежнем направлении, где меня ожидала определившаяся  перспектива административного роста как командира производства, или изменить курс в сторону научно-технической деятельности, перспективы которой на тот момент в пределах видимого горизонта не наблюдалось, но о которой я не уставал помышлять с детских лет.  Как говорится, читателю и к гадалке не нужно ходить, чтобы угадать: я выбрал второй путь.
   Сейчас, когда я пишу эти строки, в голову приходит одна мысль. На этих страницах все ответственные решения, принятые мною в поворотные моменты жизненного пути, выглядят логически продуманными, подготовленными и глубоко обоснованными. Наверное, это от того, что автору известна дальнейшая судьба его героя, и это обстоятельство не может не влиять на стиль изложения. На самом же деле, признаюсь, что, вспоминая сейчас эти моменты, я, как ни стараюсь, не могу вспомнить ничего подобного, наоборот, как будто все было  окутано туманом, а решения принимались спонтанно, по подсказке кого-то извне. Уверяю читателя, что здесь нет никакой мистики, скорее всего, так проявляются свойства человеческой памяти.


   Чтобы лучше подготовиться к научно-технической деятельности, я решил окончить гражданский институт по какой-нибудь радиотехнической специальности. В новосибирском филиале московского МЭИ, на факультете электронной техники, рассмотрев приложение к моему диплому корабельного штурмана, меня приняли сразу на заочный третий курс. При этом мне  перезачли ряд предметов и обязали сдать дополнительный курс  высшей математики «Векторный анализ».                Пришлось обратиться в частном порядке к преподавателю одного из ВУЗов, с которым я стал заниматься вечерами по три раза в неделю. В течение двух месяцев с его помощью  я не только усвоил дополнительный курс, но и восстановил в памяти дифференциальное и интегральное исчисления настолько, что любые задачки из матанализа стал решать бегло и без труда. Ренессанс в моих отношениях с математикой помог мне в дальнейшем лучше усвоить такие дисциплины, как «Теория поля», «Теоретические основы электротехники», «Радиотехника и измерения» и ряд других.
   Для того, чтобы стать всесторонне подготовленным разработчиком новой радиоэлектронной аппаратуры, я также считал для себя необходимым глубже освоить  технологию радиотехнического производства. Поэтому я решил поработать инженером-технологом в техбюро нашего ОКБМ. Разрешение руководства было получено, и я в течение года занимался разработкой технологических процессов, составляя карты и маршруты на все детали, узлы, блоки и изделия, выпускавшиеся на опытном производстве.
   Таким образом, за три года работы в Новосибирске я досконально изучил и организацию и технологию радиотехнического производства, от литья и заготовительных работ до монтажа, регулировки и испытаний готовых изделий, и этот опыт неоднократно помогал мне в дальнейшей работе.


   Тем временем Максим Сергеевич, мой отец, «организовал»  для меня и для Веры перевод на работу в Научно-исследовательский институт Министерства оборонной промышленности, находившийся в городе Железнодорожном, в получасе езды от Москвы. Как известно, свободные перемены места жительства и работы по собственному желанию трудящихся были в те времена весьма затруднены, особенно, если речь шла о всеми горячо любимой столице Москве. Отец взял на себя грех и воспользовался своим служебным положением (в то время он работал начальником отдела капитального строительства  вышеупомянутого НИТИ  и строил жилые дома для сотрудников института), в результате чего руководство НИТИ прислало в Новосибирск запрос на перевод ценных сотрудников Сергеевых в Московскую область.
   Так в сентябре 1962 года закончился трехлетний период нашего пребывания в Новосибирске.
               


Рецензии