Лёха

Лёха

(повесть)

- Здорово, Эдуард! - хлопнул меня кто-то сзади по плечу. Я оглянулся, передо мной стоял, на две головы выше меня, братов дружок Лёха Утробин. Худощавый, подтянутый, в морской форме с погонами, старший матрос, казалось, не так давно ходил к моему младшему брату учиться играть на гитаре. Был худенький этакий, рыжеватый пацанчик, а теперь передо мною стоял детина под метр восемьдесят, с пышной, как у Карла Маркса, бородой.
- Где Славка? - сходу спросил Лёха.
- Славка женат. У него двое детей, живет в Тальменке, - коротко доложил обстановку я. А через час мы уже сидели с ним в двухкомнатной квартире его матери, в семейном общежитии и пили водку. Вернее, пил только он, зная, что я этим никогда не увлекался. Лёха взял в руки гитару и, быстро пробежав пальцами по струнам, вдруг грянул басом, шутливо переиначив известную песню:

Хрен ты мой опавший, и заледенелый,
Что стоишь, согнувшись под метелью белой.

Сухонькая мать его - тетя Маруся, в белом платочке домиком, замахнулась полотенцем, улыбаясь, явно довольная озорством сына.
- Бесстыдник! Замолчи, сейчас же!
- Ничего, мама. Это я шуткую.
Лёха отложил гитару и вновь кинул в свой бородатый рот рюмку водки. Выглянув со второго этажа в раскрытое окно, увидел там соседа, крикнул:
- Женька, иди сюда!
Через минуту в комнату ввалился, по-медвежьи косолапя, еще здоровее Лёхи, Евгений Новиков. И с ходу, шагнув от порога, взял в руки рюмку, опрокинул водку в себя.
- Вот это по-нашему! - одобрил его Лёха и пододвинул тарелку с огурцами.
- А ты что, Эдя? Выпил бы с ребятами... - остановила на мне свой взгляд, пришедшая с кухни, тетя Маруся, неодобрительно поджав тонкие губы.
Было с самого начала видно, она не одобряла моего присутствия в их квартире. Как же - ее сын такой богатый и успешный, отслужив три года в армии, плавал в торговом флоте. Привез оттуда кучу денег и дорогих вещей, к тому же и в Бийске успел устроиться рулевым на "Зарю", что плавает на Телецкое озеро. А я разведенец и два месяца не могу устроиться на работу. И вообще, тетя Маруся боялась, что сын заразится от меня невезухой. Все же принесла блюдо с дымящимися пельменями. Половину отсыпала сыну в тарелку, значительно меньше Женьке, ну а мне, так и вовсе с десяток.
- Ну, раз не пьешь, то ешь пельмени, - пододвинул мне свою тарелку Лёха, а мою взял себе. Мать, недовольно поджав губы, сразу ушла.

Работу я вскоре нашел, правда, с постоянными командировками, но денежную. По приезду из первой же командировки, мать встретила меня известием, что Лёха женился.
А через час Лёха уже знакомил меня со своей женой Ольгой - белокурой, с пышной прической и озорными глазами. Видимо, узнав от Лёхи, что я занимаюсь литературным трудом в свободное от работы время, она сыпала передо мной теперь цитатами из книг известных писателей: Золя, Экзюпери, Стендаля. Я отметил про себя, что она, почему-то, старается понравиться мне. Я этого в душе не одобрил и понял, что Лёxy она ни в грош не ставит. Зато он, мало читавший, был от нее без ума и восторженно таращил глаза. Я подумал, что Ольга, скорее всего, любит больше Лёхины деньги, чем его. И оказался прав. И следующий свой приезд мать моя встретила известием, что Лешка разошелся.
- Как? - поразился я.
Мать стала рассказывать:
- Когда ты уехал, Лёшка уплыл на своей "Заре" на Телецкое, на неделю. Маруся поехала к своей дочери - к Лёшкиной сестре на Сахарный посёлок. Когда приехала, услыхала еще от порога, что у Ольги кто-то есть. Но когда вошла, увидела что Ольга, в комбинашке, спокойно расхаживает по комнате. В зале у них стоял круглый стол со скатертью. Нижний конец скатерти слегка шевельнулся. Маруся заглянула под стол, а там сидит соседский парень. Когда Лёшка приехал, мать все рассказала ему. Тот схватил нож и погнался за Ольгой, та убежала к соседям. Маруся уже раскаивалась, что рассказала. Обхватила сына руками, уговаривая, чтобы он ни куда не ходил. Лёха, не рассчитав сил, махнул рукой, чтобы отстранить мать. Та, от его толчка, упала боком па угол тумбочки и вмиг потеряла сознание. Приехала по вызову скорая помощь. Врач сразу определил - у Маруси лопнула печень, и ее увезли па операцию. После операции хирург сказал Лёхе, что дело безнадежное, у матери печень лопнула сразу в нескольких местах.
Сделать ничего невозможно. Вшил в бок ей резиновый шланг.
А моей матери по секрету сказал, что тетя Маруся умрет. Умрет в тот момент, как из этого шланга перестанет идти жидкость. Теперь мать ухаживала за тетей Марусей, не отходя от нее ни на шаг. С Лёхи же, как с гуся вода, он продолжал пить. Услыхав о происшедшем, потрясенный рассказом, я не мог даже вымолвить слова, только спросил:
- Где она?
- Вон, дома, на койке лежит, - ответила мать.
Я немедленно пошел к тете Марусе. Она, действительно, лежала на кровати, сразу на трех подушках, почти сидя, а из ее бока в баночку свешивался красный резиновый шланг. Увидев меня, тетя Маруся, почему-то, сразу заплакала, жалуясь на сына.
- Ты-то вот на хорошую работу устроился, а мой идиот успел и с работы слететь, и деньги, что привез, уж спустил. Водит компаниями к себе мужиков и баб, - и, помолчав, спросила. - Ты б его приструнил, он тебя слушается. Заставил бы хоть костюм себе купить и тумбочку под телевизор. У нас вон плохая какая...
Я пообещал.
А она повинилась:
- Я, сынок, поначалу о тебе плохо думала, а вышло все наоборот. Счастливая твоя мать, она за тебя даже не беспокоится. Знает, что ты не пропадешь.
Обещание свое я выполнил. Вечером, когда пришел Леха, я уговорил его купить костюм.
На следующий день мы купили ему костюм, а затем зашли в мебельный магазин и купили тумбочку. Тут терпение Лёхи явно иссякло. Вынув кошелек и посчитав, что там осталось, он заматерился.
- Выпить даже не хватит! - взвалил на плечо тумбочку, сердито пошел, не дожидаясь меня, проворчал. - И на хрена мне эта тумбочка!
Пил Лёха сильно, потому что очень переживал измену Ольги. Я, исходя из своего опыта, посоветовал ему:
- Клин клином надо вышибать.
- Как это? - не понял Лёха.
- Найди ещё покрасивей бабу и займись с ней любовью.
После "Зари" Лёха устроился сварщиком в "Сибакадемстрой". Из следующей командировки меня ошеломила весть, что тетя Маруся умерла, Лёха с сестрой и племянником ее уже похоронили. Вспомнилось, вдруг, как перед моим отъездом тетя Маруся жаловалась мне на Лёху.
- Совсем озверел, слова не дает вымолвить.
В тот же вечер я стал отчитывать Лёху:
- Ты что, Леш, мать же она тебе...
- А ты знаешь, какая она жадина. - Парировал Леха.
- Все равно она тебе мать и нельзя так грубо, - продолжал я.
Тете Марусе в моих словах, видимо, что-то не понравилось, и она прервала меня, болея за сына.
- А мы оба с ним грубые - не то, что вы с матерью. Твоя мать старается всем угодить. А всем не угодишь. Человек не солнышко, всех не отогреет.
Я хотел было сказать, что если следовать вашим словам, то мать моя не должна была ходить за вами и носить горшки, но только махнул рукой и ушел. Мать рассказала, что перед смертью тетя Маруся позвала её к себе и сказала спокойно:
- Капать перестало. Сегодня я умру.
И, действительно, в этот же день умерла.

Вскоре я женился. И еще много событий произошло. Лёха, наконец, получил благоустроенную квартиру. Потом мы с матерью получили на Зеленом клине двухкомнатную благоустроенную квартиру за моего старшего брата Николая, погибшего в 1944 году в Польше. Я надолго потерял связь с Лёхой. Однажды, лоб в лоб, столкнулся с ним на трамвайной остановке. Он, как всегда, был только что "заскочившим" в рюмочную на вокзале, с ходу сообщил мне:
- Помнишь, как ты советовал мне клин клином вышибать? Я нашел себе еще красивей бабу, звать тоже Ольгой, - и, довольный, расхохотался.
- Кто она? Где ты с ней познакомился? - осторожно спросил я.
- Да у нас же, в соседях жила, снимала с племянницей квартиру. Я предложил ей, чтоб она перешла ко мне.
- Ну, ты даешь, сразу двух женщин заимел, - польстил я Лёхе.
- О го, го, го! Я такой! - баском пророкотал он и заторопился, - ладно, я пошел. Ольга ждет.
Ну, слава Богу! Лёха, кажется, обрел свою пристань, порадовался я. Но прошло где-то с полгода, и Лёха позвонил мне.
- Слушай, Эдуард. Что делать? Помнишь, я тебе говорил, что бабу привел себе с племянницей. Так вот она, что мне учудила. Подговорила рэкетиров. Они требуют, чтобы я им отдал квартиру, а они мне в обмен дают развалюху в частном секторе. И грозят, что убьют, если не отдам.
- И ты еще сомневаешься, что делать? Немедленно иди в милицию и подай заявление, а то твоих следов может никто и не отыскать, - вознегодовал я, - гони, как можно скорей, своих сожительниц из квартиры!
- Хорошо, я так и сделаю, - пообещал Лёха, а через неделю вновь позвонил. - Я все сделал, как ты советовал.
И, явно довольный, хохотнул:
- Когда пришла милиция, мои квартирантки улепетывали от них, даже забыв свои вещи, вместе с рэкетирами.
- Молодец! - одобрил я Лёхины действия и посоветовал женщин этих больше не пускать и на порог.
- Все, теперь я ученый! Теперь они меня не продадут, - заверил меня вновь Лёха.
Вскоре я простудился и попал в больницу. После капельницы и уколов от нечего делать пошел в газетный киоск, купил несколько газет. В том числе и газету "Бийский рабочий", где мне сразу бросилась в глаза статья на третьей полосе, в криминальной хронике. Следователь, только что закончивший уголовное дело, делился своими мыслями с читателями газеты, рассказал, что некий гражданин "У" был одиноким. Приютил у себя в однокомнатной квартире на время гражданку "О" с племянницей. А та, видя, что "У" пьет, решила завладеть его квартирой, прибегнув к помощи рэкетиров. Но '"У" не побоялся угроз, подал заявление в милицию и выгнал квартирантов. Но через некоторое время женщины вновь пришли и упали к "У" в ноги, прося его, чтобы он принял их на жительство, так как им негде жить. Вначале "У" отказал им, но, увидев в руках женщин две бутылки водки, не устоял и махнул рукой:
- "Ладно. Живите".
Они сели. Выпили. "О", целуя его, шепнула, что в благодарность за то, что он вновь пустил их на квартиру, они с племянницей, обе решили побаловать его групповым сексом, и велела ему пойти ополоснуться в ванной. Когда "У" налил воды и улегся в ванну, женщины ворвались в ванную комнату с молотками в руках и стали изо всех сил бить его по голове. "У" попытался подняться, но они еще сильней замахали молотками, размозжив ему голову. Но "У" никак умирать не хотел. Тогда женщины стали варить его голову кипятком. И, наконец, когда "У" затих, женщины вынули его из ванны, попытались надеть на него мешок. Но "У" был крупноват, в мешок не поместился. А тут в дверях зазвонил вдруг звонок. Убийцы испугались, прикрыли труп дерюжкой и через балконную дверь на первом этаже выскочили на улицу. Через открытую дверь балкона зимой, соседи определили, что с "У" не всё в порядке, вошли и нашли его отошедшим в мир иной. Позвонили в милицию, а там уже лежало его заявление. Убийц нашли через два дня. За убийство бывшей квартирантке "О" дали восемь лет, а ее двадцатилетней племяннице пять лет тюремного заключения с отбыванием в колонии строго режима.
Прочитав статью, я сразу понял, о ком идет речь, и пошел на улицу Гастелло в бывшую Лёхину квартиру. Квартира была опечатана. Соседи сказали, Лёху схоронила сестра с племянником. История, казалось бы, кончилась, и мне, так или иначе, оставалось только смириться и свыкнуться с мыслью, что Лёха погиб. Но - ан нет! До сих пор мне не даёт покоя мысль, что я что-то не учел, что-то не сделал, чтобы Лёха не умер такой ужасной смертью. Одновременно думал: "А что я мог сделать? Тем более сама Лёхина мать говорила, что человек не солнышко - всех не обогреет".
Но в том то и дело, что в отличие от Утробиных, мы с матерью жили и руководствовались совсем иными моральными принципами. Потому я поехал на кладбище, отыскал Лёхину и его матери могилы, они оказались рядом. Это постарались их родственники с сахарного завода. Положил на обе могилы цветы. Вспомнив Лёхино озорство под гитару, вздохнул: "Эх, Лёха, Лёха, жить бы тебе еще да ухаживать за материной могилой, а ты погиб такой нелепой смертью, почти в такие же годы, что и поэт Есенин. Только не осталось от тебя ни детей, ни стихов, ни песен…"
Но тотчас же, к удивлению, заметил на могиле Лёхи молодой клён. Только не опавший, а во всю зеленый. Посадил его весной племянник Лёхи, помня те песни под гитару.