Октябрьский дождь

- Женька! Черт бы тебя взял, проклятая спиногрызка! Немедленно продирай глаза и иди вон отсюда! Вторую неделю без работы, а мне пахать! Эй!
Молодая девушка восемнадцати лет даже не двинула бровью. Хоть дикие вопли и прогнали остатки теплого и приятного сна, но они были слишком привычными, чтобы на них реагировать. Это происходило со столь завидной регулярностью, что мачехе давно стоило презентовать награду «За постоянство».
- Ты меня слышишь?!
Слышу, а как же. Мама, кроме меня тебя опять явно услышали наши соседи с первого этажа, ну, те самые, у которых очень тонкая и шаткая нервная система. Они потом так любят трезвонить нам и с дикими ругательствами угрожать сотворить нам что-то ужасное, если ты не перестанешь орать по утрам. Обивка нашей двери из старого дерматина и так уже порезана, не хватает только разбитых камнями стекол. От неуравновешенных людей всего можно ожидать, хотя, право, я их в чем-то понимаю.
- Чертовка!
Женя натянула колючее одеяло неизвестного состава себе на голову и начала тихо напевать только что сочиненную мелодию. Эти мелодии очень часто появлялись в ее сознании, но, к сожалению, у нее не было возможности записать их. Девушка не имела музыкального образования и не знала ноты. Здесь было бы уместно сказать об университете, в котором она училась, но весь парадокс обстоял в том, что таков не существовал. Женя не училась в университете. Она методически позаваливала все тестирования, к которым так усердно готовилась. Нет, она была не глупа никоим образом, ее ум, наоборот, был развит настолько, что ее до умопомрачения ненавидели все ее бывшие одноклассники, выдумав для нее кличку «Отрешенная». У нее не было друзей по одной простой причине – ни один человек не был даже отдаленно похож на нее по уровню интеллекта и никто никогда не мог понять ее странного и непонятного для среднестатистических людей ума. Кроме того, ей были свойственны довольно странные по своей сути поступки, которые настолько диаметрально отличались друг от друга по степени правильности, что сложить о Жене одно общее впечатление было так же сложно, как поймать в коробку солнечный луч. Мачеха ужаснулась почти до инфаркта, узнав, что падчерица не поступит в этом году в высшее учебное заведение, и категорически воспретила Жене идти в какие-либо техникумы, которые называла «позорные ПТУ». Любил Женю только ее отец, милый добрый забитый жизнью инженер, который скончался семь лет назад от сердечного приступа. Мама Жени умерла еще при родах, и всеми делами в доме заправляла ее мачеха, которая изначально довольно предсказуемо невзлюбила дочь своего нового мужа. Сварливый норов женщины всегда брал верх над флегматичными возражениями отца, но только не в случаях, которые касались Жени. Стоило мачехе сказать девочке хотя бы одно громкое или грубое слово, как отец становился стеной перед  дочерью и с бледным от гнева лицом говорил тихо, но очень угрожающе:
- Не смей орать на мою дочь.
Такое положение вещей очень не устраивало мачеху, которая все сильнее озлоблялась день ото дня. Но соль заключалась в том, что сама Женя очень любила этого дьявола в юбке, именуемого ее мачехой! Ребенок изначально беспрекословно и по собственной воле стал называть ее «мамой» и будто бы и не замечал ядовитых словечек, злобных взглядов и прочих «знаков внимания», которые предоставляла ей «мама». Отец видел это и все больше любил свою дочь, чувствуя все большую усталость от постоянных нападок своей новой жены. Постоянные истерики, разбитая посуда и каждый вечер собиравшиеся и разбиравшиеся чемоданы подкосили его здоровье. Он умер по дороге с работы, не дойдя десяти метров до подъезда своего дома. Никогда Женя так не рыдала, как в этот день и в несколько последующих месяцев. Красные опухшие глаза ребенка вызывали еще большее негодование мачехи, которая, к слову, тоже довольно сильно переживала уход из жизни мужа. Хотя, если судить по ее поведению при его жизни, она его ненавидела.  Но почему тогда целый год по его кончине каждое утро, по привычке ставя кофейник на огонь старенькой облезлой газовой плиты, она начинала тихо плакать, всеми силами сдерживая всхлипывания и шепча совсем уж несвойственным ей нежным голосом: «Любимый, почему же, зачем?..» Конечно, некоторые могли бы с иронией приметить, что слово «любимый» могло в  той же доле, что и к покойному мужу, относится к умершему пять лет назад волнистому попугайчику Жоре или вообще к какому-то постороннему мужчине. Но пусть тогда эти умники объяснят, почему женщина всегда спала с фотографией мужа под подушкой, да простит она мне мой любопытный нос, разведывающий всю подноготную ее семейной идиллии. Рисовалась? Перед кем? Смешно даже подумать, что перед Женей, а уж перед самой собой ей было рисоваться  ну совершенно ни к чему. Почему она продолжала готовить его любимый грибной суп, который, к слову, сама терпеть не могла? Потому что больше ничего готовить не умела, что ли? Ха, очень смешно и абсолютно нелепо. Почему долгое время по привычке ставила на обеденный стол (громко сказано, маленький шаткий столик в углу крошечной кухни) три прибора и через некоторое время, оторопело посмотрев  на огромную глубокую чашку с яблоками,  которую так любил ее муж, впадала в состояние ступора? Пусть кто-то попробует объяснить все эти факты какой-либо иной причиной, кроме любви к покойному мужу. Да, такое было много раз, и Женя отчетливо помнила самый первый. Она сидела за столом и ждала своей порции вареного картофеля, абсолютно не имея аппетита. Мачеха швырнула перед ней тарелку с огромными клубнями, исходящими паром, и своим обычным рявканьем приказала съесть все до последнего куска, в противном случае она наденет тарелку Жене на голову. Девочка начала грустно копошиться в картошке, мысли об отце парализовали ее сознание, она каждую секунду вспоминала их совместные прогулки, поездки, игры. Отец когда-то подарил ей яркий и красивый мячик, с которым счастливый ребенок играл целый день и который мачеха в тот же вечер порезала, в очередной раз разозлившись на Женю из-за какой-то придуманной ею несуществующей причины. Вдруг, на мгновение, подняв глаза от ненавистной в этот момент картошки, Женя увидела на другом конце стола любимую чашку отца. Литровая посудина с огромными зелеными яблоками, подаренная отцу его матерью, Жениной бабушкой, которую девочка даже не видела – так рано бабушка ушла из жизни. От чашки шел белый полупрозрачный пар. Женя оторопело глядела на него, и ей показалось, что за ним она видит улыбающееся лицо отца, протягивающего руку за кружкой. Девочка радостно улыбнулась. «Приятного аппетита, Женечка, доченька моя!» - подмигнул ей призрак и растворился в паре. Из глаз Жени хлынули слезы.  Мачеха, только что подошедшая к столу и перемешивающая салат из огурцов и капусты, недоумевающе посмотрела на падчерицу и вдруг медленно повернула голову в сторону чашки. Ее остекленевшие глаза обводили каждую линию, каждое яблоко на большой чашке. Даже плачущая Женя подняла голову и с испугом посмотрела на мачеху. Абсолютно пустой взгляд ее поверг ребенка в трепетный ужас, и образ отца окончательно выветрился из детского воображения. Мачеха же на секунду приложила руку ко лбу и закрыла глаза. Из уголка ее правого глаза вдруг покатилась маленькая прозрачная слезинка. Она тут же смахнула ее, но Женя успела ее увидеть. В гневе на девочку за то, что та увидела ее слабость, мачеха рявкнула: «Чего рот раскрыла, раззява! Быстро доедай, а то как дам половником по голове!» Угроза была впечатляющей, и, Женя знала, могла быть точно потенциально реализованной. Девочка довольно часто получала по голове разнообразнейшими предметами кухонной утвари. После чего мачеха схватила отцовскую чашку, вылила из нее чай в раковину и, ополоснув холодной водой, с грохотом поставила в буфет. Складывалось впечатление, что она была бы очень рада, если бы злосчастная чашка немедленно рассыпалась в прах или просто растворилась в воздухе. Всю ночь после этого случая Жене снился задумчивый отец с кружкой в руке и рыдающая мачеха в окружении сотен чашек с зелеными яблоками на боках. Чашки преследовали мачеху по всему городу, причем все они были ненастоящие, не отцовские, ведь его собственная чашка была у него в руках. Мачеха кричала нечеловеческим голосом, но при всей своей силе воли не могла разбить ни единой из преследовавших ее чашек, хотя и много раз имела подобную возможность. Кружки настигли ее у киоска с хлебом, в котором маленькой Жене часто перепадала вкусная булочка с маком от сердобольной продавщицы. Попавшая в ловушку мачеха молила о пощаде, чашки же начали увеличиваться в размерах, все быстрее и быстрее, пока не стали высотой с киоск. После чего в одной из них неизвестным путем оказался кипяток, огромные белые клубы пара вырывались из нее, как давеча на кухне. Чашка стала медленно переворачиваться на мачеху. Кипяток был все ближе к краю, и в самый последний момент, когда горячая струя уже полетела на обезумевшую от страха мачеху, Женя закричала во сне и проснулась. Кошмарные сны вообще были прерогативой Жени – она настолько к ним привыкла, что к утру каждый из них навсегда стирался из ее памяти, как бы она не желала его вспомнить. Впрочем, мы очень и очень сильно уклонились от темы.
В один момент Женя услышала грохот падающей в коридоре вешалки. Так всегда бывало, когда мачеха была зла (кхе-кхе, а когда она не была зла, интересно?) и очень спешила свершить что-то немедленно, не теряя и минуты. И действительно – не прошло и секунды, как дверь в комнату девушки распахнулась с таким грохотом и с такой силой, что от стены откололся кусок штукатурки, который глухо и с некоторой долей обиды стукнулся об пол. Вспыхнул яркий свет, по крайней мере, Жене, все еще не вполне отошедшей ото сна, таковым показался свет тусклой пятидесяти ваттной желтой лампочки, которая гордо заменяла люстру в ее комнате. Сейчас что-то будет, подумала Женя. Так и вышло – в следующий миг одеяло было нещадно сорвано с ее головы, скомкано и брошено в угол, где покоился кривоногий стул. Стул не выдержал такого оскорбления и, глубоко уязвленный, со скрипом завалился на бок.
- Чертова бездельница! Сколько раз я должна тебе сказать «Вставай», чтоб ты соизволила поднять свою тушу с постели?!
Сказать – мягко сказано, подумала Женя.
- Все, с меня хватит!
С меня тоже, подумала Женя и ощутила, что какие-то руки схватили ее за пижаму и нещадно трясут. Неплохой вариант для того, чтоб взбодриться. Наконец девушка открыла сонные глаза и сразу увидела перед собой перекошенное от злобы лицо мачехи. Сейчас по сценарию должно идти описание лица, не так ли? Но скажу вам правду – описывать толком нечего. Маленькие серые глаза с огромным черным расширенным зрачком, полные раздражения, узкий кривой рот, выкрикивающий ругательства, и огромный орлиный нос – признак аристократа, как любила выражаться сама мачеха. Но, что ни говори, женщина имела превосходную фигуру, хотя никогда не сидела на диетах.  И волосы – да, они были чудесны – светлые-светлые, как пшеница, с серебристым отливом, длиной по плечи, мягкие, будто кашемир, словно созданные для того, чтоб ими восхищаться и творить с их помощью рекламу какого-нибудь шампуня. Старый потертый халат всех цветов радуги завершал довольно-таки эксцентричный образ мачехи. Повторю довольно странный, даже неестественный факт – Женя очень любила свою мачеху. Любила всегда, не так, как отца, но очень сильно, хоть та и орала на ребенка, и замахивалась, и всеми силами показывала, что глубоко его презирает и ненавидит. Женя словно не замечала этого, и это не было скрытым лицемерием, нет – она просто любила свою мачеху и с самого начала, когда отец женился на ней, стала называть ее «мамой». Более странных отношений представить себе нельзя. И сейчас, когда мачеха злобно теребила девушку, Женя улыбнулась и приветливо сказала без единого намека на иронию:
- Доброе утро, мама.
- К черту тебя и твое чертово утро, чертовка! – от злости мачеха чересчур увлеклась тавтологией, - к черту твои приветствия и твои улыбочки! От улыбочек у нас денег не станет больше! Какого черта ты вторую неделю не ходишь на работу?
Женя улыбнулась еще шире и отвела голову в сторону. Правда, этот вопрос повторялся каждое утро и ритуал, что сейчас происходил, не требовал от девушки ответа на этот вопрос. Ведь мачеха сама его знала. Еще весной, когда девушка завалила все тесты и за это была дьявольски обругана мачехой, она поступила на службу в один газетный киоск к милейшему и смешнейшему старичку Серафиму Ивановичу, который был подглуховат, и вести торговлю с подобным дефектом было не особенно удобно. Женя же полностью заменила его на работе в киоске, честно отдавая ему семьдесят процентов выручки и забирая свою скромную долю. Добрый старик настаивал на равных долях, но девушка категорически отказалась от такого предложения, вызвав этим очередной припадок бешенства у своей мачехи. Девушка быстро разочаровалась в газетах, продающимися в киоске, ибо за весь день имела прекрасную возможность изучить большую часть их. Глупые и банальные политические разборки вызывали в ней отвращение, так называемые «культурные события» только смешили, а сообщения о катастрофах и убийствах безумно расстраивали и повергали в депрессию чувствительную девушку. Таким образом, равнодушная к продаже, все же она зарабатывала некоторые деньги, которые по получению сразу же кочевали в руки мачехи. Но некоторое время спустя, где-то в конце сентября, киоск был разрушен предприимчивыми властями, решившими, что игровые автоматы будут значительно более полезными для общества, чем газеты. Потерявший работу Серафим Иванович начал жить на жалкую пенсию, а Женя просто осталась без единственного заработка, посему и не торопилась теперь по утрам на работу. Конечно, девушка искала работу, но проблема обстояла в том, что она совершенно ничего не умела. Ну а если подумать о таких работах, как дворник или поломойка, то Женя даже думать о них не хотела, ведь она, несмотря на вечный яд мачехи, была довольно изнеженной девочкой. Мачеха пилила ее каждый день, обвиняя в лени и прихлебательстве, и каждое утро начиналось приблизительно так, как было описано выше.
- Быстро пошла вон отсюда! – возопила мачеха, не видя в глазах Жени желаемого страха и послушания, - делай что хочешь! Раздавай листовки, мой полы, разноси подносы, но чтоб к вечеру принесла мне деньги! Иначе в дом не пущу!
Женя осторожно отняла руки мачехи от своей пижамы, села на постели и поджала под себя ноги. В комнате благоухало пылью и дешевым стиральным порошком. Посмотрев в окно, она заметила:
- Но дождь, мама! Я не люблю дождь. Да и идти мне не в чем, мои туфли все в дырках и сразу промокнут.
Мачеха захохотала поистине как дьяволица:
- Вешать лапшу на уши она мне будет! Иди в чем есть, меня не разжалобишь своими соплями! На завтрак не рассчитывай, может, хотя бы голодный желудок твой будет работать лучше, чем твоя пустая голова!
После довольно грубой фразы мачеха подорвалась с места и, с презрением посмотрев в чистые и добрые глаза Жени, отправилась на кухню. Девушка вздохнула, убрала постель, оделась и тихо выскользнула за дверь, ощущая в животе неприятное урчание. Желудок протестовал против несправедливости и требовал хотя бы чашки горячего ароматного чая, чего Женя была не вправе ему предложить. Грязный обгаженный подъезд был полутемный, в побитые стекла залетал холодный ветер, принося вместе с собой капли идущего с утра дождя. С отвращением взглянув на подпаленную безмозглыми слишком рано отупевшими детишками кнопку лифта, Женя спустилась на первый этаж по бетонной лестнице. Около выхода сиротливо болталась чудом выжившая лампочка, которая была здесь, в самом светлом месте подъезда, просто поразительно не в тему. Всем своим видом и чахлым подмигиванием лампочка показывала свою чрезвычайную важность и необходимость для всего рода человеческого. Жене вдруг очень захотелось взять камень и разбить эту лампочку, вызвавшую в ней внезапный прилив раздражения. Как бельмо на глазу, думала она, рассматривая нагло колышущийся источник ненужного света. Гадкий желтоватый свет лампы вызвал в Жене такую злобу, что она вздрогнула. Что это я? Ведь это просто лампочка, никому не нужная и никому ничего не сделавшая лампочка, какого черта я так зла? Разозлившись на себя, Женя с силой дернула входную дверь подъезда, и тут же ледяной ветер пронзил ее до костей. Старое пальтишко было не в силах защитить девушку от октябрьского холода. Утро смахивало на вечер – настолько небо было затянуто серой пеленой туч. По мокрой улице с намеком на чисто городскую эстетику элегантно пролетел прозрачный порванный кулек. Женя поежилась. Она не любила дождь, в такую погоду она постоянно думала о чем-то плохом и, что самое больное, она часто вспоминала отца. Ее отец всем сердцем любил промозглость и сырость, а во время грозы в упоении выходил на балкон и, повиснув на перилах, наслаждался сомнительной, по мнению Жени, радостью – созерцал молнии и ловил руками капли дождя, холодные, как маленькие льдинки. Для девочки эти капли всегда казались чем-то зловеще опасным – ощущения на коже после их прикосновения были далеко не из приятных, сразу становилось холодно, мокро и неприятно. Тем более Женя была довольно болезненным ребенком, а уж если под дождь попадет – то все «прелести» простуды ей обеспечены. Женя вздохнула, привычка памяти не подвела – она опять думает об отце. Она почти совершенно забыла, зачем она вышла из дома и куда ее послала мачеха. Было так неохота выходить из довольно теплого подъезда, что хотелось сесть прямо на ступеньки и так сидеть до самого вечера. Но мачеха не пустит – девушка была уверена в этом на сто процентов, пропуском в квартиру могли служить только мерзкие грязные купюры. Причем чем больше, тем выше вероятность того, что дверь будет открыта полностью, без противной ржавой цепочки, которой так любила пользоваться мачеха. Делать нечего. Глубоко вздохнув и произнеся что-то вроде: «Эх-эх-хе…», Женя вышла из подъезда. За шиворот сразу же закапали дождинки, девушка покрылась гусиной кожей и иронично констатировала, что поиски денег начинаются весьма оптимистично. Поиск денег – что может звучать глупее в нашем современном мире? Они нигде не зарыты, они не лежат под ближайшим камнем и не ожидают, пока сребролюбивцы протянут к ним свои загребущие руки. Деньги требовали работы, причем любят они больше всего работу простых людей, после чего кочуют, словно путешественники, в карманы облапошивших людей чиновников. Женя даже представить не могла, где она добудет деньги. Вообще-то было довольно много вариантов, но именно сегодня ей в голову не приходило ни единой мысли о способе их добычи. Понадеявшись на какой-то случай и рассердившись на себя за легкомыслие, девушка направилась вперед по мокрому тротуару. В голове крутился рой сменных мыслей – ужасная погода для прогулки, каким ветром сюда принесло эти чертовы тучи, почему именно сегодня она была отправлена на поиски денег, почему все прохожие такие угрюмые, как ее все раздражает….  Голова гудела, и Женя даже не видела, куда идет. Внезапный вскрик вывел ее из состояния ее мысленного транса. Она обернулась на звук и увидела высокую женщину, растерянно смотрящую на порванный кулек в своей руке и на разлетевшиеся по тротуару зеленые яблоки, которые уже успели запачкаться в грязь. Прохожие равнодушно проходили мимо яблок, а один молодой парень даже пнул одно из яблок ногой на проезжую часть, где на него не замедлила наехать машина. Женщина тяжело наклонилась и принялась собирать свои яблоки в дамскую сумочку. Ее рассеянный взгляд скользил по прохожим, явно прося хоть какой-то помощи. Женя равнодушно смотрела на этот процесс. В ее проясневшем сознании не шевелилось ни одного порыва к глупому благородству и самому идиотскому гуманизму, который, несомненно, побудил бы ее помочь бедной женщине, которая продолжала терпеть унижение от пинающих яблоки людей. Девушка медленно развернулась и пошла дальше. В сердце неожиданно кольнуло, ей очень захотело повернуться и хотя бы взглянуть, собрала ли женщина яблоки, но Женя со злостью прогнала это наивное желание. Какое мне дело, думала она, что эта растяпа купила плохой пакет? Сама виновата, а я тут ни при чем. А-а-а, наша хата с краю, с укором шептало сердце. Девушка стукнула себя по груди, словно пытаясь заткнуть назойливый голос сердца, и ускорила шаг. Почему-то почти все магазины, в особенности продовольственные, были закрыты, зато были открыты мелкие забегаловки, носящие гордые названия «Кафе», «Бистро» и «Мини-Ресторан». С саркастической улыбкой Женя заглянула в «Мини-Ресторан». Мини-сарай, не иначе. Темно, грязно, холодно и, судя по лицам официантов, они здесь все язвенники с необоснованной, но искренней ненавистью ко всем посетителям, у которых есть деньги. Причем ненависть лишь увеличивалась, когда посетители оставляли чаевые, и вообще возрастала до небес, когда не оставляли. Пока Женя рассматривала помещение «Мини-ресторана», на улице забарабанил крупный град, который моментально снес хилый железный козырек и облезлую вывеску забегаловки. Сильный порыв ветра унес несчастную вывеску в неизвестном направлении, после чего решил немного позабавиться с входными дверьми. Они начали хлопать как сумасшедшие, причем ни один из злобных официантов даже глазом не моргнул на сие происшествие. Женя прыснула. Картина была презабавная – официанты с важными и злобными лицами гордо игнорируют и проходят мимо бешеной двери, у которой окончательно снесло крышу от ветра. Сильный раскат грома заставил девушку вздрогнуть. С детства гром вызывал в ней какой-то благоговейный трепет и каждый раз, когда она его слышала, ее душа словно выворачивалась наизнанку. Град вперемежку с сильным дождем не давал никакой возможности даже нос высунуть из «Мини-Ресторана». Придется переждать здесь. Не особенно радужная перспектива, но выхода нет. Помещение было абсолютно пустое, и Женя уселась за столик около не совсем чистого поцарапанного окна, которое залило водой ровно настолько, чтоб не было видно ни черта из происходящего на улице. На пластмассовом столике прямо посередине стояла пепельница в виде головы орла с отбитым клювом и жуткими разноцветными глазами самых идиотских размеров, полная отвратительного вида сигаретных окурков, благоухающих «очаровательным» ароматом.
- Будьте любезны, - крикнула Женя официанту, с отвращением глядя на бычки, - уберите отсюда пепельницу.
Официант смерил ее презрительным взглядом:
- Рук нету, что ль? Возьми да поставь на соседний стол, раз раздражает.
Женя ощутила прилив ярости в голову. Она сжала кулаки:
- Какого черта я должна выполнять вашу работу? Или вы не официант?
- Ну официант.
- Так подойдите и уберите пепельницу.
Официант хмыкнул и скрылся за шторкой, ведущей на кухню. В зале осталась только Женя. Она сидела за столиком еще секунд тридцать. Голова была поразительно пуста от каких-либо мыслей, чистый гнев заполнил ее всю изнутри. Сверкнув глазами, Женя медленно взяла пепельницу и, изящно замахнувшись, швырнула ее об стену. Пепельница не замедлила с громким звоном расколоться частей на пять, которые осыпались на пол. Два отвратительных глаза орла покатились куда-то в центр помещения. После сей экзекуции, удовлетворенная девушка перевернула столик, за которым сидела, и с гордо поднятой головой вышла на улицу, где уже дождь почти прекратился. Теперь лишь изредка пролетали маленькие тоненькие капельки. Странная злобная радость переполняла девушку, она надеялась, что ее выбрыки хотя бы немного расшевелят флегматичных официантов жалкой забегаловки. Пронизывающий ветер явно издевался над Женей, продувая насквозь ее ветхое пальтишко. Уж нет разницы, думала она со злостью, в пальто я или нет, и так и так будет одинаково холодно, черт возьми. Вдруг ей в голову стукнула неожиданная и странная в своей глупости мысль – она решила отправиться на местный рынок и, пользуясь случаем, что идет дождь и продавцы без навесов не особо горят желанием мокнуть, предложить поторговать вместо них за небольшое вознаграждение. Более глупой мысли и представить себе нельзя было, но Женя настолько ею увлеклась, что незамедлительно сорвалась с места, пребольно толкнув ловящего такси мужчину у дороги. От неожиданности тот коротко и жалостливо вскрикнул, не сказав ни слова, и укоризненно посмотрел вслед абсолютно не обратившей на него внимания Жени. Рынок начинался прямо на тротуаре у дороги, хотя это было и воспрещено. Людей практически не было – а кому охота высовывать нос из теплого уютного дома в такую промозглую погоду? Женя медленно пошла меж рядами, высматривая свою «жертву». Неожиданные крики привлекли ее внимание. Около одного из прилавков, где были выставлены разнообразнейшие сорта орехов и сухофруктов, стоял мужчина в черной кожаной куртке со старым пакетом в руке и маленьким кулечком миндаля в другой. Его голова была опущена, выражая полную покорность судьбе. Шум весь исходил от продавщицы орехов:
- Какая еще сдача? Взял миндаля на пятьдесят гривен и сдачу с пятидесятки требует, нахал! Хам! Мерзавец! А ну иди отсюда!
- Вы мне на двадцать орехов взвесили, - тихо и утомленно отвечал мужчина, явно уже не первый раз повторяя одно и то же.
У толстой продавщицы подскочили на лоб чересчур выщипанные белесые брови:
- Что-о-о-о-о-о? Да как ты смеешь! Немедленно пшел, пока я милицию не позвала! Ишь ты, умный какой нашелся!
Мужчина поднял на голосистую продавщицу грустные голубые глаза. Чистый упрек светился в них. Он вздохнул и, положив миндаль в свой истрепанный пакет, собрался уходить. Глубоко пораженная Женя медленно подходила к прилавку. В ее душе происходило что-то неимоверное – во весь голос пел голос справедливости, жалость к несчастному человеку, не желающему вступать в бесполезные споры, и дикий прилив гнева на противную продавщицу, решившую подзаработать на слабом духом мужчине. Она удержала за куртку отходящего потерпевшего, который с печальным удивлением взглянул на нее. После Женя медленно повернула голову в сторону наглой продавщицы. В ее зеленых глазах прыгали золотистые искры.
- Ты, - спокойно, но явно угрожающе сказала Женя, - быстро отдала ему его сдачу.
Продавщица открыла рот от подобного поворота событий, но девушка не дала ей ничего сказать:
- Иначе я сейчас все твои чертовы орехи поразбрасываю в радиусе ста метров, а тебя заставлю зубами вскрывать скорлупу грецких.
Сказав это, Женя взяла один грецкий орехи, подбрасывая его, подмигнула оторопевшей продавщице.
- Спорить будем?
Неизвестно, что произошло бы дальше, не испугайся продавщица угрожающего тона девушки, который предвещал собой не пустую болтовню, а самые что ни на есть активные действия. Она молча протянула еще больше пораженному мужчине тридцать гривен и ожидающе посмотрела на Женю.
- Благодарю Вас, - сказал мужчина, широко распахнув глаза, все еще не придя в себя от изумления.
Женя улыбнулась, взяла из одной коробки один орешек миндаля и, насвистывая, пошла прочь от невыносимого ей теперь базара. Какой ужас, какие нравы…. Тем не менее, денег все еще не было, а время близилось к полудню. Женя устало упала прямо на мокрую скамейку автобусной остановки. Почему-то именно в этот момент она остро ощутила, насколько она никому не нужна в этом мире. Чувство опустошенности начало наполнять ее, как это ни парадоксально звучит, словно пустую чашу, а сама жидкость была дико жгучей и абсолютно невыносимой. Девушка вспомнила любимую песню отца и начала тихо ее напевать. Четкий вначале голос начал дрожать к  припеву, а ко второму куплету из левого глаза по лицу Жени покатился маленький эквивалент капли дождя с единственной разницей – эта капля была соленая. Мотив песни ярко заиграл в ее голове. Она обвела взглядом остановку. Тут под мокрой лавкой девушка вдруг обнаружила маленького совершенно мокрого котенка в серую полосочку, который мяукал настолько тихо, что можно было различить, только пригнувшись к нему почти вплотную. Вытерев слезу и почувствовав острый прилив жалости, Женя не замедлила наклониться к котенку и в тот же момент почувствовала удар по голове, в области лба. Девушка вскочила с лавки и начала усердно тереть ушибленное место. К ее удивлению, тем же занимался стоящий в шаге от нее молодой человек лет двадцати, с удивлением глядящий на нее. Девушка убрала руку от головы и глупо посмотрела на парня. Секунд пять продолжался странный глазной контакт, после чего молодой человек вдруг неожиданно и звонко рассмеялся. Его искренний смех насторожил Женю, и она моментально приняла оборонительную позицию. Вернее, это она ее таковой считала, а на самом деле она просто-напросто надулась, словно индюк, и начала смотреть на потенциального обидчика снизу вверх. Женин взгляд исподлобья рассмешил парня еще больше.
- Я Вас чем-то обидел? – все еще смеясь, приветливо спросил он.
- Что? Чем это? – угрюмо буркнула Женя.
Молодой человек улыбнулся:
- Ну, Вы злы на меня почему-то.
Он опять залился смехом.
- Не вижу ничего смешного, - нечленораздельно и грубо пробормотала Женя, все еще не отводя глаз от парня. Он же, услышав ее последнюю фразу, захохотал еще сильнее, уже пытаясь закрывать себе рот правой рукой. Девушка злобно рассматривала его. Он злил ее тем больше, что был недурен собой. Волнистые каштановые волосы были чуть мокрыми от дождя, аккуратные и четкие черты лица заставляли остановить на них взгляд, а глаза, светло-карие и искрящиеся, и вовсе гипнотизировали Женю, словно удав кролика. Какого черта, разозлилась девушка и вперила глаза в асфальт.
- Мы с Вами к котенку наклонились одновременно и лбами стукнулись, - вдруг абсолютно серьезно проговорил парень, в свою очередь, разглядывая Женю. В ней не было ничего выдающегося – тонкие губы были надуты, маленький вздернутый нос, какое-то непонятное воронье гнездо из светло-русых тускловатых волос на голове, странная угловатая форма лица, слишком тощее телосложение…. Но стоило только ей вдруг с яростью поднять глаза, как парень чуть было не отпрянул. Кроме того, что они были огромные и пронзительно зеленые, в них еще и бегали какие-то поразительно яркие золотистые искры-молнии, от которых было невозможно оторвать взгляд.
- И что? – грубо рявкнула Женя, - это очень смешно, по-Вашему?
- По-моему, да, - все еще серьезно проговорил парень и тут же, не удержавшись, расхохотался с новой силой. Жене было безумно неприятно, что он смеется над ней, и, честно говоря, очень хотелось немедленно стукнуть его по голове, но его смех был настолько искренен и звонок, что она про себя очень сильно желала, чтоб он продолжал смеяться. Разозлившись на себя за глупые мысли, она плюнула в сторону и сердито сложила руки на груди.
- Владислав, - все еще смеясь, протянул Жене руку парень.
- Что «Владислав»? – сглупила девушка.
Ее глупость довела Владислава до полнейшего апогея смеха.
- Зовут меня Владислав, - вытирая слезы, пробормотал он, - а Вас как?
- Что как?
- Зовут как? – парень уже кашлял и задыхался от смеха.
Девушка чувствовала в себе отвратительнейшую смесь озлобленности и смущения. С ней никто никогда не знакомился на улице, просто так.
- Женя, - каким-то неестественно низким и хриплым голосом сказала она.
Владислав еле сдержал очередной приступ хохота, подступивший к его горлу после Жениного ответа. Ее голос показался ему голосом прокуренного алкоголика-профессионала. Тем более что девушка так и не пожала протянутую Владиславом руку, которая бессмысленно висела в воздухе уже с минуту. Парня Женя чрезвычайно забавляла, а глазами ее он истинно любовался. Женя же готова была себя убить на месте, потому как моментально почувствовала к незнакомцу расположение и некоторую симпатию. Их идиллию прервал звук мобильного. Все еще улыбаясь, Владислав достал свою трубку.
- Алло, - улыбка мгновенно стерлась с его лица, - да, солнышко. Прямо сейчас? А одна ты не можешь сходить, это же рядом? Ладно-ладно, только не ругайся! Буду через двадцать минут.
Он положил телефон обратно в карман и дружески произнес:
- Ну, мне пора. Было чрезвычайно приятно с Вами… посмеяться.
Он подмигнул ей и запрыгнул в отъезжающий автобус, полный раскрасневшихся перекошенных лиц. Женя вспыхнула. Ничего другого и ожидать нельзя. Как все банально и просто! Просто ерунда, да еще и вестись на какие-то искры в глазах…. А тут «солнышко» и сушите весла. Тьфу! Озлобленная в край Женя уселась обратно на лавку и тут вспомнила про маленького котенка, из-за которого и начался весь этот бред. Котенок сидел на прежнем месте. Только дрожал сильнее прежнего. Девушка аккуратно подняла его и накрыла своим пальтишком, стараясь хоть немного согреть. Животинка немного повозилась, а потом улеглась окончательно и, судя по сопению, уснула. Через несколько минут мотив любимой отцовской песни вновь зазвучал в голове Жени, и она тоже окунулась в сон, склонив голову на бок.
Проснулась девушка оттого, что ей на ногу явно кто-то стал или же что-то поставил. Она мгновенно открыла глаза. Котенок все еще спал у нее на груди, уткнувшись носиком в ее пальто. Судя по темени, было уже не менее пяти часов вечера. На остановке была куча галдящего народа. На ноге Жени стояла грязная клетчатая сумка, возле которой переминалась с ноги на ногу ее владелица – низенькая вертлявая бабуля в куртенке, напоминающей мешок для картошки. Женя резко выдернула ногу из-под сумки и яростно пнула ее, и, конечно же, сумка сразу же упала прямо в грязную лужу около своей хозяйки. Бабуля не растерялась:
- Ах ты дрянь эдакая! Что ж ты творишь-то, а? Тварь подколодная, бомжиха чертова, знай, спала тут, а теперь сумки пинает, с похмелья небось бесится!
У бледной от ярости Жени затряслись руки.
- Или обкуренная, - бабка продолжала привлекать внимание, обращаясь не столько к Жене, сколько к стоящим на остановке абсолютно не заинтересованным в ее воплях людям. У каждого были свои заботы и свои проблемы, а разборки бабули касались ее и только ее, так что не нужно тут рулады выводить. Только пара любопытных женщин начала с некоторой долей отвращения поглядывать на девушку.
- Ну и молодежь, лучше б не рождалась вовсе на свет! – орала бабка, входя во вкус.
Женя сжала кулаки и во весь голос рявкнула так, что остановка затряслась:
- Старая карга!!!
Бабка опешила. Женя еще раз с великим удовольствием пнула ее сумку, которая окончательно и бесповоротно завалилась в лужу, и начала проталкиваться к выходу из остановки. Некоторые на нее шипели, а кто-то и вовсе толкнул в спину так, что девушка чуть не упала, сделав чрезвычайно неуклюжий пируэт. Котенок проснулся от громких звуков, и нервно царапал Женино пальто. Слезы обиды брызнули из ее глаз. Сейчас, именно сейчас она настолько нуждалась хоть в чьей-то поддержке, что готова была завыть волком, а почему? А потому что знала, что никакой поддержки нет. Мачеха ждет ее с деньгами, денег нет. Отца нет, друзей нет. Нет никого, кому она была бы нужна! Женя ненавидела себя и весь мир за это, она ненавидела чертов дождь, от озноба у нее тряслось все тело и стучали зубы, в глазах все плыло, машины, прохожие, вывески – все спуталось в какой-то сияющий сумасшедший клубок, от которого у и без того уставшей и измученной Жени ужасно разболелась голова. Она и не заметила, как подошла к мосту, по которому сновали прохожие и автомобили. Ненавистный дождь трансформировался в мокрый снег, который залеплял глаза и летел за шиворот. Ноги промокли уже давным-давно и от холода девушка практически их не чувствовала. Слезы продолжали литься рекой, Жене было начхать на то, что она всхлипывает и почти икает от рыданий, да и всем прохожим было на это начхать, никто не остановился, ничего не спросил и даже не предложил салфетку, чтоб вытереть слезы. Включились вечерние желтоглазые фонари, от которых света было ровно столько, как от потухающей свечки. Женя шла с котенком по мосту прямо возле края опасно низкой перегородки. В голове вихрем летали воспоминания об отце, о детстве, о молодом человеке на остановке… Черт, какого дьявола о нем мысли? Но у Жени не хватило сил даже разозлиться на себя. Она едва передвигала ноги. Вдруг спереди послышался оглушительный гудок. Женя подняла полные слез глаза на мокрую дорогу и увидела, как на противоположной стороне прямо на проезжей части стояла маленькая девочка, очевидно, растерявшаяся и не знающая, куда идти, а на нее с дикими гудками мчался автомобиль, явно не успевающий затормозить. Глаза Жени прояснились и наполнились какой-то поразительной уверенностью и несгибаемой волей. В них вновь заискрились золотистые молнии. Времени до столкновения оставалось секунд пять. Закрыв на мгновение глаза, Женя осторожно положила на асфальт котенка, нежно потрепала его за ушком и в один прыжок оказалась посреди шоссе. В ушах свистел ветер и нескончаемые гудки обезумевших машин, а перед глазами было лишь напуганное лицо ждущего гибели ребенка. Еще одна секунда. Только не ребенок…. Женя оказалась возле девочки в следующий миг и изо всей силы оттолкнула ее на тротуар. Она почувствовала лишь очень сильный глухой удар чуть ниже поясницы, который пришелся как-то сбоку, что почему-то очень заинтересовало Женю. От удара ее отбросило в сторону низкого парапета. В последний миг она увидела смертельно бледное лицо Владислава, держащего за руку трясущуюся невредимую девочку. Что он здесь делает, лезли Жене в голову глупые мысли. За эти короткие мгновенья ей вообще поразительно много чего лезло в голову. Когда она ударилась об парапет и, кувыркнувшись в воздухе, перелетела через него, она продолжала видеть перед глазами четкие и удивительно яркие картины, лица, здания, знакомые помещения. Отец, мелькнуло в ее голове. Вокруг почему-то бесконечно долго искрились огни фонарей, мигающие фары машин, они все спутались в что-то бесформенное, но очень красивое. Звуки тоже были восхитительно четкими, несмотря на свистящий в ушах ветер – гудки, чьи-то крики, сирены…. Поясница, как ни странно, не болела совсем. Забавно, подумала Женя и улыбнулась. Внезапный всплеск и какое-то новое ощущение вокруг. Мост сверху помутнел и растворился. Надеюсь, с котенком все будет нормально.