Поводырь для олигарха

 


                повесть
 

                Человек, избавленный от горестей нищеты,               
                не избавлен от горестей гордыни.   
               
                Л. Вовенарг

               
                I               


         Даже в самом страшном сне не могло мне такое присниться. Если бы я попросил вас угадать, где я сейчас лежу, думаю, не угадал бы никто.  Хотя, возможно, нашлись бы те, кто догадался, что лежу я на операционном столе – собакам ведь тоже иногда делают операции. Но, если вы думаете, что я заболел, то глубоко заблуждаетесь. Здоров как бык! Или как пел один известный певец, «здоров, как сразу два быка»! Вот, уже вижу недоумение на вашем лице – дескать, а чего ты там тогда валяешься?

         Валяюсь не по собственной воле. Впрочем, валянием моё положение трудно назвать – связан так, что и ухом не могу пошевелить. Грустно писать об этом, грустно и страшно, но кому-то понадобилась моя печень. Эх, разве мог я когда-то подумать, мечтая о заслуженном отдыхе, что вот так бесславно закончу свои дни под ножом хирурга-ветеринара? Как же обидно! Ну как же обидно! Если бы вы знали, как здесь воняет – тут  можно и без ножа сдохнуть.

          Лежу, а перед глазами вся жизнь пробегает. Вспомнил своих  крадунов, упрятавших меня в сырой сарай*, беспризорников, чуть не пустивших меня на шашлык**, Макарыча, бегающего за нами с Фуку по двору  с ружьём***. И всё как-то обходилось, судьба

* Повесть «Радуга для друга»
**Повесть «Формула добра»
***Повесть «Фукусима»

благоволила мне. Но теперь, видимо, всё. Хирург сказал, что приступят к работе через пятнадцать-двадцать минут. «Работать» - вы смотрите, как они ловко завуалировали слово «убийство». Что ж это за работа такая – у здоровой, работоспособной собаки печень отбирать? С ума можно сойти с такими «работниками». Ладно, что поделаешь. Время ещё есть, может, успею рассказать вам, что произошло, и как я тут очутился, если интересно, конечно.

              Вы помните, как мы расстались с вами в последний раз? Я тогда работал у спасателя Владимира Петровича. Люба родила ему дочь, Владимира Петровича взяли на работу диспетчером МЧС, а вскоре коллеги помогли ему сделать операцию на глазах. Всё прошло успешно, немцы знают своё дело. Петрович стал видеть, правда, на один глаз, но всё равно радости не было предела. А у поводырей такое правило: подопечный прозрел – собирайся обратно в свою поводырскую школу. Тут тебе подберут нового подопечного. Наша задача – служить и помогать тотально слепым людям.

               После героя-спасателя я неожиданно попал в дом молодого парня. Но мне там сразу что-то не понравилось. С первых минут пребывания там я понял, что здесь что-то не так. Пока он занимался со мной в школе, сдавал экзамены, помощник называл его Витей, а как только приехали к нему домой, он превратился в Костю. Позвонил кому-то по телефону и говорит: «Это я, Костя, приезжайте, товар на месте!» Очки свои тёмные швырнул в угол, упал в кресло и недовольно забурчал:

              - Как мне надоел это маскарад, сил больше нет.

              Я смотрю на него и понимаю, передо мной сидит зрячий человек.  Спустя несколько минут, он поворачивается ко мне и, глядя в упор, рычит:

              - Чего уставился? Сейчас приедут за тобой.

               Что творится! Так это он, оказывается, меня товаром обозвал? Ой-ой-ой! Чует моё сердце, добром тут не закончится. Куда это они меня собрались везти? Значит, им не поводырь был нужен? Витя-Костя-то зрячим оказался. Где-то в глубине моего прыгающего сердца ещё теплилась надежда, что отвезут меня всё-таки к какому-нибудь слепому человеку. Думаю, может, за границу хотят переправить? Школа-то наша российская, и собак-поводырей готовит для своих граждан.

               Однако с приездом в квартиру новых персонажей моя надежда стала улетучиваться. Видели бы вы их морды, в смысле, лица. Впрочем, какой тут смысл – самые настоящие морды. У них кулаки с моё собачье лицо. Один положил меня на спину и стал щупать что-то в животе. Потом спрашивает Витю-Костю:

             - Здоров? Ничем не болеет?
             - Конечно, здоров. Это же школа по подготовке собак-поводырей. Кто там больных собак будет держать? У них там своя ветеринарка, все прививки делают вовремя, в общем, всё на высшем уровне.
             - Где его документы?
             - Вот, здесь всё, – Виктор-Константин протянул бумаги.
             - Отлично, - потирая руками, сказал мордастый. – Главное, чтобы печень оказалась пригодной, а то шеф порвёт нас на куски. – И обращаясь ко второму гостю добавил: - Давай, заноси клетку.

             Через минуту я уже сидел в огромной клетке, пока ничего не понимая. Что там у них за шеф такой? Зачем ему моя печень? Гурман, что ли, какой? Ой! У меня аж в боку что-то закололо. Если он собачьей печенью питается, страшно подумать, сколько же этот изверг собак погубил? Странно всё это.

           Спустя некоторое время меня как экзотичное животное, словно дикого леопарда или какого-то ягуара, вынесли в клетке на улицу и загрузили в микроавтобус. Ехали очень долго, но сказать, что заехали далеко не могу, поскольку в основном толкались по пробкам.  Я дремал и слушал своих конвоиров.

             - Хозяин наш, конечно, странный  мужик. Как маленький, честное слово, - говорит водитель.
             - Это ещё почему?
             - Ну, сдался ему этот лабрадор! Заведи себе щенка, да ухаживай за ним на здоровье.
            - Не скажи, - возразил пассажир, - там какая-то легенда с его псом. Не всё так просто.
            - Да ладно, - махнул третий сопровождающий, - всё это бред собачий. Просто богачи с дуру бесятся.
             - В общем-то, ты прав, - закивал водитель. – Не было бы денег, разве он этим сейчас занимался бы. Я представляю, сколько стоит такая операция.
             - Хм, братишка, да не считай ты деньги в чужом кармане, - рассмеялся один из конвоиров.
             - Дело не в деньгах, - отвечает ему напарник. – А этого пса кто пожалеет? – Он кивнул в мою сторону. – Сейчас распотрошат брюхо невинной собаке, и всё…

             Я от таких слов даже вздрогнул. Но так до сих пор и не сообразил, что им от меня нужно. И вдруг один из сопровождающих открыл тайну:

              - Жалко будет, если его печёнка не приживётся у собаки хозяина. Это же не факт, что та собака будет жить.
              - Ничего себе, - присвистнул водитель, - так это что выходит, гарантий нет?
              - Конечно, нет! – закивал один из пассажиров. – Доктор так и сказал: пятьдесят на пятьдесят. Пересадить-то печень он пересадит, но за жизнь собаки не отвечает.
              - Мошенник какой-то, а не доктор, - возмущённо произнёс водитель.
              - Это ещё почему?
              - Ну, а что это за ответ – «пятьдесят на пятьдесят»? Никакой ответственности за свои слова. Так можно и прогноз погоды объявлять: пятьдесят процентов, что будет дождь, пятьдесят – нет. По любому угадаешь. Так и здесь.

             Конвоиры мои рассмеялись, а до меня наконец-то стало доходить, что происходит. Это что же получается? Какой-то богач решил отобрать мою печень, пересадить её своему псу и таким образом спасти своего любимца? Хорошенькое дельце! Какой добрый дядечка. Одну собаку спасает, другую на тот свет отправляет. Но самое печальное, что даже врач никакой гарантии на исцеление больной не даёт. Как же они умудрились провернуть аферу с моим изъятием из школы поводырей?

            Наконец-то мы приехали. Прямо в клетке врач сделал мне укол, после которого я вроде всё и слышу, и вижу, а двигаюсь как в замедленном кино. Иными словами я успел рассказать вам, как очутился на операционном столе. Я начал мысленно прощаться с жизнью, просить прощения у всех, кого случайно обидел или ненароком облаял. Вы знаете, так мне себя стало жалко, хоть волком вой. Только не подумайте, что я прямо испугался. Нет, я уже смирился, как говорится, от судьбы не уйдёшь. Просто обидно погибать, не зная за что и в полной анонимности. Эх…

              Стоп! Может, это мой шанс? В операционную вошли мужчина и женщина и стали внимательно рассматривать меня. Мужчина оказался врачом, а женщина… Впрочем, давайте послушаем, о чёс они говорят:

             - Антон Игоревич, - жестикулируя руками, возбуждённо спрашивала женщина, - если нет никаких гарантий, то какой смысл тогда в этой операции? Не лучше ли тогда завести другую собаку?
             - Вы думаете, Ольга Семёновна, я не предлагал Александру Михайловичу  завести щенка?
             - И что он? – женщина внимательно посмотрела на собеседника.
             - Отказался наотрез! – доктор резанул пространство перед собой ладонью. – Говорит, ничего не знаю, спасите мне моего Грина. Никого слушать не хочет, хоть ты тресни.
             - Ну, а если Грин после операции не выживет, что тогда? 
             - Бог его знает, - пожал плечами врач. – Хотите, я вам откровенно скажу? Вероятность того, что он останется жить очень мала.
             - Послушайте, а если.., - женщина задумалась, прошлась по комнате и вдруг выпалила: - А что если мы из этой собаки сделаем Грина?
             - Как это? – раскрыл рот доктор.
             - Очень просто! – потирая руки, сказала Ольга Семёновна. – Сколько собаке нужно времени на послеоперационный период?
             - Что вы задумали? – испуганно спросил Антон Игоревич.
             - Сможем мы упрятать его на месяцок? – спросила Ольга Семёновна.
             - Вы сначала скажите, что вы задумали, - упорствовал врач.
             - В общем, так, - решительно заявила женщина, - операция отменяется!

               Доктор вздрогнул и отчаянно замахал руками:

             - Что вы, что вы, Ольга Семёновна, как так можно? Да Александр Михайлович мою печень на паштет пустит. Нет-нет! Я в такие игры не играю.
             - Сколько? – нахмурившись, спросила Ольга Семёновна.
             - Что «сколько»? – вздёрнул брови доктор и поёжился.
             - Сколько вы хотите за молчание? – процедила женщина.
             - Ольга Семёновна, помилуйте! – взмолился врач. - Поймите вы меня…
             - Успокойтесь, Антон Игоревич, все риски с этим делом я беру на себя. Свой миллион рублей, вы получите завтра.
             - А что с Грином делать? – прошептал врач.
             - Лечите! – ответила Ольга Семёновна. – Что в таких случаях с собаками делают?
             - Обычно усыпляют, - тяжело вздохнув, ответил доктор.
             - Нет, - решительно заявила женщина, - такой грех мы на себя брать не станем. Лечите, делайте ему обезболивающее, но пусть пёс умрёт своей смертью, никаких усыплений. Я категорически против этого….
             - Ясно, - закивал Антон Игоревич. – Всё понял.
             - Сколько ему осталось? – спросила Ольга Семёновна.
             - Максимум, неделю, - ответил врач, - но, скорее всего, день-два. 

              Доктор уселся посредине комнаты на стул и обхватил голову руками.

             - Значит так, - командовала Ольга Семёновна, - скажете, что операция прошла успешно, но собаку сейчас нельзя тревожить. Дальше всё переводите на меня. Скажете, что я увезла Грина к себе на дачу. Я сама найду как всё объяснить Александру Михайловичу. Вы мне тут изобразите раненного, - женщина указала на меня рукой, - перебинтуйте его всего, разукрасьте, чтобы его мать родная не узнала. Я приеду через два-три часа. Только не вздумайте отступать. Понятно?
            - Честное слово, я боюсь, Ольга Семёновна! – жалобно произнёс доктор.
            - Кого? – ухмыльнулась женщина.
            - Александра Михайловича, - тихо ответил Антон Игоревич.
            - Это хорошо, это очень хорошо! – закивала Ольга Семёновна. – Но в этом случае вам лучше бояться меня. Не дай Бог подведёте! – она пригрозила ему пальцем.
            - Могила! – заверил доктор. – У меня просто другого выхода нет.
            - Молодчина, - похвалила женщина и направилась к выходу, затем, обернувшись уже у двери, спросила: - Надеюсь, за месяц мы слепим из него настоящего Грина?
            - Сделаем! – уверенно произнёс доктор. – Они очень похожи. Правда, кое-что нужно будет подкрасить, подтянуть, в общем, косметику навести. Ухо нужно будет обязательно выправить – у нашего оно чуть надорвано. Помните, они со стафордом сцепились? Но это всё мелочи. Я на теле Грина знаю каждый волосок.
            - Приступайте, мы завтра утром с Александром Михайловичем заедем вас  проведать. Да смотрите, чтобы муж ничего не заподозрил. Хорошенько перебинтуйте несостоявшегося донора, - она улыбнулась и кивнула в мою сторону.
            - Всё будет на «пять с плюсом», - заверил Антон Игоревич. 
            - Я на вас надеюсь, доктор! - Ольга Семёновна махнула рукой и исчезла за дверью.

           Фух! Можно наконец-то и свободно вздохнуть. Кажется, казнь моя снова отменяется. Вот всё-таки везёт мне на таких, как Ольга Семёновна. Дай тебе Бог долгих лет жизни, замечательная ты женщина! Эти все косметические дела я переживу. Ухо нужно надрезать? Да режьте вы его хоть на серпантин. Можете сделать из меня хоть добермана или вообще средне-азиатскую овчарку. Видели таких? Они совсем без ушей живут – и ничего!  Главное – печень остаётся со мной, и я продолжаю жить.

            Выходит, мне придётся жить  под другим именем? Как там? Грин? Ну а что, имя неплохое. Вот только, если мне удастся сбежать в свою школу, узнают ли они меня такого попугая разукрашенного? Вот размечтался. Погоди ты ещё о школе мечтать. Пусть тебя ещё этот как его… Александр Михайлович признает. Вдруг поймёт, что его обманули. Одна теперь надежда на Ольгу Семёновну. Вот вляпался, так вляпался. Хотя я тут при чём? Опять люди что-то намудрили, а мне отдувайся. Ну, что ж, где наша не пропадала, побуду диванным Грином. Это лучше, чем без печёнки остаться.

       В кабинет вошли двое, как я потом понял, помощников доктора. И началось моё перевоплощение!


                II


        И смех, и грех. Не знаю,  плакали бы вы или смеялись, если бы  увидели меня на следующий день, но мне было явно не до смеха. Эх, наверное, Бог меня наказал за то, что  я частенько посмеивался над котом Фараоном, называя его мумией. А теперь вот и  сам в неё превратился. В комнате, где из меня ваяли изрезанного Грина, напротив меня во всю стену висело зеркало. После того, как люди отошли от стола,  и я  увидел  в нём себя, верите, чуть не взвыл от страха. Такого я ещё себя не видел. Из всего живого на мне были мои глаза и мокрый нос. Всё остальное в бинтах, в каких-то прищепках, верёвочках – даже лап не было видно. Словом, к смотринам готов.

        - Ну, как тут наш бедняга поживает? – прямо с порога протрубил Александр Михайлович.
        - Всё отлично, шеф! – объявил Антон Игоревич.
        - А что с донором? – неожиданно спросил мужчина, а я вздрогнул. Это ведь он обо мне спросил. 
        - Его кремировали, - сказала вошедшая вместе с мужем Ольга Семёновна. – Не переживай.
        - Да мне-то чего переживать? – загоготал Александр Михайлович. – Главное, чтобы Гринчик мой жил. – И, обращаясь к доктору, добавил: - Когда поднимется?
        - Желательно месяц его вообще не тревожить, - сказал врач, - чтобы никаких стрессов, контактов, в общем… мы сегодня-завтра аккуратно перевезём его в ветеринарную клинику моего коллеги (это в соседнем регионе), там ему будет получше, - на ходу сочинял собачий хирург. -  И воздух свежий. И врачи там квалифицированные. Я уже обо всё договорился.
        - Хорошо, решай сам, - сказал босс и, насупив брови, добавил: - только смотри, отвечаешь за него головой. Понял?
        - Конечно-конечно, - подобострастно закивал доктор, –  вы не волнуйтесь, Александр Михайлович, всё будет хорошо.

         После презентации меня отвезли, куда вы думаете? В дом к бабушке Ольги Семёновны. Разумеется, предварительно освободив от всех пут. Я словно заново на свет народился. Так легко дышалось, и настроение поднялось невероятно. Да и чего бы ему не подняться? Если так можно выразиться,  «условное  кремирование» любого обрадует.  Страшно подумать, но ведь и впрямь был уже на волосок от гибели. Бр-р!

       - Бабуля, - радостно заявила женщина, - вот тебе и охранник, и собеседник, и…
       - Ой! - всплеснула руками старушка. – Красавец какой!

        Вот такое начало мне всегда нравится! Спасибо, бабушка.

       - С месяцок поживёт у тебя, - сказала внучка, - это дрессированная собака, учёная, всё понимает, бывший поводырь.
      
       «Хм! Странная ты, Ольга Семёновна! Почему «бывший»? Я самый что ни на есть настоящий поводырь. Как это «бывший»? Обижаешь. Я ведь не на пенсии. И если бы не ваши эти перипетии, возможно, уже трудился бы по своей специальности».

        - А почему мясяцок-то? – удивилась женщина.
        - Так надо, бабуль, - ответила Ольга Семёновна. – Я привезла пару мешков сухого корма…
        - Ой, Олечка, милая, да неужели я сама ему поесть не приготовлю? – заохала бабушка.
        - Нет-нет-нет, - махнула рукой внучка, - ни в коем случае. Никакой домашней еды, только сухой корм. Он к нему приучен, там есть всё, что собаке необходимо  витамины,  минералы.  Так что даже не выдумывай…

           «С одной стороны женщина, конечно,  права, а с другой – я бы, например, и от курочки не отказался. Пусть не каждый день, но по выходным можно? Ладно, Бог с ней с этой курочкой. Собаки, как и люди – ненасытны. Радуйся, что всё так обошлось, а он сидит ещё и о курочке рассуждает!»

         - Бедная собака, - вздохнула женщина, - представляю, как ей надоело постоянно есть одни и те же ваши подушечки.
         - Это нам, людям, так кажется, бабуля, а они привыкшие, - говорит Ольга Семёновна.  – Так что не переживай.
         - Хорошо-хорошо, - согласилась бабушка и, вдруг встрепенулась: - Ах ты, батюшки, совсем забыла. А как он к котам относится? Моего Жорку не потреплет? Кстати, где он?

           Когда я был молодым псом, возмущался: почему люди всё время думают, что у нас прямо-таки мечта – потрепать того или иного кота? Нет, конечно, среди нас есть такие товарищи (как, например, стаффордширский терьер), кому мёдом не корми, дай за котами погоняться или хвост им откусить. Но при чём ту лабрадор, тем более лабрадор-поводырь? Со временем понял, многие люди просто понятия не имеют, что такое собака-поводырь, и чему нас обучают в специальной школе. А между тем, в нашем учебном заведении есть в штате специальные кошки (мы их называем провокаторшами), обучающие нас собак-поводырей толерантности к этим зеленоглазым дьяволицам. Посадят нас инструкторы  на плацу, дадут команду «сидеть», и выпускают этих… этих вертихвосток. И что вы думаете? Есть такие наглые животные, прямо в нос лезут со  своими хвостами, словно насмехаются: ну, что, собака, сдашь экзамен или сорвёшься?  Конечно, среди экзаменуемых были и такие, кто не смог справиться со своими эмоциями и громко рявкали, натягивая поводок. В таких случаях  специальная комиссия объявляла, что экзамен не сдан. Инструктор, между прочим,  мог и премию потерять, а ведь зарплата у них и так не ахти какая.  Получается, твоя несдержанность сказывается на благополучии твоего воспитателя-инструктора. Не хочется подводить человека, вот и приходится терпеть такие унижения от котов. Но тут есть и свои плюсы – потом, в будущем, когда ты начинаешь самостоятельно работать поводырём, все эти навыки, ой, как пригождаются. Одним словом, опыт –  «...и опыт - сын ошибок трудных!»
          И тут я увидел Жорку. Видимо, кличку свою он получил от слова «жор».  Если бы меня не предупредили, что это домашний кот, я бы подумал, что в дом пробрался  уссурийский тигр. Серьёзно говорю, друзья. Видели бы вы его морду! Нет-нет, это не морда, это… как бы сказать помягче? Ладно, не стану задевать самолюбие Жорика, но бабуля, видимо, потчует его основательно.  Какие тут  подушечки? Здесь как раз тот случай, когда возникает вопрос: что думают коты о пельменях? Знаете, что они отвечают? Держитесь за стул! «Лишь злой гений мог придумать, так изощрённо спрятать мясо!». 
          На деле Жорик оказался самым добродушным котом в мире, во всяком случае, из тех, с которыми я был знаком. Такой, знаете, увалень. Его ничего в этой жизни не интересовало, кроме как вкусно поесть и сладко поспать. Даже когда мы с ним впервые повстречались, ему было лень шипеть на меня, прогибать спину, распушать хвост. Он подошёл ко мне и просто спросил:
          - Ты злой?
          - Нет, - ответил я и мне так захотелось в тот момент улыбнуться, но, увы, нам такие радости не даны. Я только сморщил нос и добавил: - можешь, меня не опасаться.
          - Спасибо, - ответил Жора и добродушно замурлыкал.

           В этой ситуации больше всех радовалась бабушка.

          - Умницы вы мои, - нахваливала она нас с Жорой. – Хорошие зверушки. Всё правильно, мои родные, жить нужно дружно. Ссоры до добра не доводят, обязательно кто-то пострадает. Сейчас я вам, мои хорошие, пельмешек сварю…
 
          Внучкины советы бабушка забыла в первый же вечер. Для виду насыпала мне в миску моих шариков, или, как она называла их, подушечек, а уже через полчаса  накладывала в миску дымящихся пельменей. Скажите, разве мог я обидеть заботливую старушку? Да и проголодался я порядком с этими переездами, зоопарками, операциями. В общем, не стал огорчать бабушку, умял пельмешки, и так мне на душе стало радостно и тепло, что я развалился посреди комнаты и крепко уснул.

           Когда проснулся, удивлению моему не было предела. Ещё одна пельменная душа лежала возле меня. Видимо, Жорка, на слово поверил мне, что я не злой и ничем ему не угрожаю. За что я  стал его уважать ещё больше. Спасибо тебе, Жора, за доверие.

           На следующий во дворе день Жорка познакомил меня со своей подругой,  рыжей кошкой Маркизой из соседнего двора. Та ещё девица. Кошки, наверное, все такие привередливые. Ходила передо мной глазки свои закатывала, спинку прогибала, что-то там шипела на своём, пока Жора не сказал ей:

        - Маркизка, хватит тут спектакль разыгрывать. Знакомься, это лабрадор Трисон, классный парень. Его хозяева на месяц уехали в отпуск, а потому он временно поживёт у нас.

          После таких объяснений Маркиза сникла, кивнула и больше не кочевряжилась. Ты смотри, а Жора суровый парень, оказывается. Ленивый, но не размазня - в миг урезонил кокетку Маркизу. В общем, не прошло и двух-трёх дней, как мы подружились и даже стали скучать друг по другу. Кот и кошка давай  меня расспрашивать о моей работе, о  моих приключениях. Я с удовольствием делился с ними своими историями, правда о том, каким образом я попал сюда, молчал как рыба. На всякий случай.

         Через неделю к нам в гости заглянула Ольга Семёновна. По её поведению и некоторым словам я понял, что всё хорошо и всё идёт по плану, то есть я поправляюсь, швы зарастают, и скоро ко мне приедут какие-то стилисты-косметологи.  И действительно, через несколько дней к бабушке Нюре (так назвала её во второй приезд внучка) нагрянула целая толпа. Мои новые друзья недоумевали. Маркиза, наблюдая за всеми движениями со стороны, удивлялась и вечером спрашивала:

           - Трис, ты у нас какая-то знаменитость?
           - С чего ты это взяла? – смеялся я.
           - Да я такое только по телевизору видела, чтобы собак или кошек подстригали, красили им ушки, хвостики  и так далее. Ты кто? Артист?
 
            Эта идея мне очень понравилась. А что? Ведь на самом деле, кто я теперь? Самый настоящий артист. И предстоит мне сыграть не просто какого-то там новогоднего весёленького пёсика, а лабрадора Грина – любимца самого  Александра Михайловича Грозного. Думаю, справлюсь. Вон, возьмите Сергея Безрукова - когда понадобилось, он даже Владимира Семёновича Высоцкого сыграл. А тут, можно сказать, плёвое дело –  лабрадору  нужно сыграть лабрадора. Подумаешь, великая задача.

          Вот только одна проблемка: я не знаю, что за нрав был у Грина. Но и это не страшно. Сначала побуду скромным, тихим, спокойным, а там увидим. Сам же хозяин и подскажет, наверняка, ведь будет со мной разговаривать. Все хозяева разговаривают со своими питомцами. Иными словами разберёмся.

             - Да, - отвечаю я Маркизе, - актёр.
             - А что-то я тебя никогда по телевизору не видела, - неожиданно заявляет любопытная кошка.

              Но я тут же нашёлся и отвечаю ей:

             - Да я в основном по театрам играю.
             - Ух ты, - замяукали оба моих слушателя, - как интересно! А почему ты сразу не рассказал.
             - Скромный я, - отвечаю. – Не люблю хвастаться.
             - Не, ну ты молодец, Трисон, - Жора боднул меня головой  мурлыкнул: – Уважуха тебе, собака!

              Ох, заврался я тут совсем. А что поделаешь?  Не я такой, а жизнь такая. Приходится врать на каждом шагу. Но если бы вы знали, как я скучаю по своей школе, по своей работе, по своим подопечным. Ну, какой к чёрту с меня актёр? И когда уже это всё закончится. Стоп! Размечтался! А закончится ли? Может, мне теперь так и придётся до конца дней своих в крашеных Гринах ходить? Незавидная  перспектива. А что поделаешь?

              - Эй, артист, - лизнула меня в нос Маркиза, чего задумался? Чего загрустил? По театру своему, наверное, скучаешь?

                «Эх, милая Маркиза! Будь он не ладен этот театр – театр абсурда!»



                III


              Как оказалось, первая делегация специалистов по перевоплощению приезжала только для «пристрелки». Основная работа началась позже. Кроме стилистов, парикмахеров и косметологов, появился здесь и знакомый нам Антон Игоревич. Интересно, ветеринарные врачи дают Клятву Гиппократа? Первым делом доктор полосонул  моё ухо.

             Всё-таки как странно влияют давно прошедшие события на наше настоящее. Смотрите, что происходит. Какой-то ненормальный стаффорд… Нет, давайте углубимся ещё дальше. Какому-то гражданину взбрело в голову завести себе… Или ещё дальше? Точно - давайте вернёмся в  XIX век!  Американцы в конце девятнадцатого века завезли из Испании, Ирландии, Шотландии на свой континент травильных собак и вывели из них породу под названием Американский стаффордширский терьер. Сокращённо их ещё  называют амстафф. Врождённой недоверчивости по отношению к людям, характерной для собак служебных пород у амстаффов нет. При должном внимании со стороны владельцев они отлично дрессируются и с успехом выступают на соревнованиях. Американские стаффордширы  весьма дружелюбны к людям. Главная особенность характера этих собак – стремление во всём угодить владельцу, поэтому в хороших руках они послушны и миролюбивы. А в плохих - излишне драчливы.

           Так вот, какому-то гражданину в России (вероятно, с плохими руками) взбрело в голову завести себе американского стаффордшира. Завести завёл, а о воспитании не позаботился. И когда плохо воспитанный щенок превратился во взрослого пса, он напал на лабрадора Грина и порвал тому ухо. Собак разняли, ухо залечили, не знаю, где теперь ошивается тот агрессивный стаффорд, но когда-то заваренную им кашу расхлёбываю теперь я. Впрочем, сожалеть уже поздно, поскольку я сижу уже с перевязанной головой – ухо мне чикнули. Плакаться не стану, никакой боли не было. Антон Игоревич пояснил, что это чисто косметическая операция, то есть, скорее, грим, чем операция. Но это ещё не всё. Они хотят подправить мне разрез глаз и «нарисовать»  скальпелем на животе что-то типа послеоперационного шва. Ну, со швом понятно – печёнку мне ведь не через… кхм, не через рот вытаскивали – нужно, чтобы зарастающий шов был виден. А вот с разрезом глаз я что-то не понял.  Это как? Если разрез глаз мне изменить, я не потеряю внешности своей породы? Хотя Грин ведь тоже лабр. Ничего не могу понять.  Ладно, поживём – увидим. Чего сейчас загадывать.

               И вот тут случилось непредвиденное. Неожиданно всё вокруг так завертелось, что у меня чуть  голова не отвалилась. В прихожую дома, где я, лёжа на уютном диванчике, оберегал своё «выправленное» ухо, вбежал запыханный Антон Игоревич и благим матом заорал:

           - Ольга Семёновна, Ольга Семёновна! Вы где? Отзовитесь,  Ольга Семёновна! Миленькая!

          «Что же могло так напугать доктора? Чего это он так заголосил?»

           - Господи Боже мой, - выскочила из комнаты напротив женщина, - что случилось? Вы чего так кричите?
           - Ольга Семёновна, к нам едет Александр Михайлович! – чуть не плача выдавил Антон Игоревич.
           - Как он может сюда ехать, - удивилась Ольга Семёновна, - если он понятия не имеет, где живёт моя бабушка?
           - Да не сюда, - замахал руками доктор.
           - К нам,  в клинику.
           - Это другое дело, - рассмеялась женщина. – Ну, а вы чего так испугались?
           - Как? К-как же… Он ведь едет проведать Грина.
           - И что? Вон ваш Грин на диване лежит. Берите его в охапку и вперёд!
           - Так он же ещё не готов! – с ужасом в глазах прошептал доктор.
      
             Ольга Семёновна, перестала смеяться и нахмурилась.

           - Послушайте, Антон Игоревич, что вы ведёте себя, словно кисейная барышня? Мне ли вас учить, что делать с собакой? Мужчина вы или кто?
           - Мужчина-мужчина, - закивал доктор. – Только клиники у меня нет сейчас никакой. Понимаете?
           - А… эта… на Профсоюзной?
           - Там сейчас ремонт, а через две недели будет  продуктовый магазин, - сказал доктор и присел на диван рядом со мной. 
           - Но вы должны были предвидеть такой расклад, - возмутилась Ольга Семёновна. – Нужно было договориться с кем-то. Обязательно эти вопросы решать в авральном режиме? Ваши предложения. Во сколько Александр Михайлович планирует приехать?
           - Мы договорились на вечер. У нас есть ещё пять часов. Нужно позвонить приятелю…
           - Так звоните же! – неожиданно закричала Ольга Семёновна. – Что же вы нюни распустили?
           - Понимаете, в чём дело, - начал было говорить Антон Игоревич, но потом махнул рукой и принялся набирать телефонный номер.

             «М-да, этого нам ещё не хватало. Не дай Бог, Александр Михайлович узнает, что его обманули, меня же в первую очередь на гильотину, наверное, отправят. Ой, как страшно! Ой-ой-ой!».

          - Алё, Артём? – голос у доктора дрожал. – Послушай, дружище, не дай погибнуть! Выручай.
          - Включи громкую связь, - приказала Ольга Семёновна. Антон Игоревич повиновался, и теперь мы все слышали диалог двух приятелей.
          - Успокойся, Тош, - раздался голос из трубки. – Что там у тебя стряслось?
          - Артём, ты можешь мне на час-два выделить комнату и поставить там кое-какое оборудование, ну типа что-то барокамеры.
          - Ты что, Тоша? – удивился собеседник. – Во-первых,  она у нас всего одна, а во-вторых. Я не понял, что значит, выделить комнату…
          - Послушай меня внимательно, Артём, только не перебивай. Умоляю тебя. Ты сейчас всё поймёшь.
          - Хорошо!
          - У меня нет больного, мне ничего не нужно подключать или кого-то лечить, обследовать, мне нужно просто создать вид, что это отдельная палата, и там в барокамере лежит пациент. Ты помнишь, мне показывал на складе какой-то аппарат…
          - Так он не работает и давно списан, - донеслось из трубки.
          - Отлично, я же тебе говорю, мне нужно просто разыграть спектакль. Приедет клиент, глянет на больного и уедет. Пять минут, не более.

          «Одни артисты собрались. Всё что-то разыгрывают, гримируют, уши на полоски режут…»

           - Ты мне скажи, - раздался голос Артёма, - когда это нужно и на какой срок?
           - Нужно сегодня часа через три-четыре. Пусть твои ребята подготовят комнату, ну, типа палаты, а я подъеду с больным. Хорошо? Не волнуйся, отблагодарю по-хозяйски. В обиде не останешься. Отвечаю.
           - Слушай, а с больным-то что? Сколько ему лет? Никаких последствий не будет?
           - Никаких! – рассмеялся Антон Игоревич. – Здоров и молод!
           - Опять какую-то аферу замутил? – спросил Артём.
           - Всё отлично! Не переживай. Только это… ты сделай там где-нибудь с краю, чтобы подальше от чужих глаз. Кстати, можешь даже на складе, ничего страшного, главное, чтобы комната-палата прилично смотрелась.
           - Хорошо, договорились. Давай. Жду  тебя…

           Антон Игоревич отключил трубку и смахнул со лба пот.

           - Что это за ветклиника? – спросила Ольга Семёновна.
           - Это не клиника, Ольга Семёновна, - выдохнул доктор, - это роддом.
           - Что? – вытаращила глаза женщина. – Что ещё за роддом?
           - Обыкновенный роддом,  – пожал плечами Антон Игоревич.
           - Для людей? – Ольга Семёновна раскрыла рот. – В смысле…
           - Да-да-да! В этом смысле, - подтвердил доктор.
           - И что, мы туда повезём собаку?
           - А у вас есть другие  варианты? – язвительно спросил Антон Игоревич. – У меня лично нет.
            - А вы ведь своему приятелю не сказали, что везёте собаку, - опомнилась вдруг Ольга Семёновна, - вы уверены, что, увидев Грина, он не передумает вам помогать. 
            - Уверен, - тихо ответил доктор.
            - Тогда почему же вы сразу ему об этом не сказали?
            - Ну, сразу… сразу могло бы и не получиться.  А когда палата уже будет готова, как откажешь? Да и на месте мне будет легче ему всё объяснить. Не по телефону же…
            - Рискуете вы, Антон Игоревич, ох, рискуете.
            - А что прикажете делать? - вспыхнул вдруг доктор. – Кто меня на всё это подбил? «Рискуете». Конечно, рискую, но…
            - Ладно, успокойтесь, - махнула рукой Ольга Семёновна. – Собирайтесь, поехали. Я приеду с Александром Михайловичем, по дороге подготовлю его к неожиданностям.
            
              Через несколько часов меня привезли в роддом. Скажите честно, разве кто-то из вас мог предположить, что я когда-то окажусь в человеческом роддоме в качестве…  пациента. Но не сразу меня там хотели принимать.

            Увидев, как Антон Игоревич выводит меня из машины, Артём отчаянно замахал рукам и затарахтел:

             - Ты куда? С ума, что и сошёл? К нам с собакой нельзя, убирай немедленно. Давай пациента, а собака пусть ждёт в машине.
             - Погоди, - жестом остановил его наш доктор, - пошли, я  потом тебе всё объясню.
             - Нет-нет, Тоша, убирай собаку. Я тебе серьёзно говорю, нельзя, ну, пойми ты меня. Не дай Бог узнают! Мне всё простят, но собаку… Извини, брат, нельзя. Где твой пациент? 
             - Вот он! – Антон Игоревич кивнул на меня.

              Я, склонив голову в сторону порезанного уха, жалобно посмотрел на врача Артёма, дескать, пусти, дорогой, мы ненадолго. Отыграем сценку из спектакля «Гамлет» и уедем в своё поместье. Быть или не быть нам – теперь зависит только от тебя, уважаемый  доктор Артём, извини, не знаю, как тебя по батюшке.

             - Кто он? – брови Артёма, как мне показалось, заскочили аж на затылок.
             - Пациент, - прикусил нижнюю губу Антон Игоревич.
             - В каком смысле? – Артём всё никак не мог то ли сообразить, то ли поверить, что к нему в палату возглавляемого им родильного дома привезли в качестве пациента собаку.
             - В прямом, - криво улыбнулся Антон Игоревич. – Мы его засунем в барокамеру, покажем моему клиенту, что он там лежит и всё.
             - Что всё? – Артём сжал кулаки.
             -  И всё, уедем.
             - А твой клиент не спросит у тебя, что делает его собака в роддоме? Или ему это не интересно.
             - Ты знаешь, - ухмыльнулся Антон Игоревич, - так и есть. Ему глубоко по барабану, где лечат его собаку. 
            
             Доктор Артём отошёл в сторону и закурил. К нему направился наш врач.

             - Тоха, ты почему мне сразу не сказал, что привезёшь кобеля?
             - Ну, что я тебе по телефону буду рассказывать всю эту дурацкую историю?
             - Короче, - махнул рукой Артём, - с тебя десятка…
             - Нет проблем, - перебив, радостно воскликнул Антон Игоревич, спасибо, друг…
             - …зелени, - добавил врач.
             - Я понял, договорились, - согласился Антон Игоревич и добавил: - Только я попрошу тебя, пусть там навключают всяких жужжалок, пищалок, приборов.
             - Хорошо, не переживай, всё будет как в Кремлёвской больнице.

             «Люди за деньги, наверное, если понадобится, и рожать меня тут заставят. Какой кошмар!»

              Меня укутали в какие-то непонятные одежды. Обвязали проводами, снова нацепили какие-то прищепки, бантики, датчики и засунули в полустеклянную бочку. Вокруг всё что-то пикало, моргало. Свет был мрачным, рядом с моей барокамерой посадили симпатичную девушку.  Она с таким видом смотрела на меня, что со стороны могло показаться, это мой самый близкий человек на всей планете.

             И вот он – Александр Великий – Александр Михайлович. Принимал гостя Антон Игоревич. Артём наотрез отказался участвовать в этом спектакле.

           - Ну, как тут мой собачонок поживает?
           - На реабилитации, Алексанмихалыч!
           - Всё нормально с ним? – кивнул он на бочку.
           - Конечно, - закивал Антон Игоревич. – Здесь врачи, что надо.
           - Да, кстати, а почему решили в людской больнице лечить?
           - Вы знаете, Алексанмихалыч, - развёл руками Антон Игоревич, - в ветеринарке и условия не те, и оборудования не хватает. Это всё-таки, согласитесь, не обычная, как вам сказать, не совсем собачья операция, потому вот решили не рисковать…
           - Всё правильно, - кивнул босс. – Там одни коновалы сидят, угробят псину и не задумаются. Молодец, всё правильно придумал.

             Александр Михайлович, наклонился и заглянул в барокамеру. Я моргнул ему одним глазом, чем привёл шефа в восторг!

            - Ага-га-га! – радостно закричал Александр Михайлович. - Видел? Ты видел, Антоха, он моргнул мне!
            - Значит, на поправку идёт, - поддакнул Антон Игоревич.

              Тут в дело вмешалась проинструктированная заранее девушка-медсестра: 

            - Господа, извините, но здесь нельзя шуметь.
            - Ой, прости, дорогая, - Александр Михайлович, порывшись в кармане, подошёл к девушке и протянул той стодолларовую купюру. – Возьми,  красавица. Присматривай тут хорошенько за собачкой.

            Девушка покраснела и, словно испугавшись,  отпрянула от руки. Но тут вмешался Антон Игоревич:

              - Берите-берите, уважаемая, не обижайте Александра Михайловича. Так положено.

                Девушка повиновалась. Через несколько минут зритель и режиссёр покинули подмостки нашего театра, а актёра отправили обратно в деревню, где меня ждали мои друзья Жорка с Маркизой и дымящиеся пельмешки с пирожками.


                IV

                Страх поселился в моей голове. А правильнее сказать, везде – и в голове, и в ушах, и в лапах, и даже в хвосте. Если бы я к каждой главе придумывал название, то эта точно называлась бы «Страх». Смеётесь? А как бы вы себя чувствовали на моём месте? Вы представляете, со дня на день мы будем встречаться с хозяином. Но уже без всяких там забинтовываний, бочек-барокамер. То есть всё по-настоящему. Алексанмихалыч Грозный встречает своего вылеченного Грина. Интересно, фотограф будет или всё пройдёт обыденно? 

                Люди, вообще-то, странные существа. Вот вбили себе в голову, что мы ничего не понимаем и всё тут. Да вы же хоть расскажите мне (или хоть поболтайте при мне), как вёл себя мой соплеменник Грин, как встречал хозяина, скулил ли, прыгал ли, хвостом вилял ли, да мало ли чего. Ведь у каждой  собаки, как и у человека, свой характер, свои привычки. Нет же! Сядут возле меня и болтают о чём угодно, только не о  «часе V» - в смысле, не о нашей предстоящей встрече с Александром Михайловичем. Смотрел я в зеркало на себя – не сказать, что сильно изменился. Ухо, правда, немного «подправленное», и ещё люди  у правого глаза подрисовали мне пару пятнышек. На левой лапе сделали какую-то блямбу. Иными словами превратили меня в Грина. И Ольга Семёновна, и Антон Игоревич, и их помощники-реставраторы, все в один голос утверждают, что я вылитый  Грин.

            Кстати, со слов доктора я понял, что, если бы даже они меня укокошили, Грина не спасли бы – что-то там ещё у него нашли. Так что затея с пересадкой печени – это была чья-то можно сказать фантазия. Антон Игоревич лишь принудительно-добровольно поддержал эту идею, хотя и был против неё. Но куда денешься - с шефом спорить он не любил, вот и согласился. Ну, да ладно уже, что теперь поделаешь.  Грин давно на кладбище, я весь «исправленный-выправленный» жду встречи и дрожу. Если честно, то я больше боюсь не за себя. Если раскроется весь этот заговор, ну что хозяин сделает со мной? На крайний случай выгонит на улицу, или скажет, отвезти туда, где меня забрали. Так это мне только на руку, вернее на лапу. Значит, не судьба поработать «диванно-прикроватной» собачкой. А вот что будет с Ольгой Семёновной и Антоном Игоревичем – это вопрос. Ольга Семёновна – жена Грозного, с ней тоже сильно не пошутишь. Скажет, хотела тебе угодить, или наоборот, не хотела тебя расстраивать, вот и придумала такой ход, мол, всё из-за любви. А что скажет доктор Тоша? Всё-таки шефа обманул. Такие действия не приветствуются. Впрочем, чего я гадаю? Скоро всё узнаем.

           И этот момент настал. Перед тем как отворилась дверь в кабинет, я крепко зажмурил глаза, а когда их раскрыл, на меня в упор смотрел Александр Михайлович и улыбался во весь рот. 

         - Гришка, здорово! – громко произнёс хозяин.   

         «Недалеко и ушли от Тришки…»

         - Саша, гулять пойдёшь с ним? – спросила Ольга Семёновна. Это она привезла меня сюда. 
         - Конечно-конечно, Оленька, - закивал Александр Михайлович и, не отрывая от меня глаз, обратился ко мне: - Ну, как ты, мой родной? Что-то взгляд у тебя какой-то замученный.
         - Саня, - рассмеялась супруга, - ну, а как ты хотел, намучился он бедняга.
         - Слушай, ну, а сейчас-то уже всё позади? – тихо спросил Александр Михайлович. – Не будет никаких осложнений?
         - Всё отлично, не переживай, - заверила Ольга Семёновна, - но, конечно, пока не давай сильных нагрузок. А то я знаю тебя – завтра же потащишь на охоту. 
         - Бог с тобой, Ольга, - замахал руками муж, - что ты такое говоришь? Что я, маленький, что ли? Пусть отсыпается, отъедается, отдыхает.

           Я подошёл к Александру Михайловичу и уткнулся ему в коленку. Только не подумайте, что я подхалимничал в тот момент. Нет, конечно. Вы меня правильно поймите, все собаки так делают. А я ведь был в это время не Трисоном, а Грином. Значит, нужно как-то приноравливаться. Да и Александр Михайлович пришёл в восторг, спрыгнул с кресла, сел прямо на пол рядом со мной и обнял.

            - Соскучился, брат, по охоте? – он звонко чмокнул меня в ухо. – Ну, ничего, всё позади. Давай поправляйся, набирайся сил, скоро август, рванём с тобой на уточек.  Не забыл моих наставлений?
            - У-у! – отвечаю, а сам думаю: кто бы мне о них ещё рассказал, эти наставления.
            - Умничка мой, - Александр Михайлович, вставая с пола, аккуратно потрепал меня за шею. – Иди, родной ложись на свой диванчик и отдыхай, а я пока поработаю, нужно срочно на письма ответить. Через часок-полтора пойдём погуляем.

           На каждом шагу меня поджидала теорема Пифагора. В кабинете друг напротив друга стояло два совершенно одинаковых дивана за тем лишь исключением, что один чуть светлее другого.  Я отошёл от хозяина и остановился. Ну, вот где тут мой диван – светлый или тёмный? Долго стоять и раздумывать я не мог, нужно было принимать решение, и я, направившись к тёмному, тут же за спиной услышал смех:

            - Ой, Гришка, ты не исправим! И чем тебе твой диван не нравится?  Надо же, всё время норовишь нам мой улечься. Ну, ладно, Бог с тобой, пользуйся случаем. И ведь знаешь, собака, что сегодня ругать не стану. Вот же хитрюга!

          «Так, понятно. Значит, тёмный диван - хозяйский. Будем  знать! Мой предшественник тоже, видимо, любил на хозяйском диване поваляться, хотя, как я понял, ему за это иногда и влетало».

            Я взобрался на диван, лёг на живот и, скрестив передние лапы, закрыл глаза.         Александр Михайлович клацал компьютерной клавиатурой, а я всё думал. И чего я так переживал? Встреча как встреча – всё прошло настолько спокойно, словно я родился, рос и всю жизнь был Грином. Но это было только начало. Никто не знал, как развернутся последующие события. Я и не заметил, как уснул. Ну и сны мне стали сниться в доме Александра Михайловича. Судите сами.

            Мы мчим с хозяином на громадном внедорожнике, я сижу на заднем сиденье и выглядываю в окно. Боже мой, кого мы догоняем! Не поверите, но это большущий рыжий лев. Зверь, видимо, выбился из сил и остановился. Мы тоже остановились напротив него. Я присмотрелся, невдалеке от льва сидит его львица и наблюдает за нами. Александр Михайлович выходит из машины с ружьём и направляется к лёве. Я прошу его жалобным голосом:

          - Михалыч, родненький, пожалуйста, не убивай котейку!

           Александр Михайлович, усмехнулся  и говорит:

          - Послушай, собака, не встревай не в своё дело. Ты для чего сюда приехал – охотиться или мне советы свои глупые раздавать?
          - Да жалко ведь, - отвечаю я. – Коты они же такие беззащитные.
          - Ага, - гогочет Александр Михайлович, - нашёл, кого жалеть! Да если этот кот  встретит тебя тут одного и без ружья, проглотит вместе с сапогами.

         И вдруг лёва тоже вступает в разговор:

          - Врёте вы всё, Александр Михайлович, никого  мы ту не трогаем. Вы приезжаете сюда постоянно и стреляете в моих сородичей. Что мы вам сделали плохого?

            Хозяин мой опешил. От недоумения он вытаращил глаза и вдруг рассмеялся и спрашивает:

          - Эй, зверуганы, а вы чего это разговорились тут? – и смотрит то на меня то на льва. – Кто вас научил по-человечески разговаривать?
         
             Вдруг я слышу голос Ольги Семёновны:

          - Саша-Саша, не стреляй, это я! –  кричит львица.

           Ничего не могу понять. Пригляделся, а это вовсе и не львица, а кошка Маркиза. Вот так дела! Смотрю на лёву, а это кот Жора. Я так обрадовался, выскочил из машины, и давай кувыркаться с ним на песке. Визжим, прыгаем, носимся, а Александр Михайлович наблюдает за нами. Потом подошёл ко мне изловчился и хвать меня за шкирку.

           - Эх, Гришанька, вижу-вижу, - говорит, - и впрямь по охоте соскучился…

         В этот момент я проснулся.

           - Ты чего скулишь, родной? – Александр Михайлович присел рядом со мной на край дивана и стал гладить  меня по спине. – Охота снится?

          «Конечно, охота, Александр Михайлович! Вот прямо-таки сплю и вижу, как мы с тобой на льва бросаемся!»

          Ой, это же надо! Ну, вот к чему может такое присниться? И львы, и Ольга Семёновна, и Маркиза, и ленивый Жора.

           - Вставай, Гришка, - приказал хозяин, - пошли на свежий воздух.

          Да, точно, опасность на каждом шагу. На прогулке встретили немецкую овчарку, она ни с того ни с сего начала лаять на меня как ошалелая. Но больше всего удивился Александр Михайлович.

         - Кармен, что с тобой? – удивлённо воскликнул Александр Михайлович. – Грина не признала? Ты чего?
       
             Но собака не унималась. Рычала на меня так, словно я в чём-то виноват перед ней. Я уж и по-нашему, собачьему, ей говорю: ты, мадам, с ума сошла? Ты чего так кидаешься на незнакомых собак? А она знай, лает и лает. Не стал я с ней связываться, натянул поводок и увёл Александра Михайловича в сторону.

           Вечером после прогулки за чаем Александр Михайлович спросил у Ольги Семёновны:

           - Слушай Оль, а может чужая печень у собаки, изменить, к примеру, запах её тела?
           - Наверное, - пожала плечами Ольга Семёновна и испуганно спросила: – а ты к чему это спрашиваешь? Грин, что ли, по-другому пахнет? 
           - Да по мне-то, - усмехнулся Александр Михайлович, - как пах, так и пахнет, но вот сегодня Кармен на него почему-то набросилась.  С чего бы это?
           - А-а-а, - махнула рукой жена и облегчённо сказала: - это у них бывает. Видимо, не все медикаменты ещё выветрились, всякие больничные запахи. Они же, собаки, все бывают в ветеринарке на прививках, уколах, вот, наверное, и перепугалась.
           - Ну, да, точно, - кивнул Александр Михайлович, - а я думаю, чего она так реагирует?

              Мы как-то ещё с самым первым моим подопечным Иваном Савельевичем смотрели (я смотрел, а он слушал) многосерийный фильм  «Семнадцать мгновений весны». В последнее время я часто вспоминаю один фрагмент из того фильма. Когда я выхожу из кабинета от Александра Михайловича, мне всё время кажется, ещё чуть-чуть и мой босс скажет: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…».

           Но самое главное – что я могу поделать? Ведь у меня нет никакой возможности признаться Михалычу в том, что я никакой не Грин, не Гриша, а самодеятельный артист. Извините, но я себе никаких пятнышек не пририсовывал, уши не шинковал, глаза не выпучивал. Я честная собака. Мне сказали, делай то, я делаю, сказали, иди туда, я иду. Завтра потащат на охоту, ну что ж, будем охотиться. А что делать? Вы бы, например, что делали на моём месте?


                V

           И как бы я не возмущался, а всё-таки я везучая собака. Вчера наша домработница Зина оставила включенным телевизор и ушла жужжать  пылесосом на второй этаж. И что вы думаете? Это всё равно, что выиграть в лотерейный билет. Передача об охоте.  Ясное дело, что от просмотра одной передачи охотником я не стану, но так хотя бы какие-то азы услышать. Хоть не совсем уж тупицей буду выглядеть. Впрочем, и самому мне стало интересно. Никогда не слышал ничего о лабрадорах-охотниках. С ума сойти, правильно говорил Иван Савельевич: век живи, век учись. 

           Оказывается, лабрадор - это специализированная охотничья собака по аппортировке, то есть по подноске дичи. В Англии, к примеру, мои сородичи подбирают убитых птиц или кроликов, поднятых с лежки спаниелями или загонщиками во время загонной охоты (то есть людьми, идущими перед стрелками и распугивающими зверя или птицу). В США лабрадоры приносят убитых уток и гусей с воды, а также куропаток или фазанов при полевой охоте. Лабрадора используют как охотничью или подружейную собаку на болотную, луговую или полевую дичь (чаще всего это пернатые).

              И вот чего я не знал, что эта самая аппортировка для лабрадора - это врожденный навык. Оказывается, лабрадора выводили для специальной роли на охоте!

            Слушаем внимательно и запоминаем!

           «Лабрадор остается неподвижным и безмолвным, он наблюдает, не сводя глаз с охотника. Его роль начинается только после выстрела. По команде он бросается туда, куда упала дичь. Никто лучше его не может заметить и запомнить место падения дичи, у него исключительная память…»

            Ну, да – это про меня: зоркий, внимательный, и память у меня отличная.

              Тихо-тихо, что там дальше?

             «Некоторые собаки способны приносить дичь в том порядке, в каком она была подстрелена. Схватив дичь очень мягко, он бежит назад, радостно виляя хвостом, отдать добычу в руки хозяина. Если же дичь только ранена (подраненную птицу, которая пытается улететь, трудно найти), тут лабрадору нет равных - и в упорстве, и в тонкости чутья».

             Запоминай, Трисон!  Тебе это пригодится. А то стрельнут куропатку, помчишься в кусты, да слопаешь её там. Позору не оберёшься. Это тебе не карасей с Иваном Савельевичем из озера таскать. Тут дело серьёзное. Запомнил? Пока хозяин не стрельнет, стой и помалкивай. 

              Телевизор прямо разошёлся не на шутку:

              «Лабрадор  может работать вместе с легавыми или, по старой традиции, участвовать в облавной охоте, но мы вынуждены констатировать, что такая большая классическая охота доступна весьма узкому кругу, и в современном мире, хоть это и огорчает приверженцев традиций, лабрадор все чаще составляет счастье тех, кто охотится только с одной собакой. Конечно, лабрадор не делает стойку, но ищет дичь в кустарнике и поднимает ее. Самое важное - это научить его оставаться поблизости, в  метрах тридцати. Это нетрудно, так как лабрадор управляем и хорошо адаптируется. Он прекрасно чувствует себя на твердой земле и может охотиться на фазана, зайца, но у него есть свои пристрастия...» 

               Ну-ка, ну-ка, что там за пристрастие? Не прослушать бы!

             «Охота на уток в болотистой местности - это его истинное призвание. При любой температуре воды он бросается в нее за дичью, он способен достать дичь с глубины до трёх метров».

              Что нам болото? Вы же знаете, что мы из моря улов и рыбаков раньше вытаскивали.

             «В основном лабрадоров держат люди для которых охота – это разовое хобби, так что они выезжают на охоту раза два в год – весной на тягу, да на уток в августе, и собак используют исключительно для подачи…»

             Ага, Александр Михайлович меня и приглашает в августе на уточек поохотиться. Ну, утки берегитесь! Трисон… то есть Грин выходит  на охоту!

             «…а вот настоящий, правильный охотник традиционно предпочитает легавую или в крайнем случае спаниеля. Хотя лабрадор ничем не уступает им…»

             Люди часто думают стереотипами. Ну, вот слышали, что телеведущий сказал? Лабрадор ничем не уступает легавым и спаниелям.

              «В России лабрадоры  для охоты встречаются довольно редко, хотя они по своему тихому поиску и послушанию могли бы быть очень пригодны для лесной охоты. Вежливого и воспитанного лабрадора можно брать практически на любую охоту. Даже если решающую роль он не сыграет, то уж не помешает точно…»

              Вот она лабрадорова  правда и истина! Даже если нет навыка, главное – помехи от нас не будет. Золотые слова!

             Дальше телевизор меня огорчил основательно:
             
           «Единственным крупным недостатком лабрадора следует признать то, как тяжело он переносит жару, что существенно ограничивает августовские охоты…»

            Да всё я вынесу. Всё перенесу. Зачем вот эти поклёпы? Эх…

            «…впрочем, это тот случай, когда достоинства легко превращаются в недостатки и наоборот. Лабрадору совершенно нипочем не только холод, но и ледяная вода, в которую он с удовольствием идет в любое время…»

             Ну, вот, видите? А то сразу «недостаток». 

            «Отлично зарекомендовала себя эта порода по кровяному следу. Во многих странах мира именно лабрадоров применяют для поиска подранков…»

            И почему я раньше этого ничего не знал? Какие таланты лабрадора от меня скрывали! Хотя, стоп! Мне-то они зачем были нужны? Ты чего, Трисон, совсем рехнулся?  Ты же поводырь! Да, всё понимаю. Но вот так судьба распорядилась - теперь уток с гусями придётся по болотам гонять.

           «Лабрадора можно начинать обучать уже после смены зубов. В это время его уроки не должны превышать двадцать-тридцать минут. Лучше если они будут походить на игру. В девять-десять месяцев лабрадор может сделать первые шаги на охотничьем поприще, а в год он уже будет великолепен…»

              Ну, что ж представим, что я ещё очень молод и только готовлюсь стать супер-охотником. Первую лекцию я послушал, учитывая мою способность к обучаемости, можно сказать, к первой в своей жизни охоте готов!

             Телевизор предупреждает:

            «Молодой собаке нужно дозировать физические нагрузки, не изматывать ее на охоте, пока она не окрепла. Если натаской Вы занимаетесь самостоятельно, следите не только за работой собаки, но и за собой, не давая себе чересчур увлекаться, горячить собаку. Излишняя горячность может привести к тому, что собака будет гонять птицу, выходить из-под контроля, что может напрочь испортить удовольствие от охоты…»

            Мне такие предупреждения не нужны. Не такие нагрузки выдерживал. Главное, чтобы Александр Михайлович выдержал и не свалился куда-нибудь в овраг. На мой взгляд, грузноват он по болотам бегать. Хотя, возможно, и вынослив. Ладно, посмотрим.

            
           «Лабрадор обладает всеми необходимыми данным, чтобы стать не только собакой для дома-семьи, но и собакой – великолепным помощником на охоте. Желаем Вам удачи в воспитании лабрадора и хорошей охоты…»

             Как хорошо, что я прослушал эту телепередачу. Без неё мог бы наделать ошибок. Кто там говорит, что телевизор вещь вредная? Ничего подобного - дальше было ещё интереснее. Правда, уже не о лабрадорах. Ну, раз уж мы заговорили в этой главе об охоте, с вашего позволения, пока не забыл, расскажу кое-что из истории. Поверьте, это очень интересно. 

        Например, колыбелью соколиной охоты, по мнению исследователей, является Индия. Некоторые историки утверждают, что такая охота началась в Европе после первого крестового похода. Но нет. Здесь она была известна ещё до новой эры. Греческие историки Ктезия и Элион писали о травле хищными птицами и отмечали это действо, как одну из достопримечательностей Индии. По свидетельству Аристотеля уже во времена Александра Македонского фракийцы охотились с помощью прирученных хищных птиц. От них соколиная охота перешла на запад.

           Интенсивное распространение ястребиной и соколиной охоты произошло в эпоху Великого переселения народов, в V веке. В России первые указания на охоту с ловчими птицами относятся к XII веку. О ней упоминает в своём завещании Владимир Мономах. В охоте с ловчими птицами без собак сложно, а потому охотники стали дрессировать специальных собак, хотя в такой охоте от собак не требовалось большой сноровки, проворства, силы  и выносливости, а потому в помощь соколам и ястребам привлекались обыкновенные дворовые собаки.

             Но более важное значение имела стойка птичьей собаки при другом способе охоты на птиц – ловле сетями. Предметом охоты была полевая дичь – перепела и куропатки, имеющие привычку затаиваться. Сама же ловля заключалась в том, что птицу или птиц, найденных собакою, накрывали большою, так называемою наволочною сетью. Для успешной охоты требовалась собака, которая не только искала бы близко от ловцов, но и останавливалась вблизи найденной дичи как можно дольше.

            Если вникнуть в сущность стойки, то это скорее инстинкт. Дело в том, что кратковременная стойка присуща лисе, волку и другим хищным зверям. Она объясняется именно потребностью хорошо высмотреть учуянную добычу, то есть нацелиться, для того чтобы вернее рассчитать прыжок и схватить ее без промаха.

           Особенное значение имела стойка при отыскивании птицы, так как она, будучи поднята, уже не могла быть поймана, подобно зайцу или другому зверю. Каждая собака, охотящаяся на пернатых, находящихся на земле, прежде всего, отыскивает их по оставленным ими следам или определяет место их нахождения непосредственно так называемым верхним чутьем, по запаху, доносящемуся к ней от самой птицы. Затем, когда усилившийся запах дичи укажет на ее близость, собака медленно и осторожно, иногда  ползком, подкрадывается к определенному месту, высматривая затаившуюся птицу. Это скрадывание называется ружейными охотниками подводкой. В тот момент, когда собака чутьем или зрением удостоверится в непосредственной близости добычи, она останавливается для того, чтобы разглядеть ее и поймать.

            Эта кратковременная задержка, которую можно наблюдать у всякой дворняжки, и есть стойка в первоначальном виде. Для того же, чтобы прыжок был больше, многие собаки, подобно кошкам, при этом приседают, пригибаясь к земле.
            
              Ловцам сетью оставалось воспользоваться этою врожденною способностью собак, укрепить эту способность и сделать остановку более продолжительной. Это было достигнуто, разумеется, не без труда, путем настойчивого обучения целого ряда поколений. Вероятнее всего, обучение заключалось в том, что собаку вел на длинной сворке третий охотник. Как только она останавливается, и становится очевидно, что дичь находится у нее под носом, собаку задерживали, ловцы же накрывали ее вместе с птицею. Позднее добились того, что собака не только не шевелилась под сетью и не запутывалась в ней, но и ложилась, плотно прилегая к земле.

             А теперь внимание. Вы знали, почему некоторых собак называют легавыми? Я тоже не знал. Но вот! 

            Из птичьей гончей и подсокольей собаки постепенно выработалась средневековая лежачая собака, собака, которая ложится на стойке, название, которое по-русски переводится словом легавая, от корня лег, лечь, а по-английски - равнозначащим setter.

             Вот такие новости свалились на мою голову, а я спешу ими поделиться с вами. Посмотрим, что будет дальше.

           Эх! Размечтался он тут: и подсокольий, и гончий. Ты смотри, что бы из тебя чучело не сделали, когда выяснится, что ты такой же охотник, как твоя бывшая подопечная Полина Фотеевна американская певица Мадонна.


                VI

            Дальше события развивались не просто быстро, а космически стремительно.               

           «Чудес на свете не бывает, - говорил Иван Савельевич, а потом всегда добавлял: - Шила в мешке не утаишь!» И ведь как точно! Моё шило вылезло в первый же день охоты. А помог ему в такой проворности проливной дождь. То ли мои гримёры денег на качественный грим пожалели, то ли его в природе не существует, но когда я из-под дождя вошёл в охотничий домик, все ахнули. Я сначала и не понял, что случилось.  Смотрю, все на меня уставились и застыли. И лишь только когда я приблизился к зеркалу, сам чуть сквозь землю не провалился. Всё, что художники-портретисты намалевали на моей морде (тут стыдно-то и лицом обзываться), превратилось в грязно-цветные потёки.

          Ниже всех отвисла челюсть у моего хозяина. О Боже! Каково мне было слышать его первые, выдавленные с трудом слова!

          - Вы где этого попугая выловили? – язвительно спросил он, и народ рассмеялся.

          Я виновато склонил голову и молча стоял. А что тут скажешь? Ни «ав», ни «у-у» здесь не уместны. Такого позора я ещё не испытывал никогда. Кто-то скажет, дескать, ну, а ты-то здесь при чём, люди натворили, а тебе стыдно. Так за людей и стыдно. Я ведь поневоле стал соучастником это постыдного мероприятия.

          Заметив мрачное лицо босса, соохотники умолкли.

          - Кто мне ответит на вопрос? Где сейчас находится мой Грин? – процедил он.

          В избе повисла тишина.

           - В общем так, - сплюнув прямо на пол, - стал приказывать Александр Михайлович, - мероприятие отменяется, это чучело упаковать, едем домой, экстренное совещание.  Присутствуют начальник службы безопасности, Ольга Семёновна и этот… проходимец доктор.
            - Михалыч, - робко переспросил помощник, - а время? Во сколько совеща…
            - Ты чего? – взревел шеф. – Не слышал? Экстренное совещание. К нашему приезду домой все должны быть в сборе. Понятно? Этого урода, - он показал на меня, - в мешок! Не мыть, не чистить, не оттирать – пусть расскажут, кто этот цирк устроил. Предупреди: будут врать, вместе с этим «чарли чаплиным» закопаю.
             - Начальник службы безопасности в отпуске, он заграницей.
             - Ну, значит, зам его - Боря!

           «Вот тебе и маскарад. Рано радовался. Лучше бы на операционном столе погиб, чем в каком-то мешке. А что? С него  станет. Прикажет, и всё… Ой-ой-ой! Страшно подумать».

          Кто-то грубо схватил меня сзади за шиворот и затолкал в мешок. Хорошо, хоть «упаковка» оказалась просторной, да человек, завязывающий горловину, видимо, сжалившись надо мной, прорезал в мешковине несколько отверстий. Спасибо тебе, добрый человек.

           Через несколько часов мы были на месте. Совещание началось с десятиминутного молчания.  Не подумайте, что они молчали в знак траура по мне и моему предшественнику. Нет, просто Александр Михайлович сидел и молча рассматривал меня и моих соучастников  аферы. Я сидел в середине комнаты. Наконец-то, обращаясь, к Ольге Семёновне, босс тихо спросил:

            - Зачем? Объясни, зачем вы это сделали?
            - Саша, я понимаю тебя, только давай спокойно обсудим…
            - Спокойно?! – неожиданно заорал Александр Михайлович. – Вы предлагаете спокойно обсудить убийство моего друга? Моего любимого пса? Вы меня за кого принимаете? За идиота? Оля, - мужчина подошёл вплотную к женщине, - и прямо, едва не касаясь своим носом её носа, добавил: - Это предательство. Ты это понимаешь? Понимаешь?
         
              Ольга Семёновна удивительно мужественная женщина.
Ни один мускул не дрогнул на её лице. Он встала навстречу мужу и решительно сказала:

              - Знаешь, что, дорогой,  а не пори чушь! Никто тебя не предавал. Наоборот, хотели сберечь твоё здоровье, а заодно и невинную собаку.

            «Вот это точно! Это правда. Подтверждаю!»

              - То есть Грина вам спасти не хотелось, а какую-то дворнягу вы пожалели? Правильно я понимаю? Кто инициатор этого мошенничества.
              - И не мошенничество это! – твёрдо заявила Ольга Семёновна. – Давай я всё объясню. Только без наездов. Договорились?
              - Хорошо, - неожиданно согласился Александр Михайлович. – Говори.
              - Это я предложила такой вариант. Дело в  том, что никакой гарантии спасения Грина не было. Доктор…
              - Это правда? – повернувшись к бледному ветеринару, спросил шеф.
              - Да-да, - закивал Антон Игоревич. 
              - Почему мне не доложил? – снова повысил голос Александр Михайлович.
              - Я… я… Ал-л…
             - Мы же договорились, - перебила заикающегося доктора Ольга Семёновна, - сначала говорю я. Попрошу меня не перебивать.
             - Хорошо, продолжай, - кивнул Александр Михайлович.
             - …доктор сказал, что печень, скорее всего не приживётся, так что смысла в операции не было. Да и не успели бы мы сделать операцию, Грин скончался. Чтобы не расстраивать тебя, решили… сделать тебе вот такой своеобразный подарок. Собака породистая, специально обученная, привитая. Ну, вот, Саша, честное слово не хотелось брать грех на душу. Это собака-поводырь, - Ольга Семёновна кивнула в мою сторону, - двойной грех – убивать таких собак. Прошу никого не наказывать, люди ни в чём не виноваты. Я приказала.
             - Она приказала! – язвительно повторил Александр Михайлович – Королева…
             - Да, королева, - подбоченилась женщина. – А разве я уже не твоя жена? Разве я в этом доме не хозяйка? Или я слова здесь не имею?
            - Ладно, - махнул рукой Александр Михайлович. – Я смотрю, тут у вас круговая порука. Слушать мою команду. Антон, ты уволен! Ты меня понял? Просто уволен…
             - Да-да, Александр Михайлович, - прошептал врач. – Я всё понимаю.
             - Жена… ну, что жена? Да ну тебя! С тобой мы отдельно поговорим. А вот с собакой… Борис, - босс обратился к охраннику, - собаку вывези за город и пристрели.
            - Ты что с ума сошёл? – вскрикнула Ольга Семёновна. – Как ты можешь?
            - А вот это и будет вам всем наказанием за враньё! – отрезал Александр Михайлович. Борис, это приказ! Выполняй немедленно, чтобы потом не сказал, что Ольга мой приказ отменила. Пристрелишь, а перед тем как закопать пришли мне фотографию, подтверждающую выполнение задания. Ясно?
            - Так точно! – выпалил Борис.
            - Действуй!
            - Есть! – охранник взял меня за поводок и вместе со мной вышел из помещения.
            
             Через несколько минут мы уже ехали за город. Я взглянул на своего конвоира, по его щекам катились слёзы.



                VII
   
            Как оказалось, за городом у Бориса жили родители.  Он честно рассказал им о случившемся. Мама, пожилая, полная женщина, всплеснув руками, смешно выразилась:

           - Тю! Сказывся он там совсем? За шо ж бедную псину вбывать?
           - Мама, мне нужно срочно отправить ему фотографию, иначе меня сегодня же уволят.
           - Да не волнуйся ты так, сынка, щас всё зробым. Идите с отцом яму ройте.
           - Зачем? – вздёрнул брови Борис.
           - Ну, шоб всё правдиво выглядело! Ой, Борька, говорила тебе, шо твои олигархи до добра не доведуть! Идите уже копайте.
           - Ма, па, а вдруг он всё-таки узнает? – жалобно спросил Борис.
           - Сын, да хоть и так, - наконец-то заговорил отец. – Ты пропадёшь без его работы?
           - Нет! – пожал плечами сын. – Просто, понимаешь…
          - Прекрати, - нахмурился отец. – А то ляпнешь сейчас глупость.  Не просто это всё. Уволит, найдёшь другую работу.  С голоду не помрёшь. А убьёшь собаку… Я понимаю, когда это люди делают из-за необходимости, ну там, взбесилось животное или безнадежно заболело, но, извини, по приказу какого-то самодура убить здорового, породистого пса… Как потом с этим жить? Сегодня ты убьёшь собаку. А завтра и на человека руку поднимешь?
          - Ну, ты чего, батя? – развёл руками Борис.
          - А с этого всё и начинается, сынок!
          - Отец, я всё понял, - Борис подошёл к отцу и крепко обнял его. – Спасибо, бать! Спасибо вам, мои родные.

           Хорошие родители у охранника Бориса. И снова театр. Пьеса называется «Казнь и похороны поводыря». И смех, и грех, как говорил мой Иван Савельевич. Интересно, когда-нибудь моя актёрская деятельность закончится или нет? Впрочем, лучше быть собакой-актёром, чем… Бр-р-р! Аж страшно. В непростую историю я попал. Видимо, теперь у этих добрых людей и придётся мне свой век доживать.  Кто теперь повезёт меня в мою школу. По-моему, Борька ничего и не понял – кто я, что я.

           Хозяйка дома Татьяна Алексеевна чистила меня мокрой тряпкой и приговаривала:

          - Ты, дывысь, як они размулювалы тебя. Ну, ничего, Гришаня,  не переживай, мы тебя в обиду не дадим. Гарна собачка, очень гарна.

            «Понял! Так Гришей я теперь и остался. Где ты теперь, мой соплеменник Грин? Ты умер, а я тут вместо тебя служу человекам!»

             В общем, новый спектакль состоял в том, что пока мужчины вырыли яму в саду, Татьяна Алексеевна отварила свеклы. Вон оно в чём дело! Меня уложили в яму, я закрыл глаза, раскрыл пасть, люди налили мне за ухо свекольного отвара и устроили на телефон целую фотосессию. Выбрали всей семьёй подходящее фото и отправили её Александру Михайловичу. Через несколько минут получили ответ: «Молодец! Премирую!»

           Спаситель мой уехал на службу, а я стал жить поживать да жирка наживать. Кормили меня тут на убой. Борис в нашем доме появлялся редко. Я его встречал с радостью. А он мне всегда привозил всякие гостинцы – то косточки, то ушки, и даже резиновые игрушки-пищалки. Я как щенок носился с ними по двору и пугал воробьёв!


         
                VII

        Прошло полгода. Однажды Борис приехал темнее тучи.  Из разговора с родителями я понял, что босс Бориса попал в беду. Где-то они охотились с вертолёта, за что-то зацепились лопасти, и машина рухнула на землю. Александр Михайлович выжил, но в катастрофе потерял глаза.

           - Бог шельму метит, - грустно произнёс отец. 
           - Ты шо, батько? – замахала руками мать. – Ты шо такое кажешь? Замолчи сейчас же. У человека горе, а он тут со своими присказками…
           - А что я не прав? – возмутился отец. – Как он нашего Гришку приказал убить? Думаешь, человека бы пожалел? Чёрта с два!
           - Хорошо-хорошо, - закивала мама, - давай не будем об этом балакать. Бог ему судья. Всё равно жалко.

          Прошло ещё немного времени, и на пороге нашего дома я увидел Ольгу Семёновну. Она долго смотрела нам меня, затем швырнула свою сумку прямо на землю и бросилась ко мне.
 
               - Господи, кого я вижу? Трисон, ты?

              Услышав своё настоящее имя, я, визжа от радости,  запрыгал, словно кенгуру.

               - Извините, Ольга Семёновна, - виновато заговорил Борис, - раньше не мог признаться. Ну, вот так… Вот наш, как вы говорите, Трисон.
               - Это его настоящее имя, - ответила Ольга Семёновна и, подойдя к Борису, обняла и поцеловала его: - Борь, ты сразил меня этим поступком. Ты знаешь, всё это время я презирала и ненавидела тебя. Прости меня дуру…
                - Ну, что вы, Ольга Семёновна. Какая же вы дура? Я бы тоже презирал такого человека. Извините, что сразу не сказал, но…
               - Молчи-молчи, дорогой. Я всё понимаю. Но теперь, - она протянула руку Борису, - ты мой самый лучший друг. Ты просто замечательный, Борька. Вот честное слово, - женщина смахнула слезу.

              Я сидел рядом с ними и молча слушал. И наконец-то до меня дошёл смысл разговора. По-моему, мне предстоит снова начать работать по моей специальности.  С одной стороны, радостное событие, а с другой – мне предстоит работать поводырём у человека, который меня чуть не отправил на тот свет. Вы бы смогли?

             Но не нам собакам рассуждать на такие высокие темы. Наша задача – помогать человеку. Любишь ты, не любишь – иди и работай. В этом и есть твоё предназначение.




                IX

              Александр Михайлович потерял в авиакатастрофе не только глаза, но и левую  руку. Конечно, это был совершенно другой человек. Он сильно постарел, голос его был слабым и хриплым – не было той стальной тональности, от которой  по телу бежали мурашки и холодело всё внутри.

              Он погладил меня по голове, сел рядом со мной прямо на пол и тихо сказал:

             - Ну, здравствуй, собака!

              Я лизнул его лицо. Александр Михайлович улыбнулся:

            - Так ты, значит, поводырь? Будешь моими глазами?
            - Ав-ав! – ответил я.
            - Это что значит? Да?
            - Ав! – повторил я и снова ткнул носом ему в лицо.
            - Ну, и молодец! Будем дружить. Пойдём, что ли, испытаем наш тандем.

             Трудно в это поверить, но мы очень сдружились с Александром Михайловичем. Через месяц мы с ним уже смело не только передвигались по его усадьбе, но даже выходили за ограду и ходили по посёлку. Свои навыки я, конечно, не утратил, наоборот, появился какой-то новый опыт. Одна беда – с каждым днём Александр Михайлович, выходил на прогулку всё реже и реже. Тяжело ему было ходить пешком. Сказывались последствия авиакатастрофы. Однажды я услышал горькую правду от его доктора. Он беседовал с Ольгой Семёновной и объявил, что её мужу осталось жить недолго.

             Александр Михайлович, видимо и сам, почувствовав приближающийся конец, вечером того же дня усадил меня на пол, сел напротив меня, поцеловал в лоб и начал говорить:

             - Трисон, я должен признаться тебе в своём грехе. Я убил невинную собаку. Ну, не сам, конечно, приказал убить. Не могу больше носить это в себе. Прости меня, друг.
             - У-у-у! – сказал я, имея в виду, что всё обошлось, не было никакого  собакоубийства. Но Александр Михайлович продолжил:
             - Только сейчас, Трисон, я понял, каким же негодяем я шёл по этой жизни. Ты думаешь, я недавно ослеп? В вертолёте? Нет, собака, нет! Я ослеп задолго до авиакатастрофы - ещё в лихие девяностые, когда заработал свой первый миллион. А зрячим я был, когда мама меня маленького кормила с ложечки, когда я пошёл в первый класс. Когда в пятом классе впервые влюбился. Я тогда смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Понимаешь? Раскрытыми и зрячими глазами! Ты знаешь, я был самым счастливым человеком, даже когда разгружал вагоны с пустыми бутылками. Вот тогда я был точно счастливым! По-настоящему счастливым!  А когда деньги полились рекой, вот тут я и ослеп. Радовался первому в своей жизни автомобилю «Бентли». Как же я был крут тогда, Трисон! Но, увы, я был уже слепым. Перестал замечать вокруг себя бедных и несчастных людей, бродячих собак и бездомных стариков.  Я не видел инвалидов. Я вообще думал, что их больше нет. Однажды даже задумался: а куда делись голодные и нищие? Очень удивился, что они исчезли. Ты знаешь, ко мне приходили художники, музыканты, литераторы, режиссёры, просили денег, и я мог каждому из них помочь, но я, развалившись в кресле и, покуривая сигару стоимостью больше чем их картины и книги вместе взятые, надменно говорил им: чего вы ходите с протянутой рукой? Талант сам пробьёт себе дорогу!  И довольно улыбался, а потом шёл в ресторан и прожирал сумму, которую просил у меня бедный художник. А через некоторое время шёл к врачам и тратил суммы ещё в десять раз большие на похудение.  Господь правильно сделал, что отобрал у меня глаза, и скоро отберёт жизнь. Таким, как я, не место на этой земле…

              Я сначала не заметил, как к нам в кабинет вошла Ольга Семёновна, и, когда она заговорила, от неожиданности даже вздрогнул.

             - Саня, не кори себя. Трисон – это та собака, которую ты приказал убить.
            
              Александр Михайлович долго молчал, а потом сказал то, что ни я, ни Ольга Семёновна, услышать не ожидали:

             - Я знаю, Оль! Я ведь всё тогда проверил.  Но это не моя заслуга, что Трисон остался жив. Это поступок Бориса. Мне не хватило духу отменить приказ. Мне не хватило смелости признаться Боре и пожать ему руку…

            Александр Михайлович неожиданно стал передо мной на колени и тихо произнёс:

            - Прости меня, собака! Прости!

           Я не знал, как себя вести в таких случаях. Но не растерялся - лизнул его в лицо и прижался к нему. У нас, собак, это самый искренний и добрый жест. Мы умеем прощать. Мы ведь зла не помним. Мы вас, любим, люди. Ну, вы как-то тоже хоть изредка вспоминайте о нашем с вами договоре на заре человечества. Помните? Мы же договорились всегда и во всём друг другу помогать. Мы стараемся наши договоренности не нарушать!

          Через полтора месяца меня вернули в мою школу по подготовке собак поводырей.



                © Михаил Самарский, июль 2013 г.