Интрижка

Интрижка
 

- Как здорово, что мы от всех убежали, - сказала студентка Воробьёва, взволнованно дыша.
- Да. Здорово, что вы меня от них увели, - согласился профессор Миланов, поглядывая на ее алые  губки.
-   Увела? Сами влюбили в себя, а теперь я во всем виновата.
-   Влюбил? А, сам того и не заметил.
-  Это всегда происходит незаметно. Кажется, ничего особенного нет, а потом вдруг – бах, и влюбилась.
-  И часто у вас это «бах» бывало?
- Вы не подумайте, что я ветреная, легкомысленная. Просто я молода, а жизнь одна. Хочется счастья, любви. Вот и тянешься, как бабочка, к огню.
- И, обжигаешься?
- Обжигаешься. Ну, что ж с того? Кто не любил, тот и не жил на свете. Жизнь промелькнет кометой на полуночном небе, и в старости я буду вспоминать о днях прекрасной юности своей.
- Любите стихи. И конечно, сочиняете.
- И конечно, сочиняю. Но, вам  читать не стану.
- Не надо. Догадываюсь, о чем они. Несчастная любовь. Я устала от жизни. Мысли о самоубийстве с любимым на пару. О чем еще может писать молодая, пышущая здоровьем  девушка?
- Как вульгарно вы выразились – «пышущая здоровьем». О человеке сказали, как о  печке. И потом, не такая  я  молодая. Мне уже двадцать второй.
- Беру свои слова обратно.
- Хорошо все же мы сделали, что убежали. Этот Максимка… А кстати, почему его все зовут Максимкой? Ему, если не ошибаюсь,  уже восьмой десяток. А ведёт себя, как паренёк. Ёк-йок.
- Не знаю. При знакомстве представился Максимкой, а на другие обращения демонстративно не отзывается. Вот и зовут, как маленького мальчика. Кстати, «йок» по-татарски «нет».
- В переводе с татарского на русский, вы хотели сказать?
- Ну, само собой разумеется. Вы же прекрасно меня поняли. Беда все же с вами, с молодыми, да ранними, пытающимися вслух строить здание собственного «я».
- Не поняла. О чем Вы?
- Все у вас вслух. И переживания, и мысли. Это понятно. Так надо. Но, уж очень, подчас,  раздражает.
- Вас?
- Всех. Не все об этом говорят, но ручаюсь, раздражает всех. Вы, наверное, не замечаете. Но, что бы вы не делали - это комментируете. Не смущайтесь. Это нормально. Идет процесс самоиндификации личности во времени и  пространстве. Процесс осмысления своих поступков и поступков окружающих. Взрослеете, одним словом.
- Не люблю заумные речи. Вы, когда так со мной говорите, должно быть думаете, что самый умный. Но со стороны выглядите, доложу я вам, как дурак.
- Вот и объяснились друг другу в любви. Чего  смеетесь?
- Да, вспомнила, как сегодня за завтраком полковник Ушков кричал на Васильевну.
- Я завтрак проспал. Расскажите.
- Ну, как же? Все знают, что Ушков с Васильевной с самого заезда сошлись. И под ручку гуляли, как муж и жена. А тут он взял, да и выкинул фортель. Изменил ей с Пузиной, бывшей пассией шеф-повара. И утром, как ни в чем не бывало, уже с ней за одним столиком сидел. Вместе завтракали. Васильевна смотрела, смотрела на них, и не выдержала. Подошла и давай на Пузину кричать: «Чего ты мужика моего отбиваешь?».
 И это при всех. Пузина покраснела, опустила голову, молчит. Не знает, что  ответить. И тут полковник за нее вступился. Ушков встал, и на всю столовую  командным голосом: «Ты чего орешь? Чего пристаешь к ней? Мы как познакомились, ты мне бутылку поставила? Нет. А она, поставила». Все так и попадали от смеха со стульев. Да, здесь, на базе отдыха своя атмосфера, своя мораль. И можно то, чего в Москве нельзя.
- Цеж курорт.
- Что?
- Я говорю, обычная курортная мораль.
- Да. Мораль. Курортная.
Миланов  обнял Воробьёву, привлек  к себе, и они с жаром, всласть,  поцеловались.
 


                25.12.2008 г.