Моя последняя книга. Жанр: мистическая повесть. Но основной упор не на мистику, а на человеческие отношения, на внутренний мир личности. Это книга о близких мне темах: о призраках прошлого, о потерях и приобретениях, о людях, которые преждевременно поставили на себе крест, о том, как случайные события меняют судьбу, о выборе пути и сильных душах, способных оставаться светлыми, что бы ни происходило, об исцелении сердца после изгнания из него демонов. Я начала писать ее в январе 2012 и закончила в мае 2013. Не знаю, насколько она хороша. Меня она тронула. И если кто-то почувствует то же, что и я, когда писала ее, значит, моя работа проделана не зря.
Найди меня
…There’s no place to be.
There’s no light to see.
Would anybody die for me? ©
Часть I
Ночь и день, которые все изменили
Глава 1
Ив
Ламберте брел сквозь толпу, затравленный и потерянный. В этот полночный час он чувствовал себя настолько одиноким, что ему больно было смотреть на людей. Его глаза слезились, и блеск витрин отражался в них. Он хотел бы закрыть глаза и больше никогда ничего не видеть. Его тело теряло контроль; кровь, изрядно разбавленная спиртом, не согревала. Он выдыхал пары водки и ощущал, как внутри медленно, но неотступно сгущается холод.
Случайный прохожий толкнул его плечом. Ламберте подумал было ответить ему, но руки не слушались, и, вероятно, реши он врезать обидчику, неизбежно промахнулся бы. А может, даже упал. В его состоянии это возможно. Впрочем, ему было плевать. Его уже не беспокоили такие мелочи. Шесть минут назад он вышел из бара и теперь направлялся к припаркованной в нескольких кварталах от бара машине. Свернув в безлюдный проулок, Ламберте ощутил некоторое душевное облегчение. Пронизывающий февральский ветер гонял по асфальту газетный листок, один фонарь был выбит. Засунув глубже в карманы пальто окоченевшие пальцы, втянув голову в плечи, Ламберте, дрожа, как лист осины, нырнул в вязкую пелену тумана. Пройдя мимо мусорной кучи, он увидел ворох засаленного вонючего тряпья и торчащую из-под него скрюченную ладонь. Бездомный то ли спал, то ли был мертв. Ламберте накрыл внезапный приступ нового, непонятного ему и, вероятно, истерического чувства. Порывшись в кармане брюк, он извлек поношенный кожаный бумажник и, вытащив оттуда пару бумажек, наклонился к бродяге. Он думал, тот замерз насмерть, и потому его трясло от злобного смеха. Тщательно запихнув деньги в закоченевшие пальцы, он сам чуть не завалился набок. Но неожиданно пальцы согнулись и втянулись под тряпки. Бездомный был жив, а Ламберте, который, шатаясь, побрел дальше, об этом уже не узнал. Неудержимый приступ тошноты накрыл его, и он только и успел опереться ладонью о каменную стену. Его согнуло пополам и тряхнуло судорогами. Кашляя и отплевываясь, стоя близ мусорного бака, Ламберте представлял из себя жалкое и даже отвратительное зрелище. Сейчас никому и в голову не пришло бы, что этот полубезумный пьяница, блюющий в подворотне, был ярким и значительным представителем культурной элиты Великобритании, писавшим статьи в литературные и социологические журналы, читавшим лекции в университетах и выступавшим на радио и телевидении. Но главного Ламберте достиг на поприще художественного творчества и прославился прежде всего как писатель. Обладатель Букеровской премии, он вдыхал сейчас ледяной смрад помойки, и отирал ладонью забрызганные рвотой губы. Быстро трезвея, он стал осознавать, что нажрался, как последняя свинья, и его охватил жгучий стыд. «К счастью, кажется, никто не заметил», - промелькнуло у него в голове.
Опорожнение желудка сразу принесло облегчение. Он медленно выпрямился и ощутил блаженную пустоту внутри. Ему захотелось умереть с этим чувством.
В то мгновение, когда это желание родилось в нем, до уха донеслись слабые протяжные заунывные нотки. Ламберте решил, что это ветер, но в следующую секунду звук повторился, и на этот раз был громче. Напрягши слух, писатель осторожно вышел из-за огромного мусорного бака и увидел в паре метров от себя, в полумраке, в тени от бака нечто, похожее на тело. Звук исходил оттуда. Ламберте замер, наполняясь колючим страхом. Инстинкт самосохранения шептал ему: «Плюнь и беги», но в этот момент что-то, как будто невидимая рука, толкнуло его в спину, и он сделал шаг к распростертому на земле телу. И он понял, что это был за звук, принятый им за посвист ветра. Слабое всхлипывание истекало в промозглый зимний воздух, и голос был полон безысходности. Ламберте склонился над телом и перевернул его. В тусклом свете единственного фонаря, отстоящего от него на приличном расстоянии, он увидел отблеск залитых слезами глаз в ореоле пушистых ресниц. Ему в нос ударил сильный запах крови. Рука потянулась к лицу незнакомца, чтобы приподнять голову. Кожа была гладкая и мокрая. «Не бросай меня», - в хрупком и тонком голосе явственно слышалась мольба. Ламберте сразу догадался, что перед ним девушка и растерялся: то ли вызвать полицию, то ли помочь подняться, то ли.. то ли что? Руки сами собой нырнули под ее спину, и вот он уже приподнимал ее. Она оказалась на удивление легкой, как будто ее долго морили голодом. Не зная, что делать, Ламберте побрел с девушкой на руках к выходу из подворотни. Вынырнув на широкую полупустынную (на углу у магазина стояло двое мужчин с пивом, они громко и грязно трепались) улицу, Ламберте радостно вздохнул, увидев свою машину целой и невредимой. Перейдя на другую сторону, он обдумывал, как действовать дальше. Мысли носились в сознании, как атомы, беспорядочно и очень быстро. Он не успевал за них зацепиться.
- Ты можешь встать и опереться на меня? Мне нужно открыть дверь.
Худая рука девушки мертвой хваткой вцепилась в его шею. Ее обрывистое дыхание жгло ему щеку, она, казалось, еле стоит на ногах, и он крепко держал ее, чтобы она не упала, свободной рукой шаря по карманам в поисках ключа. Наконец, тот отыскался. Матерясь, испытывая муки неудобства, Ламберте отпер дверь и затолкнул тело девушки на сиденье. Затем, беглым взглядом окинув окрестности, быстро обежал машину и сел на водительское сиденье.
- Ты кто такая? Что с тобой? Я отвезу тебя в больницу, - бормотал он, пристегиваясь. – Ты воняешь кровью. Думаю, ты ранена. Значит, решено. Тебе окажут помощь. Ты только держись. Я не знаю, какая там у тебя рана… Только не умирай у меня в машине, - он боролся с ремнем пассажирского сидения, пристегивая полумертвую девушку.
Внезапно ее ледяные пальцы впились в его локоть, а глаза вспыхнули, она как будто ожила. Ее пронзительный взгляд приковал к себе лицо Ламберте, его дыхание перехватило. Слабым голосом, в котором, однако, четко обозначились металлические нотки, девушка выдавила из себя:
- Не вези меня в больницу. Мне нельзя туда. И в полицию нельзя. Вези меня куда-нибудь. Я не умру. Только не бросай меня.
Она откинулась на сиденье и закрыла глаза, пальцы ослабли и соскользнули вниз. Растерянный, Ламберте включил ключ зажигания. Он знал, его рассудок знал, что он прав. Но другой голос, в нем самом, голос, который он не мог заглушить, шепнул ему, что девушка права. Ламберте вдруг ощутил, насколько страшно он устал. Устал от всего. Он глянул на детский профиль и вспомнил твердость, сквозившую в ее голосе. Завел мотор и повел машину домой.
«И будь что будет», - сказал он себе.
***
Ехать было не близко, дом писателя находился в пригороде, в живописном местечке близ чащи леса и речки. Трасса была свободна в столь поздний час, машина мягко скользила по ней. Ламберте включил печь, и вскоре заметил справа от себя какое-то движение: девушка мало-помалу приходила в себя. Что касается его, то остатки хмеля полностью выветрились, он ехал трезв и угрюм, обдумывая положение, в которое попал.
- Я не ранена, не нужно беспокоиться, - тихо проговорила она.
Ламберте обернулся в испуге, когда в тишине раздался ее голос.
- Может, в таком случае мне просто отвезти тебя домой?
- Пару дней назад я вышла из приюта. Мне некуда идти. Разве только обратно на улицу. Но ведь это не самое подходящее место для молодой девушки, правда?
«Вот уж попал…», - злился на себя Ламберте, давя на газ.
- Но ты не можешь жить со мной. У меня семья…
- Вы не похожи на семейного человека. Сейчас около двух ночи, и от Вас разит алкоголем. Семьянин давно бы спал в постели в обнимку с женой.
«Черт ее дери… Ладно, сегодня пусть переночует, раз такие обстоятельства, а завтра я придумаю, как от нее избавиться».
- Что с тобой случилось? Почему ты оказалась там, где я тебя нашел? Мне казалось, на тебе кровь. Я до сих пор чувствую ее запах.
- Да… на мне кровь, - и увидев ужас в его расширенных зрачках, быстро добавила, - но я не ранена. Не серьезно, то есть.
- Замечательно, успокоила!..
- Не шумите, все нормально.
Ламберте подивился наглости девицы, которая заставила его отвезти ее к себе домой, еще и делала ему замечания по дороге.
- Я понимаю, ты не хочешь мне говорить. Но поскольку я вообще на это дело подвязался, теперь я должен знать. Хотя бы должен знать, как тебя зовут и сколько тебе лет. Вдруг тебя ищет полиция в этот самый момент?
- Мое имя Ив. Мне восемнадцать лет, и я сирота.
Ив была неразговорчива, и Ламберте решил не трогать ее пока. Видимо, она все еще находилась в потрясении оттого, что с ней случилось. И он отложил расспросы на потом, когда она уже отойдет от всего этого.
- А как Вас зовут?
- Филипп.
- Филипп, Вы спасли мне жизнь. Спасибо.
***
Филипп заехал в гараж, автоматические ворота опустились. Он заглушил мотор, и внезапная тишина накрыла его. Ив уже окончательно пришла в себя, она сидела молчаливая и замученная, и, судя по ее лицу, ей было все равно, что сейчас происходит и что произойдет следом.
Филипп вылез из машины и стал ее обходить, чтобы помочь девушке, но та сама открыла дверцу и вышла. Она еле стояла на ногах, но от предложенной поддержки отказалась. Друг за другом они проследовали в дом.
Ламберте молчал. Он чувствовал себя уставшим, и не знал, о чем говорить с Ив. Он показал ей, где находятся туалет и ванная комната, что есть в аптечке в ванной комнате, и пошел к себе в спальню. Там он снял с себя грязное пальто, швырнул его на стул и, не разуваясь, завалился на кровать. Больше всего на свете ему хотелось сейчас закутаться в одеяло и выключить сознание. Откуда-то из глубины дома доносилось журчание воды – это Ив принимала душ. Он вспомнил, что не дал ей ни полотенца, ни одежды. Нехотя Филипп сполз с кровати и отправился в другую комнату, соседнюю со своей. Там он порылся в шкафу, отыскал пару маек и спортивные штаны и отнес все это к душевой. Постучавшись кулаком, он громко объявил, что принес одежду. Вода стихла. Послышались скользкие звуки, затем щелкнула щеколда.
- Входи, - донеслось из ванной.
Филипп вошел. Ив стояла, закутавшись в его большое махровое полотенце, она выглядела такой юной, что на секунду в сознании писателя промелькнуло сомнение касательно заявленного возраста. Но тут он вдруг смутился, поняв, что пристально разглядывает ее, опустил голову, положил вещи на полку, растерянно пробормотал: «Вот» и быстро вышел, прикрыв за собой дверь.
Накинув куртку, Филипп выскользнул на крыльцо и закурил.
Понемногу он успокоился. Вокруг не было ни души. Соседские дома стояли поодаль: здесь продавали большие участки земли, и как только у него появились деньги, он не думая приобрел один из них. Филипп родился и жил в бедном квартале, в маленьком доме с кучей братьев и сестер. С самого детства он мечтал жить в безлюдном месте, в огромном коттедже, где свет и простор. И благодаря гонорарам и премиальным смог приобрести дом своей мечты. И все было бы хорошо, не случись этот кошмар пять лет назад. Кошмар, перечеркнувший всю его жизнь.
***
Докурив, Филипп вернулся в дом и запер входную дверь. Окинув взглядом лестницу, он задумался о том, что делать дальше. Ситуация казалась ему безвыходной. Он стоял на пороге, как побитая собака, совершенно не ощущая себя хозяином положения. Наоборот. Собственный дом не признавал в нем владельца, дом принял Ив, Ив распоряжалась наверху – Филипп не сомневался, что эта невежливая бесцеремонная девчонка сейчас шарится в его холодильнике, а может, уже нашла там еду и теперь завалилась на диван в гостиной (или его спальне) и щелкает пультом телевизора. Выгнать ее он не может, да и не имеет морального права. Что ж… похоже, это ловушка. И зачем он тогда вообще поддался секундному порыву и не убежал? Но ведь если б он убежал, она умерла бы, это несомненно. Там, где он обнаружил Ив, ее никто не обнаружил бы неостывшей. Он спас ей жизнь, он совершил праведный поступок, и дурные мысли о возможных исходах того дела не делают ему чести. Тяжко вздохнув, Филипп побрел к лестнице и не спеша поднялся на второй этаж. В следующий миг он уже сжал кулаки от злости: Ив сидела на его кровати и ела гамбургер, разогретый в микроволновке. Крошки сыпались на покрывало, Ив не замечала, глазея на большой плазменный экран, висящий на стене напротив.
- Это моя комната, - оттачивая каждое слово, медленно и с нажимом произнес Филипп. – Здесь сплю я. Ты спишь в другой.
- Я не буду там спать, - не поворачивая головы, бросила Ив. – Мне там не нравится. А здесь нравится. Хотя здесь грустно.
- Почему здесь грустно? – удивленно спросил Филипп. Он подошел к кровати и сел на ее край, не касаясь бедром вытянутой ноги девушки.
Ив как-то странно посмотрела на него, потом снова уставилась в телевизор, но было видно, что ее не интересует творящееся на экране.
- Потому что. Ты здесь грустишь. Очень сильно. Где твоя жена? У тебя ведь должна быть жена. Сколько тебе лет?
- Я не обязан отвечать на твои вопросы, - рассерженно буркнул Филипп. – А вот ты обязана мне все рассказать, поскольку ты гость в моем доме, и вообще, раз я тебя сюда привез, я навесил на себя ответственность своего рода. Понимаешь ли ты это?
Ив перевела взгляд на него, и этот взгляд поразил его: он был слишком взрослый и никак с ней не вязался:
- Да, понимаю, Филипп. Ты добрый и совестливый человек. Ты думаешь, что зря подобрал меня, но эти мысли не со зла, и ты им не веришь. Ты знаешь, что поступил правильно. И я благодарна тебе. Хотя не могу выразить свою благодарность в полной мере, как ты того заслуживаешь. Я расскажу тебе все, что ты хочешь услышать, но ты должен пообещать мне, что ни на шаг не отступишь от своего внутреннего морального чувства, которое нашептывает тебе правильные ответы, и если тебя будет мучить какой-то вопрос, ты доверишься этому чувству, а не бездушному голосу разума. Обещаешь?
Оглушенный этим неожиданным выпадом, Филипп уже в который раз за последние несколько часов оказался в полной растерянности. Не зная, как ему реагировать, он просто пожал плечами и пробормотал: «Да».
- Что ты хочешь, чтобы я рассказала?
- Почему ты оказалась там, где я тебя нашел?
- Я села в попутку к тем, к кому не следовало. Не рассчитала свои силы. Сопротивлялась, меня избили. Потом душили, я прикинулась мертвой. И они ушли.
- Почему они тебе поверили, что ты умерла? – ее рассказ звучал как-то подозрительно, хотя синяк на горле явно свидетельствовал о том, что она права.
Ив несколько секунд недвижно смотрела ему в глаза, потом отвела взгляд и как бы нехотя промолвила:
- Я убедительна в роли мертвеца. Просто ты не видел. Давай не будем об этом, это не интересно и не важно в данный момент. На чем я там остановилась? Ах, да. На тебе. Ты явился спасти меня, появился ниоткуда в этом аду. Никто не планировал такого развития событий. Что было дальше, ты сам знаешь.
- Ты должна заявить в полицию. Нельзя так это оставлять. Эти ублюдки все еще гуляют на свободе, безнаказанно. Может, ты не первая. И не последняя… - тихо проговорил Филипп.
- Нет, Филипп, нельзя. Они будут наказаны. Такое не остается безнаказанным. А мне – нельзя, - Ив покачала головой. Безапелляционно.
- Почему нельзя? Ты боишься их? Пока все это не разрешится, я буду рядом. Я тебя защищу, если полиция не сможет.
- Спасибо, Филипп. Но дело не в этом. Дело в том… что полиция разыскивает меня, и я не пойду прямо им в руки. Ни за что.
***
Это признание как обухом по голове ударило Филиппа. Его растерянность достигла апогея. «Полиция разыскивает Ив?» - он не знал, что предполагать. Неужели эта девушка, которая выглядит столь юно, могла совершить какое-то страшное преступление? А он приютил ее…
- Что ты сделала? – пытаясь не выдать своего волнения, спросил Филипп.
- Сбежала из детдома. Я соврала тебе. Мне семнадцать лет. Я несовершеннолетняя девушка под опекой государства. Я не вернусь в приют, мне осталось шесть месяцев до совершеннолетия, и я буду прятаться. А ты поможешь мне, потому что ты пообещал. Я не ушла бы зимой на улицу, в безвестность, если бы мне было хорошо там, понимаешь? Я не могу туда вернуться. Лучше умереть.
Филипп старался взять себя в руки, но у него не получалось. Он почувствовал, что сейчас будет кричать, и чтобы оправиться от узнанного и немного успокоиться, быстро покинул комнату.
Он ходил кругами по холлу, когда заметил Ив, сидевшую на ступенях лестницы и пристально глядевшую на него.
- Прости, - без раскаяния в голосе произнесла она.
- Ты подставляешь меня! Что мне до твоего «прости»! Ты знаешь, что мне грозит, если кто-то узнает, что я тебя укрываю?! Никто не поверит тебе, если ты скажешь, что я добрый и совестливый человек, и я не держал в уме ничего плохого! На меня навесят такие обвинения, что я окажусь… по уши в дерьме. А у меня нет денег на адвокатов! А если тебя врач осмотрит, то мне вообще крышка!
Филипп без сил упал на диван, схватившись руками за голову. Ив быстрым шагом подошла к нему и отвела его руки от лица. Она стояла над ним, гипнотизируя его своим взглядом. Ее тонкие пальцы лежали на его плече. «Пожалуйста», - прошептала она.
- Нет, и речи не может быть, - без уверенности проговорил он. Стряхивать ее руку с плеча Филипп не стал. Наступил тот самый момент, о котором Ив говорила ему несколькими минутами раньше: в нем начался поединок голоса совести и голоса разума. «Как быть?» - задавал он себе безнадежный вопрос. И не находил ответа. На чаше весов лежала судьба этой девушки, и ему предстояло решить ее. Либо он берет на себя эту ношу и оказывается в очень щекотливой, отчаянной ситуации. Либо поступает согласно букве закона, умывает руки и отдает Ив на растерзание тех людей, от которых она так храбро сбежала в мир, о котором не имела и малейшего представления, подвергнув себя смертельной опасности. Внезапно Филипп все понял. Понял, как он поступит. И то понял, почему поступить иначе он не может. Филипп не был фаталистом и не верил в предначертание, но в эту секунду что-то внутри ёкнуло. Он не мог объяснить себе это мимолетное, но такое яркое чувство. И посему просто последовал за ним. Он увидел картину в ее целостности: найти девушку, спасти девушку, чтобы вот так просто свести все на нет одним движением – да это абсурдно! Бегло проглядев последние годы своей никчемной жизни, свою духовную опустошенность, свое безразличие ко всему и суицидальные позывы, Филипп осознал, что ему больше нечего терять, ведь у него ничего и нет… кроме Ив. Несколько часов назад брешь в его существовании на земле заполнила Ив, и все изменилось. Его плечи опустились…
Улыбка растянула губы Ив, в глазах появились лучики. Она все поняла – одному богу известно, как.
- Спасибо. Я сразу поняла, что ты мне поможешь. Ты хороший. Ты поможешь мне, а я помогу тебе. Я еще не знаю, что с тобой случилось, что сделало тебя таким… несчастным. Но я помогу тебе, Филипп. Я перед тобой в долгу. Правда… есть кое-что, о чем мне следует сразу предупредить тебя. Видишь ли… я немного странная. Тебе придется с этим смириться. В частности – я буду спать в твоей комнате. Извини, Филипп, я не объясню тебе, но я не смогу спать в другой. Там что-то пугает меня.
Филиппа передернуло. На секунду в нем возник порыв все ей рассказать, но он сдержался.
- Ладно. Будь по-твоему. Я лягу здесь.
- Нет, ложись в моей комнате. Я боюсь спать одна. Клянусь, я тебя не трону. Только не оставляй меня одну, - в ее голосе прозвучал такой искренний испуг, что Филипп опешил и не стал спорить, хотя очень хотел.
Ему было неуютно. Ив заснула быстро, но Филипп засыпал медленно и беспокойно. И неудивительно. Слишком долго его траурный покой никто не нарушал, а теперь она лежала рядом, живое существо, со своим телом и своим характером. И он не знал, как к этому отнестись – он уже отвык от не-одиночества. Целых пять лет он засыпал в пьяном бреду и просыпался в кошмарах. И эта ночь была первой ночью, когда ему приснился нормальный человеческий сон.
Глава 2
Кристина
Первым, что увидела Ив, проснувшись, был сонный профиль Филиппа – он спал на спине, положа руку на грудь, другую вытянув вдоль тела. Ив вжалась в одеяло и стала прислушиваться к дыханию мужчины. Боясь пошевелиться и ненароком потревожить его сон, она скользила взглядом по линиям его немолодого, но все еще красивого лица. В солнечном свете, пробивавшемся сквозь штору, жесткая светло-русая щетина Филиппа казалась мягкой, золотистой. Хотелось потрогать ее рукой. В пушистых ресницах так же переливался утренний свет, и все его тронутое морщинами, исхудалое и подтянутое лицо было как-то по-особому ласково, почти с любовью освещено. Эти удивительные метаморфозы взволновали Ив, и ее сердце сильнее забилось. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного, и ни один мужчина не казался ей таким очаровательным, как этот потрепанный жизнью интеллигент. Внутренняя доброта, которую он сам от себя прятал, и которая вопреки обстоятельствам проявилась в нем, не обещая ему ничего хорошего, делала его в глазах девушки еще более привлекательным. Ведь она знала, и знала на своем горьком опыте, что сострадание – это атавизм в нынешнее время, и в особенности атавизм у мужчин. Ив была переполнена благодарностью к Филиппу за то, что он доверился ей, и хотела поцеловать его. Но не сделала этого. Медленно и аккуратно она вылезла из-под одеяла. Филипп поежился, но не проснулся. Ив выскользнула из комнаты.
Смастерив себе бутерброд и кофе, Ив отправилась исследовать в дом. Он казался ей слишком большим для одного человека, и она чуяла, что в этом скрывается какой-то подвох. Еще ее беспокоила спальня, находящаяся через стенку от спальни Филиппа. Как-то нехорошо, душновато в ней было, накатывало беспричинное беспокойство. Находясь там после принятия душа вчера вечером, Ив пыталась сосредоточиться, закрывая глаза. Это был один из ее способов понимания, видения происходящего. Иногда так ей удавалось узнать нечто, что от нее скрывали. Здесь она сколько ни пыталась, ничего не узнала. Но это не удовлетворило ее. Нутром ощущая, что здесь таится какая-то тайна, Ив тем не менее не могла расспросить об этом Филиппа. По двум причинам. Во-первых, это было бы бестактно с ее стороны – лезть без приглашения в его личную жизнь. Во-вторых, она не хотела пугать его. Она собиралась знакомить его с собой дозировано.
Рыться в ящиках и шкафу она не стала.
Сейчас Ив бродила по холлу, выглядывая в окно. Пейзаж за окном, диковатый, безлюдный настораживал ее. Соседские дома, темными пятнами видневшиеся из-за деревьев, засыпанных снегом, казались необитаемыми. Не было слышно голосов, детского смеха, лая собак. Как будто дом стоял в глухом заброшенном месте. Хотя, по ее собственному ощущению, в самом доме не было ничего зловещего. Значит, решила Ив, если здесь и произошло нечто трагическое, то оно было непродолжительным. Касаясь руками стен и пола, Ив не уловила отзвука боли. Так что же тут было? Что так сильно мучает Филиппа? Ведь стены его спальни, сам воздух его спальни – как только она коснулась их, войдя – наполнили ее уши отголоском долгих безутешных рыданий.
***
Проходя мимо кладовки, Ив замерла. У нее возникло мимолетное ощущение, будто что-то дернуло ее левый рукав. В груди заколотилось. Ив сглотнула и медленно открыла дверь кладовки, проваливаясь в безотчетный ужас…
В кладовке не было ничего страшного или необычного, а Ив продолжала стоять на пороге, держа палец на выключателе. Ее трясло, и она не могла успокоиться. Страх, который она испытала в тот момент, обычно заглатывал ее быстро, не давая вздохнуть, и тащил на дно: свет мерк, она проваливалась во тьму. Этот страх Ив в полной мере приобрела в приюте, в те незабвенные часы и ночи, когда разъяренные поведением странной девочки воспитатели запирали ее в карцере в подвале без еды и воды. Ив истошно кричала, бия кулаками в металлическую дверь, пока не переходила хрип и не сползала на коленки обессиленная. Но и тогда она продолжала тихо рыдать и молиться неизвестным богам.
Ив боялась тьмы с самого своего рождения, из-за кошмара, который за ним последовал. Тьма дышала, тьма кишела, тьма двигалась. Ив нечем было защититься от тьмы, и она говорила, чтобы только не оставаться во всепоглощающей тишине и мраке, ведь это было так похоже… на погребение заживо.
***
Слой пыли на полках и паутины в углах помещения указывали на то, что сюда давно никто не наведывался. Ив ступала осторожно, глядя под ноги и по сторонам. Кладовка была большая и служила хранилищем вещей, которые на данный момент были не нужны, но еще могли понадобиться – поэтому их не оттащили на чердак, а оставили здесь. Ив методично осматривала все, на что ложился глаз, пока не уткнулась в коробку, перевязанную веревкой. Раньше в этой коробке была обувь. Теперь… что тут было теперь?
Пришлось повозиться с веревкой без сподручных средств. Когда, наконец, Ив развязала ее и подняла крышку, она сразу поняла. В коробке покоились фотографии и газетные вырезки – судя по датам, пятилетней давности. Фото были разные, но на всех на них были два человека – либо вместе, либо порознь. Светловолосая симпатичная женщина лет тридцати – на многих фото она улыбается. И Филипп. Там, где с ней, он тоже улыбается. И над этой улыбкой огромная надпись в черной полосе: «Жена лауреата Букеровской премии покончила жизнь самоубийством».
Сердце Ив выскакивало из груди, пока она пробегала глазами газетные статьи. Большинство из них освещали ситуацию таким образом, что вся вина за случившееся ложилась на Филиппа. В одной газете засветилось его лицо после обнародования страшной новости: оно искажено от муки и изъедено горечью. Наглые бессовестные журналисты пытались утопить Филиппа в крови, а тот даже не сопротивлялся. Он был настолько подавлен, что не имел для этого сил. «Да и сил жить тоже», - промелькнуло в голове Ив, когда она с болью смотрела на пожелтевшие фото.
«Филипп Ламберте, видный общественный деятель, публицист и лауреат престижной национальной премии литературе по возвращении домой с двухдневной конференции, где обсуждались пути развития современной британской прозы, обнаружил мертвое тело своей жены, тридцатидвухлетней Кристины Вивьен Ламберте. Кристина приняла смертельную дозу сердечного стимулятора и скончалась в кабинете мужа, рядом с его рабочим столом, оставив ему предсмертную записку, настолько циничного содержания, что невольно напрашивается вывод о неблагополучии в семейной жизни Ламберте. По словам сестры Кристины, Виктории, в последнее время Кристина много плакала и жаловалась на отчуждение со стороны мужа, который перестал уделять ей внимание, отдав себя целиком и полностью написанию книг… Ни для кого не секрет, что последние годы в литературной карьере Ламберте были не самыми удачными – он написал пару романов, холодно встреченных критикой, и более подвязывался на поприще публициста и лектора Оксфордского университета… Мог ли творческий кризис Ламберте послужить поводом к разладу в отношениях с женой? О Кристине Ламберте широкой публике мало что известно: супруга писателя защитила диссертацию по криминальной психологии, некоторое время преподавала, но выдающимся ученым так и не стала. Говорят, слава мужа плохо сказалась на ее самооценке, она стала выпивать. Непреодолимое одиночество и невозможность какой бы то ни было самореализации (Кристина была бесплодна) толкнули отчаявшуюся женщину на крайний шаг… Считает ли мистер Ламберте, что он виновен в случившемся? Впрочем, оставим этот вопрос на суд его совести…».
- Какая чушь! – возмутилась Ив, швырнув статью в коробку. – Какая клевета! Мерзкие журналюги!..
Ее трясло от отвращения, хотелось вымыть руки, словно пальцы увязли в чем-то грязном. Сложив обратно все статьи, вырезки и фото, Ив закрыла коробку, поставила ее на полку и бросилась к выходу из кладовки. Возвращать коробам первоначальный вид она и не думала. Что-то подсказало Ив, что все это им скоро понадобится.
***
Филипп курил, стоя на крыльце, когда Ив сидела в кладовке. Так получилось, что они чуть не столкнулись в холле: Ив направлялась к лестнице, Филипп зашел с улицы. От него повеяло холодом. В коротком пуховике с меховым капюшоном он выглядел до того несолидно, что Ив невольно улыбнулась.
- Я тебя потерял, - негромко промолвил Филипп, стягивая с себя куртку.
- Надеялся, я убежала? – попыталась пошутить Ив, но, встретив угрюмое выражение лица Ламберте, осеклась.
- Ты уже завтракала?
- Да… Нашла там… Сделала себе… В общем – ела.
- Как мы будем жить? Как ты себе это представляешь? – внезапно спросил он.
Филипп замер около лестницы, глядя Ив в глаза своими ясными голубыми глазами. Искренняя растерянность в его голосе и нервозность позы смутили девушку. Она пожала плечами:
- Какая разница. Как-нибудь. Места много. Так много, что мы можем не встречаться каждый день. Если ты не захочешь меня видеть. Ты не хочешь?
- Нет, - после некоторой паузы ответил Филипп. – Нет, я так не думаю. Просто… все это так спонтанно… Я все еще под впечатлением. – Его плечи мягко опустились, расправились. – Я так обезлюдел, не знаю, как вести себя… с тобой, - он усмехнулся себе и потер пальцами щетину. – Вот, видишь. Я выгляжу ужасно дико.
- Если ты перестанешь пить, то будешь выглядеть очень даже мило, - быстро сказала Ив и резко взметнулась по лестнице вверх, чтобы обескураженный Филипп не увидел ее рдеющих щек.
***
Она сидела за кухонным столом, подперев ладонью подбородок, наблюдая, как Ламберте наливает себе кофе. Его крепкие узловатые руки завораживали ее, и она, не отрываясь, следила за их движениями. От внимательного Филиппа это не ускользнуло.
- Послушай Ив, - он уселся на стул, придвинул к себе тарелку с омлетом и тостами, - есть некая загвоздка. Думаю, ты девочка взрослая, и вполне поймешь, о чем это я говорю. В такой ситуации, которая сложилась, нам будет несколько неловко. Видишь ли… ты в таком возрасте… Будь ты помладше, все было бы намного проще. Хотя. Почему я так самоуверен? У меня ведь никогда не было детей…
- Ты мне не отец и не надо изображать его. Я выросла сиротой, мне не нужна родительская опека. Или то, во что ты хочешь со мной играть, - на одном дыхании выпалила Ив.
- Что? – Филипп чуть не подавился. – Играть с тобой?
- Да. Играть. В дочки-матери. Я взрослый человек, не нужно со мной этой слюнявой возни.
- Я и не собирался. Много чести.
- Мне уже почти восемнадцать. Да и не в возрасте дело. Я старше, чем ты думаешь.
- Не сомневаюсь, - от Ив не ускользнули нотки сарказма в его голосе.
Ив подмывало начать разговор о Кристине, но в последний момент она решила отложить его для проведения в более подходящей обстановке. Ведь мало кому будет приемлемо рассказывать о своем горе, жуя омлет.
- Мне хорошо было спать рядом с тобой.
На этот раз ничто не удержало Филиппа, он расхохотался: искренне, задорно. Странно было видеть это лицо, вчера еще казавшееся старым от длительных страданий, а сегодня уже такое молодое от радостного смеха. Он запрокинул голову, и в следующее мгновенье уже выровнялся, но его лицо, запечатленное, растянутое в улыбку, с рядом ровных тускло-белых зубов, с лучиками морщин вокруг зрачков кристальной голубизны так врезалось в сознание Ив, что ее сердце как будто остановилось… и провалилось внутрь.
- Твоя прямолинейность меня поражает. Ты странное существо, Ив. А я сомневался.
Ресницы Ив дрожали.
- Не всякая странность забавна, - выдавила она из себя. И вдруг подорвалась и выбежала из кухни.
- Прости, я не хотел! – кричал в раскаянии Филипп. – Не обижайся! Я не со зла.
Когда он ее нашел, он сидела на кровати, на той самой, на которой отказалась спать прошлой ночью, сославшись на неведомый пугающий ее фактор.
Филипп медленно подошел к ней, сел на корточки и, глядя прямо в глаза, со всей серьезностью и добротой, на какую только был способен, проговорил:
- Ив, пойми, мне сложно. Я могу сморозить глупость, не желая обидеть тебя. Ты можешь спать в моей комнате, я не гоню тебя. Просто твоя фраза…
- Ты был такой красивый, когда я проснулась и увидела тебя. И сейчас, когда смеялся на кухне, - перебила его Ив. – Я хочу, чтобы теперь так и было. Всегда. Но ты будешь плакать, я знаю. Твое лицо на том фото… И твое лицо, которое я увидела вчера… - в ее глазах стояли слезы. – Это не твое лицо, это плохая маска, которую мы должны выкинуть. Маска страдания.
Пораженный, Филипп молчал. В горле пересохло, он еле выдавил из себя:
- О чем ты?
- Я знаю твое горе… Мы должны пережить это вместе. И отпустить. Я помогу тебе. Я сделаю все, что смогу…
- Что ты… Как ты… - бессвязно пробормотал Филипп. – Что за бред?
- Это спальня твоей жены. Кристины. Я все знаю…
- Как? Ты рылась в моих вещах? Кто позволил тебе? – Ламберте не мог скрыть возмущение.
- Я все знаю. Знаю твое горе. И я хочу помочь тебе.
- Ты не можешь… - уже мягче возразил Филипп.
- Да, я рылась в твоих бумагах. В кладовке. Но я не знала, что это ее спальня. Ты ведь вынес вещи и спрятал их в сарай. Я поняла это пару минут назад.
В его лице читалось напряжение.
- Понимаешь… - Ив тяжко вздохнула, ей было трудно говорить. – Понимаешь, я кое-что могу… чувствую… не знаю, почему и как. Но это уже не важно. Я знаю о Кристине и… ощущаю то, что внутри тебя. Ты должен доверять мне. А я тебе. В тебе как будто черный сгусток, он пожрал твое сердце. Я хочу его убрать.
- Я виновен, это моя ноша, – глухо проговорил Филипп. – Ты ничего не изменишь. Не вернешь и не исправишь.
- Я защищу тебя, - выпалила Ив.
- Защитишь от чего?
- От демона, который вытягивает из тебя жизнь.
- Это сказки, в которые ты веришь.
- У меня никогда не было друга, - перебила его Ив. – Я не знала, каково это – когда у тебя есть друг. Теперь знаю. Твоя боль – теперь моя боль. Хочешь ты того или нет.
- Ив… это все какая-то чушь, прости уж… - Филипп в растерянности развел руками. – Я ничего не понимаю…
- А и не нужно ничего понимать. В нужный момент понимание само придет. Покажи мне записку.
- Какую записку?
- Ту самую. Что оставила тебе она. Надо же с чего-то начинать распутывать этот клубок.
Глава 3
Послание
Предсмертное письмо Кристины Вивьен Ламберте выглядело крайне странно для того, чем являлось. Это был лист формата А4, распечатанный на принтере. Когда Ив взяла его в руки, ее брови нахмурились.
- Почему она не написала хотя бы на листе блокнота? – скорее себя, чем Филиппа спросила Ив. Он стоял за ее спиной и глядел в записку через ее плечо. Тяжелый вздох нарушил паузу. Ив дернула плечом и нахмурилась еще больше. Она о чем-то сосредоточенно думала. – Ведь правда, удивительно. Я никогда не писала ничего подобного, но если бы собралась наложить на себя руки, не стала бы набирать сообщение на компьютере. Нет почерка. Как вообще можно понять, что это принадлежит ей?
Лицо Филиппа медленно побледнело…
- Что ты сейчас сказала? Повтори-ка…
Ив обернулась. Она молчала.
- Никто не сомневался, что это ее рук дело.
- А почему такой несуразный текст? – этот наивный вопрос привел Филиппа в замешательство.
- Да, да… - пробормотал Филипп, - текст и вправду… несуразный. Но, видишь ли… она могла это написать. Этот едкий сарказм… да, она могла. Были причины. Я ни секунды не сомневался, что это не ее записка.
Лист бумаги, который сейчас держала в руках Ив, содержал всего два предложения: «Вот тебе сюжет для новой книги. Найди меня». Девушка долго всматривалась в текст. Наконец, часто заморгав, положила записку на стол и протерла глаза. Филипп ждал, сам не зная чего. Да и чего, собственно, мог он ждать от Ив… И все же, он с волнением глядел на нее.
- Какой-то бред. Женщина лишает себя жизни из-за размолвки с мужем и пишет последнее письмо. Она никогда больше не увидит его. Это такой… страшный, такой… сильный момент в ее жизни… А письмо безэмоциональное. Но это письмо женщины! Где страдание? Горечь? Ненависть..? Газеты утверждают, что у нее была затяжная депрессия. Ты ничего не замечал?
Филипп ответил не сразу. Видно было, что ему очень неловко признаваться в столь щекотливых вещах.
- Замечал, - после долгой паузы ответил он, отведя взгляд. – Я… не знал, как реагировать. Нет, неправда, - сам себя одернул он. Закусив губу, он бегал глазами по боковой стене. – Я просто сбежал. От разговора. Боялся, наверно. Мужчин пугают такие вещи.
Ив пристально смотрела на писателя, не шевелясь. Она ждала, пока он выговорится. Филипп понял это. Какая глупая ситуация – исповедоваться перед семнадцатилетней девчонкой, случайной в его жизни и неправомерно судящей его своим острым пронзительным взглядом. Тем не менее, он покорился этому взгляду…
- Журналисты оказались правы в главном. Когда это случилось, я был травмирован. Я просто не мог осознать свершившееся, осознать его… реальность. Искать причины я не мог, слишком ослаб духом. И телом. Я сел на стакан, и единственное, чего я хотел – напиться. Я заклинал ее, призывал к ответу. Я ненавидел ее за то, что она оставила меня… Какой эгоизм! Но я тогда не понимал этого. Только когда я стал читать газеты, меня осенило… Я вспомнил разговоры, недомолвки, жесты… Вспомнил все те знаки, на которые не среагировал вовремя. Я мог бы все предотвратить… Но я был слеп. Слеп и эгоистичен. А теперь попросту жалок и противен самому себе. Я убил ее, и не прощу себе этого никогда…
- Но если все было так плохо, почему она просто не разошлась с тобой?
- Может, потому, что она слишком сильно любила меня? И ей было проще уничтожить себя, чем потерять меня…
- Но эта записка… В ней издевка. Разве таким может быть последнее слово, обращенное к мужчине, которого она безумно любила всю свою жизнь? Что-то не так…
- Ив, полиция закрыла дело за неимением улик. Судмедэкспертиза выявила причину смерти. Остановка сердца от передозировки сердечным стимулятором. Размешала с алкоголем. На стакане были следы ее пальцев и губ. Она сделала это в моем кабинете, прямо рядом со столом, где стоит компьютер. И на принтере была эта записка.
- Да, я понимаю, все сходится… Но записка не дает мне покоя. Понимаешь, с ней что-то не так, что-то… понять бы, что… Я не уверена, что она могла написать такое.
- Ив, ты совсем не знала ее… Как ты можешь утверждать подобное?
- Давай разберем текст. Ты же писатель. Ты должен был разобрать текст. Ты мог ослепнуть как мужчина, как муж. Но не как писатель.
Филипп подошел к ней, бросив на нее неуверенный взгляд, и взял лист со стола.
«Вот тебе сюжет для новой книги. Найди меня».
- Говори вслух, о чем думаешь.
Филипп пожал плечами.
- Литература вытеснила Кристину из моей жизни, у меня не было времени на нее… И заложенный в первой фразе сарказм подчеркивает этот аспект наших отношений. Она как бы говорит: «Я не стала сюжетом твоей жизни, но стану сюжетом твоей книги».
- Но ты не стал писать об этом, ведь так?
- Так… Я не могу об этом писать.
- А что значит, по-твоему, окончание записки? Она что, увлекалась спиритизмом?
Филипп усмехнулся.
- Нет, что ты… Кристина была отъявленным материалистом. Она же психолог. Серьезное увлечение спиритизмом она могла посчитать лишь патологией психики, не более.
- Вот и загвоздка. Вторая часть послания оказывается сущей белибердой. Почему никого это не зацепило?
- Самоубийство было налицо.
- Ты и теперь в этом уверен на сто процентов?
Ламберте не ответил.
***
- Это абсурд. Твоя версия абсурдна.
- Моя версия? Разве я высказывала какую-то конкретную версию?
- Да, высказывала. Твоя версия напросилась сама собой. Если это не самоубийство, то убийство – другого не дано. Но это чушь. Не было никаких отпечатков. Да… - Филипп вдруг замер, его глаза расширились, а голос перешел на шепот, - не было никаких отпечатков. На клавиатуре не было ее отпечатков. И моих. Теперь я вспомнил. Это обнаружили при обследовании кабинета. Отсутствие следов привело полицию в тупик, но не дало им повода думать, что тут мог быть замешан кто-то еще. Это мой рабочий компьютер, и сам факт того, что он стерильно чист, показался нам крайне подозрительным. Зачем было Кристине вытирать компьютер? Следы ее пальцев на кнопках подтвердили бы, что именно она набрала текст. Но следов не было. У Кристины не было причин так скрываться.
- Значит, это сделала не она, - подытожила Ив.
***
Филипп разволновался не на шутку. Происходило нечто из ряда вон выходящее. И он не мог понять, почему раньше эти несостыковки не обратили на себя его особого внимания.
- Я не придал значения второй фразе послания. Слишком зациклился на собственной вине, на ее предсмертном укоре. Но мы сейчас сделали такой вывод, что… у меня мурашки по телу. Это просто… невероятно, - в диком возбуждении бормотал он. – Разве это возможно? Убийство...! В нашем доме!..
- Я думаю, есть и другие намеки. Должны быть.
- Нет улик, указывающих на насильственную смерть. Не обнаружено следов чужого присутствия в доме. Только эта записка. И вылизанный до блеска компьютер. Может, нам обратиться в полицию?
- Не думаю, что имеет смысл. За давностью лет и отсутствием явных доказательств. И еще по причине того, что я тут. Ты забыл.
- Ах, да… Беглянка, - Филипп устало опустился на кресло у окна. – И что нам теперь делать?
- Не знаю. Но я что-нибудь придумаю. Единственное, в чем я сейчас уверена, так это в том, что фраза «Найди меня», по крайней мере, она точно, принадлежит не твоей жене. Знаешь, как ни жестоко это звучит, но записка, если предположить, что она подкинута убийцей, это заигрывание с тобой. Говорят, ты находился тогда в творческом кризисе?
- Я и сейчас в нем нахожусь. А что?
- Он предлагает тебе сюжет. Убивает твою жену, не оставляет улик, лишь пару зацепок, и как будто подмигивает тебе, улыбаясь: «Найди меня». Это чудовищно… Он предлагает тебе написать книгу о нем, то есть об убийце твой жены.
- Знаешь, это притянуто за уши… Но даже в таком виде, и вправду, чудовищно…
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
- Мне надо побыть в одиночестве, - тихо проговорил Филипп и вышел из спальни Кристины.
***
Он открыл холодильник и вытащил оттуда бутылку водки. Дрожащими руками Филипп налил себе четверть стакана и залпом выпил. Потом налил еще четверть. После третьей он тяжело опустился на стул.
***
Сквозь полузабытье он ощутил, как тонкие твердые пальцы коснулись его затылка. Сначала нерешительно замерли, но в следующую секунду легли на него.
- Я же просил… - пробормотал он, не поворачивая головы. – Зачем ты пришла? Думаешь, это занятное зрелище?
Ладонь мягко гладила его затылок, будто матерински. Какое знакомое, далекое ощущение… Филипп прикрыл глаза. Из-под густых ресниц выкатилась прозрачная капля.
- Не надо жалеть меня, я недостоин… - Ламберте прикрыл руками мокрое лицо, опершись локтями на край кухонного стола.
- Милый, не кори себя… Здесь нет твоей вины…
Тело Филиппа резко напряглось под одеждой, по спине прокатилась дрожь…
- Я не понимаю… - он медленно развернулся на стуле.
Ив стояла, словно замороженная. Ее рука, будто механическая, продолжала скользить по его волосам. А взгляд… взгляд был потухший, отсутствующий. Мистический ужас сковал Филиппа.
- Кто ты? – выдавил он, уже заранее, необъяснимо почему, зная ответ.
- Я не знала, что он делает, - губы Ив двигались независимо от остального лица, - а когда поняла, было уже поздно. Прости меня… ты так страдаешь… Ты не должен страдать.
- Крис… - упавшим голосом произнес Филипп, боясь собственного голоса. – Крис… это ты?
- Если бы я знала, что он задумал… Это такое чудовище, Филипп… это… монстр… демон в человечьем теле… обманул… прости… - голос таял, пока не исчез. Несколько мгновений Ив стояла, не шевелясь. Потом ее как будто слегка тряхнуло, и окаменелость тела стала спадать.
Первым делом Ив заметила свою руку на затылке Филиппа и резко отдернула ее. Будто ошпарилась.
- Я сделала это, да? Господи, я опять это сделала… Прости, я не специально…
- Это была Крис. Только она так гладила меня по голове… Как?..
- Да, - Ив глубоко и медленно вздохнула, словно собираясь с мыслями. – Да, полагаю, это была Крис. Видишь ли, Филипп, я предупреждала тебя. Сегодня утром я говорила тебе. Что не все странности забавны. Это мое проклятье. Боже, как я ненавижу это! – в ее голосе была неподдельная горечь. – Филипп, не бойся. Мне самой страшно. Но ты не должен бояться. Я ничего тебе не сделаю. Просто я… могу пускать их в себя. Поневоле. Они входят в меня, и я ничего не успеваю изменить… Они заговаривают со мной, и я не могу от них спрятаться… Я каждый раз испытываю ужас, и он заглатывает меня, и я ... я как будто проваливаюсь в холодную бездонную тьму… - Ив закрыла руками лицо и расплакалась. – Как бы я хотела никогда этого не чувствовать… Я так ненавижу себя за это, что пыталась… повеситься…
Сильные руки обвили ее и прижали к себе. Ее залитое слезами лицо уткнулось в теплую грудь Филиппа. Он гладил ее по голове. И вдруг он понял, что так давно – а может, никогда – не испытывал этого чувства, о котором столько читал в книгах. Единственного чувства, объединяющего людей – сострадания.
- Мне тоже страшно. Но я обещаю тебе, что все будет хорошо. Я сделаю все, что от меня зависит. И даже больше. Ты даже не представляешь, сколько дала мне за эти сутки. Кажется, за эти пять лет я уже забыл… как дышать. А теперь, боже, теперь я снова дышу!
***
- Как это впервые произошло с тобой? Когда ты поняла, что можешь это делать?
Они сидели в холле около камина. Ив, закутанная в одеяло, с умиротворением глядела на огонь; завороженный взгляд Филиппа остановился на ее светлом лице.
- Наверно, раз уж такое дело, теперь я тоже должна тебе все рассказать, - неспешно начала она. – История моего рождения ужасна. Я не должна была появиться на свет, и мать делала все, чтобы так и вышло. Она так люто ненавидела меня. Она вложила в меня всю свою ненависть. А когда подошло время родов, она осталась дома… Она уже знала, что сделает. Когда я родилась, она обмотала меня в тряпку и закопала в саду за домом.
Зрачки Филиппа расширились от ужаса, в горле пересохло. А Ив как ни в чем не бывало продолжала.
- Она позвонила в больницу и сообщила, что ее ребенок родился мертвым. Прибыла полиция. Говорили потом, что она… она выглядела обычно. Понимаешь, когда человек безумен, такой поступок кажется хоть и отвратительным, но менее аморальным. А она выглядела нормальной. Просто избавилась от меня и изобразила жертву. Сказала, что закопала мой труп. Была поздняя осень, почва промерзла, ямка была неглубокая. Я находилась под землей недолго. По всем прогнозам я должна была умереть. Но… полицейские, рыскавшие по саду, услышали мой писк. Из могилы я попала прямо в реанимацию. С тех первых часов своей жизни я панически боюсь темноты и замкнутого пространства, потому что они ассоциируются у меня с погребением заживо. В детдоме, куда я попала, это прекрасно знали. Поэтому меня на часы и ночи запирали в сырой холодный карцер, и я там сходила с ума…
«Бедный ребенок… Сколько она пережила», - сердце Филиппа сжалось от боли.
- Там, в карцере, я в первый раз вышла в тот мир. Мне было лет шесть… Я кричала, пока не кончились силы. Била кулаками в металлическую дверь. И в какой-то момент… меня парализовало. Я лежала на холодном полу в скрюченной позе и не могла пошевелиться. Попыталась произнести слово, но рот оставался неподвижным. Я ощутила приближение облака холода. Оно окутало мое тело, и внутри меня исчезли все звуки. Мое сердце будто остановилось. Я вдруг почувствовала, что это… смерть. И стала истерически биться. Это такое странное состояние сопротивления, я даже не знаю, как это описать, чтобы ты понял. Представь, что ты вдруг ощутил себя лежащим внутри своего тела. Ведь обычно человек ощущает себя как свое тело, не отдельно. А в таком состоянии ты чувствуешь свое тело лишь оболочкой тебя… и эта оболочка недвижна, а ты заперт в ней. И тебе безумно страшно. Вот это чувствовала я. И то, что внутри меня осознало себя как Я, стало биться, прорываться наружу. И я увидела… свои руки. Я чувствовала их лежащими на полу, вдоль тела, но одновременно видела, как они хватаются за воздух перед моим лицом. В темноте они были полупрозрачны и отливали серебром. Это было мое второе тело. Тело духа. Мое восприятие изменилось в эти мгновения, и я его увидела. А потом услышала голоса… и увидела образы. А они всегда рядом с нами, они никуда не деваются, просто с помощью наших телесных органов чувств мы не способны их воспринять. Их воспринимает только другое наше тело, ведь оно находится в их измерении и обладает теми же параметрами и характеристикам, что и они. Там столько всяких сущностей! Сущности слаборазвитые, бывшие при жизни сильно привязаны к своим телам, как паразиты льнут к таким, как я… чтобы снова проявиться через тело. Я никогда до сегодняшнего дня не пыталась осознанно выйти туда. Я безумного боюсь этого, того, что вижу и ощущаю каждый раз, когда это случается. Но в случае с Кристиной я попыталась это сделать. Она знает, кто ее убил. И только она может помочь… Что она сказала тебе? Она что-нибудь сказала?
Ошарашенный услышанным, Филипп не сразу включился. Потом все-таки передал Ив слова жены.
- Да… мало информации. Но зато теперь мы точно знаем, что она себя не убивала.
Глава 4
Конец одиночеству
Ив слушала тишину и смотрела на свои голые колени, торчащие над поверхностью наполовину заполненной ванны. В руке она вертела, рассматривая, бритвенный станок Филиппа. Лезвие поблескивало, когда попадало под лучи лампы. Все вокруг было в молочно-белом кафеле. Глаза Ив переходили с коленей на станок. Колени были узкими, кожа гладкой, равномерно бледной. Ив положила станок на край ванны, ее взгляд перескочил с коленей на руки. Внутренняя сторона обоих локтей была покрыта старыми шрамами – вся сплошь урезана лезвием ножа. Ее руки были памятью о всех минутах отчаяния, когда, закрывшись в ванной, туалете, на кухне и спальне, Ив пыталась уйти из жизни, вскрывая себе вены. Еще был едва заметный шрам от удавки на шее, но длинные темные волосы, небрежно спадавшие на плечи, слегка в беспорядке, вполне скрывали его. Ив внимательно разглядывала свои руки, а потом резко опустила их в воду. Ей вдруг очень захотелось, чтобы Филипп не увидел этот кошмар.
***
Ее пальцы брали все, что попадалось на их пути: вертели, откручивали, закручивали, подносили к лицу, ставили на место. Она нюхала лосьоны, гели, шампуни. Проверила барабан стиральной машинки – там валялись вчерашние брюки и рубашка Филиппа, грязные и вонючие. Он совсем забыл про них. Ив засыпала порошок и включила машинку. Подумав, что, видимо, нельзя стирать вместе такие вещи, она пожала плечами и улыбнулась себе, было уже поздно.
С волос капала влага. Девушка стояла обнаженная посреди ванной комнаты и гляделась в зеркало на двери. Образ в зеркале был худ и чист. Не красавица, но и не уродина. Обыкновенная внешность. Маленький прыщик на лбу, едва заметный, но вдруг показавший Ив громадным… Обгрызенные заусеницы.
Ив села на коврик для ног, обняла колени и расплакалась. Ей так хотелось выплакаться, и вправду, скоро стало совсем легко.
***
Филипп потягивал виски, сидя на кровати в спальне Кристины. По телевизору шел концерт, он его не смотрел, думал о своем, перебирая в памяти моменты совместной с Кристиной жизни. Медленно, из закоулков сознания, к нему подбиралось отвращение к себе. Отвращение нахлынуло, он запил его двойной порцией виски. Отвращение сменилось жалостью. И Филипп вдруг вспомнил, как Ив пожалела его. Ничего подобного никогда с ним не было. Кто она такая, чтобы так сильно жалеть его? И почему от ее жалости разрывается сердце? Филипп достал сигарету и закурил. Сквозь синеватый дым мелькал яркий образ с гитарой на экране. Приглушенная музыка едва долетала до слуха отстраненного Филиппа. Жалость… страшное, разрушительное чувство. Вот и сейчас она сжирает его. Ее жалость сжирает его. Ее добрая, великодушная жалость. Жалость, не знающая границ … Такая мощная, такая острая. Пронзившая его насквозь. Филипп закрыл глаза. Он вдруг понял, что хочет умереть. В этот момент из его руки что-то выскользнуло.
***
Он открыл глаза и увидел, как Ив пьет из его стакана, давясь и морщась. Он попытался перехватить стакан, она увернулась.
- Зачем ты пьешь эту гадость? – возмутился он.
- А ты зачем пьешь… эту гадость?
Она стояла, замотанная в полотенце, покрытая гусиной кожей.
- Научи меня пить. И курить. Ты ведь умеешь это вполне. Что ты еще умеешь дурного, чего я не знаю? Научи меня всему.
- Зачем тебе? Захотелось побыть плохой девчонкой?
- А почему нет? Я всегда была хорошей. Слишком хорошей.
Филипп ухмыльнулся.
- Да уж, никогда не поверю.
Ив подошла к окну и отворила его. В комнату дохнуло морозной ночью.
- Ты чудовищный. Чудовищно положительный персонаж. Любой другой на твоем месте заточил бы меня в подвал и насиловал. А ты – нет, ты честный, - в ее голосе слышались веселые нотки. На лице Филиппа появилась слабая улыбка.
- Ты понаслышалась о всяких гадостях. В мире больше добрых людей.
- Я не верю в это. Я с ними не сталкивалась. Ты – первый.
Филипп резко встал с дивана, подошел к окну и захлопнул его, громко бурча: «Что ты ту стоишь, еще простудишься и меня заразишь».
Он схватил ее за руку, чтобы оттащить от окна. И в этот момент… увидел шрамы.
- Что это? Вот дуреха.
- Мне было плохо там, - оправдывалась Ив.
- Дай слово, что больше не станешь это делать.
- Это зависит не только от меня.
- Только от тебя. От силы воли, от зрелости ума…
- Нет. Ты знаешь. Ты врешь. Я знаю, что ты тоже хотел убить себя. Ты пьешь с горя только потому, что не способен на большее.
У Филиппа было такое лицо, как будто он собирался ударить ее. Но он даже не сдвинулся с места.
- Я начинаю тебя ненавидеть. Никто никогда не дерзал бросать мне в лицо такие вещи.
- А тебя смущает правда?
- Да. Хорош для восприятия только художественный вымысел. Правда мерзка. От правды смердит. И от нее хочется удавиться.
- Я знаю это, я и не думала тебя осуждать. Просто будь честен с собой. Я понимаю твои желания, но теперь у тебя есть я и ты не посмеешь умереть.
- Вот счастье-то – быть под пятой семнадцатилетней сиротки. Да я могу выпихнуть тебя отсюда в два счета.
- Не можешь. Ты меня не отпустишь.
Ее упорство снова развеселило Филиппа, тем более, что в этом упорстве была правда. Да, он не отпустит ее. Он и сам не знает почему, а она, может, и догадывается. Или знает точно. По крайней мере, ее взгляд ясно об этом говорит. Спорить с ней бесполезно.
- Все, хватит болтать, пора ложиться.
И они перешли в соседнюю спальню. Сначала Филипп, следом Ив.
- Мне нужно выйти, - Ив выскользнула в коридор.
Филипп зашел, разделся, влез в пижаму. Забрался под одеяло, выключил свет и закурил. Дым вился в спертом воздухе спальни, завораживая его своими замысловатыми движениями.
Докурив, он лег на бок, лицом к окну. Через полминуты за его спиной прогнулась кровать. Легла Ив.
Странное ощущение. Еще вчера все было просто. А сегодня он уже не может спокойно уснуть. Что изменилось? А изменилось многое за этот день…
- Тебя не бесит, что я влезла в твою личную жизнь?
- Нет, - ответил Филипп, не поворачиваясь. – У меня давно нет личной жизни. А ты, конечно, назойливая, но… неглупая. И то, куда ты влезаешь, это не личная жизнь. Это просто моя насквозь прогнившая душонка. Если гной тебя не пугает, то ради бога.
Он не видел, но Ив улыбалась за его спиной.
- Филипп… скажи, а отчего люди любят друг друга?
Филипп шумно вздохнул и долго молчал, прежде чем ответить.
- Не знаю… это зачастую необъяснимо. Что-то цепляет в человеке, и в какой-то момент понимаешь, что это что-то подернуло крюком твое сердце. И сколько ни рвись прочь, только больнее сердцу.
- Любовь – это боль?
- Да.
- Нет, ты не прав. Не может все быть так беспросветно. Жизнь вся наполнена болью. Только верой в любовь порой можно заставить себя жить.
- Это самообман.
- Пускай. Я все же хотела бы, чтобы меня любили. Никогда не знала, каково это.
- Когда тебя любят, тоже бывает больно.
- Почему?
- Все, спи давай. Что за вопросы на ночь глядя.
С минуту оба лежали молча. Потом Ив неожиданно спросила:
- Филипп…
- Да?
- Я красивая?
- Нормальная. Не заморачивайся, спи.
- А ты красивый.
- Правда? Никогда об этом не думал.
- Ты же мужчина, с чего тебе об этом думать. А влюбляются только в красивых людей?
- Нет. Красота тут не имеет никакого значения. Но и уродство не привлекает, конечно.
- А что имеет значение?
- Ив… Мы так вообще не уснем. С бесконечными разговорами. Это не полуночное ток-шоу. И я устал.
Филипп откинул одеяло и резко сел на постели. Бросив через плечо: «Пойду покурить, когда вернусь, ты должна уже десятый сон видеть», он быстро вышел из спальни. Но курить Филипп не пошел. И не собирался. Он спешно добрался до ванной и закрылся там. Его трясло, и все его тело горело. От желания. От желания прикоснуться к ней. Прислонившись лбом к холодному кафелю, он неуклюже стоял, тяжело дыша и слушая в тишине гул бьющегося в волнении сердца. До этого момента он думал, что уже не способен испытать нечто подобное, но через его кровь бежало электричество, он весь был наэлектризован до такой степени, что ему необходимо было остыть, чтобы не наломать дров. Выкрутив кран с холодной водой до конца, Филипп подставил затылок под ледяную струю. Руками он схватился за борт ванны и, закрыв глаза, дал воде освободить себя.
А в это самое время по ту сторону двери стояла Ив. Ее тонкие пальцы скользили по двери, слегка касаясь гладкой поверхности. Филипп не догадывался о возможности ее присутствия, а она быстрее него ощутила, что с ним происходит, по исходящим от него особым волнам. Больше всего на свете она хотела попасть внутрь.
Когда Филипп доплелся до кровати и обессилено рухнул в нее, Ив лежала на боку, не шевелясь. Притворялась спящей. И сквозь веки она увидела его повернутое к ней лицо и его взгляд, полный глубочайшей нежности. Внутри себя она улыбнулась.
Одиночеству может настать конец. Это почувствовали оба.
***
Ив видела странный сон. Именно видела – наблюдала со стороны, объемля взглядом все происходящее. Был светлый осенний день; женщина, чье лицо оказалось размытым в кадре, суетилась по дому. Характер суеты был радостный. Это говорило о том, что ожидается какое-то приятное для нее событие. Возможно, приход долгожданных гостей. Она прошла, слегка задев Ив, и ничего не почувствовала. Даже не заметила ее присутствия. Что-то знакомое было во всем облике женщины. Только что? Ив проследовала за женщиной по коридору. Та на ходу громко бросала какие-то реплики. Они прошли мимо приоткрытой двери – Ив поймала краем глаза грань письменного стола. За ним кто-то сидел. Женщина шла на кухню, из кухни на веранду, оттуда опять в на кухню. Она накрывала на стол. Стоял теплый осенний день. Но отчего-то Ив было некомфортно. Предчувствие опасности пронизывало солнечный, слегла встревоженный воздух. Женщина не разделяла беспокойства Ив. Внезапно все погасло, глаза залила тьма. Это была тьма комнаты, тьма глубокой ночи. Филипп безмятежно спал, все еще повернутый лицом к ней. Ив не могла расслабиться. Ее посетило ощущение дежавю. Однако бесполезно было напрягать мозг, чтобы попытаться понять увиденное. В нужный момент смысл обнаружится само. Так было много раз. И этот не станет исключением.
Она повернулась на бок и накрыла ладонью руку Филиппа, лежавшую на подушке.
Все будет хорошо. Ей так хотелось в это верить.
Часть II
Особенные дети
Глава 5
Бешеный Крот
Макс вел свой шевроле очень мягко и ровно, плавно скользя на поворотах. В кабине играла тихая музыка – что-то из классики. Его спокойный взгляд обозревал дорогу; казалось, он погружен в себя и ведет автомобиль на автомате.
«Славно поработал», подумал Макс и улыбнулся сам себе. «Осталось всего ничего, и этот ублюдок будет у меня в кармане. Неужели, он мог предположить, что мое чутье слабее хитроумных сплетений его разума? Наивные людишки. Они все так полагают. Все. Все как один доверяют разуму, и бах, в самый ответственный момент разум упускает самую мелкую деталь, и вся четко спланированная операция валится как карточный дом. Тут-то и наступает мой час…».
Телефон в кармане брюк молчал. В это время он всегда молчал. Но Макс знал, что это молчание ничего не гарантирует ему. Телефонный звонок, раздавшись в самый неожиданный момент, может перечеркнуть ему всю ночь. Поначалу это очень раздражало его, но потом он привык. Привык настолько, что научился спать, бодрствуя при этом. Его чутье расширилось и прорвало пределы профессиональной надобности, распространившись на все в его жизни. В области сна это выразилось в том, что Макс просыпался за минуту до звонка, и когда телефон разрывался среди ночи, он хладнокровно брал трубку и с совершейнешим спокойствием отвечал. Коллег это поражало и пугало одновременно. О Максе говорили, что он, видать, никогда не спит. Макса это откровенно забавляло.
Худая моложавая девушка в сетчатых колготках, коротких шортах и полушубке вышла, шатаясь из ночного клуба. Макс наблюдал за ней, стоя на светофоре. Она заметила его и мило, но неестественно улыбнулась. Макс включил поворотник и, свернув на перекрестке, притормозил у бордюра. «Сейчас начнется», ухмыльнулся он про себя.
Она подковыляла к нему на шпильках. Он припустил окно и нагло оглядел ее. Она была очень пьяна, но даже от рассеянного внимания ее не ускользнул этот его дерзкий взгляд. Ей было на вид лет 17. «Как она охрана пропустила ее, она же малолетка?»
- Здравствуй. Не подбросишь меня до дома? Меня обокрали в клубе,- голос ее был тонкий и слегка охрипший. По ее лицу было заметно, что Макс слегка настораживает ее.
«Ну да, ну да…». Он пожал плечами и отворил ей дверь:
- Садись.
Она хлопнула дверцей и прилипла к сиденью, зажав сцепленные ладони коленями.
- Много денег украли? – ровно спросил он, мягко тронувшись с места.
- Нет, не много. Но на такси уже не осталось.
- Ты зря пытаешься выглядеть как заправская ****ь, старше от этого не кажешься. Тебе не больше семнадцати лет. Надо бы напустить на этот гадюшник проверку, их охрана никуда не годится, - рассуждал вслух Макс, ощущая рост напряжения, волнами исходившего от тела справа.
- Высади меня, - выдавила из себя девушка и громко сглотнула. Она дрожала.
- А вдруг я – маньяк? И в правом кармане брюк у меня шокер. Я сделаю вид, что полез в карман за телефоном, быстро извлеку его и ты опомниться не успеешь, как обмякнешь на моем сидении. Потом я остановлю машину в подворотне, свяжу тебя и вырулю на трассу. До пригорода рукой подать, и прежде, чем очнешься, придешь в полную недееспособность. Вы все такие наивные, что тошно. Никогда не думаете, что подобные ночные подвозы могут закончиться для вас весьма плачевно.
Он резко остановился и, повернувшись к ней, белой как мел и с выпученными глазами, улыбнулся:
- Я не маньяк, не бойся. Но если хочешь – я тебя высажу.
Девушка кивнула, Макс снял блокировку с двери, она выскочила наружу, в холодную февральскую ночь и поцокала по полупустынной улице.
«Интересно, найдем ли мы ее изувеченное тело где-нибудь в высоких кустах близ заправки на трассе или она успеет добраться до квартиры живой? В таком-то виде и состоянии… Вряд ли успеет».
Так думал Макс, глядя на исчезающую во тьме фигурку. Но по сути – по сути, Максу было плевать, чем все это кончится. В следующий миг он уже отчаливал домой, бросив девушку на произвол судьбы. До дома он добрался без происшествий. Как, обычно, впрочем.
***
Макс Вон жил в небольшой, но просторной за счет отсутствия лишней мебели двухкомнатной квартире на окраине города, не в самом благополучном районе. Но машину парковать на улице он не боялся. В этом доме, как и в этом районе, его никто не трогал. Никто не знал, чем занимается Макс, но все его почему-то побаивались. Никто не подходил к нему. И даже в конфликтной ситуации на улице или по-соседски никто не пытался ввязаться с ним в драку. Провокатор сам инициировал компромисс. А Макс всегда был спокоен и всегда соглашался разрулить дело мирным путем.
Макс был молод, но возраст не мешал ему абсолютно. Он уже прославился в определенных кругах – о его профессионализме слагали легенды, а о его личности ходило такое множество разнообразных слухов, что, опираясь на них, можно было сделать вывод, что Макс, кем бы он ни являлся в действительности, человек однозначно неординарный. Его внешность между тем была совершенно непримечательной. Макс был выше среднего роста и пропорционально сложен, вел здоровый образ жизни. На правом плече и на спине у него были татуировки, но он всегда носил такую одежду, что их было не видать. Не худой и не толстый, волосы темно-русые. Аккуратно подстриженные, чистые ногти. Ни родинок, ни шрамов, ни врожденных уродств. Единственной особенностью его были глаза, весьма необычные. Спроси любого, с кем в повседневности общался Макс – начиная от уборщицы в Управлении и заканчивая Директором Управления, пройдя по всем его коллегам, - какого цвета у Макса глаза – и вряд ли хоть один из них ответит правильно. Большинство скажет: «Вроде карие», кто-то нахмурится: «Кажутся черными», а может быть, прозвучит и такой ответ: «Темные». Но все эти ответы, конечно же, будут выстрелами мимо цели. Глаза у Макса были светло-серыми. Но всегда казались черными, как поверхность моря перед штормом. Однажды был человек, который заметил эту его особенность. Она долго смотрела ему в глаза, когда он говорил с ней, а потом, очарованно улыбнувшись, протянула руку к его лицу и, коснувшись пальцем скулы (отчего все тело Макса неприятно содрогнулось), поэтически восторженно и одновременно как будто любовно сказала ему о его зрачках. Макс молчал, но через секунд десять его ровный окаменелый голос ответил: «Они – поверхность кристального духа, отражающая тьму внешнего мира». Это был единственный прозвучавший комментарий на данную природную странность максовых глаз. Никаких иных «ненормальностей» во внешности Макса не имелось, посему его достаточно сложно было выделить из толпы. Его это устраивало.
Располагая репутацией, открывавшей ему двери к верхам власти, Макс Вон, тем не менее, не спешил этим пользоваться. Большие боссы питали к нему уважение, большие ублюдки его побаивались, он ни на кого не давил, ни у кого не просил, никому не угрожал, ни от кого не требовал. Макс был тих и уравновешен, как скромный ученик, что ровно учится на отлично. Казалось, ему плевать на собственную важность. Возможно, поэтому все окружавшие его люди испытывали к нему необъяснимое тревожное чувство, в глубине души ожидая, что настанет момент, когда Макс покажет себя, но Макс не показывал. Не задирал нос, не пользовался положением для личной выгоды. Им казалось, что он врет, лицемерит, скрывается. Но сказать точно, нужно ли было Максу нечто сверх того, что он имел, было невозможно. Макс вел аскетический образ жизни: никто ни разу не подлавливал его в щекотливой ситуации, скомпрометировать его было нереально. Создавалось впечатление, что он ничем, кроме работы, не интересуется, поэтому он получил прозвище «Рыцарь Меча Правосудия». Поводов для сомнений в нравственности Макса не возникало.
***
Макс закрыл ключом входную дверь и разулся. В темноте он прошел на кухню и достал из холодильника минеральную воду в бутылке 0,6 л. Их запас составлял несколько штук. Пива у Макса в холодильнике не водилось. Вообще, состав постоянных продуктов в холодильнике был однообразен. Он мог позволить себе куда больше, но позволять себе этого не требовалось. Организм прекрасно обходился тем, что имелось. Вообще, Макс мог долго отказывать себе в чем-то, не страдая особо от этого. Так повелось у него с детства, но никто об этом не знал, поэтому наблюдающие со стороны его монашеское к себе отношение, внутренне побаивались его. И неудивительно. Людям свойственно бояться тех, кто способен добровольно испытывать лишения, смотря на это как на нечто естественное. Ведь тогда возникает закономерный вопрос: если он способен нормально обходиться без такого количества вещей, может, у него вообще нет слабостей? Силы воли Максу было не занимать, это правда.
Выпив минералки, он прошел в ванную комнату и включил горячую воду. Все это – в полной темноте. В этой квартире уже несколько лет ничего не менялось, и Макс досконально изучил все повороты и выемки, все подвохи, которые только могли таить в себе темные углы и неровные поверхности. Ему не нужен был свет, чтобы видеть. Как ночное животное, Макс без проблем ориентировался без него. И не только в своей квартире, но и во многих других местах, ему неизвестных, местах, где он по долгу службы бывал впервые… Рыцарь Меча Правосудия носил еще одно прозвище, которым коллеги наградили его во время одной облавы на заброшенную фабрику, где было логово серийного убийцы, сбежавшего из психушки. Именно Макс указал точное местонахождение маньяка, пребывавшего в трансе. Макс пошел туда один, не имея с собой никакого спецоборудования для ночного видения. Это было в начале его стремительной карьеры. Прежде чем стать Рыцарем Меча Правосудия, Макс уже был Бешеным Кротом. Это забавное прозвище он получил как раз в ходе данной операции. В полной темноте крот вырыл нору к подножию камня, на котором почивала гадюка. Такое не могло пройти незамеченным. Так и появилась легенда о невероятном «чутье» этой полицейской ищейки. Макс не возражал против своих кодовых имен, находя их весьма оригинальными. Лишний грамм подобной славы никому еще не мешал.
Бешеный Крот вошел в спальню и не спеша разделся. Потом опустился в кресло и, вытянув ноги, слушал, как из крана в ванну льется вода. Он был расслаблен и отрешен от всяких мыслей. По крайней мере, так казалось. Его веки были опущены, а лицо выглядело умиротворенным. В своем медитативном состоянии он пребывал довольно долго. Потом, в один миг, подорвался с кресла и направился в ванную комнату, где выключил кран и залег в воду.
***
Макс и вправду пребывал в странном состоянии. Пока открытые поры кожи вбирали в себя жар воды, сознание Макса было далеко в отрыве от происходящего. Под опущенными веками возникали видения, сменялись другими… Поначалу размытые, через некоторое время они вдруг резко обозначивались в контурах и цветах, наливались кровью, став объемными. Макс бессознательно втянул в себя воздух, как бы вместе с ним вдыхая в тело эти образы. И они заполнили его.
…маленькая девочка лежала, свернувшись калачиком, подтянув колени к подбородку, обхватив их тонкими ручонками. Она рыдала и звала на помощь. Все ее хрупкое тело сотрясалось в конвульсиях ужаса и отчаяния, ее состояние передалось Максу. Только он того не замечал, пребывая в трансе. Вода уже переливалась за борт ванны, так сильно его лихорадило. Но он весь был сейчас – она. И она боялась, очень сильно боялась. Объект ее панического страха находился где-то рядом, и в то же время нельзя было конкретно обозначить его параметры. Макс пытался ощупать пространство, войти в контакт с объектом страха, но сделать это у него не получалось. Не может же она бояться всю тьму? Он переместился полностью в ее контуры, соединился с ее духовным телом и отпустил себя настолько, чтобы ее ощущения захлестнули его, как потоп, чтобы дать им течь через него свободно. Он сосредоточился на этом потоке и вот уже поймал его и отдался ему. И в этот самый момент нечто жуткое вцепилось в него, какой-то сгусток тьмы, он переливался, он словно кишел и дышал, и шептал, и он рос, рос стремительно. Панический ужас охватил Макса, этот сгусток засасывал его, и Макс стал задыхаться. «ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!» Макс пытался вырваться, мысленно изгнать тьму, приказать ей уйти, но она не повиновалась. И сквозь ее пелену, как сквозь мутное почерневшее зеркало, Макс увидел девочку: она стояла и смотрела на него своими пронзительными глазами. Ее губы шевельнулись, и Макс прочел по ним: «ТЫ».
И вдруг все резко оборвалось.
Макс очнулся, кашляя, отплевываясь, нелепо бултыхаясь в ванной. В комнате бренчал телефон. Бешеный Крот вылез из ванной и, оставив за собой лужицы на кафеле, голый выскочил в коридор.
«Макс Вон слушает. Так. Сколько лет? Ага. Когда это произошло? Я понял. Скоро буду. Без меня ничего не предпринимать».
Макс выхватил полотенце с полки шкафа и наскоро вытерся. Его тело и сознание пребывали в непонятном ему самому возбуждении. И привел его в это состояние звонок.
Один вопрос не давал Максу покоя: почему его решили привлечь к такому пустяковому делу, как побег какой-то замарашки из глухого приюта?
Чутье подсказывало Бешеному Кроту, что начинается нечто весьма любопытное. Ощущая сильный прилив бодрости, Макс покинул квартиру.
Глава 6
У каждого свой метод
В кабинете шефа Макса ждали двое: собственно, сам шеф, угрюмый толстяк с помятой физиономией уставшего от жизни человека. Он стоял, опершись на стол. И еще один. Худой, высокий, нервный тип. Тот, второй, сидел и стучал пальцами по крышке стола, когда Макс вошел в кабинет.
- Это он? – худой вскинул голову на шефа, тот кивнул.
- Здравствуйте, - поздоровался Макс и, придвинув стул, уселся напротив худого, лицом к лицу, сразу же начав внимательно изучать внешность собеседника.
Худой стал еще заметнее нервничать.
- Макс, это Эдвард Хоуп, директор закрытой государственной школы-интерната для детей-сирот. Я говорил тебе по телефону.
- Да, я понял. Рассказывайте.
- Макс не любит предисловий.
- Это заметно, - попытался пошутить Хоуп, но как-то сразу осекся. Спустя некоторое время он начал, - Ив Маннергейм, семнадцать лет. Прошлой ночью она сбежала из школы. Мы не стали сразу обращаться в полицию. Понимаете ли, наша школа располагается в старом особняке, рядом лес. Мы не думали, что она могла далеко уйти, и надеялись, что обойдемся без помощи вашего брата. Но… мы ошиблись.
- Как долго она находилась у вас?
- С 5 лет. Ив Маннергейм все время, начиная со своего рождения, пребывала в закрытых учреждениях. Никто и предположить не мог, что она способна на такое. Полиция закончила прочесывать лес несколько часов назад, и поиск оказался безрезультатным. Ей удалось не заблудиться в нем.
- Это любопытно, конечно. А теперь, если можно, давайте перейдем к конкретике. Вы, вероятно, знаете, чем я занимаюсь – ведь это была ваша инициатива обратиться к моей помощи.
Хоуп заерзал на стуле.
- Да, да… Мне нужны именно вы. Ваши рекомендации… безупречны.
- В полиции, вероятно, уже заведено дело о пропаже ребенка?
- Да, заведено…
- И патрули прочесывают окраины города.
- Да, прочесывают…
- Вот и славно. Так при чем тут я в данном случае? Это не мой профиль.
- Макс, давай выйдем на пару слов, - шеф кивнул директору, и Макс поднялся. Они вышли в коридор.
- Что там произошло? – сразу спросил Макс. – Тут нечисто, это ясно. Зная специфику моей работы…
- Он сам тебе все расскажет. Ты не представляешь себе, каково финансирование этой операции.
- Девчонка золотая? Внебрачная дочь мэра города? Надеется купить наше молчание?
- Уже купил.
Макс поежился.
- Почему я? Вы знаете, я не привык так мараться.
- Ты сам поймешь, почему ты, когда он расскажет тебе больше деталей.
- А если я откажусь? У меня есть выбор?
- Нет.
- Ясно.
- Ты не подставляешься, ты можешь не знать. Ответственность на мне. А ты – просто моя лучшая ищейка, Бешеный Крот. Не ты отдал распоряжение, ты всего лишь исполнишь его.
- Как и всегда, - Макс развернулся и возвратился в кабинет. Шеф остался стоять в коридоре.
***
- Итак, - Макс снова подсел к Хоупу, уставившись ему прямо в глаза. – Я весь внимание.
Хоуп вытянул руки перед собой на столе и спокойно заговорил:
- Ив Маннергейм – не просто малолетняя безотцовщина. Как вы верно поняли, по такому пустяку никто не стал бы ворошить свои большие связи, ища помощи. Этот ребенок – стратегический объект государственной важности. Она содержалась в нашей школе на отдельном финансировании и при особом режиме. Эта девочка была заживо похоронена после рождения и обрела вторую жизнь, а вместе с ней и дар ясновидения и медиумизма. Все материалы об этом вы получите в свое распоряжение, когда мы закончим. Нами было получено специальное разрешение на проведение серии экспериментов по выявлению и развитию ее способностей. Эти эксперименты не всегда носили безобидный характер.
Тут до Макса все дошло: ребенка пытали с одобрения правительства, это они и пытаются замылить от общественности. Полицию отстранят, это ясно.
- Растили из нее сверхчеловека?
- Что-то вроде. Мы собирались подготовить ее морально и физически к предстоящей работе.
- Я понял. Информация о ней не должна попасть в прессу. И мы должны найти ее в ближайшие пару дней. Мне нужны все материалы по делу. Фото, личные вещи, медицинские карты, образцы крови, если есть – все. Даже то, что вам покажется не особо важным.
Недоуменный взгляд Хоупа не смутил Макса – и не такие взгляды видал.
- Специфика моего метода. Вы, видимо, не все о ней узнали. Одно я скажу вам точно – впрочем, это самоочевидно – она рано уяснила себе ваши уроки, эта девчонка.
- Даже слишком.
- И… много таких? Таких, как она?
- Вы имеете в виду, в наших закрытых учреждениях? Прилично.
- Хм. Мне повезло, что я не додумался болтать об этом в свое время, - усмехнулся Макс, поднимаясь со стула и демонстрируя тем самым, что разговор окончен. – Поэтому теперь я здесь. А она скоро окажется в ваших лапах, и будущего у нее нет. Несите материалы.
Хоуп проводил Макса изумленным взглядом.
За дверью стоял шеф. Макс кивнул ему и направился к автомату – купить энергетик. Ночь предстояла длинная.
***
Когда материалы были доставлены Максу в кабинет, тот разговаривал с шефом. Шеф курил.
- Если тебе понадобится что-то от меня – звони. Я домой.
- Мне, возможно, нужно будет сгонять в эту школу. Не знаю еще пока, как скоро. Надо, чтобы Хоуп знал.
- Я предупредил его. Он будет во всем помогать тебе, заинтересован, - шеф ухмыльнулся. Макс молчал.
Через несколько минут он уже сидел у себя и рассматривал последнее из сделанных фото Ив Маннергейм – на нем ей было шестнадцать. Фото было сделано после окончания учебного года. Внешность непримечательная. Заподозрить наличие сверхспособностей в этой хрупкой на вид, тонкого сложения девушке с обычной внешностью не представлялось возможным. «Как и со мной», промелькнуло в сознании Макса. Аккуратное лицо, острый подбородок, очерченные губы, темные глаза, длинные волосы. Вообще, при беглом осмотре фото замечались только темные волосы и темные глаза. Какие глаза… Сильный взгляд, это не ускользнуло от Макса. «Волевая девушка, страдала долго. Не удивлюсь, если пыталась что-то с собой сделать. И, однако же, убежала в лес. Не ведает страха. И притом, обладая таким тягостным даром, она должна испытывать страх. Даже нет, не страх, ужас. Приступы ужаса». Макс вдруг заметил, что невольно испытал внутри нечто похожее на симпатию, по отношению к Ив. Никогда еще ему не приходилось иметь дела с людьми, похожими на него. И вот, наконец, ему представилась такая возможность. «Где же ты, Ив?», вздохнул он.
На столе перед ним лежал скудный набор ее личных вещей: пижама, книжка об Алисе в стране чудес, медицинская карта (врожденных заболеваний нет, приобретенных хронических – тоже). Макс повертел в руках книжку, подумав: «Да… вот тебе и страна чудес, милая: грязный, полный убийц, воров и нищих город». Пролистав книгу в надежде найти какие-нибудь пометки карандашом, Макс разочарованно отложил ее в сторону. Тем не менее, пока он держал ее в руках, в его сознании промелькнула картина: пожилой профессор Кэролл гребет веслами, рассказывая маленькой девочке с подстриженными волосами, в белом платье – мисс Лиддел (мисс Маннергейм) – сказку. Видение исчезло, но оставило за собой послание, проступившее на полотне его сознания: «Она доверится такому». «Чутье» включилось в работу.
***
Макс поднес пижаму к носу и закрыл глаза. Спустя несколько секунд слабая тонкая дрожь прошла по всему его телу: от головы до подошв. Он вдыхал и вдыхал, сердце забилось сильнее, ладони вспотели. На внутренней стороне век мелькали цветные пятна. Наконец, там обозначился контур Ив, он наливался кровью, кровь бежала по венам и артериям, Ив оживала. А Макса уже трясло… Запах ее плоти вошел в него, смешался с его кровью и по сосудам заполнил его всего, каждую клетку его тела. Теперь Макс причастился Ив. Он отключал мозг, давая зеленый свет чутью.
…он увидел ее ноги, ломавшие мелкие опавшие ветки, мелькание ног в полумраке. Запах мокрой земли и недавнего дождя бил в нос. Макс как будто летел вперед, его несло вперед безостановочно. Ив задыхалась, но продолжала бежать сквозь чащу. Она не могла ни передохнуть, ни упасть. Это означало бы смерть. Она знала и бежала – из последних сил, и из тех сил, что появляются, когда истаивают последние силы…
Видение исчезло.
Макс трепетал от нервного возбуждения, его тело горело. «О, сколько в ней энергии! Она – бегущий огонь…».
Он бросил пижаму на стол и схватился за голову, осознав, что наблюдает чужеродные явления в своем существе. Собственное тело не слушалось его. Прикосновение к почти материальному образу Ив что-то сделало с ним, запустило какие-то неизвестные ему, скрытые или бывшие мертвыми до сего мига процессы. Он четко ощутил пламя, бегущее по рукам к груди и обратно. Вся комната наполнилась ее запахом, от него некуда было спрятаться. В животе искрил и колыхался горячий сгусток.
Макс понял, что должен найти ее. Обязан. И дело не в инквизиторе Хоупе и его негласной закрытой тюрьме. Он должен найти Ив – для себя.
Макс выключил свет, вышел и закрыл кабинет. Ему предстояло совершить поездку. А, возможно, и кое-что еще, что может за ней последовать.
«Держись, девочка, я иду за тобой», глухо пробормотал Макс, входя в лифт.
Глава 7
Охота начинается
Вся поездка по ночной трассе заняла мало времени: машина летела как сумасшедшая. Макс притормозил у ворот школы, и, выйдя, набрал Хоупа. Ему ответили, что его ждут. Ворота открыли автоматически и, как только Макс проникнул на частную территорию, ворота стали закрываться.
«Очень интересно. Ив перехитрила автоматику». Макс огляделся и заметил, что ворота стоят вплотную к деревьям, и стало все понятно. Ив не могла вскарабкаться по железобетону, но она могла неплохо лазать по деревьям… И даже если бы наверху была протянута колючая проволока, она преодолела бы и ее, оставив тюрьме на память о себе кусочек плоти, содранный колючками. До ушей Макса донесся очень слабый шорох; он обернулся и заметил силуэт человека, шедшего навстречу через огромную лужайку с фонариком в руках.
- Роджер Беннингтон, - представился тот, подойдя и протянув руку. – Заместитель Хоупа.
- Макс Вон, криминалист, - отчеканил Макс, не протягивая руки.
- Я наслышан о вас, сэр, - учтиво произнес Беннингтон. Казалось, вызывающий жест Макса его нисколько не смутил. – И о ваших манерах.
- Мои манеры часть меня, с ними придется свыкнуться.
- Лично меня это не затруднит. Сегодня вечером я ваш гид.
- Будем смотреть катакомбы, увешанные орудиями пыток, и слушать далекие отзвуки стенаний истерзанных детей, сочащиеся с холодных слизких древних стен? – холодно спросил Макс. – Впрочем, это неудачная шутка. Ваша школа напоминает классический особняк с привидениями из фильмов ужасов.
- Не вам одному.
Они шли через лужайку к главному входу, Беннингтон светил фонариком.
- Вы часто сталкивались с мисс Маннергейм по долгу службы? – перешел к делу Макс.
- Нет. Лично с ней я почти не общался. Но я был, конечно же, в курсе того, что она из себя представляет, и каковы намерения заинтересованных лиц в отношении нее. «Тоже мне конспирация», подумал Макс.
- То есть, вы следили за ней сугубо по протоколам экспериментов.
- Да. И наблюдал в среде ровесников, конечно.
- Я думаю, у нее не было друзей.
- Вы не ошиблись.
Беннингтон налег на массивную дверь, и они друг за другом вошли в холл. Охранник подорвался было с места, Беннингтон сделал ему знак рукой, и тот вернулся к себе на пост.
- Сколько вам лет? – поинтересовался заместитель директора.
- Двадцать семь, - равнодушно ответил Макс. И тут же задал встречный вопрос, - У вас есть дети?
- Да. Двое. А почему вы спрашиваете? – насторожился Беннингтон.
- Вам ее не жалко. Я знаю, что не жалко. Но вы ведь не желали бы подобной участи своим чадам.
- Я ничего не мог сделать.
- Даже если бы и могли – не сделали бы. Так устроено человеческое существо. Инстинкт самосохранения.
Они поднимались на второй этаж.
- Справа – крыло для девочек. Туда мы и направляемся.
«Как мрачно тут. Даже днем почти нет света. Склеп», - отметил про себя Макс, осматриваясь по сторонам.
- Жутко?
- Что-то вроде. Напоминает место, где я провел первые годы своей жизни.
- И что это было за место, если не секрет?
- Догадайтесь. Меня усыновили, когда мне было семь лет. Правда, потом сдали обратно.
- Так вы тоже приютский. Любопытно. А почему сдали?
- Хм. Испугались. Ее кровать в той комнате, в конце коридора.
- Да… - ошеломленный услышанным, Беннингтон затормозил. – Как вы узнали? Вы тут раньше бывали?
- Нет. Просто ее запах тянется оттуда.
Удивлению Беннингтона не было предела: что за человек перед ним?
***
Макс принюхивался. Какое скопище разных запахов: запах агрессии и запах тревоги, запахи ненависти и обиды. И щекочущие запахи угловатых, незрелых, полных ядовитого сока юности девчачьих тел, в самом начале проявления своей сексуальности. Макс знал эти запахи – они привлекали педофилов в места скопления подростков, как свежая кровь раненной лани привлекает шакалов. В их извращенных фантазиях мелькала упругая плоть, но истинно влек их именно запах. Макс чихнул.
- Извините. Слишком сильно пахнет. Где все девочки?
Огромная комната, заполненная койками, была пуста. Кровати застелены.
- Они в другом крыле. Тут рыскали ваши, мы переместили девочек подальше.
- Ясно. Я поработаю тут, вы не против?
- Вы имеете в виду, мне надо выйти?
- Да, вы верно поняли.
- Конечно.
Беннингтон быстро покинул спальню, прикрыв за собой дверь. Он отошел в сторону и набрал своего шефа.
- Тут Вон. Он сейчас в большой спальне в южном крыле… Не в курсе, он дал мне понять, что я лишний, я вышел. Вы знали, что он – сирота? Да, я понимаю, но все же…
На другом конце линии четкий, не терпящий возражений голос ответил:
- Он – профессионал. Его методы странны для вас с нами. Но не нам судить. Макс никогда не промахивается. А то, как ему это удается, нас не волнует. Он найдет девчонку. И если для этого ему придется в прямом смысле рыть землю носом – не удивляйтесь. Вы должны ему доверять.
- Я понял. Доброй ночи.
В нервном напряжении Беннингтон оперся о стену и, сложа руки на груди, вслушиваясь в тишину, стал ждать. Из-за двери не доносилось ни звука.
***
Через несколько минут Макс вышел в коридор. Его ноздри раздувались, а глаза блестели; он походил на возбужденного зверя. Однако голосом не выдал своего крайнего волнения. Совершенно спокойно он сказал:
- Я закончил. Пора возвращаться в город и продолжить расследование уже там.
Беннингтона распирало любопытство.
- Вы нашли какие-то зацепки?
- Вероятно. Сейчас самое важное – отсечь варианты. Понять, жива она или нет. И если жива, то где именно ее нужно искать. То, что вы обрыскали лес и не обнаружили тело, еще ни о чем не говорит.
- Позвольте, но…
- Есть нюансы. Сейчас нет времени это обсуждать. Я должен работать дальше.
- Конечно, - разочарованно вздохнул Беннингтон и проводил гостя до ворот.
Макс сел в машину. Он знал, что заместитель провожает его взглядом, и сделал вид, что действует по плану. Но как только он зашел в поворот, машина встала. Макс выключил фары, заглушил мотор. Автомобиль у обочины почти слился с ночной тьмой. Настало время действовать.
А Беннингтон, зайдя в комнату после Макса и бегло оглядев кровати, заметил, что поверхность одной из них смята. Он вспомнил, как выглядел криминалист, выйдя из спальни девочек, и в его голову закрались нелепые подозрения… Но они оказались напрасными – кровать была незапятнанна. Так что же он тут делал в таком случае?..
***
Макс стоял у обочины, полностью расслабленный. Перед ним возвышалась стена глухого леса, того самого, через который совершала свой отчаянный побег семнадцатилетняя Ив Маннергейм. Макс знал, что она там была. Находясь в той комнате, он провел эксперимент, подтвердивший слова заместителя. С помощью особых манипуляций с собственным сознанием Макс настроился на нужную волну и увидел, что произошло на самом деле. И не только увидел, но и ощутил. Ее запах тянулся на улицу, она и вправду сбежала в лес, и теперь он намеревался убедиться в верности своих дальнейших умозаключений. Макс полагал, что Ив жива, и знал, как найти тому подтверждение. Было два способа: один простой, второй сложный. Макс выбрал второй, ибо второй походил на игру и требовал от него куда больше усилий. И второй, именно второй способ подтверждал его легендарное прозвище «Бешеный Крот». Макс собрался не искать Ив. Макс собрался подключиться к Ив.
Втянув в себя холодный зимний воздух, Макс закрыл глаза. Через несколько секунд через его тело, от груди к рукам побежали горячие искры. Пространство вокруг него заколебалось. Тело Макса подрагивало, он подключался. Через некоторое время он открыл глаза, но взгляд этих глаз, замутненный, испуганный был не его взглядом. Повинуясь чьей-то посторонней воле, Макс сорвался с места и устремился, не глядя, в самую густоту темноты – в чащу.
Когда он очнулся, то увидел, что лес кончился, и он стоит у обочины. Его машины рядом не было. Зато по трассе, прорезая фарами тьму, неслись другие машины – по объездной они ехали в город. И Макс все понял. Глядя на свои заляпанные, мокрые ботинки с прилипшими к ним сучками и обрывками палых листьев, он убедился в собственной правоте – и облегченно вздохнул. Ее запах висел в воздухе. Он был свежим и теплым. Она была тут, тут она выскочила на трассу – на трассе запах терялся, значит, Ив поймала попутку.
Значит, искать ее нужно в городе.
Город она не знала. Куда могла пойти девушка в таком случае?
Ее запах в лесу был свеж.
Ив не могла умереть. Нет. Пройдя через лес, преодолев мрак и ужас глухого леса, Ив не могла погибнуть в городе, среди людей. Нет. Только не теперь.
Сердце Макса бешено колотилось.
Он должен был успеть.
Макс набрал Хьюстона, своего помощника. Часы показывали без четверти два.
- Мне нужна полицейская сводка происшествий за прошлый день. Начиная с той ночи и заканчивая этой ночью. Все. Даже самые мелкие. Через два часа я буду в офисе, материалы должны быть у меня. Свяжись с кем надо. Скажи: срочное дело.
***
Пока Макс брел по трассе, возвращаясь к брошенной рядом с интернатом машине, он размышлял, как Ив могла выжить в этом беспощадном городе. Пользовалась ли она своими способностями? Такая маленькая и хрупкая, она вполне могла стать жертвой молодых разгоряченных парней, этих безмозглых самцов, регулярно оставляющих после себя сотни девиц с разворошенным нутром и покромсанными лицами. Больше всего на свете Макс боялся, что Ив погибла. Или погибает.
Попробовать подключиться к ее образу в городе было гораздо сложнее – слишком много помех. Но так можно было выяснить, дышит она еще или уже остывает. Здесь, в безлюдном лесу, она оставила мощный энергетический след, который и вывел его к трассе.
Макс не хотел верить, что Ив не выжила. Такой шанс не выпадет ему дважды в жизни – встретить подобного себе. И Макс вцепился в него мертвой хваткой. Найти ее живой – во что бы то ни стало.
Глава 8
Неожиданная зацепка
Когда Макс добрался, наконец, до офиса, было четыре часа утра. Охранник мельком взглянул на него и кивнул: все давно привыкли, что Крот может появиться на работе в любое время. Макс потирал ставшие тяжелыми веки, пока лифт полз на его этаж. Он устал, и это было очевидным: до машины пришлось добираться пешком по трассе, потом была езда, во время которой в кабине гремела музыка, чтобы Макс случайно не задремал, держа руки на руле. Ему срочно требовалось хотя бы два часа отдыха, но позволить их себе он не мог… Поэтому эксперт Вон первым делом налил себе двойной эспрессо без сахара из кофемашины, и, морщась, быстро выпил его. Секретарь ночной смены уже оставил распечатку требуемых данных на столе: Хьюстон позаботился. Макс потянулся, покрутил шеей, выгнул пальцы так, что хрустнули позвонки. Мало-помалу, по телу разливалась энергия – черная бодрящая жидкость начала действовать. Крот взял распечатку и бегло просмотрел ее: ничего подозрительного, ничего, вселяющего надежду… Лист опустился на стол, криминалист откинулся на стуле. Нужно было расслабиться и придумать, что делать дальше. Потому что на данный момент дело зашло в тупик.
Макс решил рассуждать – больше ему ничего не оставалось.
Семнадцатилетняя девушка пересекла лес и вышла на трассу. Вот он видит ее: она стоит взъерошенная, пугливо озираясь, ее сердце бешено колотится. На ее ботинках сучки и кусочки листьев. Ее щеки горят от бега. Она понимает, что нужно поймать попутку до города, но ей страшно. Потому что она также понимает, что может сесть не в ту попутку…
Макс вздрогнул. Необходимо прочесать канавы вдоль трассы. Но от одной мысли, что они могут найти там ее задушенное тельце со спутанными волосами, землей под ногтями, лежащее в неестественной позе, со спущенными джинсами и разорванным чревом… Максу стало дурно.
Он взял сотовый и позвонил своему шефу: «Извините, что так поздно, сэр… Нужно прочесать канавы вдоль трассы между городом и школой. Я выяснил, что она села в попутку, но вот доехала ли, не уверен… Надо осечь худший вариант. Вы отдадите приказ?».
Итак. Пока спецгруппа будет прочесывать трассу, ему, Максу, нельзя сидеть сложа руки. А что он, собственно, может сделать?
Рассуждать дальше.
Итак, Ив села в машину к незнакомцу. Предположим, что этот человек оказался хорошим. Хорошим, то есть порядочным. Она ведь должна была попросить его высадить ее где-то. Куда могла пойти девушка, у которой нет родственников в незнакомом городе, и нет денег?
В том-то и дело, что идти ей некуда.
Макс хлопнул ладонью по столу. Его затрясло.
Идти ей было некуда и маловероятно, что в такое позднее время на трассе она села в машину к порядочному человеку, который не посмотрел на то, что одинокая девушка вышла из леса и ловит попутку и не знает, куда ее подбросить, и не воспользовался этим, о боже…
Макс вдруг ощутил, что он бессилен, а он никогда не чувствовал бессилие. Попытавшись взять себя в руки, он уговаривал себя, что сделал все, что от него зависело, и сейчас настал тот момент, когда у него попросту связаны руки. Если спецгруппа донесет об успешной операции и подтвердит, что тело не обнаружено, он будет думать дальше. Но что он может сделать сейчас? Видимо, ничего…
И Макс заставил себя развернуться и пойти к выходу.
Рабочий день, вероятно, был окончен.
***
Макс вернулся на квартиру в пять утра. До рассвета было еще далеко. Поскольку график у него ненормированный, он мог спать теперь до первого звонка по телефону – все равно никаких зацепок не имелось.
Странное оцепенение напало на Макса. Он оглядывал квартиру, стоя в коридоре, и внезапно остро ощутил то, чего никогда ни в ней, ни в предыдущем жилье не ощущал – пустоту. Он вдруг представил, что открывает входную дверь, тихо, очень аккуратно, чтобы не разбудить ее, прокрадывается в коридор, оборачивается, и встречается с ней глазами. Вот она стоит в дверном проеме его спальни: маленькая, сонная, кутает свое стройное тело в плед и смотрит любящими глазами, блестящими во тьме. «Прости, я разбудил тебя», тихо говорит он, чувствуя за собой вину. «Ничего, я все равно не могла уснуть, ждала тебя», ответит она ему, медленно подойдет и прислонится к его плечу, а он склонится и благодарно поцелует ее в висок. И так будет всегда: он будет возвращаться, а она будет его ждать: бодрствуя или во сне. Теплое любящее существо. И он с несвойственной ему нежностью будет обнимать ее сзади, окунаясь в запах ее волос, закрывая ее своей сильной рукой от внешнего мира.
В груди защемило. Видения рассеялись, Макс провернул ключ в замке и оставил его там висеть. Не разуваясь, прошел в ванную и включил горячую воду.
Он понял, что нечто захватывает его все сильнее, и если он позволит себе расслабиться, это ни к чему хорошему не приведет. Ведь жил же он как-то без этого, и ничего. Ведь жил, да..?
***
Во сне его мучили неясные картины. Как будто отрывки воспоминаний рождались они в его воспаленном мозгу. Был светлый осенний день. Женщина суетилась по дому, характер суеты был радостный. Судя по очередности ее действий, ожидались какие-то гости. Веранда сверкала, женщина расставляла тарелки на столе, ее красивый профиль, мягко окутанный солнечным светом, был Максу знаком. Он наблюдал ее сквозь решетку перекрещенных веток, покрытых цветными листочками. Она его не замечала. Еще бы. Его укрытие было надежным, он долго его выбирал. Макс стал отступать, и внезапно хрустнула ветка под ногой. Сердце Макса бешено заколотилось, так больно, что сдавило грудь. Он куда-то бежал, не разбирая дороги, спотыкался, хватался за ветки и кусты, пока не выскочил к железнодорожным путям. Согнувшись пополам, он пытался отдышаться и прийти в себя. Но укрыться от свершившегося было невозможно, мысли раз за разом возвращались к тому, что произошло пятнадцать минут назад – к ее испуганному взгляду, брошенному в его сторону, и он понимал, что не может поклясться, что их глаза не встретились в переплетенье ветвей… Но разве теперь это могло иметь значение? Но Макс дышал, дышал, и все не мог восстановиться, ему казалось, что чья-то рука сжимает его горло, и он задыхается… Нет, не трогай меня, тебя не существует, думал он. А воздух стремительно выходил из легких…
Резким порывом Макс заставил себя пробудиться.
Было девять часов утра. Сквозь жалюзи пробивался слепящий свет. Крот провел рукой по лицу, ощутив под пальцами противный липкий пот. Всего лишь кошмар, сказал себе он и взял телефон со стола. Удивительно, но там был пропущенный звонок, который он не услышал.
Макс нахмурился. Но в следующее мгновенье прилив возбуждения накрыл его: он уже нажал ответный вызов.
- Да, босс. Простите, я проспал… Что, говорите? Чисто? Да, спасибо. Я скоро буду. Еще раз извините.
Макс сбросил звонок. Его лицо озарила улыбка: прочес окончен, тело не обнаружено. Он повернул лицо – туда, где была пустующая половина кровати.
Ему снова дан шанс. Он не должен его упустить.
***
В половину одиннадцатого шевроле Вона припарковалось на стоянке Управления. Макс зашел через служебный вход. В холле у лифтов поздоровался с коллегами из других отделов. Ему не терпелось переговорить с шефом.
Выйдя из лифта он прямиком направился к начальству. Секретарь дневной смены знал, что у Крота есть негласное право входить в кабинет босса без предупреждения, и посему просто сообщил, что совещание с членами администрации закончилось буквально пятнадцать минут назад, и шеф сейчас у себя, вероятно, ведет переговоры по скайпу. Макс кивнул и постучал, потом сразу же вошел, еще раз кивнул и сел в кресло, стоящее в углу у входной двери.
Шеф договорил и вышел из сети.
Макс начал без промедления:
- Во время моего посещения школы нынешней ночью я нашел подтверждение версии о побеге. Ив Маннергейм покинула здание школы, перебралась через высокий забор посредством близ стоящего дерева, поранилась о колючую проволоку, но в целом не повредилась – ушиба конечностей при падении по ту сторону забора я не увидел. Далее она пошла прямиком через лес и вышла к трассе. Там она поймала попутку и въехала в город. Здесь ее след теряется. Не буду от Вас скрывать, у меня нет предположений, куда она могла попасть. Я просмотрел сводку происшествий и ничего подозрительного не обнаружил. Ей некуда было идти, совершенно. Поэтому, признаться, я удивлен (а про себя подумал: обрадован), что она вообще добралась до города живой.
- Макс, я понял. Вот, что есть у меня и моих ребят: прочесываются все помойки и заброшенные места: заводы, пустыри. Полиция опрашивает дворников, продавцов ночных магазинов и киосков, водителей автобусов. Вкупе выявляется следующее: ничего. Ты понимаешь, что это значит.
- Догадываюсь… - хмуро ответил Макс. – Но если ее кто-то похитил и держит у себя… Как мы ее найдем? Опрашивать придется слишком многих. Обшарить все частные сектора, опросить всех соседей, видели ли они, чтобы ночью кто-то поздно возвращался к себе домой. Он заехал в гараж и выгрузил ее оглушенное тело. Далее он скорее всего связал и спрятал ее в подвале. И он проехал по городу, не вызвав подозрения. Полицейские его не остановили. Значит…
- Значит, либо она уже лежала без сознания в багажнике, связанная и с кляпом во рту. Либо сидела рядом с водителем и мило болтала.
- Это усложняет дело.
- Да, Макс. А времени все меньше. Что мы будем делать?
- Если мы правы, и она похищена… - Макс чувствовал, что теряет контроль над эмоциями, и волевым усилием пытался сдержать отчаяние, проступавшее на его лице и в нервной дрожи рук.
Его выручил шеф:
- Я поговорю с Хоупом. Ты тут бессилен. Если мы нападем на след, обнаружим хоть какую-то зацепку, есть смысл тебя подключать. А пока я не вижу, что ты можешь сделать. Ты ж понимаешь, я это объективно говорю, ты знаешь…
- Да, знаю. Я знаю, как Вы ко мне относитесь, сэр. Я все понимаю. К сожалению, должен с Вами согласиться… Извините.
Макс вышел из кабинета, еле сдерживаясь.
Он понял, что должен найти выход. Ситуация критическая, и сидеть сложа руки он просто не выдержит. Он, Макс Вон, известный своей поразительной выдержкой, на грани срыва.
Макс вошел к себе в кабинет и затворил за собой дверь. Прислонившись к стене, он закрыл глаза.
Что делать?
Он мог попробовать подключиться к Ив. Это было сложно, но он мог попробовать. Больше ему ничего не оставалось. Он прошел к столу, вытащил из ящика принесенные Хоупом вещи Ив, разложил их на столе и уставился на них.
«Ну же, детка, помоги мне найти тебя», взмолился он, «Дай знак».
В этот момент затрезвонил стационарный телефон. Макс в изумлении уставился на него, как будто в первый раз видел.
На самом деле этот телефон звонил крайне редко. Макс поднял трубку, это был Хьюстон, по внутренней связи:
- Сэр, извините за беспокойство. Вас ищет один человек. Некий господин Ламберте, Вам случайно не знакомо его имя?
Макса передернуло. Он ощутил, как холодеют пальцы, сдерживающие трубку, но спокойным голосом ответил:
- Нет, не знакомо. Что ему нужно? Я очень занят.
- Я так и сказал ему, но он говорит, что дело важное, и ему нужны именно Вы. Это связано с каким-то давнишним событием. Говорит, только Вы можете ему помочь.
- Хм… Ладно, пусть заходит ко мне. Через пару минут.
- Да, сэр.
Макс ударил трубкой о базу. Ламберте? Сейчас? Какого хрена ему понадобилось??
Он быстро спрятал вещи Ив в ящик стола и сел.
Какая бы причина не принесла этого писаку сюда, он не должен узнать ничего из того, что его не касается.
Когда посетитель после робкого стука заглянул в кабинет, Макс как ни в чем не бывало кивнул и пригласил гостя занять место напротив. Ничто не выдавало в нем бурю чувств, которой он был охвачен две минуты назад.
***
Однако в следующие мгновения произошло нечто невероятное. Макс резко изменился в лице: его и без того выразительные глаза округлились и вылупились на Ламберте, отчего тому стало не по себе. Лицо Макса покрылось смертельной бледностью: кровь отхлынула от него.
- Простите, я… - начал было Филипп и осекся.
- Простите, что? - Макс тряхнул головой, выходя из оцепенения. Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла слишком широкая, и быстро сошла на нет.
На миг Филиппу показалось, что перед ним сидит безумец. Но в следующий Макс уже взял себя в руки.
А дело было вот в чем – Филипп не мог догадаться, конечно же, - Макс не верил собственным ощущениям, настолько они были четки и остры. Но когда шок прошел, он больше не сомневался, и теперь только одно чувство владело им – удивление.
Филипп Ламберте весь был окутан запахом Ив, весь бы им пропитан, и Макса раздирали противоречивые чувства, которые он изощренно скрывал под маской хладнокровия и безразличия, прилагая огромные усилия воли. Все это казалось ему немыслимым, но спорить с фактом он не мог – так или иначе, теперь он знал, в чьих лапах находится его девочка.
Неужели этот пройдоха настолько глуп, что явился с повинной?
Глава 9
На крючке
- Я Вас внимательно слушаю, сэр, - с натянутой вежливостью обратился Макс к Ламберте. – Видите ли, я очень заинтересован Вашим визитом, так как род моей деятельности таков, что я крайне редко общаюсь с частными лицами. Из народа, - спешно добавил Макс. – Кто Вас направил ко мне?
- Никто, - голос Филиппа едва заметно дрожал. Но он был так погружен в свои мысли, что не заметил явной неприязни в голосе собеседника. – Но я Вас помню. Вы – единственное звено. Одного давнишнего события.
- Любопытно.
- Весьма… - Филипп тяжело вздохнул, тряхнул плечами и, набрав в грудь воздуха, выпалил, - Моя жена покончила с собой пять лет назад. Вы тогда были помощником детектива, который сейчас уже не работает. Вы были очень молоды тогда… Может, и не помните уже. Я – писатель. Моя жена отравилась в моем кабинете.
- Допустим. А в чем, собственно, проблема?
- Я думаю, что… - Филипп замер, бледнея, - …думаю… Ее могли убить.
Брови Вона подскочили вверх, он откинулся на стуле, но через несколько мгновений уже непринужденно болтал:
- Как часто полицейским приходится слышать подобные слова от вечно мнительных родственников, Вы и не представляете. Что ж… это понятно. Никому не хочется верить, что близкий ему человек мог так эгоистично поступить. Обиды, знаете ли, они так глубоко коренятся в нас, что мы можем и не обращать на них внимания, убеждать себя, что простили, отпустили, и в то же время они исподтишка будут грызть нас, скрываясь за самообманом нашего разума. Нам так нравится жалеть себя…
Филиппу не понравился тон, которым Макс прочел ему эту лекцию. В нем было что-то издевательское.
- Позвольте… - мягко перебил он, - Дело не в этом. Не в моей обиде. Дело в предсмертной записке. Она составлена таким образом, что невозможно считать ее доказательством самоубийства. Вы и не помните, вероятно, но предсмертное послание моей жены было отпечатано на принтере, на клавиатуре не обнаружили ни одного следа пальца. Если это была она, ей незачем было так изощряться.
- Хм… Вы понимаете, что даже если мы сейчас поднимем это дело, давно закрытое за отсутствием состава преступления, мы ничего уже не сможем доказать. У нас нет улик, нет зацепок.
- Так Вы все-таки помните.
Губы Макса сжались.
- Что Вы от меня хотите?
- Я хочу Вас нанять.
- Что? – лицо Макса вытянулось от удивления. – Нанять меня? Вы? Вы это серьезно? А что я буду расследовать?
- Убийство моей жены, - невозмутимо ответил Ламберте.
- Вы не можете меня нанять. Вы – слишком частное лицо для этого. Я ищу серийных убийц, террористов. Вы понимаете, о чем я? Ваше предложение неуместно.
- Я знаю, что Вы необычный следователь. Еще тогда, пять лет назад, когда Вы проводили обыск в моем доме…
- Достаточно, я помню, - отрезал Макс. – Я ничего не нашел подозрительного. Даже тогда. Даже в таком состоянии. С чего Вы взяли, что сейчас найду? И вообще, зачем Вам это надо? Столько лет прошло. Даже если она была убита, ее убийца может быть уже мертв.
- Я хочу знать, зачем. Следов насилия не было. Из дома ничего не украли. Зачем он ее убил?
- Он может быть мертв.
- Мы не знаем наверняка.
- Даже если так. У меня сейчас специальный заказ.
- Если бы Вы могли дать мне хоть малейшую зацепку… Может, были еще какие-то детали, о которых умолчало следствие. Вы ведь не станете скрывать, что так бывает, что родственники не всегда знают всю правду, все детали.
- Я подумаю. Сейчас мне некогда. Я Вам позвоню.
- Буду ждать Вашего звонка, - разочарованно отреагировал Филипп, вставая. – Извините. И до свидания.
- До свидания, мистер Ламберте.
Когда за Филиппом закрылась дверь, Макса закрутило в водовороте мыслей. Во-первых, его изумил сам приход Ламберте к нему: заявиться в полицию, когда у тебя на руках разыскиваемая малолетка. Что она ему сказала? Раз он явился сюда, вины он за собой не чувствовал. Смешанные чувства овладели Максом. С одной стороны, он был рад, что Ив у этого безобидного писаки. Забрать ее оттуда будет проще простого. С другой стороны, это дело… Почему сейчас?
Макс нахмурился. «Неужели… Ив? Ведь сам этот олух не мог додуматься до подобного. Он элементарных вещей не заметил».
И да, было еще одно обстоятельство, которое проливало свет на происходящее, помогая разрозненным кусочкам складываться в четкую картину: Ламберте пришел к нему, Максу. Не в полицейский участок. И просил о помощи. Это могло значить только одно: Ив не сказала ему о том, какую стратегическую важность она представляет. Он думает, вероятно, она слишком мелкая сошка, настолько частное лицо, что эксперт Вон о ней и не слышал даже. Что ж, очень хорошо… Пташки не видят нависшего над ними сачка. Охотник готов к прыжку.
***
Филипп задерживался, и волнение Ив медленно, но неуклонно перерастало в панику. Она лежала на его кровати, глядя в потолок и слушая тишину огромного дома, и когда, наконец, ее слух уловил скрипение шин по гравию подъездной дорожки, сердце девушки бешено заколотилось. Резко соскочив с постели, она бросилась к окну и слегка оттянула штору: да, это он, это его машина. Сейчас он расскажет ей, как все прошло.
Только перейдя порог дома, Филипп увидел ее и слегка опешил. В его руках пестрели пакеты из модных магазинов одежды, а лицо розовело, но явно не от уличного холода. Ив была так обрадована тому, что он вернулся, что сразу не обратила внимания на его возбужденный вид.
- Тебя долго не было, - пробормотала она, сглотнув. – Я начала беспокоиться. Ой, а что это у тебя в руках?
- Это тебе, - Филипп вытянул руку, небрежно ткнув ей в грудь охапку всех пакетов.
- Мне? – удивленно воскликнула она. – Так вот где ты был так долго! Не стоило беспокоиться…
Ив отчаянно пыталась удержать пакеты, но они так и норовили выскользнуть на ковер, она не сумела с ними справиться, и вот уже цветная груда на полу разделяла ее и Филиппа. Они одновременно нагнулись, и, принявшись собирать выпавшие платья, сорочки, джинсы и пуловеры, столкнулись взглядами. Лица обоих заливал румянец.
- Я подумал, тебе же не в чем ходить, - пробубнил Филипп, словно оправдываясь.
- В который раз убеждаюсь, что ты необычайно добрый человек, - Ив ласково улыбнулась. – Как же мне тебя отблагодарить?
- Не думай об этом, - но Ив уже потянулась к нему, и, уловив это краем глаза, Филипп попытался опустить лицо, и ее мягкие теплые губы скользнули по его скуле. Он рефлекторно зажмурился, содрогнувшись от искры, пробежавшей по всему его телу. Слишком долго он физически ни с кем не контактировал, и это невинное касание отдалось в нем чрезмерно остро и глубоко.
Казалось, это мгновение замерло… Ив стояла на четвереньках, от ее дыхания трепетали тонкие волоски за его рдеющим ухом.
- Что? - то ли простонал, то ли прорычал Филипп, не поднимая глаз. – Не смотри на меня так.
Ив откинулась назад, мягко опустив ягодицы на пятки, и с любопытством уставилась на Филиппа, сидевшего в той же позе напротив нее. Его пальцы слепо перебирали складки сваленных в кучу платьев. Ее взгляд соскользнул вниз. Как завороженная, девушка следила за его неконтролируемыми движениями; а он, будто пойманный в ловушку, неумело пытался скрыть то, что с ним творилось, за своими беспорядочными манипуляциями.
Сердце Ив ёкнуло. Внезапно она ощутила, насколько сильно наэлектризовано пространство между ними, и это электричество… исходило от него. Он пытался отдать его этим тряпкам, ее теперь уже тряпкам, с чарующей нежностью водя по ним своими грубыми руками. Осознав происходящее и устыдившись, Филипп хотел было встать, но неожиданно резким тоном она остановила его:
- Не шевелись, - это прозвучало как приказ.
Филипп застыл в своей коленопреклоненной позе. Глаза Ив были закрыты, но Филипп не сомневался, что они направлены на него. Эта уверенность, ничем не подкрепленная в первые несколько секунд, в следующие подтвердилась странным ощущением, будто тепловой луч елозит по его телу. Филипп поежился. И вдруг…
«Что это?»
Сильное ощущение, никогда прежде им не испытанное, ударило, как волна. Его глаза закрылись, и сознание улетело… Все, что осталось, представляло собой вихрящийся поток, исходивший из груди во Вселенную. Филипп больше не мог сказать: вот он – я, с руками, ногами и головой. Он тек как огонь, но не уничтожающий, а дарящий жизнь. Он рвался навстречу чему-то, в темноту ночи, в темноту мира, бесстрашным пламенем, трепетавшим от… счастья.
Хлопок. Ощущение тела вернулось к нему. Но что происходит? Неудержимые теплые волны ласкают его, поднимаясь от паха до макушки, неся с собой странный озноб. Все волоски вздыблены, а кончики пальцев искрят. И грудь… грудь пылает.
С трудом подняв веки, Филипп еле выдавил из пересохшего горла:
- Что со мной… Это чувство…
- Это – сердце.
- Сердце? – недоуменно повторил Филипп.
Лицо Ив, склоненное над ним, лучилось. Она улыбалась, и Филиппу показалось, что он чувствует, как свет, исходящий от нее, касается его кожи. Ее левая ладонь поддерживала его голову: он лежал, завалившись на бок, скрюченный и беспомощный.
- Да, сердце. Оно пробудилось.
Вторая ее маленькая ладонь коснулась его груди, словно накрывая что-то.
- Какую чушь ты несешь, - прохрипел он, улыбнувшись, пытаясь подняться на локте. – Это тебе ангелы нашептали, пока я в отключке был?
Ив озорливо прищурилась:
- Ну конечно, Фил. С чего бы я взяла, что ты… Не могла же я это увидеть, - и она резво вскочила на ноги, сделав вид, что у нее появилось какое-то срочное дело.
- Что ты не могла увидеть? – бросил ей вдогонку Филипп.
- Что ты любишь меня, - прошептала Ив, скрывшись от Филиппа в пустой кухне.
***
Глава 10
Выбор пути
Любовь часто отнимает разум у того, кто его имеет,
и дает тем, у кого его нет. (Дидро)
Филипп застал Ив сидящей на стуле со скрещенными ногами. Ее предельно сконцентрированный взгляд насторожил его. Ведь еще пару минут назад она весело упорхнула от него, будто пух одуванчика, сорванный порывом ветра. Что с ней творилось?
- Ты не рассердилась на меня? - тихо спросил он, подойдя к ней и опустившись на стул. Его голос так сильно дрожал, что внимание Ив моментально рассеялось. Эта предельная нежность, эти страхи быть отвергнутым, сказать лишнее или выглядеть глупым, намешанные в его сбросившем панцирь сердце, прозвучали так ясно и несомненно, что Ив не знала, куда деться от собственных эмоций, ответивших ему внутри нее, молчаливо. Она не читала книг по психологии, она видела людей насквозь, улавливала их энергии, знала, что происходит с ними даже тогда, когда они сами не могли себе это объяснить. Она не всегда могла точно назвать то, что получала в виде сигналов от их душ, эти разнообразные вибрации не всегда реально было перекодировать в слова человеческого языка. Но в вибрациях ошибиться было невозможно. У Филиппа открылся источник света в груди. Он любил ее настолько сильно, что был способен на все. Сам он не понимал этого, не анализировал свое состояние в данный момент. Возможно, только смутно ощущал, что что-то открылось ей, и он стал беззащитен перед ее бестактным сверлящим взором.
А что происходило с ней?
- Нет. Нет, что ты, - спокойно ответила она и улыбнулась. – Спасибо. Ты очень заботлив.
Их взгляды слились, повисло неловкое молчание. Ив поняла, что если сейчас она не нарушит его, может произойти что-то необратимое. Она разогнула ноги и встала со стула.
- Надо убрать вещи. Пойдем, поможешь мне. Скажешь, куда положить.
Филипп послушно поднялся и побрел за ней. Пока они шли, она чувствовала его взгляд на своем затылке, и ее тело бурно реагировало на него.
«Надо что-то начать делать, отвлечься, иначе что-то произойдет», пронеслось у нее в мыслях.
- Что сказал криминалист? Он станет нам помогать? – как ни в чем не бывало, не оборачиваясь, спросила она, проделав за секунды огромную волевую работу в упорядочении вихря своих ощущений.
- Он послал меня куда подальше. Я плебей, до личных драм которого таким высокопоставленным шишкам, как он, нет дела.
- Высокопоставленным шишкам? – удивилась Ив. – Он же был простым помощником следователя.
- Пять лет назад. Сейчас у него отдельный кабинет, и… он занимается делами государственной важности. Вряд ли он поможет нам, милая… - последнее слово само вырвалось у него, полное тепла и особой щемящей нежности.
Ив остановилась на полушаге, непроизвольно закрыв глаза.
Она вдруг вся обмякла, не имея сил сделать еще хоть шаг. «Ну, пожалуйста…» - шептал в ее голове ее собственный голос: просил, умолял… «Ну, пожалуйста, почувствуй это… прошу тебя… коснись меня… я же горю».
В этот самый момент он сделал шаг навстречу ей, скрипнул паркет, и ее сердце затрепетало и забилось, точно птица, вырвавшаяся на свободу из заточения. Рука Филиппа коснулась ее волос. Ив изошла дрожью, она еле стояла на ногах, ей, боже, ей не за что было держаться… Он легко-легко отвел прядь ее темных волос, переложил ей на плечико – бережно и очень аккуратно.
Он обожал ее, он безумно хотел открыться ей. И мягко, боясь спугнуть этот жаркий сладостный трепет, провел губами по ее тонкой белой шее, чуть не задохнувшись пьянящим запахом ее кожи. Его сильные руки обхватили гибкий стан, прижали его к себе, возможно, слишком крепко.
- Ты прекрасна, - прошептал он. В следующие мгновенья он осыпал поцелуями ее плечи, шею, затылок… Все, к чему устремилось его воспламененное существо, было одним единственным желанием раствориться в ней – в ее юности, в ее тепле, в доброте ее маленьких рук и милосердии всепрощающего взгляда. Он вдруг ощутил себя попавшим в милость к Всевышнему, словно ему был дан шанс очистить себя от боли и мучений совести ядовитым плющом проросшими сквозь треснувший камень его души.
Его ноги подогнулись, он сполз на пол, на колени, обхватывая ее ноги, прижимаясь к ним мокрым от сбегавших слез лицом. Это был катарсис, которого он ждал столько лет. Катарсис, несущий очищение.
Ив осторожно вырвалась из его объятий, повернулась к нему лицом и опустилась на колени. Она бережно взяла его руки в свои и, поднеся их к лицу, стала целовать его сухие, жестковатые ладони.
- Мой родной … - шептала она – отдай мне это, позволь забрать у тебя ненависть, которая разрушает тебя. Я сильнее твоего демона, Филипп, - она подняла на него свои немигающие глаза и повторила, - Я сильнее, чем твой демон.
- Забирай, - тихо произнес он, - забирай все, что хочешь. Только останься со мной. Я хочу жить ради тебя.
***
Она сидела рядом, в полумраке ночника, тени мягко стелились по комнате, обволакивая ее тело. Такое благодатно близкое, такое целительно ласковое. Она гладила его обнаженный живот, и с каждым прикосновением ее пальцев покой все более воцарялся в его душе.
Он чувствовал себя так, слово ему снова семнадцать лет, и он впервые влюблен по-настоящему, весь охвачен этим бескрайним счастьем отдаваться и давать, и дышать ею, и знать, что вся вселенная открылась тебе в одном поцелуе ее доверительно отворенных навстречу губ.
Он больше не сомневался, что Ив пришла к нему как дар Судьбы. И впервые за долгое время он знал, что выбрал правильный путь, приняв его. Это знание было несомненным, как магия, сотворенная ими друг для друга безоглядно и от всего сердца. Так чисты и безудержны бывают только детские грезы.
И истинная любовь.
***
Часть III
На другом берегу Леты
Глава 11
Голос из темноты
Макса раздирали сомнения. Он все еще оставался винтиком Управления, все еще работал на шефа, все еще был исполнителем заказа Хоупа… И если бы дело касалось не Ив, а какой-нибудь другой несовершеннолетней беглянки, он, не раздумывая, просил бы аудиенции босса, выложил все как есть, поручил Хьюстону проверить адрес Ламберте, взял парней и помчался бы в его загородный дом, или другое место, где он сейчас обитает. Этот тюфяк не успел бы добраться до дома, а девчонка уже сидела бы в машине закованная в наручники, в окружении крутых ребят в бронежилетах. Если бы это была не Ив…
Слишком много условного наклонения. Это Ив, это реальность, и это время, которое стремительно утекает. Надо действовать. Но как?
Макс понял, что не может отдать чудо-девочку в лапы Инквизиции, наоборот. Он должен ее спасти… Что это за слово такое «спасти»? Он мысленно произнес его, допустил его, и осознание допущения этого пронзило его до глубины. Не «завладеть», не «похитить», не «взять в заложники», не «увести», не «спрятать», а именно – «спасти». Макс не мог не знать, что Филипп не в состоянии бороться с врагами девчонки, они его прихлопнут в два счета, только он рот раскроет. Впрочем, Макс удивился бы, если б Ламберте, став свидетелем ареста Ив, остался на свободе после этого. Нет, они сотрут его с лица земли, а если и не сотрут, то засадят его в тюрьму за педофилию, что, кстати, наиболее вероятно. Это будет закрытый процесс, и никто не сможет ему помочь. А что же станет с ней? Она бесправна, она будет игрушкой в лапах этих чудовищ. И они сломают ее, они сделают ее покорной, уж он то догадывался обо всех этих делах. И если это случится, они уже не смогут быть вместе – он потеряет ее навсегда.
Этого нельзя допустить.
Значит, надо пойти на должностное преступление.
От этой мысли сердце Макса затрепетало. Подставить голову под топор ради единственного шанса на… на что?
На счастье…
Макс совершенно растерялся. То, что с ним происходило в эти бесконечно долгие минуты раздумий, проигрывания ситуаций и поиска решения, перевернули его собственный мир с ног на голову. Все, чем он жил, и все, кем он был до сего момента, оказалось подведенным под черту. Решалась его судьба, не только судьба девушки.
Макс бросил взгляд на прожитые годы, на то, что он сделал за все это время. Багаж поступков и слов лег на одну чашу весов. На другой чаше весов появилась она.
«Кто она? Зачем она перешла мне дорогу? Зачем я подключился к ней тогда? Я слишком много ее впустил в себя, и она приросла ко мне намертво». Все это походило на какое-то безумие; безумным он себя и ощущал. Макс, будучи трезвым и здравомыслящим, засомневался в том, что всегда правильно оценивал происходящее в его жизни как сумбурное пересечение чьих-то действий, в которые он бывал вовлечен по независящим от него причинам. Но теперь, теперь он увидел, что дальнейшее зависит только от него. И ему стало страшно.
Всего один шаг, всего два направления. И один правильный выбор. Но какой из них – правильный?
Макс колебался еще несколько секунд. Потом он взял ручку, листок бумаги и написал имя. Выйдя из кабинета, он отдал листок Хьюстону, коротко пояснив: «Мне нужен адрес места жительства этого человека». Имя на листке Хьюстона не удивило, сегодня он уже слышал его не раз.
***
- Заходи, - ответил в трубке голос шефа. Макс опустил трубку. С этого момента обратного пути не будет. Выбор сделан, и все, что случится потом, будет следствием этого выбора – необратимым ходом событий.
Если бы Макс верил в богов, он помолился бы. Но он верил только в себя.
Он вышел из кабинета и отправился к шефу. Отсчет пошел.
***
- Ты что-то раскопал? – шеф курил, сидя в кресле.
Макс выглядел предельно спокойным.
- Да, - он даже не моргнул.
Брови шефа скользнули вверх.
- Выкладывай.
- Помните, Вы дали мне ее вещи. Те, которые принес Хоуп из приюта.
Шеф молчал, ожидая продолжения. Макс выдержал нужную паузу и, слегка понизив голос, медленно и четко проговорил:
- Я не смог к ней подключиться.
- Насколько ты доверяешь своим инстинктам? – ровным голосом произнес шеф.
- Полностью. Мне Вам не объяснять, что это значит.
Шеф громко вздохнул.
- Ты понимаешь, что мы не можем остановить операцию, гласно опираясь на твои ощущения. Это не объективный критерий. Хоуп не поймет. Но я тебя понял. В любом случае, мы не сворачиваемся, покуда не найдем ее.
- Вы точно меня поняли? – голос Макса на мгновение дрогнул, но от шефа это ускользнуло.
- Да, Макс. Хоуп не отстанет от нас, пока не мы не предъявим ему труп.
- Да, Вы поняли меня. Боюсь, это все, что мы сможем сделать для них.
- Иди, Макс. Этого разговора не было. Продолжай делать вид, что ты ищешь ее. Если мои предположения верны, то, боюсь, мы даже труп ее не найдем.
«Тем лучше для нее. И для меня», - подумал Макс и, молча кивнув, вышел из кабинета начальника.
Когда он подходил к своей двери, Хьюстон уже держал наготове листок. Кинув взгляд на от руки написанную строчку, Макс взволновался. Благо дверь за ним была уже закрыта.
Этот олух даже не переехал. После всего, что там произошло. Максу трудно было в это поверить. Однако это многое облегчало ему. Пока все складывалось удачно.
Может, он все-таки сделал правильный выбор?
Через десять минут Макс уже выходил из здания Управления на стоянку. Сегодня у него было много свободного времени, и в связи с последними шагами это время нужно было потратить на покупки. Не теряя ни секунды, Макс нырнул в свой шевроле и включил зажигание. Пока машина прогревалась, его нервное возбуждение достигло предела:. «Скоро все случится, совсем скоро. Что же я делаю?» Слишком многое еще предстояло продумать, а времени уже не осталось. Декорации разворачивались так стремительно, что Макс только и успевал мимикрировать, чтобы не выдать себя.
Впрочем, на него никто и не обращал особого внимания. По крайней мере, до вчерашнего дня.
***
Шеф нервно постукивал пальцами по краешку своего дубового стола. Сквозь облако дыма на него смотрело осунувшееся лицо Хоупа.
- Вы в самом деле так думаете? Сколько он уже работает у Вас?
- Достаточно долго. Он ни разу не ошибся.
- Ему ведь не было и двадцати пяти, когда он поймал Иллюзиониста. Вы понимаете, к чему я клоню?
- Не совсем, поясните.
- Он поймал маньяка, не имея ни единой зацепки, будучи зеленым юнцом. У вас не было ни одной весомой улики. Этот маньяк водил вас вокруг пальца несколько месяцев, оставляя свою кровавую жатву в людных местах. Он насмехался над вами. У вас не было ни единого шанса. Пока не появился Макс Вон, никому не известный помощник детектива. Молодой парень, молчаливый и скромный исполнитель с пронзительным взглядом всезнающего старца… Скажите, Делли, Вам приходилось дрожать, когда он глядел на Вас? Конечно, Вы не признаетесь. Но я то вижу. Я знаю, как выглядит страх. Я видел его слишком часто.
- И в лице Ив Маннергейм, я полагаю.
- Особенно,- Хоуп поднял вверх тонкий белый указательный палец,- особенно в лице мисс Маннергейм.
- К чему эта прелюдия? Я не привык к пространной болтовне, - резко ответил Йен Делли, впечатав окурок в керамическое дно черной пепельницы. Его большие темные глаза уставились на Хоупа в ожидании пояснений.
- Человек, который поймал Иллюзиониста, не тот человек, который ищет мою дорогую девочку. Мне кажется, он проникся симпатией к ней.
- Это невозможно, - отрезал Делли. – Макс ни разу не вносил эмоциональный фактор в расследование. Это непрофессионально. А он знаток своего дела.
- Скажите, Делли, Вы давно зрение проверяли? Не пора ли Вам посетить окулиста?
- Да как Вы…
Хоуп поднял обе ладони, чтобы пресечь ругательства, готовые сорваться с уст директора полицейского управления.
- Простите мне мою грубость. Не хочу ссориться с Вами. Просто Вы – полицейский. А я – Инквизитор. Мне положено замечать вещи, которые Вам не видны – не в обиду будет сказано. И вот что я вижу: человек, который хранит в ящике письменного стола пижаму школьницы и который с жаром бросается на ее поиск, просто так приходит к Вам и спокойно говорит, что она умерла. Это неправда, Делли. Он уже привнес эмоциональный фактор в работу, когда только узнал, что она – такая же, как он. Макс – экстрасенс, он всегда один. Был один, пока не узнал, что у нас есть девчонка, похожая на него. Он посочувствовал ей. Он сказал это мне в лицо. Теперь Вы понимаете, о чем я?
- Он не сделает этого. Его репутация безупречна. Зачем ему рисковать?
- А чем он рискует? Может, он просто хочет, чтобы мы перестали ее искать? Может, он знает, где она, но не желает, чтобы мы до нее добрались? А без него нам до нее не добраться. Он специалист-поисковик. Но он не актер.
- Я не позволю Вам установить за ним слежку.
Хоуп рассмеялся: мягко и аристократично, как уточненный юноша:
- Делли, Вам все ж следует наведаться к окулисту. Мы уже это сделали. У Вас под носом.
- Он – мой лучший сотрудник, - упавшим голосом проговорил шеф полиции Лондона.
Хоуп пожал плечами.
- Ставки слишком высоки, мы не хотели рисковать. Если мы найдем ее раньше, чем Вон совершит промах, думаю, его можно будет простить. В конце концов, у всех есть слабости, все же – люди. Но если она окажется в его руках, когда мы встретимся…
- Знаете, Вы – инквизитор, а я – всего лишь полицейский. И мне странно слышать из Ваших уст заявление, что все мы «люди». Мне кажется, Вы ошибаетесь. Среди нас есть демоны в человечьих шкурах.
Глаза Хоупа заблестели:
- Может быть, сэр Делли. Очень может быть, что Вы правы.
***
Когда Макс вернулся домой, уже стемнело. Ему нужно было выспаться – завтра предстоял тяжелый день. Решающий. Завтра он ступит в бездну безвозвратно. Но если утром его трясло от одной мысли об этом, то сейчас он ощущал радостное возбуждение. Такое, наверно, бывает с теми, кто долгое время проводит в больнице, а потом узнает, что его, наконец, завтра выписывают. Макс предвкушал свободу – свободу творить свою жизнь. Он, как и день назад, застыл на пороге своей квартиры, представляя, что она стоит в дверном проем его спальни, закутанная в плед, и смотрит на него влюбленными глазами. Каково это – быть влюбленным? Макс почти физически ощутил ее присутствие – так сильно он хотел, чтобы она и впрямь здесь оказалась.
«Скоро, совсем скоро».
Макс даже не сомневался в своей миссии. В том, что он спасает ее. В том, что она будет ему благодарна. Ведь она такая же, как он – и только он может понять ее и поддержать. Только он может по-настоящему защитить ее.
Он никогда никого не защищал. Никогда ни о ком не заботился. Но он будет лучшим, как и всегда, он сделает так, что она забудет свою предыдущую жизнь и начнет новую – с ним. Эти сладостные фантазии захлестывали его, он пребывал в эйфории.
Он достал из рабочей сумки ее фото и приложился к нему губами.
Это было так ново, так волшебно – искренне желать чего-то. Кого-то.
***
Перед сном он думал об Ив, о том, что будет завтра. И о том, что случится потом. Проигрывал ситуации раз за разом, все более укрепляясь в вере в счастливый исход предприятия.
Он уснул с ее именем на губах, повторяя его нежно, ласково и заботливо, будто проговоренное его устами это имя приобретало магическую защиту, а он был несокрушимым магом, к спине которого она испуганно жалась, когда он расшвыривал врагов силой взгляда.
И он не знал, что за десятки километров от того места, где он лежал в своей постели, погруженный в глубокий сон, Ив, спящая в объятиях Филиппа, слышала отчетливо проступающий голос, сквозь мутную пелену сна зовущий ее в неведомую даль. Когда она подняла веки, электронные часы показывали три после полуночи. Было тихо – ни звука в доме. Но этот голос как будто вырвался из сна. Она закрывала глаза, она открывала их – голос продолжал звучать во тьме ее сознания. Ив прижалась сильнее к Филиппу. Почувствовав во сне ее движение, он механически крепче обнял ее.
Но это не спасало. Голос не исчезал. Он исчез лишь тогда, когда она провалилась в другой сон, еще более мутный, чем предыдущий. И в этом сне ее куда-то везли, но она была парализована и не могла даже крикнуть.
Уже когда рассвело, Ив пробудилась в холодном поту.
Глава 12
Идеальный убийца
Рука Филиппа нащупала пустое место. Он плавно открыл глаза и осмотрелся – кровать была пуста, но примята. Сердце Филиппа бешено заколотилось, он громко позвал ее, садясь на постели. Она не отозвалась. Филипп выпрыгнул из-под одеяла и нагишом выбежал из комнаты вслед за своим криком, в котором страх потери смешался с отчаянием внезапного одиночества. На лестнице он столкнулся с испуганной Ив: она выскочила из кухни. Филиппа трясло.
- Что случилось?
Вместо ответа он вдруг покраснел и, пробормотав: «Извини, я сейчас», развернулся и кинулся обратно – одеться. Ив поднялась по лестнице вслед за ним. Застигнув его в процессе натягивания майки, она прислонилась к косяку двери, чуть наклонив голову набок:
- Ты напугал меня.
- Да, я знаю. Я сам испугался.
- Чего?
- Думал, ты ушла.
- Как глупо, - добродушно проговорила Ив.
- Да, глупо. Просто… - Филипп подошел к ней и прислонился губами к ее лбу, - … просто я вдруг представил, что мне все это приснилось, что я всего лишь жалкий никому не нужный писака, утопающий в спирте и прекрасных иллюзиях.
- Можешь меня пощупать и даже ущипнуть.
- Нет необходимости, я просто дурак, ты права. Но все же… На миг стало так страшно. Страшно потерять тебя. Даже если это иллюзия.
Она взяла его руку и приложила ладонь в своей щеке.
- Я самая настоящая, какую только можно вообразить, - Ив улыбнулась. – И все это было на самом деле. Твои иллюзии материальнее, чем ты думаешь.
- Я совсем не против этого, - улыбнулся Филипп. – Теперь.
***
Они сидели за завтраком на кухне, Филипп ел, Ив улыбалась ему, а про себя думала, стоит ли рассказывать про голос во сне, или лучше не тревожить его собственными переживаниями. Ведь он такой… счастливый. А это, возможно, всего лишь дурной сон. Хотя Ив знала, что она не простой человек, и все ее сны в связи с этим лишались спасительного «всего лишь» в объяснении себя. Тем не менее, она умолчала про это.
- Раз криминалист отказался помогать тебе, мы должны сделать это сами.
Лицо Филиппа резко посуровело.
- Вряд ли это имеет уже такое значение… Ты со мной, я с тобой.
- Мы все еще в доме, где совершено убийство. Пока ты не узнаешь правду, она не успокоится. Она хочет, чтобы ты узнал.
Филиппа передернуло. Он успел позабыть о явлениях, свидетелем которых был совсем недавно, когда Ив разговаривала с ним голосом Кристины. Ему вдруг стало жутко. Он смотрел на Ив, она – на него, и она преспокойно проговорила, что дух Кристины «не успокоится».
- Ты думаешь, нам все еще надо ворошить прошлое?
- Да. Поверь мне – надо. Там много темного. Даже больше, чем мы предполагаем… Ты должен узнать всю правду, какой бы она ни была – это твое право.
- Мне жутко.
- Мне тоже. Но иного пути нет.
***
Ив стояла в кабинете рядом с письменным столом, тем самым, на котором пылился тот самый принтер, выпустивший зловещее прощальное послание Кристины Вивьен Ламберте, женщины, чей внутренний мир все еще оставался загадкой, такой же непостижимой, как и многие вещи, которые Филипп наблюдал в себе и вокруг себя в эти последние пропитанные магией дни.
На том же самом ковре, на котором лежала она тогда, когда он нашел ее, в точности на том месте, где упало ее бездыханное тело, безошибочно угадав, возвышалась теперь Ив. Филипп не знал, что она собирается делать, и во что это выльется. Он просто переживал за нее. Молча. Ведь она сказала, что так надо, а она была права слишком часто за столь короткий срок их общения, что сомневаться в том, что она делала, он не мог. Поэтому он всего лишь наблюдал, стараясь сохранять спокойствие, готовый прийти на помощь в любой момент – правда, совершенно не предполагая, какого рода помощь ей может понадобиться он него…
Это было чудо: жуткое, пугающее его до глубины души, непостижимое и при всем при том неоспоримое чудо, давшее ему знание о вещах, которые он считал полной мистификацией, не заслуживающей внимания темой для адекватного образованного человека. И вот она стояла перед ним – мост между мирами – и являла собой то, что он некогда отрицал. Все перевернулось в нем, но странно – он не чувствовал потери почвы под ногами. Наоборот, он вдруг ощутил, что почва под ногами, наконец-то, обрела твердость, что она есть, и он не провалится в глухую бездну бессмыслицы, как бывало раньше.
Осознать, что она чувствовала в данный момент – даже частично приблизиться к понимаю этого, он был неспособен. Он ждал, полный тревоги, мистического ужаса и нежности к Ив, этой маленькой девушке, чья воля сейчас призывала в этот мир дух его усопшей жены.
Филиппом овладел страх.
***
Ты слышишь меня? Я же знаю, что ты меня слышишь. Ты с самого начала меня слышала, как только я появилась в этом доме. Я думала, ты прогонишь меня. Но ты не стала… Ты любила Филиппа? Мне кажется, нет… Я чувствую это. Твое состояние. Ты была одинока в этом доме, была одинока с ним. Давно ли ты построила укрытие, спрятавшее тебя от его присутствия? Это укрытие – твое собственное сознание… Он не знал о нем, не видел его и не ощущал даже смутно. Он был в своем мире, и в том мире тебе не было места… Как же ты страдала!.. Страдала, пока не… Пока не что? Пока не появился он? Кто такой этот он? Ты расскажешь мне о нем? Филипп не знал о нем? Нет, не знал. Так кто же он? Ты не хочешь мне рассказывать? Что ты говоришь? Ты мне его покажешь?
***
Тело Ив медленно повернулось к Филиппу. Ее взгляд отсутствовал. Светло-карие глаза тускло поблескивали. В них было что-то нездешнее – он очень остро ощутил это. Мурашки пробежали по коже. Он не шевелился, она стояла молча, глядя поверх него, лицо ее казалось мраморным. Ни один мускул не шевельнулся.
Что происходит там, по ту сторону зрачков?
Филипп дрожал. Внезапно ему стало очень холодно. Он ощутил как холод протек мимо него, задев его плечо. Холод возник ниоткуда и направился к Ив, он стал виться вокруг нее, Филипп чувствовал легкое вихревое движение перед собой, его трясло…
Это она. Ему не нужно было приборов и белых пятен на фотопленке, чтобы понять – она тут, рядом с ними, Кристина здесь, в их мире, в мире живых, она переплыла Лету…
Это было нечто невообразимое и абсолютно реальное.
Филипп не понимал, что делает. Какой-то нервный импульс подтолкнул его. Он встал, сделал шаг и протянул руку. Рука проплыла по воздуху расстояние, отделявшее его от девушки, и коснулась холода. Филипп резко отдернул руку, и вдруг ощутил, что его щеки мокры. Что происходит?!
***
Он улыбается. Боже, как же он юн и красив! Только бы он не понял, что с ней творится… Какое сладостное и в то же время болезненное чувство. А может, это чувство здоровее, чем то, которое держит ее в браке с этим закрытым, погруженным в грезы, человеком? Нет, она не скажет ему, что чувствует. Она не может. Ходить по краю так приятно… Вероятно, когда-нибудь она сорвется. Но не сейчас, сейчас она еще пока сдерживает себя. Ведь Филипп не сделал ей ничего плохого. Просто они чужие… А с ним, с ним она нашла общий язык! Как он умен, как проницателен! В ряду сверстников он не чувствует себя своим. О да, в них есть что-то похожее. Что он говорит ей? Она плохо слушает. Страсть заглушает звуки его голоса. О нет, похоже, она все-таки сорвется… Он наливает вино, она смутно понимает происходящее. Он подходит ближе. Запах его кожи пьянит. А он ни на миг не умолкает. Все его движения точны, рассчитаны и геометрически прекрасны. Они никак не зависят от внимания. Кажется, он способен делать несколько вещей одновременно. Вот, как сейчас. Он совсем близко. Он протягивает стакан. Вино источает сладкий аромат…
Он рассказывает ей о Достоевском и Ницше. Он говорит, что Ницше писал о «бледном убийце» в своем «Заратустре», что этот образ невероятно волновал его. Ведь этот бледный убийца переступил черту, он посмел восстать на косную мораль. «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Так-то так, но только один фактор помешал ему стать тем, кого Ницше мог бы воспеть в своей оде имморалисту, грядущему духовному типу, новой стадии развития социального сознания человека, нигилисту двадцатого века – страх. Элементарный животный страх испортил все. Именно страх быть найденным толкнул Раскольникова вернуться на место преступления. Он боялся и сделал все, чтобы его нашли. А бояться не нужно. Животное, убивая, не ведает страха. Потому что не обладает сознанием. И не боится призраков содеянного. «Я знаю, что там, за гранью», сказал он, внимательно наблюдая за тем, как она пьет вино, принятое из его рук, «Там нет ада».
Это были последние слова, которые она слышала. Ее сердце остановилось, и она упала на ковер, бокал выпал из рук и закатился под стол. Он смотрел на нее, его лицо ничего не выражало. «Вот оно, идеальное убийство», мягко сказал он, наклонившись, «А ты говорила, что его невозможно совершить. Теперь ты знаешь, что возможно. Прости, милая, но ты все равно была бы несчастна в этом мире».
Образ стал мутнеть…
***
Обессиленную Ив шатнуло, ее колени подогнулись. Филипп бросился к ней, успев подхватить на руки прежде, чем она упала. Ее трясло в истерике, в конвульсионных рыданиях. Филипп прижал ее к себе. Ее тонкие пальцы были холодными. Он укрыл их в своей теплой ладони.
- Господи, как это ужасно!.. – взахлеб кричала Ив, исходя рожью. – Она любила его… Она любила его, а он ее убил! Он ничего не чувствовал, совсем ничего! Ни ненависти, ни презрения, ничего! Он сделал это из научного интереса! Просто доказал теорему! Мы бы никогда его нашли!.. Потому что им ничего не двигало… Ничего…
Он поднял ее заплаканное лицо и поцеловал в переносицу.
- Все кончилось, милая. Мы не станем его искать. Хватило того, что ты пережила. Я больше не хочу этого.
- Филипп, он был в этой комнате. Стоял на этом ковре. Он учился у нее, Филипп…
- Как? – Филипп нахмурился.
- Она боготворила его, а он убил ее. У него нет души. Ни капельки. Он – идеальный убийца. Он не человек…
- Он был ее студентом?
- Да… Самым способным. Самым любимым…
Ив шмыгнула носом. Ее потихоньку отпускало.
- Я все знаю. Что она чувствовала. Что чувствовал ты. Вы были слишком разными, чтобы быть счастливыми. Она нашла в нем родственную душу. А он ее предал. Предал. Мы обязаны его найти.
- И что мы будем делать, когда найдем? – обескуражено спросил Филипп. – Да и жив ли он?
- Жив. Поверь мне, он жив.
- Но нам никто не поможет из властей. Меня послали из Управления. Как мы накажем его…
Лицо Ив, бывшее еще несколько мгновений назад выражением горечи и сострадания, в несколько секунд стало жестким. Пальцы непроизвольно сжались.
- Я накажу его. На том уровне, на котором полиция его не достанет. Он сказал, что ада нет. Я покажу его ему.
Никогда еще Филипп не видел Ив такой. Он вдруг понял, что в ней есть Сила, которую она скрывает. Глубинная сила, слабые отзвуки которой сейчас показались на поверхности – в лице.
Каково же быть носителем Силы свыше? – мелькнуло в сознании Филиппа. – Каково быть девушкой, которая носит в себе это?
Он крепко обнял ее. Он понял, что любит ее еще больше, чем вчера. Он хотел бы защитить ее, но знал, что это невозможно. Что то, с чем она имеет дело, недоступно ему на его уровне – ведь оно не из плоти и крови. Но он сделает все и даже больше, если понадобится. И переступит грань – если так будет нужно. Ведь у него есть душа, а душа – это ее мир.
- Она не хотела, чтобы ты страдал. Она просто хотела свободы. И он дал ей свободу, только другую… - лицо Ив обмякло, приобрело свои обычные черты, в глазах проступили слезы. – Мы не хозяева своих желаний. Прости ее. Прости себя. Она простила тебе, что не была с тобой счастлива.
Глаза Филиппа увлажнились. Они сидели, прижавшись друг к другу, и между ними больше не было тайн. Они разделили его боль и ее дар. Последний барьер был сметен.
Любовь хлынула спокойно, разлилась, захватив их полностью. Они растворились в ней. Они познали ее. Познали ее эмпатическую природу.
Они познали сострадание.
Глава 13
Ловушка
Макс давно заметил форд цвета серый металлик, который периодически возникал на пустом месте в тех местах, где ему приходилось бывать: около магазина, из которого он выходил, на стоянке Управления, на другой стороне улицы, где он жил. Вот уже два дня тот колесил по городу, внезапно и бесшумно вырастая в тень его собственной машины. Макс знал, что нервное возбуждение последних дней тут ни при чем – паранойя у него не развилась. Профессиональное чутье безапелляционно заявило ему, что за ним установлена слежка. Макс сразу понял, к чему это может привести и кто инициатор столь наглого вторжения в его жизнь. Сейчас настал тот момент, когда делать вид, что ничего не замечаешь, не только бессмысленно, но и крайне опасно. То, что Хоуп так легко пожертвовал своим парнем, не удивило Макса. Хоупу плевать на своих парней. Ему вообще плевать на всех, кроме самого себя, и в угоду своим маниакальным наклонностям, нашедшим идеальное место для безграничного воплощения в работе – по долгу службы – он не скупался на жертвы. Макс даже не сомневался, что запах крови и крики приютских детей сексуально возбуждают Хоупа. От Иллюзиониста он отличался только тем, что мог творить бесчинства, прикрываясь законом. Закон – это палка о двух концах: с одной стороны тот, кто держит ее, кому она служит оружием. А с другой тот, кого она бьет. Так вот, Хоуп держал эту палку, а Иллюзионист был ее мишенью. Это и вся разница между этими двумя убийцами. Если ты служишь Закону, он смывает кровь с твоих рук. Макс искренне желал, чтобы в дележе палки Хоуп оказался на месте Иллюзиониста, поскольку там его надлежащее место. И когда-нибудь это случится, и случится именно от его руки, уверял себя Макс. Пощады не будет.
Макс знал, что за ним следил всего один человек. Он как бы невзначай прошел мимо него на стоянке, чтобы бросить смятый чек из кармана в урну для мусора. Проходя рядом с окном водителя, он ощутил прилив страха, волнами кативший в пространство от юнца, лазающего в айфоне, будто и не замечавшего стоявшего около него человека.
«Он думает, что я колдун, способный убить его щелчком пальцев. Он боится меня. Он прав. Жаль его, но он мне очень мешает», подумал Макс, впитав дикий страх юноши, сидевшего в засаде. «Можно ли избавиться от него, не прерывая его жизни?»
Крот развернулся и неторопливой небрежной походкой направился к пареньку в машине.
- Извините, пожалуйста, - добродушно улыбаясь, склонился он к водительскому окну, за которым на него смотрела пара бегающих в страх глаз, - мне кажется, я вас где-то видел? Вы ведь в полиции работаете?
- Боюсь, тут какая-то ошибка…я простой клерк, вряд ли мы прежде встречались, - робко ответил парень.
- Да, вы правы, мы не встречались, но я вас видел, однозначно. Около моего дома. Вы следите за мной.
Парень жутко растерялся. Макс видел, как искажалось его лицо, пока он мучительно соображал, какую ложь выдать на этот раз, - видел, как при замедленной съемке. Он поймал взгляд щенка и мысленно приказал тому смотреть себе в глаза и слушать себя очень внимательно, ни на что не отвлекаясь.
- Ключи отдал, быстро, - Макс протянул руку. – И телефон.
Парень заторможено, с остеклененным взглядом, вынул ключи зажигания и, не меняясь в лице, отдал их Кроту через приспущенное окно. Крот быстро засунул их в карман. Туда же он отправил и айфон.
- Слушай меня, малец. Я не поклонник гуманистической философии, призывающей быть милосердным к человеческим существам. Если бы ты не стоял у меня на пути, я бы ничего не имел против твоей жизни. Но ты ставишь меня в безвыходное положение. Точнее, твой босс ставит.
«А ведь и вправду, это все проклятый Хоуп. Щенок тут ни при чем».
- Тебе не кажется, парень, что ты очень устал? Тебе пора отдохнуть. Поспать немного. Чувствуешь, сон наваливается?
Малец вяло закивал, его веки вдруг отяжелели и стали закрываться помимо воли.
- Сейчас ты уснешь и проснешься глубокой ночью, через десять часов. Никакие внешние факторы не смогут тебя разбудить в течение этого времени. А когда ты проснешься, ты будешь свято уверен в том, что меня тут не было, что телефон у тебя вытащили, пока ты спал, а ключи ты, вероятно, выронил из кармана, пока шел к стоянке. Ты меня понял? Если понял, скажи: «да».
- Да, - низким утробным и безэмоциональным голосом ответил парень.
- На счет три ты уснешь. Раз, два… три.
Парень обмяк на сидении, дыхание его было ровным и глубоким, мышцы расслаблены. Макс быстро пошел прочь. Он сел в машину и, не медля долее ни секунды, выехал со стоянки супермаркета. Уже будучи в городе, в потоке машин, он выкинул ключи и телефон в окно. Все складывалось как нельзя лучше.
Зайдя в книжный магазин, где было очень мало людей, Макс сделал звонок. Понадобился всего один – на том конце сразу ответили. Иного Макс и не предполагал. Ведь там ждали его, там хотели, чтобы он позвонил.
А теперь в путь.
***
- Что он сказал? – Ив вдруг ощутила смутную тревогу в сердце. Задавая вопрос, она уже знала ответ.
- Он сказал, чтобы я приехал к нему. Сегодня вечером. Он раскопал материалы дела и готов обсудить со мной мои предположения.
- Как – вот так сразу? Что-то здесь нечисто… - нахмурилась Ив.
- Да брось, что с тобой? Он передумал.
- С какой стати ему неожиданно пришло в голову помочь тебе? Ведь он четко дал понять, что ты – слишком мелкая рыба для него. И тут вдруг – бах! – снизошел.
- Ив, не преувеличивай, - Филипп был искренне рад, больше оттого, что уже не ожидал подобного поворота дел. – Теперь, когда у нас есть версия о принадлежности убийцы к ее студентам, круг сузится.
- Да? И как ты намерен изложить ему эту версию? В красках опишешь наш спиритический сеанс? Скажешь, что приютил несовершеннолетнего медиума? Да и вообще, любой человек в здравом уме…
- Он другой, - возразил Филипп с неожиданной резкостью.
- Другой? Что ты хочешь этим сказать?
- Он… вроде как ты.
- Что?? – Ив поверить не могла своим ушам. – Филипп, ты шутишь?
- Нет, он медиум. Следователь Макс Вон – медиум. Я не рассказывал тебе. Когда он был в этом доме, тогда еще помощником следователя, с ним кое-что произошло…
Ив напряглась.
-… Он впал в транс. Или что-то типа того. Тогда я впервые столкнулся с этим, и был страшно напуган. Да что там я – все были в ужасе. Он заговорил ее голосом в припадке. Это длилось секунд десять не больше, но произвело на нас тяжелое впечатление. Сейчас он вовсю пользуется своими способностями для раскрытия преступлений, но тогда это еще было спонтанно. Тогда еще Иллюзионист разгуливал на свободе. Это маньяк пойманный Максом Воном, никому не известным полицейским, ставшим вмиг знаменитостью и гордостью полиции города. Да что города… страны. Об этом писали газеты, об этом трещал весь Интернет.
- Боже, как это ужасно, - тихо проговорила Ив, скукожившись. – Быть медиумом в раскрытии серийных убийств… Это кошмар.
Воодушевление Ламберте быстро сошло на нет, когда он увидел страдание в ее лице. Он обнял ее и со всей мягкостью, на какую был способен, проговорил:
- Милая моя, просто быть следователем – это тоже кошмар. Животная природа человека предстает перед ним во всей своей примитивно-кровавой сути. Только сильные люди способны видеть это каждый день и не сойти с ума.
- Да, но пропускать через себя еще и мертвых, это двойне кошмарно.
Ив представила себя на месте Вона, и ее передернуло.
- Я поеду, - тихо сказал Филипп и поцеловал ее в висок.- Все будет хорошо.
- Ты уверен? Уверен, что стоит ехать?
- Да, уверен. Мы ничего не потеряем. А может, и узнаем кое-что. А ты против?
- Не то, чтобы против… - Ив замялась. Как донести до Филиппа ее глубинные предчувствия? В конце концов, в свете последних событий, неудивительно, что она чего-то боится. Наверно, это просто нервное… - Не задерживайся только долго, хорошо? Возвращайся до темноты.
- Постараюсь, милая.
Он поцеловал ее и стал одеваться.
И все-таки Ив было не по себе оттого, что она скоро останется одна. И фантом Кристины Ламберте был тут ни при чем.
Через полчаса Филипп уехал, оставив ее одну в пустом доме. Он еще не знал, каким кошмаром это решение обернется для него нынче вечером.
***
Как давно он здесь не был… А впрочем, тут ничего не изменилось с тех пор. Очевидно, что Филипп остался в этом доме после всего с одной единственной целью: полностью погрузиться в депрессию, уйти в алкоголизм и самобичевание всей глубиной своей безвольной душонки. Что ж, ему это вполне удалось бы, если б не она… Она вынула голову писаки из петли – в этом Макс не сомневался. Он сидел в машине, наблюдая за домом. Большой дом в глухом месте. Идеальные условия для того, что он собирался совершить.
Темнота подкралась очень быстро, как и всегда это происходит зимой. Очень кстати для Макса. Стоя у черного входа, он сканировал дом. Ив не знала о том, что в доме имеется черный вход, а Макс знал. Ведь он уже не раз пользовался им в свое время. Вынув из кармана ключ, Крот аккуратно вставил его в замочную скважину и провернул. Он увидел, что Ив смотрит телевизор наверху, сидя на постели Филиппа, и она не слышит этот скрип, оглушающий его в тишине зимнего вечера. Надавив на ручку двери, Макс проникнул в дом. Бесшумно и незаметно Крот стал двигаться в переходах норы в полной темноте.
***
На Ив неожиданно накатила волна ужаса. Не выключая телевизор, она медленно встала с кровати и повернулась лицом к двери в спальню. Угроза шла оттуда. Она не могла четко ощутить, что именно так напугало ее, но вибрации шли со стороны лестницы и коридора. «Господи, что там?!» - будучи в этом доме, она ни разу еще не испытывала подобного чувства. Закрыв глаза, Ив увидела размытую человеческую фигуру, выше нее ростом. В доли секунды она поняла, что пришли за ней, и надо куда-то скрыться, но скрываться – бесполезно. Открыв глаза, она увидела его лицо и остолбенела…
- Это ты… Ты… - прошептала она, прикованная ужасом к полу, не в силах сделать хоть шаг. – Ты явился за мной. Теперь. Кто ты такой?
- Я такой же, как и ты, Ив Маннергейм. Тебе незачем меня бояться, - пытаясь скрыть волнение от встречи, заговорил Макс, - Хоуп ищет тебя – он нанял меня для того, чтобы я принес тебя ему на блюде. Но я решил разыграть партию по-своему. Ты не достанешься ему.
Все смешалось в сознании Ив. Кто он такой, этот избежавший правосудия убийца, которого другой убийца нанял для ее поимки?
- Я не понимаю ваших игр… - беспомощно пробормотала она, чувствуя, как слезы страха и растерянности выкатываются из уголков глаз и стекают по щекам. – Ты пришел убить меня?
- Что? – Макс бросился к ней, она с криком отшатнулась. А он меж тем оказался на коленях перед ней, вцепившись железной хваткой в ее ноги. Все его тело дрожало, а глаза затянула пелена… - Как ты могла подумать такое? Я пришел спасти тебя, Ева. Филипп бессилен противостоять властям. А я… я никого не боюсь, - последнюю фразу он произнес с особенной интонацией. – Я умнее и сильнее всех убийц и насильников этого города. Слышишь, я спасу тебя… Я пришел за этим.
- Ты не можешь спасти меня от себя самого. И я тоже не боюсь. Не боюсь тебя. Я никуда не пойду, Макс Вон.
Пелена быстро спала, Макс резко поднялся на ноги, его лицо залил румянец гнева.
- Пойдешь, милая, - прошипел он и схватил Ив за горло. Она пыталась оторвать его пальцы от своей шеи, но они намертво приклеились к ней. Свет стал меркнуть перед глазами. Она решила, что умирает.
Дойдя до грани, Макс ослабил хватку. Ив обмякла в его руках. Она была жива, конечно же. Просто потеряла сознание от резкой нехватки кислорода. Он взял ее на руки и вынес из дома. Впереди была длинная ночь.
Глава 14
Иллюзионист
Когда Ив вернулась в себя, ей в нос ударил резкий запах тления. Он был настолько плотным и стойким, что она поднесла ладонь к лицу, чтобы не потерять сознание снова. Было темно и жутко. Как в логове маньяка. Только ее руки не были связаны, а рот не заклеен скотчем. Никто не подвесил ее на крюк и не приковал к кровати. Она была совершенно не скована в движениях. Абсолютно свободна.
Инстинкт самосохранения подсказал ей закрыть глаза и попытаться выровнять дыхание – чтобы понять. Ив закрыла глаза и попыталась успокоиться.
Она сидела на койке со скрипучими пружинами и дырявым старым матрасом. От этого матраса веяло страхом, болью и смертью. Как и от всего вокруг. На этой койке умирали. Она прочувствовала это позвоночником и быстро спрыгнула с нее. Не открывая глаза, сквозь оглушающий шум крови в ушах, она пыталась обрести чувство реальности. Наконец, ей это удалось. Он сидел на стуле напротив ее койки, он смотрел на нее, его дыхание было настолько тихим, что она едва уловила его. От него не исходила угроза, его агрессия была подавлена.
- Куда ты привез меня? Это место пропитано кровью. Я не могу тут находиться, - тихо проговорила она, поняв, что в данный момент он ей не опасен, и она может говорить свободно. – Почему здесь так воняет? Тут трупы? Боже, да тут тьма трупов…
Ив затрясло, она схватилась за живот. Макс встал со стула и сделал к ней шаг – в полной темноте. Его голос отражался от стен и казался очень громким.
- Здесь нет никакой плоти, кроме нашей. Но когда-то это место было склепом. Я знаю его как свои пять пальцев. Здесь нас никто не будет искать, дорогая. И мы можем спокойно поговорить.
- А больше негде? – Ив еле сдерживала рвотные позывы. – Какое-то неромантическое место.
Макс ухмыльнулся.
- Зато безопасное. Это место знаковое для меня. Тут я обрел свою вторую природу, ставшую моей единственной природой. Это логово маньяка, прозванного за свою неуловимость Иллюзионистом. Знаешь фокус такой: его сковывают цепями и опускают в цилиндр с водой, а он исчезает оттуда на глаза у толпы. Вот такой он был: творил свои бесчинства среди многолюдного города и… исчезал. Бах! И нет его. Собаки не находят след, полиция не находит улик. Как будто все это творилось без его участия. Он бросает обезглавленные тела в скверах и около мусорных баков, в коллекторы и канавы, подбрасывает случайным людям во дворы их домов… Как будто насмехаясь над нами всеми и над Богом, чье око, надзирающее над нами оттуда, вдруг ослепло, - голос Макса был жестким. – Я и не думал, что поймаю его. Меня трясло от того, что мы находили на месте преступлений. Я никак не мог привыкнуть. Не к смерти, нет. И не к факту убийства. Я не мог привыкнуть к изуверствам, которые человек способен позволить себе по отношению к другому. Между тем, чтобы отнять жизнь, задушив, и, например, сделать это, мучая жертву, слушая вопли, наслаждаясь диким ужасом в глазах, полоща пальцы в крови и кишках – огромная разница. Убить способен каждый, но убить изощренно может только истинное чудовище в шкуре человека. Таким был Иллюзионист.
Ив переполняло желание начать говорить, но она осознала, что сейчас это не к месту – она должна позволить ему выговориться. Даже если ей хочется возразить каждому его слову.
Макс меж тем продолжал:
- Я вырос в приюте. Но в отличие от тебя, я умело скрывал свои способности – из страха быть замеченным. Я развивал свой интеллект, физическую силу и умение гипнотизировать, а о редких проявлениях медиумизма старался забыть. Надо было решать, куда податься. Мне была интересна психология. Точнее, психопатология. Этому я и решил посвятить свою жизнь. Многие приютские дети, не имея ориентиров с детства, не приученные жить в нормальном социуме, по выходе из приюта становятся преступниками. Я осознал свое превосходство над ними. И понял, что должен посвятить себя психологии преступления. А это та тематика, которую разрабатывала Кристина Ламберте. Так мы и столкнулись. Мне было восемнадцать лет. Я был молод и презирал все вокруг. Она проявила ко мне симпатию. Я просканировал ее и увидел уставшую от жизни женщину, несчастливую во всем, что бы они делала, неудовлетворенную и склонную к суициду. Это началось как игра – игра моего разума. И закончилось так же. Я ничего не чувствовал к ней. Я просто вступил с ней в спор об идеальном преступлении и выиграл спор. Останься она жива, ее жизнь была бы после этого очень короткой. Я бы порвал с ней, и она удавилась бы с горя. Бывает, смотришь на человека, и сразу становится ясно, что он безнадежен. И все, что ему осталось – жалкие попытки разыгрывать жизнь, когда сам он внутренне уже отказался от нее.
- Ты думал, и Филипп такой. Но ты ошибся.
Макс умолк и задумался. Через несколько секунд он ответил:
- Нет, не ошибся. Ламберте одной ногой в могиле. А за другую ногу держишь его ты. Отпусти ты его, и он покойник.
- Ты его недооцениваешь. Как и других людей.
Ив переполняли гнев и возмущение, которые она не боялась вскрыть. Это был прилив смелости, внезапно накрывший ее.
- Ты просто очень добра. И это делает тебя уязвимой. Для всяких Хоупов и мягкотелых алкоголиков вроде Филиппа.
- Ты думаешь, что стоя на стороне зла, ты выше нас всех. Это снова твоя ошибка. Зло – это проявление слабости. Это отречение от своей природы.
- Нет, дорогая, это доминанта природы над моралью.
- Странно, что будучи по ту сторону реальности, ты все еще имеешь ошибочное мнение о природе человека.
Голос Ив становился все жестче и злее.
- Действия Иллюзиониста – это не превосходство природы человека, во всем безобразии содеянного им нет ни капли человеческого. Природа человека не коренится в его теле, природа в том, что бессмертно.
Разговор все более раздражал Макса. Его исповедь превращалась в богословский диспут, чего он никак не желал.
- Довольно теизма. Слушай правду, девочка моя. Я расскажу тебе то, что изменит твое мнение о Всевышнем. Я расскажу тебе о сущности Иллюзиониста. Он появился внезапно и беспощадно, повергнув в ужас людишек этого огромного города. У него не было правил, не было ограничений. Он мог позволить себе менять почерк, оставлять разные автографы. Он дразнил нас, а мы бесились в отчаянии понять ход его мысли… А хода не было. Не было никакой цели. Весь этот эпатаж не был манифестацией Эго преступника. Это была просто… шутка. Фокус такой. Знаешь, настоящие фокусники настолько живут своими фокусами, что показывают их бесплатно, ради собственного удовольствия, ради ощущения, что могут удивлять. Иллюзионист был такой. Неудивительно, что мы не знали, за что зацепиться. Он был отвратителен мне. К тому времени мой медиумизм почти заглох – я не ощущал его проявлений. Разве что всего однажды – когда я в должности помощника следователя участвовал в деле Ламберте. Мы были в его доме, и дух Кристины пытался атаковать меня, но я оказался сильнее. Так вот, в деле Иллюзиониста именно эта сторона моих природных способностей открыла мне путь во тьме, по которому я вышел к нему. Это произошло случайно. В очередной раз наткнувшись на останки жертвы, мы оцепили место и искали следы. Что-то подтолкнуло меня в сторону мусорного бака. Я шел, шел как зачарованный… от бака исходил странный запах. Он был приятен мне, но природу его я не мог понять. И что ты думаешь, там лежало? Труп был раздет, а одежду убийца бросил в бак. Труп вонял кровью, а я ощутил запах тела, исходящий от одежды. То была девочка тринадцати лет. Боже, как она пахла!.. я никогда это не забуду. Я подскочил к баку и стал рыться в нем, как ненормальный, пока не вытащил оттуда ее нижнее белье. Со мной что-то творилось, я не мог понять, что это. Этот запах привел меня в восторг и возбуждение. И я подумал: надо украсть этот запах, чтобы он никому не достался. Я не понимал, что это одежда с мертвеца. Я просто хотел, и все. Это жуткое желание полностью захватило меня. «Я украду этот запах полностью», думал я, «И никто не найдет его. Я спрячу его там, где никто не станет искать». Этот эмоциональный хаос, захвативший меня, как будто дал мне нечто новое, привнес в меня чужое. Я держал ее тряпки и видел… видел ее. Живую. Я увидел, как она идет по улице. Я подхожу к ней и заговариваю с ней. Я показываю ей фокусы. Она останавливается и забывает обо всем. А я хватаю ее за горло и тащу за угол. Я такой сильный, боже! Я чувствую, как кровь толчками движется во мне. Я убиваю ее. Забираю ее голову с чудесными длинными волосами, так сильно пахнущими ею, прячу ее в полиэтиленовый пакет, запихиваю в свой рюкзак и ухожу. И я иду, иду… время – ночь. Все это происходит в темноте, редко пробиваемой тусклыми фонарями. И я иду, иду… и прихожу сюда. Я выследил Иллюзиониста, потому что подключился к нему. Так я бежал по твоим следам через лес, став на время тобой. Как тогда я стал им. По-настоящему стал, понимаешь? Когда я вошел сюда, в этот ад, полный гнили, в это обиталище демонов смерти, где он правил бал, безумный монстр, похититель человеческой природы, я все еще не вернулся в себя. Он осквернял их, чтобы лишить природы, чтобы через унижение заполучить власть над ними. Над всеми нами. Все это была для него магия фокуса. Абсолютная ненормальность. И я был им…Я шел в эту гробницу, как к себе домой. Я зашел сюда. Он сидел на кровати и смотрел на голову, которая лежала на том стуле, на котором я сижу. И разговаривал с ней, как будто она – живая. Я видел его во тьме, а он меня – нет. Я пришел в себя и застрелил его. Сразу. Не размышляя ни секунды. А потом меня рвало. Я успел вызвонить своих. Они приехали, меня увезла скорая. Я блевал так сильно, что выблевал свою душу. В ту ночь я стал тем, что я есть сейчас, полностью познав всю бездну мерзости, таящуюся в человеческом существе.
Ив охватил озноб от услышанного. Это было противно, но ей почему-то стало больно.
- Это две грани одного зла. Ты держишься одной из них и пытаешься доказать мне, что эта грань несуществующая. Чем ты лучше этого маньяка?
- В том и дело, - вздохнул Макс. – Все мы носим в себе монстров. Просто у кого-то они вырываются наружу.
- Нет, ты не прав. Ты оправдываешь свое отречение.
- Я не оправдываю себя. Я не понимаю, к чему это все. Весь этот мир – к чему? Чтобы мы показывали фокусы? Единственное, чего в этом маскараде я никак не могу понять, так это то, как ты, после всего, что Хоуп сотворил с тобой, осталась светлой. Ведь очевидно же, что имея такие способности и оказавшись в твоем положении, ты должна была отомстить ему.
- Очевидно? Да с чего ты взял? – Ив переполняло возмущение. – Хочешь узнать мою правду? Я расскажу тебе. Акт творения мира – это акт любви. Мы родились из любви Бога к нам. Жизнь – это дар. Никто не вправе отбирать его, ведь мы приходим сюда, чтобы совершенствовать этот мир, а не разрушать. Именно поэтому я и осталась светлой. Непонятно? Я поясню. Чтобы множить в мире зло, достаточно быть фокусником. А чтобы исцелять этот мир – нужно быть магом. Фокусник – это оборотная сторона мага. Разницу понимаешь? Я не могу быть темной, ведь я – маг, дитя Бога. Я приняла Его в себе, а ты – отрекся от Него в своем сердце. Ты не стал магом, оставшись фокусником.
- Бог одарил тебя тем, что приносит тебе страдания. Как ты можешь защищать Его? Из-за твоего Бога я ощутил себя серийным убийцей!
- Ты неверно понял свое предназначение, Макс Вон. И это не ошибка Бога. Бог не ошибается. Это – твоя слепота. Ты мог быть светлым, как и я. Ведь ты стал следователем и добровольно согласился пропускать через себя всю мерзость, всю низость, до какой способен опуститься человек. Ты выбрал служение. Только не от чистого сердца, а от корысти – чтобы почувствовать в полной мере свое превосходство. Ты стал Иллюзионистом, потому что он живет в тебе самом. И Бог показал тебе это, чтобы ты очистился. А ты неверно все истолковал. Ты не усвоил урок. Человек творит, когда любит. И разрушает, когда ненавидит. Я не утратила способность любить того, кто дал мне то, что я есть. Того, кто позволил мне родиться из небытия. Того, кто одарил меня телом женщины и дал мне познать радость от нахождения в этом теле. Я всегда ощущала свое сиротство не так остро, как ты, Макс. Ты с самого начала решил, что Отец оставил тебя. А мне… мне больше не на кого было полагаться.
Она была права. Черт подери, откуда она узнала это?
- Глупости. Ты пытаешься внушить мне свою точку зрения. Все не так обстоит.
- Перестань лгать себе, я же вижу тебя. Вижу насквозь.
Вдруг Макс осознал, что потерял контроль над ней, увлекшись разговором. Она активизировала свое духовное тело и незаметно для него считывала с него, как с кинопленки.
- Ты не смеешь, - прохрипел он, скрестив руки перед собой, как ребенок, став вдруг слишком беспомощным, чтобы защищаться на должном уровне. Ив атаковала его. Ив вошла в него. Он стоял, обмякнув, перед ней, которая была ему по плечо. Она поглощала его так быстро, что он не успевал осознавать происходящее. Ив впитывала его воспоминания и эмоции. Ив… становилась им.
Глава 15
Злодеи и герои
Среди толпы, снующей суетливо,
Без лиц, без голосов и тел,
В потоке жизни, бурном, торопливом
Среди бессмысленных, но трудных дел,
Меняясь, чтобы выжить и не сдаться –
Хотя к чему, не ясно самому –
Себя теряю я с секундой каждой
И вряд ли уж когда-нибудь найду.
Остановиться невозможно и опасно,
Себе в глаза взглянуть, капнуть до дна души –
Что там увижу я? То ль нужно мне? Напрасно
Я буду бередить воспоминанья в мертвенной тиши.
Вот был я мальчиком когда-то
И видел мир в реальном свете,
Боялся монстров, что пришли из ада
Сюда в обличии человечьем.
То в прошлом. Страх пришлось забыть –
Чудовища во всех сердцах людских.
В жестокость душу облачил я,
Чтоб стать одним из них.
(М.Вон, из дневника)
- Это возмутительно! Он обвел нас вокруг пальцев! И Вас тоже, Делли, и Вас! Вас всех! – орал Хоуп в трубку шефа полиции. – Теперь пощады не будет.
- Вы его не нашли.
- Мы нашли нашего сотрудника, который должен был за ним следить. Он спит в своей машине на стоянке супермаркета. И мы не можем его разбудить.
- Так а причем здесь мой Крот?
- Как, Вы не понимаете?! Это же гипноз, мать вашу!
- Боюсь, доказательств у Вас нет, Хоуп. Это беспочвенные обвинения. Заявляю Вам, как полицейский со стажем. Но Вы ищите, ищите.
Хоуп прорычал в трубку нечто нечленораздельное, после чего звонок оборвался. Шеф Делли улыбнулся – Хоуп был ему крайне гадок, посему он обрадовался неудачам, которые свалились на голову инквизитора. Что ж, Вон мог убить мальчишку, но не оставил улик и вышел сухим из воды. Делли не знал, почему, но мысль о том, что Крот пожалел девчонку и скрыл от высших властей, грела ему душу. Он никогда не сомневался в профессионализме своего любимца, но теперь у него появился повод не усомниться и в его человечности. Это открыло ему новое видение правосудия, в котором жестокость и доброта держали один меч на двоих. Таков должен быть закон, думал Делли, карающий тех, кто направил свою силу не в то русло, и защищающий слабых, которые пострадали от этой неверно направленной силы.
«Помоги ей», мысленно обратился Делли к Вону, - «Такие, как Хоуп, не должны иметь законных прав издеваться над невинными людьми. Иначе, к черту такой закон!».
Квартира Вона давно обыскана, люди Хоупа ломают головы, вычисляя, где он может быть. Его фотографии с описаниями примет разосланы по всем постам, на железнодорожные и автовокзалы, в аэропорты, гостиницы и крупные торговые центры. Еще немного, и они пустят информацию в телеэфиры. И все из-за одной девчонки. Что в ней такого, что ради нее они готовы пожертвовать им?
Куда идти человеку, у которого нет больше дома? Где можно спрятать другого человека, чтобы никто не стал искать его?
Ответ напросился сам собой: на кладбище.
Делли нахмурился, но внезапно его взгляд прояснился… А они догадаются?
***
- Он не ведает страха смерти и пойдет на все из-за нее, - говорил Хоуп Беннингтону, сидя в его тонированной машине около подъезда дома, где жил Вон, пока его ребята производили обыск наверху, разрешение на который было получено в обход власти Делли. На заднем сидении лежало бессознательное тело неудачливого шпиона, тот спал, как ему и было велено Максом. – Роджер, мы должны найти ее. Во что бы то ни стало.
- Мне иногда кажется, что Вы преувеличиваете важность объекта, - неуверенно проговорил Беннингтон, в глубине души побаивающийся своего босса. – Ведь она всего лишь медиум. Столько усилий…
Глаза Хоупа засверкали неистовым огнем.
- Ты не знаешь, что несешь, - прошипел он. – Лучше помоги мне понять, где он ее укрыл.
- Чтобы это понять, нужно быть им, - небрежно бросил Роджер, особо не задумавшись. Но лицо Хоупа внезапно изменилось.
- Да. Да, ты чертовски прав, хоть ты и дурак. В этот раз ты попал в точку.
Хоуп вышел из машины, громко хлопнув дверью, и зашел в подъезд дома. Квартира Макса располагалась на втором этаже, дверь была не заперта. Хоуп вошел.
- Ну то ж, Макс. Ты сам меня вынудил, - пробормотал он. И тут же заорал, что было мочи, - Все – вон!!
Парни, наводящие бардак в логове Крота, переглянулись и, побросав вещи, гуськом покинули квартиру. Хоуп затворил за ними дверь.
Он никогда не делал того, что собирался сделать сейчас. Но он видел, как Ив делает это с другими. И помнил, что она сказала ему, после того, как он заставил ее это сделать с ним. «Я вижу твою душу», - сказала она, «И знаю, почему ты здесь. Но в этой жизни ты, наконец-то будешь наказан. Я верну тебя обратно в ад».
Хоуп тогда рассмеялся. «Ада не существует, детка. Не успокаивай себя», - сказал он ей.
«Скажешь мне это, когда окажешься там. Я обязательно махну тебе на прощание ручкой». После этих слов он ударил ее кулаком в живот. Она корчилась от боли, но молча. Прощения она не попросила.
Ив рассказала ему тогда, что такие, как он, каждый раз воплощаются в жизнь с одной единственной целью – увеличивать массу зла в мире.
- Зачем Богу нужны злодеи? – спросил он ее. – Ведь в глазах простых людей они служат доказательством того, что либо Господь бессилен, либо Его вовсе нет.
- Да, так и есть. Но не для этого ты рождаешься снова и снова. Ты приходишь сюда затем, чтобы из массы людей, ропщущих на Всевышнего или отрекшихся от Него, вышел один, который сказал бы себе: раз Бога нет, мы сами должны постоять за себя. И вступить в борьбу с такими, как ты. Всякое зло порождает зло. Но оно порождает и добро вопреки злу. Как ни парадоксально. И даже злодей способен переродиться в героя, столкнувшись с большим, чем он сам, злом.
- Ты хочешь сказать, что я должен быть злым, чтобы наставить кого-то на путь света? Ты идеалистка, моя девочка, - Хоуп рассмеялся и погладил Ив по губам, стерев пальцем стекавшую из ее носа кровь.
- Да, так и есть, - сказала Ив. Она была непреклонна. Жанна Д’арк на допросе у Инквизиции.
- Свет не защитит тебя. Таких, как я слишком много, а таких, как вы – единицы. Мы правим вами.
- Это иллюзия, - спокойно ответила Ив. Хоупу даже на миг показалось, что она улыбается. Как будто он малец, который в глазах седовласого старца сморозил глупость.
Хоуп часто вспоминал тот их разговор. Один из множества подобных разговоров, которые они вели в ходе экспериментов. Ив рассказала ему про все его воплощения. И про мир, в который он якобы попадет после смерти. Еще она назвала его иллюзионистом и сказала, что все люди, обладающие силой, делятся на иллюзионистов и магов, и что магом ему никогда не стать. «А ты, стало быть, маг?» - спросил он ее. Она лишь кивнула в ответ. Без важности, высокомерия. Короткий молчаливый кивок, не более. Он смотрел на нее, сидящую связанной на стуле, всю в синяках и кровоподтеках, с лицом, сильно пахнущим железом, с растрепанными грязными волосами и в белой рубахе, рваной и в пятнах. Она была босая. А он стоял перед ней в лакированных туфлях, в глаженом костюме, пахнущий дорогим одеколоном, с золотыми часами на руке. У него была власть, а у нее не было ничего. И она назвала его фокусником. Он рассмеялся. Он смеялся до того дня, пока она не сбежала, миновав все преграды.
***
Хоуп стоял посреди комнаты Макса, в самой гуще бардака. Если это можно было назвать бардаком – ведь у Макса было крайне мало вещей. Он не привязывался к ним, жил как отшельник. И все же, все же…
Тогда Ив сказала ему, что у него древняя душа, исполненная зла, и что это дает ему могущество и власть всякий раз, когда он приходит в мир. Так задумано. Но он всего лишь дракон для святого Георгия – и это предрешено. Хоуп не хотел быть всего лишь драконом и не собирался погибать. Он подошел к зеркалу и внимательно посмотрел на себя. «Кто ты, Хоуп? Она сказала, что ты – демон. Может, настала пора явить миру свою истинную сущность?»
Хоуп смотрел на свое отражение, пока оно не зарябило и не стало расплываться. Воздух в комнате посерел и стал плотным как туман. Из зеркала на Хоупа глядело человекообразное существо, сотканное из полумрака и теней, с красными глазами. Никаких рогов и копыт. «Ты – тень, которую Зло бросает в этом мире», сказала ему Ив. Он развернулся и просканировал комнату. Одна вещь, лежавшая в верхнем ящике комода, была энергетически сильно заряженной, однако принадлежала неживой природе. Хоуп подошел к комоду и выдвинул ящик. И он увидел то, что сразу прояснило все. Это был отрывок из старой газеты, пятилетней давности. Фотография безумного лица с тяжелым пронзительным взглядом, чем-то похожего на знаменитый портрет Алистера Кроули в облачении мага, и статья с заголовком «Иллюзионист пойман, Лондон может спать спокойно».
- Ты предусмотрел все детали, но просчитался в главном, Крот, - ухмыльнулся Хоуп. – Теперь тебе крышка. Твоя настоящая нора обнаружена.
И он вышел из комнаты.
Когда Хоуп спустился вниз и оказался на улице, Беннингтон не заметил каких-либо изменений в обличии шефа. Единственное, что показалось ему странным – зрачки босса приобрели красноватый оттенок. Впрочем, Хоуп носил очки, и заместитель допускал, что данная аномалия была ни чем иным, как следствием использования глазных капель.
- Я знаю, куда ехать, - сказал Хоуп.
- Берем ребят?
- Нет. Я сам возьму его. Теперь он от меня не уйдет.
Беннингтону показалось, что босс слегка обезумел. Но возражать он не стал: зловещий взгляд придавил его к сидению.
Машина мягко тронулась с места.
Глава 16
То, что мы есть
Маленький мальчик сидит на не заправленной постели, пахнущей потом и возбужденными телами. В комнате горит ночник, его блики падают на грязный выцветший линолеум и высвечивают местами ободранные обои. Основной поток света бьет в книгу, которую мальчик держит в руках. В книге много картинок. Он зачарованно разглядывает их, медленно переворачивает листы.
- Тебе нравится, маленький? – Мама выходит из душа, замотанная в полотенце. Вытирая волосы, она садится рядом с ним, целует его в щеку и смотрит на него очень ласково. Потом глядит в книгу.
- Мама, я буду рыцарем, когда вырасту! - восклицает мальчуган и улыбается. – Я буду сражаться с драконами! У меня будет свой замок.
- И принцесса, которую ты спасешь из когтей чудовища, да, дорогой? – добавила мама.
- Зачем мне принцесса? – удивляется мальчик. – У меня будешь ты. Я буду защищать тебя.
Мама улыбнулась и обняла его.
- Конечно, родной. Ты – мой рыцарь.
Это было его последнее светлое воспоминание. Ночью отец вернулся домой пьяным, они с матерью разругались, и он зарезал ее. Макс кричал, он пытался вступиться за нее, отец врезал ему так, что тот отлетел к стене и, ударившись головой, потерял сознание. Когда убийца осознал, что сделал, он убежал из дома. Полиция нашла его уже мертвым – он бросился под машину. А Макс попал в приют.
***
- Я не уберег ее, - шмыгнув носом, тихо сказал он. – Я не стал тем, кем хотел быть. И никогда не стану.
Лунный свет заливал площадку перед окном, на которой они сидели. Они поднялись сюда по полуразрушенной лестнице из подвала, где Иллюзионист когда-то собрал коллекцию голов своих жертв. Воздух был свеж и очень холоден, но они не мерзли.
Теперь Ив все знала. Став им, она увидела всю его жизнь, пропустила ее через себя и вобрала все его эмоции, всю боль, напитавшую его память своей бездонной чернотой. Она поглотила бездну тьмы, которая в нем была, оставшись при этом собой, и это был великий дар – дар исцелять. То, что Макс при этом испытал, невозможно было описать словами. Он плакал так, как никогда в жизни. И со слезами горечь уходила из него. Он снова стал маленьким мальчиком, которого когда-то похоронил в себе, чтобы выжить и не сойти с ума в мире, полном драконов.
- Ты просто потерял свой меч, - проговорила Ив. – Я помогу тебе найти его.
Она взяла его руку в свою.
- Ты отрекся от Отца, и так поступил бы любой на твоем месте. То, что ты испытал, просто чудовищно… Но и со мной мать обошлась не лучшим образом… Меня похоронили заживо, как только я родилась. Но я выжила. Выжила, потому что должна была выжить – хотела я того или нет. У меня не было настоящего дома, пока Филипп не нашел мое тело в подворотне и не приютил меня.
- А мой дом – этот склеп.
- Нет, это не твой дом, Макс. Это дом существа, которого ты в себе породил. Но я нашла тебя, тебя истинного. Ты – рыцарь, Макс. Это твоя настоящая природа. Ты тоже светлый, как и я. И ты призван в этот мир служить – как и я.
- Служить чему? Правосудию? Оно устанавливается теми, кто обладает большей властью. Что может маленький мальчик с деревянным мечом в руке против дракона, которой покрыт неуязвимой броней, носится быстрее ветра и испепеляет все на своем пути?
- Дракон ничего не боится, потому что покрыт броней. Но истинное бесстрашие исходит от сердца. От сердца уязвимого и слабого существа, которое поднимает деревянный меч. Ты силен не тем, что ты экстрасенс, а тем, что в тебе свет, от которого ты отрекся. Хочешь, я покажу тебе себя? Когда-то это пугало меня. Пока я не осознала, что ничего не могу с этим поделать. Сражаясь со своей сутью, ничего не добьешься, только станешь слабее от постоянных битв с самим собой. Приняв себя, ты обретаешь свое место в мире, а вместе с ним смысл всего происходящего. А тот, кто обрел смысл, неуязвим. Для всех драконов.
Ив поднялась на ноги, Макс встал за ней. Они поднесли ладони друг другу и переплели пальцы. Макс ощутил тепло, волнообразно перетекающее из ее рук в его руки.
Воздух вокруг них уплотнился и посерел. Макс почувствовал, что утрачивает физическое ощущение своего тела в пространстве. Глаза Ив были открыты. Через них лился свет. Она вся была соткана из света – золотисто-голубого. Как океан, мерно плещущийся, плавно поигрывающий волнами. «Океан огня, который не жжет, а только греет», - подумал Макс.
- Что это? - вслух спросил он.
- Это моя душа, - ответил ее голос внутри его головы: губы Ив были сомкнуты.
- Туда ты забрала из меня плохие воспоминания?
- Да, - прозвучал ответ – снова в его голове.
- Ты боишься хоть чего-нибудь? – спросил он ее мысленно.
- Нет, - ответила она ему.
Золотистое сияние вокруг нее стало сжиматься и приобретать форму. И он увидел бесполое существо со множеством крыльев и глазами, которые открылись порталами во Вселенную… Несколько секунд видение висело, потом внезапно резко преобразилось, приняв до боли знакомую форму… Перед ним стояла Кристина.
- Вот и ты, - пробормотал он. – Но оживи я тебя, что бы это изменило? Ты же все понимаешь теперь.
Кристина кивнула и, шагнув к нему, провела ладонью по его щеке. Максу показалось, от нее исходило тепло.
Образ Кристины стал расплываться и приобрел очертания другой женщины…
Макс заплакал. Перед ним стояла его мать. Он пытался что-то сказать, но не мог.
Она обняла его и поцеловала в лоб, как будто он снова был маленьким и сидел у нее на постели с книжкой про рыцарей и драконов, в тот трагически памятный вечер.
- Мой родной, - нежно сказала она, - Ты все еще мой рыцарь. И всегда им будешь.
- Но я не защитил тебя тогда. Я позволил тебе умереть… - рыдал Макс.
- Умереть? Но я же здесь, с тобой. Разве я мертва, если ты видишь меня и разговариваешь со мной? Не бойся, милый. Ничего не бойся, - она приложила теплую ладонь к его сердцу. – Ты обратил его в кусок льда, чтобы никогда не чувствовать боли. Но ведь ты рыцарь, а сердце рыцаря – это неугасимое пламя.
Он ощутил, как в груди у него накапливается и сгущается жар.
- Что со мной, мама? – тихо сказал Макс. – Я умираю? Я возвращаюсь к тебе?
- Нет, милый, не умираешь. Ты становишься тем, кто ты есть. Я принесла тебе кое-что. Это поможет тебе исполнить свою миссию.
Она протянула ему вторую руку – в ней был огненный меч.
- Теперь внутри тебя огонь, и меч не сожжет тебя. Ты знаешь, что делать. Он идет сюда, - последнюю фразу она произнесла шепотом, скосив взгляд в сторону лестницы. – Защити меня, родной.
Она поцеловала его в лоб и отошла на шаг в сторону.
Меч был тяжелым, но Макс как будто не ощущал его тяжести. Он смотрел туда, откуда к нему бесшумно приближалось серое существо с горящими красными глазами.
***
- Наконец, мы встретились, Бешеный Крот, - с нетерпением прохрипел Хоуп и рассмеялся, видя перед собой оборванного и заплаканного семилетнего мальчишку, держащего в руках деревянный меч. – И ты собрался сражаться со мной этим? Ты утратил разум.
Ив стояла за плечом мальчика, полная решимости, но при этом спокойная. Она неотрывно глядела в лицо демону.
- Дорогая, давай прекратим этот астральный фарс. Хоть мне и нравится мой истинный облик, но как-то несолидно пугать детей.
Ив улыбнулась и положила руку на плечо Макса, готового к бою:
- Ну давай же, подойди. Что ты стоишь там, как трус, прячась в тени?
Хоуп еще пуще расхохотался, услышав лепет семилетнего Макса.
- Боюсь, твоя деревяшка сломается о мою шкуру.
- Как бы не так, - храбро заявил Макс.
- Я удушу тебя, гаденыш, одним пальцем, - прошипела тень и двинулась на Макса.
Макс бросился вперед, подняв и выставив перед собой оружие: они столкнулись, меч проткнул Хоупа насквозь.
- Мне не больно, ягненочек, - беззубым ртом проговорила тень. Рукоять меча торчала из ее груди.
Макс через плечо бросил взгляд на Ив.
- Помнишь, я обещала тебе, что верну тебя обратно? Мое обещание еще в силе, - тихо проговорила она. – Они сами сделают это. Они жаждут встретиться с тобой.
- Кто – они? – в голосе тени послышалось недоверие.
- Те, кого ты убил, - зрачки Ив закатились, она стала преображаться, возвращаясь в свой настоящий облик. Хоуп бросился на нее, но его отбросило. Поднявшись, он вынул меч из груди – на его месте осталась дыра – и отшвырнул в сторону. Он двинулся прямо на Ив.
- Нет!! – закричал Макс и, расставив руки, закрыл собой ее золотисто-голубое тело со множеством крыльев. – Сначала меня убей!
- Легко, - Хоуп выставил вперед бесплотную руку, похожую на лоскут ткани. Его пальцы сомкнулись на горле Макса. Но в этот момент его что-то резко толкнуло в плечо.
Через Ив как через дверь между мирами быстро просачивались фантомы – они проходили через Макса, не тронув его, и отталкивали Хоупа. Его рука разжалась: Макс упал на колени и зашелся в кашле. Фантомы убитых детей, девушек и женщин окружали его.
- Когда я был жрецом, я приносил их в жертву богам. Когда я был инквизитором, я сжигал их на кострах. Когда я был служителем сатаны, я пил их кровь. А эти умерли в интернате. Что ж, все они – мои брошенные дети, - Хоуп хрипло рассмеялся.
- Твои дети вернулись к тебе, - произнес нечеловеческий голос Ив. Все услышали его, хотя она не размыкала губ. – Прощай.
- До встречи, - тень подмигнула красным глазом. В следующий миг фантомы ринулись на нее и разорвали в клочья.
А потом все исчезло.
***
Беннингтон дежурил сидя в машине, припаркованной на закрытой территории заброшенной фабрики, временами посматривая на часы. Босс задерживался, и он уже стал беспокоиться. Вдруг он увидел несколько фигур, выходящих из дверного проема. Две из них двигались, а третью они тащили на своих плечах. Они вышли под свет фонаря, и он увидел девушку, рослого парня и старика, которого они волокли – видимо, он был без сознания. Беннингтон выскочил из машины и бросился им навстречу.
- Кажется, у него инфаркт или что-то вроде того, надо отвезти его в больницу.
- Да, конечно, - бормотал заместитель, укладывая босса на сидение и привязывая его ремнем. Только он вдруг забыл, что это его босс. Хотя лицо и казалось ему смутно знакомым, он видел перед собой просто старика, который попал в беду и срочно нуждается во врачебной помощи.
Все было как во сне. Он быстро выехал с территории фабрики и помчался в больницу.
- Что с ним будет теперь? – спросил Макс.
- Он останется овощем до конца своей жизни, - сказала Ив. – Возможно, будет прикован к постели.
- А что будет с теми детьми в интернате?
- Полиция накроет интернат, всех, кого надо повяжут, детей освободят и вернут в другие приюты. Вы будете героями.
- А что станет с тобой?
- Я выйду замуж за Филиппа.
- А что будет со мной?
- А это ты сам уже решишь. Самое время звонить твоему шефу, не так ли?
Макс включил телефон и набрал шефа Делли. Была глубокая ночь, но тот сразу взял трубку.
После Макс и Ив сели в машину, и Макс отвез ее к Ламберте.
- Его нет дома. Он у нас, в отделении. Ему скажут, что тебя нашли – потому что он уже заявил о твоей пропаже с горя и отчаяния, забыв твой наказ не делать этого. Еще ему скажут, что офицер отвез тебя домой. И он примчится сюда, найдя тебя в целости и сохранности. А о том, что я обманом заманил его в офис, где он меня не застал, он забудет.
- Да, забудет, - повторила Ив. – Я все сделаю.
Макс кивнул.
- Почему все-таки он? Ведь он обычный человек. А ты – маг.
- И ты теперь маг, - Ив накрыла ладонью его сильную руку. – Но я люблю его. И я должна его защитить.
- Ты спасла его душу. И мою тоже. Спасибо, - Максу было неловко говорить это, но он был искренен.
- Это моя работа, Крот, - Ив улыбнулась и, поцеловав его в щеку, вышла из машины.
Макс уехал, не обернувшись.
Он знал, что это не последняя их встреча. Ведь теперь они игроки одной команды.
Эпилог
Он шли по кладбищу. Порывами задувал ветер, но он был теплым. Дышалось свободно.
- Ты никогда не рассказывал мне этого, - после недолгой паузы проговорил Делли.
- Не было потребности, - ответил Макс. У него в руках были живые цветы. – Розы были ее любимым цветами. Роза – один из символов рыцарства. Я не был здесь со дня ее похорон.
Они остановились у аккуратной могилы со скромным надгробием, Макс положил цветы.
- Я знаю, что она давно уже не там, и нет никакого смысла нести сюда эти цветы.
- А где она? – спросил Делли.
- Здесь, - Макс приложил ладонь к груди. – И здесь, - обвел рукой пространство. – Жизнь не прекращается никогда. Раньше я относился к ней с полным пренебрежением. Недооценивал ее. И смерть тоже. Ив изменила мои взгляды, показав мне другую грань мира. И самого себя.
Делли улыбнулся.
- Макс, ты мне как сын. Я рад, что ты снова со мной. Такие люди нужны. Нужны мне, нужны нам, нужны тем, кого мы защищаем. Раньше я думал, что просто делаю свою работу. Теперь я понимаю, зачем делаю ее. Ты открыл мне глаза.
Он положил руку на плечо Макса.
Они постояли какое-то время молча. И пошли прочь.
Макс ощущал себя пустым и свободным. Его больше не мучили кошмары по ночам. Он шел кладбищу, видя его своим внутренним взором, пропуская его через себя. Но теперь это больше не приносило ему боль. Он видел живых и мертвых, добрых и злых. И он знал, что они не причинят ему вреда.
Остановившись около ворот, Макс поднял лицо к небу и, всматриваясь, вобрал в себя его спокойствие.
- Я знаю, Вы верующий человек, сэр, - сказал он. – Но что Вам дает вера в Бога?
- Веру в людей, - без раздумий произнес Делли. – Как я мог бы выносить свою работу, не веря в людей? Но я не теряю надежду.
На лице Макса промелькнула тень улыбки.
- Всего доброго, мистер Делли.
Они разошлись в разные стороны. Делли пошел в церковь, а Макс… Макс не знал, куда он шел. Ноги вели его вперед, навстречу людям, и он думал над последними словами босса. Макс свернул в подворотню и, проходя мимо мусорных баков, услышал писк. Это пищал котенок, сидящий в коробке за баками.
Макс хотел уж было сделать шаг прочь, но что-то остановило его. Он нагнулся и понял коробку.
- Ах ты засранец, - добродушно проговорил он, глядя в испуганные голубые глаза мокрого рыжего комочка. – Жить хочешь, да? Ну ладно, раз хочешь, почему бы и нет.
Макс вытащил котенка из коробки, расстегнул молнию на куртке и посадил котенка внутрь, в тепло. Тот высунул нос на улицу, прикидывая, как ему сбежать, но передумал. Внутри оказалось лучше: суше и куда уютнее.
Макс принес котенка домой. Тот оказался девочкой, и Макс назвал ее Евой. Так Ева поселилась у него дома. Не та, другая, но он не роптал на судьбу. Ева встречала его с работы, Ева мурлыкала у него на коленях.
А однажды и настоящая Ева оказалась здесь. Он отворил дверь, она стояла у него на пороге.
- Мне уже восемнадцать, - сказала она. – Я собираюсь учиться на психотерапевта. Впрочем, думаю, ты догадался бы об этом.
Макс улыбнулся.
- Я кое-что принесла тебе, - она протянула ему невысокую прямоугольную коробку, обтянутую красной лентой.
- Это книга?
- Да, книга. Ой, кто это у тебя? – Ив всплеснула руками, увидев Еву, которая вышла из комнаты и теперь терлась о ноги Макса.
- Это Ева, - смущенно проговорил он. – Найденыш.
Ив улыбнулась в ответ.
- Прочти книгу, она понравится тебе.
Когда Ив ушла, Макс сдернул ленту и открыл коробку. Внутри не оказалось книги. Там лежал толстый блокнот-ежедневник и ручка. Ежедневник пахнул ею. Макс повертел его в руках, пожал плечами и положил на тумбу около кровати. Он пошел в душ. Когда он вернулся, Ева свернулась клубком на тумбе. Он аккуратно поднял ее и переложил на кровать. Потом снова взял ежедневник и посмотрел на него.
Взяв ежедневник и ручку, Макс протопал на кухню. Он сделал себе кофе, уселся за стол и раскрыл ежедневник. Отпив глоток, он взял ручку и поднес ее к листу. «День и ночь, которые изменили мою жизнь», написал он посередине. Да, Ив права, эта книга понравится ему. Ведь она будет о ней.
И он дал выход любви, которая переполняла его.
Он знал, что, встретившись теперь, они больше не расстанутся. Когда их миссии здесь завершатся, они уйдут на ту сторону Леты, где найдут друг друга, чтобы дальше пойти вместе. И они будут рождаться вновь и вновь, чтобы исполнять свое предназначение – охранять священный дар жизни и помогать принять этот дар тем, кто потерял смысл. А также сражаться с теми, кто на этот дар покушается. В конце концов, оба лагеря служат одной цели. Хоть для подавляющего большинства это и не очевидно. Да, Ева?
Конец
17.05.2013г.
Найди меня
© Copyright: Ольга Михуля, 2013
Свидетельство о публикации №213062901798
Свидетельство о публикации №213062901798
Рецензии