Основания этики

   ЭТИКА И ЭТОЛОГИЯ

8. Основания этики

Главной причиной эволюции является естественный отбор, выражающийся в борьбе за существование и воспроизводство. Всё же из этого не следует, что все организмы должны немедленно после своего появления вступить в схватку с себе подобными. Часто наиболее эффективным путем прохождения через эволюционный процесс является кооперирование и помощь подобному себе участнику в борьбе за существование. (Дарвин)

Первая функция, которую выполняла мораль в истории человечества, состояла в том, чтобы восстановить утраченное равновесие между вооруженностью и врожденным запретом убийства. (Лоренц)

Утверждение "не убий" соприкасается с моей личной склонностью. Однако нравственность с ее нормами и наши склонности могут вполне оказаться в конфликте друг с другом. (Юм)

Человек нуждается в более естественных идеалах, чем те, которыми он ныне руководствуется. В эпилоге книги Кеннона "Мудрость тела" выражено убеждение, что поведение и философия человека должны опираться в значительной мере на данные биологической науки. (Селье)

Горе тому, кто не повинуется душе своей. (Вересаев)


Иногда нравственность отождествляют с альтруизмом. Иногда к ней относят также все традиции, способствующие (вернее, долгое время способствовавшие) сохранению статус кво; врожденные представления - первый этаж нравственности.

Иногда под этикой понимают науку о достижении счастья. Вряд ли можно быть вполне счастливым, имея нечистую совесть. Тем более, очевидно, что счастью индивида способствует чистая совесть окружающих.

Основоположник утилитаризма Бентам считал, что нравственно то, что полезно, а полезно то, что способствует максимуму удовольствия всех людей.

Можно по-разному понимать, что такое суммарное удовольствие людей: то ли важно среднее состояние большинства, то ли - наиболее обездоленного меньшинства; нравственно ли принести немногих в жертву довольству многих, или, наоборот, многие должны отказывать себе в немногомм, чтобы уменьшить большие страдания одного?

Согласно социальному дарвинизму нравственно то, что полезно, а под полезным понимается способствующее выживанию человечества.

Нравственность шире любви к ближнему, но уже 3-ей ступени.

Нравственно то, что соответствует нашему интуитивному представлению о нравственности. Это определение не конструктивно; но пишущий на моральные темы может и не давать определения нравственности: у кого нет внутри представления о ней, не из философских трактатов ему его получать. Моралист исходит из того, что нравственность записана в 10 заповедях и Нагорной проповеди, или у нас в душе, и разъясняет какие-то тонкости заинтересованному читателю.

Желание поступать нравственно закреплено естественным отбором, потому что полезно для выживания вида. Нравственность это один из инстинктов 3-й ступени. Психологически потребность поступать хорошо вырастает из желания одобрения известной частью окружающих - эталонной группой, согласно терминологии социальной психологии.

Часто при внимательном рассмотрении оказывается, что нравственное поведение выгодно в обычном смысле, т.е. с точки зрения 1-й и 2-й ступеней. На этом основана этика разумного или альтруистического эгоизма. Часто, но не всегда. Всегда выгодно нравственное поведение с точки зрения 3-й ступени.

Естественный отбор препятствует распространению самопожертвования, вообще, поведения, выгодного с точки зрения 3-й ступени, но не выгодного с точки зрения 1-й и 2-й; но он дает преимущества популяциям, в которых такое поведение более распространено, и это в конечном итоге перевешивает. Отбор не всегда дает преимущества более нравственным индивидам, скорее, наоборот. Но он дает преимущества популяциям, в которых больше таких индивидов. Качество полезное для индивида, но вредное для популяции сперва распространяется и, заполонив популяцию, губит ее.

Иметь чистую совесть - одна из потребностей человека, наряду с потребностью иметь сытый желудок. Эта потребность тоже заложена в нас не случайно, она тоже полезна для выживания вида. Значимость разных потребностей зависит от влияния среды, в том числе от целенаправленного влияния - воспитания. Что именно вызывает угрызения совести, тоже в какой-то степени зависит от влияния среды. А каковы эти влияния, зависит от традиций.

Иметь чистую совесть не только приятно, но в какой-то мере полезно для индивида: уменьшается вероятность иметь набитую морду. В гораздо большей степени это полезно для окружающих. Поэтому не удивительно, что люди убеждают друг друга поступать по совести. Уровень общественной нравственности, вероятно, зависит от этих увещеваний. Одним из инструментов такого увещевания является часть философии, называемая этикой. Философы и другие писатели иногда преувеличивают свое значение, думая, что совесть потому только не молчит, что они к ней взывают.

Философы применяют несколько способов пробуждать совесть. Самый простой: убедить, что нечистая совесть ведет к набитой морде и другим неприятностям; т.е. что поступать хорошо - выгодно. Умный человек понимает, что это в самом деле часто бывает так. Во-первых, потому что окружающим не выгодно сживать со света полезного им человека; во-вторых, потому что чистую совесть иметь приятно само по себе и потому полезно для здоровья. Всё же иногда эти выгоды явно меньше, чем выгоды от бессовестного поведения. Так что для доказательства безусловной выгоды нравственности философам приходится апеллировать к сверхъестественному воздаянию. А поскольку таковое наблюдается редко, приходится переносить его в загробный мир, для чего постулировать бессмертие Я. Некоторые философы считают, что истинная нравственность не может зависеть от воздаяния, как естественного, так и сверхъестественного. Они пытаются построить такую картину мира, в которой человек имеет некое вселенское значение, некое предназначение, и считают нравственным исполнение этого предназначения. Гипотеза существования некой мистической связи человека с космосом очень удобна, т.к. дает дешевое обоснование нравственности (и дешевое объяснение всяких загадочных явлений психики). Всё же она должна быть отсечена лезвием Оккама, т.к. реально не объясняет ничего, что не поддавалось бы объяснению исходя только из свойств мозга как нейронной сети и из свойств человека как объекта, эволюционирующего по дарвиновским законам.

А. Швейцер писал: все философы пытались и пытаются вывести смысл жизни из смысла мира; но, к сожалению, это невозможно. Поэтому надо довольствоваться меньшим: попытаться вывести смысл жизни из воли к жизни. То есть: если мы - лишь плесень, покрывающая одно из бесчисленных космических тел, если человек не имеет вселенского значения, значит, всё дозволено? Да. Но мы так устроены, что хотим поступать хорошо.

И совесть, и чувство долга противостоят эгоизму. Но между ними есть разница, о которой редко вспоминают. Голос совести слаб, часто не слышен; совесть живет глубже, в подсознании, а чувство долга более осознано, потому его лучше слышно; о забытом долге легко может напомнить другой человек. Зато чувство долга может и обмануть, совесть - никогда; поэтому если они говорят разное, надо слушать совесть; чувство долга это ее заместитель, оно нужно только потому, что она иногда спит, а когда она не спит - оно не очень нужно. Впрочем, оно лучше владеет логикой, лучше может предвидеть последствия, совесть же говорит обычно задним числом.

Потому и понадобилось писание (заповеди Моисея и т.п.), что совесть говорит слишком тихо; в писании нет ничего такого, чего бы совесть не говорила, но оно говорит громко, иногда даже несколько назойливо. Впрочем, может быть, совесть потому только и существует, что одни люди внушают ее другим, в том числе с помощью священных книг.

Природа вложила в нас отвращение к убийству, но довольно слабое, потому что не рассчитывала на пушки, а только на кулаки: ведь культура эволюционирует медленнее техники, а гены еще медленнее.

Почему же, если нравственность полезна для выживания человечества и обеспечивается дарвиновскими механизмами, Категорический Императив столь не категоричен? Потому что он записан в культуре, а не в генах, а это менее убедительно, и записан не прочно. Ведь будучи вынужденным постоянно меняться вслед за ситуацией, он не может быть особенно прочен. Нет, основные заповеди остаются неизменными в течение тысячелетий; в какой-то степени они закреплены и в генах. Но человек, как и любое животное, всегда подвержен противоположным побуждениям; какое из них возобладает, зависит от тысячи обстоятельств. Нравственные побуждения, чтобы противостоять безнравственным, нуждаются в постоянном подкреплении воспитанием, деятельностью церквей, поисками философов, ищущих убедительного обоснования этики. Такого обоснования, наверно, не существует, но своими поисками они напоминают нам о нравственном законе, смутно записанном в нас Естественным Отбором.

Вероятно, польза для популяции от нравственного закона качественно выше, когда все члены популяции следуют ему более-менее в одинаковой степени; и такая равномерность достигается именно тем, что нравственный закон записан непрочно, зависит от общественного мнения, исполняется лишь постольку, поскольку все постоянно убеждают друг друга его исполнять. Нравственное поведение полезно, но полезно чаще окружающим, чем самому индивиду. Вероятно, у индивида, превосходящего нравственный уровень окружающих, обычно вследствие этого меньше шансов на выживание и оставление потомства, даже на приобретение последователей. Потому и нужна некая согласованность, так сказать, когерентность в распространении этики.

Почему категорический императив столь не категоричен? Почему люди так часто поступают безнравственно? Вопрос неправильный, ведь поведение фундаментальнее представлений. Правильный вопрос: почему наши представления о должном так превосходят наши стереотипы? Ответ очевиден: этика, предписывающая то, что мы и без нее делаем, никому не нужна; она именно должна давать идеал, превышающий наш реальный и даже возможный нравственный уровень.

Отказ от традиций, от нравственности, открывая дополнительные возможности, может принести пользу не только индивиду, но и популяции. Однако пользу временную, которая впоследствии сменяется гораздо большим вредом: прецедент провоцирует повторения, разрушаются устои. Кроме того, разум скорее, чем традиция, ошибется в определении того, что же в конечном итоге полезно, а что вредно для популяции. Поэтому отказ от традиции, от нравственности уже и сам по себе скорее вреден, чем полезен, даже без учета вызываемой им цепной реакции таких отказов.

Можно сказать, что этика есть часть эстетики: эстетика выясняет, что кажется нам красивым; этика выясняет, какое человеческое поведение кажется красивым. Угрызения совести вызываются именно теми поступками, которые со стороны кажутся некрасивыми. Этика помогает человеку взглянуть на себя со стороны.


Эстетика - мать этики. Понятия хорошо и плохо - прежде всего эстетические, предваряющие понятия добра и зла. Зло, особенно политическое, всегда плохой стилист. (Бродский)

Человек, который хочет делать дело божее, должен отказаться от своего понимания и своей воли, не в том смысле, чтобы уничтожить свой разум и свою волю как факт, что невозможно и ненужно, а в том смысле, чтобы перестать руководиться своею ограниченностью как высшим правилом. Человек не может сам переродить себя, истребить в себе эгоизм, как внутреннее чувство, как самолюбие, но он может и должен признать, что это чувство неправильное, что его ограниченное понимание не есть основание истины и его дурная воля не есть основание истинной жизни. Это признание не уничтожает эгоистических чувств в человеке; но оно отнимает у них, если оно серьезно и решительно, всю их деятельную силу, превращает их в чисто субъективное состояние. (В.Соловьев)

Участие естественного отбора в формировании психики современного человека ни у кого не вызывает сомнений, так как без него объяснение появления многих отличительных черт современного человека становится вообще невозможным. Я.Я. Рогинский развил гипотезу, согласно которой именно социальные качества современного человека поддерживались отбором. В менее общей форме похожие мысли высказывались еще в конце прошлого века. Социальные инстинкты при этом должны рассматриваться не как индивидуальное, а как групповое приспособление, ибо только на групповом уровне они могут принести какое-то преимущество: отдельному индивидууму социальные инстинкты приносили скорее вред в первобытных коллективах. Таким образом, человек обязан естественному отбору самым фундаментальным своим психическим свойством - социальным чувством. (Алексеев)

Нет коллективного интереса, противоположного индивидуальному. Социализация, рассуждает Дюги, возрастает в прямом отношении к разделению труда. Разделение же труда развивается в полном соответствии с его индивидуализацией. Отсюда следует, что социализация и индивидуализация не исключают друг друга. Противоположение индивидуального коллективному не отвечает действительности, пишет он. Человек не может сохранить своего существования вне солидарности с себе подобными: только при ней он способен уменьшить сумму своих страданий. (М.Ковалевский)

Дифференциация двух взаимодополнительных ипостасей культуры - материально-технологической и гуманитарно-регулятивной - восходит, по меньшей мере, к И.Канту. Различая культуру простых умений и культуру дисциплины, он отметил, что первая способна проложить дорогу злу, если вторая не составит ей надежного противовеса. (Назаретян)

Существование гоминид (в т.ч. неоантропов), лишенное природных гарантий, в значительной мере обеспечивалось адекватностью культурных регуляторов технологическому потенциалу. Закон техно-гуманитарного баланса контролировал процессы исторического отбора, выбраковывая социальные организмы, не сумевшие своевременно адаптироваться к собственной силе. (Назаретян)

Признавая снижение уровня нравственного сознания в христианском и исламском вероучениях, я всегда отмечал существенный момент. Переход от рациональных к сугубо эмоциональным аргументам, апелляция к примитивным чувствам страха и ожидания награды лишили идею морали исключительной элитарности, сделав ее доступной, хотя и в ущербном виде, массам рабов и варваров, выступивших на историческую сцену, но неспособных представить себе мир без конкретного Хозяина или Отца. Таким образом, спад первой волны Осевого времени способствовал растеканию ее вширь - распространению профанированных достижений гуманитарной мысли и расширению масштаба социальной идентификации: племенное размежевание уступало место Христову "мечу", разделившему людей по конфессиональному признаку. Но гребни волны остались на горизонте, сохраняя ориентир для будущих поколений, которые, через серию малых и больших "ренессансов", вновь восходили к критическому сознанию. (Назаретян)

Историческое развитие от дикости к цивилизации, равно как и индивидуальное взросление, делает людей не менее агрессивными, а менее импульсивными. Способность сдерживать импульсивные побуждения, достигаемая во многом благодаря развитию рационального мышления, составляет основу культурной регуляции. Но сильная эмоция сокращает размерность сознания, уплощает картину мира и тем самым делает поведение людей более импульсивным. Способность человека сдерживать импульсивные побуждения нагружает его неврозами и психозами, особенно если культура своевременно не обеспечила адекватные механизмы сублимации. (Назаретян)

Историк первобытности Ю.И. Семёнов предположил, что на данной фазе эволюции установилась особая форма отбора, которую он назвал грегарно-индивидуальной. Её суть в том, что популяция с лучше отработанными кооперативными отношениями, обеспечивавшими большее разнообразие индивидуальных качеств, получала преимущество в конкуренции. Во внутренне сплоченных группах под коллективной опекой ослабевало давление классического естественного отбора. Равный шанс выжить и оставить потомство получали особи с менее развитой мускулатурой, физически менее агрессивные, но с более развитой нервной организацией. Они оказывались способными к действиям, обычно не дающим индивидуальных адаптивных преимуществ: сложным операциям, связанным с производством орудий, поддержанием огня, лечением соплеменников, передачей информации и т.д., а также к нестандартному поведению. При классическом отборе такие умельцы были бы обречены на гибель или, во всяком случае, попав под жёсткую систему доминирования, не оставляли бы потомства. (Назаретян)

Эволюция духа - это восхождение от зверя к богу, в том числе через стадию разумного существа, подобного человеку. Первичны инстинкт самосохранения и половой инстинкт. (Насимович)

Животный страх и похоть имеют слишком глубокие корни в психике человека, чтоб их можно было вырвать с корнем. Попытки истинных монахов достигнуть совершенства путём самоистязания и других форм "умерщвления" плоти не всегда достигали результата. Большего успеха достигали те, кто не слишком беспокоился по поводу своих "греховных" мыслей, а делал какое-то благородное дело. В этом случае даже не вымышленные, а вполне реальные грехи, если они не становились сутью человека, не могли превратить его в скота, и доброе начало души в конечном итоге торжествовало. (Насимович)

"Животные" чувства человека должны быть переадресованы и по возможности служить "божественным" целям. (Насимович)

Один из основных путей биологической эволюции - это эволюция путём перемены функций. Электрические органы ската сперва были органами сигнализации и только потом стали органами защиты и нападения. Нечто подобное произошло с половым чувством человека. (Насимович)

Семья - это только маленькая эгоистическая частица общества. Такие частицы не могли складываться в благополучное человеческое общество, если отношения между семьями строились на основе звериного инстинкта самосохранения. Половая любовь, любовь семейная, стала базисом любви надсемейной. Половые чувства оказались переадресованы на служение обществу в целом. Возникли любовь к искусству, науке, "богу"... Групповой отбор подхватил и развил эти чувства. Наиболее грубые проявления похоти были "затушёваны", ослаблены, а конструктивная сторона любовного чувства усилилась. В любом хорошем микроколлективе между людьми присутствует лёгкое сексуальное чувство, и, вероятно, его не нужно стесняться, если оно служит утверждению доброго начала. (Насимович)

В эволюционном процессе реальное значение имеет не индивидуальное выражение, но успешная передача единиц наследственности. Для индивида может оказаться более выгодным содействовать воспроизводству родственных индивидов даже ценой собственной жизни. Эта ключевая идея названа родственным отбором. Вторым механизмом, порождающим альтруизм, является взаимный альтруизм, он действует наподобие страхового полиса: я помогаю другим, но в свою очередь ожидаю помощи с их стороны. (Уилсон и Рьюз)

Мораль есть коллективная иллюзия человеческого рода. Мораль субъективна, но кажется объективной. (Уилсон и Рьюз)

Если бы кто-нибудь бросил взгляд на людей с божественной выси, то он бы узрел, что всё, что мы совершаем, есть часть цепи причин, как бильярдные шары. Как только мы встаем на такую точку зрения, мораль не только остается беззащитной, но почти утрачивает смысл. Но если человеческие действия являются лишенными причин, осуществляемыми случайно - нам вряд ли удастся обнаружить какое-то основание для существования морали. (Уилсон и Рьюз)