Люська. Нравы московской Чудовки. Глава 44

Глава 44

Несмотря на то, что библиотекарша, вопреки строго установленным правилам, задержала для Леонида редкую и долго ожидаемую книгу, и несмотря на то, что в читальном зале, как всегда, было уютно и тихо, он с удивлением чувствовал, что у него ничего не идёт. В голове метались какие-то беспокойные, рваные и не относящиеся друг к другу мысли. Они не позволяли сосредоточиться, вникнуть в работу. Видя тщетность усилий, он несколько раз захлопывал конспект и порывался встать. Но было совестно подходить и сдавать то, что так долго и настойчиво спрашивал, за два часа до закрытия библиотеки. И он сидел и заставлял себя работать, не умея понять, что с ним, отчего то, что он читает, никак не может пробиться до его сознания.
«Вероника? С ней всё в порядке, и беспокоиться нет оснований. Как нельзя лучше устроилось и с квартирой: пусть небольшую, но получили отдельную — из двух комнат, и уже с завтрашнего дня рядом больше не будет ни Люськи, ни Полинки!.. Так что, что же тогда — в таком случае?!..» — глядя в написанное и ничего не видя, с недоумением спрашивал он себя.
Дотянув кое-как до закрытия зала, он стыдливо вернул книгу, собрал свои бумаги и, пряча глаза, оделся и вышел на улицу.
Небо было низкое, заваленное облаками. Холодный ветер со скрипом раскачивал на столбе фонарь, больно стегал по лицу песком. Дышалось трудно.
Шёл к троллейбусу и ехал до своей остановки всё с тем же странным и непонятным, весь вечер томившим его, чувством.
На площади едва не столкнулся с Люськой. Она, беспокойно крутя головой и то и дело высекая из тротуара железными каблучками искры, буквально тащила за собой к ожидавшей их машине того самого полковника.
Вот подтащила, лихорадочно втолкнула его в почтительно открытую шофёром дверцу машины, ввалилась сама и нервно захлопнулась, едва успев подобрать ногу. Затем, задыхаясь, что-то крикнула шофёру…
И это ещё более встревожило Леонида. «Что с нею?.. От кого она бежит?..» — провожая глазами бесшумно скользнувший по искрящемуся асфальту в сторону горба Крымского моста широкозадый низкосидящий автомобиль, спросил он себя. Подгоняемый тревожной уверенностью, что здесь что-то не так, что всё это неспроста, Леонид торопливо пересёк под навесом эстакады улицу и, вздрогнув, остановился. «Так и есть: что-то произошло!» — он увидел возле ворот толпу и вперевалку выезжавшую со двора милицейскую машину. Весь напрягаясь, рванулся туда.
— Что… что здесь такое?! — подбегая и хватая за рукав вышедшую вслед за машиной дворничиху Анфисью, одеревенелыми губами спросил. — Кого это… повезли?!..
— Борис Степаныча — вот кого! — оборачиваясь, зло ответила она. — Цыгана убил!.. Размозжил голову!.. — и, с ненавистью посмотрев на Полинкины окна, процедила сквозь зубы:
— Да неужто, неужто ж и на сей раз эти злыдни сухими из воды вылезут, а?!..
Леонид, ошеломленный, некоторое время, не шевелясь, стоял на месте, путаясь под ногами и мешая выходящим со двора. Потом круто повернулся и со стиснутыми зубами зашагал по широкому проспекту прочь — без мыслей, не разбирая дороги.
Далеко впереди, над тёмными крышами многоэтажных зданий, что-то зловеще вспыхивало, озаряя полнеба ярким синеватым пламенем. И тогда вдруг на мгновенье как бы возникали, отчётливо проявлялись неуклюже плывущие над городом тяжёлые глыбы туч и силуэты застывших домов.
Он опомнился от того, что над головою неожиданно что-то треснуло, грохнуло и, едва не задев его, с тяжким гудом, сотрясая землю, прокатилось рядом. Отшатнулся — ослепительно-яркий, причудливо изломанный зигзаг молнии снова стремительным росчерком раскроил небо, выхватывая из мрака хаотическое нагромождение чёрных, серых и белёсых глыб. Казалось, этот зигзаг до самого дна пронизал и его собственную душу. Ещё более тяжкий удар потряс и оглушил до немоты. Но Леонид, уже не обращая на это никакого внимания, спешил понять, разобраться в том, что так внезапно для него открылось.
— Да, да, — это так! — более не таясь перед собой, с острым чувством потери и стыда прошептал он. — Виноваты, конечно, не только эти две хищницы… не только!..
— Молодой человек! Молодой человек! Идите скорее к нам! — неожиданно раздался из приоткрывшейся двери подъезда, с которым только что поравнялся, встревоженный женский голос.
— Вас убьёт!
— Убьёт! — горячо подтвердило ещё несколько голосов. Ничего не ответив, он со стыдом, чувствуя, как по голове, плечам и груди яростно застучали увесистые холодные капли, отвернулся и, зло ударяя каблуками в тротуар, зашагал быстрее.
— Это крикнули тебе… это совершенно незнакомые люди беспокоились о тебе! — не обращая внимания, что по волосам, лицу и всему телу стекают потоки воды, сквозь зубы мычал Леонид. — А ты?! Как жил, что делал всё это время ты?!.
Поднял голову: сквозь искрящуюся и переливающуюся пелену увидел смутно проступающуюся улицу и бесчисленное множество ярких пятен-окон домов. И подумал: «Да-да — там, за всеми этими по-разному освещёнными квадратами и квадратиками, прямоугольниками и прямоугольничками бьются сердца! Пульсирует жизнь! И никто, ни один человек не должен… не имеет права быть равнодушным к этому. Нельзя безразлично проходить мимо, заботясь только о себе и о своём благе! Каждый живущий должен… нет, просто обязан чутко прислушиваться к биению этого самого пульса, чтобы никто и ничто даже на мгновенье не могло нарушить его, помешать ему! Только так, только тогда может быть без остатка отметено прочь всё то, что затрудняет ещё это биение, что отравляет людям радость жизни!.. И ты сейчас же, немедленно, чего бы тебе это ни стоило, пойдёшь и исправишь свою ошибку! Пускай узнают все, что ты видел этой ночью!.. Как отвратительно… да нет, как же подло… стыдно и позорно оставаться в стороне!»