Те, за кем приходят

Однажды, одним сентябрьским теплым вечером, по неисповедимой воле божией, Иван Захаров пил апельсиновый сок в кафе на веранде. Стараясь не обращать внимания на стоявшие по соседству столики и непринужденно воркующие пары, он смотрел на золото и багрянец, которым заходящее солнце окрасило деревья парка. Он любил приходить сюда и садиться именно на это место. Отсюда, с краю веранды, было лучше всего видна листва, и не были заметны проезжающие за парком по дороге машины и идущие люди. Этим, возможно, последним теплым вечером уходящего лета, он просто сидел, откинувшись на спинку стула, и потягивал свой сок. Он приходил сюда всегда, когда надо было подумать. Но в такие минуты, он не мог думать, а просто тонул в золотистом свете и тепле заходящего светила, как в отеческой любви божией, которой он так щедро облагодетельствовал его. - Что бы не было в прошлом, и что бы не ожидало его в будущем, жить стоит хотя бы только ради таких вот моментов. - Подумал он.

В эту секунду, неведомая сила подняла его от земли и ударила о столб ограждения. Сверху на него что-то посыпалось — стекла, цементная крошка, песок. Упал фрагмент пластикового стула. По неисповедимому попущению божию, в том кафе был совершен теракт. Милиция так и не смогла найти виновников и выяснить их мотивы, и в конце-концов, всё списали на каких-то боевиков, которых позже выследили и убили где-то в Ставрополье. Но Иван ничего этого не знал. Он не чувствовал тела. Если бы он мог его почувствовать, то он ощутил бы боль от тысячи фрагментов стекла, и теплую лужу своей крови, в которой лежал. Он слышал крики. В глаза постоянно опускалась все новая пыль. Он почувствовал, что ему трудно дышать. - Ну вот, - подумал он, - я, кажется, умираю.

Он закрыл глаза. Шум и крики стали приглушеннее и тише. Кругом было темно и страшно. Но вот в темноте показался свет. Не сильный, не режущий глаза. Мягкий, золотистый свет. В свете стояла фигура. Она сделала несколько шагов к Ивану и взяла его за руку. Он не успел еще даже посмотреть на фигуру, но он уже знал, кто это. Это была она, потому что это не мог быть никто другой. И поэтому, это была она. Дева Мария, царица небесная и заступница грешных. Кто бы еще кроме нее пришел разделить с ним его последние мгновенья? Она стояла перед ним, сошедшая с икон.

Ее лик был прост, но прекрасен. Руки ее были грубыми руками матери, проведшей половину своего времени в труде ради своего сына. И они были нежными и теплыми руками матери, проведшей вторую половину своей жизни воспитывая своего сына, утешая его, и гладя его, когда ветреной ночью она пела ему колыбельные, размышляя о тех судьбах, которые подлежит ему понести, взяв на себя грехи мира. Иван прижал ее руки к себе, не отрывая взгляда от ее глаз. Мудрые и добрые глаза, в них была забота, и в них была печаль, и в них не было ни капли осуждения. - Идем, - сказала она. - Я пришла за тобой. - Мария улыбнулась. Золотистый свет и тепло ее улыбки наполнили его. Залитые кровью и засыпанные цементом губы улыбнулись в последний раз.

Также, волею Аллаха, господа миров, кому принадлежит видимое и невидимое царство, и который един живет вечно и не умирает, сидел в том же кафе за другим столиком Ибрагим Маммадов. Он ждал в кафе на веранде свою девушку, с которой недавно познакомился на парах в институте. Он еще не успел себе ничего заказать, и молился, чтобы ведающий все сердца сделал сердце его подруги благосклоннее к нему. Сам он в свободное от учебы время подрабатывал в похожей кафешке, только в другой части города, а сегодня взял выходной ради этой встречи.

Но этой встрече не суждено было состояться. Идущая к кафе девушка издалека увидела разноцветный дождь стеклянных брызг, и затем дым и пыль. Ибрагима она больше не видела. Только на следующее утро, не увидев его в институте на парах, она поняла, что он пришел раньше и ждал ее там, в том кафе. Но это было на следующий день. А пока что, она остановилась как вкопанная, пытаясь понять, что произошло. Одни люди бежали к тому месту, где только что стояло кафе. Другие бежали от него. Вдали послышался вой сирены.

Тем временем, Ибрагим лежал среди осколков кирпича и стекла. Он понимал, что настало и его время пройти вслед за Разрушительницей наслаждений и Разлучительницей собраний, которая разрушает дворцы и населяет могилы. В голове была странная пустота. Боли не было совсем. Вокруг было темно и холодно. Тогда, он ощутил чью-то теплую руку у себя на плече. Он обернулся, и узнал его. Он никогда не видел его, но именно так он его себе всегда и представлял. Пророк Муххамед, да благословит его Аллах и да приветствует.

Муххамед был одет во всё белое. Его борода была черной как смола. Его руки были сильными и теплыми, и теперь они по-отечески обнимали Ибрагима за плечо. В глазах светилась сила и решимость, которые сразу придали Ибрагиму уверенности. Он чувствовал себя в безопасности.

- Ты похож на моего отца, который остался у меня на Родине. - сказал Ибрагим Пророку. - Как же они с матерью теперь будут?.. Он почувствовал как чувство вины и сожаления переполняют его. Не надо было вообще знакомиться с неверной. Не было бы тогда этой встречи, и всего, что произошло. Муххамед стал перед Ибрагими, взял его за плечи и заглянул ему в глаза. - Не печалься, - сказал он, - И укрепи сердце свое. Я так похож на твоего отца потому, что Аллах, прощающий, милостивый, есть отец каждому своему дитю, а я, Пророк его — его слуга.

Взгляд пророка проник в самое сердце Ибрагима, придал ему сил, и наполнил радостью и теплом. - Ну вот, так-то лучше! - Муххамед улыбнулся. - А теперь пойдем, пришел наш час. Всё милости и блаженства, обещанные правоверному в святом Коране, ожидают тебя. - И пророк повлек Ибрагима за собой, в райские кущи, к угощениям и прекрасным девам, лицо каждой из которых было подобно луне.

Также, волей случая, который бывает слеп и несправедлив, отнимая всё у того, у кого и так ничего нет, в это время находился в этом кафе Петя Фомин. Он рано остался сиротой. Отец бросил их, и поэтому отца он не помнил. Мать умерла, когда ему было 5 лет. Его определили в интернат. Отучился в интернате — а потом сразу пошел искать своей доли по миру. Ему повезло устроится в кафе, где он работал уборщиком и посудомойкой. Ему платили гроши за грязную и неблагодарную работу. Но он все равно работал, стараясь изо всех сил избежать участи тех своих интернатских товарищей, которые стали наркоманами или спились. Он видел много несправедливости и бесчеловечности, и не верил ни в какого бога. Он не верил ни во что — даже в себя. Бегая как белка в колесе, он думал только об одном — как бы не вылететь с работы и не стать бомжем. Он не должен был работать в тот вечер — то была не его смена. Но Тетя Маруся, старая посудомойка и по совместительству уборщица, приболела, и он с радостью воспользовался возможностью подменить ее.

Петр оказался близко к месту взрыва пакета, который кто-то из покупателей оставил под стойкой у кассы. Сразу после кассы за стеной была кухня, где мыли посуду и где отсиживались официанты, когда заказов не было. Благодаря стене, он не погиб сразу. Взрыв опрокинул стену, разбил ее на кирпичи, шкафы и столы перевернулись, потолок затрещал. Падающие кирпичи, шкафы, и балки. Даже если бы спасатели прибыли немедленно, они не смогли бы спасти его. Только то, что  обломки стены придавили его, дало ему не умереть сразу. Ему было больно. Казалось, что болело все тело одновременно. Невозможно было пошевельнутся, и почти нельзя было дышать. Каждый маленький вздох отдавался во всем теле болью. Петр почувствовал, что не протянет долго. Ничего не было слышно, и он не мог открыть глаза, чтобы посмотреть — они были засыпаны пылью.

Ему казалось, что он лежал так вечность, хотя на самом деле прошло не более минуты. Он чувствовал, что с ним что-то происходит, но не понимал, что. Боль куда-то ушла, и забылась. В темноте, с закрытыми глазами, он ясно различал перед собой силуэт. Мама! Это была она — ведь кому еще он был нужен?! Она взяла его за руку.

Ее лицо было таким же, как в то утро, когда она отводила его в детский сад в последний раз. Ее руки были грубыми и обветренными от постоянной работы — ей приходилось много работать, часто выполняя черновую работу. Но они были еще и нежными и теплыми, и он помнил их прикосновение, и их ласку в те минуты, которые она могла уделить ему, утешая его, и гладя его, когда пела ему колыбельные ночью, размышляя о том, сумеет ли ее Петя выбиться в люди, и тихо проливала слезы, глядя на невинное детское личико. Он помнил ее глаза. Мудрые и добрые глаза, в них была забота, и в них была печаль, и в них не было ни капли осуждения. - Идем, - сказала она. - Я пришла за тобой. - Она улыбнулась.

- Мама, ты заберешь меня? - Его маленькие худые ручки обвили ее шею.
Мать ласково обняла его. Тепло прикосновения. Мир и безопасность. - Да, сыночек, теперь я буду с тобой всегда.
На лице умирающего сияло блаженство.

Старая и больная Тетя Маруся, которую он заменял в тот день, пережила Петю на восемь с половиной лет. Она еще долго потом вспоминала мальчика, который в тот вечер пошел вместо нее на работу, и тогда она глубоко вздыхала, и говорила всегда одно и то же, - Господи, господи.

Мы живем в несправедливом мире, в котором одни умирают, еще не родившись, а другие ищут смерти, и не находят ее. Мы не знаем, как и когда мы умрем, но когда это случится, то ни боги, ни родственники не смогут остановить нашу судьбу. Но блаженны те, за кем приходят.