Кошачий воспитатель

Кошачий воспитатель



Родители у меня люди ученые, в том смысле, что кандидаты в доктора. А таким, поверьте, не до детей. Хотели определить меня в интернат. Я уперся. Дело в том, что мы дрались с интернатскими, я знал их, как озлобленных на весь мир недоумков. Сейчас, с возрастом, своё мнение переменил, но тогда все они казались одной сплошной серой массой, которая, подобно трясине, засосёт и погубит.
Упёрся  изо всех сил, говорю родителям:
-  Не пойду в интернат,  лучше сразу убейте,  чтобы не мучился.
 Они свою линию давай гнуть:
- Ты взрослый. Сам видишь, в какой семье родился. Папа гвоздя не может забить, мама не умеет ни постирать, ни приготовить. Одна наука  на уме, не до тебя. Если не пойдешь в интернат,  действительно, придётся убить. Не предавать же высокой идеи спасения человечества, которую мы хотим реализовать посредством написания докторской.
Говорили они всё это  шутя, но я понимал, что всё сказанное - чистая правда.
В утешение мне говорилось:
- Вырастешь, станешь академиком,  поймёшь нас.
Даже не прибавляли «простишь» или «поймёшь и простишь», так как не считали себя виноватыми в том, что им было наплевать на судьбу собственного ребёнка.
- Ладно, изверги, - мать сама себя так называла, так как родила, извергнула меня из лона  семимесячным. - Отдавайте на заклание, - говорил я, - но только знайте. Как стану академиком, лишу вас всех ваших степеней и наград и свою служебную машину в гору толкать заставлю.
Я уже приготовился  к смерти долгой и мучительной в застенках интерната, как случилось чудо. Объявился вдруг дядя Яша, старый еврей, дамский портной, добрейшей души человек, который согласился меня взять к себе. Обещал предоставить  ночлег и пропитание. Взамен его ласковости и сговорчивости я должен был покупать ему свежий хлеб и кефир,  мыть и сдавать  бутылки из-под кефира, а так же заниматься в двух девчоночьих кружках – «Мягкой игрушки» и «Кройки и шитья», у его ученицы Розы Либерман.
Собственно, шить и кроить он меня мог бы научить и сам, но в том Творческом Центре, который я был вынужден посещать, подрабатывала  та самая Роза. Она вела  кружки и получала за это зарплату. В кружки  никто не ходил, и их в любой момент могли закрыть, а её лишить пусть и небольших, но таких необходимых для молодой девушки денег.
И я ходил в эти кружки, не обращая внимания на колкие шутки друзей и приятелей. До сих пор у меня осталась прихватка для сковороды, сделанная в виде кошачьей мордочки. И, собственно, сам кот в сапогах, мягкая игрушка. Излишне говорить, что всё это сделала  Роза, хотя выдавалось это как продукция учеников.
И кот, и прихватка,  с моим именем, долгие месяцы  пылились на стенде-витрине наших кружков, зазывая  новых  членов. А потом, когда стали делать ремонт в помещении Творческого Центра, то Роза отдала их мне в безвозмездное пользование. Так они и сохранились.
Роза  любила кошек. Кружка у неё была с изображением котят. Дома у неё жил кот Михаил, огромный, ленивый. Роза шерсть с него ежедневно счёсывала пуходёркой. Я потому это так хорошо знаю, что какое-то время жил у неё.
Дядю Яшу положили в больницу, я денёк-другой переночевал в его огромной квартире и попросился пожить к Розе. Роза, не считая кота, жила одна. Там-то я и получил своё прозвище «кошачий воспитатель».
Я научил ленивого кота Михаила ходить на задних лапах, на передних  подтягиваться. Оказалось, с ним просто никто не занимался. Он был хоть и старый, но  резвый и сильный. Научился уклоняться от моих подзатыльников  и, как заправский боксёр, отвечать ударом на удар.
Это я  фильм, про боксеров, посмотрел и кота стал готовить к соревнованиям. Роза сначала ругала, но, заметив, что кот, как привязанный, повсюду ходит за мной, успокоилась.
 Кот даже спал вместе со мной под одеялом. Накрою его, он улыбается и спит.
 Коту, как всякому живому существу нужна была любовь и ласка, нужно было внимание. А Роза даст ему поесть-попить, уберётся за ним и всё, не приставай. Ну, пуходёркой  почешет. Не до кота ей  было, надо было личную жизнь устраивать. А я пришёлся, как нельзя кстати – «кошачий воспитатель». Так она меня до сих пор и зовёт, когда встречаемся. 


                1995 год.