Совет мудрого друга

Солнце медленно опускалось к горам, заливая окрестности Арцетри розовым светом. Светом любви, и светом огня. В окно подул ветер, и Галилей поспешил положить руку на лист бумаги. Внизу во дворе послышались голоса. К нему пришли. Быстрым, но аккуратным движением сложив бумагу в стол, он поправил на себе одежду и прошел в гостиную. В его-то возрасте, и вздрагивать при каждом скрипе ворот? Кто это может быть? Он, сощурив глаза, всматривался в розовую полутьму.

Дворецкий поклонился. - Его Святейшество, Синьор. -  Галилей встал. Это был Кардинал Маффео Барберини, старый друг, который, к сожалению, сильно изменился, став Человеком Города, папой Урбаном VIII.

Кардинал вошел, озабоченно улыбаясь. - Здравствуй, Галилео. - Он сделал паузу, подождав, пока дворецкий закроет за ними дверь.

Галилео прищурился. Да, это был он. Но не при параде. - Чем могу быть полезен?

- Нужно поговорить, - кардинал стал посередине комнаты, поглаживая бороду. - Куда мы можем..?
- Сюда. В кабинет. - Галилео открыл дверь.

Когда дверь была закрыта, кардинал оживился. Его маленькие глазки забегали по комнате. Они пробежали быстрым взором по мебели, по окну, по столу. Опытным взором.
- Пишешь? - Барберини сощурился. - Я же знаю, ты пишешь.
- Пишу.
- Ты эксплуатируешь нашу дружбу, Галилео.
- Я думал, ты поможешь мне. Ты ведь столько раз говорил, что тебе интересно движение небесных сфер.
Кардинал провел рукой по поверхности стола. На ладони ни пылинки. - Ты в привилегированном положении, друг мой. - Он посмотрел не Галилео. - Но ты должен также понимать, что Я не Господь Бог.
- Да, я понимаю, и у тебя есть долги.
Барберини сжал губы. - У меня есть долги, да. А вот у тебя есть враги. И с тех пор, как на тебя обратил внимание Доктор Беллармино, их стало больше.
- Но ведь он давно мертв.
- Он мертв, но другие живы. - Кардинал сжал руку в кулак. - И у них есть вопросы. - Он посмотрел в окно. На улице быстро темнело.
Галилей тоже посмотрел в окно. - У них нет вопросов. У них есть только ответы.
- На то они и пастыри. - Кардинал развел руками. - У них должны быть ответы. Присядем, друг мой.

Они сели. Церковь - это столп истины, хранительница знаний. - Продолжал Барберини. - Она должна давать ответы, потому что она хранит за своей спиной, бережет и лелеет, Ответ. - С этим словом, он решительно опустил руку на стол и посмотрел на Галилео. - Вы же понимаете, о чем я, друг мой. Церковь - это тело Христа, и мы не просто даем ответы на вопросы людские. Мы и знаем вопросы лучше, чем они сами. Вы верите в Святую Церковь, друг мой?
Галилей опустил глаза. Он ненавидел такие моменты. Его разрывало изнутри напополам. - Но я же видел кратеры на луне. Я видел Сатурн, и он состоит из трех частей... - Когда такое происходило, он жалел, что не ослеп раньше. - Разве это не Божья истина, тоже?
Кардинал встал. Он стал у окна и молча смотрел вдаль, на загоравшиеся на небе звезды.
Галилео тоже поднялся. - Ты же знаешь, что я прав. Тебе интересно, что там, не небе, происходит. Но ты сначала просил меня не публиковаться, а потом подвел меня под суд!
- Друг мой! - Кардинал обернулся. - Это большее, что я мог сделать для вас. Сорок лет назад, когда вы были деканом на кафедре математики - помните, вас назначили на это почетное место, на которое годом раньше претендовал Бруно.
- Помню.
- И если вы помните, ему отказали.
- А позже, сожгли. - Галилей кивнул.
- Вот! - Кардинал поднял указательный палец. - И не потому, что он был гением математики. Он им не был. А потому, что не кому было его вразумить вовремя. Не было у него ваших друзей.
Кардинал развел руки и наклонил голову. - Да, ваша истина интересна, но она не Божья истина, не "истинная истина".
- А в чем Божья истина? - Галилей смотрел на него.
- В Книге. В Святом Письме. Вы говорите, что земля движется? Она вращается, друг мой? - Он перешел на шепот. - А я говорил вам раньше, и говорю сейчас, вместе с блаженным псалмопевцем, что "Вселенная тверда, и не подвигнется".
Галилео наклонил голову. - "Ты поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки." Да, я знаю.
Кардинал развел руками. - Да! Да, да, и еще раз, да! - Его лицо было серьезно. - И Соломон, в своей сверхъестественной мудрости, дополняет отца своего Давида, "Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит." Вы ведь не мудрее Соломона, друг мой?
Галилео молчал. Он опять опустил глаза. Блики от лампы играли на стене, тень Барберини была, как тень птицы, распустившей свои крылья плаща, готовая взлететь, но не способная оторваться от земли.
Его друг тем временем продолжал. - Разве не четко говорит Писание?
Риторический вопрос. Галилей молчал, но вдруг поднял лицо, и кардинал увидел, что оно было напряженным. На лбу Галилея блестели капельки пота. - Для чего ты пришел? Чтобы разрывать меня на части? Я разрывался всю жизнь, и мне больно.
- Но не так, как Бруно!
- Нет, больнее. Я не нашел в себе такой смелости, какая была у него.
- Бред! Бред, друг мой! - Кардинал подошел к Галилео и попытался заглянуть ему в глаза, но потом просто положил руку ему на плечо. - Смелость для молодых и наивных. Для делающих ошибки. - Он вздохнул, о чем-то задумался, и отошел от Галилео. - Но мужем, зрелым в вере, умудренным опытом, должны руководить другие мысли, другие чувства. Им должна руководить мудрость.
- Я понимаю.
- Да. Я знаю, и поэтому говорю тебе эти слова. - Продолжал Барберини. - Зрелость, мудрость, и вера. Посмотрите на коперникову теорию, друг мой. Что она такое? Разве она не измышление еретиков, конечная цель которых - навредить матери нашей, Церкви?
- Может.
- Не может. А истинно так. Посмотрите сами, - Кардинал сделал жест в сторону окна, как бы приглашая Галилео осмотреть тополя, шепчущие в ночной тиши, зеленые холмы, город, и дальше, горизонт, где земля встречается с небом, и где к тайнам мироздания можно прикоснуться рукой. - Посмотрите. Солнце встает. Солнце движется. Солнце садится. - Он улыбнулся. - Разве сама жизнь не подтверждает слова богодухновенного автора? И разве дело только в этом? Разве сама ваша жизнь - не подтверждение каждого слова Святого Письма?

Кардинал, говорил и говорил. Его высокий, но хриплый голос становился все громче. Одним движением, он закрыл окно. Конечно, сама наша жизнь - доказательство правоты Слова Божьего и Святых Отцов. Разве Галилео не знает, с каким трудом удалось выстоять в войне с нечестивцами? Разве возможно было сделать это, если бы не вера, и не покровительство Святых? Разве можно было без веры пережить те болезни, которые Господь посылает в испытание нам? Ту чуму, которая уносит миллионы жизней? Усомнись в Писании сегодня, а что будет завтра? Сами основы мира поколеблются. Сегодня человек посчитает, что земля вертится, а завтра он скажет вслух то, что безумец сегодня может говорить только в сердце своем, "Нет Бога!" Общество разрушится. Чернь сядет на троне. Каждый будет делать то, что ему угодно. И Церковь, столп истины, падет, и мир погрузится во тьму.

Кардинал закончил. Он стоял, со сжатыми кулаками, переводил дух. Галилео молчал. Тяжело дыша, кардинал опять подошел и стал перед ним. Он улыбался. - Но этого не произойдет, друг мой. Пока на страже истины стоят такие зрелые и верные люди, как мы. Помни. - Он опять положил Галилео на плечо руку. - Помни о таинстве воскресения Христа, которое неизменно доказывает для нас истинность Святого Письма. Помни, что настанет день, когда всем сомнениям, всем вопросам, которые у тебя есть, будет дан высочайший ответ. Когда мы узрим нашего Создателя, Галилео, все тайны мироздания будут открыты для нас, и ты поймешь причину своего заблуждения. - Он кивнул. - Только прошу тебя, не пиши.

Кардинал вышел, оставив Галилео одного в кабинете. Он прошел по двору, мимо тополей. Охрана оседлала коней, дверца закрылась, и карета двинулась во тьму. Скоро стемнело совсем. Не стало видно ничего, кроме перевернутой чаши неба, на тверди которой, подмигивая, блестели звездные огоньки.