Идеология
Были среди них те, кто с умом и душой подходили к своей работе, были преданы ей. Были и такие, что провел время, получил зарплату и, домой. Попадались и такие, кто без оглядки, на совесть, унижали, оскорбляли и продавали студентов. Одна из таких была преподавательница «Научного коммунизма», Лия Борисовна Харьковская. Она окончила педагогический институт, исторический факультет. Затем окончила высшую партийную школу при ЦККПСС, защитила кандидатскую диссертацию и, говорят, соблазнила своей красотой несколько партийных бонз. На студентов она смотрела как на тифозную вошь. Редко кто завоевывал ее благосклонность и внимание. Когда к ней приходили сдавать экзамен, ставя оценку в зачетную книжку, она говорила:
-Бог знает на пять, я – на четыре, а тебе и удовлетворительно хватит.
Мы хоть и ветеринарные, но врачи на нее не обижались. Врач на слабых не обижается.
Весной, когда она закончила читать «Научный коммунизм», пригласила нас сдавать экза-мен. После первого захода к Лии Борисовне Николай выскочил из кабинета как пробка от шампанского. Его густой и слегка кучерявый волос на голове выглядел как свалявшаяся у овцы шерсть. Пот лился по его лицу и шее. Вытирая его носовым платочком, он говорил:
- Вот Мигера, вытащила мне такое, о чем она и не говорила на лекциях. Я могу показать конспект. Ответил по билету на все три вопроса, да где там… Она меня ошкурила так, что вроде совсем никчемный тупица. Глаз залило потом, слизистая защипала, и я моргнул. Она говорит мне:
- Ты мне не подмигивай. У тебя силёшек не хватит, через неделю будешь, как дистрофик.
«Вот дает, это то у меня силёшек не хватит. Ну, ты скажи. Это она просто насмехается, уни-жает». А как она сказала Тимуру. «Следующий раз, когда придешь сдавать экзамен, не забудь помыться в бане. От тебя пахнет как от сурка». Ну, ты видел? У него борода и усы растут очень быстро, он бреется почти каждый день и обливается одеколоном «Шипр». А она говорит: «Сурком пахнет!» А на красавицу Дильбар, что сказала: «Ты так мажешься и красишься, что всех коров перепугаешь». Ну, надо же!
Дней через десять, взяв направление на пересдачу у секретарши, Николай отправился на свидание к Лие Борисовне. Ветеринарная кафедра размещалась по всему полуподвалу громад-ного трехэтажного сельскохозяйственного института. В коридоре на первом этаже он встретился с Кучкаром Сарымсаковым, киргизом по национальности. Поприветствовав друг друга, Кучкар спросил Николая:
- Куда путь держим, джигит?
- Сдавать «Научный коммунизм».
- Да ты что! Я тоже. Иду на третий заход.
Кучкар был старше по возрасту. Он успел отсидеть в тюрьме два года и вернуться в институт для продолжения учебы. Рассказывали, что Сарымсаков любил играть в карты. Он проиграл одному студенту довольно крупную сумму и, долг надо было отдавать. Студент старшекурсник забирал все деньги, которые давали Кучкару родители, а также забирал стипендию в течение трех месяцев. Свои ребята поддерживали его как могли. Он похудел, был озлоблен, но все бы ничего… Когда он рассчитавшись с долгом получил стипендию, с ребятами пошел выпить очень вкусное Душанбинское разливное пиво. Возле пивной бочки сидел и пил пиво студент, что очень хорошо играл в карты: русское очко, 21. Выпив кружки три пива, Кучкар захмелел. Парень, что забирал у него деньги, даже не оставляя на еду, сказал:
- Кучкар, смотри, как я тебя надул. И показал свой коронный номер.
Кучкар не выдержал и ударил пивной кружкой старшекурсника. Студент упал, а Сарымсаков с друзьями ушли в общежитие. Упавший на землю парень поднялся и пошел в сторону магазина, за которым была водопроводная колонка. Помыв разбитую голову водой, студент приложил к рваной ране на голове носовой платок и сел на землю поодаль от колонки. К нему подошел сторож и спросил как его самочувствие. Предложил вызвать скорую помощь. Но студент отказался. Он знал, что со скорой помощи обязательно, взяв документальные данные, сообщат в институт. Потеряв много крови, он лег на землю. Проходившие мимо люди, умные и хитрые - никто не хотел связываться, посмотреть состояние парня и вызвать скорую помощь. Все говорили: «Он напился. Пропиться, протрезвеет и, никто не оказал помощи пострадавшему. Он истек кровью и ушел в долину вечности.
Сарымсаков отсидел два года и вернулся в институт. Так он оказался вместе с Николаем, но они были в разных подгруппах. В колонии он познакомился с людьми старшего возраста, которые имели свою точку зрения на жизнь, на общество и на систему, которая царила в государстве. Он узнал, как живут в Европе, в Америке, какие законы существуют в тех странах, какая заработная плата и прочее. В колонии он узнал много и не нужного. Его голова еще не была способна переваривать всю поступившую к нему информацию. Он не мог определиться, что надо отбросить и забыть начисто, а оставить только то, что помогало бы ему жить. А потому он вступал в беседы и споры с людьми, которые хорошо понимали его. Но в силу того, что существующий строй строго контролировал высказывания отдельных личностей и пытался проникнуть даже в кровать, чтобы подслушать, о чем шепчутся супруги. Никто и ничего ему объяснять не хотели. Не находя ответы на многие вопросы, он страдал и переживал. Николай, отлично зная его характер и взгляды на многие вещи, сообразил, что идти сдавать экзамен после Кучкара нельзя. Тем более, что преподаватель истории Муминов Александр, его земляк, они с одного района, он был старше Николая на 5 лет, предупредил его. Рассказал, на каких кафедрах ведется слежка за настроением и деятельностью студентов. Чем живут, о чем говорят, что мыслят и все прочее. Он сказал:
- Среди вас имеются клушки, держи язык за зубами и доказывай кругом, что ты коммунист.
Не доходя метров тридцати до кабинета Харьковской, Николай остановил Кучкара и сказал ему:
- Брат, не в обиду будет сказано, я уважаю тебя, дай мне возможность войти в кабинет для сдачи экзамена первым, а ты за мной.
- А что так? – спросил Кучкар.
- Если я испорчу ей настроение, я ставлю тебе две бутылки вина. Тогда, лучше не ходи после меня сдавать экзамен. Но если ты испортишь ей настроение, то ты ставишь две бутылки вина мне. Такое пари тебя устраивает или нет? Я обращаюсь к тебе как к брату.
Кучкар подумал и сказал:
- Ладно, Николай, я всегда относился к тебе с уважением. Иди первый.
Николай вошел в кабинет. Хоть и сидела перед ним красивая, холеная, ухоженная женщина, но как будто чувствовался запах где-то спрятанных в столе портупеи, кожаных ремней и новенькой кожанки. Взгляд ее красивых глаз проникал в сердце и мозги, холодил душу.
- Ну, Николай Кузнецов, где твоя зачетка и направление на пересдачу. Бери билет и, если будешь отвечать без подготовки, шансы сдать экзамен увеличиваются.
«Да, - подумал студент – больше «уда» ты не поставишь». Отвечал без подготовки и смотрел на комиссаршу горящим взглядом «чахоточника», вскормленного в неволе. Видя рабское пристрастие к повиновению и самопожертвованию Николая Кузнецова, она улыбнулась, плотояднейшей улыбкой мигеры. Которая думала, что растлила и подчинила своей воле такого бычка как Николай. Он был парень «себе на уме» и, за время обучения в институте, мигом менял цвет как хамелеон.
Она взяла зачетную книжку, но оценку не торопилась выставлять. Нервы Кузнецова не выдерживали, и он сказал:
- Лия Борисовна, если хотите, я гимн Советского Союза спою.
И он сделал вид, что начинает петь. Но тут не выдержали нервы красавицы. Она знала громовой бас Кузнецова, который, разве что, можно было сравнить с горловым пением осла, в период гона.
- Нет, Коленька, нет, я знаю, что вы выучили наизусть гимн нашей Родины. Получите вашу зачетку. Я, будучи на сборе хлопка прошедшей осенью, слышала, как вы на хлопковой планта-ции пели «Мурку» и «В нашу гавань заходили корабли». По-моему, вы не правильно определи-лись в выборе учебного заведения. Наша опера понесла тяжелейшую утрату.
На что Коля парировал:
- Я всю свою жизнь, на генетическом уровне, готовился поступить именно в эту «Конно- балетную академию» Министерства сельского хозяйства. Мой папа ветеринар, брат ветеринар, предки – либо воины, либо животноводы. Так что, Лия Борисовна, вы выпускаете на волю, пусть не великий, но талант, каким я и являюсь.
Она улыбнулась и сказала:
- Дай-то Господь, чтоб нашему «телянтию» да на жаркое не попасть. А вообще, Коленька, если ты не сопьешься, то из тебя, по моему взгляду, получится человек. Ну, счастливо тебе, я буду за тобой наблюдать.
Николай вышел и подумал: «Ну, теперь мне крышка. Съест мигера. Вот, если бы к ней в постель забраться, я бы улучшил свой показатель. Что она мне поставила? Надо посмотреть». Он открыл зачетку и увидел большой «удовл». «Ну, слава Господу, удовлетворил кашалота и то хорошо».
Кучкар подбежал к Николаю.
- Ну, что, брат, сдал?
-Сдал. Теперь двигай ты.
- А как у нее настроение? – спросил Сарымсаков.
- Настроение хорошее, но ты постарайся с ней быть униженным, ну как «бичера» - сирота.
Кучкар улыбнулся и сказал:
- Я джигит и не предстало мне унижаться перед женщиной.
- Брат, как знаешь. Я тоже джигит, но эта женщина – «горгона». Она сжигает мозги и душу, ломает мужиков. Это безжалостный кинжал в руках нашей идеологии. Будь осторожен. Не зарывайся, про Америку и Европу не вспоминай. Клейми позором всех капиталистов, воров и угнетателей пролетариата.
Он рванул дверь кабинета и пошел на абордаж красавицы. Но не тут то было. Это была не потопляемая шхуна революции. Николай остался у двери, чтоб послушать, как будет сдавать экзамен Кучкар. Тот положил зачетную книжку на стол, взял билет и без подготовки начал отвечать на вопросы. Лия Борисовна остановила его и сказала:
- Поговорим просто по-человечески. Вы утверждаете, что американский образ жизни лучше, чем наш. Что у европейцев, есть чему поучиться. Ну, так ответьте мне, пожалуйста, каким источником вы пользуетесь?
Кучкар ответил:
- Муаллима-учительница, вы делаете удар ниже пояса. Это не законно.
- В этом кабинете, Сарымсаков, закон – это я. Так ты слушаешь «Голос Америки» или «Би-Би-Си»?
- Муаллима, почему у нас маленькая заработная плата?
- Сарымсаков, партия тебя учит, лечит, поит и кормит. Тебе не надо думать о завтрашнем дне. Мы окружены врагами, и нам надо иметь большую армию. Хорошую, я бы сказала, самую наилучшую технику. Мы помогаем нашим братьям бескорыстно и безвозмездно.
- Да, Лия Борисовна, Броз Тито наш любимый брат, чехи и словаки тоже. А вот венгры боятся кашлять, у них начинается понос, и это после наших объятий.
Слово за слово, и Лия Борисовна выскочила из кабинета красная, взъерошенная.
- Коля, вы еще здесь? Это хорошо. Войдите в мой кабинет и покараульте мою сумочку, чтоб этот бандит не присвоил, что нибудь.
Николай вошел в кабинет и спросил Кучкара:
- Ну, зачем тебе надо было ввязываться в эту полемику? Ты же знаешь кто она, это не жен-щина, это комиссар! Ей надо было быть в НКВД заместителем Лаврентия Павловича Берия.
- Да плевать я хотел, чтоб унижаться перед женщиной. Она спрашивала не по билету. Хитрая как «гурия», заманивала меня словами в ловушку. Я уже сидел срок и мне знакома эта гнилая дорога, где тебя считают животным. Так что, я не боюсь.
- У нас нет статьи, что судят за политику. У нас с такими расправляются по-другому.
Лия Борисовна возвратилась с полковником.
- Николай, вы можете идти, а мы поговорим с Сарымсаковым.
В кабинете шел разговор на повышенных тонах. Минут через 10-15 Кучкар выскочил, как угорелый. Харьковская открыла дверь и выбросила вдогонку студенту его зачетную книжку. Кучкар поднял ее и пошел по коридору, как с глубокого похмелья. Николай подошел к нему и спросил:
- Что они тебе сказали?
- Она сказала, что я не закончу институт. Извини брат, меня тошнит, пойду умоюсь.
Все заканчивается и плохое, и хорошее. Учеба в институте подошла к концу. Все бегали и ловили преподавателей. У кого-то подписи не было, у кого-то зачет не был проставлен или еще что-то. Все ждали приезда председателя экзаменационной комиссии. Николай встретился с Кучкаром.
- Ну, как брат, перевалил через «мигеру»?
- Я целый год из-за нее не получал стипендии. Бегал, подрабатывал на товарной станции и сторожем поработал. В общем, крутился, как мог. Сказать домашним, что я без стипендии? Я же джигит.
- Ну, а как с Лией Борисовной?
- Ты знаешь, Николай, у моего отца друг занимает большой пост. Пришлось придти к нему домой и все рассказать. Он меня поругал, что я раньше не пришел к нему и сказал: «Придешь ко мне дня через три, я тебе все расскажу». В назначенное время я пришел к другу отца, и он мне сказал, что пришлось просить людей в УККПСС, и они звонили Лие Борисовне. Та уперлась рогом в землю, и ни в какую. Ей сказали, что: «он молодой, зеленый, парень сидел в тюрьме, и у него чуть-чуть поехали мозги. Но он понял свою идеологическую ошибку, покаялся и дал клятву быть преданным партии и правительству. Он будет любить вас вечно, Лия Борисовна». В общем, я пошел к ней в кабинет, попросил прощения за свою бестактность и глубокое не понимание политики нашей партии и руководства. «Но, я исправился и встал на путь истины». И еще сказал ей как ты, Николай. «Лия Борисовна, хотите, я спою гимн Советского Союза под звуки киргизского дутара – балалайке с двумя струнами». Она рассмеялась. Ты знаешь, она симпатичная баба, но демон в юбке. Она взяла мою зачетную книжку, поставила маленький «удовл» и кинула ее на пол. Николай, после таких унижений, она по-монгольски казнила меня. «Соединила мои пятки с затылком». Я просто почувствовал, как треснул мой позвоночник от таких унижений, когда я поднимал зачетку с пола. Я вышел от нее и меня опять начало тошнить. В этот вечер я пошел и сильно напился вина. Сидел на земле, ругался, плевался, разговаривал сам с собой и, под конец, заплакал как ребенок. Потом на душе стало легче. Вот так, брат, джигита можно сделать свиньей.
Государственные экзамены они сдали и, получив дипломы, разъехались в разные районы республики. В последствии, Николай встречался с Кучкаром. Он стал главным врачом района, но, работая в хозяйстве, он получил и орден. При разговоре сказал:
- Если бы я увидел Лию Борисовну, обязательно намекнул бы ей на то, что не все золото, которое блестит.
Свидетельство о публикации №213062900756