Дети войны

Посвящается моим
 любимым родителям,
участникам ВОВ
 Талицыной (Озеровой) Анне Васильевне, Талицыну Петру Николаевичу,
дорогим бабушкам
 Анастасии Михайловне Голуб,
Анне Михайловне Савельевой,
 моим крёстным родителям
 Кавцевич Василию Николаевичу, Малыхиной Галине Ивановне,
 Малыхину Николай Григорьевичу, книговеду, доктру философских наук,  профессору      Московского Полиграфического института.

 



«Дети войны»



                «Глазами стариков смотрели дети.
                Продать всё это?
                - за какие деньги»…
                Р.Рождественский.


Как шальная неслась и гремела
Колесница войны по стране.
Вся земля под ногами горела
И заря багровела в огне.

Та война никого не щадила,
А мужчин превратила в солдат
Горькой вестью в дома заходила,
Похоронкой будила ребят.

Полусонных, голодных, раздетых
Гнал на улицы «бешеный зверь»
И чумой расползались по свету
Боль сиротства и ужас потерь.

О пустом не бранились соседки
Стали реже шалить пацаны,
А ночами шептались в беседке
Босоногие дети войны.

Эти мальчики, девочки эти
Были очень похожи на вас: -
Те же чёлки, вихры на портрете
Безмятежность улыбчивых глаз…

На полях, на заводах и дома
Заменили мальчишки отцов
Ночевали в домах незнакомых,
И не слышали ласковых слов

Но жила в них какая-то сила
И уверенность в лучшие дни.
Сокрушала война и учила,
Чтобы люди остались людьми.

                Екатерина Шмигидина
                г. Армавир.




Прошло 68 лет с тех пор, как страна была освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Если бы не та проклятая, изнурительная война, жизнь людей сложилась бы по-другому. И не искали бы до сих пор мать – ребёнка, жена – мужа, не остались бы сиротами тысячи ребятишек, любимый не расстался со своей единственной, пропавшей без вести в крошеве войны…
А как тяжело было тем, кто добывал в бою победу! Но почему-то редко вспоминают тех, кому на день начала войны было от нескольких месяцев до16 лет, - тех, кого теперь называют «дети войны».
Только вдумайтесь в это страшное словосочетание – война и дети, как чудовищно звучит – концлагерь и ребёнок. Эти человечки, как и любой малыш, нуждались в тепле и ласке матери, дневном сне вместо взрывов и воя сирен, молоке, овощах, фруктах, игрушках. Но ничего этого не имели. А очень часто таким ребятишкам после войны некуда было возвращаться, да и не к кому: разрушен дом, погибли родные…
У Владимира Высоцкого часто спрашивали, почему он всё время обращается к военной теме? Владимир Семёнович отвечал: «Во-первых, нельзя об этом забывать. Война всегда будет волновать – это такая великая беда, которая никогда не будет забываться, и всегда к этому будут возвращаться все, кто владеет пером. Во-вторых, у меня семья военная. В-третьих, мы дети военных лет, для нас это вообще никогда не забудется. Мы «довоёвываем» в своих песнях, стихах, воспоминаниях».
Я тоже принадлежу к поколению «детей войны». Самой войны я не видела, шла по её следам. Но как это страшно, как тяжело, ощущаю всем своим существом. Маленькому ребёнку слово «война» ничего не говорит. С «какой-то войны папа, которого не знала и не ждала, присылал письма, почтовые открытки, мама плакала и говорила, что, как только папа добьёт фашистов, он вернётся домой. На фото отец был стройный, красивый, а фашисты на почтовых открытках изображались в виде чудовищ и уродливых зверей.
















Почтовые
открытки
периода
1941-1942 г.г.


















      










Женя Талицына с родителями. Крым г. Карасубазар. 1944 г



Как-то мама сказала, что мы едем к папе на фронт. Он был начальником медсанбата  дивизии Героя Советского Союза генерала Карапетяна. Дивизия остановилась в Крыму. Я ходила в медсанбат вместе с родителями. Читала стихи, раненые меня учили военным стихам, гладили по голове и обнимали. Мне поручили приносить им воду, но никто не объяснил, где её набирать. Услышав просительное «пить», я бежала… домой. Мы жили рядом. Хотелось всё сделать быстрее, но я была маленькая, и из моих стараний ничего не получалось: если набирала много воды, то несла её долго, а если торопилась, то половину по дороге разливала.
«Дяди-раненые» сердились и называли меня черепахой. Кто эта черепаха я не знала, расплакалась и наотрез отказалась их поить. Мама догадалась поинтересоваться, откуда я ношу воду, и показала мне, где в медсанбате питьевой бачок. Это было так близко, что я тут же с радостью всем объявила: теперь буду носить много воды и быстро. С тех пор я в нетерпении седела на скамеечке и ждала, кто же попросит напиться.
А фашистов я всё-таки увидела. Только уже военнопленных. Неожиданно около нашего дома вырос забор. Мама сказала, что немцы там что-то строят. Мне очень хотелось на них посмотреть, я ведь до этого видела их только на почтовых открытках. Так как целыми днями я была дома одна, мне никто не мог помешать. Вооружившись клещами, я потихоньку вытащила в заборе гвозди, раздвинула доски и пошла искать фашистов. Но кругом были только разные дяди? Они просили: «Тохтер, хлеба!». Почему меня называли «тохтер», я не поняла, а вот про хлеб сообразила. Сбегала домой и принесла немного. Дяди его быстро съели и просили ещё. В итоге я перетаскала весь хлеб.
Когда родители пришли с работы, я сказала им, что «адманывать» детей стыдно, за забором никаких фашистов нет, только одни дяди. Мама быстро поняла, что к чему, и объяснила, кто эти дяди и что они делали. Оказалось, что они фашисты и есть! Когда семья села за стол, выяснилось: нет хлеба. Так родные узнали, куда он благодаря мне подевался. Я в страхе ждала наказания. Но мудрая мама сказала: «Что ж, отнесла, так отнесла. В следующий раз думай – надо делиться, а не тащить всё».
Я ей честно описала, какие фашисты были голодные, очень походили на обычных людей и ели так же. А на следующий день мама принесла хлеб и сказала: «На, отнеси своим фашистам».  К сожалению, память хранит не только такие курьёзные и безобидные моменты…    
С той поры я частенько подсматривала за «своими фашистами» и охватывало меня двоякое чувство: жалости и осуждения. Я раздвигала доски, просовывала голову, смотрела, как они роют землю и, копируя маму, повторяла: «Ну что, рушили, рушили, а теперь строите? Будете знать, как чужое сало воровать! Немец, перец, колбаса…» довольная, что я могу проявить акт милосердия, протягивала какой-нибудь бутерброд, оставленный родителями.
После войны все играли в военные игры, лазили по развалинам домов, искали трофеи – пульки, «бомбочки», железки. Однажды нам повезло. Мы нашли «бомбочку». Я хотела её забрать себе, но Олег – он был старше меня, отнял её. Расстроенная, придя домой, я пожаловалась родителям. Родители расспросили меня и велели отвести их к Олегу. Но мы не успели, подходя к дому, мы услышали взрыв… Я помню эту жуткую картину. Всё было в крови. Его развороченное тельце… Это был ужас. Я неделю во сне кричала. Желание искать пульки, «бомбочки» пропало навсегда. У меня накатываются слёзы при одном слове «война».
 Мне повезло, я не видела войны, а только её последствия. Но этого мне хватило на всю оставшуюся жизнь.
Я работаю заведующей отделом культурно-просветительской работы городского Дворца культуры. Мы часто проводим встречи участников войны с подрастающим поколением. Я готовила вечер «Дети войны», встречалась с ними и записала их воспоминания, которые предлагаю вашему вниманию. 

Эти страшные лагеря
У поколения, родившегося после войны, на слуху были названия страшных лагерей смерти: Дахау, Заксенхауз, Освенцим, Майданек, Равенсбрюк, Штутгор, Саласпилс… Сейчас молодое поколение вспомнит разве что Бухенвальд, да и то , связывая его название с песней. Но вспоминать нужно, чтобы трава забвения не всходила над памятью. Вот почему по решению ООН дата 11 апреля учреждена как Международный день освобождения узников фашистских концлагерей.
Именно в этот день 1945 г. узники Бухенвальда, узнав о приближении союзных войск, подняли вооружённое восстание. В лагере находились десятки тысяч заключённых из 18 стран. В 1945 г. вышли на свободу около 500 тысяч человек, почти 250 тысяч из них – советские люди. Они нуждаются в пожизненной заботе государства. Здоровье их подорвано. Тяжело слушать бывших узников, попавших в лагеря детьми. Больно тревожить понемногу затягивающиеся раны памяти. Но они всё равно дают о себе знать – во сне, в болезнях…
Елена Пелипенко:
Была вывезена в лагерь «Альтенбург» на военный завод 15-летней девчонкой. Жили в бараках, матрасы со стружкой, деревянные шлёпанцы и номер 243. Состав лагеря был интернациональный. Лагерь обнесён колючей проволокой с током. Подъём в 6 утра, работали до 20-21 часа, ужин – брюква с луком. Хлеб – 2 раза в неделю. Голодали. Жили в тоске по родным в холоде и голоде. В 1945 г. освободили англичане. Вербовали уехать в Бразилию. Вернулась на Родину. Вышла замуж. Воспитала дочь и сына. Но ноет сердце и номер на руке не даёт забыть это ужасное время. «Хотя бы внукам не увидеть войны» - шепчет убелённая сединой женщина.

Иван Тимофеевич Буравкин:
Семилетним мальчиком попал в Освенцим. Всю его семью – маму и четверых детей в 1943 г. арестовали за связь с партизанами. Они жили на Западной Двине. Мама пекла хлеб и передавала в партизанский отряд.
В концлагере малыши пропалывали огороды, у здоровых узников брали кровь. Кормили нас очень плохо, работали весь световой день, терпели побои. Один раз приходила мать. Нашла их. Условия были страшные.
Освободили лагерь наши. Дети попали в детский дом на Клязьме. Старшая сестра была школьницей и повсюду писала письма, разыскивая родителей.
В 1947 г. их нашла мама и забрала к себе. Вернулись на родину в г.Сурож. «Не дай бог пережить всё сначала!» - говорит Иван Тимофеевич.

Юрий Петрович Небоженко:
Четырнадцатилетним подростком в 1942 г. вывезли  из ст. Двойная Ростовской области в концлагерь «Миндон». Работали полный световой день на шпагатной фабрике. Пыль, голод… Кормили плохо: брюквой пареной. Хлеб не давали. Жили они в бараках – одни дети. Правда, хозяин  русских жалел – бить не разрешал. При нём не били, но без него им доставалось. Иногда немки  подкармливали хлебом. В руки не давали, спрячут где-нибудь и посылают: пойди и возьми там. Из 10 подростков, вывезенных с Юрием, в живых остались двое.
А когда их привезли в Германию, немецкие дети искали у них «рога». Им видно наговорили, что мы «антихристы». Вот они и сбивали с детских голов картузы, пытались что-то высмотреть среди волос. В 1945 г. освободили их американцы. Вот тогда Юрий впервые увидел негров и даже испугался. Когда освобождённых доставили в Брест, домой Юра не попал. Как бывшего в лагере, его забрали в трудармию, и он не мог встретиться с родителями. Увиделись они только в 1961 г. «Никому не пожелаю пройти через эти круги ада…» - шепчет Юра.
Братья Буравкины и Ю.П.Небоженко уже ушли из жизни. Их воспоминания хочется закончить словами писателя Василия Гроссмана: «Пусть навечно сохраниться память о страданиях и мучительной смерти миллионов убитых детей, женщин, стариков. Пусть светлая память замученных будет грозным стражем добра, пусть пепел сожженных стучит в сердца живущих, призывая к братству людей и народов».

Мы узнали, что такое война
Провести цикл вечеров «Дети войны» мне подсказала преподаватель истории, заслуженный учитель Кубани, отличник народного просвещения Р.Ф. Анна Семёновна Казачкова. Ниже её воспоминания.
Анна Невжинская (Казачкова):
Ане было 6 лет, когда началась война. И  ещё не понимала, какое испытание ждёт их всех. Только очень скоро поредели ряды наших соседей: это мужчины ушли на фронт, в том числе и   ее молодые дяди. Маму  она совсем не видела, она работала в исполкоме и приходила домой поздно, когда  уже спала. А папа был в командировке в Средней Азии и не мог вернуться. А через год  узнали, что такое война. Фашисты подходили к городу и нещадно его бомбили.  Они прятались в бомбоубежище, которое соседи рыли все вместе. Особенно тяжёлые бои шли в начале августа 1942 года, городские улицы превратились в горящие коридоры.
               
               
                Невжинская Анечка
                в День Победы 9 мая 1945г.
В один из таких дней сильно заболел соседский мальчик Витя. Ему была нужна срочная врачебная помощь. Но где взять врача? И, представьте, вечером приехал на «линейке» врач и спас нашего паренька.  До сих пор вспоминает этот случай как доказательство высокого чувства долга, которым обладали все люди того труднейшего и героического времени.
В оккупацию все жители города от 14 до 50 лет привлекались на принудительные работы.  Анина бедная мама, чтобы не работать на фашистов, травила руки известью, все они были в ранах. Так проходил день за днём, руки болели, раны углублялись. Однажды её руки увидела учительница одной из школ города Семейкина. Мама была хорошо с ней знакома, так как её муж до оккупации заведовал городским финансовым отделом, и  Ани мама работала под его руководством. Теперь он находился в партизанском отряде. Эта женщина ужаснулась: «Вы же останетесь без рук!». И достала медицинскую справку о том, что мама якобы недавно перенесла операцию – и маму освободили от принудительных работ.  Часто задумывается, как рисковали эти люди, и прежде всего врач, который подписывал ложную справку и мог ответить за это своею головой и жизнью членов семьи. Нет, это не считалось подвигом, это было нормой того времени.
Наконец наступил день освобождения – 23 января 1943 года. Жители высыпали на улицы, обнимались, смеялись и плакали. Город лежал в развалинах, но уже 14 марта был утверждён план по его восстановлению. Девизом горожан стали слова песни:

Всё поднимем,
           снова восстановим,
Все опять застроим,
где сейчас пустырь.
Обновим тебя мы и украсим,
Наш любимый город Армавир.

А вот, что вспоминает Григорий Гурьев:

                Грише было 8 лет, когда началась война. И  помниит, что уже через несколько дней его дядя получил повестку, а в сентябре пришло сообщение о его гибели. Это была первая утрата Гришиной семьи. Летом 1942 года фашисты подходили к Армавиру. Его очень сильно бомбили, поэтому они сидели в бомбоубежище днем и ночью. В одну из таких ночей  его папа вывез нашу семью за город.  Они разместились в шалаше огородного сторожа   Гурьев  ушел в армавирский партизанский отряд, а семья вернулась в город. Дом, в котором  они жили, к счастью, уцелел в Урупом. Но долго там, конечно, оставаться было невозможно, надо было возвращаться домой.  Его отец Михаил Васильевич бомбежках. И началась для нас другая жизнь. Наши мамы были озабочены, чем нас накормить, и мы были предоставлены самим себе. Бегали по городу, узнавали новости.

               
Гурье               







В сентябре пошли в школу, но учиться не пришлось. Положение немцев на фронте сильно осложнилось, а после Сталинградской битвы вообще стало катастрофическим. Наконец их выбили из горящего и разоренного города. На улице было много брошенных обгоревших грузовых и легковых машин.
Меня и сейчас иногда спрашивают: «Как вы могли уцелеть при немцах, которые, наверное, знали, где ваш папа?». Безусловно, знали, и маму об этом предупреждали люди из подполья, поэтому последние дни оккупации мы прятались в подвале у родственников и вышли оттуда, когда наши войска вошли  в город.
Уже более 60 лет я хожу к мемориалу, где покоится 27 партизан и среди них мой отец. Сначала ходил с сестрой, потом со своими детьми, а теперь - с внуками.

 

       Людмиле Аваковой, когда отец ушел на фронт, было 4 года, а брату Апкару – два годика. Они остались с мамой, жили очень и очень трудно – не имели ни каких-либо запасов, ни денег. Были только хата и деревянные топчаны, на которых они спали. Перебивались, как могли, помощи ждать было неоткуда, ели один раз в день. С наступлением зимы пришли страшные морозы, печь топили соломой, а от нее какое тепло? Жили в холоде и в голоде. В 1943 году город захватили немцы. Всех  выгнали из своих хат и разместили в них медпункты и столовые. Люди ютились в бомбоубежищах, которые выкапывали в огородах. В хаты заходить было нельзя. В их оборудовали столовую для немецких офицеров.


Людмила Авакова с братом

Во дворе стояла походная кухня, повара звали Ганс. Люда подходила к нему, он давал ей хлеб и что-нибудь из еды. Даст и говорит: «Ком, ком», мол, уходи, чтоб никто не видел. Она умудрялась пробраться к кухне и после ужина, и повар снова давал мне поесть. Потом Люда стала приходить к нему с братом, когда из офицеров во дворе никого не оставалось. Он их кормил. Пока дети ели,  Ганс играл на губной гармошке, а однажды показал фото своей семьи. Его ребятишки были такого возраста, как мы. Ганс немного говорил по-русски, он сказал: «Я вас кормлю, а ваш отец убивает наших солдат…». Кормил он их почти 6 месяцев. Людмила говорит: «Я доброту этого человека помню до сих пор и никогда не забуду.  Если бы не его помощь, может быть, мы не выжили тогда. И среди врагов были хорошие люди».
Когда Ганс говорил детям про их отца, его уже не было в живых – папа погиб в 1942 году под Сталинградом. Брат Людмилы стал военным, офицером. Он умер после Чернобыля – был там на облетах. Его нет с 1986 года…







А вот, что рассказывает Евгения Ионова (Шимохина):



                -Война принесла мне горе и постоянный страх. Я была симпатичной девочкой и, чтобы фрицы не обращали на меня внимание, все время мазалась грязью, сажей, лишь бы выглядеть похуже.
Жили мы бедно, голодно и холодно. Ели макуху. А однажды кто-то сказал, что у разъезда Коцуба разбомбили эшелон с сахаром. Мы пешком добрались туда и собирали этот сахар. С песком вместе, а потом пили подслащенную водичку: сахар растворялся, а песок оседал на дно. В холода я отморозила пятки и страдаю от этого всю жизнь.



Евгения Ионова 1943 г., 6 класс

Помню, однажды дедушка что-то грубо ответил немцу Гансу. Так тот его поставил к стенке и обстрелял вокруг. От увиденного я стала заикаться. С приходом Советской Армии на углу ул. Комсомольской  и Урицкого поставили виселицу, и нас, детей, привели на справедливый суд. Вешали предателя. Он где-то долго прятался, и когда его обнаружили и арестовали, он был голодный, оборванный, грязный и такой несчастный. Мы понимали, что он враг,  на нем загубленные людские жизни, и все равно его было жалко. Так уж устроен русский человек, в нем очень сильна сострадательность. После жуткой сцены исполнения приговора, я онемела и долго  не разговаривала.
Училась в школе № 49 и нас часто водили в поле собирать урожай – колоски. Мы их тогда поджаривали и ели. В тот раз мы поджаривали их, как обычно. И никто даже предположить не мог, что костер разожгли… на мине. Конечно, она взорвалась. Те, кто был рядом, погибли, их разорвало в клочья. Ко мне снова вернулось заикание, и я еще полгода с трудом выговаривала слова.
Окончив 7 классов, я поступила в фельдшерско-акушерскую школу, которая тогда находилась в подвале колодочной фабрики. Не было мебели и мы из дома каждый день туда и обратно на занятия носили стулья. Восстанавливали из руин родной город. Наша группа посадила тополя по ул. Ленина – от ул. Пугачева до 3-й Линии.
Сколько унесла война людей! Погибли мой дедушка, отец, дядя. Очень хотелось бы знать кто из моих одноклассников, однокурсников жив. Меня в детстве звали Жанной,  девичья фамилия – Ионова. У меня двое сыновей, трое внуков. Течет налаженная жизнь, но при воспоминании о войне стынет в жилах кровь…
Дай бог, чтобы не знать войны. Прошло уже больше полувека, а вспоминать трудно. Все встает перед глазами, как вчера…
Дай бог, чтобы не знать войны
15 марта 1940 года в большом селе Дзычивка, которое славилось своим базаром после одесского-привоза, в семье кузнеца Ивана Игнатьевича и Анны Ивановны Зарицких родился сын. Нарекли его Владимиром. Отец не мог нарадоваться долгожданному наследнику. Но счастье было недолгим. Началась война
С первых дней Иван Игнатье¬вич ушел на фронт, а Анна Ива¬новна осталась одна с пятью деть¬ми в оккупации. Жизнь с каж¬дым днем становилась тяжелей. Захватчики творили бесчинства над людьми. Стала проблема, как сохранить жизнь себе и детям, не быть угнанными на работы в Гер¬манию. Местные жители присое¬динялись к партизанам, начала помогать им и Анна Ивановна.
Немцы охотились на партизан и на сочувствующих им. Шли мас¬совые расстрелы. Вскоре схвати¬ли и семью Зарицких. Арестован¬ных держали в сыром подвале под костелом. Побои, сырость ска¬зались на здоровье. Володя засту¬дил ногу, за что потом его не взя¬ли в армию.
Все с трепетом ждали своей участи. Но свершилось чудо - их освободили подоспевшие части Советской Армии, которые гнали врага на Запад. Среди своих осво¬бодителей Анна Ивановна узнала мужа. Иван Игнатьевич не мог нарадоваться встрече. Он все вре¬мя целовал сына, плакал и никак не хотел отпускать из рук, слов¬но чувствовал, что видится с се¬мьей в последний раз. Он погиб 5 мая 1945 года в Германии...
Прогнали врагов с родной земли, но легче - жить не стало. Особенно без кормильца. Все тя¬готы легли на худенькие детские плечи. В 1947 году Володя пошел в первый класс. Но в этот год на¬чался сильный голод. И дети были вынуждены после школы наниматься на разные работы к богатым людям: копать огород, рубить дрова за чашку супа, ку¬сок сухаря, чтобы не умереть с голоду. Летом работали в колхо¬зе: кто в поле, кто в огороде, кто в саду.
Окончив 8 классов, Володя по¬шел работать в тракторную бри¬гаду - прицепщиком. Осваивал специальности, чтобы выйти в люди. Потом была целина - один из самых счастливых периодов его жизни, техникум, институт. Успел парень поработать на БАМе. Был механизатором, авто¬крановщиком, слесарем, началь¬ником службы механизации и транспорта.
Владимир Иванович Зарицкий продолжает работать и сей¬час в Армавирских электричес¬ких сетях филиала ОАО «Кубань-энерго». Это очень справедли¬вый, строгий и ответственный руководитель. Имеет почетные грамоты и премии за выполне¬ние особо важных заданий. Это его заслуга в том, что техника всегда в рабочем состоянии и действует бесперебойно. Он ни¬когда не забывает свое голодное, холодное детство, тот страшный подвал и стремится нести свет и тепло людям.
Все его дети живут в мире и согласии. Подрастают внуки Ваня и Денис, красавицы внучки Реги¬на и Таня. «Дай Бог, чтобы никог¬да не знали они войны, - говорит Владимир Иванович. - Мы, дети того страшного времени, хлебну¬ли этой чаши сполна. У нас была большая, дружная семья. Я до сих пор помню объятия и слезы отца, которого мне всегда не хватало. Пусть внуки будут счастливы. Пусть всегда будут тепло, свет и Мир на земле!».
Единственное фото 
Он смотрит на фотографию своих родителей. Это первая и последняя, где они вдвоем.
 Аркаша Петерсон маленький   
Аркадий родился в январе 1941 года. Отец был кадровый военный. 25 июня за час до отправки эшелона на фронт отец забежал домой, что¬бы увидеть и обнять на прощание сына и жену. Напротив дома было фотоателье, и родители наскоро там сфотографировались. Так по¬явился этот снимок. С фронта они получили всего три письма. Одно до сих пор у сына хранится. От Пензенской стрелковой дивизии, в которой служил его отец Александр Петерсон, не осталось никого и ниче¬го. Погиб и он сам...
Война шла по стране. Началось тяжелое, голодное и холодное вре¬мя. Его мама заболела и попала в госпиталь, а его полугодовало¬го, забрала к себе мамина подруга. Она кормила грудью своего сына Женю и его, по сути, спасла от голодной смерти.
Выздоровев, мама решила добраться до Кубани, где жили родственники. К счастью, они не затерялись в горниле войны. Так они остались, жить на Кубани.
Мама всю жизнь ждала отца и была ему верна. А он рос без отцов¬ской ласки и внимания. «Будь проклята любая война!» – говорит Аркадий Петерсон.

Верили и надеялись на лучшее

 Владимиру Головину было 5 лет, когда фашисты оккупировали Армавир. Он, мама и папа занимали саманную хату. До войны соседи жили дружно: ходили в гости друг к другу, вместе пели, смеялись. С приходом фаши¬стов установилась тревожная тишина: ни песен, ни смеха, ни гуляний, страшно было выйти на улицу. Оккупанты спокойно заходили в дома, брали еду, приглянувшиеся им вещи.
Во время войны погибли его родители. Мама - прямо в хате, куда попала бомба. Ее похоронили во дворе. Папа умер вслед за нею. Так в 9 лет он остал¬ся круглым сиротой. Спасибо соседке Ольге Трофи¬мовне, которая приютила и воспитала его.
Теперь он уже пожилой человек, рассказывает сво¬им внукам, какой страшной была война.

У Тани Мартоянц была дружная семья. Когда началась война, брату исполнилось 5 лет, Тане - 3 года, а сес¬тра родилась 2 сентября 1941 года. Папу призвали на фронт, и мама осталась одна с тремя маленьки¬ми детьми. Но маме помогал выжить ее брат Ру¬бен Казарович Хачатуров, тоже отец троих детей. Он был директором школы для глухонемых. Когда фашисты приближались к Армавиру, детей из школы раздали в семьи, остались только сироты. И дядя повел пешком из Армавира в Кировобад воспитанников школы, свою и их семью. Шли це¬лый месяц, продукты кончились, жили на «под¬ножном корму». Мама так устала, что несколько раз пыталась бросить её маленькую сестренку, но бабушка ее подбирала, и опять они шли - дол¬го и мучительно.
Наконец дошли до города, где жил брат его мамы. Он принял всех, разместил в своем доме. Дядя был сапожник, шил обувь, а мама ее продавала. Так они продержались до 1944 г., а по¬том приехал папа и перевез семью в Армавир.
Началась трудная,  но все-таки  счастливая жизнь, ведь все они выжили. Взрослые трудились, дети учились, помогая взрослым. Все верили и наде¬ялись на лучшее. Конец войне будет
 Жанна, Таня и Элла Мартоянц (1949)






Вспоминает Клара Курганская, дочь партизана:
  Семья Клары Курганской
В центре -  мама, слева направо Лёва, Ева, Сёма и она

               
- Мой папа Гайк Мартиросович Мелкумьянц с 3 августа 1942 года находится в партизанском отряде. А мама и мы, четверо детей, оста¬лись в оккупированном городе.
Старшему брату Леве исполнилось 10 лет, Еве - 4 года, Семе - 2 года, мне - 5 лет. Наш дом, как и многие другие, был разрушен. В руинах лежал весь центр города. Мы с семьей соседки, у которой было трое детей, ютились в одном доме. Он цел до сих пор, и ему уже больше ста лет.
Нас, детей, прятали, особенно хорошенькую Еву. Один раз немец принял ее за «юду» - еврейку, и взрослые едва уговорили не трогать ребенка, доказывая, что девочка - армянка.
Очень часто пьяные фрицы дебоширили. А уходя, они подожгли наш дом. Нам выпало натерпеться и голода, и холода. Отец погиб 30 декабря 1942 года в с. Ново-Прохладном Гулькевичского района нашего края. Мне было 7 лет, когда в l944-м останки отца перезахоронили при огром¬ном стечении народа в парке Победы.
Война еще не закончилась, а надо было поднимать город из руин. На восстановительные работы мама брала нас с собой, чтобы не оставлять без присмотра. Хорошо помню, как восстанавливали к/т «Октябрь». Мы тоже помогали взрослым - носили кирпичи.
Меня очень порадовал мой сын. Когда у него была свадьба, он по¬ехал на могилу деда в парк Победы, а не на традиционное место моло¬дых. Он так и сказал: «У меня есть свой дед, которому я буду давать клятву и которым горжусь.
При воспоминании об этом тяжелом, страшном времени в висках бьется одна мысль: только бы такое не повторилось у внуков! Только бы был мир на земле! Только бы не знали дети голода, и радом с ними всегда были бы их родители!

Война не прошла бесследно
Говорить  и вспоминать пережившим ужасы войны даже через 60 лет тяжело. У меня, видевшей только последствия, слышавшей рассказы о войне, наворачиваются слёзы. Для тех детей войны, которые вынесли на своих худеньких плечах все её страхи, это бесследно не прошло - отразилось на здоровье.
Вспоминает Людмила Дорошко:
Я родилась на родине М.В. Ломоносова в Холмогорском районе Архангельской области.  Ровесница наших первых президентов - М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина. Так же, как и они, в Великую Отечественную войну работала в колхозе. С началом ВОВ мое детство кончилось.
Все мужчины нашей деревни ушли на фронт защищать Родину. Нас, подростков, задействовали на полевых работах с весны до октяб¬ря все военные годы. Трудились без выходных, отдыхали только в за¬тяжные дожди. Но и это время мы старались использовать с толком:  надевали дождевики и шли в лес за грибами. Нужно было делать запасы к зиме. Нам ведь в колхозе ничего не давали. Только во время сенокоса, когда была дорога каждая минута, кормили обедом. Север¬ная погода очень неустойчива.
Всю войну наша семья выживала с выращенного на 25 сотках урожая. Половину земли засевали ячменем, другую занимали картофелем. Но этого не всегда хватало на год. Часть картошки приходилось продавать, чтобы на вырученные деньги купить спички, нитки, мыло, керосин. Все это экономилось, и мы были вынуждены есть всякие травки и корешки.
А работать приходилось так, что под вечер мы зачастую не чувствовали ни рук, ни ног. Помню, однажды я пришла с работы в таком состоянии, что даже не было сил вымыть руки и ноги. В комнате лежал матрас, я рухнула на него, как подкошенная. Мама подошла ко мне, чтобы поднять и хоть чем-то покормить, но я не смогла подняться. Так и проспала до самого утра, набираясь сил.
С 1 октября по 15 мая мы учились в школе, но и то по воскресеньям выходили работать - перебирали картошку в колхозном погребе. ) При коптилке, без свежего воздуха. Дверь открывать было нельзя: могла замерзнуть картошка. И так было все годы войны.
В 1949 году я окончила сельскохозяйственный техникум, по направлению уехала на Камчатку - с одного края Родины на другой. Работала в райсельхозотделе. 70% времени находилась в командировках. Исходила пешком все побережье Усть-Большерецкого района и тундру. Тогда ведь не было ни дорог, ни света, ни тепла.
Жила я с сокурсницей в отдельном домике. Дров не хватало. Встанешь утром, а вода в ведре замерзла. Наш завтрак состоял из ломтя черного хлеба, намазанного комбижиром и посыпанного сахарным песком. Запивали «бутерброд» холодной водой. Днем ходили в столовую. Черного хлеба было вволю, а белый мы видели только по праздникам трижды в году.
В командировках мы ели рыбные консервы, тогда они были очень
вкусные, не то что теперь. Но при всех этих ограничениях было много и хорошего. Мы не унывали. Ходили на танцы, изредка к нам при¬возили и крутили кино. Центральные газеты доставлялись пароходом сразу за целый месяц, и новости мы узнавали у председателя райсовета. Собирались в перерыв и слушали.
Вот так прошли моё детство и юность. Наверное, все это отразилось на моем теперешнем здоровье: я инвалид II группы. Являюсь также ветераном войны и труда...

Воспоминания Антонины Юртовой:
В 1941 г. мне было 9 лет. Нас у мамы было четверо - три сестры и брат. Он погиб в 1943 г., когда немцы отступали.
Папа работал главным кондуктором на поездах. На станции Овеч¬ка его поезд сбили с самолета, и домой отец добирался пешком по сте¬пи. Пришел он ночью, а у нас уже поселились немцы. Они заняли две комнаты, а мы, шестеро человек, ютились во времянке.
Папу спрятали у соседей в кучах кукурузных стеблей. Носили ему еду - вечером, как стемнеет, или рано-рано утром.
Мне тоже досталось: в 10 лет, когда бомбили поташный завод (те¬перь это завод резиновых изделий), я не успела добежать до бомбоу¬бежища, и мне в левую руку угодил осколок. Ой, как же я испугалась! Плакала, думала, что умру... У меня стаж работы 38 лет, я инвалид II группы.

Воспоминание B. Бубновой  (Чепелевой):
- Хочется и мне дополнить воспоминания жителей нашего города
о военных годах.
1941 - 1942 учебный год: я училась в 6-м «Д» классе СШ № 3. Когда объяв¬ляли тревогу, ученики бежали в бомбоубежище во дворе школы.
В свободное от уроков время мы с тачкой ходили по улицам и со¬бирали металлолом. Нам классный руководитель говорил, что все собранное отвезут на завод «Армалит», где сделают оружие для фрон¬та. Мы старались собрать как можно больше. На фронт мы отправляли подарки. Я сшила кисет и вышила на нём свою фамилию. Мы наполнили её табаком. Всё, что собрали, отправили. А вскоре в школу на моё имя пришло письмо. Бойцы благодарили нас за подарки.
Иногда мы ходили в госпиталь, разместившийся в здании АГПУ. На втором этаже в актовом зале лежало много раненых. Кто не мог писать сам, тем мы под их диктовку писали письма родным. Вот так мы жили тогда, а еще терпели страх во время бомбежек, переживали за своих родных, воевавших на фронте.
До 1945 года я не училась: мы жили в колхозе Чапаева, на хуторе
Каспарова. В 1943 - 1944 гг. я работала в колхозе, награждена медалью
«За добросовестный труд в ВОВ». В 1945 г. мы с хутора вернулись в Армавир.
В 1948 г. я окончила школу, поступила в АГУИ, который открыл¬ся в этом году. С 1950 г. работала. Имею медаль «Ветеран труда». В 1995 г. отмечена медалью «50 лет Победы в ВОВ 1941 - 1945 гг.», имею юбилейную медаль к 100-летию Г.К. Жукова.  Сейчас инвалид. И сын, и дочь, и внучка заботятся обо мне. А здоровье забрала война.

Чтобы не каяться потом


Наше послевоенное поколение знало многое о том, что касалось войны. Раны были еще свежи. Сколько снималось фильмов: «Обыкновенный фашизм», «Ива¬ново детство», «Помни имя свое», «Список Шиндлера» и другие. В 1950 году на экраны страны вы¬шел к\ф «У них есть Родина» по пьесе С. Михалкова «Я хочу до¬мой». В главной роли снялась мос¬ковская школьница Наташа Защи¬пина, известная уже по к\ф «Слон и веревочка», «Жила-была девоч¬ка» и особенно «Первоклассница»).
Это фильм о детях, насильно увезенных фашистами в годы вой¬ны в Германию. Все младшие классы нашей школы повели в кинотеатр «Ударник» на про¬смотр этого фильма. Замелькали кадры, когда фашисты вырывают детей из материнских рук. Жен¬щин пинают прикладами, они кри¬чат, дети плачут, овчарки, стере¬гущие детей, заходятся в злобном лае...
И мое сердечко этого ужаса не выдерживает. Я срываюсь с мес¬та, бегу к экрану, колочу фашис¬тов ручонками и кричу: «Отдай¬те детей! Отдайте детей мате¬рям!». Сеанс прервали. Любимая учительница Валентина Парфентьевна Щукина уводит меня со сцены. Кто-то из работников кино¬театра дает мне водичку, как я сейчас понимаю — валерьянку. Меня успокаивают. Досматривала я фильм рядом с учительницей.
Можно говорить о силе воздей¬ствия искусства, удачной режис¬серской и операторской работе, но как тяжело было смотреть этот  фильм! Зная многое, мы знали и названия концлагерей: Бухенвальд, Дахау, Освенцим, Саласпилс, Майданек... А потом поти¬хоньку трава забвения стала всхо¬дить над памятью.
Мамы, папы, бабушки переста¬ли вспоминать, чтобы не огорчать нас своими тяжелыми воспомина¬ниями. Берегли наши души. Став взрослой, я мало расспрашивала своих бабушек, переживших   оккупацию здесь, в Армавире, и своих родителей - о войне. До сих пор ка¬юсь в этом. Время неумолимо бежит вперед. Уходят из жизни живые свидетели истории. Сейчас пытают¬ся принизить значение нашей По¬беды. А людей, которые не знают своей  истории, легко обманывать.

               
Позднее раскаивание






























Это папины фронтовые друзья: слева направо 3-я-мама и я, 8-й - папа.
Крым. 1945 г.



















Папа и Бондарь













Я смотрю на фотографии военных лет, и наворачиваются слёзы. Слёзы раскаяния и вины. Не записала, не расспросила, не запомнила. Память сохранила обрывочные воспоминания о людях, с которыми общалась, жила рядом, навещала. Даже родителей мало расспрашивала. А ведь мой папа дважды освобождал Крым и оба раза наступал через Сиваш (Гнилое море). Маленькой, когда мы побывали на Перекопе, я спросила папу: «А как же ты здесь по морю шёл?» А он, смеясь, мне отвечал: «Я свои старые следы нашёл и по ним протопал».  Я верила. Освобождал папа дважды и Царицын - Сталинград. Есть медаль. На фото из Сталинграда он такой худой, обросший, изнеможденный.
Были у меня свои детские симпатии. Мне очень нравился дядя Козлов. Он был, как артист. Глаз с него не сводила. Но очень не любила Зубкова, потому что он кричал на свою тётю. Они ссорились до драк. Я бежала к папе и просила, чтобы он их успокоил, а то «опять этот твой Колька « хулиханит».
Для меня самым главным военным был мой крёстный Василий Николаевич Кавцевич. Он сажал меня на свои могучие плечи, и мы шли гулять по улицам маленького крымского городка Карасубазар (ныне Белогорск). Мне, как ребёнку всегда выносил кто-то стакан молочка, пирожок, яблоко, вишни, а ему наливали «водичку». Он выпивал и «крякал». Вернувшись, я рассказывала родителям о «походе». Меня всегда просили повторить, «как Вася крякал». А я, не чувствуя подвоха, с детской непосредственностью показывала, копируя «кряканье». Они весело смеялись, а мне было радостно смотреть на них. Теперь я понимаю, что за «водичку» пил Вася и почему «крякал». Я часто приезжала к ним в Москву. Малыхин Николай Григорьевич и его жена Галина Ивановна тоже жили в Москве. Я жила то в одной семье, то в другой. Это были счастливые дни. Экскурсии, походы в театр, музеи, выставки, цирк, зоопарк. Я храню их письма и память о них.
Мои родные бабушки Анна Михайловна Савельева (1890 г. рождения), Анастасия Михайловна Голуб (1893 г. рождения) и прабабушка Параскевья (1871 г. рождения) рассказывали редко о жизни – тяжёлой и интересной.











  Бабушка Анастасия




                Прабабушка                Параскева               

Они рассказывали, да слушала в пол уха. Они все пережили оккупацию Армавира. В нашем доме тоже жили немцы. Бабушек выселили из дома. Бабушку Анечку офицер заставил готовить ему еду. Она готовила. Когда она мне об этом рассказала, я, как пионерка, расстроено сказала ей: «Эх, ты, что ты их отравить не могла?» Оказывается, офицер звал прабабушку, наливал тарелку и заставлял её кушать. Она ела, тогда он выгонял их и садился за стол сам.
Однажды он зашёл тогда, когда бабушка Параскева молилась. Все в комнате замерли. Бабушка усердно молилась за здоровье бойцов, за скорое освобождение от супостата и за Победу. Он стоял и слушал. Потом резко сказал, что ему понятно, почему «руссиш» побеждает. Если каждая «матка» будет так молиться, то Победа достанется Вам. А когда они поспешно удирали и его денщик хотел снять со стены бабушкину картину, а бабушка не давала. Он вытолкал денщика за дверь и не разрешил мародёрствовать.
А я жила с ними и думала, так будет всегда. Ни молитву не записала, ни тосты, которые так красиво говорила бабушка.
Теперь о Победе. Когда мы приехали к папе, собрались офицеры. Отметили это событие бурно, весело и пили за моё рождение. Его ведь без папы не отмечали. Слово «Победа» ребёнку тоже ни о чём не говорит.
Что это такое? Какая она Победа?
Когда объявили о Победе, что делалось!!! Стреляли, целовались, танцевали. Меня подбрасывали вверх так, аж, дух захватывало, обнимали. Мне давали чужие дяди шоколадки. А как пели. Мама играла на гитаре и пела. Я поняла, что ПОБЕДА – это мой день рождения. Как я радовалась. Только вот не поняла, почему некоторые люди плакали?!?
И теперь  у меня два святых праздника. В День Победы я наполняю «водичкой» папину фляжку и иду к героическим бабушкам налить им фронтовые 100 грамм. Я знаю, меня ждут даже если на столе стоит коньяк. Мы выпьем из фляжки, прополощем их новые медали и весь вечер будем петь.
А день рождения я тоже не могу не отметить, даже если это рядовая дата. Хоть немного, но соберёмся. В память о том моём фронтовом воспоминании, об этом дне.
Простите, за то, что не успела, не записала, не подумала!!! Простите!   






                Снимок военных лет

  Извините,пожалуйста, фотографии закачать не получается!! Жалко! Мои у меня есть, а вот других проблемно собрать я все раздала