Соловей

Доводилось ли вам слышать трель соловья? Когда чудесный, напоенный ароматами леса или дивного сада воздух разбивается сотнями осколков музыки, которые ранят в самое сердце случайного путника. И каждая пташка замирает, охваченная словно волшебным сном, уступая сцену истинному королю леса — соловью.
Но и соловьи бывают разные. Как-то раз, давным-давно, увидел свет маленький птенчик. Неуклюжий, какой-то облезший и взъерошенный, он вызывал отвращение у всех: родителей, других птенцов. А лесные звери лишь неодобрительно качали головами и думали про себя: «Уродится же такой!». Многочисленные братья и сестры нещадно клевали бедолагу. А он не понимал, за что? Еще слабенькое сердце малыша было готово выпрыгнуть из груди и полететь навстречу прохладному ветру, лишь бы перестать чувствовать
эту обиду, эту злость, это одиночество...Лишь бы перестать чувствовать...
Незаметно летело время. Вот уже недавние птенцы поднялись на крыло, вот уже раздались первые, пока неловкие звуки их волшебной музыки, наметились будущие пары, чтобы потом, слившись в едином порыве, вместе петь гимн природе, даровавшей им любовь и красоту. И только наш знакомец держался в стороне. Он был всем неприятен, а неприятное пытаются забыть. Такое происходит сплошь и рядом: с соловьями, стрекозами, лебедями...
Однажды, в преддверии грозы, когда воздух душен и, кажется, дышит жаром сотен маленьких кузниц, из глубины леса послышался стон. Но стон ли это? Могучие и прекрасные звуки ложились на опавшую листву, кружились в водовороте у ручья, метались среди деревьев. И никакая клетка, никакое препятствие не могли сдержать их напора. Как зачарованные, лесные  обитатели устремились сквозь бурелом и чащу к их источнику. Кто, кто же этот певец грозы, кто облек в плоть музыки свое окровавленное сердце, полное печали?
Это был он. Тот самый соловей, которому даже брезговавшие родители забыли дать имя. Все просто звали его — соловей. Нет, он не стал прекрасным, отнюдь. Даже наоборот, ушли жалкие крохи младенческого очарования, уступив место неприглядности тела. Но вот душа... Душа то его пела. И ничего нельзя было с этим поделать.
В последний раз видели тогда его звери и птицы. Он улетел из родного леса навсегда. Трудно найти покой, если все вокруг показывают на тебя пальцем. Много раз ему угрожала гибель. И только пение спасало его исстрадавшееся по теплу и ласке сердце.
Уже на закате своей жизни соловей поселился в саду. Из последних угасавших сил выводил чудесные трели, рассказывая в каждой из них свою простую, но такую сложную жизнь. Пел не для себя, для неба, солнца, земли и ветра, которые казалось одни любили его и ласкали пернатый комочек. И много прошло дней, прежде чем соловей заметил, что у него есть еще один слушатель. Странный старик приходил и, присев на скамейку, часами наслаждался его звуками. Но птаха боялся показаться неожиданному другу на глаза: ведь все лишь брезгливо отворачивались от него, стоило им лишь бросить взгляд на источник божественной музыки.
А потом соловей умер. И ничего не изменилось в этом мире. Все тот же весенний ветер навевал влюбленным сладкие грезы, все та же земля неохотно отдавала крестьянину свои плоды, а неизменное солнце согревало прекрасных дам и их кавалеров на утренней прогулке. И только старик опечалился. Еще долго его видели сидящим на той самой скамейке, а по морщинистой щеке ползла блестящая капля. Старика звали Антонио Вивальди.