Часть II - Служение

- Даже самая беспокойная душа хочет обрести покой. И Неверест - то самое место, где никому ненужные изгнанники всё-таки находят приют. Последнее пристанище, так сказать. А моя таверна - «Кроличья нора» - это сердце города. Храм для тех, кто уже не верит ни в Богов, ни в судьбу. Поэтому, таверна так и называется: она для тех, кто загнан, как кролик, и кому уже дальше некуда падать. Только прямиком в Преисподнюю... - говорил Крон, подавая новую кружку с пивом Дитриху - Ну так что, капитан? Свою историю ты мне рассказал, а я обещал тебе свою. Будем слушать или в койку, да с девочкой?
Дитрих осмотрелся вокруг. С момента его прихода практически ничего не изменилось: в полупустом помещении посетители сидели за дубовыми столами поодиночке и маленькими группами. Они перешёптывались, иногда подозрительно оглядываясь, и все как один тщились утопить свои тяжёлые мысли в выпивке. В дальнем углу по-прежнему проститутка жалобно причитала у инквизитора, уткнувшегося лицом в стол, а рядом с ними сидел бледный перепуганный мужчина в очках и с отстранённым видом пил своё пиво. За окном были ночь и туман, начинался дождь. Но атмосфера безысходности, царившая в сумрачном зале в серых и коричневых тонах, угнетала сильней, чем непогода на улице. Капитан присмотрелся к проститутке, шептавшей что-то похожее на молитву, рядом с инквизитором. Она была совсем ещё молода, стройна и восхитительно красива. Длинные волосы пепельного цвета и глаза оттенка морской волны поразительно сочетались с бледностью кожи. Всё это делало её больше похожей на Тёмного Эльфа или посланницу Туран - богини любви и плодородия, чем на человека. На какой-то миг Дитрих поймал взгляд девушки. В нём была скорбь, но, на удивление, у неё единственной в этом зале не проглядывали во взоре ни чувство обречённости, ни мрачной злости. Поэтому жёлтый бант у неё на руке - знак презренной проститутки - как-то по-особенному контрастировал с её светлым обликом.
- Что насчёт той - в дальнем углу рядом с инквизитором, а, отче? - спросил капитан.
- Благословляю... Сейчас она оплачет своего дружка - инквизитора и подзову.
- Он мёртв, а его тело так и не вынесли?
- Именно... Когда ты заходил в таверну, то должен был столкнуться с вампиром и некромантом. Последний инквизитора и прирезал. Сейчас вернётся мой помощник и займётся телом.
- Как это иронично: Святая Церковь всегда истребляла некромантов. А теперь служитель церкви, оказавшись в гнезде порока и отчаяния, поменялся местом со своей жертвой... - усмехнулся Дитрих.
Беседу прервал жалкого вида старик, похожий на заурядного нищего. До этого он выпивал за соседним столиком в компании двух мрачных собеседников. Но их щедрость по отношению к старику, видимо, закончилась быстрее, чем его запал.
- Крон, мне стыдно, но не угостите выпивкой?..
- Я благотворительностью не занимаюсь, Николас.
Старик виновато и растерянно улыбнулся и, робко вытирая руки о свои лохмотья, начал озираться по сторонам. Через несколько мгновений его взгляд остановился на Дитрихе. Сделав несколько шагов, заметно прихрамывая, он подошёл к капитану.
- Извиняюсь, уважаемый, не будете так добры - подбросить пару медяков? - обратился нищий к Дитриху, виновато потирая руки.
- Что, не хватает на причастие? - снова усмехнулся капитан - Ладно, отче, я заплачу.
Неси кружку.
- Премного благодарен, уважаемый... - заметно ободрился Николас. Его глаза осветились радостной искрой и какой-то жалкой благодарностью к своему благодетелю.
Капитан осмотрел вновь пришедшего внимательнее и презрительно поморщил нос, затем отпил из своего стакана и, похоже, расслабился. Старик, скромно пристроившийся рядом, был одет в жалкие лохмотья, которые держались лишь волей Богов от того, чтобы рассыпаться в прах. Всё его грязное тело было покрыто синяками, ссадинами и болячками, очень короткая стрижка явно предназначалась для борьбы со вшами. А мешки под глазами, полугнилые зубы и запах перегара рассказывали о нынешней жизни старика лучше всяких слов.
Входная дверь уныло скрипнула. В таверну зашёл рыжий детина с выбитым передним зубом. Крон кивнул ему в сторону мёртвого инквизитора и проститутки и поманил последнюю пальцем. Детина смачно сплюнул и, утёршись грязным рукавом, пошёл вытаскивать тело. А проститутка, заметив жест Крона, подошла к барной стойке.
- Катрин, к тебе клиент... - хозяин таверны указал кивком на Дитриха.
- Чем могу вас порадовать, добрый господин? - спросила девушка - Желаете ещё выпить или поднимемся в комнату?
- Добрый господин? - удивился капитан - Разве здесь такие бывают?
- О, вы можете не верить, но других здесь и не бывает! - с чувством выпалила Катрин.
- А тот некромант, который убил твоего спутника, - он тоже добрый?
- Да... И его сердце переполняют боль и отчаяние. Как и у всех, кто тут оказался. Им так не хватает тепла и понимания...
- А ты, значит, местным маргиналам всё это восполняешь? - усмехнулся Дитрих - И что же сподвигло тебя на такое благородное занятие?
- Служение в монастыре... Я была третьим ребёнком в семье и второй дочкой. Мои родители были скромного достатка: отец - могильщик, а мать торговала рукоделиями. Они хотели сына, потому что мальчик - будущий кормилец и помощник. А родилась я... Поэтому меня с детства воспитывали в строгости и приучали к покорности, уже тогда готовя к служению в монастыре. Крон думает, что так они прикрывали своё равнодушие ко мне. Но кому, как не мне, знать об их истинных чувствах...
Родители часто пугали меня. Особенно отец: он был тяжёлым человеком и  часто меня бил даже за небольшие провинности. Мать никогда не пыталась его остановить, а лишь говорила мне о важности послушания. Но это не было проявлением какого-то равнодушия. Просто родители всегда боялись за моё благонравие. Иногда мне казалось, что они излишне строги ко мне и я надеялась, что смогу когда-нибудь заменить им сына. Я старалась быть лучшей во всём. Но если я при этом что-то портила, то меня наказывали, а если всё получалось, то единственной наградой был одобрительный кивок со стороны отца. Я лишь хотела получить признание со стороны родителей... Так продолжалось до тех пор, пока в десять лет я не заняла первое место на конкурсе по пению на местной ярмарке. Счастливая я прибежала домой, чтобы поделиться этой радостной новостью с семьёй, но... Мать сказала, что в моё сердце закралась гордыня, а гордыня - это грех...
Вот так я и жила до двенадцати лет, пока меня не отдали в монастырь. Служение Богам требует жертвенности и покорности. И нас к этому старательно приучали.
В начале, мы считались претендентками. В течение полугода Сёстры к нам присматривались и те, чья кандидатура одобрялась, становились послушницами. Потом несколько лет их обучали необходимому и только после этого послушница становилась монахиней. При этом монахинь делили на Рабочих Сестёр и Святых Сестёр. В Рабочие Сёстры попадали девушки из бедных семей и они, в основном, занимались чёрной работой на благо монастыря. Святым Сёстрам редко поручали выполнение тяжёлых работ, ведь их родители делали щедрые пожертвования ордену помимо обязательной десятины.
Меня и других кандидаток почти не учили Священным Писаниям. Мы больше внимали наставницам из числа Святых Сестёр и выполняли кое-какую работу. К нам на этом этапе просто присматривались и не хотели тратить слишком много сил на наше обучение... Нам внушали, что Боги нас видят насквозь и поэтому мы не должны допускать грешные помыслы в свою голову. А в качестве напоминания в каждой классной комнате было изображение Всевидящего Ока.
Нам рассказывали, что когда-то нашим миром правили Старые Боги, но они были очень кровожадные и злые... Они постоянно воевали, превращая в пепел то, о чём должны были бы заботиться. И однажды в наш мир - Хеберланд - пришли Новые Боги. Они появились от куда-то из-за окраин Сущего. От куда-то, где оно соприкасается с Безбрежным Хаосом. Видимо, они и родились от соприкосновения этих двух противоположностей. Новые Боги увидели Хеберланд и возлюбили его. Они хотели найти общий язык со Старыми Богами. Но они отвергли Новых Богов и напали на них. В результате Великой Войны Новые Боги одержали победу и изгнали былых правителей Сущего к границам Безбрежного Хаоса. Новые Боги стали лелеять жизнь в Хеберланде и восстанавливать то, что было разрушено Старыми Богами. Если прошлые хозяева Сущего несли с собой лишь страдания и безумие, то Новые - любовь и благость всем живущим в Хеберланде. Нам говорили, что мы, как служительницы Новых Богов, - истинных правителей Сущего - должны нести людям святость и любовь вслед за нашими покровителями.
Нашей наставницей, на первом этапе, была Сестра Элеонора. Вообще-то, она была из бедной семьи и должна была попасть в Рабочие Сёстры, но благодаря своим талантам и благоволению Богов ей удалось добиться того, чтобы её причислили к Святым Сёстрам и стать наставницей у претенденток. Сестра Элеонора была очень добра в общении и очень красноречива! Некоторые кандидатки очень боялись не оправдать ожиданий нашей наставницы и скучали по семьям. Но Сестра Элеонора нас успокаивала и всегда приходила на помощь. Мы любили нашу наставницу и я всегда старалась выполнять данные мне поручения наилучшим образом, чтобы не огорчать её. Я хотела походить на неё... А как-то раз Сестра Элеонора услышала как я напевала себе какую-то песенку. Она попросила меня спеть для неё. Я смутилась, но добрая улыбка наставницы помогла мне успокоиться и я продолжила. Ей очень понравилось моё пение и она решила обучить меня игре на лютне. Со временем это стало моим любимым занятием. Если я не понимала указаний Сестры Элеоноры - она спокойно и с доброй улыбкой объясняла до тех пор, пока я не начинала понимать того, что от меня требовали. Она никогда не повышала голос на меня или других кандидаток. Сестра Элеонора всегда старалась создать доверительные отношения в нашей группе. Можно сказать, она нам заменила мать. И мы отвечали ей взаимностью...
Когда я стала послушницей, то нам дали другую наставницу. Новая Сестра оказалась очень строгой и требовала полного послушания. Мы не имели права первыми заговаривать с Сёстрами и прикасаться к их одежде. Если претенденток Священным Писаниям практически не учили, то за образование послушниц уже взялись всерьёз. У нас было много занятий и это помимо того, что работы у нас тоже заметно прибавилось! Тяжёлый труд был неотъемлемой частью нашей жизни: я вместе с остальными послушницами и кандидатками работала в спальнях, прачечной, на кухне, в часовне, шила новые вещи или ремонтировала старые. В свободное время послушницы ходили в город помогать кому-нибудь из горожан. Помогать нас отправляли к зажиточным горожанам... А все заработанные деньги принадлежали монастырю. Я помогала господину Крайсу заботиться о троих его детях.
Помимо всех этих обязанностей, Сёстры назначали нам множество испытаний и предписаний, чтобы мы доказывали свою преданность ордену и непоколебимую веру. За нарушение правил и предписаний нас ожидали наказания. Так, я не раз видела как какая-нибудь послушница во время общей трапезы молилась на коленях отдельно ото всех и не имела права прикасаться к еде. Лишь когда наставница позволяла ей присоединиться к остальным, униженное покаяние считалось принятым. Некоторые послушницы делали себе розги, чтобы самобичеванием отгонять дурные мысли и бесов. В случае некоторых проступков послушниц могли наказать ударами плети и полной изоляцией... Так же новая наставница поощряла доносительство и сплетни среди нас, чтобы обеспечить контроль послушниц друг за другом.
Это было тяжёлое время. Но я вспоминала Сестру Элеонору и никогда не жалела себя. У меня всегда с собой были плеть и молитвенник. Если мой путь к Святости лежал через послушание и покорность и это позволило бы мне стать такой же как былая наставница, то я была готова к любым жертвам!
Тогда-то со мной и произошёл случай, который лёг тяжёлым бременем на мою совесть... Я с другими послушницами шла на вечернюю службу и недалеко от часовни увидела сестру Розу, лежащую на ступеньках. Я несколько раз её видела во время совместной работы. Она, в основном, занималась шитьём и ремонтом одежды. Но я с ней не общалась: послушницам запрещалось заговаривать с монахинями. А она очень давно приняла обет молчания в наказание за какую-то провинность и свято соблюдала этот обет. Сестре Розе было плохо - она была бледна и часто дышала. Я не осмелилась к ней подойти из-за запрета. К тому же, я опаздывала. И очень боялась нарушить предписания. К тому времени как служба закончилась, Сестру Розу отнесли в её келью. Но так как она была Рабочей Сестрой, то к ней приставили другую Сестру вместо того, чтобы обеспечить уход настоящего лекаря. Вскоре Сестра Роза умерла. Я не могла ей помочь и вряд ли то, что я не подошла к ней сразу, сыграло большую роль. Но меня всё-таки ещё долго терзало ощущение, что её кровь на моих руках... Что моё желание преуспеть в служении Богам обернулось трагедией...
Время шло и я стала монахиней. В начале, я обрадовалась, думая, что наконец-то смогу получить возможность проявить себя. Тем более, что светлая память о Сестре Элеоноре и чувство вины за смерть Сестры Розы укрепляли меня в своём намерении. Но так как я была из бедной семьи, то меня сделали Рабочей Сестрой. А отношение к Рабочим Сёстрам мало чем отличалось от отношения к послушницам. Моей основной обязанностью была чистка коридоров и спален. В начале, я рассыпала старую заварку и мокрую листву, чтобы к ним приставала пыль, выметала всё это. А после - мыла полы. Когда же к нам приходили люди, то Сестёр не должны были видеть за работой. Иногда мне разрешали участвовать в проведении служб, но это случалось слишком редко. Основная задача Рабочей Сестры - это всё-таки тяжёлый труд во имя ордена. И этот труд помогал монастырю сэкономить много денег и даже заработать на пошиве одежде и прочем женском труде.
В свободное время после обеда и перед вечерней службой я любила прогуливаться в тени деревьев и поливать цветы. Но главным удовольствием для меня была игра на лютне. К сожалению, из-за обилия работы я не могла уделить этому занятию столько времени, как хотелось бы. Но как только мне выпадала свободная минута, то я не упускала эту возможность.
Я усердно трудилась...
- Но вместо того, чтобы нести любовь во имя Богов, ты мыла полы и изгоняла пыль во имя ордена... - ухмыльнулся Дитрих.
- Аминь! - поддержал капитана Крон.
- Это совсем не смешно! - воскликнула и даже притопнула ножкой Катрин - Мне совершенно не нравилось такое положение дел... Я видела людей, приходивших к нам. Одни отчаялись и утратили веру в добро, другие озлобились. Им нужны были душевное спокойствие и силы побороть мрак в собственном сердце, а вместо этого они получали обещания мук в загробной жизни и заверения, что Боги видят их насквозь и знают всё об их помыслах и грехах. Люди начинали думать, что они обречены и это их угнетало ещё больше. Я хотела им помочь и знала, что могла. Я пыталась добиться разрешения чаще участвовать в ведении служб: принародном чтении молитв, отпевании умерших, участии в проведении прочих ритуалов и ежегодных праздничных шествий по городу и, главное, - личном  общении с прихожанами. Я пыталась добиться права на проведение исповедей. Но меня и слушать не хотели. Мне всякий раз говорили, что я простая Рабочая Сестра...
- И твои инструменты в борьбе с пороками мира сего - это метла и плётка для самобичевания... - иронично заметил Крон.
- К сожалению, - грустно вздохнула Катрин - примерно так мне и говорили... Я настаивала... Мне отвечали: «ты ещё не готова». Я спрашивала: «А девушки из богатых семей? Они не занимаются чёрной работой, но, тем не менее, становятся Святыми Сёстрами, а не Рабочими. Они разве готовы?». Никакого ответа. Я снова настаивала. Мне говорили: «Ты слишком наивна». Я отвечала, что наивность - не порок и это не помешает мне справиться с обязанностями Святой Сестры. И снова никакого ответа. Только печальные вздохи. В конце концов, мне сказали, что во мне играет гордыня и я должна проявлять послушание... Некоторым Рабочим Сёстрам удавалось перейти в разряд Святых и заниматься почти исключительно службами или наставничеством, но это происходило очень редко. Святые Сестры находились на особом положении и туда не брали всех подряд. У меня, было такое ощущение, что мне путь в Святые Сёстры оказался закрыт наглухо.
Словом, меня не хотели слушать. Потом, когда от меня устали отмахиваться, то мне начали придумывать новые испытания и наказания. На какое-то время им удавалось усмирить мои порывы. А иногда я сама пускала в ход свою плётку для самобичевания, потому что привыкла к покорности и тоже начинала верить, что во мне говорила гордыня. Это было время тяжёлых душевных терзаний. Мне не давали покоя образ Сестры Элеоноры, чувство вины перед Сестрой Розой и желание стать достойной проводницей божественной воли. А этой возможности я так и не получала...
Конец моим сомнениям положил один случай. К нам на исповедь пришёл человек, совершивший убийство из-за ревности. Он раскаивался и его сердце разрывала печаль от того, что он убил девушку, которую любил. Но монахини начали снова говорить о том, что бедолага обрёк свою душу на вечные муки и за такой грех не может быть прощения. Мужчина хотел сброситься с одной из монастырских башен, он горько рыдал и говорил, что не боится пойти на это, потому что и так уже обречён и ему нет утешения. Его всё-таки удалось удержать в тот раз, но глубина его горя поразила меня. В тот день я поняла, что в монастыре у меня не будет возможности стать достойной служительницей Высших Сил. Я решила покинуть обитель. Это было тяжёлое решение, потому что я почти ничего не знала о жизни вне стен монастыря. Однако, вера в Богов и своё предназначение подкрепляли мою решимость.
Когда я попросила разрешения уйти у настоятельницы, то она разозлилась, не желая меня отпускать. И назначила мне три дня оставаться в изоляции в своей келье, предаваясь самобичеванию, молитвам и размышлениям о своём предназначении в этом монастыре. Я выразила покорность и ушла в заточение. Но свою затею не оставила. После этого случая мне лишь начали давать больше грязной работы, а слушать о том, чтобы допустить к проведению служб, по-прежнему, не хотели. Так продолжалось ещё два месяца. А потом я устала от этой непрекращающейся борьбы и, выбрав ночь поспокойней и потемней, - сбежала из обители.
Первое, что я испытала, оказавшись за стенами - это испуг. Я уже успела отвыкнуть от города. Этот мир был слишком огромен и неизвестен!.. Я отправилась в родительский дом. Отец с матерью были разочарованны моим побегом из монастыря и, в начале, хотели выгнать. Но потом, выслушав мой рассказ, сжалились и согласились оставить. Правда, лишь на несколько дней: им не хотелось долго укрывать монахиню-беглянку и навлечь на себя тем самым гнев Церкви.
Я решила, что лучше всего для меня будет стать учительницей или помощницей у какого-нибудь лекаря. Но оказалось, что с беглой монахиней не желали связываться не только мои родители... Это было плохо для репутации. Некоторые лекари оказались людьми более широких взглядов, но они либо искали помощника уже с навыками врачевания, либо сами с трудом зарабатывали себе на хлеб и не могли содержать лишний голодный рот. Я была в растерянности и не знала что делать. Можно сказать, что я сама начала отчаиваться. Я пробовала даже проповедовать на улице, но это заканчивалось всякий раз тем, что меня ото всюду выгоняли солдаты Народной Гвардии или Городской Стражи, иногда даже угрожали отдать на костёр Инквизиции за мои проповеди. Я поняла, что так не может продолжаться дальше, но что делать - не знала...
И судьба снова свела меня с человеком, который указал мне путь. Этим человеком оказалась Лора. Она торговала своим телом за деньги, а заодно вербовала новых девушек для этой профессии. Она заприметила меня вечером на улице на окраине города. Тяжёлые мысли легко читались на моём лице и она быстро поняла, что мне нужны приют и работа. В начале, меня смутила мысль о том, что придётся зарабатывать таким образом. Но Лора сказала, что клиенты бывают самые разные и не все хотят от девушек просто физической близости. Она объяснила, что бывают такие, которые приходят просто чтобы выговориться. Некоторые ищут спутницу для выхода в свет... Это было само провидение и я согласилась!
Лора познакомила меня со своей хозяйкой - мадам Ле Гранж. Она содержала старый дом на окраине города, так как добиться разрешения на открытие подобного заведения в центре было практически невозможно. Под её началом работали ещё три девушки помимо меня и Лоры. Они оказались очень дружелюбными и милыми, а мадам никогда не наказывала своих подопечных. Это было так непохоже на монастырь. В начале, мадам удивилась, что монахиня, пусть и беглая, решила зарабатывать таким путём. Но пристроить меня согласилась. Она решила, что моя скромность, доброта, умение находить общий язык с людьми и то, что я умею играть на лютне, выгодно отличают меня от многих девушек этой профессии. И на этом можно заработать. Она учила, что я должна продавать не просто своё тело, что я должна продавать именно свои навыки и достоинства в первую очередь. Это как нельзя лучше сочеталось с моими намерениями.
Когда ко мне пришёл первый посетитель, то я больше всего беспокоилась о том, чтобы выполнить все наставления мадам. Она была так добра к нам... Мне не хотелось её разочаровывать. И вскоре я освоилась.
К нам приходили самые разные люди: молодые и в возрасте, обычные горожане и зажиточные, заключённые, которые были приговорены к смертной казни и имели право на последнее желание... Иногда к нам приходили солдаты Городской Стражи и мы обслуживали их бесплатно. Мадам Ле Гранж и девушки из-за этого их недолюбливали. Но я редко имела с ними дело.
Многие приходили просто за физической близостью, но Лора не соврала, когда впервые встретила меня... У нас бывали и такие клиенты, которые с большей охотой исповедовались нам, чем служителям церкви. К девушкам, которые торговали своим телом, обычно все относились свысока и, видимо, это давало людям ощущение, что у них-то точно всё не так уж и скверно. Особенно на нашем фоне. Когда к нам приходили посетители, то они обычно говорили, что хотели «сорвать розу». Мне нравилось это выражение - оно звучит так романтично...
Ко мне редко приходили просто «сорвать розу». Я всегда начинала общение с клиентом с душевной беседы и игры на лютне. Многие мои посетители были глубоко несчастны, хотя они могли и не признавать этого напрямую. Им нужны были надежда и тепло, а не холодная беспощадность Преисподни. И они получали то, что хотели. Я продавала не своё тело, а душевное участие. И «срывая розу» они получали больше, чем просто цветок. Вскоре, ко мне начали приходить именно за этим чаще, чем просто за физической близостью. Она была просто способом открыться и довериться друг другу ещё больше. Завершить то, что было начато за беседой и игрой на лютне. Во всяком случае, мне так казалось... А я... Я чувствовала, что теперь наконец-то приношу людям добро. И теперь смогу стать достойной проводницей божественной воли, которая заключается в несении любви обитателям Хеберланда... Мне говорили когда-то, что я должна была нести людям свет и я озаряла человеческие души своим участием, добротой и игрой на лютне...
Клиент, который запомнился мне больше всего, - это Франц. Он был мясником. И он был тяжело болен... Когда-то Франц хорошо зарабатывал, но, когда неведомая хворь начала пожирать его изнутри, он потратил все свои сбережения на лекарей. Они, к сожалению, не смогли ему помочь. Жена и дети отвернулись от Франца, похоронив его в своём сердце прежде срока. Он поддался отчаянию и это заставило его душу загрубеть. Он запил. Визиты ко мне стали его единственной возможностью получить то тепло и сочувствие, которых ему не хватало дома. В конце концов, мне удалось смягчить сердце Франца и подарить надежду, что в посмертии ему воздастся за те дни отчаяния, что он пережил тут. Он бросил пить и простил своих родственников. Он снова поверил, что в этом мире есть место чему-то светлому, а не одним только страданиям. Иногда у него не хватало денег и я обслуживала его бесплатно. Мадам Ле Гранж недолюбливала, когда я работала бесплатно. Но всё-таки иногда разрешала, потому что мои услуги всё равно окупались и приносили хороший доход. В свой последний визит Франц мне исповедался, оставил последние гроши и своё стихотворение, которое посвятил мне. Он остался на ночь, а к утру отошёл в мир иной. Я долго оплакивала его... - тяжёло вздохнула Катрин - Но благодаря Францу и другим подобным клиентам я лишь уверилась в правильности избранного пути. Я приносила пользу людям. Я стала истинной служительницей Богов, неся их любовь и милость простым смертным! На первый взгляд, моя работа была грязной и недостойной, но именно через нее я доносила свет заблудшим душам...
К сожалению, ничто не вечно в этом мире. Новый император - Фридрих Либскнехт - решил, что заниматься продажей любви за деньги - грешно. Мадам Ле Гранж и Лору схватили и повесили вниз головой бойцы Народной Гвардии. Это произошло на улице, прямо у дома, где мы работали. Я и остальные девушки успели убежать тогда, а что стало с ними потом - мне неизвестно. В Народную Гвардию, чаще всего, шли простые люди, которые хотели служить Императору, но не могли позволить себе обучение в Военной Академии или не попали в один из императорских легионов. Мне было трудно понять откуда столько ненависти у вчерашних крестьян и мясников к себе подобным...
В городе началась настоящая охота на девушек, которых подозревали в торговле любовью. Их ловили и бросали в тюрьмы или казнили. Я была напугана и больше не могла продолжать своё служение. Какое-то время я скрывалась в городе, хотя и боялась быть пойманной. А в один ужасный момент меня раскрыли: по городу везде рыскали патрули Народной Гвардии и один из патрульных меня узнал. За мной погнались, но мне было не убежать... Тут меня снова выручило Божественное провидение: высшие силы сделали так, что на моём пути оказался Готтлиб. Он остановил гвардейцев и не дал им меня схватить. Потом он успокоил меня и сказал, что он был Инквизитором, а теперь стал изгнанником... Ещё он сказал, что хочет покинуть Шерпенталь и отправиться сюда - в Неверест. Так я познакомилась с Инквизитором Готтлибом и его спутником - Дитлиндом, писарем императорской канцелярии... Когда мы оказались в Невересте, то я смогла снова продолжить своё служение. Бедный Дитлинд ушёл в запой: когда-то он был честным работником канцелярии и примерным семьянином, но стал жертвой интриг и это сломило его... Всё шло к казни по ложному обвинению и он тогда спасся только благодаря заступничеству Готтлиба. Но вскоре инквизитору и самому пришлось покинуть Шерпенталь. Оказавшись в Невересте, Готтлиб начал проповедовать в надежде хоть кого-нибудь вывести к свету...
- Что же тогда заставило такого доброго человека досадить бедному измученному жизнью некроманту так, что дело дошло до кровопролития? - спросил Дитрих, не скрывая иронии.
- Готтлиб мне и Дитлинду рассказывал о себе немного, но, как я поняла, у него были какие-то личные счёты к прислужникам смерти. Поэтому он и стал Инквизитором, а уже тут - в таверне - он просто вышел из себя, когда увидел Вампира и Некроманта вместе. Я так испугалась... К сожалению, его вспышка гнева закончилась дракой, в которой он и погиб... - грустно вздохнула Катрин.
- Ну что ж... Отче, принеси нам ещё по кружке! - воскликнул капитан - Выпьем за любовь, ведь именно ей суждено спасти мир! Аминь!